Текст книги "Женская месть"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Это те, где так много чеснока?
– Да, столько, что никто не сможет потом находиться рядом с нами. А потом отправимся в кино. Посмотрим «Звездные войны». Жди меня около пяти.
– Я буду готова к этому времени.
Когда Адриенна осталась одна, она подумала и решила, что все как-нибудь утрясется. Фиби была в порядке, да и она тоже, – они не пропадут, пока будут вместе.
Она включила радио, поискала станцию, которая передавала музыку. Адриенна улыбнулась и напела несколько тактов, соревнуясь с Линдой Ронстадт.
Ей нравилась американская музыка. А также американские машины и американская одежда. Фиби позаботилась, чтобы Адриенна получила американское гражданство, но она по-прежнему оставалась другой и отличалась от своих ровесников. Адриенна недоверчиво относилась к мальчикам, в то время как ее подруги упорно и неутомимо гонялись за ними. Они хихикали и без конца обсуждали интимные отношения. Но Адриенна сомневалась, что кто-нибудь из них видел, как их мать насиловали. Некоторые ее подруги восставали против авторитета своих родителей. Но как она, Адриенна, могла взбунтоваться против женщины, рисковавшей жизнью ради ее безопасности?
Некоторые из ее одноклассниц тайком приносили в школу марихуану и курили свои косячки в ванной комнате. Они с такой небрежной легкостью принимали наркотики, что она в ужасе от них отшатывалась.
Кроме того, у Адриенны был титул, отделявший ее от сверстниц. Это было не только слово, это было в ее крови, это было звеном, связующим ее с миром, где она прожила первые восемь лет жизни. Это был мир, который не поняла бы ни одна из ее одноклассниц. Адриенна полностью адаптировалась в Америке, но были минуты, о которых она никому не говорила, когда девочка тосковала по гарему и надежности, которую дает семья.
Она часто вспоминала Дюжу, которая вышла замуж за американского нефтяного короля и тем не менее оставалась столь же далекой от нее, как Джидда, или Фахид, или братец и сестрица, родившиеся после того, как она покинула Якир. Вскоре Адриенна выкинула из головы мысли о прошлом и раскрыла учебники. Из садика веяло прохладой, громко играла музыка, на столе лежал пакетик картофельных чипсов, заменивших ей ленч. Учеба доставляла Адриенне удовольствие, и это тоже приводило в недоумение ее подруг.
В Адриенне проснулся интерес к математике. С помощью заинтересованного в ее успехах учителя она пыталась освоить более сложные математические расчеты. Ее интересовали также компьютеры и электроника.
Адриенна решала сложное уравнение, когда услышала, как открывается дверь.
– Ты рано вернулась. – Приветливая улыбка растаяла у нее на губах, когда вместо матери она увидела Ларри Кертиса.
– Ты по мне скучала, моя розочка?
Ларри бросил свою сумку и подошел к девушке. Он только что подзаправился кокаином в туалете самолета прямо перед посадкой и чувствовал себя прекрасно.
– Как насчет того, чтобы поцеловать дядю Ларри?
– Мамы нет дома. – Адриенна перестала покачивать ногой и выпрямилась на стуле. Его жадный взгляд заставил ее осознать, что на ней короткие шорты и тонкая рубашка с короткими рукавами. В его присутствии ей хотелось набросить на себя черное покрывало.
– Она оставила тебя одну?
Чувствуя себя как дома, Ларри подошел к бару и вытащил бутылку бурбона. Девушка наблюдала за ним с молчаливым неодобрением.
– Она вас не ждала.
– Мне удалось пораньше закончить дела. – Он выпил, потом повернулся к Адриенне и стал разглядывать ее стройные загорелые ноги. Ему давно хотелось запустить руку ей под юбку и ощутить нежную кожу между этими прелестными бедрами. Он думал об этом месяцами. – Поздравь меня, детка. Только что я заключил сделку, которая позволит мне держаться на плаву еще лет пять.
– Поздравляю, – сказала она вежливо. Потом начала складывать в стопку учебники. Она собиралась уйти в свою комнату и закрыть дверь на замок.
Ларри накрыл рукой ее руку, лежавшую на учебнике испанского языка. Адриенна замерла, ожидая, когда кровь перестанет бешено стучать у нее в висках. Она разбиралась в чувствах мужчин и понимала, когда и чего они хотят. Так уж ее воспитали. Глядя на него, она почувствовала тошноту.
С тех пор как она познакомилась с Ларри, он мало изменился. Теперь он короче стриг волосы, а свои рубашки пастельных тонов сменил на одежду спортивного покроя. Но внутренне он оставался точно таким же, как прежде. Однажды Селеста назвала его скользким, и Адриенна была полностью согласна с ней.
– Хочу убрать книги. – Она старалась держаться уверенно, но нервы ее сдали, и голос задрожал.
Уловив дрожь в голосе девушки, Ларри улыбнулся.
– Ты прелестно выглядишь, когда сидишь над книгами. Видно, что ты усердно работаешь.
Ларри допил виски, но не убирал руку, все еще покоившуюся на руке Адриенны.
«Девочка возбуждена, – подумал он, чувствуя, как под его пальцами бьется жилка. – Она напугана и возбуждена. Как раз в таком состоянии, которое мне нравится больше всего».
– Ты выросла на моих глазах, розочка.
Волосы девушки доходили до талии. Они были черные и прямые, кожа свежая и золотистая, как персик, а глаза темные, как волосы. Сейчас зрачки ее расширились от страха.
Адриенна понимала, о чем он думает. Его возбуждал ее страх так же, как и юное, еще незрелое тело.
– Все эти годы я наблюдал за тобой, детка. Мы с тобой хорошая пара. – Ларри облизнул губы, потом свободной рукой потер у себя в паху. – Я мог бы научить тебя тому, чего нет в твоих книгах.
– Вы близки с моей матерью.
Его зубы блеснули в улыбке. Ему нравилась ее прямота и то, что она называла вещи своими именами.
– Верно, но все останется между нами, так сказать, в своей семье.
– Вы омерзительны! – Адриенна вырвала руку и заслонилась стопкой книг, как щитом. – Когда я расскажу об этом маме…
– Ты ничего не скажешь старушке, – продолжал улыбаться Ларри. Наркотик и алкоголь придавали ему решительности: он ощущал себя сильным, красивым и сексуальным. – Не забудь, что я, в сущности, кормлю вас.
– Это вы работаете на мою мать, а не она на вас.
– Не будь дурой. Без меня Фиби Спринг не нашла бы даже самой черной работы, ее не взяли бы сниматься и в тридцатисекундном рекламном ролике. С ней все кончено, и мы оба это знаем. Это я дал вам крышу над головой, бутончик. Это я время от времени даю ей работу и забочусь о том, чтобы в прессу не проникали слухи о том, что она не может существовать без пилюль и выпивки. Ты должна быть хоть немного благодарна мне.
Тут Ларри рванулся к ней так стремительно, что крик застрял у Адриенны в горле. Книги полетели на пол, когда он потянул ее к себе через стол. Она сопротивлялась, брыкалась, отбивалась, пыталась расцарапать ему лицо, но ей удалось только скользнуть ногтями по его щеке, прежде чем он схватил ее за руки и прижал к столу.
– Ты еще поблагодаришь меня за науку, – сказал Ларри и закрыл ей рот поцелуем.
Адриенна почувствовала, как к горлу поднимается тошнота. Ларри нагнулся к ней, придавив своей тяжестью к столу. Когда Адриенна плотно сжала губы, он прижался к ее груди лицом и начал целовать и сосать ее грудь сквозь тонкую ткань рубашки. Она ощутила острую боль в груди, но сильнее боли был стыд.
Адриенна еще раз попыталась закричать, снова и снова отбивалась, извивалась, отчаянно пыталась освободиться. Стакан, оставленный им на столе, упал на пол и разбился. Звон бьющегося стекла вызвал в памяти сцену в Якире в спальне матери. И она вдруг увидела отца: он склонился над ней, рвал рубашку. Ее крики сменились рыданиями, а его рука скользнула по ее бедру и проникла под шорты, прикасаясь к нежной плоти между ног.
Сопротивление Адриенны только еще больше раззадорило Ларри. Она была для него как вожделенный плод, крепкая, гладкая и влажная. Ее тело было стройным, как у мальчика, но нежным, как масло. Он почувствовал, как его плоть стала твердой как камень. Стаскивая Адриенну на пол, он думал о том, что нет на свете ничего лучше девственницы.
Задыхаясь, он тискал ее маленькие груди и видел, что по щекам девушки текут слезы. Она не могла больше сопротивляться. Попыталась увернуться и отползти от него, но он потянул ее назад.
Теперь она уже почти ничего не чувствовала. Ее тело и сознание будто разделились. Она слышала плач, но не сознавала, что плачет сама. Ощущала боль, но боль была тупой: шок притупил ее. Женщина, как известно, слабее мужчины, она обязана подчиняться мужчине, мужчина управляет жен щи но и.
И в этот момент появилась Фиби. Она схватила Ларри за горло и начала душить его. Глаза ее были безумны, зубы оскалены. Застигнутый врасплох, Ларри опрокинулся назад. Он попытался перехватить инициативу и защититься от ее наманикюренных ногтей, царапавших его лицо.
– Безумная сука! – Он завопил от боли и оттолкнул Фиби. – Она сама напросилась. Она хотела этого.
Фиби прыгнула на него, как тигрица. Она молотила Ларри кулаками, кусала и царапала его, разорвала в клочья рубашку. Они были почти одинакового роста и веса, но ею управляла ярость, столь глубокая и неистовая, что ее могло утолить только убийство.
С проклятиями Ларри попытался нанести ей удар и по чистой случайности угодил в челюсть.
– Бесполезная, никчемная сучка!
Он плакал, из его горла вырывались захлебывающиеся рыдания, скорее от удивления, что женщина могла так сильно поранить его, чем от боли и обиды. Его лицо, грудь, руки кровоточили. Когда Ларри попытался подняться на ноги, то ощутил острую боль. Он дотронулся до окровавленного носа, сморщился от боли и выругался.
– Ты сломала мне нос, дрянь!
Задыхаясь и шатаясь, Фиби поднялась на ноги. Она увидела на стойке открытую бутылку бурбона, схватила ее и швырнула на пол, потом подняла один из осколков. Ее красивое лицо было искажено яростью, перепачкано кровью, она чувствовала вкус крови на своих губах.
– Убирайся! Убирайся, пока я не разрезала тебя на куски!
– Ухожу. – Хромая, Ларри направился к двери, не отнимая платок от кровоточащего носа. – Мы расстаемся, крошка. Если воображаешь, что найдешь другого агента, то тебя ждет большой сюрприз. С тобой покончено, радость моя. Ты в этом городе притча во языцех. И не пытайся мне звонить, когда у тебя кончатся пилюли и деньги.
Когда он вышел, Фиби схватила осколок бутылки и швырнула его о дверь. Ей хотелось закричать, завопить, встать посреди комнаты и выть, подняв лицо кверху. Но она была нужна Адриенне. Фиби присела возле дочери на корточки и привлекла ее к себе.
– Ну, детка, не бойся. Мама здесь.
Дрожа, Адриенна свернулась клубочком, прижимаясь к матери.
– Я здесь, Эдди, я здесь. Он ушел. Ушел и никогда не вернется. Никто больше не причинит тебе боли.
Заметив, что рубашка Адриенны порвана в клочья, Фиби крепко обняла дочь, прикрывая руками, и начала нежно убаюкивать ее в своих объятиях. Крови на ковре не было. Бог знает, что он делал с ее Адриенной, пока она не пришла, но хотя бы не изнасиловал девочку.
Когда Адриенна заплакала, Фиби закрыла глаза и продолжала качать дочку. Она знала, что слезы принесут облегчение. Никто не знал этого лучше, чем она.
– Все будет хорошо, Эдди. Обещаю. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.
9
Наступил день рождения Адриенны – ей исполнилось восемнадцать. Девушка стояла в тихой, окрашенной в пастельные тона приемной доктора Хорейса Шредера. Сегодня был день ее рождения, но она не чувствовала ни подъема, ни радости, ни возбуждения.
За окном простирался длинный газон, тут и там пересеченный дорожками, по ним гуляли люди, некоторых санитары и нянечки возили в колясках. Вишни с поникшими ветвями были в полном цвету, так же как и живая изгородь из азалии. Адриенне было видно, как пчелы вились над цветками, собирая нектар. Солнце освещало мраморную поилку для птиц, но сегодня малиновки и ласточки, гнездившиеся в соседней дубовой роще, не прилетели к водопою.
В окно ей было видно и то, что находилось за газоном и деревьями, – тени холмов Кэтскиллз на севере. Это придавало пейзажу ощущение простора и свободы.
Девушка прижалась лбом к стеклу, закрыла глаза и подумала: «Как мы дошли до этого?»
Услышав, что дверь открывается, Адриенна выпрямилась. Появился доктор Шредер и бросил взгляд на красивую девушку, пожалуй, слишком хрупкую, в бледно-голубом костюме. Чтобы казаться старше и взрослее, Адриенна сделала себе высокую прическу.
– Принцесса Адриенна. – Он направился к посетительнице и пожал протянутую ею руку. – Простите, что заставил вас ждать.
– Ничего страшного.
На самом деле даже проведенные здесь пять минут показались Адриенне вечностью.
– Вы хотели дать мне несколько советов, прежде чем я заберу мать домой.
– Да, пожалуйста, сядьте.
Доктор предложил девушке одно из кресел, придававших его приемной уют. Рядом с ним стоял старинный столик с инкрустированной столешницей, на нем – скромная коробка с салфетками. Адриенна помнила, что во время своего первого визита сюда два года назад ей пришлось воспользоваться одной из них. Теперь же она села, сложив руки на коленях, и улыбнулась доктору Шредеру. Своим длинным лицом и карими глазами, под которыми кожа собралась в мешки, он напоминал печальную собаку.
– Могу я предложить вам кофе или чаю?
– Нет, благодарю вас. Я хочу, чтобы вы знали, как я ценю все, что вы сделали для моей матери. И для меня.
Когда он жестом попытался отмести изъявления благодарности, она подняла руку.
– Нет, я, право же, так считаю. С вами она чувствует себя гораздо увереннее. И это для меня очень важно. Вы поступили благородно, не допустив проникновения в прессу сведений о ее болезни.
– Все мои пациенты имеют право рассчитывать на это. – Он сел рядом с девушкой, а не за письменный стол. – Дорогая, я знаю, что для вас значит мать и как вы заботитесь о ее здоровье и благополучии. Мне хотелось бы, чтобы вы хорошенько подумали, прежде чем забрать ее домой.
Адриенна старалась взять себя в руки. Глаза ее оставались спокойными, но пальцы лежавших на коленях рук напряглись.
– Вы хотите сказать, что у нее рецидив?
– Нет, вовсе нет. Состояние вашей матери вполне удовлетворительное. Лечение помогло стабилизировать ее психику. – Он помолчал, потом глубоко вздохнул. – Я не стану отягощать наш разговор научными терминами и техническими деталями. Вы все это слышали и раньше. Я не хочу сказать, что состояние ее скверно, не хочу умалять наших достижений.
– Я понимаю. – Адриенна с трудом противилась желанию встать и зашагать по комнате. – Доктор Шредер, я знаю, что с моей матерью. Знаю, почему это произошло и что надо делать.
– Моя дорогая, маниакально-депрессивный психоз – это очень тяжелая и мучительная болезнь. Для пациента и для его близких. Теперь вы знаете, что больные могут впасть в депрессию или стать гиперактивными в любое время. Так же внезапно может наступить и улучшение состояния. В последние два месяца Фиби хорошо поддавалась лечению, но ведь оно продолжалось всего лишь два месяца.
– Только на этот раз, – напомнила ему Адриенна. – Но ведь за последние два года она почти столько же времени провела в больнице, сколько и дома. До сих пор я ничего не могла сделать, чтобы изменить это. Но сегодня мне исполнилось восемнадцать лет, доктор. В глазах закона я взрослая. Я теперь могу взять на себя ответственность за свою мать и намерена это сделать.
– Мы оба знаем, что вы уже давно взяли на себя ответственность за нее. И я восхищаюсь вами, принцесса Адриенна.
– Тут нечем восхищаться. – На этот раз Адриенна все-таки встала. Ей необходимо было видеть солнце и горы. Свобода! – Она моя мать. Никто и ничто не значит для меня больше. Никто не знает о ее жизни больше меня. Скажите, доктор Шредер, неужели на моем месте вы не сделали бы то же самое?
Доктор внимательно изучал ее лицо, когда девушка повернулась к нему. У нее были очень темные, очень серьезные и полные решимости глаза.
– Думаю, вы правы. Но вы так молоды, принцесса Адриенна. Дело в том, что ваша мать, возможно, до конца жизни будет нуждаться в постоянном и неусыпном внимании и уходе.
– Я обеспечу ей такой уход. Я наняла няню, выбрала из того списка, что вы мне предложили. И так организовала свое расписание, чтобы моя мать ни на минуту не оставалась одна. Наша квартира находится в очень тихом районе, и мы живем поблизости от самой старой и близкой подруги матери.
– Конечно, любовь и дружба сыграют важную роль в улучшении эмоционального и психического здоровья вашей матери, – кивнул доктор Шредер.
Адриенна улыбнулась:
– Мы справимся с этой ролью.
– В настоящее время состояние вашей матери таково, что ее ежедневно придется привозить сюда на лечение.
– Я об этом позабочусь.
– Я не могу настаивать, чтобы вы оставили свою мать у нас еще на месяц или два. Но хочу вам это настоятельно рекомендовать. Ради вашей пользы и ради ее здоровья.
– Не могу. – Адриенна уважала доктора и хотела, чтобы он ее понял. – Я обещала ей. Когда я привезла маму в вашу клинику в последний раз, я поклялась ей, что к весне заберу ее домой.
– Дорогая моя, мне нет нужды напоминать вам, что, когда она сюда попала, ваша мать была в коматозном состоянии. Она не помнит вашего обещания.
– Но я-то помню. – Адриенна сделала несколько шагов и подошла к доктору, снова протягивая руку. – Благодарю вас за все, что вы сделали, и за то, что, я уверена, сделаете еще. Но сейчас я хочу забрать маму домой.
Шредер знал, что напрасно тратит время, и слегка задержал ее руку в своей.
– Звоните, даже если вам просто нужно будет поговорить.
– Хорошо. – Адриенна боялась, что снова расплачется, как это случилось с ней, когда она оказалась в его приемной впервые. – Я буду хорошо за ней ухаживать.
«Интересно, а кто позаботится о тебе?» – подумал Шредер, но ничего не сказал и вывел девушку в коридор.
Адриенна молча шла рядом с ним, вспоминая свои первые визиты сюда. Здесь не всегда было так тихо. Иногда слышался плач, крики, а иногда и кое-что похуже – безумный смех.
В первый раз, когда ее мать поместили в эту лечебницу, она напоминала сломанную куклу – глаза широко открыты, взгляд неподвижен, тело было вялым и податливым. Адриенне в то время было шестнадцать лет, но она ухитрилась снять комнату в мотеле неподалеку и ежедневно навещала мать. Прошло три недели, прежде чем Фиби начала говорить.
Адриенна почувствовала, как панический страх овладевает всем ее телом, как страх пузырьками пронизывает ее, – это было отражением той безумной паники, которую она ощутила, когда Фиби в первый раз попала сюда. Она была уверена, что мама умрет на этой белой узкой постели в палате для хроников, окруженная чужими людьми. Когда мать заговорила, она произнесла всего одно слово – «Адриенна».
И с этой минуты наступила новая фаза жизни. Девушка делала все возможное, чтобы обеспечить Фиби самое лучшее лечение. Она даже написала письмо Абду с просьбой о помощи. Когда отец ей отказал, она нашла другой способ раздобыть деньги.
В институте Ричардсона тихим пациентам были отведены просторные палаты, элегантно меблированные, не хуже апартаментов в пятизвездочном дорогом отеле. Надзор был ненавязчивым, и обстановка ничуть не походила на то, что можно было увидеть в восточном крыле здания, где двери запирались на замки и засовы, а в окна были вставлены небьющиеся стекла и где год назад Фиби провела две злополучные недели своей жизни.
Адриенна застала мать сидящей у окна, ее рыжие волосы были только что вымыты и собраны на затылке. На ней было ярко-синее платье, а к вороту приколота брошь в форме золотой бабочки.
– Мама.
Фиби резко повернула голову. Лицо, которому она тщательно старалась придать выражение безмятежности и покоя на случай, если войдет няня, просветлело. Ей удалось с помощью той доли актерского мастерства, которую она сумела сохранить, скрыть отчаяние и широко раскрыть объятия дочери:
– Эдди!
– Ты выглядишь замечательно.
Адриенна крепко прижала к себе мать, вдыхая запах ее духов. На мгновение ей захотелось окунуться в материнские объятия, в тепло ее тела, снова стать ребенком. Девушка отстранилась, пытаясь скрыть свой внимательный, изучающий взгляд, – она рассматривала лицо матери.
– Я чувствую себя чудесно, особенно теперь, когда здесь ты. Я уже собрала вещи. – Фиби было трудно скрыть свою нервозность. – Ведь мы едем домой?
– Да.
«Это было правильное решение, – подумала Адриенна, гладя мать по щеке. – Так и следовало поступить».
– Хочешь с кем-нибудь проститься?
– Нет, я уже со всеми попрощалась. – Фиби протянула руку дочери. Ей хотелось как можно скорее уйти отсюда. Но она знала, что хорошая актриса должна уходить со сцены красиво, так же красиво, как и появляться. – Доктор Шредер, как мило с вашей стороны, что вы пришли. Я хочу поблагодарить вас за все.
– Берегите себя; это и будет выражением вашей благодарности. – Он крепко пожал руку пациентке. – Вы особенная женщина, Фиби. И дочь у вас необыкновенная. Она привезет вас на следующей неделе.
– На следующей неделе? – Рука Фиби, обнимавшая дочь, оцепенела и замерла.
– Ты будешь приезжать сюда на лечение, – мягко сказала Адриенна.
– Но жить я буду дома, да?
– Конечно. Я буду ездить с тобой, мама.
– Ладно. – Фиби расслабилась и улыбнулась. – Ну, мы готовы.
– Дай-ка мне твою сумку.
Адриенна подняла небольшой саквояж, а потом, чувствуя, что Фиби это необходимо, опять взяла мать за руку.
– Еще раз благодарю вас, доктор. Какой прекрасный день! – заговорила она снова, когда они уже шли к выходу. – Так приятно было видеть все эти распускающиеся деревья, когда я ехала сюда, и цветы.
Они вышли на солнечный свет и вдохнули ароматный воздух.
– Каждый раз, когда я бываю за городом, я думаю, как хорошо жить там. – Адриенна скользнула на заднее сиденье машины и села рядом с матерью. – А когда возвращаюсь в Нью-Йорк, то не могу понять, как можно жить в другом месте. Я полюбила этот город с первого дня.
– Селеста ждет нас? – спросила Фиби.
– Она сказала, что придет попозже. Репетирует новую пьесу.
Фиби, стараясь сфокусировать взгляд на лице Адриенны, заморгала. Ее маленькая девочка стала совсем взрослой. Сейчас они всего лишь ехал и домой, а не убегали от Абду. Никто не посмеет тронуть ее дочь. Никто никогда больше не обидит ее.
– Я так рада, что Селеста была рядом с тобой, пока… пока я неважно себя чувствовала.
Фиби выглянула из окна машины. Адриенна была права: день прекрасный. Может быть, самый прекрасный в ее жизни. Она поцеловала дочь.
– По правде говоря, никогда в жизни не чувствовала себя лучше. Не могу дождаться, когда можно будет снова начать работать.
– Мама…
Фиби почувствовала, как в ее вены хлынул поток адреналина – он пенился, шипел пузырьками, как шампанское.
– Пожалуйста, не говори, что мне надо отдохнуть. Я уже отдохнула. Мне нужен хороший сценарий. – Она сцепила пальцы рук, уверенная в том, что ей непременно предложат ведущую роль. – Пора теперь мне позаботиться о своей девочке. Как только станет известно, что я свободна, посыплются предложения. Не беспокойся.
Похоже было, что Фиби не может сдержать потока слов. Она была очень оживлена и абсолютно уверена в том, что ее ждут новые роли, продюсеры, мечтающие пригласить ее отобедать с ними, путешествия, которые они с Адриенной совершат вместе. Адриенне было знакомо это состояние матери. Она говорила о планах, которым никогда не суждено сбыться. Все это были симптомы болезни, уже знакомые дочери, как и состояние ее глубокой депрессии. Но после того как девушка видела мать такой несчастной, она и не думала пытаться разубедить ее и лишить иллюзий.
– Мне была ненавистна мысль, что ты осталась совсем одна, – говорила Фиби, когда они входили в квартиру.
– Да Селеста ночевала здесь чаще, чем дома. Она вполне серьезно восприняла твою просьбу опекать меня.
– Я знала, что могу на нее положиться.
– Как хорошо, что ты снова дома.
– Детка. – Фиби заключила лицо дочери в ладони и слегка отстранилась. – Нет, ты больше не ребенок. Сегодня тебе исполнилось восемнадцать. Я не забыла. Пока у меня еще не было возможности сделать тебе подарок, но я…
– Но ты его сделала, и он мне нравится. Хочешь посмотреть на него?
Обрадованная оживлением в глазах дочери, Фиби сказала:
– Надеюсь, дорогая, он сделан со вкусом…
– С отменным вкусом.
Адриенна потянула мать в гостиную. Над маленьким камином висел портрет.
Фиби исполнилось двадцать два года, когда сделали фотографию, с которой был написан этот портрет. Она была тогда в расцвете красоты, ее лицо заставляло трепетать мужские сердца. На ней сверкали королевские драгоценности и среди них знаменитое ожерелье «Солнце и Луна». Огонь и лед.
– О, Эдди!
– Его написал Либеритц. Это лучший портретист. Может быть, он несколько эксцентричен, но он настоящий мастер. Автор не хотел отдавать портрет, когда закончил его писать.
– Благодарю тебя.
– Единственное, чего я хотела, чтобы рядом со мной был всегда и оригинал.
– Это ожерелье… – Фиби провела рукой по шее. – Я все еще помню то ощущение, когда я надевала его, помню, как чувствовала его тяжесть. В нем есть магическая сила, Эдди.
– Оно все еще принадлежит тебе.
Адриенна подняла глаза на портрет и вспомнила. Все.
– Наступит день, когда оно снова окажется у тебя.
– Наступит день… – Фиби радостно улыбнулась. – На этот раз все пойдет на лад. Обещаю. Я не буду пить, не буду принимать пилюли, не буду постоянно думать о былых ошибках.
– Это как раз то, что я хотела услышать.
Адриенна потянулась к телефонному аппарату, чтобы ответить на звонок.
– Алло. Да. Пусть поднимется. Это сиделка. Доктор Шредер рекомендовал мне ее, по крайней мере на время.
Фиби повернулась спиной к портрету и тяжело опустилась в кресло.
– Мама, пожалуйста, не огорчайся. Фиби опустила плечи и сгорбилась.
– Не хочу видеть в доме белые халаты. Мне надоела эта чертова форма!
– Ладно, так и будет.
– И чтобы она не смела пялиться на меня, когда я сплю.
– Никто не собирается этого делать, мама.
– Это все равно что вернуться назад, в психиатрическую лечебницу.
– Я понимаю. – Адриенна потянулась к матери, но та уклонилась и не позволила дотронуться до своей руки. – Поверь, мама, это шаг вперед, а не назад. Сиделка – очень славная женщина, и я думаю, она тебе понравится. Пожалуйста, – добавила она беспомощно, – не отстраняйся от меня.
В течение следующих двух с половиной лет Фиби старалась не поддаваться своей болезни, которая, по-видимому, все время стремилась переиграть ее. Фиби хотела стать снова здоровой и крепкой, но намного легче было закрыть глаза и плыть по течению. Или вспоминать о прошлом. Или позволить себе впасть в заблуждение и считать, что все обстоит так, как ей бы хотелось. Иногда она воображала, что у нее сейчас временный простой между двумя фильмами, только что отснятая лента монтируется, а новый сценарий рассматривается. И случалось, что она по нескольку дней плыла на волнах эйфории, порожденной жизнью в придуманной ею самой реальности, существовавшей только в ее воображении. Ей приятно было представлять Адриенну молодой девушкой из общества, живущей беззаботно, скользящей по жизни, полной богатства и успеха, для которых она и была рождена. А потом придуманный ею мир внезапно переворачивался вверх тормашками. Фиби погружалась в столь глубокую и мрачную депрессию, засасывавшую ее как трясина, что иногда даже не различала отдельных дней. Она воображала, что снова живет в гареме, что ее окружают знакомые запахи и что она коротает бесконечные часы в зное и прострации. Пойманная в эту ловушку, она смутно слышала, как ее зовет Адриенна, но у нее не хватало сил отозваться.
Снова и снова Фиби проделывала мучительный путь обратно, и каждый раз это возвращение было тяжелее и тяжелее.
– Поздравляю с Рождеством! – сказала Селеста, входя в комнату.
На плечи ее был накинут мех – русская рысь, а руки полны свертков и коробочек, завернутых в блестящую бумагу.
Адриенна вскочила, чтобы освободить Селесту от них, в то же время разглядывая ее новое манто со смешанным чувством восхищения и зависти.
– В этом году Санта-Клаус пришел раньше?
– Просто я сделала себе маленький подарок в награду за успешные восьмимесячные выступления в «Окнах».
Селеста сняла манто и небрежно бросила его на стул.
– Фиби, ты выглядишь потрясающе!
Это была святая ложь. И все же Селеста подумала, что ее подруга действительно выглядит лучше, чем несколько недель назад. Ее лицо казалось не таким бледным и одутловатым. Сегодня Адриенна пригласила на дом парикмахера покрасить и уложить матери волосы, и сейчас они выглядели почти такими же роскошными, как когда-то.
– Так мило с твоей стороны прийти к нам. Знаю, что тебя, вероятно, приглашали в десятки мест.
– Да, и там были на выбор любые люди, начиная от несносных и кончая скучными. – Селеста со вздохом опустилась на софу и вытянула свои еще красивые ноги. – Ты прекрасно знаешь, что для меня нет места, где я охотнее всего провела бы канун Рождества, кроме вашего дома, и нет общества желаннее твоего и Эдди.
– Неужели даже лучше, чем у Кеннета Тви? – спросила Фиби, с трудом заставляя себя улыбнуться.
– Свежо предание, дорогая. – Улыбаясь, Селеста положила руки на спинку дивана. – Я решила, что Кеннет слишком степенный и положительный для меня. Ну, хватит о нем. В этом году Адриенна превзошла себя. Что за елка!
– Мне хотелось, чтобы это было нечто особенное.
– Тебе это удалось.
Селеста оглядела елку. Каждая ветка была украшена необычными, расписанными вручную игрушками. Плясали эльфы, мчались северные олени, поблескивали прозрачными крыльями ангелы.
– Ты собрала эти игрушки для фонда в пользу бедных детей?
– Да, думаю, они прекрасно подойдут.
– Похоже, что ты скупила их сама.
– Не совсем так. – Адриенна подошла к елке, чтобы поправить шар в форме слезинки. – Проект несколько изменился и расширился. Собственно говоря, дело идет так хорошо, что я надеюсь, это мероприятие станет ежегодным. – Удовлетворенная, она обернулась. За ее спиной елка отбрасывала мерцающие огоньки. – Ну как насчет того, чтобы выпить эг-нога[13]13
Эг-ног – коктейль из пива, рома, яиц, молока, сахара и мускатного ореха.
[Закрыть]?
– Дорогая, ты просто читаешь мои мысли. – Селеста сбросила туфли. – Я не надеюсь на то, что осталось немного печенья, которое печет миссис Грейндж.
– Сегодня утром она испекла свежее.
– Принеси-ка его. – Селеста похлопала себя по плоскому животу. – Я теперь снова хожу заниматься в гимнастический зал.
– Сейчас вернусь.
Адриенна бросила на мать беспокойный взгляд и вышла из комнаты.
– Адриенна надеется, что выпадет снег. – Фиби смотрела на окно, пока цветные лампочки, которыми дочь украсила елку, не стали сливаться перед ее глазами в одно радужное пятно.
– Ты помнишь первое Рождество до того, как мы уехали в Голливуд?
– Никогда не забуду, какое лицо было у малышки, когда мы зажгли огоньки на елке.
– И я не забуду.
– Однажды я подарила ей шар, один из тех, что создают иллюзию того, будто идет снег, когда их встряхнешь. Не знаю, куда он делся. – С отсутствующим видом Фиби потерла лоб: где-то внутри, за глазными яблоками, сгущалась головная боль. Кажется, теперь эта боль постоянно ее преследовала. – Я хотела, чтобы Адриенна куда-нибудь отправилась сегодня вечером, побыла среди молодежи.
