Текст книги "Социальная лингвистика "
Автор книги: Нина Мечковская
Жанр:
Языкознание
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Историко-биографические экскурсы: восточнославянские первопечатники Франтишек Скорина (до 1490 – ок.1541) и Иван Федоров (ок. 1510–1583) в языковых ситуациях своего времени
При всей новизне в XVI в. «друкарского» станка, основные заботы восточнославянских первопечатников были не технические, а культурно-просветительские и филологические (текстологические, языковые). Это заботы исследователей-библеистов, переводчиков, редакторов, комментаторов. Поражает широта издательских программ Франтишка Скорины и Ивана Федорова. Они осуществили книжные "предприятия века ", причем предприятия отнюдь не коммерческие, но ориентированные на высокую классику своего времени, исполненные веры в пользу просвещения.
Сын полоцкого купца Франтишек Скорина прожил богатую событиями жизнь. Много закрыто от нас временем, но все же известно, что Краковский университет присудил ему степень бакалавра «свободных наук», а Падуанский – степень доктора в «лекарских науках» [95]95
В университете в Падуе, в зале, где Скорина был признан доктором медицины, есть фреска (1942 г.) с его изображением.
[Закрыть]. Скорина вел торговые дела в Беларуси и Польше. Сохранились королевские охранные листы, выданные Скорине, но также и королевские указы против него. Скорина не раз судился, несколько месяцев сидел за долги в тюрьме. В Вильне он был секретарем и врачом виленского епископа. В Кенигсберге недолгое время состоял на службе у прусского герцога Альбрехта. В Праге ему поручили устроить королевский ботанический сад. Один документ допускает чтение, согласно которому Скорина был секретарем датского короля. Согласно другому (однако не подтвержденному источнику), Скорина встречался в Виттенберге с Лютером и Меланхтоном, причем Лютер принял его за «интригана от дьявола». Судя по некоторым косвенным данным, Скорина привозил книги своей печати в Москву [96]96
Подробно см. издания: Францыск Скарына: Зборшк дакументаў i матэрыялаў'. Miнск 1988. – 351 с; Францыск Скарына i яго час: Энцыклапедычны даведнiк, Miнск, 1988. -608 с.
[Закрыть].В 1517–1519 гг. Скорина на деньги богатых белорусских купцов завел в Праге типографию, нанял печатников и граверов и издал 23 книги Ветхого Завета (начав с Псалтыри) под общим назианием "Библия руска, выложена доктором Франциском Скориною из славнаго града Полоцька, Богу ко чти и людем посполитым к доброму научению", сопроводив каждую книгу объяснительным "предословием" и кратким послесловием. В Вильне Скорина открыл типографию (первую на территории бывшего СССР). Здесь в 1522 г. он напечатал "Малую подорожную книжицу", в которую вошли Псалтырь, Часословец, Шестодневец, Пасхалия, и также несколько сочиненных им церковных песнопений; в 1525 г. издал "Деяния и послания апостольския" (Апостол).
Вероисповедная принадлежность Скорины неизвестна и неопределима по характеру его изданий (особенно пражских) – настолько его предисловия веротерпимы и, говоря современным языком, экуменически надконфессиональны.
В обращении Скорины к Ветхому Завету ярко сказался присущий европейскому Возрождению интерес к первоисточникам христианства, решительное предпочтение Св. Писания церковному преданию. Книги Ветхого Завета (за исключением Псалтыри, особенно у православных) не использовались в христианском богослужении; они не были так популярны, как жития или календари, и так повседневно необходимы в каждой церкви, как Евангелия. Ветхий Завет в начале XVII в. – это по-своему изысканное чтение европейской интеллектуальной элиты, и именно к такой классике стремился приобщить Скорина своих соотечественников.
Его виленские издания по составу текстов более традиционны (в церковном отношении), однако новаторским был сам замысел "Малой подорожной книжицы". Это почти карманное издание предназначалось для индивидуального, "приватного" обращения (хотя бы и в дороге) к вечным истинам христианства.
Вопрос о языке конфессиональных текстов Скорина решает в пользу церковнославянского – классического языка восточнославянской книжности, однако при этом стремится объяснить непонятное на народном языке. Это было продуманное решение, сформулированное в предисловии к первой изданной им книге – Псалтыри: "Повелел есми Псалтырю тиснути рускыми словами а словенскым языком [т. е. русскими буквами и словенским языком]… Также положил есми на боцех [т. е. на полях] некоторые слова для людей простых не рушаючи самое Псалтыри ни в чем же… Иные слова которыи суть в Псалтыри неразумный простым людем найдуть е на боцех руским языком что которое слово знаменует" (цит. по факсимильному воспроизведению памятника в издании: Францыск Скарына 1988, 24).
Реально язык скорининских книг в разной мере церковнославянский. Те книги, которые он печатал по церковнославянским рукописям (Псалтырь, Апостол), сохраняют церковнославянский язык в большей мере. Однако в переведенных Скориной библейских книгах (с латыни, с чешского), при сохранении церковнославянской основы, вполне ощутима белорусская языковая струя.
В изданиях Скорины кириллица впервые получает вид, близкий к современной "гражданской" азбуке: буквы стали округлые и легкие, прозрачные, некоторые дублетные буквы исключались. Скорина, таким образом, предугадал облик будущей "гражданки", почти на два века опередив реформу графики и алфавита Петра I 1710 г. (Впрочем, в православных церковнославянских изданиях канонических текстов подобный светский шрифт невозможен и до сих пор.)
Издания Скорины были достаточно известны как в Беларуси и на Украине, так и в Московской Руси. Еще в XVIII в. на авторитет Скорины ссылались старообрядцы. Однако белорусский и западнославянский "акцент" в церковнославянском языке Скорины, как и слишком светский тон его предисловий, по-видимому, затрудняли полное принятие его книг официальной православной традицией. Во всяком случае, издания Скорины не оказали такого влияния на языковую ситуацию, как книги Ивана Федорова.
Иван Федоров (или Федоро́вич), по геральдическим данным, происходил из белорусского шляхетского рода Рогозов. Учился в Краковском университете (бакалавр «свободных наук»), в бытность в Москве – дьякон одной из церквей Кремля. Его первые издания увидели свет в Москве (Апостол 1564 г., Часовник 1565 г.). Из-за гонений вынужден был перебраться в Литовскую Русь. Здесь в Заблудове (сейчас местечко в восточной Польше) в 1569–1570 гг. в типографии великого гетмана литовского Григория Ходкевича Иван Федоров напечатал Учительное Евангелие и Псалтырь с Часословцем. Позже в собственной типографии во Львове он издает Апостол и первый у восточных славян печатный букварь (1574 г.), оказавший определяющее влияние на все последующие буквари допетровской Руси. С конца 70-х гг. Иван Федоров в Остроге (сейчас райцентр в Ровенской области на Украине). Здесь, в типографии православного магната князя Константина Острожского, он издает греческо-церковнославянский букварь (1578 г.), Новый Завет с Псалтырью и знаменитую Острожскую Библию (1581 г.). В ее основе лежит рукописный полный свод библейских книг, который в 1499 г. был подготовлен на «книжном дворе» новгородского архиепископа Геннадия (так называемая Геннадиевская Библия) и спустя десятилетия с санкции Ивана IV передан Ивану Федорову для издания «типом».
Острожская Библия Ивана Федорова сыграла выдающуюся роль в утверждении церковнославянского языка в качестве основного языка книжно-письменной культуры восточного славянства до XVIII в. Она была переиздана в Москве в 1663 г., с ней считались последующие издатели церковнославянской Библии в России. Острожская Библия послужила источником языковых примеров и образцов в той кодификации церковно-славянского языка, которая представлена в знаменитой грамматике Мелетия Смотрицкого (Евье [близ Вильны], 1619; 2-е изд. – М., 1648; 3-е изд. – М., 1721). В Московской Руси XVII – начала XVIII в. грамматика Смотрицкого была главным нормативным руководством по церковнославянскому языку. Она утверждала и пропагандировала тот церковнославянский язык, который был ее камертоном и источником, – язык Острожской Библии Ивана Федорова.
Роль школы
С созданием письма в обществе возникают специальные институты, которые обеспечивают функционирование письменной речи и непрерывность письменной традиции. Это, во-первых, школа и, во-вторых, те или иные хранилища текстов – библиотека, архив, музей (см.: Рождественский 1979, 55). Школа является обязательным условием существования письменности: школа учит понимать написанное и создавать новые тексты.
Роль школы в истории языковой коммуникации состоит в том, что школа подготавливает подрастающее поколение к участию в сложных видах информационного обмена – с использованием письма, искусственных семиотических систем (например, символических языков математики, физики или таких семиотик, как географическая карта или чертеж), с использованием неродных (иностранных) языков. То, что входит в предмет общего образования, сразу становится традицией, классикой или азбучной истиной, начинает "само собой разуметься". Именно через школу новые семиотики и новые технические средства общения, становясь по-настоящему массовыми, внедрялись в жизнь. Особенно велика роль школы в распространении такого сложного и богатого "кода", как литературный язык. В отличие от знаков дорожном движения, литературному языку нельзя выучиться за две недели. Здесь нужны годы школьного учения, т. е. чтения классических произведений и просто правильных (т. е. отвечающих языковым нормам) текстов учебников, под руководством учителей, вполне владеющих литературной нормой и могущих научить правильной устной и письменной речи.
Роль школы в социальной истории языков особенно заметна в условиях двуязычия. Из всех факторов, способных упрочить позиции языка этнического меньшинства, самым действенным является использование этого языка в качестве языка обучения в средней школе (в сравнении с такими факторами, как: 1) использование языка в массовой коммуникации; 2) использование в судопроизводстве и администрации; 3) придание языку престижного юридического статуса "государственного" или "официального"; 4) наличие литературной традиции на языке этнического меньшинства; см. с. 122–131). Первенствующая роль школы в сохранении языков меньшинств связана, во-первых, с тем, что школа, в отличие от семьи, передает подрастающему поколению язык функционально более богатый, чем язык семейно-бытовой. Язык базового образования имеет наибольшие шансы стать основным языком жизнедеятельности человека. Во-вторых, само существование средних школ с определенным языком обучения предполагает достаточно широкую инфраструктуру, которая «работает» на сохранение этого языка.
Начать с того, что нужны учителя для преподавания на языке всех предметов средней школы. Значит, в пединститутах должны быть, как минимум, группы или отделения, готовящие таких специалистов. Далее, нужны учебники, пластинки, учебные фильмы на языке меньшинства; нужна литература хотя бы для внеклассного чтения, а может быть, и для развлечения. Значит, нужны авторы, владеющие этим языком, а также переводчики, редакторы, корректоры, наборщики. Создаются органы, координирующие работу школы (средней и высшей) и издательского дела на языке. В таких условиях естественно возникает печать на своем языке, свои программы или каналы на радио и телевидении, свои клубы, свои любительские театры и т. д. Вполне вероятно, что дети тех, кто хотя бы в силу профессии связан с языком этнического меньшинства, пойдут в среднюю школу с этим языком обучения.
Историко-биографический экскурс: Федор Иванович Буслаев (1818–1897) о смысле преподавания отечественного языка
Один из учеников Буслаева, член-корреспондент Петербургской Академии наук А.И. Кирпичников, еврю мемуарную лекцию о Буслаеве назвал так: «Ф. И. Буслаев как идеальный профессор 60-х годов» [97]97
Опубликована в кн.: Памяти Ф.И. Буслаева. М., 1898; перепечатана (к сожалению, с сокращениями) в изд.: Русское и славянское языкознание 1980, 142–152.
[Закрыть]. Буслаев был выдающимся ученым и «великим учителем», как впоследствии скажет о нем академик Шахматов. В историю науки Буслаев вошел как глава русской «мифологической школы» в фольклористике и литературоведении [98]98
Мифологическая школа – общеевропейское направление в исследовании ранних форм поэзии. Его зачинатели – немецкие филологи-романтики братья Гримм, братья Шлегели – видели в мифологии «естественную религию», «ядро и центр поэзии», первичный материал для всякого искусства".
[Закрыть], крупнейший знаток древнерусской письменности и изобразительного искусства, автор исследований и университетских курсов о скандинавском, испанском, французском эпосе, о творчестве Данте.
Современники вспоминают о Буслаеве не только как о «втором Ломоносове» (слова А.А. Дмитриевского), но и как об очень хорошем человеке – глубоко нравственном, добром и терпимом, живом («живой как ртуть»), остроумном. «О н так просто и весело относится к своему знанию, к своему труду, что, видимо, они составляют одно целое с его личностью». «Учитель нескольких поколений» (Е.Ф. Будде), «Буслаев был совершенно свободен от той слабости, которой страдают едва ли не поголовно даже лучшие из ученых – от страсти оказывать нравственное давление на младших, влиять больше, нежели это необходимо» (Русское и славянское языкознание 1980, 161, 146). В 1860 г. Буслаев прочел годичный курс истории русской словесности наследнику русского престола [99]99
В 1904–1907 гг. курс издан под заглавием «История русской литературы». Пять лекций из него напечатаны в кн.: Ф. Буслаев о литературе: Исследования. Статьи. М., 1990. С. 416–447.
[Закрыть].
Профессор Московского университета, академик Петербургской академии, Буслаев исключительно много сделал для качественного преподавания языка и словесности в начальной и средней школе. В молодости он несколько лет был домашним учителем в московских аристократических семействах. Не скованный стандартной программой и обязательными учебниками, начитанный в западноевропейской лингводидактике [100]100
Лингводидактика(от лат. lingua– язык и греч. didaktikós– поучающий) – психология и методика преподавания языков.
[Закрыть], Буслаев искал максимально естественные и эффективные пути преподавания языка. Этот опыт лег в основу книги «О преподавании отечественного языка» (М., 1844), составившей эпоху в методических поисках русской школы [101]101
Книга была переиздана (с сокращениями) в 1867 г.; это 2-е издание перепечатано в Ленинграде в 194 1 г.; 4-е издание <М„1992) возвращается к полному (первому, 1844 г.) изданию и выходит в качестве учебного пособия для педагогических институтов.
[Закрыть]. Ее автору было 26 лет.
В том же 1844 г. Буслаев печатает две брошюры по методике начальною преподавания языка: «Опыт начального обучения отечественному языку» и «О преподавании азбуки в приходских школах». В 1858 г. он выпускает «Опыт исторической грамматики русского языка: Учебное пособие для преподавателей». «Опыт» (под названием «Историческая грамматика русского языка») переиздавался еще 6 раз: 6-е издание – в Москве (1959), 7-е (репринтное воспроизведение 4-го московского издания 1875 г.) – в Германии (Лейпциг, 1977). В 1861 г. Буслаев издает превосходную «Историческую хрестоматию церковнославянского и древнерусского языков». В ней было представлено 135 произведений, из них 69 публиковались впервые (см.: Славяноведение 1979, 90). Замечательно, что эта книга составлялась для воспитанников «военно-учебных заведений» (т. е. для кадетов, или, говоря нынешним языком, для суворовцев), однако ее уровень сопоставим с современными пособиями для студентов-филологов. Поразительны комментарии к каждому памятнику: поясняется немногое, очень кратко и точно. Сейчас такой комментарий можно адресовать профессионалу, но не подростку. В XIX в. внятность церковнославянского и древнерусского текстов для гимназиста или кадета была существенно выше, потому что общая культура была в большей мере гуманитарной. В 1869 г. Буслаев составил для средних учебных заведений «Учебник русской грамматики, сближенной с церковнославянскою, с приложением образцов грамматического разбора»; его 10-е издание вышло в 1907 г. Сокращенная версия буслаевской «Хрестоматии» (под названием «Русская хрестоматия. Памятники древнерусской литературы и народной словесности, С историческими, литературными и грамматическими объяснениями, со словарем и указателем. Для средних учебных заведений») выдержала 13 изданий, из них последнее – г в 1917 г.
Вернемся к первой книге Буслаева – «О преподавании отечественного языка». Она соединяла в себе теоретическую программу преподавания и историко-филологический обзор основных явлений языка и словесности: исторические экскурсы, межъязыковые сопоставления, выписки из памятников, диалектные данные. Исторический комментарий к фактам современного языка, по мысли Буслаева, необходим для подлинно научного преподавания родного языка.
В этой книге архаично только слово дитёда женский род слова мето́дав значении 'метод'. Суть же дела Буслаев видит глубоко и трезво.
1. Ребенок усваивает родной язык естественным путем – живя в мире родного языка, слыша обращенную к нему речь и отвечая на нее. Школа опирается на это практическое владение родным языком и развивает его.
2. Преподавание родного языка состоит в том, что ребенок теоретически осознает ту систему языковых средств общения, которой практически владеет. Любые теоретические сведения о слове или форме могут быть сообщены ученику только после того, как он научится понимать эти явления языка в чужой речи и употреблять в своей.
3. Теоретическое осознание учеником форм (явлений) родного языка происходит путем их анализа (грамматического разбора разного вида). Исходным материалом анализа должны быть связные и понятные ученику высказывания.
4. Для совершенствования практического владения языком необходимы разнообразные упражнения по синтезу (порождению) высказываний разных жанров и видов.
5. "На первой, низшей степени отечественная грамматика, в связи с практическими упражнениями, предполагает две цели: образование и развитие детских способностей (общая грамматика) и безошибочное употребление русского языка словесно и письменно (частная грамматика)" (Буслаев [1844] 1992, 67).
6. "На высшей ступени грамматика является наукою: здесь выступает сравнительное и историческое языкознание, в связи с чтением церковнославянской, древнерусской и новой литературы. Эта степень должна быть необходимым восхождением от предыдущей" (с. 67). История языка представляет, во-первых, самодостаточную научную ценность – как важная часть знаний о человеке; во-вторых, имеет прямое отношение "к наукам нравственным и преимущественно к истории" (с. 62) [102]102
Развивая мысль о связи «живого содержания в языке» с историей, Буслаев добавляет: «Это особенно важно для русских, ибо связывает филологию с изучением лучшего произведения нашей литературы, с „Историей государства Российского“ Карамзина» (с. 62).
[Закрыть].
Как сделать грамматику родного языка "наукою", Буслаев показал во второй, историко-филологической, части книги, названной им "Материалы для русской грамматики и стилистики". Позже из "Материалов" возникнет его "Историческая грамматика" и как дополнение к ним – "Историческая хрестоматия".
Благодаря глубине психологических принципов и богатству филологического содержания, лингводидактика Буслаева всегда была книгой "на вырост" – "программой-максимум", предполагающей самостоятельное творчество подготовленного учителя. И сейчас буслаевская программа – это не только не "пройденный этап" нашей школы, но едва ли достижимая перспектива.
Дело в том, что общее среднее образование, каким его строил Буслаев, было в большей мере гуманитарным и историко-филологическим (в сравнении с современной средней школой Европы и Америки). С эпохой Просвещения, по мере ускорения технологического прогресса, гуманитарная составляющая в содержании общего, образования обнаруживает тенденцию к снижению. В России революция 1917 г. ускорила этот процесс, к тому же вытесняя гуманитарное знание марксистской идеологией или подчиняя его идеологии. Общеобразовательная школа с минимизированным гуманитарным компонентом означает дегуманизацию общества. Это скучно и опасно. Противясь этому, люди тянутся к гуманитарному знанию, "как к травам от цынги", и дело органов "духовного здравоохранения" помочь возрождению экологического равновесия культуры. Вот почему книга Буслаева "О преподавании отечественного языка" так актуальна сегодня.
Внутренние и внешние языковые изменения. Почему и как происходят изменения в социальном статусе языков?
В истории языков различают изменения внутренние (или внутриязыковые), происходящие в самом языке, и внешние , связанные с изменениями в социальных функциях языка.
Вот примеры внутриязыковых изменений:
1) В фонетике: появление новых звуков (например, в раннем праславянском языке не было шипящих: [ж], [ч], [ш] – довольно поздние звуки во всех славянских языках, возникшие в результате смягчения звуков соответственно [г], [к], [х]); утрата каких-то звуков (например, два разных прежде звука перестают различаться: так, древнерусский звук, обозначавшийся старинной буквой Ѣ, в русском и белорусском языках совпал со звуком [е], а в украинском – со звуком [i], ср. др. – рус. снѣгъ, рус, белорус, снег, укр. снiг).
2) В грамматике: утрата каких-то грамматических значений и форм (например, в праславянском языке все имена, местоимения и глаголы имели, кроме форм единственного и множественного числа, еще формы двойственного числа, употреблявшиеся, когда речь шла о двух предметах; позже категория двойственного числа утратилась во всех славянских языках, кроме словенского); примеры противоположного процесса: формирование (уже в письменной истории славянских языков) особой глагольной формы – деепричастия; разделение прежде единого имени на две части речи – существительные и прилагательные; формирование относительно новой в славянских языках части речи – числительного. Иногда грамматическая форма меняется без изменения значения: раньше говорили го́роды, сне́ги, а сейчас города́, снега́.
3) В лексике: многочисленные и исключительно разнообразные изменения в лексике, фразеологии и лексической семантике. Достаточно сказать; что в издании «Новые слова и значения: Словарь-справочник по материалам прессы и литературы 70-х годов / Под ред. Н. 3. Котеловой» (М., 1984. – 806 с), включившем только наиболее заметные инновации десяти лет, около 5500 словарных статей.
Внешние языковые изменения – это изменения в судьбе языка: в характере его использования, в отношении людей к языку. Например, с течением времени могут расшириться или сузиться общественные функции языка и сферы его использования; измениться его юридический статус, его престиж дома и за рубежом. Язык может получить распространение как средство межэтнического или межгосударственного общения или, напротив, утратить роль языка-посредника. Важными событиями социальной истории языка являются создание его письма и письменности, сложение его литературной (нормированной) формы существования, появление литературной традиции и создание шедевров искусства слова.
В истории языков изменения внутренние и изменения в судьбе языка часто переплетены. Наиболее глубокие процессы социальной истории языка обычно или приводят к изменениям в структуре, или как-то отражаются в ней. Например, превращение диалекта в койне (наддиалектное средство общения) может сопровождаться отказом от узкоместных особенностей речи или заимствованием диалектных явлений более широкого ареала. Вытеснение одного языка другим может заключаться в постепенном разрушении его структуры. Именно так постепенно угасал в Германии XVII – начала XVIII в. славянский язык полабян. Внутренние изменения обычно происходят также и в ассимилирующем языке.
Едва ли не все типологически возможные события «внешней» истории были в сложной и яркой Судьбе латыни. 1) Выход языка за пределы своего этноса: вначале (III–II вв. до н. э.) – распространение наречия древней Лации по всей Италии, позже (II в. до н, э. – V в. н. э.) – латинизация будущих романских народов: кельтских племен Галлии, племен иберов на Пиренейском полуострове, фракийских племен Дакии. 2) Формирование разнообразных общественных функций языка, расширение сфер его употребления! превращение латыни в универсальное средство общения древнеримского социума. 3) Формирование литературного языка, его нормативно-стилистическая обработка и регламентация (I в. до н. э. – III в. н. э.); расцвет древнеримской литературы: ее «золотой век», связанный с именами Цицерона, Катулла, Горация, Овидия, и более поздняя «серебряная латынь» (творчество Сенеки, Тацита, Апулея). 4) Отказ социума от использования языка: к этому привел разрыв между нормами классической латыни и развивающимися народно-разговорными вариантами латинского языка (III–VI вв.); в результате функционирование латыни как живого языка прекращается. 5) Использование языка в качестве межнационального средства общения: в VII–XIV вв. латынь становится письменным языком Западной и Центральной Европы, языком католической церкви, науки, права, отчасти литературы. При этом средневековая латынь ведет себя как живой язык: меняются нормы синтаксиса, бурно растет словарь. 6) Архаизирующее вторичное нормирование языка: недолгое возрождение (или реставрация) норм классической «золотой латыни» в эпоху гуманизма (XIV–XV вв.) – в сочинениях Томаса Мора, Джордано Бруно, Эразма Роттердамского, Томмазо Кампанеллы, Миколая Коперника и др. На латыни написаны отдельные сочинения Данте, Петрарки, Боккаччо. Однако искусственно очищенная латынь гуманистов оказалась нежизненной и, главное, не могла противостоять расширению общественных функций народных языков. 7) Сужение сферы использования языка: начиная с XVI в. латынь постепенно вытесняется народными языками; раньше всего – из художественного словесного творчества (так, «Божественная комедия» Данте написана на итальянском, но его ученый трактат о народном языке – еще по-латыни). Дольше всего латынь держалась в науке: еще в XVI–XVIII вв. на латыни написаны сочинения Гассенди, Бэкона, Декарта, Спинозы, Ньютона, многие труды Ломоносова. Вплоть до XVIII в. латынь оставалась языком дипломатии. В XX в. латынь продолжает быть официальным языком католической церкви и актов Ватикана, а также отчасти – языком науки (в номенклатуре медицины, биологии, в интернациональном инвентаре терминоэлементов).
