Текст книги "Полвека под землей"
Автор книги: Норбер Кастере
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)
В этой пещере, как и в первой, ничто не изменилось за истекшие годы. Низкий вход, уходящая вниз ледяная дорожка, круглый зал, освещенный через отверстие в своде, затем снова мрак и продвижение ощупью по горизонтальному коридору, вплоть до пропасти, куда под прямым углом низвергается подземный ледник, – черной пустоты, которая произвела на меня тогда такое сильное впечатление. Вижу, что мои дочери тоже испытывают волнение, глядя на нее. Быть может, они вдруг со всей отчетливостью представили себе, что мне не впервые попадать в рискованные положения, подобные сегодняшним.
Мы стоим все трое на почтительном расстоянии от скользкого края пропасти и оживленно обсуждаем ее предполагаемую глубину. Свет наших электрических фонарей недостаточно силен, чтобы рассеять мрак и достичь дна. Я отрываю с трудом несколько вмерзших в лед каменных обломков и кидаю их в черную пустоту.
Кажется, глубина колодца не слишком велика, но непонятно, что же находится на дне его? Судя по звуку, наши камни падают не на лед, но и не на камень. Поразмыслив, приходим к выводу, что они погружаются в ледяное крошево какого-нибудь подтаивающего подземного озера или болота.
Приземлиться в такую ледяную кашу – перспектива не из приятных. Но что поделаешь? Выбора у нас нет. Вот уже двадцать четыре года я жду этой минуты и откладывать исследование колодца не в моих силах. Нашей веревки, хотя и слишком тонкой, все же должно хватить, даже если мы для прочности сложим ее вдвое.
Я крепко вбиваю в лед свой ледоруб и привязываю к нему веревку. Мои девочки держат конец веревки и будут травить ее мало-помалу, по мере того как я буду спускаться.
Приблизившись к скользкому краю пропасти, я поворачиваюсь к нему спиной, встаю на колени, затем ложусь на бок и, крепко ухватившись обеими руками за веревку, сползаю с края и скольжу вниз вдоль вертикальной ледяной стенки. Вскоре ноги мои касаются твердой поверхности, скользят по ней – и вот я уже сижу на груде зернистого льда, впрочем достаточно плотного, чтобы выдержать тяжесть моего тела.
По-видимому, это дно колодца. Еще не оправившись от пережитого волнения, я поднимаюсь на ноги, очень довольный тем, что спуск так быстро закончился, и говорю себе тихонько; «Ты еще герой, старина!» Затем окликаю моих девочек и сообщаю им, что стою на рыхлом льду на дне колодца и собираюсь обследовать его во всех направлениях.
С величайшей осторожностью продвигаюсь я шаг за шагом по краю круглого ледяного озера, заполняющего дно пещеры. Определив контур и размеры этого озера, я констатирую, что его ограждает с одной стороны вертикальная ледяная стена, на вершине которой мелькает временами слабый свет фонарей Жильберты и Мод. Справа и слева высятся такие же отвесные каменные стены, а впереди меня ледяная поверхность поднимается двумя-тремя крутыми уступами вверх; за ними пещера как будто бы продолжается уже горизонтально. Значит, сюда мне и следует направить свои шаги.
Однако продвижение по гладкому как зеркало льду сильно затруднено тем, что я перед спуском снял с ботинок стальные шипы (чтобы они не мешали мне скользить по веревке) и оставил их наверху. Ну что ж, у меня зато есть ледоруб, который я, спускаясь, предусмотрительно прицепил к поясу; он поможет мне при ходьбе по скользкому льду.
Однако, взобравшись примерно до половины крутого ледяного откоса, я внезапно теряю равновесие и кубарем лечу вниз, делая отчаянные, но тщетные попытки ухватиться за что-нибудь и остановить или хотя бы замедлить это нелепое и беспорядочное падение. Прихожу в себя лишь в самом низу откоса и, растянувшись во весь рост на гладком льду, скольжу по нему плавно и величественно, словно пакетбот, входящий в гавань, когда машины уже застопорены.
Первым делом успокаиваю дочек, сильно напуганных грохотом моего падения. Их встревоженные голоса окликают меня сверху. Затем подвожу итоги катастрофы: глубокая царапина на лбу, разбитые очки и два сломанных ногтя на левой руке. В общем, не так уж скверно! Поднимаюсь на ноги, презирая себя за неловкость, и ворчу вполголоса: «Нечего сказать, хорош герой!»
Затем иду за своим ледорубом, который пролетел при падении дальше, чем я. А еще дальше, у самого подножия каменной стены, лежит мой электрический фонарь. К счастью, он не разбился и продолжает освещать отвесный берег ледяного озера, остановивший его полет.
Я настроен весьма воинственно и отнюдь не намерен отказываться от дальнейшего исследования пещеры. Вырубая ступени ледорубом, быстро преодолеваю злополучный откос и вступаю в горизонтальный коридор нижнего этажа пещеры, который вскоре заканчивается новым ледяным озером. Круглое зеркало его окружают со всех сторон отвесные каменные стены. Лед здесь так прозрачен, что можно увидеть на глубине нескольких метров вмерзшие в лед камни.
Гигантский сталактит из кристально чистого льда свисает с высокого свода почти до самого пола. Каменные стены одеты толстым ледяным панцирем, который образует непрерывно сочащаяся сверху вода. Здесь конец пещеры, названной нами «пещерой Ледяной стены» в честь препятствия, которое мне удалось преодолеть лишь двадцать четыре года спустя после первого посещения.
Выбравшись благополучно на поверхность, мы решили закончить на том наш трудовой день, совершенно измотанные бесконечными акробатическими упражнениями и закоченевшие от долгого пребывания в ледяных подземных дворцах.
К тому же батарейки наших фонарей грозили кончиться, и элементарная осторожность заставила нас отложить до следующего раза более подробное обследование обеих ледяных пещер.
* * *
Эта вторая экспедиция не замедлила состояться. Но началась она под знаком усталости и серьезных сомнений. Судите сами: кроме обычного груза продовольствия, теплой одежды и спальных мешков, наполняющих доверху тяжелые рюкзаки тех, кто собирается провести несколько дней в горах, мы вынуждены были тащить на своих плечах кучу снаряжения, которое не принято брать с собой на высоту трех тысяч метров: веревки, электроновую[8]8
Так французские спелеологи называют специально сконструированную для работы под землей лестницу из тончайшего, сверхпрочного стального троса с перекладинами из легкого сплава. Такая лестница способна выдержать вес от 35 до 220 килограммов на квадратный миллиметр. 10 метров электроновой лестницы весят всего 400 граммов.
[Закрыть] лестницу, ледовые крюки, ацетиленовые лампы, запас карбида, фотоаппаратуру для подземных съемок и множество других мелочей, необходимых спелеологам в работе.
Эти необычные и разношерстные грузы вызвали немало веселых шуток в наш адрес, когда мы проходили по улочкам деревушки Гаварни, заполненным толпой туристов, предел мечтания для которых – добраться хотя бы до подножия высокогорного цирка.
Два часа спустя мы уже входили в пещеру Кастере, намереваясь совершить спуск в пропасть вдоль ледяной стены, обнаруженной в прошлый раз Мод при известных уже волнующих обстоятельствах.
План спуска был нами, разумеется, выработан заранее. Перед низким сводом, служащим входом в пропасть, куда можно проникнуть только ползком, я вбиваю в пол толстый ледовый крюк. Один конец гибкой лестницы прочно закреплен за этот крюк, другой спущен в отверстие, где он развернулся и пополз вниз, позвякивая в пустоте своими металлическими ступеньками. Я обвязываюсь спасательной веревкой, ложусь на землю и вползаю ногами вперед под низкий свод, меж тем как девочки держат обеими руками конец веревки, страхуя мой спуск.
С трудом протискиваюсь сквозь узкий каменный лаз, затем соскальзываю вниз и, нащупав в темноте лестницу, ставлю ногу на первую ступеньку. Лестница свободно свисает в пустоте, покачиваясь вдоль отвесной ледяной стены, которая производит даже на меня ошеломляющее впечатление. В жизни моей я не видел ничего подобного, не представлял себе даже, что такое чудо может существовать! Спускаюсь все ниже и ниже, почти прикасаясь лицом к фантастической, абсолютно отвесной стене зеркально-гладкого сверкающего льда.
Мой восторг перед этим волшебным зрелищем умеряется, однако, тревожной мыслью о том, что моя тонкая лестница висит в пустоте, удерживаемая лишь вбитым в лед стальным крюком. К тому же колебания и позвякивание ступенек подо мной указывают на не менее тревожное обстоятельство: нижний конец лестницы не достигает дна пропасти и покачивается в пустоте.
Так оно и есть на самом деле! Поставив ногу на последнюю ступеньку, я обнаруживаю, что нахожусь примерно в двух метрах от дна пропасти, вернее, от толстого слоя льда, устилающего покатый пол большого подземного зала, куда я благополучно спрыгиваю со своей воздушной трапеции.
Быстро оглядевшись, отмечаю, что исследование нижнего этажа пещеры может быть продолжено в нескольких направлениях, и, не теряя времени, кричу Мод, чтобы она спускалась ко мне. Дочь с готовностью выполняет мое распоряжение и скоро спрыгивает с лестницы в мои объятия. Теперь Жильберта, которая следит за нашими действиями сверху, крепко уцепившись за стальной крюк, может наконец разжать руки, подняться и предупредить нас, что после двухкратного спуска по лестнице ледовый крюк сдвинулся с места и немного расшатался…
В нашем распоряжении два электрических фонаря и две ацетиленовые лампы. Соединив их, мы получаем достаточно мощное освещение для того, чтобы осмотреть во всех деталях подземный зал. Пол его, покатый, как я уже сказал, и очень неровный, имеет в длину около пятидесяти метров. Посреди зала возвышается колонна из чистого льда, величественнее которой я ничего не видел. Вершина колонны суживается и теряется во мраке свода; основание у нее широкое и устойчивое.
В стенах зала открывается несколько отверстий и лазов, но устья их, к сожалению, плотно закупорены льдом и совершенно непроходимы.
Однако больше всего нас поражают гигантские размеры ледяной стены, которую мы освещаем теперь снизу доверху. Пятьдесят метров в длину и 15–20 метров в высоту – таково ее протяжение. Абсолютно отвесная, гладкая, как хорошо отполированное стекло, эта стена, толщину которой невозможно определить на глаз, состоит из ряда горизонтальных слоев, последовательно прозрачных и непрозрачных, производящих необычайно эффектное впечатление.
Думаю, не будет преувеличением сказать, что на протяжении всей моей долгой карьеры спелеолога я не видел ничего равного этой величественной «ледяной Ниагаре», как мы тут же окрестили ее. Подумать только, что я прошел когда-то мимо этого чуда природы, не заподозрив даже его существования, еще до рождения той, которой принадлежит честь его открытия. В моих личных записях «ледяная Ниагара» пещеры Кастере находится, разумеется, в «зале Мод». И это только справедливо, потому что первооткрывательница подземного чуда едва не поплатилась жизнью за свое выдающееся открытие.
Жильберте очень хотелось бы, в свою очередь, спуститься вниз и полюбоваться «ледяной Ниагарой». Но осторожность предписывает спелеологам не спускаться всем сразу в исследуемые пропасти и колодцы. Кто-то обязательно должен оставаться наверху и страховать остальных. Тем более в данном случае, когда вбитый в лед стальной крюк уже подал тревожные сигналы, и надо чтобы кто-нибудь бдительно следил за ним во время подъема партнеров. Спелеология часто требует подобных жертв, и нужно научиться приносить их добровольно и самоотверженно, подчиняясь суровой необходимости.
Итак, не теряя времени, мы готовимся совершить подъем по ледяной стене, что оказывается совсем не легким делом, поскольку наша лестница не достает до пола на целых два метра. В то время как я собираю свою фотоаппаратуру и поспешно делаю заметки в полевом блокноте, Мод внезапно окликает меня. Она обнаружила на ледяном полу предмет, который заинтересовал ее, но она не понимает, что это такое. «Что-то белое, мягкое на ощупь и бесформенное», – поясняет Мод.
Я подхожу ближе и вижу действительно кучку шелковистой шерсти, но не настолько бесформенную, чтобы в ней нельзя было узнать мумифицированное, свернувшееся в клубок тельце горностая (mustela candida), который однажды, быть может много лет назад, упал с высоты «ледяной Ниагары» и нашел свою могилу в вечном холоде подземной пещеры. Никаких признаков разложения не заметно на маленьком тельце, замерзшем сразу же после смерти и сохранившемся нетронутым.
Глядя на погибшего горностая, я невольно думаю о том, что то же самое могло произойти восемь дней назад с моей старшей дочерью, когда она почувствовала, что скользит головой вниз в черную пустоту с вершины «ледяной Ниагары». Стоя рядом, мы молча смотрим на останки маленького существа, и наше молчание красноречивее всяких слов…
На следующий день, рано утром, переночевав под открытым небом среди каменного хаоса ближнего карра, мы вылезаем из спальных мешков и начинаем энергично двигаться, чтобы согреться после холодной ночи. Присев на корточки перед водоемом чистейшей прозрачной воды, мы с Мод собираемся зачерпнуть ее, чтобы сварить кофе. Но не успели мы пробить нашими алюминиевыми бидонами тонкую корочку льда, образовавшуюся за ночь, как вдруг Жильберта, стоящая рядом, быстро хватает меня за плечо и принимается лепетать нечто невразумительное, что, прямо сказать, отнюдь не свойственно ее натуре. Она кажется ужасно взволнованной, и когда, наконец, до нас доходит смысл ее слов и мы бросаем взгляд в ту сторону, куда указывает ее рука, мы видим в двадцати шагах от себя, на гребне скалы, двух прелестных пиренейских серн, которые застыли словно изваяния, высоко подняв изящные головки и глядя прямо на нас. Их легкие силуэты четко выделяются на молочном фоне предрассветного неба, – два великолепных экземпляра, с тонкими, грациозно загнутыми назад рогами. Они кажутся более заинтересованными и любопытными, чем испуганными. Серны созерцают нас таким образом долгих полминуты, потом шарахаются, встревоженные, и вдруг уносятся вдаль огромными скачками, с той легендарной быстротой, которая свойственна всем представителям семейства антилоп.
Некоторое время мы находимся под впечатлением этого чудесного утреннего визита. Я немного злорадствую в душе, потому что мои дочери, никогда не видевшие пиренейских серн, афишировали порой свой скептицизм по поводу моих встреч с этими очаровательными существами. На этот раз они видели их своими глазами, и видели совершенно отчетливо, в плоти и крови, – и в мускулах тоже! – потому что серны предаются на наших глазах самым рискованным акробатическим упражнениям. После бешеного галопа по каменистым гребням и выступам карра они начинают взбираться на крутой склон, перепрыгивая с одного почти незаметного карниза на другой и останавливаясь по временам, чтобы взглянуть на нас.
В самый волнующий момент их головокружительного подъема наше внимание отвлечено грохотом падающих камней, и мы видим еще четырех серн, которые мчатся по гребню того же откоса, обрушивая на своем пути целую лавину щебня. Камни катятся, подпрыгивая, вниз по отвесному склону и разбиваются вдребезги у его подножия.
Мы в полном восторге, хотя наш утренний завтрак сильно запаздывает благодаря незабываемому зрелищу, которое нам посчастливилось увидеть в это утро.
Когда все серны наконец скрылись из виду и спокойствие мало-помалу вновь воцарилось в нашем лагере, я заявил моим девочкам непререкаемым тоном:
– Учтите только, дети мои, что вы видели сегодня совсем не пиренейских серн!
– Как не серн? Что ж, по-твоему, это были каменные бараны?
– И не бараны и не серны. Вы видели ребекко!
– Ребекко? Это еще что за животное? И что ты хочешь этим сказать?
– Я хочу только сказать, что мы находимся в данный момент на территории Испании, в Верхнем Арагоне. А испанское название пиренейских серн – ребекко!
Дружный смех обеих девушек встречает мое заявление.
Тем временем мы кончаем завтракать, и Мод, вооружившись призматическим биноклем, внимательно осматривает ближайшие горные склоны, но уже не в поисках серн или каменных баранов, а лишь в надежде обнаружить на этих склонах входы в неизвестные пещеры.
– Я вижу, я угадываю один такой вход! – заявляет она. – Он недалеко от тех, где мы побывали в прошлый раз!
И она указывает нам на вершине снежного откоса, круто поднимающегося к подножию каменной стены, маленькое, еле различимое темное пятнышко, которое может и вправду оказаться входом в пещеру, но может быть и простым углублением, трещиной в скале.
Во всяком случае, нельзя пренебрегать таким многообещающим признаком в этой горной местности, подарившей нам столько замечательных находок, и где, по логике вещей, нас могут ждать новые волнующие открытия.
Итак, мы берем курс на этот проблематический вход в пещеру. Но прежде чем тронуться в путь, торжественно решаем, что неизвестные, доселе безымянные пещеры этого горного склона отныне будут именоваться гротами Серн хотя бы потому, что сернам, которые так грациозно резвятся здесь на отвесных скалах, несомненно должны быть известны входы во все эти пещеры.
Крутой заснеженный склон, примыкающий к каменной стене, где зоркие глаза Мод усмотрели вход в пещеру, заставил нас изрядно потрудиться, вырубая ступеньки в необычайно твердом в этот утренний час фирне. Мы не сочли нужным надеть шипы на наши ботинки, и это было большой ошибкой, потому что они намного облегчили бы нам подъем.
Вершина фирнового склона увенчана подобием снежной каски; гребень ее закругляется и исчезает в глубине каменного портала, очень низкого и мало располагающего на вид. Мод немедленно лезет под этот свод и тут же появляется снова.
– Ледовая дорожка начинается прямо от входа, – возбужденно объявляет она. – И похоже, что она продолжается…
«Она продолжается» – сакраментальная фраза, лейтмотив дум всех спелеологов, вечно одержимых страхом наткнуться на тупик, завал, пропасть или другое непреодолимое препятствие, прерывающее исследование. Но надежда отыскать хотя бы крошечный лаз, сквозь который можно протиснуться или обойти препятствие, чтобы продолжить продвижение вперед, никогда не оставляет подлинных энтузиастов подземных исследований.
Мы прикрепляем к подошвам ботинок стальные шипы, зажигаем наши лампы и входим друг за дружкой под низкий свод.
Ледяная дорожка, как уже было сказано, начинается прямо от входа. Но скалистый свод понемногу опускается, и скоро мы вынуждены продвигаться согнувшись, затем встать на четвереньки, а в конце концов лечь плашмя на лед и ползти. Так мы добираемся до круглого подземного зала, который сначала принимаем за окончание пещеры. Однако, обнаружив в одной из стен зала узкий лаз, мы снова терпеливо ложимся животами на лед. Здесь он почему-то влажный, и мы ползем по нему до тех пор, пока не попадаем в следующий подземный зал, посреди которого возвышается двойная колонна из льда, уходя своей вершиной в темноту свода. Под ледяным полом отчетливо слышно журчание воды, и, пройдя несколько шагов, мы видим во льду узкую, но глубокую ложбинку, на дне которой резво бежит ручеек, направляясь прямо в глубину горы. В том же направлении открывается и слегка наклонный коридор; он словно приглашает нас следовать по нему дальше. Но скоро свод коридора опускается, опускается, и мы снова вынуждены передвигаться ползком, толкая впереди себя наши рюкзаки и прочее снаряжение. Тонкая пленка воды, струящаяся поверх ледяного пола, пропитывает насквозь нашу одежду на животе, груди, локтях и коленях. Наклон скользкого пола становится все круче, и это обстоятельство заставляет нас соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не соскользнуть внезапно в какой-нибудь колодец или пропасть, подобную пропасти Ниагара в пещере Кастере.
К этому постоянному страху, а также к отвратительному ощущению мокрой и холодной, прилипшей к телу одежды присоединяется еще одна неприятность: пронзительный ледяной ветер, который дует нам прямо в лицо из морозных недр пещеры.
Но не подумайте, что это тройное препятствие – продвижение ползком по мокрой поверхности льда, опасный уклон коридора и режущий лицо ветер – деморализует или пугает нас. Скажем так: оно все время держит нас начеку. Но зато какое опьянение борьбой, какие изумительные, неповторимые минуты, когда чувствуешь себя противостоящим могучим стихиям природы, которые наши предки несомненно приняли бы за враждебные действия грозных подземных божеств, разгневанных вторжением смертных в их извечные владения.
Итак, мы продвигаемся – то на четвереньках, то ползком, – громко переговариваясь и пытаясь перекричать свист ветра, который воет и ревет словно дикий зверь в этом морозном вестибюле Плутона – так я называю мысленно бесконечный коридор, ведущий, без сомнения, прямо в ад, но ад ледяной, в отличие от известной всем геенны огненной.
Мало-помалу, однако, ледяной пол коридора становится более отлогим, ветер слабеет. Пропасть не поглотила нас, ни Цербер, ни Эриннии не растерзали. Взволнованные и возбужденные, мы встаем на ноги в просторном коридоре, где можем наконец обменяться впечатлениями, отжать хоть немного ледяную воду из отяжелевших комбинезонов, вскинуть на спину рюкзаки и придать ледорубам вертикальное положение, опираясь на них при ходьбе, словно какой-нибудь прогуливающийся франт на тросточку.
Краткая остановка, краткий отдых, и мы снова должны возобновить наши гимнастические упражнения, но уже не под низкими каменными сводами, а на очень крутом, почти отвесном откосе. Он приводит нас в новый подземный зал, где мы опять любуемся величественным монументом из льда, который природе угодно было воздвигнуть в таком месте, где ни один человеческий глаз не созерцал его от самого сотворения мира.
Мы идем теперь по руслу нашего подземного ледяного потока, который «течет» совершенно горизонтально и спокойно, словно вырвавшаяся наконец на равнину горная река, по широкому коридору с высокими сводами. Берега, образованные стенами коридора, вертикальны. Сходство ледяного потока с подземной рекой поразительно, и хотя здесь нет мощного течения воды, замерзшей, быть может, много тысячелетий назад, посреди гладкого, как стол, льда струится крохотный ручеек прозрачной воды, пробивший свое узкое ложе в твердом ледяном полу. Эта слабенькая струйка воды, лепечущая свою извечную песенку среди ледяного безмолвия подземных глубин, одна лишь напоминает о могучем потоке, который когда-то, в незапамятные времена, ревел и бесновался здесь в своей каменной тюрьме.
Без стальных шипов ходьба по природному катку, образующему пол в этих очень древних пещерах, прорытых подземными водами в отдаленные геологические эпохи, была бы немыслимой.
На каждом шагу наш изумленный взгляд встречает здесь одну ледяную загадку за другой. Приходится также часто останавливаться, чтобы ослабить ремень, которым прикреплены к ботинку стальные шипы, и восстановить кровообращение в пальцах ног, онемевших от холода; чтобы растереть руки, находящиеся на грани обморожения. И подумать только, что дело происходит в самом разгаре лета и что там, на поверхности, под знойным небом июня нас встретят ослепительные и жгучие лучи солнца!
Но увы – в данную минуту мы бесконечно далеки от солнечного света и тепла. С каждым шагом мы все больше углубляемся в самое сердце горного массива Марборе. Мой браслет-компас, на который я время от времени украдкой поглядываю, показывает, что мы неуклонно движемся к северу.
Мод и Жильберта бодро шагают рядом со мной, позвякивая стальными шипами ботинок о гладкий лед, а меня не покидает мысль о том, что наше путешествие, быть может, кончится тем, что мы приблизимся к стенам цирка Гаварни и, проникнув в недра земли в испанском Арагоне, увидим свет во Франции, в Верхних Пиренеях. Но пока что от испанских склонов Марборе до Мраморных стен цирка Гаварни далеко, и мы продолжаем наш путь.
Высокий прямой коридор внезапно поворачивает под прямым углом, ледяная дорога вспучивается куполом и исчезает в пустоте провала диаметром от 8 до 10 метров, очень глубокого, судя по шуму маленького ручейка, который низвергается здесь в пропасть водопадом. Я приближаюсь, насколько это возможно, к краю провала, бросаю вниз обломки скал, которые разбиваются где-то на ужасающей глубине.
Боюсь, что трудности, связанные с доставкой на высоту трех тысяч метров специального оборудования, долго будут служить препятствием для полного и всестороннего исследования этого обширного провала. Известняковые породы в массиве Марборе достигают толщины до двух тысяч метров, и трудно даже предположить, какой огромной глубины может быть эта пропасть, устье которой находится высоко в горах.
«Это исполинская геологическая поэма», – писал полвека назад об этой местности географ Франц Шрадер, пораженный решающей ролью гидрогеологии в образовании горного массива Марборе. Замечательное научное предвидение позволило ему в свое время предсказать существование колодцев, пещер и пропастей, которые поглощают выпадающие высоко в горах осадки в виде дождя и снега.
Какое счастье для того, кто, исследуя эти подземные ледяные лабиринты, расшифрует до конца все их загадки и поставит последнюю точку в величественной «геологической поэме»!
Увы! Нашей маленькой экспедиции такая грандиозная задача явно не по силам, и нам остается только созерцать издали устье этого головокружительного провала, к краю которого подходить опасно, потому что гладкий словно зеркало лед одевает все вокруг него ледяным панцирем.
Отойдя метров на двадцать от края пропасти, мы наталкиваемся на другое препятствие, но уже иного порядка. Перед нами возвышается, уходя вершиной под темные своды, ледяной каскад, который на первый взгляд исключает всякую мысль о его форсировании, во всяком случае предполагает при этом большие трудности. Но у нас есть ледорубы, которые до сих пор служили нам главным образом в качестве опоры при ходьбе или для вырубания ступенек в твердом фирне. Теперь для этого чудесного орудия альпинистов и спелеологов нашлась наконец настоящая работа!
На глазах у моих девочек, которые стоически терпят удары ледяных осколков, сыплющихся на их головы, я выбиваю одну за другой широкие и глубокие (чтобы можно было прочно поставить ногу в ботинке со стальными шипами) ступеньки в ледяной стене и медленно поднимаюсь по ней все выше и выше. Работа долгая и весьма утомительная, но в конце концов я добираюсь до вершины ледяного каскада и с удовлетворением констатирую, что пещера продолжается. Она даже разветвляется на два расходящихся в разные стороны коридора. Мы должны обследовать и тот и другой. Пока что я разматываю взятую с собой веревку, сбрасываю один конец к подножию ледяной стенки и помогаю Мод и Жильберте подняться, в свою очередь, на вершину каскада.
Вокруг царит ужасный холод, а мы уже так давно находимся под землей, в этом природном холодильнике! Поэтому, не теряя времени, мы приступаем к исследованию одного из коридоров, где ледяной пол выглядит более толстым и твердым. Любопытно, что здесь он совершенно сухой, ни малейшего следа сырости или таяния. Однако, сделав десятка три шагов по этому коридору, мы вдруг отчетливо слышим впереди шум падения воды и, приблизившись, оказываемся лицом к лицу с совершенно исключительным гидрологическим феноменом, особенно удивительным в этой промерзшей насквозь пещере, где нам не встретилось ни одной струйки талой воды (за исключением скромного ручейка в главной галерее). Здесь же мощная струя воды падает из трещины в скалистом потолке и тут же исчезает в круглом отверстии в полу пещеры. Заглянув туда, можно различить очертания узкого колодца, уходящего вертикально в недра горы. Откуда низвергается эта масса воды и в какой пропасти исчезает? Почему она не замерзает, не превращается в лед, как все остальное в этом морозильнике? Загадка природы тем более не поддающаяся расшифровке, что в сорока метрах дальше по коридору наш путь заканчивается перед другим каскадом, но на этот раз ледяным, также соединяющим потолок с полом пещеры. Он плотно закупоривает подземный коридор сверху донизу.
Делаю заметки в своем блокноте, зарисовываю и ориентирую с помощью компаса направление этого коридора-тупика. А несколько минут спустя, возвратившись к месту разветвления пещеры, мы вступаем во второй коридор – величественную подземную галерею, по которой торопливо идем, пока не наталкиваемся на препятствие, которое задерживает нас, требуя некоторых усилий для его преодоления.
Галерея внезапно обрывается крутым спуском, уходящим вниз, наподобие тоббогана, и наши электрические фонари не могут осветить его основание, Сталкиваем вниз несколько крупных каменных обломков; они летят с оглушительным грохотом, который я пытаюсь расшифровать. Скатившись по крутому откосу, который мы видим, камни, по-видимому, падают в неглубокий вертикальный колодец, потом снова катятся по наклонной плоскости. В конце ее камни попадают на гладкий лед и некоторое время скользят по нему с характерным скрипящим звуком, отчетливо доносящимся до наших ушей. Скольжение по льду продолжается довольно долго, сопровождаемое звоном и треском разбивающихся ледяных сосулек и сталактитов, и постепенно затихает.
Вот тут-то и наступает самый подходящий момент для того, чтобы осуществить на деле прекрасное изречение Анри Бергсона: «Я не вижу иного способа узнать, куда мы можем дойти, как немедленно отправиться в путь». Собираем все наше вспомогательное снаряжение: лестницу и обе веревки, связываем их вместе и один конец сбрасываем вниз. Я начинаю спуск: сначала по веревке, затем по лестнице, затем по второй веревке. Соскользнув с первого откоса, я преодолеваю вертикальный спуск, затем снова скольжу по второму откосу и в конце концов достигаю дна провала на глубине примерно пятидесяти метров. Здесь подземный коридор продолжается, но уже почти горизонтально, и здесь же я нахожу каменные обломки, предварившие меня. Отпустив веревку, иду по новому коридору и добираюсь до круглого зала, с потолка которого свисает еще один ледяной каскад. В каменных стенах зала мне удается обнаружить только одно отверстие, но оно закрыто плотной ледяной пробкой и потому непроходимо. Это – конец ледника, а также конец нашего пути. Ледяная пробка закрывает отверстие, через которое буйные подземные воды, образовавшие эту пещеру, когда-то уходили в толщу земных недр.
Сколько тысячелетий должно пройти, чтобы новое изменение климата положило конец оледенению этих высокогорных пещер и восстановило движение подземных вод, которые вновь примутся за свою упорную работу, вгрызаясь все глубже и глубже в толщу известнякового массива? И сколько еще тысячелетий потребуется, чтобы подземные галереи высохли и в один прекрасный день спелеологи далекого будущего могли проникнуть в самые глубокие и потаенные недра горного массива Марборе? Ледяные пещеры ревниво хранят свои тайны…
Но долго раздумывать над этими проблемами не приходится. Я совершенно окоченел в этом подземном ледяном дворце. К счастью, у меня есть прекрасная возможность согреться во время нелегкого подъема наверх: сначала по веревке, затем по лестнице, затем снова по веревке… Наконец мой путь к вершине провала окончен, и я присоединяюсь к Мод и Жильберте, которые ждут меня, пританцовывая на льду, чтобы хоть немного согреться.
