Текст книги "Мудрость Толтеков. Карлос Кастанеда и философия дона Хуана"

Автор книги: Норберт Классен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Эта редукция, понятая как шаг назад к акту сознания, например конкретному ощущению, позволяет нам беспристрастно наблюдать «сущность» данного познавательного акта. В связи с этим Гуссерль применяет понятие "созерцание сущностей" для феноменологически редуцированного наблюдения предметов познания. Созерцание сущностей ведет нас к видению чистых феноменов, явлений, т. е. мы рассматриваем вещи так, как они сами себя представляют, без того, чтобы что-то добавить иди сократить. В таком редуцированном наблюдении речь идет о чистом описании данных познания (в случае ощущения – данных органов чувств), а не о синтетическом продукте нашего интеллекта, базирующемся на понятиях, суждениях и умозаключениях. Феноменологическая редукция возвращает нас, таким образом, к до-рациональной области чистого созерцания, с которой каждый был знаком в младенчестве.

Гуссерль предпринимает два следующих еще более радикальных шага в редукции, которые необходимо упомянуть для полноты описания. В так называемой "эйдетической редукции" "заключаются в скобки" все без исключения образные представления, и в "трансцендентальной редукции" в «скобках» оказываются все трансцендентальные понятия, будь то Бог или что-либо иное из области сверхчувственного. По причине большого объема размышлений Гуссерля по этому поводу мы не станем далее углубляться в его учение. Интересующиеся могут обратиться к произведениям самого автора. Мы же вернемся назад, к нашему вопросу о реальности правил сталкинга. Что бы сказал по этому поводу Гуссерль? В своей книге "Эдмунд Гуссерль – введение в его феноменологию" приват-доцент Пауль Янсен как раз и отвечает на этот вопрос:

«Что же остается нам после совершения трансцендентальной редукции? – спрашивает Гуссерль в „Идеях“… и отвечает: – Мы оставили для себя лишь немного от абсолютной области бытия чистого сознания. Это – сфера переживаемого в самом широком смысле… Потеряли же мы непосредственную веру в явление как истинное отражение сущности мира»11).

На этом круг замкнулся. Исследования Гуссерля в области теории познания дают нам однозначный вывод, что мы никогда не сможем иметь достоверных знаний о мире иди нашем собственном бытии. Мир есть и останется непостижимой тайной, так же как и мысами. Несмотря на это, мы можем попытаться разгадать эти тайны, однако только в плане разгадки нашего осознания и работы его механизмов.

Объяснением осознания занимается, впрочем, другая толтекская система – «сновидение», к которой мы еще обратимся впоследствии. Однако сначала давайте исследуем еще некоторые значительные параллели толтекского учения и феноменологии Гуссерля.

Главной техникой в толтекском знании является так называемая "остановка мира", процесс, который приравнивается к "остановке внутреннего диалога". Эта техника, но словам дона Хуана, является ключом к миру магии. Он убежден в том, что мы удерживаем наше обычное восприятие мира только посредством нашего внутреннего диалога, посредством бесконечно продолжающегося рефлексивного разговора с самим собой. Только если этот длительный поток слов и интерпретаций будет остановлен, мы сможем познать мир таким, каков он есть на самом деле. Дои Хуан говорит об этом так:

«Мы постоянно ведем внутренний диалог… Я скажу тебе, о чем мы разговариваем сами с собой. Мы разговариваем о нашем мире. Фактически, мы создаем наш мир своим внутренним диалогом… Когда мы перестаем разговаривать с собою, мир всегда такой, каким он должен быть. Мы обновляем его, наполняем его жизнью, мы поддерживаем его своим внутренним диалогом. Но не только это. Мы также выбираем свои пути в соответствии с тем, что мы говорим себе. Так мы повторяем тот же самый выбор еще и ещё, до тех пор, пока не умираем. Потому что мы продолжаем все тот же внутренний диалог. Воин сознает это и стремится остановить этот диалог»12).

Но как же приостановить постоянный кругооборот мыслей? Согласно толтекскому учению, внутренний диалог является, в сущности, «деланием». «Делание – это то, что делает скалу скалой, а куст – кустом… Мир является миром, потому что ты знаешь делание, из-за которого он становится таким… Если бы ты не знал этого делания, мир был бы другим», – поясняет дон Хуан.13) Без такого делания не было бы ничего привычного в окружающем нас мире. Мы можем легко распознать толтекское понятие «делание» в вышеописанной интенциональности естественного образа мышления. Только это «делание» придает предметам окружающего мира – да и самому миру в целом – значение и смысл – положение вещей, которое интенциональность. в сущности, выявляет и определяет.

Для того чтобы остановить "делание мышления", внутренний диалог, и одновременно "остановить мир", нужно практиковать так называемое «не-делание». He-делание является важнейшим используемым средством в толтекской технике, чтобы разрушить единство привычного для нас мира и создать лазейку в мир магии. Можно определить это не-делание в основном как действие в обход всей рутины и рассуждений.14) Это – прямая противоположность нашего обычного рутинного делания. На практике не-делание во всех его многочисленных вариациях представляет самый подходящий путь к остановке мира.

И вновь мы встречаем бросающиеся в глаза параллели к феноменологии Гуссерля. Процесс, не-делания очень похож в своих основах и форме на феноменологическую редукцию которая также служит средством исключения предварительных суждений естественного образа мышления. Результатом процесса редукции у Гуссерля является эпохе', состояние воздержания, или, если дословно перевести с греческого, – остановки. Остановка мира дона Хуана обнаруживается как феноменологическое эпохе' в терминологии Эдмунда Гуссерля. Нет ничего удивительного, что Кастанеда называет феноменологию "подходящими теоретико-методологическими рамками". Действительно ли Кастанеда использовал в своих произведениях идейное богатство Гуссерля, как утверждают злые языки? Или обе системы являются последовательным выражением одной и той же трансцендентальной истины?

Во всяком случае, ясно, что мы можем найти еще немало имеющих значение параллелей между двумя системами. Упомянем еще одну из них: дон Хуан делает различие между «смотрением» среднего человека, который лишь поверхностно схватывает вещи, и «видением» человека знания. Постоянная цель толтеков – стать человеком знания, и это значит для них – научиться видеть. При таком «видении» мир воспринимается не как мир реальных объектов, но как мир светящихся сущностей, то есть мир восприятия абстрактных энергетических полей. Дон Хуан объясняет своему ученику:

«Видение, конечно, является высшим достижением человека знания. И видение постижимо только тогда, когда он остановил мир, пользуясь техникой не-делания»15).

Если мы заменим слова дона Хуана в этом выражении терминологией Гуссерля, мы придем к заключению, что видение в феноменологии именуется созерцанием сущностей. Вторую часть цитаты мы могли бы перевести следующим образом:

« к созерцанию сущностей приходят только в том случае, если воздерживаются посредством метода феноменологической редукции эпохе' (воздержание) от обычных представлений о мире».

Высказывание совершенно в духе Гуссерля и вполне могло бы происходить от него. Так велики параллели.

Однако существуют и значительные различия между позициями феноменологии и толтекского учения. Гуссерль не открывает в своем "созерцании сущностей" никакого мира светящихся энергетических полей, которые толтеки воспринимают в своем видении. Кастанеда говорит следующее об этом различии: "Гуссерль никогда не поднимался выше теоретизирования и не занимался человеком в его повседневной жизни"16).

Нужно согласиться с Кастанедой в этом пункте, потому что Гуссерль действительно до конца своей жизни боролся за логическую стройность отдельных положений своих объемных произведений. Однако он догадывался о действительной ценности своего основательного анализа процесса человеческого познания. Гуссерль часто говорил в отношении своих исследований о "повороте в духе Коперника"17) в истории науки. Он был убежден, что его феноменология поможет классическим естественным наукам преодолеть кризис, связанный с разработкой Эйнштейном теории относительности и открытием Гейзенбергом принципа неопределенности. Он мечтал дать наукам прочный фундамент в виде стабильной теории познания. С исторической точки зрения, эта попытка провалилась. Мысли Гуссерля оказали существенное влияние только на психологию, а также искусство и литературу. Естественные науки, к сожалению, научились, так сказать, существовать с нестабильным духовным фундаментом и опираются все сильнее – в виде компенсации – на хозяйственную деятельность. Такое положение вещей в значительной мере ответственно за злоупотребление естественными природными ресурсами Земли и разрушение окружающей среды, которые характерны для нашего времени духовного упадка.

Благодаря своему практически-философскому образу мышления учение толтеков может оказать гораздо большее влияние на мир, чем был в состоянии оказать теоретик Гуссерль. Это влияние уже заметно в мышлении нового поколения, которое, как спящая красавица, начинает пробуждаться от дремотного состояния членов "благополучного индустриального общества", или "общества потребления". Практические аспекты знаний толтеков лучше всего подходят для того, чтобы удалось всестороннее познание действительного положения человека в космосе.

Однако чтобы продвинуться к этому трансцендентному положению, предстоит очиститься от немалого количества мусора в виде предрассудков и предвзятых мнений. Для этой цели необходимо прежде всего поближе познакомиться со способом возникновения и способом функционирования современной картины мира. Здесь видится толтекская мудрость в виде традиции старинного знания об охоте. Нашей добычей должны стать наши слабости и предрассудки, которые одновременно являются слабостями и предрассудками нашего времени. Чтобы достичь успеха в охоте за нашими слабостями, мы должны, однако, прежде изучить и познать их повадки; тогда нам будет не столь трудно поставить на них ловушки и поймать их в символический капкан, аналогично тому, как Гуссерль "заключает в скобки" естественный ход мышления. Это – центральное требование нашего времени, наш единственный шанс изменить Status quo собственного бытия.

1.1. Описание мира

«В настоящее время только пять или шесть голов на Земле начинают догадываться, что физика дает нам только одну интерпретацию, раскладку мира, но никак не объяснение мира»

Фридрих Ницше (1844–1900)

В предыдущей главе мы обнаружили, что все человеческое познание есть продукт нашего сознания и поэтому действительный трансцендентный мир не может восприниматься нами. Все достижимое нами бытие обнаруживается как сознание, каждое восприятие – как понятие сознания. Ясное дело – мы воспринимаем. Но чем же является то, что мы воспринимаем, как не реальным миром?

Толтеки убеждены, что то, что мы воспринимаем, на самом деде является только описанием, только мнением о мире. Эта первая посылка толтекского учения кажется, с учетом всего вышеизложенного, вполне разумной и воспринимается как само собой разумеющееся. Описание мира есть продукт процесса обучения, который начинается в самом раннем детстве. В “Путешествии в Икстлан” Кастанеда так пишет об этом:

“… Любой, кто входит в контакт с ребенком, является учителем, который непрерывно описывает ему мир до тех пор, пока ребенок не начнет воспринимать мир гак, как он описан. Согласно дону Хуану, мы не сохраняем в памяти этого поворотного момента просто потому, что никто из нас не имеет никакой точки соотнесения, чтобы сравнить его с чем-либо еще. Но с этого момента ребенок становится членом. Он знает описание мира, и его членство становится полным, когда он приобретает способность делать все должные интерпретации восприятия, которые, подтверждая это описание, делают его достоверным”. 18)

Другими словами: “Мы выучиваемся думать обо всем, и затем приучаем наши глаза видеть так, как мы думаем о вещах, на которые смотрим”. 19)

Это сводится к тому, что мы обучаемся нашему восприятию мира, то есть нашему познанию мира через описание мира. Это описание постоянно рефлектирует, отражается к другим людям, так что на протяжении всей жизни практически используется и подкрепляется. Без продолжающегося отражения описания мира паше восприятие потеряло бы непрерывность. Непрерывность событий, своего рода поток – существенный признак нашего повседневного восприятия.

Как же, однако, функционирует наше описание мира, каковы его основные механизмы? Согласно Гуссерлю, основное влияние на описание мира оказывают идеально-типические картины объектов восприятия (Гуссерль называет их “эйдосами”: Eidos – картина, образ), которые позволяют нам классифицировать объекты, различать их и, соответственно, упорядочивать. Возьмем, например, несомненно необходимое для нашей жизни различие “ядовитый – съедобный”. Каждое из этих понятий должно изучаться в отдельности. Мы должны знать признаки ядовитых растений, чтобы не сделаться их жертвой; мы должны узнать их идеально-типический образ и отнести встреченное растение к категории “ядовитый”.

В философской традиции – у Канта или Аристотеля – такая идеально-типическая картина растения, животного или любого другого объекта называется Morphe, что значит образ, облик. В толтекской традиции мы имеем аналогичное понятие. Наше описание мира традиционно содержит огромный инвентарный список таких образов, которые позволяют нам различать при необходимости вещи и служат предпосылкой возникновения речи и систем понятий. Мы можем любое существующее понятие – будь то дерево, цветок, бабочка, кошка, собака и т. д. – связать с одним из визуальных идеальных образов, картин.

Однако маленький ребенок не являющийся еще членом описания мира, скорее всего назовет, согласно своему опыту, кошку “мяу-мяу”, а овцу “бе-е”. Однако и на этом уровне он уже научился, благодаря постоянным заботам своих учителей, связывать живого зверя с рудиментарным понятием.

Однако если описание мира полностью способно к функционированию, то влияние этой системы понятий-образов настолько возрастает, что мы можем отныне воспринимать и думать только в жестких образцах описания. Приведем один пример для пояснения вышеизложенного. Пусть мы наблюдаем дерево. Это дерево уникально, оно – единственное в своем роде, другого такого больше нет в Универсуме (в смысле материи, энергии и вообще существования). И однако мы причисляем этот уникум к семейству деревьев. Восприятие среднего человека предлагает нашему уникальному дереву точно такой же вид, как если и не всем, то во всяком случае многим другим деревьям. Интересующийся предметом дилетант заметит, возможно, по форме листьев, что речь идет о дубе. Ботаник распознает по виду плодов, о каком виде дубов идет речь. Он заметит еще и много других особенностей.

Однако во всех этих случаях мы имеем дело с обобщающим категоризированием – каждый из люден имеет жесткий, оказывающий па него влияние образ дерева, без которого невозможно ни распознавание, ни классифицирование специалистом. Но ни один из наших наблюдателей не видит особенность существования этого уникума творения, эту самостоятельно живущую энергию, которая и составляет сущность данного “дерева”.

Только тот, кто способен устранить проекции нашего знания о мире, наше описание мира, признает действительную уникальность наблюдаемого феномена. Маленькие дети имеют способность непредубежденного, свободного от предрассудков созерцания, поскольку они еще не испытывают сверхмощного влияния Описания мира. Когда они исследуют какой-нибудь предмет, они рассматривают его очень углубленно, трогают его, пытаются укусить и т. д. Они не размышляют ни о потенциальной полезности феномена, ни о цеди своих действий. Они полностью погружены в свои исследования, раскрыв широко глаза и направив взгляд на объект, при этом они частенько открывают и рот. В исследованиях человеческого поведения такое типичное выражение лица называют “лицом внимания”. Выражение сосредоточенного внимания можно наблюдать не только у людей, но и у большинства других приматов. Оно пошляется всегда в момент, когда воспринимается что-то новое, чуждое или неожиданное.

Протестируйте сами разок это выражение лица: направьте ваш взгляд с широко раскрытыми глазами на любой предмет вашего окружения, позвольте подбородку удобно отвиснуть. Вы убедитесь, что с таким выражением лица, “лицом внимания”, невозможно думать. Внутренний диалог, который поддерживает и оживляет наше описание мира, останавливается на мгновение в этом положении. Как было описано в предыдущей главе, только через такую остановку внутреннего диалога и приходят толтеки к своему “видению”. Поэтому нет ничего удивительного, что Ла Горда, еще одна ученица дона Хуана, использует в качестве вспомогательного средства в ее “видении” именно это “лицо внимания”.

Уже такие простые техники могут вызвать эффект, подобный не-деланию толтеков или феноменологической редукции Гуссерля. Техники не-делания, которым посвящены две дальнейшие главы, представляют, конечно, более эффективные возможности остановки тирании описания мира. Они позволяют вернуться к тотальному опыту чистого наблюдения ребенка. Специально примененные техники не-делания могут положительно повлиять и даже устранить навязчивые идеи и невротические проявления в манере держать себя. Различные направления медитации используют, в принципе, аналогичный способ действия.

Кто-то уже сейчас хочет задать вопрос: почему вообще нужно стремиться к остановке внутреннего диалога? Что плохого содержится в нашем описании мира? И внутренний диалог, и описание мира, без сомнения, имеют смысл и необходимы.

Мы не будем здесь подвергать сомнению необходимость описания мира, но это описание должно занимать лишь полагающееся ему место! Оно должно постоянно проверяться и обновляться, так как в нем полно предрассудков, которые превращают описание мира в нашего тирана. Такие предрассудки, например, заключаются в суждениях типа “Ночная бабочка – вредная моль”, “Пауки омерзительны и опасны” или “Одуванчик и полевой мак являются докучливыми сорняками”.

Эти и подобные предрассудки привели целые поколения ослепших людей (слепых из-за описания мира) к бессмысленному преследованию и уничтожению другой жизни. И jtqmv сумасшествию еще и сегодня не видно конца. Дело зашло так далеко, что одни люди подозревают, преследуют и убивают других людей только потому, что те имеют другой цвет кожи, религию иди даже только способ питания. Проблема, которая, к сожалению, вновь актуальна сегодня. Пока толерантность и любовь к ближнему будут оставаться только отвлеченными понятиями в совершенно окостеневшем описании мира со всеми его предрассудками и глупыми, но опасными мнениями, они всегда останутся только понятиями. Основательная ревизия описания мира у отдельного человека необходима для того, чтобы, подведя баланс, действительно – то есть “действенно” – что-то изменить. Когда изменяется описание мира, изменяемся и мы сами и изменяется наш мир.

Толтекское учение исходит из того, что наше описание мира является лишь одним из множества возможных описаний. Дон Хуан учит своих учеников описанию мира магов, которое содержит иные образцы, понятия и методы. Описание магов утверждает, например, что мы можем разговаривать с растениями и животными и что растения и животные со своей стороны тоже разговаривают с нами. Процесс общения с растением не является для мага чем-то сверхъестественным. “Нормально” думающий человек, конечно же, сразу задаст вопрос, возможно ли это в действительности. Ответ звучит так: “Да, это возможно – во всяком случае, в описании мира у магов, которое, однако, не более и не менее “реально”, чем описание мира у обычного человека”.

Естественно, нужны многие годы, чтобы какое-либо описание мира стало способным к функционированию, т. е. пока человек станет членом соответствующего соглашения о мире. Дети не рождаются со способностью говорить. Чтобы научиться разговаривать, чтобы овладеть каким-нибудь ремеслом или иным сложным деланием, нам всегда необходимо определенное время, в большинстве случаев долгие годы. Только в три года большинство детей начинает разговаривать мало-мальски связно, для изучения избранной профессии в профессиональном училище тоже нужно два – три года. После этого получают соответствующий диплом. Для того чтобы в какой-либо профессии стать хорошим работником и даже мастером своего деда, нужно еще более продолжительное время. Это справедливо и для магии. Если кто-то думает, что вполне достаточно для овладения делом просто получить информацию о нем, он глубоко заблуждается. Каждое описание требует определенного времени для изучения; это тем более справедливо для сложнейшего описания мира, будь-то обычный мир или мир магов.

Изучение описания магов, то есть собственно магии, не является, однако, ни в коей мере целью толтеков; это познание является лишь средством достижения цели. Здесь автор книги “От Мейстера Экхарта до Карлоса Кастанеды” Ганс Ульрих совершил грубую ошибку. Похоже, он действительно полагает, что магия и волшебство имеют практическую ценность в нашем мире. Дон Хуан говорит не один раз, что собственно магия заводит в тупик, и потому этот путь является ошибкой. Настоящая цель толтеков – абсолютное освобождение от рабства у любого описания мира, потому что ни одно описание не является самим миром.

Почему же тогда дон Хуан учит магии? Как уже сказано, магия у дона Хуана является только средством достижения цели. Нужно противопоставить друг другу различные описания мира, чтобы в конечном счете достичь окончательною освобождения от описаний. Толтеки проскальзывают через щель между описаниями, где описания отсутствуют вообще, чтобы прийти к их видению, их истинному познанию мира.

Слова “скользят” и “щель” являются, конечно, только метафорами, точно так же, как и выражение “другой мир” надо понимать метафорически. Другой мир является воспринимаемым продуктом иного описания мира, точно так же, как и обычный мир воспринимается только благодаря традиционному описанию. Другой мир ни в коем случае не является действительным “местом” в трансцендентном смысле, как это понимает Ганс Ульрих.

Чтобы предотвратить подобные недоразумения, рассмотрим один пример скольжения-между-описаниями. В качестве иного мироописания нам послужит мир представлений южноамериканских индейцев аймара. Для методического противостояния нашему мироописанию пригодно не только описание магов, но и любое другое описание, принадлежащее чуждому нам культурному кругу. В качестве объекта исследования мы возьмем понимание времени, которое является существенной составной частью любого описания мира. Эдмунд Гуссерль даже посвятил феномену времени и осознанию времени целую книгу, в которой он доказывает важность “внутреннего осознания времени” в восприятиях человека. Доказательством этого служит то, что в основе каждого акта сознания лежит временной модус – сознание всегда существует для нас “во времени”.

Гуссерль говорит о так называемом “трехступенчатом горизонте переживаний”, который включает “ретенцию-удержание” (непосредственное прошлое), “мгновение” (настоящее) и “претенцию-притязание” (непосредственное будущее). Эти три уровня характерны для любого истинного переживания.

Один из моих преподавателей феноменологии, доктор Блаше, говорил нам, что феноменология – это нахождение того, что вечно говорит, но никогда не присутствует. Как раз это мне и хочется сейчас исследовать в названных Гуссерлем трех фазах “горизонта переживаний”. Приставка “ре” в слове ретенция имеет значение “назад”, в то время как приставка “пре” в слове “претенция” означает “перед”. Таким образом, мы имеем в этом высказывании однозначное указание направления нашего осознания времени. Согласно последнему, прошлое лежит всегда “позади” нас, а будущее – “впереди”. Само собой разумеется, согласится европеец, будущее лежит перед нами, а прошлое остается сзади. И если кто-то спросит: “Почему вы так думаете?”, то получит, вероятно, ответ, что такое положение дел соответствует нашему естественному направлению движения при передвижении, и это запечатлено в чувствах людей. В данном случае представляют, что время “движется” совершенно так же, как и человек.

Однако “само собой разумеется” это далеко не везде. Индейцы аймара и некоторых других племен, вместе составляющие большую часть современных коренных жителей Америки, понимают время “с точностью до наоборот”. Они угверждают: будущее находится позади нас, а прошлое лежит перед нами. 20) Для европейского уха это может звучать как высказывание сумасшедшего, однако индейцы имеют интересные аргументы для подкрепления своей точки зрения. Прошлое известно, говорят они, а будущее всегда неизвестно. Мы не можем видеть, что находится позади нас, следовательно, “сзади нас” лежит неизвестное. Таким образом, прошлое лежит перед нами – оно есть известное, видимое. А будущее лежит позади нас – оно есть неизвестное, невидимое.

Этот пример показывает нам впечатляющее различие одной их основных структур любого мироописания – понимания времени. Достаточно иметь хоть немного фантазии, чтобы представить себе последствия, которые это основополагающее различие оказывает на описание мира. Нечего и удивляться тому, что нам, европейцам, южноамериканские индейцы представляются фаталистами.

Но вернемся назад к толтекам. Что будет означать скольжение-между-описаниями в нашем вышеупомянутом примере описания времени? Прежде всего это, безусловно, будет значить, что толтеки не привязываются к какому-то одному пониманию времени. Они ищут некое абстрактное понимание времени, которое не будет больше описанием, а будет познанием сущности. Такое познание сущности и обозначение сущности должно подходить к самым различным возможным описания, потому что у них у всех есть нечто общее – их воспринимаемость. Одно существенное высказывание о времени в этом смысле мы можем найти в шестой книге Кастанеды. Толтекское понимание времени описано там так: “Флоринда объяснила, что когда она и ее друзья говорят о времени, они не имеют в виду что-то такое, что измеряется движением часовой стрелки. Время является сущностью внимания”. 21) Данное высказывание столь абстрактно, что подходит к обоим описаниям времени в нашем примере. Оно подходит и к теоретическим размышлениям Гуссерля о внутреннем осознании времени, так что отвечает и самым высшим философским запросам.

Интересно далее рассмотреть практическую сторону учения толтеков о времени. В искусстве сталкинга есть одно упражнение, которое называется “поворотом головы”. Мы не станем описывать сложный метод выполнения этого упражнения, но следующая цитата показывает нам практическое значение противопоставления одного описания мира другому.

“Обычно мы смотрим на время, уходящее от нас. Только сталкеры могут менять направление и поворачиваться лицом к накатывающемуся на нас времени… Поворачивание головы не равносильно взгляду в будущее, а означает, что время видится как нечто конкретное, хотя и непонятное”. 22)

Скольжение-между-описаниями означает далее практическое использование приема, позволяющего избежать проецирование собственного “я” на мнимые объяснения какого-либо мироописаиия, которые на самом деле абсолютно ничего нам не “объясняют”. Такой образ действия получил у толтеков наименование “быть свидетелем”. В интервью с Грациэлой Корвалан Кастанеда объясняет концепцию “свидетеля” следующим образом: “Быть свидетелем означает, что будьте ни о чем нельзя выносить суждений. Это означает, что речь идет о вечном видении, которое само по себе столь много значит, что никакие суждения уже не нужны”. 23)

Каким же образом, однако, мы приходим к нашим предварительным суждениям, которые в итоге всегда являются только нашим описанием мира, независимо от того, родились мы в горах Южной Америки или в центре Европы? Этот вопрос отсылает нас к истории развития описания мира, которая в конечном счете является историей развития самого человека. С помощью истории человечества мы попытаемся еще раз показать все значение проблематики данной главы.

Дон Хуан утверждает в связи с этим, что человеческое восприятие сильно изменилось в ходе истории. Возраст “разума” с его строгим описанием мира сравнительно невелик, и человек провел большую часть своей истории в ином, более свободном состоянии. 24)

Это высказывание полностью соответствует точке зрения палеоантропологии – одного из направлений исследований современной антропологии. Первым значительным шагом в становлении современного человека было прямохождение. Встав на две ноги, предки современного человека подучили. свободные руки, которые уже не использовались более при ходьбе. Кроме того, руки попади в сферу влияния глаз, что позволило управлять “владением” ими из одного центра. Первобытный человек учился “схватывать”, “охватывать” вещи из своего окружения; мы и поныне используем эти “понятия”, которые однозначно указывают на способность человеческой руки, для описания акта понимания: “Он легко схватывает материал”. Находясь в поле зрения, руки обусловили в дальнейшем саморефлексию, первое самопознание, первый познавательный акт в философском смысле.

Палеоантропология доказывает сегодня, насколько сильно связано развитие человеческой руки с развитием мозга. Похоже, рука была своего рода катализатором в процессе развития больших полушарий мозга, являющихся, по мнению ученых, ответственными за функционирование языка и понимания. Внутри этого процесса развития человеческое мышление становилось все более саморефлексивным, направленным на самого человека. Появляется первый язык, причем ученые считают, что он состоял из знаков руки, жестов. Такой язык можно встретить еще и сегодня у племен, живущих первобытной естественной жизнью, например у бушменов Африки. С течением времени человек приобретал все больший контроль над, своими органами слуха, что привело к возникновению языка в современном смысле этого слова.

Параллельно этому человек учился изготовлению и использованию инструментов. Он познакомился также с согревающим и защищающим свойством огня и научился впоследствии разжигать его. Язык позволил превратить в традицию все эти способности, а также опыт, приобретаемый во время охоты. С этого момента могла возникнуть культура, опирающаяся на собственные традиции.

Однако саморефлексия и все традиционное делание человека было столь объемным и разнообразным, что с течением времени заполнило собой всю область сознания. Этот процесс отделил культуру от се праматери – природы. Современное индустриальное общество и культура общества потребления с их рационалистическим мышлением развили до предела этот медленный процесс отчуждения, начавшийся с того, что мы оторвали наши руки от матери-земли.