Текст книги "Сто Тысяч Королевств"

Автор книги: Нора Кейта Джемисин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Мне выдали магический артефакт – серебряный шар, который, по моему приказу, показал бы мне лицо любого названного человека. Если постучать по шару особым образом, собеседники увидят и мое лицо – оно повиснет в воздухе, как отрубленная голова бесплотного духа. Мне приходилось получать такие послания – именно так меня пригласил в столицу дедушка Декарта, – и я изрядно натерпелась. Неприятная все-таки штука. Тем не менее с помощью серебряного шара можно поговорить с правителями вверенных мне стран в любой момент.

– Я бы хотела попросить о встрече моего кузена Релада. Как можно скорее, – сообщила я Теврилу, когда он показал мне, как пользоваться шаром. – Не знаю, может, он такой же, как Симина, но мне очень приятно, что он пока не попытался меня убить.

– Все еще впереди, – пробормотал Теврил.

М-да, многообещающая ремарка. И все же некий план почти оформился у меня в голове, и я решила ему следовать – за неимением лучшего. К тому же я ничего не знала. По каким правилам здесь ведется борьба за наследство? Как в ней… хм… победить – если Декарта не желает выбирать наследника сам? Релад наверняка знает ответ на этот вопрос, но скажет ли он правду? В особенности если мне нечем отплатить за нее?

– И тем не менее вышли, пожалуйста, ему мое предложение, – сказала я. – А я тем временем хотела бы увидеться с другими влиятельными людьми во дворце. С кем, по-твоему, мне следует познакомиться?

Теврил задумался, потом развел руками:

– Ты уже знакома здесь со всеми. Ну, за исключением Релада.

Я уставилась на него с недоверием:

– Не может такого быть!

Он улыбнулся, но очень невесело:

– Небо – оно большое и вместе с тем очень маленькое, леди Йейнэ. Конечно, здесь живут и другие чистокровные, но они ведут праздную жизнь – их интересует лишь немедленное исполнение их прихотей и желаний. Каковые прихоти и желания могут быть весьма… хм… причудливыми.

Лицо его оставалось бесстрастным. Но я вспомнила серебряную цепочку и ошейник, которые Симина надела на Нахадота. Какая мерзость… Впрочем, это-то меня не удивило – о том, что творилось в стенах Неба, ходило множество слухов. Меня скорее удивило, что она решилась на подобные противоестественные игры с эдаким чудищем.

– Те немногие чистокровные, полукровки и квартероны, которые делают что-то на благо Королевств, редко наведываются во дворец, – рассказывал Теврил. – Они присматривают за делами семьи – а у Арамери множество прибыльных предприятий. Большинство из них не рассчитывают оказаться у Декарты в любимчиках – когда он объявил детей своего брата возможными наследниками, он отверг всех остальных. А во дворце остались лишь придворные – педанты и лизоблюды, гордящиеся громкими титулами, но не имеющие реальной власти. Декарта их презирает, и тебе тоже лучше не водить с ними дружбы. А кроме них, во дворце есть только… слуги.

Я внимательно посмотрела ему в глаза:

– С некоторыми слугами очень полезно водить дружбу.

Он улыбнулся, не смутившись:

– Как я и сказал ранее, леди Йейнэ, вы уже познакомились со всеми, кто может пригодиться и имеет влияние. Хотя, безусловно, я буду счастлив выполнить любое ваше поручение и свести вас с другими персонами по вашему выбору.

Я потянулась – тело затекло после долгих часов сидения в ложе Собрания. Синяки напомнили о себе резкой болью, одновременно разбудив в моей памяти иные воспоминания. Да уж, у меня полно земных хлопот…

– Спасибо, что спас мне жизнь, – тихо сказала я.

Теврил хмыкнул – немного саркастично, но выглядел при этом очень довольным.

– Ну… как ты сама и сказала… хорошо, когда пользуешься влиянием в определенных сферах…

Я склонила голову – мол, за мной должок.

– Если в моей власти будет помочь – обращайся за помощью.

– Как скажете, леди Йейнэ.

– Просто Йейнэ.

Он подумал и поправил:

– Кузина.

И пошел к двери, а у порога повернул голову и улыбнулся. Какой дипломат! Мне бы его умения! Наверное, без них на такой должности не удержишься…

Я перешла из гостиной в спальню и… застыла на пороге.

– Какой зануда! Я уж не чаял дождаться его ухода! – радостно воскликнул Сиэй, расположившийся ровно посередине моей кровати.

Я глубоко и медленно вдохнула:

– Добрый вечер, лорд Сиэй.

Он надулся, перевернулся на живот и сурово уставился на меня, положив подбородок на сложенные руки:

– Выходит, ты мне не рада?

Губы он кривил прямо как обиженный ребенок.

– Я удивлена. Какая причина заставила бога игры и шалостей искать моего скромного общества?

– Я не бог! Ты что, забыла? – Он еще сильнее нахмурился. – Просто оружие. Это, Йейнэ, гораздо более подходящее для нас имя, и Арамери прямо бесятся, когда его слышат. Неудивительно, что он обозвал тебя дикаркой.

Я осторожно присела в кресло рядом с кроватью.

– Матушка часто пеняла мне на излишнюю прямолинейность, – покачала я головой. – Зачем ты пришел?

– А что, обязательно нужна причина? Может, мне просто нравится твое общество.

– Это была бы большая честь для меня, – тихо ответила я. – Но это неправда.

Он рассмеялся – высоким, заливистым смехом беззаботного дитяти.

– Нет, правда, Йейнэ! Чистая правда – хоть ты и не веришь!

И он вскочил и принялся прыгать по кровати.

У меня мелькнула мысль: а эту… гм… детку… хоть кто-нибудь пытался отшлепать?

– Но?.. – поинтересовалась я – здесь обязательно есть какое-то «но», иначе бы Сиэй не заявился ко мне в спальню.

Он продолжил радостно прыгать – раз, другой, третий. Потом перестал, поглядел через плечо и озорно улыбнулся:

– Но это не единственная причина, по которой я пришел. Меня отправили к тебе остальные.

– Зачем?

Он соскочил с кровати, подошел к креслу, положил руки мне на колени и уставился в лицо. Сиэй все еще ухмылялся, но что-то в улыбке чувствовалось такое… совсем не детское. Прямо вот совсем не детское.

– Релад не станет твоим союзником.

У меня сжалось сердце. Интересно, он подслушал наш разговор с Теврилом от начала и до конца? Или просто мои планы казались столь очевидными? Как иначе выжить девчонке из глухомани?

– А ты откуда знаешь?

Он пожал плечами:

– А с чего бы ему заключать союз с тобой? Пользы никакой. А он слишком занят борьбой с Симиной – зачем ему отвлекаться? Тем более что время – я имею в виду время передачи власти – уже близко.

Я так и знала. Вот почему меня сюда вызвали. И вот почему они завели, так сказать, домового писца – чтобы Декарта не помер неожиданно. Маг поддерживал его жизнь, чтобы все успели разобраться со своими делишками. Мать двадцать лет прожила в Дарре, и никто ее не трогал – а тут взяли и убили. Наверное, по той же причине. Наследство. Декарта чувствовал, что время его истекает, и решил рубить по живому.

Вдруг Сиэй запрыгнул ко мне в кресло и уселся. Коленки его уперлись мне в бедра. Я отшатнулась – не ожидала такой дерзости, но он упал мне на грудь и положил голову на плечо.

– Что, черт побери, ты…

– Пожалуйста, Йейнэ, – прошептал он.

И я почувствовала его ладошки на ткани куртки – он меня обнимал как ушибший коленку ребенок, который прибежал жаловаться маме. Я вздохнула и подумала – ну и пусть. Он довольно засопел и прижался теснее – видно, понял, что не прогоню, и обрадовался.

– Пожалуйста, можно я вот так просто посижу?

Я вздохнула еще раз – сиди уж. Однако же, какие удивительные вещи здесь творятся…

Он сидел молча и без движения так долго, что я решила – пригрелся и уснул. Но вдруг Сиэй подал голос:

– Курруэ… Моя сестра, Курруэ, наша предводительница – ну, если считать, что у нас вообще может быть предводительница, приглашает тебя на встречу.

– Зачем?

– Тебе же нужны союзники?

Я отпихнула его, он выпрямился, но с колен не слез.

– Что это еще за речи? Вы что, предлагаете в качестве союзников себя?

– Возможно, и так. – На губах его снова заиграла лукавая усмешка. – Чтобы выяснить, надо с нами встретиться…

Я прищурилась и напустила на себя грозный вид:

– С чего это мне с вами встречаться? Сам же сказал – проку от меня никакого. Какая польза может произойти от союза с такой, как я, для таких, как вы?

– У тебя есть кое-что очень важное, – серьезно ответил он. – И это кое-что мы могли бы забрать силой – но мы не хотим принуждать тебя. Мы же не Арамери. Ты завоевала наше уважение, и поэтому мы попросим тебя отдать нам это что-то добровольно.

Я не стала спрашивать, чего же они от меня хотят. Собственно, этим-то меня и завлекают – они скажут, только если я соглашусь на встречу. Меня раздирало любопытство, а еще я готова была прыгать от восторга и возбуждения, потому что Сиэй сказал истинную правду: Энефадэ стали бы ценными, могущественными, мудрыми союзниками – даже спутанные заклятиями, как сейчас. Но я не стала показывать, насколько по нраву мне пришлось их предложение и как мне хочется его принять. Сиэй ведь никакой не ребенок. Он совершенно точно играет в какую-то свою игру, стремясь облапошить меня, хоть и притворяется доброжелательным.

– Я подумаю над вашим предложением, – величественно изрекла я – ну, настолько величественно, насколько получилось, конечно. – Прошу тебя, передай леди Курруэ мои наилучшие пожелания и сообщи, что я дам ответ в течение трех дней.

Сиэй расхохотался и соскочил с моих колен. Перепрыгнул на кровать, свернулся в самой середине и ухмыльнулся:

– Курруэ придет в бешенство! Она-то думала, ты от радости запрыгаешь! А ты что? «Я дам ответ в течение трех дней!» Ты с ума сошла?

– Страх и поспешность – плохие советчики, союз, заключенный под их влиянием, обречен быть недолговечным, – важно проговорила я. – Мне следует взвесить все «за» и «против» и оценить собственное положение, прежде чем предпринимать шаги, которые могут усилить мою позицию или же ослабить ее. Энефадэ должны проявить понимание.

– Я-то проявлю, – хихикнул он. – Но это Курруэ у нас мудрая. А я – нет. Она делает все по-умному. Я только играю и веселюсь.

Он пожал плечами и зевнул:

– А можно, я с тобой буду спать? Ну хоть иногда, а?

Я уже открыла было рот, но вовремя спохватилась. Он так ловко изображал детскую невинность, что я едва не ответила «да» без долгих раздумий.

– Я не уверена, что это прилично, – отыскала я наконец подходящую формулировку. – Ты же намного старше и одновременно – несовершеннолетний. Что так, что эдак – полное безобразие. Что люди скажут?

Его брови полезли вверх. А потом он расхохотался, да так, что согнулся и схватился за живот. И смеялся долго-долго. Мне это надоело, и я сердито поднялась из кресла и пошла к двери – позвать слугу и заказать обед. Попросила – из вежливости – принести обед на двоих. Хотя, конечно, понятия не имела, что едят боги, а главное, едят ли вообще.

Когда я вернулась в спальню, Сиэй уже отсмеялся. И сидел на краешке кровати с весьма задумчивым видом.

– Я могу принять более взрослый облик, – тихо сказал он. – Если, конечно, тебе хочется со взрослым. Не все хотят с ребенком, я знаю.

Я вытаращилась на него. Меня скрутило – то ли от жалости, то ли от брезгливого отвращения. То ли от того и другого вместе.

– Я хочу, чтобы ты был самим собой, – наконец выдавила я.

Его лицо стало торжественно-мрачным.

– Это невозможно. Во всяком случае, пока я заключен в темницу этого тела. – И он дотронулся до груди.

– А… – Нет, эти люди – не моя семья. – Остальные просят тебя стать постарше?

Он улыбнулся. Как ни ужасно, совершенно детской улыбкой.

– Нет. Обычно хотят, чтоб помладше.

Так, сейчас меня стошнит. Я прихлопнула рот ладонью и отвернулась. А плевать, что там обо мне думает Рас Ончи. Я – не Арамери. Я никогда, никогда не стану частью этой семьи.

Он вздохнул, подошел и обнял со спины. И снова положил голову на плечо. Почему ему все время нужно виснуть на мне, что ж такое… Нет, не то чтобы я против, но интересно, с кем он обнимается и в чьей постельке сворачивается, когда меня нет поблизости. Еще интересно, какую цену они с него запрашивают за эти нехитрые радости.

– Когда человечество выучилось говорить и высекло огонь, я уже был бесконечно стар, Йейнэ. Это мелочное мучительство для меня не страшно.

– При чем тут это? – вскинулась я. – Ты же все равно…

Я попыталась подобрать нужные слова. Человек? На такое он вполне может обидеться…

Он покачал головой:

– Лишь смерть Энефы ранит мое сердце, но ее смерть – не дело человеческих рук.

И тут дворец содрогнулся. В его глубинах что-то загудело – глухо, на басовитой ноте. У меня мурашки побежали по коже, в ванной что-то задребезжало. А затем все стихло.

– Закат, – сказал Сиэй.

Голос у него был довольный, во всяком случае. Он отцепился от меня и подошел к окну. Небо на западе закрывали слоистые облака, переливающиеся всеми цветами радуги.

– Отец возвращается.

А где он был до этого, интересно? Впрочем, меня тут же отвлекла другая мысль. Чудище из самых страшных ночных кошмаров, тварь, которая преследовала меня во время нашего панического бегства сквозь стены, – выходит, это не кто иной, как отец Сиэя?..

– Он же тебя пытался вчера убить, – тихо сказала я.

Сиэй пренебрежительно мотнул головой, затем вдруг хлопнул в ладоши. От неожиданности я подпрыгнула.

– Эн! Найасоувамехиках!

Чушь какая… Он пропел этот дурацкий набор звуков на манер детской считалочки, звон повис в воздухе – и вдруг мир изменился. Точнее, изменилось мое восприятие мира. Мне стало внятно эхо разговоров – до последнего слова, отражающегося от стен. Эхо каталось, сливалось и накладывалось. Воздух пошел рябью – это звуки, звуки, так дрожит струна, от пола к стене, от стен через колонну, удерживавшую огромный вес Неба, и вниз – звук уходил в землю.

Эхо дрожало и уходило в землю, а земля ворочалась, как сонный ребенок, пока мы летели, как мячик, вокруг солнца, и сменялись времена года и звезды вокруг изящно переворачивались – я сморгнула и с удивлением обнаружила себя все в той же комнате. И тут я все поняла. Самые первые годы, десятилетия, когда писцы еще оттачивали свое мастерство – они ведь гибли через одного. А потом ограничились изучением письменного языка – отсюда и их скромное прозвание. Странно, как вообще человек мог решиться на такое? На попытку говорить на языке, значение слов которого зависело не только от синтаксиса и произношения и интонации, но и от координат говорящего относительно остальной вселенной… Они что, и впрямь надеялись, что сумеют выучить божественное наречие? Нет, это смертным не под силу…

Желтый шарик Сиэя появился из ниоткуда и впрыгнул ему в руки.

– Иди и смотри, а потом найди меня, – приказал он и подбросил шарик.

Тот стукнулся о ближайшую стену и исчез.

– Я передам твой ответ Курруэ, – сказал он, направляясь к ближайшей к кровати стене. – Подумай, конечно, Йейнэ, но не тяни с решением, ладно? Время течет так быстро для вас, смертных. Декарта вот-вот умрет – а ты не готова…

Он сказал что-то стене, и та растворилась перед ним – за отъехавшей перегородкой оказалось мертвое пространство, узенький глухой коридор. Сиэй сверкнул ухмылкой, шагнул в темноту – и стена закрылась за его спиной.

7
ЛЮБОВЬ

Как странно… Только сейчас я сообразила: а ведь это обычная склока между двумя семьями, которые что-то не поделили…

* * *

Из окон моих покоев открывался потрясающий вид – чуть ли не на всю Сотню Тысяч Королевств. Безусловно, это заблуждение – писцы давно доказали, что земля круглая. И все же как заманчиво воображать весь мир у своих ног. Внизу мигали огоньки, тысячи и тысячи огоньков, словно звезды, только на земле, а не на небе.

Мы, дарре, искусные строители – и не боимся высоты. Мы строили города на отвесных горных склонах и возводили на вершинах храмы, дабы составить звездные карты. Но мы и думать не могли, чтобы построить что-то вроде Неба. Да и амн тоже бы не сумели – им помогли пленные боги. Но рабство богов – не основная причина, по которой дарре считают Небо абсолютно противоестественным зданием. Отделять себя от земли и смотреть на нее сверху вниз, подобно богу, – святотатство. А еще это попросту опасно. Мы никогда не станем богами, как бы ни старались. А вот утратить человеческий облик у многих получается легко – прямо оторопь берет, насколько.

И все же… Вид из окна завораживал. Очень важно уметь ценить красоту, даже если она исполнена зла.

Как я устала… Я всего-то день провела в Небе, а в моей жизни уже произошло столько перемен. Для Дарра я все равно что умерла. Наследников у меня нет, так что скоро Совет провозгласит энну другую молодую женщину из другой знатной семьи. Бабушка очень расстроится – именно этого она всю жизнь и боялась. А я ведь не умерла. Я стала Арамери. Правда, неизвестно еще, что хуже.

Арамери, вообще-то, не должны покровительствовать народам, с которыми их связало рождение, – судьбы всех стран одинаково дороги для них. Но я-то, конечно, не стала следовать этим правилам. Как только ушли Теврил и Сиэй, я связалась с правителями вверенных мне народов и предложила – ну, как предложила, вообще-то, предложение от наследницы Арамери – это не предложение, а вовсе даже и приказ – подумать над тем, чтобы возобновить торговые отношения с Дарром. Никакого официального эмбарго на нас не накладывали – просто после того, как мать покинула клан Арамери, для нас настали тощие годы. Мы бы могли опротестовать эмбарго в собрании или найти способы обойти его. Но правители всех стран, пытавшихся заслужить благоволение Арамери, попросту сделали вид, что Дарр не существует. Они разорвали договора, перестали выполнять финансовые обязательства, отказались выслушивать наших представителей в суде. Нас даже контрабандисты стороной обходили. Мы стали париями.

Так что, по крайней мере, я могла употребить новообретенную и нежеланную силу родства на то, чтобы хотя бы частично выполнить поставленную задачу. Потому что я сюда ехала с определенными целями.

Итак, одно дело сделано. Что же до других… За стенами Неба – пусто, коридоры его сплетаются в лабиринт. Есть где спрятать ключи к тайне смерти моей матери.

Но я найду их все, один за другим.

* * *

В первую мою ночь в Небе я спала прекрасно. Ужас погони и обилие впечатлений свалили меня с ног, я даже не помнила, как оказалась в постели и уснула.

А вот на вторую ночь сон все не шел. Я лежала на слишком широкой и слишком мягкой кровати в своих покоях, а стены и потолок светились, да так ярко, словно за окном был день. Небо являло собой образ Блистательного, Арамери не терпели тьмы в своем обиталище. Интересно, как же остальные члены почтеннейшего семейства умудряются засыпать?

Проворочавшись с боку на бок несколько часов, я провалилась в полудремоту – однако мысль продолжала работать. В ночном молчании в голову лезли воспоминания о всех прошедших днях, я волновалась за семью и друзей, что остались в Дарре. А еще я думала: какого Вихря, неужели я сумею выжить в этом странном месте?..

И вот так думая и ворочаясь, я вдруг поняла, что на меня кто-то смотрит.

Бабушка оказалась хорошей наставницей – я проснулась мгновенно. И хотя предусмотрительно не показывала, что не сплю, и глаз не открывала, низкий голос произнес:

– Ты не спишь.

Пришлось открыть глаза и сесть. А еще я чуть… ну, вы поняли… в общем, я сильно испугалась, когда увидела Ночного хозяина всего-то в десятке шагов от себя. Он стоял и смотрел на меня.

Бежать было некуда. Так что я просто сказала:

– Добрый вечер, лорд Нахадот.

Голос не дрогнул – молодец, Йейнэ.

Он склонил голову в ответном приветствии. И застыл, весь такой окутанный дымным ореолом, в изножье моей кровати. Просто стоял и зловеще молчал. Долго. Молчал. Зловеще! Наконец я сообразила, что боги пребывают в вечности и им нет дела до краткости времени смертных, и осторожно попыталась начать беседу:

– Вы почтили меня своим присутствием. Могу я знать почему, милорд?

– Я хотел тебя видеть, – сказал он.

– Зачем?

Ответом меня не удостоили. Зато он сдвинулся с места и прошелся вдоль окон. Нахадот все время держался спиной ко мне, и на фоне ночного неба его трудно было разглядеть. Его плащ – или все-таки волосы? – в общем, темный ореол вокруг его фигуры дрожал, и смещался, и сливался с чернотой звездного неба.

Сейчас это был не дикий зверь, преследовавший жертву в лабиринте коридоров, и не источающее холодное презрение высшее существо, угрожавшее убить меня, если проболтаюсь. Я не чувствовала его, но мне чудилась та самая нежность, что проглянула в нем лишь на мгновение – когда он держал меня за руку и ладонь заливала его горячая кровь и когда он почтил меня поцелуем.

Я хотела спросить его: как же так, милорд? – но воспоминание внушало мне беспокойство. Так что вместо этого я спросила:

– Зачем вы вчера пытались меня убить?

– Я бы не убил тебя. Симина приказала оставить тебя в живых.

Любопытно. Ситуация, оказывается, опаснее, чем я думала.

– Почему?

– Я полагаю, потому, что она не хотела, чтобы ты умерла.

Прекрасный ответ, правда?! А ведь злиться на бога нельзя, нельзя ни в коем случае!

– А что бы вы, милорд, со мной сделали, если бы догнали?

– Я бы причинил тебе вред.

Хм. Хорошо все-таки, что он такой уклончивый и немногословный.

Я с трудом сглотнула:

– Как Сиэю?

Он остановился и повернулся ко мне. Над ним в окне мерцала половинка луны. Его лицо источало такое же бледное, неяркое сияние. Он ничего не ответил, но я вдруг поняла: он не помнит, как пытался задушить Сиэя.

– Так, значит, ночью вы и впрямь становитесь другим, – тихо проговорила я.

И зябко обхватила себя руками. В комнате сгустился холод, а на мне болтались лишь ночная рубашка и панталончики.

– Сиэй что-то такое говорил. Теврил тоже. «Пока светло…»

– При свете дня я человек, – сказал Ночной хозяин. – А ночью я… почти возвращаюсь к моей подлинной сущности.

И он развел руками:

– Закат и рассвет – время перехода из состояния в состояние.

– И вы становитесь… этим.

Я из вежливости не стала говорить – чудовищем.

– Смертный разум, исполняясь силы и знания бога – даже на мгновение, неминуемо теряет себя.

– А Симина, выходит, может приказывать, даже когда вы в таком состоянии?

Он кивнул:

– Власть Итемпаса не имеет преград. Его заклятие надо мной всесильно.

Он примолк, и я вдруг совершенно ясно разглядела его глаза – холодные, злые, черные, как ночное небо.

– Если хочешь, чтобы я ушел, прикажи мне уйти.

* * *

Подумайте сами: вы властны над существом, многократно превосходящим вас в силе и мощи. Оно подчинится любому приказу. Обязано будет выполнить любую вашу прихоть. Не будет ли искушение унизить его, умалить и возвыситься таким образом в собственных глазах непреодолимым?

О, я думаю, оно будет непреодолимым.

Я даже не думаю – я уверена в этом.

* * *

– Я бы все же хотела узнать, зачем вы пришли, – осторожно ответила я. – Но я не стану принуждать вас к ответу.

– Почему не станете? Давайте попробуйте! – Голос его звучал неприятно, я чувствовала близящуюся опасность.

Злится? На что? На то, что я властна над ним, но не хочу эту власть употребить в дело? Или он боится, что я все-таки решусь на это?

Меж тем ответ на вопрос пришел как-то сам собою – потому что это будет неправильно. Я, правда, не решилась высказаться вслух. Ответ на самом-то деле был неправильным, неразумным – ведь он вошел в мою комнату без приглашения. Это невежливо! Если бы передо мной стоял человек, я бы без колебаний выгнала его вон.

Нет, не в этом дело. Дело не в том, человек он или нет. Если бы он был свободен.

Но он не был свободен. Вирейн подробно объяснил мне все, пока рисовал сигилу. Приказы, отдаваемые Энефадэ, должны быть четкими и однозначными. Необходимо избегать метафор, разговорных выражений, а самое главное – всегда думать, что говоришь, потому что последствия неразумных распоряжений могут обернуться катастрофой. Или трагедией. Если я скажу что-то вроде: «Нахадот, выйди вон», он будет волен покинуть не только комнату, но и дворец. И лишь Отец Небесный знает, чем он займется за его пределами. А ведь, между прочим, только Декарта имеет власть призвать его обратно. Или, к примеру, если я скажу: «Нахадот, молчи», он онемеет до тех пор, пока я или кто-то из чистокровных Арамери не отменит приказ.

А если я расслаблюсь и отмахнусь от него с фразой вроде: «Ой, Нахадот, да делай что хочешь», он меня попросту убьет. Потому что ему нравится убивать Арамери. Это случалось и раньше, в прежние века, много раз – так рассказывал Вирейн. На самом деле он хихикал: это, говорил он, великая услуга со стороны Энефадэ, потому что так глупые Арамери погибали, не успев обзавестись потомством или поставить семью в неудобное положение.

– Я не стану приказывать вам, потому что я обдумываю предложение, которое сделала мне леди Курруэ, – решилась я наконец на обтекаемый ответ. – Союз должен основываться на взаимном уважении.

– При чем тут уважение? – резко отозвался он. – Я – твой раб.

Я невольно поморщилась:

– Я здесь тоже, между прочим, не по своей воле. Я тоже пленница в этом дворце!

– И тем не менее я обязан подчиняться каждому твоему приказу. Извини, не могу посочувствовать.

Его слова всколыхнули чувство вины, и оно мне совсем не понравилось. Возможно, поэтому я сорвалась и не сумела сдержаться.

– Ты – бог, – зло процедила я. – Ты – смертельно опасная тварь на поводке у Симины, и она тебя уже один раз на меня натравила. Может, у меня и есть власть над тобой, но я же не дура – я понимаю, что моя жизнь все равно в опасности. Так что разумнее разговаривать с тобой вежливо, попросить о помощи и ожидать, что ты согласишься уступить моей просьбе.

– Проси. А потом приказывай.

– Нет. Я попрошу, и если ты откажешься, приму это как должное. Вот что такое уважение.

Он надолго умолк. А пока молчал, я проигрывала в голове свои слова, молясь, что не оставила ему какой-либо гибельной для себя лазейки.

– Ты не можешь уснуть, – вдруг сказал он.

Я поморгала – фраза окончательно сбила меня с толку. А потом до меня дошло, что это вопрос.

– Нет. Не могу. Кровать эта… и светло слишком…

Нахадот кивнул. Стены потускнели, их сияние постепенно угасло, и комнату затопили тени – лишь в окно проникал свет луны и звезд и горевших в городе огней. Ночной хозяин казался чернильной тенью на фоне окон. Его лицо больше не испускало призрачный несвет.

– Ты говорила со мной вежливо, – наконец произнес он. – Я хотел бы отплатить – предложением помощи.

Я невольно сглотнула – сон, в котором черная звезда пожирала все живое, еще не изгладился из памяти. Если мне снилось прошлое – а мне казалось, что так оно и было, но, с другой стороны, это ведь сон, а кто с уверенностью может говорить о снах? – то Нахадот вполне способен уничтожить мир – даже такой, умалившийся и заключенный в тюрьму человеческого тела.

И все же… Вот он сейчас взял и погасил свет в комнате – и от этого простого жеста я преисполнилась благоговейного страха. Я, конечно, очень устала, наверное, поэтому уютная темнота показалась мне важнее судеб целого мира.

– С-спасибо, – выдавила я. – И…

Как же это сказать-то повежливее…

– Ты… не мог бы сейчас уйти? Пожалуйста?

Черный силуэт на фоне черного окна.

– Я вижу все, что скрыто тьмой, – тихо проговорил он. – Шепотки, вздохи – я все слышу. И даже если я уйду, часть меня останется – здесь. Такова уж моя природа…

Смысл этих слов стал внятен мне не сразу – а когда я поняла, что это значит, и испугалась, было уже поздно. Но тогда я просто обрадовалась.

– Ничего страшного! – пробормотала я. – Спасибо.

Он склонил голову, а потом исчез – но не сразу, как это делал Сиэй, а словно бы растаял, неспешно и бесшумно. Я его больше не видела, но ощущала присутствие. А потом и оно растаяло. И я почувствовала, что одна в комнате, а уж так ли оно было на самом деле, проверить все равно не вышло.

Поэтому я забралась обратно в кровать и через несколько минут уснула.

* * *

Есть одна сказка о Ночном хозяине, которую жрецы не запретили и позволили рассказывать у очагов.

Давным-давно, еще до Войны богов, Ночной хозяин спустился на землю, ища способ развлечь себя. И он увидел знатную женщину, которая сидела в башне, одинокая и всеми позабытая, ибо супруг ее был правителем и жена ему наскучила. Для Ночного хозяина не составило труда соблазнить женщину. Некоторое время спустя она родила дитя, и дитя это было не от ее законного супруга. И человеком оно тоже не было. Ребенок стал первым в череде могущественных демонов, и после него другие появились на свет, и боги поняли, что совершили ужасную ошибку. И они обратились против собственного потомства и убили всех – вплоть до младенцев в колыбелях. А ту женщину супруг изгнал из дома, и после того, как ее дитя убили, она пошла в зимний лес и замерзла там насмерть.

А бабушка рассказывала эту сказку иначе. Детей-демонов перебили, и Ночной хозяин снова пришел к той женщине и умолял ее о прощении. И в искупление вины он построил ей другую башню, и одарил несметными богатствами, чтобы она могла жить в достатке и ни в чем не нуждаться, и часто приходил, чтобы удостовериться, что его возлюбленная ни в чем не терпит нужды. Но женщина его не простила и наложила на себя руки, не сумев пережить горя, причиненного смертью дитяти.

Жрецы выводят из сказки такую мораль: бойся Ночного хозяина, ибо в его удовольствиях сокрыта смерть человеческая. А бабушка сказала: бойся любви и не дай тебе бог полюбить не того.