Текст книги "Бедные звери шизария(СИ)"

Автор книги: Ноэми Норд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

II. МАЛИНА

– 1 —

Мне выдали тапочки, халат и перевели из наблюдательной в коридор. После невыносимой парилки, словно в раю очутилась, но рай оказался в клеточку. Изобилие цветов на окнах не скрывало белых решеток рам, а входные двери открывались всего на несколько секунд, чтобы впустить – выпустить персонал. Клетку пыточной палаты заменили на просторную тюрьму бесконечного Коридора с длинным рядом кроватей, уходящих в бесконечность.

В тюрьме – отбудешь свой срок – и выйдешь на свободу. А дурдом прописывается пожизненно, и вместе с ним черный ледяной страх перед немилостью врачей и перед далеким распахнутым миром, который отныне списал тебя в расход.

И снова я в кабинете у врача.

– Расскажи, когда у тебя э т о началось?

– Что – началось?

– Когда ты начала писать жалобы?

Следующие вопросы буквально засыпали меня:

– Какая у тебя мать? А почему не работаешь? А вот тут какой-то журналист Рогов пишет, что ты собираешься выехать в Израиль…Собираешься?… А голодовка была? В деле написано, что у тебя "злостное хулиганство". Это же пять лет тюрьмы! А почему все соседи жалуются на тебя?…Как ты сюда попала? Ты знаешь – почему ты здесь?

Я была не в состоянии ответить на эти вопросы. Какое такое "Злостное хулиганство" А вот, Рогов, гебисткая сволочь, стукач и подонок. Рано или поздно разберусь с ним до конца… А насчет Израиля… При чем тут Израиль? Вспомнился гнусный крик подонка: "Жидовка, убирайся в свой Израиль… Гадины гебисткие…Суки… Упекли… Грозили, вызывали, делали вид, что не при чем. Вспомнился начальник КГБ Каширин, это он разбирался в конфликте с Роговым. Моя статья о гебистской цензуре (о нем же), которую он потребовал подписать на память, не обернулась взаимным примирением… Рогова после конфликта здорово повысили… вот мне запретили все публикации.

– Как я сюда попала?… Приехала из Москвы, вдруг около подъезда меня схватили, избили, санкции на арест не показали… Все-таки не сталинская эпоха! Отпустите!

– Если в деле нет санкции, я тебя отпущу… Выйди, подожди за дверью.

Пока врач листала уголовное дело, я была уверена, что не имеют права ни одной минуты задерживать меня здесь… В моей голове отчетливо сложился план мести. Только выйду – сразу пойду к прокурору, в оскву поеду разобраться, к журналюгам знакомым, всех подниму – но не оставлю сволочей безнаказанными.

Не имеют права!

Не имеют права!

Врач вышла из кабинета и, ни разу не взглянув на меня, совершенно забыв, что я жду ее резолюции об освобождении, заспешила по своим делам. Я догнала удаляющийся на большой скорости белый халат:

– Мы не договорили… санкции нет….

Но она высокомерно отрезала все мои "почему":

– Не проси! Есть там санкция! Есть! – больше она не стала ничего объяснять.

– Но?

– Что?! Снова хочешь?!… С н о в а?

– 2 —

Моя постель оказалась под роскошной пальмой. Это было излюбленное место блатной «малины». Компанию составляли самые молодые обитательницы Коридора: наркоманки, хулиганки, подозреваемые, изолированные от общества добропорядочных людей. Это была та самая пропащая «подворотня», на которую шикают старушки, фыркают домохозяйки, и мимо которой проходят на цыпочках гениальные чада со скрипками.

Дикие дебилы из "наблюдательной" продолжали выть и орать, но, казалось, что я была уже далеко. Милые густо накрашенные девчоночьи лица вернули меня из мира отчаянья в мир иного страдания – сострадания к грубости напоказ и агрессии ради защиты глубоко запрятанных нежных несовременных душ.

Возраст малины – от пятнадцати. И все – в радужном оперении импортной косметики. И у каждой – невыносимо печальные глаза.

Под пальмой собирались по утрам. Усаживались прямо на полу, делились новостями, махрой, сигаретками, шипели на вредных санитарок, насмерть впивались в крохотные зеркальца и пятачки теней.

– Вот, гады, легавые! Отсюда не убежишь!

– Экспертиза – это надолго…

– Правда, что ты двух ментов избила? – спросили вдруг меня.

– Я? Двоих?

– Мы видели, как тебя привели…

– Они говорили тут всем, что ты их избила… Поэтому тебя привязали и кололи… Здесь обычно так щедро не закалывают… Лекарства мало… Всем не хватает… Даже тем, у кого ломка – не дают.

Девчонки явно сочувствовали моему исколотому заду.

– За что тебя так? Что ты сделала? Говорят, ты что-то написала про начальника милиции?

– За жалобы сразу "паранойю" ставят.

– Теперь ты здесь не меньше двух лет будешь сидеть!

– Разве здесь тюрьма?

– Все подследственные сначала проходят экспертизу, если признают дурой – здесь останешься. А признают умной – в тюрьме будешь сидеть.

– Вон там, видишь, бегает Валька, мужа топором ебанула…

– Подследственных гулять не выпускают, никаких свиданий нельзя.

– В тюряге лучше. После нее вся жизнь – впереди.

– Если сюда попадешь – до смерти не расстанешься.

– Ленка за поджог уже два месяца здесь сидит. Скоро ее на суд увезут… И тебе сиде

– 3 —

От уколов у Поджигательницы дрожат руки, лицо здорово опухло. От аминазина, или еще какой неизвестной гадости она сильно заторможена, сонная, вялая, но взгляд светлых глаз непримирим:

– Я убью его! Все равно убью. Пусть не сейчас, пусть через шесть лет, когда выйду на свободу, но ему – не жить! Он хотел меня изнасиловать, избил, пинал ногами, изрезал спину лезвием. Я убежала в ванную, закрылась и два дня сидела там в крови. Он умолял простить, но я вышла, когда в квартире осталась одна его мать. Это все происходило при ней! Я за нее заступилась, а он перекинулся на меня! Она все видела, но молчала, боялась слово сказать! И в милиции молчала! А как же! Любимый сыночек! Не-на-ви-жу!

На ее спине и шее, розовеют глубокие шрамы…

В тот злополучный день она поднялась по темной лестнице подъезда, вытащила из пакета большую банку с краской, плеснула на дверь, поднесла зажженную спичку… Когда дверь прогорела, она легко вышибла ее ногой, вошла внутрь, обильно полила краской изношенный диван, кровать и даже телевизор.

Не скрывалась. Не бегала от ментов. Три месяца сидела в тюрьме. К ней относились намного лучше, чем к остальным, всего лишь раз брызнул на нее мент "черемухой", а вот другим доставалось покрепче… Да еще вспоминается случай, когда на медосмотре отказалась догола раздеться при дежурном. Парень был молодой, уставился во все глаза, козел. Вот тогда ее и укротили баллончиком, а потом обрили под ноль.

Волосы немного отросли и торчали из-под ноля жалким колючим ежиком…

Да и сама Ленка, маленькая, но ершистая – только тронь!

Девятнадцать ей исполнилось в тюрьме.

В шестом классе она писала неплохие для своего возраста стихи, в которых были и "поющие звезды", и "златоглазая ночь", и доверчивая мечта о первой любви…

– Определят: дура я или умная, – говорит она. – Шесть лет сидеть или только год лечиться. Но лучше срок в тюряге отбыть, чем здесь гнить! Там, в тюрьме, и люди все умные… Пусть – убийцы, воры, но с ними есть о чем поговорить. А какие песни хорошие поют! Здесь любой сойдет с ума.

– 4 —

– До чего я девку эту не люблю! – воскликнула Проня, глядя в упор на Ленку.

– Кого не любишь? – завелась та.

– Да тебя, тебя, рожу твою бесстыжую не люблю! Бритая! Чего бельма выпучила! Где мои колготы?!

– Какие колготы?

– А вот такие!!! – и Проня с размаха заехала кулаком по лицу.

Началась драка. Прибежала медсестра, схватила Ленку за рукав:

– Снова драку затеяла? В наблюдательную захотела?

– Она не виновата!

Но Проня взвизгнула:

– Знаем эту бритую! Пусть на уколах полежит!

Мое заступничество спасло Ленку от экзекуции. В наблюдательную она не хотела. Ей пришлось пройти там полный курс лечения.

– От уколов скованность. Мозги еле шевелятся.

– Постарайся не обращать внимания. Ты же видишь – специально провоцируют.

– Но как не обращать внимания – если в морду бьют!?

– Ты еле ходишь…

– Пусть закалывают! Зато я притворяться, как ты не могу!

Так, я, значит, притворялась… Она видела насквозь, что творится в душе.

Ленка воспитывалась в интернате. А пацанская мораль проста: бегают с жалобами к ментам лишь козлы. Самосуд – единственный разумный выход из любого конфликта.

Месть – это закон. Есть руки – души, есть зубы – кусай, умри, но отомсти.

– Правильно сделала! – единогласное мнение девчонок, – Сама отомстила, не побежала к легавым пидорам!

– Противно у мусоров просить защиты.

– Молодец, – единогласное мнение Малины.

– Подумаешь – психушка. Годик посидишь на таблетках и выйдешь на свободу. Да и пенсию дадут! Наташке – Малолетке всего два месяца осталось – и прощай Петелино!

– Это, блядь, если суд здесь назначит лечение. А с поджогом, блядь, держат не здесь, а переводят в спецотделение. Для особо опасных, блядь. Там охрана с собаками. Не знаю, чем колют, блядь, но воют там здоровые мужики с утра до ночи!

– Да, – вздохнула Ленка, – Врач сказала, что меня туда переведут.

Ленка…

– 5 —

– Ты только с Наташкой Малолеткой не связывайся. Она здесь самая дикая. Со всеми дерется! Из– за нее всех привязывали, предупреждает Ленка…

… А Малолетка смотрит на меня с другого конца Коридора, покачивается в такт ритмичной мелодии из радиоприемника и улыбается…

Ей всего пятнадцать. Все неприятности из-за полноты. Обожает дискотеку, а там затретировали. Однажды пошла на танцы с ножом в кармане, оскорбилась на "жирнягу" из уст "королевы", ударила по руке. За это ее признали невменяемой, определили в дурдом. По возрасту ей полагается детское отделение, но папа жертвы оказался влиятельной особой, и Наташка получила место не по возрасту.

Сначала ее немилосердно закалывали. Курс принудительного лечения намеренно состоит из болезненных процедур. Сульфотерапия или "сульфазин" – ежедневная невыносимая пытка, которую не по наслышке проверил на своих обожженых ягодицах каждый заключенный в Петелино. Можно ли вылечить больного "сульфой"? Больше всего это походит на экзекуцию, а не на лечение. В наблюдательной Наташка дико орала, выла от боли, ее пожалели, отменили "сульфазин", но она два раза убегала, ее отлавливали с милицией и снова привязывали в наблюдательной. И лишь когда ненавистные уколы заменили таблетками, Малолетка смирилась с приговором, перестала убегать, превратилась в ревностную помощницу персонала.

Горе тем, кто вздумает сбежать из наблюдательной. Она помогает отлавливать и связывать буйных, работает в мойке, таскает увесистые мешки с хлебом и ведра с едой. Она исполнительна, и всегда на подхвате. Срок наказания истекает через два месяца, и на ребячьи проделки медсестры давно перестали обращать внимание. Ребенок все – таки. Пятнадцать лет.

– Ничего себе – ребеночек! – возмущается Поджигательница. – Плюнула мне в кашу, и меня же после этого привязали в наблюдательной, кололи, блин, до потери пульса.

– 6 —

Самое страшное здесь слово – «наблюдательная». В нем – дикий животный ужас унизительной несвободы, когда тебя вдруг привязывают ремнями к постели, а рядом воющие, ноющие дебилы с пустыми лицами и с черными перекошенными ртами. Никому в этом месте до твоего крика и страха дела нет.

Наблюдательную и черных ремней боится здесь каждый. Это – карцер, место пыток. Каждый на своей шкуре познал власть дикого ужаса при виде иглы с кислотной каплей на конце.

Наблюдательная – наказание за побег, за драку, за непослушание, за громкий смех, за плач, просто за слезы, короче за любую аномалию в поведении, которая выпирает из общего монотонного фона…

Страх сдерживает дремучие страсти, но перемалывает их в тайную жгучую ненависть к палачам. Инстинкт выживания объединяет разношерстную публику в касты, которые позволяют притереться к экстремальным условиям. "Бывалые" учат новеньких, как ходить по коридору или правильно заправлять кровати, чтоб не попасть на "сульфазин". Бесценны тайные знания о том, что можно курить, когда кончилась "махра" или, как успеть с мальчиками во время походов за обедами.

– Девоч-ки-и! Таблеточки-и-и! – кричит сестра, и весь Коридор поспешно выстраивается в длинную очередь, некую пародию на уродливый быт за стенами психушки. Больные переминаются, медленно продвигаются к столику с пилюлями, пьют их не в понарошку. Очередь – за лекарством единственное напоминание об отобранной свободой жизни, по которой – тоска…

Таблетки получают все, кроме меня и Люды Брыловой. Мы с чувством превосходства поглядываем в сторону дурацкой очереди. Кто пьет дерьмо – тот признанный дурак. А их здесь немало.

Брылова тоже на экспертизе. Побила старика – вахтера, когда тот отказался ее пропустить в ресторан, схватил за шубу, надорвал подол… Из – за испорченного меха не сдержалась, досталось наверно здорово старику от крупной девахи. Экспертизу она проходит в психушке добровольно. Ее привезли мать со следователем. Девчонки жалеют нежадную на сигаретки девчонку:

– Мать работает на торговой базе, все мальчики знакомые – фирмачи, а сама попала сюда, как последняя дура! В этом году всем уголовным женщинам будет амнистия, а психбольным – лечиться два года!

– 7 —

– Да, блядь, заразы! Перестаньте орать! Уши, блядь, растрескались! Убъю!!! – это наводит порядок негласный главарь малины Ленка Зозуля. Ей всего семнадцать, но она прошла уже все стадии экспертизы и принудиловки. У нее сосудистое заболевание мозга. Здесь она лечится, работает и живет. Дома батя – зверь, поэтому после принудиловки осталась в петелинском монастыре навсегда. Вкалывает за мужика – верзилу, ей доверяют сопровождать больных на медосмотры, от нее не убежишь. Ленка здесь самая живописная. У нее низкие насупленные брови, пухлые детские губы. Широченная морская походка. Хмурый юнга на корабле, наш атаман, крутой пацан, только в халате.

Иногда у нее дтко болит голова, и никакие лекарства не помогают, поэтому вместе с санитарами из мужских отделений ищут новое сильное средство, смешивают содержимое разных ампул и пробуют суррогаты на крысах.

– Вчера, блядь, парни поймали крысу, в сонную артерию накачали какой – то дряни… Не подохла, блядь, жива осталась, ползает…Завтра, блядь, себе накачаем, тоже не помрем.

– 8 —

– Ой, видеть эту шушеру не могу! – воскликнула громкоголосая широкоплечая Проня, ворвавшись в туалет, – Снова сидят! Курят! Матерятся! «Девочки» называются! А еще из города! Нет, у нас в деревне таких не бывает! Так бы и влепила по рожам!

– Иди– иди, – сжала кулаки Малолетка.

– Бля – адь… – процедила сквозь зубы Зозуля и сплюнула себе под ноги, – Достаешь, сука.

Проня поспешно удалилась, и весь Коридор проснулся от ее громогласного крика и жалоб врачу:

– Курят и курят! Дышать нечем! У нас, в деревне, слава Богу!

Блатную малину боялись все больные тетки.

Ко мне то и дело подходили доброжелательницы и предупреждали:

– Не разговаривай с плохими девчонками, не связывайся! Это же убийцы! Воровки!

– Видишь, вон та, маленькая, – из банды!

– 9 —

– Ненавижу ментов! – говорит маленькая Люда, – Лезут, цепляются, гады! Один меня избил, ударил палкой по голове, начал писать протокол, а я ему говорю: «Ты, гад, меня, беременную, палкой по голове бил! Будет выкидыш – посажу!» Он весь позеленел, побледнел, изорвал писанину и как заорет: « Ладно, сучка, проваливай!»

– А ребенок?

– Какой после этого может быть ребенок? Муж одного мента посадил, так они еще больше забегали, вцепились насмерть, довели и меня и мужа, брата посадили…Отец умер от инфаркта, я запила. Не могла видеть это каждый день.

Она удивительно походит на знаменитую Марианну из популярного сериала, только слишком хрупкая и прозрачная. Но голос как железный: "Ненавижу!"

Сюда ее привезли без сознания. У нее было алкогольное отравление. Три дня она лежала под капельницей при смерти.

– 10 —

А у меня они колготы украли!

– Лифчик утащили!

– Полотенце исчезло!

…Наркоманке устроили шмон. Перевернули постель, тумбочку, но ничего не нашли. Целый день она дулась на теток, сидела красная, обесчещенная неслыханными подозрениями, но гордо, назло всем, распевала на весь коридор:

– Воровка я, воровка…

Ей всего семнадцать, но здесь она уже во второй раз. Пришла сама, чтобы снять ломку. Уверена, что скоро снова сюда попадет, потому что муж все равно заставит колоться. Наркотики стоят очень дорого, поэтому идут воровать на рынок

– Фарцу не жалко! У этих красть можно! Они – у нас, а мы – у них! – рассказывает она, расчесывая свой золотистый хвост. Все происходит по сценарию: она, фирмовая девочка, подходит к какому– нибудь лоху, знакомится, пленяет, а в это время происходит "экспроприация".

– Муж без меня красть не ходит, не получается у него. Вчера мою песцовую шапку и дубленку уже продал. Так и надо мне. И муж мой – вор, и сама я – воровка!

– Девочкииии, на прогулку! А ты куда? Тебе – нельзя! Ты – под арестом.

–

Вдруг подошла Брылова, бледная, глаза вне орбит:

– Тань, ты знаешь, ч т о оказывается?

– Ч т о?

– Они каждый день за нами наблюдают, и все записывают в журнал. Сегодня меня попросили расчертить, а я смотрю: там все про нас. И какая – ты, и какая – я, что делаем, как едим, как ходим…С кем общаемся. И про меня записали, что курю, а про тебя, что общаешься с Поджигательницей и Наркоманкой…А еще…

– Что – е щ е?

– Что ты – "задумчивая".

– И что?

Брылова сочувственно молча смотрела на меня, словно хоронила.

Положение не из простых… Если в журнал записывают негатив, значит, быть задумчивой – плохо?

– 11 —

– Да что – невропатолог! Ты психолога пройди! Там такие вопросы на засыпку задают! – предупредила меня бывалая Поджигательница, которая прошла все стадии экспертизы.

– Какие вопросы? Для чего?

– Чтобы проверить: дура ты или умная. Например, спрашивают, что такое "устье", или просят нарисовать "радость"…Или запомнить и повторить десять слов… Или на скорость от ста отнимать по семь и считать вслух. Не справишься – будешь дурой.

Мысленно я попробовала "на скорость от ста"… Да уж, действительно…

И вот я в кабинете психолога.

– Грипп, значит?…Настроение, значит, "подавленное"? – начала свою проверку молодая симпатичная с виду женщина, – Раздели карточки…Повтори за мной десять слов…Сосчитай на скорость до двадцати по этой таблице….Снова…Еще…Найди логические пары по таблице…(Корова – теленок, свинья – поросенок) руки – пальцы, дерево – сучья)… Так…так…так…Нарисуй "дружбу"…так… "веселый праздник"…так… " тяжелую работу"… "печаль"… "радость"… "горе"… "счастье"… "счастье" изобрази… Ну, что такое – "счастье"?..

Предательский комок застрял в горле. Еще чуть-чуть и я разревелась бы здесь, как "корова-теленок", и дала повод привязать себя в наблюдательной… Моя рука сама по себе изобразила петелинское окно в мелкую клетку и рядом множество ног в сапогах, которые топтали, уничтожали ненавистную тюрьму с решетками на окнах.

– Что – это? – не поняла психолог. – Что э т о т а к о е?

– Счастье – это свобода…

Ненавижу рассуждать на высокопарные темы. Но словно впервые в жизни соединились два красивых слова в неразлучную пару. Клапаны перекрыты – ни вздохнуть, ни выдохнуть. И незаметный кислород, которым дышали, оказался важнее всего на свете. Счастье – свобода, а значит не только радость, но и горе, печаль, морозный воздух, руки без наручников, дверь без замков, все мои четыре стороны света.

– Повтори десять слов, которые запомнила в начале…

Все. Проверка закончилась. Осталось заполнить длинную гармошку тестов на 512 вопросов, которые завтра нужно было сдать на ВЦ…

– 12 —

…Что значит правильно ответить на полтысячи вопросов, из малограмотного теста, созданного чьим – то нездоровым любопытством?

Вопросник выглядел, как послание из эпохи неолита на засыпку интеллигентной категории человечества. На вопросы дотошного составителя не смог бы точно ответить ни один современный школьник и, тем более, ученый муж. Там, где дурак не споткнется, тонкий умный и начитанный человек прямым ходом угодит в психологическую западню. Наука любит точность. Но как можно ответить, допустим, вот на такой "шедевр" по выявлению слабоумия:

125…ЛЮБИТЕ ЛИ ВЫ НАУКУ?… ДА?… НЕТ?…

О боже, сколько в мире наук! Даже закоснелый второгодник не смог бы выбрать правильного ответа, презирая интегралы, но почитая кибернетику, как удовольствие поиграть в крутизну… А что можно сказать о любви к современной психологии, в том виде, в котором она дотянула щупальца из серого застоя? Интеллектуальный уровень составителей тестов значительно ниже недилетантских знаний академиков и писателей, которых, благодаря нечетким вопросам, все-таки заклеймили, признав не прошедшими "прокрустовой" проверки.

129…БЫВАЕТ ЛИ У ВАС КАЛ ЧЕРНОГО ДЕГТЕОБРАЗНОГО ЦВЕТА?…ДА?…НЕТ?..

(Ну, допустим спроси у меня, у Брыловой, – ответим, хотя и поморщимся. Но… и Сахарову пришлось запротоколировать ответ, за который кое – кто бы ответил по роже).

199…Я ОЧЕНЬ БОЮСЬ ЗАРАЗИТЬСЯ ЧЕРЕЗ ДВЕРНУЮ РУЧКУ…ДА?…НЕТ?…

257…МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЗА МНОЙ СЛЕДЯТ…ДА?…НЕТ?…

344… ЕСЛИ ЛОШАДЬ НЕ ИДЕТ, ТО ЕЕ НАДО БИТЬ…ДА?…НЕТ?…

Этот вопрос вызвал оживленную дискуссию среди скучающей малины. Девчонки налетели со всех сторон. Мнения по поводу лошади, которая "не идет", разделились:

– Нельзя лошадь бить!

– А как же тогда ехать?

– Надо нарвать травки и поманить!

– Да она же все равно не пойдет! Я лошадей знаю! Сама деревенская!

– Не кричи! Лошадь здесь не при чем! Этот вопрос на проверку "садизма".

– Какого такого садизма?

– Им важно узнать: нравится тебе кого-то бить, или нет?

– А как же тогда ехать?

– Ну, значит, ты, Ленка, садист!

Тесты явно залетели в наш век из допотопной оглобельной психушки, в которой признали шизофреником самого Сергея Есенина… Те же атрибуты.

444…МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЗА МНОЙ СЛЕДЯТ…ДА?…НЕТ?…

488…Я БОЮСЬ ПАУКОВ…ДА?… НЕТ?…

499…Я БОЮСЬ ЗМЕЙ… ДА?…НЕТ?…

Каких змей-пауков может бояться современный человек, до мании преследования, или их не бояться совершенно до мании величия? Боюсь? Не боюсь? Вот и выбирай себе манию величия вместо мании преследования, пугайся пауков или целуй змей….

… Я НЕ БОЮСЬ МЕНТОВ…ДА?… НЕТ?…