Текст книги "Новогодний Подарок"

Автор книги: Нинель Лав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

6

Сидя в домашнем халате на необъятной супружеской кровати, застеленной шелковым сиреневым, в цвет занавесей, покрывалом с фалдами до самого пола, Валентина Николаевна Ватутина сжимала в руках мобильный телефон, с надеждой глядя на светящийся голубой экран – муж третий день не отвечал на звонки, и это обстоятельство наводило ее на тревожные мысли. Однако, это обстоятельство было куда менее важным, чем ежедневная неусыпная забота о своей внешности: закрученные на бигуди короткие выбеленные волосы давно высохли и было пора освобождать их от «принудительной» завивки. И Валентина Николаевна, думая о муже, стала снимать бигуди, бросая их прямо на дорогое шелковое покрывало, чего раньше никогда не делала и что показывало степень ее волнения.

«– Пора бы ему уже перестать праздновать и вспомнить о семье! – мысленно выговаривала она мужу. – Новый Год праздник семейный, и обоим родителям следовало бы уделить время детям! А он выдумал эту деловую поездку! Ну, какие в новогодние дни могут быть дела?»

Правда, большинство праздников у Георгия Рудольфовича Ватутина были все же рабочими, да и выходные тоже.

– «Как потопаешь – так и полопаешь!» – любил повторять преуспевающий бизнесмен, видя обиженно поджатые губы жены.

– Но всех денег все равно не заработаешь! – возражала она, и Георгий Рудольфович тут же признавал ее правоту.

– Все, уговорила: завтра на работу не пойду! – решительно заявлял он, плюхаясь в обволакивающее кожаное кресло, с наслаждением вытягиваясь и беря в руку пульт от огромного телевизора – Ну, его к черту этот миллионный контракт! Пусть ищут себе других перевозчиков. Проведу выходные с семьей, как все нормальные люди… Только вот о новом велосипеде Витька пусть даже не заикается.

Десятилетний сын Витька, худой, темноволосый и очень смышленый подросток, услышав такие безрадостные перспективы, обиженно сопел и тут же старательно начинал кашлять, прикидываясь больным. Утром в выходной все запланированные с вечера мероприятия на «семейные» выходные откладывались. Больной ребенок оставался целый день в кровати, а Валентина Николаевна начинала самозабвенно лечить сына и волноваться по поводу его слабого здоровья («Витенька мальчик болезненный» – любила повторять она и с удвоенным рвением пичкала ребенка лекарствами), и Георгию Рудольфовичу Ватутину, вздыхавшему и пенявшему на невезение (в кои веки решил остаться в выходной дома и провести целый день с семьей и на тебе!), вместо запланированного похода в зоопарк и кино приходилось идти на работу. Уходя, он заглядывал в комнату сына, заговорчески подмигивал безропотно пьющему лекарство бледненькому мальчику и в конце недели тот получал свой долгожданный велосипед.

Точно такая же история повторялась и с шестнадцатилетней дочерью Властелиной невысокой, заносчивой, кареглазой шатенкой, следящей за своей внешностью и фигурой и трепетно относящейся к выбору подарков. Дети рано поняли, что одновременно иметь и отца, и желаемые подарки у них не получится – пришлось выбирать, и они единогласно выбрали подарки.

Того, что мать болезненно переживала отсутствие мужа и требовала от него внимания, как женщина, избалованные, эгоистичные дети, в силу своего возраста, не понимая семейных отношений между супругами, ее переживаний не разделяли – одним, без отца, жить им было намного лучше: никто не выдворял их из гостиной (хотя у каждого была своя комната и свой телевизор), не гонял от «общего» телевизора (к интернету был подключен только этот телевизор и можно было смотреть любые фильмы, как в кинотеатре), не напоминал об уроках, которые делались Витей с горем пополам, не высказывал недовольства по поводу внешнего вида (в школу Властелина одевалась, как на показ модной одежды) и не требовал тишины.

Так зачем же нужен отец, если не для зарабатывания денег и не для удовлетворения их потребностей?! Раньше они жили в старом доме, в двухкомнатной квартире (Витя это плохо помнил, потому, что был маленький), потом в трехкомнатной, а потом в пятикомнатной огромной квартире в элитном кирпичном доме с подземным гаражом и огороженной территорией на Никольской, и в школу они ходят не в простую, а в «лицей» с углубленным изучением иностранных языков (сразу двух, изучение третьего приветствуется), и одежды у них полный шкаф, и все, что они захотят им покупается. Недавно они переехали в коттедж рядом с Москвой – комнат там… не сосчитать!

Валентина Николаевна думала по-другому, но старалась не скандалить, не конфликтовать и довольствоваться тем малым временем и крохами внимания, что оставались для нее у мужа после его напряженной работы.

Но, к чести Валентины Николаевны, надо сказать, что она не относилась к тем многочисленным женам «бизнесменов», которые занимаются домом и своими делами, безоговорочно веря мужьям, и зорко следила за собственным мужем, день и ночь стоя на страже семейных ценностей. Она часто посещала транспортную фирму, приглашая супруга на обед, щедро раздавала обещания и, главное, деньги всему окружению мужа: секретарша, водитель и телохранитель (самые приближенные люди) ежемесячно получали «персональные премии» в обмен на «полезную» информацию о контактах и интересах мужа. Молодые и длинноногие сотрудницы, положившие глаз на шефа и претендующие на более высокое положение на фирме, долго на работе не задерживались. Благодаря неусыпным усилиям Валентины Николаевны их брак считался крепким и счастливым и длился более семнадцати лет. Но последнее время у Валентины Николаевны все валилось из рук – она предчувствовала наступление чего-то неотвратимого и страшного.

Отсутствие мужа на Новогоднем празднике явилось для Валентины Николаевны предвестником беды – почти двадцать лет они отмечали Новый Год вместе и вдруг…

– Ну, что ты так переживаешь? – равнодушно поинтересовалась очень способная и очень самостоятельная дочь Властелина, заглядывая в спальню родителей и видя мать в таком удрученном состоянии (мать даже не переоделась к завтраку, что было ей не свойственно). – Он же тебе сказал, что поездка деловая. Де-ло-вая! – по слогам выговорила девушка и, зайдя в родительскую спальню, занялась разглядыванием в зеркале вскочившего на лбу прыщика. – Теперь у бизнесменов такая мода – корпоративные встречи Нового Года, чтобы коллектив был крепче, словно одна большая и дружная семья.

– Но уже третье число! – Валентина Николаевна держалась из последних сил, даже отменила приезд массажиста.

– И что?

– Хоть бы позвонил, – голос предательски дрогнул, и Валентина Николаевна быстро-быстро заморгала большими выразительными глазами, загоняя навернувшиеся слезы обратно.

Дочь раздраженно тряхнула длинными с высветленными прядками волосами и заговорила о своем.

– Меня больше волнует моя предстоящая поездка в Англию: папулька обещал свозить меня в мартовские каникулы в Лондон и показать Оксфордский Университет! А летом, после окончания школы…

– Ты поедешь в Америку учиться в Гарварде, – невидящим взглядом уставившись в окно, закончила за дочь Валентина Николаевна и тяжело вздохнула (о планах дочери она слушает уже два года). – Если не возникнут какие-нибудь непредвиденные ситуации, то обязательно поедешь.

– А что может случиться? – деланно удивилась Властелина, не разделяя тревоги матери.

– Ну, мало ли…

– Ты имеешь в виду ваш с отцом развод? – догадалась девушка, ни сколько, не обеспокоившись предполагаемым расставанием родителей.

– Развод??? – ужаснулась Валентина Николаевна, хватаясь холеной рукой, унизанной золотыми перстнями, за сердце.

Однако, дочь не среагировала на это движение и осталась так же спокойна и непробиваема.

– Не напрягайся, ма, это я просто так сказала – ну, как один из вариантов. Даже если вы с папулькой разбежитесь: ничего страшного не произойдет – все вокруг разводятся. Хотя я думаю, что никакого развода не будет.

Валентина Николаевна отняла руку от сердца, но оно продолжало предательски сжиматься.

– Надеюсь, нам с твоим папой грозит не это…

– С чем тебя и поздравляю, – не вникая в смысл сказанного матерью, Властелина беспечно вертелась перед огромным во весь рост зеркалом. Если бы она только услышала материнское «грозит не это», то непременно поинтересовалась бы, что же может угрожать спокойствию их семьи, но она не услышала пророческих материнских слов и продолжала думать о своем. – По мне тоже лучше, чтобы никакого развода не было и в помине – делить имущество с какой-то меркантильной ненасытной особой, это такая несправедливость!

– Что ты имеешь в виду? – Валентина Николаевна отложила мобильный телефон в сторону и подозрительно посмотрела на дочь – может, она что-то знает о делах мужа, но предпочитает скрывать это от нее. – С какой особой?

– Не знаю с какой, если развод, то обязательно какая-нибудь появится. Я о другом: имущество супругов делится поровну! – Властелина перестала вертеться перед зеркалом и стала серьезной – она, как и отец, счет деньгам знала. – Скажи, вот почему при разделе имущества супругов не учитывают их детей? Если разбираться, по справедливости, то при вашем разводе мне и Витьке тоже кое-что положено. Раз нас в семье четверо – значит, делить все совместно нажитое имущество надо на четверых. Так было бы справедливо!

– Ну, положим, вы с Виктором еще ничего не нажили, – возразила Валентина Николаевна и поморщилась – тема о разводе была ей неприятна. – Но откуда ты столько знаешь о разводах и разделе имущества?

– Привет! Я же будущий адвокат – мне положено знать такие прописные истины. Семейный Кодекс я выучила еще в восьмом классе. А вот УК меня не интересует: убийцы, воры, кровь, грязь – это не для меня. Кстати, Борис Яковлевич Либман одобряет мой выбор.

– Борис Яковлевич? – последнее время Валентина Николаевна была настроена очень решительно против юрисконсульта фирмы, хотя и признавала, что опыт у него был огромный – после его прихода на фирму никаких «проколов» с юридической стороны не было. – Ты общаешься с юристом отцовской фирмы?

– Ну, почему же отцовской? – теперь морщиться настала очередь Властелины – она считала фирму почти своей: после окончания учебы отец обещал сделать ее равноправным компаньоном семейного бизнеса. – Ты такая же хозяйка, как и он. Вам с отцом принадлежит по половине фирмы. Если, конечно, ты не отказывалась от нее добровольно и не дарила отцу свою половину.

– Ничего я не дарила, – не очень уверенно ответила Валентина Николаевна, смутно припоминая события прошлого Нового Года…

В конце декабря все они слегли с сильнейшим гриппом. Валентина Николаевна ужасно переживала за детей и то, что не сможет достойно встретить надвигающийся праздник – сил не было оторвать голову от подушки, а что уж говорить о недельном уборочном и двухдневном кулинарном марафонах. Обо всем позаботился Георгий Рудольфович: вызвал «уборщиков» из фирмы и заказал в ресторане праздничный ужин (даже салат «Оливье» не забыл – конечно, салат был не такой вкусный, как делала сама Валентина Николаевна: праздничные блюда Валентина Николаевна предпочитала готовить сама, чтобы не утратить навыки и почувствовать предпраздничную суету), но она была безмерно благодарна мужу за внимание и заботу. Вот тогда, в новогоднюю ночь она и подписывала какие-то бумаги: Борис Яковлевич – юрисконсульт фирмы забежал к ним на минутку поздравить с Новым Годом и подсунул Георгию Рудольфовичу какие-то важные бумаги. Ватутин отнекивался, просил отложить подписание на недельку, но Борис Яковлевич настаивал, и муж сдался. Валентина Николаевна точно помнила, что он их подписал. Сначала муж, а после него она…

Что это были за бумаги, Валентина Николаевна не знает!

Нет, конечно, Борис Яковлевич и Георгий говорили ей о покупке какой-то недвижимости, но слушала их Валентина Николаевна в пол-уха, и документы прочитать не удосужилась – праздник все-таки.

Теперь Валентина Николаевна с неожиданным страхом вспомнила свои опрометчивые подписи.

Сколько она их поставила? Одну? Две? Нет – много больше.

Так, стоп – что это она так разволновалась по этому поводу?! Все важные бумаги хранятся в сейфе мужа – надо просто подняться в кабинет, открыть сейф, найти нужные документы и посмотреть. Посмотреть и успокоиться!

С сильно бьющимся сердцем Валентина Николаевна поднялась на третий этаж в кабинет мужа, быстро прошла по огромному с длинным ворсом ковру к противоположной стене, отодвинула панель с книгами в сторону, набрала несколько цифр на кодовом замке и нажала ручку сейфа вниз. Тяжелая металлическая дверь привычно открылась, но…

Выпучив глаза, Валентина Николаевна Ватутина смотрела в абсолютно пустой сейф и лихорадочно пыталась вспомнить, куда в прошлый раз положила шкатулку со своими драгоценностями…

7

Отхлебнув из чашки изрядный глоток горячего кофе, Дорохов поморщился и отставил чашку в сторону – кофе он не любил – пил крепко заваренный чай и сахара побольше, но за неимением ничего белее существенного вынужден был довольствоваться этим. Похоже, найденная чужая барсетка так захватила строптивую «сторожиху», что она напрочь забыла о его давешней просьбе о выпивке.

Смирившись – он ни за что не попросит об алкоголе второй раз, Дорохов взял с тарелки соленый огурец и зло откусил – огурец хрустнул, приятно холодя обожженное водкой небо. Доев огурец, Дорохов выпил из банки весь рассол и попытался настроиться на рабочий лад.

Встав коленями на сиденье стула и отодвинув тарелки на край стола, Инна, протягивая руку через весь стол, раскладывала на кружевной скатерти перед смурным хозяином дома содержимое барсетки, стараясь не замечать его отвратительного настроения. То, что настроение и состояние были отвратительными, Инна видела по его нахмуренным бровям и серому больному цвету лица, но «больного» не пожалела: «стопочку-опохмелочку» не предложила, а просто постаралась отвлечь его от мыслей об алкоголе.

– Визитница с визитками, фотографии семьи, паспорт, водительское удостоверение, какие-то счета, деньги – довольно крупная сумма, – комментировала она «свой расклад», с видимым сожалением выпуская из рук важные улики. – Все документы, с одной стороны, немного повреждены огнем, но текст на них прочитать можно.

Дорохов потянулся за паспортом – всегда надо начинать с самого главного.

– Ватутин Георгий Рудольфович, – прочитал он и перевернул страничку главного документа. – Место жительства: Москва, улица Большая Никольская… Семейное положение: женат, двое детей. Теперь расскажите мне, Инна Павловна, при каких обстоятельствах вы прихватили чужую барсетку с документами.

– Все-все? – Инна села на стул и, прижав к груди сцепленные руки, подробно рассказала о своей поездке в Сергеевку и об увиденном на месте аварии. – Может, на визитке написан домашний телефон этого Ватутина?

– Обычно на визитных карточках пишут рабочие телефоны, – хмуро заметил Дорохов.

– Да, конечно, – покладисто согласилась Инна и немного расстроилась, представив, что именно им придется сообщить родным погибшего человека о его гибели. – Как же мы узнаем домашний телефон? И сообщим родным о его гибели?

– Это совсем просто: в компьютере у меня есть один файл, содержащий сведения последней переписи населения – там указаны все данные на человека… – включился в работу Дорохов. – Если, конечно, новый муж моей бывшей жены не залез в мой компьютер и не удалил из него ненужную ему информацию.

– А вот это вряд ли, – заступилась Инна за отсутствующего родственника. – Станислав Михайлович Киселев известный в Москве пластический хирург, у него свой ноутбук и ему незачем лазить по чужим компьютерам, а тем более что-то из него удалять. Ему очень не повезло, что он женился на вашей бывшей жене, но от этого он не стал менее порядочным человеком.

– Хотите сказать, что моя бывшая жена не подарок? – сердито уточнил Дорохов.

– Это вам лучше знать! – с ноткой ехидства произнесла Инна.

Она никак не могла поверить, что этот большой, сердитый, серьезный мужчина (военный!) был женат на взбалмошной, капризной, влюбленной только в себя и интересующейся только собственной внешностью «красотке». Ну, где же были его глаза? Хотя у мужчин, наверно, надо спрашивать про мозги…

«– Язва! – подумал Дорохов о «сторожихе», встал из-за стола и, поднимаясь по ступеням в кабинет, вынужден был все же признать, что его бывшая жена действительно не «Подарок». – И как этот мужик с ней только уживается? Я вот не смог – развелся, хотя если бы я был пластическим хирургом и своими руками творил красоту Анны…»

От части Дорохов был прав: с завидной периодичностью Станислав Михайлович вносил коррективы в лицо и фигуру жены, доводя и то и другое до совершенства, но помимо восхищения и преклонения перед талантом мужа, Анна испытывала к нему и другие чувства, делающие ее терпимее и благадарнее, чем в отношениях с прежним мужем. Со Станиславом она, наконец-то, почувствовала себя любимой и желанной: муж был внимателен, нежен и задаривал ее подарками. Дорохов же на первое место всегда ставил работу, о своих чувствах к жене не распространялся и на нежности и комплименты не разменивался, что делало их совместную жизнь скучной и бесперспективной – от этого и ссоры, и упреки, и обиды, и отчуждение. Но об этом Дорохов не задумывался, считая себя абсолютно правым, и никогда не разбирался в причинах своего развода – не сошлись характерами и точка. Так ему было удобнее и спокойнее: ничего в себе не надо было менять и можно было продолжать жить привычной размеренной жизнью.

Пока хозяин половины дома копался в своем компьютере, Инна убрала со стола, перемыла посуду и предусмотрительно переоделась в джинсы и теплый свитер – вдруг этому любителю выпить захочется самому посмотреть на место аварии (ведь они же ведут настоящее детективное расследование) – он предложит поехать посмотреть место аварии, а она уже готова к поездке.

– Ну что? – заинтересованно спросила она, как только Дорохов спустился со второго этажа. – Нашли телефон?

– Нашел, только не домашний, а жены погибшего, – безрадостно сообщил Дорохов и протянул листок с номером мобильного телефона жены погибшего Ватутина. – Будете звонить?

– Я? – ужаснулась Инна и спрятала руки за спину – листок с телефоном она не взяла. – Может, лучше вы? Звонок мужчины вызовет у жены этого Ватутина меньше подозрений.

– Ну, не знаю…

Дорохов еще немного поломался для порядка, Инна поуговаривала и поубеждала (что-что, а уговаривать и убеждать она умела), и позвонил.

Жена Ватутина, ответившая на звонок после долгого ожидания, была явно не в себе: на вопросы отвечала невпопад, все время отвлекалась от разговора и даже не старалась прикрыть телефон от заполошных криков старшей дочери, обвиняющей мать во всех смертных грехах.

– Что-то там не то… – покачав головой, задумчиво произнес Дорохов.

– Им уже сообщили о смерти мужа? – удивилась и утешилась Инна, что не им пришлось сообщать о смерти родного человека.

– Нет. Жена сказала, что он в отъезде и вернется только после Рождества.

– После седьмого?.. Как такое возможно? Неужели сгоревшую машину до сих пор не обнаружили? Не могу поверить, что никто не сообщил в полицию об аварии…

Инна вспомнила карту Подмосковья в Атласе дорог, по которой она для поездки в Сергеевку выбирала Пятницкое шоссе – дорога, где произошла трагедия, была тонюсеньким ответвлением (одним из нескольких), соединяющим два широкополосных шоссе и, возможно, этой незначительной дорогой мало кто пользовался, к тому же новогодние праздники и два дня не переставая шел снег…

Отвечать на ее нескончаемые вопросы Дорохову не хотелось – он не знал, что из всего этого их «расследования» выйдет, но ничего хорошего уж точно не ждал.

– Да-а… Влипли вы в нехорошую историю, да еще и меня втравили во все это разбирательство, – неодобрительно покачал он головой. – В Новый Год людям отдыхать надо, а вы…

– Знаю я ваш отдых, – довольно невежливо отмахнулась Инна от «родительского выговора», – три дня его наблюдала. А насчет «втравила» – то можете мне не помогать. Сама справлюсь! Без вас! Вот прямо сейчас поеду на место аварии и, если сгоревшую машину еще не обнаружили, положу барсетку около машины и вызову полицию. Тем самым исполню свой гражданский долг!

– И будете очень долго разбираться с полицией, – усмехнулся Дорохов.

Усмехнулся и неожиданно понял, что совсем не хочет оставаться один в этом большом загородном доме – конечно, эта строптивая «сторожиха» создавала ему массу неудобств и отвлекала его внимание на себя, доставала его своими язвительными замечаниями и комментариями его поведения, во все совала свой нос, но… Но в ее присутствии его неразрешимые рабочие проблемы почему-то незаметно отступали на второй план и уже не казались ему такими глобальными и катастрофическими.

– Полиции я не боюсь! – храбро парировала Инна и, гордо вскинув подбородок, направилась в прихожую.

Вздыхая, Дорохов потащился следом.

– А если машину уже нашли, и вдове сообщили о смерти мужа… Может, она была не в себе от горя и не понимала, что происходит вокруг, считая своего мужа все еще живым, – высказал Дорохов свою версию случившегося в семье Ватутина и исподлобья взглянул на Инну.

– Нашли и уже сообщили?.. – переспросила Инна, такой поворот событий делал ее решение «выполнить свой гражданский долг» бесполезным.

Стоя в прихожей и прижимая к груди шубейку, Инна растерянно хлопала ресницами – такая детская наивная растерянность плескалась в широко раскрытых карих глазах «сторожихи», что, встретившись с ней взглядом, Дорохов неожиданно смутился, словно подсмотрел в замочную скважину, как взрослая, серьезная женщина, закрывшись в своей спальне, увлеченно играет в куклы, и первым отвел глаза. Однако, другая его половина возрадовалась – наконец-то, эта неугомонная «сторожиха» поумерит свой пионерский энтузиазм и, наконец-то, оставит его в покое.

Но не тут-то было!

«Неугомонная сторожиха» быстро справилась со своей растерянностью и тут же загорелась новой идеей.

– Это можно выяснить только одним способом: поехать и посмотреть! – Инна решительно надела шубку и в упор посмотрела на Дорохова. – Вы со мной? Или где?

Ехать одной в неизвестность и искать место аварии ей ужасно не хотелось, но она старалась не подать виду и хорохорилась. Ехать вдвоем было куда спокойнее, да и сама внешность «напарника по расследованию» внушала уверенность и гарантировала какую-никакую защиту (Инна не вполне была уверена в «гарантированной защите» – вдруг он на нее смертельно обиделся за отобранный алкоголь и не захочет ее защищать, ну тогда она соберет все свои силы «в кулак» и будет защищать их обоих).

– Или что, – автоматически поправил Дорохов и обреченно сопнул – нет, эта так просто не успокоится – «покой нам только снится».

Конечно, он мог отказаться, не поехать с этой неугомонной женщиной и остаться дома… Но что его здесь ждет? – невеселые думы о позорном увольнении с работы, безрадостная констатация фактов, воспоминания, терзания, сознание своей ненужности и никчемности и непреодолимое желание забыться, окунуться с головой все ровно во что (алкоголь самое безопасное из приходивших ему на ум занятий). Так почему бы не «окунуться» в это дурацкое «расследование» и «выполнение своего гражданского долга»?! Чем оно, это дурацкое расследование, хуже беспробудного пьянства? Если смотреть шире, на трезвую голову, то, возможно, даже лучше беспробудного пьянства – голова не так болит…

– Так вы едете? Или где? – переспросила Инна, насмешливо глядя в серые больные глаза Дорохова.

– Вы же одна не справитесь, – скривился Дорохов, отводя взгляд – зачем ей знать, что в жизни у него все хреново, пусть думает, что он беззаботный джентльмен, помогающий сирым и убогим.

– Почему это не справлюсь? – возмутилась Инна – она была уверена в своих силах, но не хотела признаваться самой себе, что ехать на место аварии на ночь глядя, ей было немного страшновато (ну, самую малость).

– Справитесь, как же! А про отпечатки своих пальцев, оставленные на документах из барсетки, вы забыли?! – Дорохов возрадовался: утер нос этой гордячке – и сам себя похвалил: как это он сам вовремя вспомнил про эти отпечатки пальцев. – Вот бы полиция обрадовалась поимке злоумышленников, найдя на документах наши с вами отпечатки пальцев.

– Вы гений, Сергей Александрович! Про отпечатки пальцев я никогда бы не догадалась, – искренне восхитилась Инна умственными способностями сердитого на вид мужчины, одновременно уверовав, что в этом их «расследовании» Фортуна на их стороне, и, надев кожаные перчатки, стала носовым платком тщательно протирать вещи, документы и разные бумажки из барсетки Ватутина. – Хотя, если подумать, свои отпечатки пальцев я вполне могла бы объяснить полиции: сказала бы, что нашла барсетку около машины и не удержалась – заглянула внутрь, а вот ваши отпечатки…

– Нет, вы никогда не замолчите!

Дорохов схватил свою дубленку и шапку из раскрытого шкафа и вышел из дома, сильно хлопнув напоследок входной дверью.

Инна сжалась от столь понятного выражения отрицательных эмоций.

– Ну, и хозяин у тебя, – пожаловалась она подбежавшему к ней доберману, и погладила собаку по голове. – Как ты с ним уживаешься, дружище?

«– А я и не уживаюсь, – огорченно подумал Рой, вспомнив золотые денечки своего щенячьего детства – тогда хозяин и хозяйка его любили, играли с ним, возились на ковре, а потом…»