Текст книги "Богомолец"

Автор книги: Нина Пицык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Когда медицине станет по силам предотвращать преждевременную старость, человечество претерпит глубокие изменения. То, что сейчас мы именуем старостью, будет только детством и юностью продолжительного века. Представляете, какой многоопытной и производительной будет зрелость! А насколько увеличатся свершения талантливых людей!

Да и сама смерть, став естественной, перестанет быть трагедией. К здоровым людям старость придет незаметно. Равномерно и безболезненно затухнут все жизненные функции организма, в том числе и инстинкт жизни, и конец придет, как желанный сон. Воистину сказочным будет то время!

Ветер, шелестя пожухлыми листьями, купается в верхушках деревьев, обступивших жилой дом на Виноградной улице, а потом, подхватив вырвавшиеся из окна второго этажа возгласы спорящих между собой труб и флейты, отправляется вдаль.

Александр Александрович отдыхает! Но по привычке к постоянной, очень напряженной работе он не переносит полного бездействия. Его мозг и в часы отдыха нуждается в каком-то занятии. Самое любимое – музыка. Такую же любовь к музыке он привил и своим ближайшим ученикам.

Увлечение музыкой у Богомольца давнее. Когда-то он сам играл на скрипке. В бытность свою в Одессе даже в любительских концертах участвовал. В Саратове профессор числился в списках членов-посетителей только открывшейся тогда в городе Алексеевской консерватории. Сестре отца в 1913 году в Нежин писал: «После науки я больше всего люблю музыку. Она волнует меня, пронизывает все мое существо. Порой воспринимаю звуки почти физически. Тогда сквозь самое сложное звучание чувствую счет – удары сердца симфонии. При этом и мысли подчиняются их ритму. Домой с концертов ухожу умиротворенный, с желанием творить и творить. Я убежден: музыка – наслаждение высшего порядка».

Дела, заботы и все чаще нездоровье мешают Богомольцу бывать на концертах. Но у него уникальная коллекция грампластинок. Ученый гордится ею. Зная о его страсти, уже много лет близкие и друзья постоянно дарят ему редчайшие записи. Годами он сам разыскивает любимые произведения: второй концерт Шопена, партии оперы «Борис Годунов» в исполнении Шаляпина, концерты Грига. Пятую и Шестую симфонии Чайковского и «1812 год» считает лучшими в мировой классической музыке.

В часы «очищения головы» Богомолец сменяет пластинку за пластинкой. Музыка для него – привычный, прирожденный язык.

Киевляне часто встречают президента в обществе известного дирижера Натана Рахлина, который ценит в Богомольце и необыкновенно тонкий музыкальный вкус, и редкую музыкальную память, и почти профессиональное знание истории музыки.

Иногда у Богомольца бывают домашние концерты: на них охотно играют и поют знаменитые актеры и музыканты.

Книга «Продление жизни» разошлась за несколько дней.

Автор считает, что борьба за долголетие может идти по двум направлениям: путем предупреждения преждевременного старения и с помощью медикаментозных средств и методов.

Самое верное из всех искусств продлить жизнь, пришел к выводу Богомолец, – это искусство не сократить ее. Поэтому на первый план он выдвинул «наступательную профилактику» – разумное управление каждым человеком собственной жизнью. Несдержанность, любое пресыщение, переутомление, истощение нервной системы – все это резко приближает роковой конец.

Затормозить же уже начавшееся старение автору книги удалось во многих случаях с помощью переливания крови и АЦ-сыворотки. Опыты показали, что они в сумме самые эффективные из всех средств, когда-либо предлагавшихся человечеству для этой цели.

«Жить сто двадцать пять – сто пятьдесят лет! – призывает автор и добавляет: – Но нет никаких оснований считать и эту цифру пределом. Изучение увядания человеческого организма только началось. Кто знает, что еще оно даст!»

…На единственную в своем роде научную конференцию, посвященную проблеме человеческого долголетия, собралась масса народу. Богомолец всматривается в зал. Всю сознательную жизнь он кропотливо выискивал виновников кратковременности земного бытия человека. Сегодня он впервые увидел многих союзников и единомышленников, шагающих С ним в ногу, – физиологов, морфологов, биологов, клиницистов – свыше тысячи человек, съехавшихся в Киев.

На повестке дня конференции – уникальная тема, впервые в истории человечества ставшая предметом обсуждения собрания ученых: суть процесса преждевременного старения и пути предотвращения его. Сорок докладов значатся в программе конференции. О задачах экспериментальной патологии в борьбе с преждевременной старостью докладывает инициатор конференции – академик А. А. Богомолец.

Он говорит о том, что украинским ученым удалось разгадать еще несколько загадок природы. Участники абхазских экспедиций видели людей в возрасте от 90 до 145 лет. У них почти отсутствовали обычно характерные для стариков болезненные поражения: долгожители не жаловались на здоровье, были работоспособны, жизнерадостны. Об их глубоком возрасте свидетельствовало только равномерное ослабление функциональных способностей систем кровообращения, дыхания, пищеварения, то есть гармоничное увядание всего организма в целом.

Значит, нормальная, физиологическая старость существует, и к ней можно и должно стремиться!

А как же предотвратить, затормозить процесс раннего истощения организма?

Конференция совершенно согласна с академиком Богомольцем. «В деле продления человеческой жизни, – записано в резолюции, – особенно перспективны повторные переливания небольших доз крови и антиретикулярная цитотоксическая сыворотка».

Н. С. Хрущев почтительно встретил президента у порога кабинета. Долго держал его руку в своей и все повторял: «Рад встрече! Рад знакомству!»

У секретаря ЦК КП(б)У – веселые светлые глаза с искорками лукавого озорства, которые так молодят его. Говорит он неторопливо, будто взвешивая каждое слово, смеется молодо и звонко.

– ЦК КП(б)У, Александр Александрович, высоко ценит вашу деятельность. Еще недавно я знал: сидят в академии сорок ученых стариков, что-то изучают, что-то сочиняют, чего никто из простых смертных не читает, так как все равно не поймет. А теперь наша академия – боевой отряд!

– Собственно, я еще ничего не успел сделать! – возражает Богомолец. – Просто за семь лет бюджет академии вырос в десять раз. Реорганизованные институты получили прекрасное оборудование, туда пришла молодежь.

– Скромничаете, дорогой товарищ президент! А новые институты, лаборатории? А освобождение академии от балласта и поиски новых талантов? А новые традиции дерзаний и смелых поисков? Да разве перечислить все сделанное вами, а вы: «ничего не успел!»

Никите Сергеевичу все интересно: и ход поисков в области ранней диагностики рака, и успехи профессора Филатова в пересадке кожи и роговицы, и содержание благодарностей, присланных украинским ученым председателями международных конгрессов математиков в Париже и Лондоне. Он рад и академическому изданию произведений Шевченко, и новым сортам пшеницы, выведенным академиком Сапегиным, и книге академика Холодного о воздействии на рост и урожайность растений микроскопических доз химических веществ.

– Замечательно! – восклицает Хрущев. – И все это сделано в пределах одной республики, и в какие короткие сроки!

Долго беседуют два умудренных опытом человека, два верных сына великого народа. Теперь их помыслы заняты будущим – добычей нефти и бурых углей, использованием энергии малых рек и приумножением рыбных богатств республики, новой технологией производства чистого алюминия и развитием синтетической химии на Украине.

– Я всегда был оптимистом, – говорит Хрущев. – И уверен, что Академия наук серьезно поможет нам. Только вот… – Секретарь ЦК КП(б)У запнулся. – Мне доложили, что вы не бережетесь. Я прошу вас – чаще отдыхайте! Кажется, вы любите охоту? Хотя бы раз в месяц выезжайте дня на два-три! Не то специальным решением Совнаркома периодически будем отстранять от работы!

Сказал и рассмеялся. Богомолец тоже смеется.

– Никита Сергеевич, вы не знаете, как полезен мне воздух академии! К тому же ничего не сделаешь: научная работа по своей природе нуждается в затрате огромного труда, сосредоточения на ней внимания и всех способностей.

– Знаю, знаю, Александр Александрович! «Природа открывает свои тайны только рукам, покрытым «мозолями»? Так, кажется, говорил Пастер?

Покидая здание ЦК КП(б)У, Богомолец с радостью думает о том, что его страстную увлеченность судьбой науки в республике разделил еще один дальнозоркий, умный и энергичный человек.

У Богомольца свои счеты со временем. Его здоровье неумолимо подтачивает туберкулез легких.

Надо спешить отдать людям как можно больше. Задумал на конференциях подытожить все известное в области рака, шока, артериальной гипертонии, физиологической системы соединительной ткани.

Все это проблемы, занимающие ученого десятки лет.

Институты экспериментальной биологии и патологии Наркомздрава УССР и клинической физиологии АН УССР, возглавляемые академиком, давно уже стали авторитетнейшими научными учреждениями страны. Поэтому институтские конференции по своей фактической весомости превращались во всесоюзные съезды.

На конференцию по проблеме шока собралось свыше тысячи человек. Необычайный интерес к ней вызван громадным практическим значением борьбы с шоком, особенно в обстановке военного времени, и крайней неясности представлений о существе шоковых состояний.

Что такое шок? Богомолец утверждает, что обязательным элементом этого патологического состояния является начальное резкое перевозбуждение прежде всего нервной системы, а затем и других клеток организма, тормозящее его жизнедеятельность.

Следующая конференция посвящена физиологической системе соединительной ткани – от начала до конца оригинальному учению, созданному А. А. Богомольцем, – глубоко продуманному новому направлению в патологии и уже отлично разработанному разделу клинической медицины.

Шестьдесят докладчиков – каждый по своей области – свидетельствовали исключительную роль системы в жизнедеятельности организма и тут же признавали:

– Соединительная ткань усилиями Богомольца ожила в наших глазах.

– С учетом состояния системы улучшилась клиническая прогностика.

– По масштабам благодеяний учение выходит на одно из первых мест среди биологических открытий века.

В декабре 1940 года на повестке дня очередной конференции – АЦ-сыворотка, новое на редкость эффективное лечебное средство. Оно не имеет себе равных по универсальности, так как безотказно действует при наиразличнейших заболеваниях – тифах и скарлатине, язвах и повреждениях костей, глазных и раковых заболеваниях, гипертонии и склерозе. Такая универсальность действия сыворотки объясняется просто: она эффективна во всех случаях, когда болезни сопутствует ослабление функций соединительной ткани.

Подобно супругам Кюри, отказавшимся извлечь выгоду из открытой ими радиоактивности, академик Богомолец не брал патента на свою антиретикулярную цитотоксическую сыворотку. Он полностью об народовал результаты исследований и способы ее получения. К началу 1940 года в Советском Союзе сывороткой пользовались уже в 54 клиниках и больницах. Ею заинтересовались и за границей. Богомольцу писали ученые из Германии, Франции, Англии.

Участники конференции горячо поздравили Александра Александровича с успешным завершением длительных научных поисков. Ораторы именовали сыворотку «этапом в развитии учения о цитотоксинах, открытых И. И. Мечниковым», «открытием, делающим эпоху в медицине», «благом для человечества», наиболее пылкие – чуть ли не «самым важным со времени открытий Луи Пастера».

Старость неотвратимо приближалась. Все больше сутулилась спина, совсем белой стала голова. Сеточкой мелких морщин покрылось лицо. Богомольцу – шестьдесят лет.

Юбиляр – давно уже маститый ученый с мировым именем, автор ста пятидесяти научных трудов, основоположник новых отраслей в медицине, создатель новых препаратов и методов лечения. Ученики его уже сами руководят кафедрами, ведут интересные научные поиски. Он депутат Верховного Совета СССР и УССР, член президиума Академии наук СССР и действительный член еще трех республиканских академий, лауреат Государственной премии. После выхода в свет книги «Продление жизни» популярность академика особенно возросла. Он слышал, как мальчик, пристрастившийся к зверям из институтского вивария, сидя на заборе, кого-то пугал:

– Не балуй! Вон по двору сам живой Богомолец ходит!

К 24 мая 1941 года в Киев со всех концов страны съехались сотни людей для чествования ученого. Президиум Академии наук СССР поручил академику Отто Юльевичу Шмидту приветствовать юбиляра.

В кабинете Богомольца диван, стол, подоконник завалены поздравительными адресами, телеграммами, письмами. Их прислали крупнейшие университеты, заводские, больничные коллективы. Пишут колхозники, писатели, артисты, музыканты. И все желают здоровья, долголетия, новых свершений на светлом пути науки.

Торжества длятся несколько дней: юбилейная сессия Академии наук УССР, заседания научных обществ. В конференц-зале академии юбиляр с утра до вечера выслушивает речи на всех языках народов СССР, слова восторженной признательности, восхищения. Ораторы единодушны: трудно перечесть все сделанное юбиляром для человечества. Научные труды его украшают передовую советскую науку. Благородна и величественна его идея продления жизни людей. Вполне может быть названа исторической и роль руководителя Всеукраинской академии наук. Даже теоретические противники и те признали, что «вся научная деятельность академика Богомольца являет собой пример напряженного труда крупнейшего ученого, умеющего сочетать теорию с практикой, имеющего смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки».

Утренние газеты за 24 мая 1941 года именовали юбиляра «любимцем народа», «ученым-новатором», «героем труда», «полпредом науки». И никто при этом не грешил против истины.

А в завершение – в ночной тишине раздался голос диктора: «Совнарком СССР и ЦК ВКП(б) приветствуют академика А. А. Богомольца в день его шестидесятилетия… В ознаменование больших заслуг перед Родиной Президиум Верховного Совета СССР наградил его орденом Ленина».

Юбиляр скромен.

– Нам, советским ученым, легко работать… – Замолк, обвел всех пристальным взглядом своих прекрасных глаз и сказал: – Обо мне довольно. Я предлагаю тост за процветание нашей Родины – родины большой и светлой науки, служащей счастью людей на всем земном шаре!

Церемония вручения орденов была торжественна своей простотой.

Вручая награду, Михаил Иванович Калинин задержал руку академика и что-то долго говорил ему, щуря свои, добрые близорукие глаза. Богомолец почтительно склонил голову.

Из Кремля награжденные выходили большой группой, когда небо над Москвой уже потемнело и ночные тени распластались под пепельно-сизыми ветвями кремлевских елей. Подошли к Мавзолею и умолкли, будто боялись потревожить того, кто спал здесь вечным сном.

Академик Д. 3. Мануильский в тот день записал: «На Красной площади у Мавзолея встретил А. А. Богомольца. Смущенный, он благодарил за поздравление с награждением и тут же попросил: «Расскажите о Ленине!» Видно, весь день о нем, живом, думал. А мне сказал:

– Когда я раскрываю любой том произведений Ленина, меня неизменно охватывает атмосфера кипучей жизни, гигантской борьбы за лучшие идеалы человечества. Я не устаю удивляться его огромной эрудиции. А потрясает меня в Ленине, как ученом, это то, что во всех отраслях науки, куда проникает его гениальная мысль, он революционер и реформатор. Это Ленин научил и меня не только познавать мир, но и в меру сил менять его к лучшему.

Теперь я весь вечер думаю о Богомольце. Вот откуда у него и простота, и неуемная страсть в делах, и безграничная любовь к людям, и редкая бескорыстная верность партии!»

ВОЙНА

Днем над Киевом ярко светило июньское солнце, ночами шумели теплые ливни. Пахли каштаны и розы. Пьянящий ветер разносил по городу звонкие голоса детей. У вокзала Богомолец прочел афишу: «В воскресенье, 22 июня 1941 года, состоится открытие стадиона имени Хрущева».

То было неделю назад. А сегодня репродукторы бросили в солнечный мир короткое и страшное слово: «Война!» Взволнованным голосом сын по телефону рассказал находившемуся в Москве Александру Александровичу:

– Среди ночи услышали грозовые раскаты. Думали, что снова гроза, а это немецкие самолеты сбросили бомбы. Горят Пост-Волынский, Дарницкий железнодорожный узел…

– Что в институте?

– Уже развернуты пункты первой помощи, начали заготавливать кровь!

Первым же поездом Богомолец отбыл в Киев. Московский экспресс, обычно с шумом влетавший на первый путь, под самый вокзал, на этот раз остановился где-то у семафора: от затемненных платформ бесшумно отходили поезда специального назначения.

По дороге в ЦК КП(б)У Богомолец видел, как по небу шарили лучи прожекторов. Зенитки, выставив длинные стволы, ждали команды «Огонь!». Диктор уставшим голосом то и дело бросал во все углы притихшего города зловещие слова: «Воздушная тревога!» А «юнкерсы» под лай зениток и стрекотание пулеметов методично сбрасывали свой смертоносный груз в районе сплетения железнодорожных линий и мостов.

Академию наук решено было эвакуировать в глубь страны со всем ее ценным оборудованием, архивами, библиотекой и людьми.

Когда эшелон покидал Киев, на миг блеснул освещенный случайно забредшим лучом прожектора купол Лавры и где-то позади растаяла живая лента Днепра, Олег Александрович увидел, как побледнел отец. От горя у него страшно болело сердце.

В Уфе, куда временно перебазировалась Украинская академия наук, Богомольцы жили скромно, даже строго: пока был здоров, Александр Александрович наотрез отказался от малейших преимуществ.

Под личным руководством президента действует научно-консультационный совет содействия обороне. Он связан с двумястами предприятий Урала, Сибири, Казахстана.

Новые методы электросварки корпусов танков, новая технология производства броневой стали, новые сорта алюминия и чугуна – да разве перечтешь все сделанное украинскими учеными для победы над врагом! Президент торопит и с разработкой средств борьбы с коррозией металлов, и с усовершенствованием крекинг-заводов, и с поисками новых сырьевых и топливных ресурсов, и с установлением причин пустоцвета пшеницы на башкирских полях.

Кабинет Богомольца в гостинице «Башкирия» стал штабом, куда писали, куда шли люди с верой, что им помогут, подскажут.

В Институте клинической медицины Академии наук УССР тоже все делалось в интересах фронта. В первую очередь Богомолец наладил производство АЦС и передал ее в распоряжение госпиталей для ускорения срастания переломов и заживления ран, лечения раневых заражений. При его непосредственном участии была налажена служба крови в Башкирии.

На январской сессии 1942 года Академии наук УССР президент с полным правом говорил:

– Украинские ученые участвуют в войне наряду с бойцами!

В темную дождливую ночь радио принесло страшное сообщение: «После многодневных жестоких боев наши войска оставили Киев…»

– Как же это так? – только и спросил сына. Уснуть не смог – всю ночь прокашлял.

Но на следующий день всех убеждал:

– Мы выстоим! Обязательно выстоим!

Радость первой с начала войны крупной победы пришла тоже ночью. Приглушенный шумом Красной площади, торжественно звучал левитановский речитатив:

– В последний час… Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы…

Эти слова диктор повторял много раз. Богомолец слушал, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово. Ведь это перелом в ходе войны! Теперь враг попятится назад!

Бои не прекращались. Когда по радио передавались очередные сводки, в кабинете президента все замолкали: для нею не было ничего важнее узнать, какой город отвоеван у врага.

А в один из январских вечеров мощная советская радиостанция бросила в эфир на английском языке слова Богомольца-гуманиста:

– Советские ученые дарят человечеству свое достижение – антиретикулярную цитотоксическую сыворотку. Я старательно изучал влияние ее на увядающий организм человека. Сыворотка заметно изменяла физико-химическое состояние стареющей клеточной плазмы. Она приближала ее по ряду свойств к протоплазме молодого организма. Я мечтал удлинить человеческую жизнь. Война прервала эту работу, предназначенную для всего человечества, – опыты не были доведены до конца.

В эвакуации я снова вернулся к работе над сывороткой. Теперь уже – для заживления трудно срастающихся огнестрельных переломов и заживления ран, а также борьбы с раневыми инфекциями. Многократно повторенные опыты дали обнадеживающие результаты.

Мы не станем прятать их. Советские ученые не могут мириться с неоправданными смертями и инвалидностью людей любой национальности!

Слушавший эту передачу командующий японским бактериологическим отрядом генерал-лейтенант Исии Исиро в тот вечер записал: «Нет, русские все-таки непостижимы!» Исии Исиро исповедовал войну. Истребление «нищих» он мягко величал «естественным отбором» в человеческом обществе и настаивал на его полезности.

Алексей Толстой в тот же день заметил: «Фронт против фронта? Сражение за победу гуманизма? Но силы несравнимы. Мы – богатыри с нашим служением людям и солнцу».

Советская Армия, оттесняя врага на запад, словно гигантскими жерновами, перемалывала гитлеровские полчища. Но и наши части несли большие потери: в ворота медсанбатов и госпиталей непрерывным потоком шли и шли санитарные машины, чтобы гут же вернуться к вокзалам за новыми партиями раненых.

Вся жизнь госпиталей в эти дни была подчинена одной цели – ускорить выздоровление искалеченных, до минимума свести инвалидность.

Опыты применения АЦС при военных травмах академик доверил своему сыну – Олегу Александровичу.

Первые два случая применения АЦС оказались особенно убедительными. Два советских офицера после огнестрельных ранений плечевой кости и бедра по полгода лежали с несрастающимися переломами. Обычные средства оказались бессильны пробудить защитные силы организма. Истощенная соединительная ткань не в состоянии была скрепить костными мозолями раздробленные кости, затянуть раны. Больных уже готовили к ампутации. Но сыворотка Богомольца сделала чудо. И в этих и в тысячах других случаев после введения ее раненым в комплексе с сульфаниламидными препаратами кости срастались сами.

В госпиталях Уфы, Москвы, Челябинска АЦС значительно сокращала сроки срастания поврежденных костей, облегчала и ускоряла заживление огнестрельных ран. Во всех госпиталях, где врачи пользовались сывороткой Богомольца, инвалидность от ран снизилась почти на тридцать пять процентов.

Пришло время подвести итог большому клиническому опыту использования сыворотки. 12 июля 1942 года, открывая конференцию ведущих военных хирургов, А. А. Богомолец сказал:

– История сохранила примеры боевой доблести. Но все они меркнут перед мужеством наших современников. Ученые и врачи окажутся недостойными этих людей, если не сделают все возможное, чтобы уменьшить смертность, сократить инвалидность многих тысяч раненых. Мы с вами нашли еще одну лазейку в броне, окружающей смерть. Теперь наша задача – расширить и углубить ее.

Академик внимательно выслушивает мнение опытных врачей: в подавляющем большинстве военных травм АЦС действует наверняка. Положительные результаты дало применение АЦС и при самых различных заболеваниях – язвах, гепатитах, гастритах, сепсисе, обморожении, невритах, склерозе, эпилепсий, психозах, климаксе, малярии, брюшном тифе, дизентерии. Вот почему ораторы единодушны:

– АЦС – это сильнейшее из всех известных средств воздействия на физиологическую систему соединительной ткани.

Академик Украинской академии наук В. П. Протопопов достижение Богомольца сравнивает с открытиями Л. Пастера:

– Я с полной откровенностью должен сказать, что мы счастливы быть современниками такого торжества науки, первыми собирателями практической жатвы, явившейся в результате блестящего теоретического посева.

Богомолец писал: «Конференция по сыворотке прошла очень хорошо, можно сказать – отлично. 54 госпиталя и несколько клиник из различных городов подтвердили эффективность нашей сыворотки… Начальник Главного военно-санитарного управления Советской Армии отдал приказ о широком применении АЦС во всех госпиталях. Теперь у меня новая забота – расширение производства АЦС и в Москве и в Уфе».

Уже несколько недель Александр Александрович лежит дома тяжелобольной.

– Полный покой, серьезное лечение! – настаивает профессор Владимир Харитонович Василенко, вслушиваясь в шорохи, вползающие в трубку стетоскопа. – Резкое ухудшение. Я не ошибусь, если назову положение серьезным. Остальное – решайте сами: вы оба врачи, – говорит известный терапевт жене и сыну больного.

– Эксудативный плеврит? – допытывается больной, напоминая, что он тоже врач, и тут же переходит в наступление: – Постельный режим? Покой в такое время?!

В начале декабря 1942 года Богомольца вывезли за шесть километров от Уфы – подальше от дел.

Под толстой снеговой шапкой на опушке леса дремлет пустующая дача. Кругом деревья, закопавшиеся по колено в снег, а прямо – в ледяном плену речка Белая. Поселились с семьей академика М. А. Лаврентьева, с которым Александра Александровича связывала многолетняя дружба.

Новое жилье сразу понравилось больному и корабельной чистотой и каким-то милым домашним уютом. «Объективно, здесь отлично, – писал Александр Александрович знакомым в одном из писем. – Спокойно, тихо, легко дышится смолистым воздухом, только страшно скучно. Мучаюсь от собственной беспомощности, от мысли о том, что люди жизнь свою отдают, а я нежусь. Только и оправдания, что иной раз сил нет добраться от печки до окна. А в остальном жизнь у нас, как у монахов, – тихо и чисто».

Пока лежал прикованный к постели, Ольга Георгиевна, сын, его жена Зоя не отходили от больного.

Когда начал вставать с постели, в окно наблюдал, как дети «целыми днями купаются в снегу и свежем воздухе». Взялся было за книги, да сын тайно приспособился устраивать домашние «электроаварии»: отвинчивал пробки. Тогда у печки водружался патефон, и больной часами слушал музыку. Потрескивают смолистые дрова, отблески пламени дрожат на стенах и на полу. Мысли, будто на крыльях, уносят Богомольца домой, на Украину. Иногда скупо спросит сына:

– Ты представляешь себе немцев на нашем Крещатике?

Приехал проведать президента поэт Максим Фаддеевич Рыльский. У него большая радость: без кандидатского стажа принят в ряды ВКП(б).

– Я тоже, – говорит Александр Александрович, – годы работы президентом считаю своим партийным стажем.

В сентябре 1942 года Богомолец писал Н. С. Хрущеву на фронт: «Вернемся в Киев, для академии понадобится помещение в два раза большее, чем до войны, – столько задумал новых дел. Надеюсь на вашу поддержку. А что касается сил, то, может быть, как Антей, на родной земле стану богатырем».

Ночью, накануне двадцать пятой годовщины Октября, разгулялась буря. Казалось, ветер обезумел, так он стучал, рвался в блиндаж, заплетал над ним вихревые косы, бросал в людей горсти песка и воды.

Шинель на Гуле Королевой намокла, сапоги от комковатой грязи отяжелели. Кое-как закрыла дверь в землянке – и к приемнику. Но в эфире один треск. Только и услышала: «И на нашей улице будет праздник!»

– Королева – в штаб батальона!

В штабе накрыт праздничный стол. После приевшейся тушенки колбаса, рыба, птица, печенье, мед кажутся объедением. А на земляных полочках – пакетики, коробки, мешочки. Все это прислано из Башкирии в подарок дивизии, сформированной на ее земле.

– Гуля, с двойным праздником, – годовщиной Октября и награждением орденом! – поздравляет комбат Куприянов, и санинструктор Гуля, ласково прозванная бойцами «огненной девушкой» из Киева, отходит от стола с самым увесистым мешочком, подарком «незнакомому бойцу».

Письмо лаконичное, написанное каллиграфическим почерком. По привычке Гуля сначала глядит в конец, на подпись и от удивления вскрикивает: «А. Богомолец!»

– Товарищи, минуточку: письмо от академика Богомольца!

А через несколько дней дивизии, стоявшие насмерть на северо-запад от Волгограда, вместе со всей Донской армией приготовились к прыжку на врага. На митинге в лесном овраге, в ночной тишине бойцы напряженно слушали выступающих.

– Под стенами Волгограда – вот в этой покрытой снегом донской степи, – звенел голос Королевой, – мы бьемся не за маленькое место под солнцем, а за солнце для всего человечества. Вот послушайте письмо от академика Богомольца!

Гуля вынула из нагрудного кармана небольшой листок.

– «Я всю жизнь отдал людям, поискам средств сделать ее долгой, – читала Королева. – А сейчас жалею об одном – что годы и нездоровье не позволяют мне быть рядом с вами, товарищи бойцы… Жизнь – это еще не все. Надо суметь прожить ее не для себя, а для людей, для Родины».

На секунду она замолкает – подбирает слова. Наконец говорит:

– Так вот, я прошу командование отправить на передовую. За Богомольцем я повторяю: «Жизнь – это не все. Надо еще суметь прожить ее не для себя, а для людей, для Родины».

Высота 56,8 считалась ключом к прорыву мощно укрепленных вражеских позиций. Гуля оказалась в числе шестерки, первой прорвавшейся к высоте. В критический момент киевлянка Королева подняла взвод в атаку. Шальной осколок нашел ее. Она упала плашмя, широко раскинув руки и, будто прислушиваясь, прильнула ухом к земле. Уже затянулись предсмертной пеленой глаза, а синеющие губы все повторяли одну и ту же фразу: «Жизнь – это не все!..»