Текст книги "Бездна Челленджера"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

41. Ничего интересного

Я знаю, что должен ненавидеть капитана всей душой, и все-таки не могу. Не знаю, почему. Причины, должно быть, зарыты на глубине Марианской впадины – они явно скрываются там, куда свет-то попадает, только если принести его с собой, а у меня с ним сейчас туго.

Я стою у борта и вглядываюсь в морские глубины, гадая, какие загадки они таят. Поглядев на волны достаточно долго, я начинаю видеть в них узоры. Повсюду в воде глаза – изучают и судят меня.

Попугай тоже смотрит на волны. Он важно приближается ко мне по перилам.

– «Загляни в бездну, и она заглянет в тебя», – произносит птица. – Будем надеяться, что бездна не найдет ничего интересного.

Несмотря на неодобрение капитана, я исправно дважды в день поднимаюсь в воронье гнездо, пью свой коктейль и общаюсь с другими матросами – хотя, глотнув из стакана, они, как правило, становятся не очень-то разговорчивыми.

Сегодня море похоже на американские горки, разве что без петель и разворотов, и воронье гнездо раскачивается вместе с мачтой из стороны в сторону, как метроном. Как бы я ни старался держать коктейль покрепче, он плещется в стакане, изредка капая на пол и исчезая в щелях между досками.

– Знаешь, он ведь живой, – говорит артиллерист – ответственный за корабельную пушку обветренный матрос, чьи руки испещрены отвратительными татуировками. – Он живой и хочет есть. – Тут я понимаю, что голос исходит не изо рта матроса, а от одного из черепов на его руке. Того, что с игральными костями вместо глаз.

– Кто живой? – обращаюсь я к татуировке. – Корабль?

Череп качает головой:

– Деготь, на котором все держится.

– Им же просто конопатят щели! – удивляюсь я, и все черепа хохочут.

– Давай, успокаивай себя, – произносит обладатель игральных костей. – Но если ты как-нибудь с утра недосчитаешься пары пальцев на ноге, имей в виду: он попробовал тебя на вкус.

42. Дух битвы

Посреди ночи я пробираюсь на бушприт, стараясь не встретиться с несущими вахту матросами. На этот раз я специально соскальзываю с хорошо отполированного бруса, и прекрасная дева – корабельная статуя – ловит меня, как я и ожидал. Сначала она держит меня за запястья, потом подтягивает повыше и обнимает своими деревянными руками. Хотя ничто, кроме ее объятий, не отделяет меня от пучины морской, почему-то здесь мне гораздо спокойнее, чем на борту.

Сегодня море спокойно. Только редкая зыбь окутывает нас легким солоноватым туманом. Статуя обнимает меня, и я рассказываю ей все, что узнал:

– Капитан верит, что ты приносишь удачу и способна очаровать морских чудищ.

– Удачу? – фыркает она. – Я не очень-то удачлива, раз торчу на носу и сношу все удары, которые море на меня обрушивает! А чудовищ может очаровать только их собственное туго набитое брюхо, уж поверь мне.

– Я просто передаю тебе его слова.

Мы оседлали волну: корабль взмывает вверх и опадает. Дева сжимает меня так крепко, что мне не приходится держаться самому. Я провожу рукой по ее волосам из тикового дерева.

– У тебя есть имя? – спрашиваю я.

– Каллиопа. В честь музы поэзии. Мы не встречались, но, говорят, она прекрасна.

– Как и ты.

– Будь осторожен, – предостерегает статуя с легчайшим намеком на улыбку. – Лесть может заставить меня разжать руки – и что с тобой станет?

– Намочу штаны. И не только, – ухмыляюсь я в ответ.

– А у тебя имя есть? – спрашивает она.

– Кейден.

– Красивое имя.

– Обозначает «дух битвы», – замечаю я.

– А на каком языке?

– Понятия не имею.

Она смеется, я тоже. Кажется, сам океан улыбается, причем ни капельки не насмешливо.

– Согрей меня, Кейден, – шепчет Каллиопа. Ее голос похож на нежный скрип тоненькой веточки. – У меня нет собственного тепла, разве что от солнца – а солнце за полмира отсюда. Согрей меня.

Я зажмуриваюсь и источаю тепло. Мне так хорошо, что даже плевать на занозы.

43. Кабуки

– Ты знаешь, зачем тебя сюда вызвали? – спрашивает школьный психолог, мисс Сиссель. Все ученики обожают называть ее по фамилии, потому что она забавно звучит.

Я пожимаю плечами:

– Поговорить с вами?

Она вздыхает, понимая, что разговор будет долгим:

– Да, но ты понимаешь, почему тебе надо со мной поговорить?

Я храню молчание: чем меньше я скажу, тем больше у меня контроля над ситуацией. Хотя у меня так дергаются колени, что говорить о контроле просто смешно.

– Ты здесь из-за контрольной по естествознанию.

– А, это… – Я опускаю взгляд и тут же понимаю, что психологу нужно всегда смотреть в глаза, а то она найдет в этом какой-нибудь застарелый комплекс. Я снова гляжу ей в лицо.

Психолог открывает папку с моим именем. Откуда она в кабинете психолога? А у кого еще заведена на меня папка? Кто решает, что туда дописывать и что убирать? Как это отражается на моем личном деле? Что вообще такое – личное дело? До каких пор оно останется со мной? Не будет ли его призрак стоять за моей спиной до самой смерти?

Мисс Сиссель (да, мне тоже нравится, как это звучит) достает из папки мой бланк ответов, в котором закрашено гораздо больше кружочков, чем нужно.

– Очень… творческий подход, – замечает психолог.

– Спасибо.

– Можешь сказать, зачем ты это сделал?

В этой ситуации ответить можно только так:

– Мне показалось, что будет забавно.

Мисс Сиссель знала, что я это скажу, я знал, что она это знает, и она знала, что я знаю. Так что это было своего рода ритуалом. Вроде японского театра Кабуки. Мне уже жаль психолога за то, что ей приходится все это проговаривать.

– Мистер Гатри не единственный, кто за тебя беспокоится, – продолжает она самым заботливым тоном, на который способна. – Ты прогуливаешь уроки и не пытаешься сосредоточиться на задании. Тебе это не свойственно.

«Не свойственно»? Я что, животное, чтобы изучать мои повадки? Может, где-то пишут тесты обо мне? Интересно, за это ставят оценки или только зачет-незачет?

– Мы беспокоимся и хотим тебе помочь, если ты нам позволишь.

Теперь моя очередь тяжело вздыхать. Не выдержу я этого Кабуки.

– Давайте напрямик. Вы думаете, что я употребляю наркотики.

– Я этого не говорила.

– И я не говорил.

Психолог закрывает и откладывает папку – может быть, чтобы показать, что наша беседа будет конфиденциальной. Я не ведусь. Она подается вперед, хотя стол все равно разделяет нас, словно огромный пустырь, и произносит:

– Кейден, я знаю только, что что-то не так. Проблема может быть в чем угодно, в том числе и в наркотиках, но не обязательно в них. Я бы хотела услышать, что происходит, от тебя самого.

«Что происходит?! Я в последнем вагончике американских горок, поезд забрался на самую верхотуру, и передние вагончики уже рухнули вниз. Я слышу вопли их пассажиров и понимаю, что через пару секунд буду вопить точно так же. Я застрял в том мгновении, когда самолет приземляется с жутким скрежетом и здравый смысл еще не успевает убедить тебя, что так и должно быть. Я прыгаю с обрыва и понимаю, что могу летать… но некуда приземлиться, даже если лететь целую вечность. Вот что происходит!»

– Значит, ты не хочешь ничего говорить? – уточняет мисс Сиссель.

Я крепко прижимаю колени руками, чтобы они перестали ходить ходуном, и смотрю прямо в глаза психологу:

– Послушайте, у меня просто был тяжелый день, вот я и решил отыграться на контрольной. Я знаю, что это глупо, но мистер Гатри все равно не выставит мне двойку, так что это даже не отразится на моей успеваемости.

Мисс Сиссель откидывается на стуле и пытается крыть самодовольное выражение лица:

– Ты вспомнил об этом до или после того, как сдал контрольную?

Я никогда не играл в покер, но сейчас блефую, как заправский игрок:

– Да ладно, вы серьезно думаете, что я бы по доброй воле ухудшил себе успеваемость? Такая глупость мне не свойственна.

Психолог не до конца мне верит, но понимает, что допытываться дальше бесполезно.

– Спасибо за откровенность, – произносит она, но я знаю, что откровенностью тут и не пахнет.

44. Ключ босса

Потребность бродить снедает меня все сильнее. Я меряю комнату шагами, вместо того чтобы делать уроки. Я шатаюсь по гостиной, хотя пришел посмотреть телевизор.

Вместо обычных дневных передач идет прямая трансляция злоключений какого-то канзасского мальчика, свалившегося в заброшенный колодец. Показывают его рыдающих родителей, пожарных, спасателей и экспертов по колодцам (да-да, в наши дни есть эксперты вообще по всему). Изображение периодически переключается на съемку с вертолета, как будто идет автомобильная погоня, хотя парня в колодце никто не угонял.

Я брожу по гостиной, не в силах ни оторваться от новостей, ни спокойно посидеть.

– Кейден, если хочешь смотреть телевизор, сядь, – просит мама, похлопывая по дивану рядом с собой.

– Я весь день сидел в школе, – огрызаюсь я. – Могу я хоть дома расслабиться?

Чтобы ей не мешать, я отправляюсь в свою комнату и целых десять секунд лежу на кровати, потом поднимаюсь и иду в ванную, хотя мне туда не надо, затем спускаюсь на кухню попить воды, хотя пить мне не хочется, и снова поднимаюсь.

– Кейден, прекрати! – кричит Маккензи, когда я прохожу мимо примерно в десятый раз. – Ты меня нервируешь!

Маккензи плотно засела за видеоигру и не оторвется от нее, пока не дойдет до конца, что случится часов через сорок-пятьдесят игрового времени. Я в нее уже играл, но сейчас у меня не хватило бы на это терпения.

– Можешь помочь? – просит сестра. Я смотрю на экран. В клетке заперт большой сундук с сокровищами, и совершенно непонятно, как к нему подступиться. Сундук светится красно-золотым – значит, он непростой. Иногда приходится всю голову сломать, чтобы обнаружить в итоге пару вонючих рупий, но в красно-золотых сундуках хранятся настоящие сокровища. – В сундуке ключ босса, – продолжает Маккензи. – Я убила чертов час, чтобы его открыть, а теперь мне дотуда не добраться. – Забавно, что один ключ нужен, чтобы достать другой.

Сестра продолжает бегать вокруг клетки, как будто решетка может просто исчезнуть.

– Подними голову! – советую я.

Она слушается и видит тайный ход прямо над головой персонажа. Когда знаешь ответ, все становится легко.

– А как мне дотуда добраться?

– Просто выключи тяготение.

– Каким это образом?

– Разве ты еще не нашла рычаг?

Сестра яростно рычит:

– Показывай давай!

Но с меня хватит, потому что сила, срывающая меня с места, достигла апогея.

– Маккензи, я не могу все делать за тебя. Здесь как в математике – я могу помочь, но не дать тебе готовый ответ.

Сестра окидывает меня яростным взглядом:

– Видеоигры – это не математика, и не пытайся меня переубедить, а то я тебя возненавижу! – Сдавшись, она отправляется на поиски рычага антигравитации, а я выхожу – из комнаты, из дома. Хотя уже почти стемнело, а до ужина всего несколько минут, мне нужно идти. Пока Маккензи с высунутым языком бегает по храму, я брожу по району, поворачивая куда глаза глядят. Может быть, я ищу свой собственный ключ босса.

45. Глубиной в десяток могил

Насколько невезучим нужно быть, чтобы свалиться в заброшенный колодец? А меж тем такое случается сплошь и рядом. Какой-нибудь мальчик гуляет с собакой где-нибудь в полях, раз – и футов пятьдесят летит в никуда.

Если ребенку повезло и его собака не очень глупая, то люди вовремя принимают меры и отправляют какого-нибудь парня без ключиц вытащить ребенка наружу. Парень весь остаток жизни верит, что недаром родился таким узкоплечим, а спасенный мальчик получает возможность передать свой генетический материал будущим поколениям.

Если ребенку везет меньше, там он и умирает, и сказка имеет печальный конец.

Интересно, что ощущаешь, когда земля внезапно решает поглотить тебя и засосать на глубину почти десятка могил? Какие мысли мелькают в голове? «Черт, я влип» – вряд ли полная картина.

Иногда я чувствую себя, как вопящий от страха ребенок на дне колодца, чья собака решила сбегать поднять ногу на дерево, вместо того чтобы привести помощь.

46. Битва за еду

– В тебе только кожа да кости! – замечает мама назавтра за ужином.

– Ему нужно есть больше мяса! – немедленно решает папа, радуясь возможности воспротивиться маминому желанию нас веганифицировать. – Мышцы состоят из белков!

Папа не замечает, что я вожу куски еды по тарелке. Я всегда съедал все, что давали, вот он и воспринимает это как дыхание – как будто я это делаю. А вот маме приходится выбрасывать за мной объедки.

– Я ем! – отвечаю я. И это правда, разве что теперь совсем не столько, сколько раньше. Иногда у меня не хватает терпения, а иной раз – просто забываю.

– Тебе нужны пищевые добавки, – продолжает папа. – Я достану тебе белкового коктейля.

– Белковый коктейль? – повторяю я. – Хорошо.

Мой ответ, вроде бы, их удовлетворил, но теперь мои привычки в еде всплыли на поверхность, и родители вглядываются в мою тарелку, как будто это тикающая бомба.

47. У нас есть даже колокол!

За ночь все на корабле стало медным. Доски, моя койка, скудная мебель – все превратилось в тусклый металл цвета истершегося пенни.

– Что случилось? – думаю я вслух. Штурман отвечает:

– Ты сам сказал, что на таком старом корабле у нас ничего не получится. Твои слова здесь имеют вес. Вес-перевес-перевод-переворот. Ты перевернул тут весь ход вещей. А лучше бы оставил, как есть. Деревянный корабль мне нравился больше.

Я провожу пальцами по стене, ожидая ощутить гладкую металлическую поверхность. Но под рукой все те же доски, только тверже и другого цвета. Как будто дерево окаменело и стало медью. Нет ни болтов, ни заклепок – медные планки по-прежнему держатся на булькающей в щелях черной жиже.

Я поднимаюсь на палубу: и правда, весь корабль теперь сделан из меди, местами блестящей, но в основном тусклой и начинающей уже зеленеть по краям. Галеон остался собой, только теперь он медный. Полный стимпанк, только без пара и панков. Никогда не думал, что увижу столько меди одним махом.

Капитан ухмыляется при виде меня:

– Погляди, куда завели твои мысли! – во все горло кричит он, указывая на медную палубу. Он больше не одет по-пиратски. На нем какая-то пародия на капитанский мундир девятнадцатого века: синяя шерсть, огромные латунные пуговицы, золотые эполеты – и не менее гротескная шляпа.

Оглядев себя, я понимаю, что тоже одет, как мореход, хотя и в такие же обноски, как до этого. На мне шлепанцы из потертой лакированной кожи. Моя тельняшка похожа на выгоревшую на солнце вывеску цирюльника.

– Обдумав твое предложение, мы решили применить передовые технологии, – продолжает капитан, хотя ничего передового я на корабле не вижу. – У нас даже есть колокол для ныряния! – На палубе возвышается точная копия Колокола Свободы[3]3
  Колокол Свободы – колокол, звон которого созвал жителей Филадельфии на оглашение Декларации независимости; символ независимости США от Великобритании.


[Закрыть]. Сквозь отверстие в боку виден силуэт запертого внутри несчастного матроса. Я слышу, как бедняга стучит по металлу, умоляя, чтобы его выпустили.

– Видишь, что ты натворил? – подает голос сидящий на плече капитана попугай. – Видишь? Видишь?

Вся команда не сводит с меня взглядов, и я не могу определить, одобряют они перемены или нет.

48. Настолько одинока

Вечером того же дня я выбираюсь проведать Каллиопу: как она перенесла переплавку? Я соскальзываю к ней, и она обнимает меня как-то по-новому крепко. Можно сказать, в железных объятьях.

– Тебе не следовало доверять капитану столько своих мыслей, – замечает она. – Теперь так холодно! Мне так холодно! – И правда, даже само ее тело стало холоднее. А еще – глаже и тверже. – Согрей меня, Кейден! Обещаю, что не выроню тебя.

Под действием соляных брызг ее кожа уже начинает зеленеть, но Каллиопа выглядит только величественнее и благороднее.

– Теперь ты… как Статуя Свободы! – выдыхаю я, но ей это не нравится:

– Неужели я настолько одинока?

– Одинока?

– Эта бедная скорлупа от женщины обречена вечно держать свой факел, пока вокруг нее кипит жизнь, – грустно произносит Каллиопа. – Ты никогда не думал, как одиноко быть девой на пьедестале?

49. Гамбургер не желаете?

Я заполняю пустые окрестные улицы своим присутствием. Стоят весенние каникулы, и вдобавок сегодня суббота, так что у меня куча времени. После обеда мы с друзьями пойдем в кино, но все утро я могу бродить.

Сегодня я играю в такую игру: пусть надписи указывают мне, куда идти.

«Только левый поворот!»

Я поворачиваю налево и перехожу улицу.

«Стойте на месте!»

Я останавливаюсь и считаю до десяти, прежде чем идти дальше.

«Зона пятнадцатиминутного ожидания».

Я пятнадцать минут сижу на бордюре, проверяя, могу ли не двигаться с места все это время.

Дорожные знаки начинают повторяться, так что я решаю разнообразить игру. На автобусной остановке висит объявление: «Воппер не желаете?» Я не голоден, но все равно дохожу до ближайшего «Бургер-Кинга» и покупаю один. Не помню, съел я его или нет. Мог даже оставить на кассе.

«Устарела техника? Загляните в ближайший “Веризон”!»

До ближайшего идти и идти, но я все-таки тащусь и заставляю консультанта двадцать минут впаривать мне телефон, который я не собираюсь покупать.

Вокруг столько рекламы! Я брожу до самого заката. Кино обходится без меня.

Не помню, когда это перестало быть игрой.

Не помню, когда я поверил, что надписи действительно приказывают мне.

50. Вдовы в гараже

Не все пауки плетут симметричную паутину. Черные вдовы, например, – нет. Они живут у нас в гараже – или, по крайней мере, жили, пока у нас не потравили насекомых. Но даже в этом случае они вернутся раньше термитов. Опознать черную вдову легко – по красным песочным часам на брюшке. Покрытые жестким блестящим хитином, эти милые создания очень похожи на пластмассовых хэллоуинских пауков. Черные вдовы не так ядовиты, как принято думать. Без противоядия вы в худшем случае лишитесь конечности. Чтобы убить взрослого человека, понадобится три-четыре укуса. Вдобавок, они совсем не агрессивны и не кусаются, если им не мешают жить. А еще они очень замкнуты. Преследовать жертву и нападать любит другая порода, по иронии судьбы названная пауками-отшельниками. И их-то укус вполне себе смертелен.

Я понимаю, что в гараже живет черная вдова, когда вижу паутину. Рисунок неряшлив. Никакого узора. Как будто у паука в мозгу сломалась программа, отвечающая за красоту паутины. Черным вдовам не хватает инженерного таланта, чтобы сплести красивую и действенную паутину. Или они не хотят тратить на это время. Может, они преклоняются перед хаосом. Линии их паутины могут значить для них что-то, неведомое остальному паучьему миру.

Поэтому я с большим сочувствием, чем обычно, давлю их ногами.

51. Немного не в себе

– Не могу себя сдерживать, – говорю я Максу. Мы сидим в моей гостиной и делаем проект для школы.

– Что ты хочешь сказать? Типа ты счастлив? – Друг не отрывается от презентации, которую он делает на моем компьютере. Я ерзаю на стуле, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее. Интересно, у меня правда счастливый вид или он просто страшно ненаблюдательный?

– Когда-нибудь испытывал клиническую смерть? – продолжаю я.

– Что ты курил?

– Я задал нормальный вопрос, неужели так сложно ответить?

– Нет, просто ты ведешь себя неадекватно.

– А может, со мной-то все нормально, а неадекватны все вокруг. Об этом ты не подумал?

– Как скажешь. – Наконец он поднимает на меня взгляд: – Слушай, ты собираешься мне помогать или мне придется все делать самому? Ты художник – тебе и презентацию делать!

– Я в цифровом формате не работаю, – отзываюсь я и в первый раз гляжу на экран: – Какая там у нас тема?

– Ты издеваешься, да?

– Естественно! – Но я серьезен, и это меня беспокоит.

Макс двигает мышью, как будто она живая (я уже почти верю, что так и есть), – щелкает, перетаскивает и вставляет. Он занят презентацией о вымышленном землетрясении в Майами. Наш проект по естествознанию. Теперь припоминаю. После той истории с контрольной мне лучше бы взяться за ум, но мое сознание куда-то уплывает. Мы выбрали Майами, потому что его небоскребы хорошо защищены от ураганов, но не от землетрясения. В нашей презентации стеклянные башни рушатся и разбиваются на кусочки. Эта мегаразруха стоит высшего балла!

Но я тут же вспоминаю землетрясение в Китае и начинаю бояться, что оно точно случится, потому что я вспомнил о нем еще раз.

– Как думаешь, семи с половиной баллов достаточно, чтобы все развалилось? – спрашивает Макс. Я наблюдаю, как он двигает мышью, но иногда мне кажется, что его рука принадлежит мне. Неприятное ощущение.

– Я немного не в себе, – вырывается у меня. Я не собирался произносить этого вслух.

– Хватит чушь пороть, ладно?

Но меня уже не остановить. Не знаю, хочу ли я сам остановиться:

– Я как будто… повсюду сразу. В компьютере. В стенах. – (Друг смотрит на меня, качая головой.) – Даже внутри тебя. Я знаю, о чем ты думаешь, потому что я больше не я. Часть меня у тебя в голове.

– И о чем я думаю?

– О мороженом, – мгновенно отвечаю я. – Ты хочешь мороженого. Если точно, то мятно-шоколадного.

– Не-а. Я представлял себе, как классно будет трястись задница Кейтлин Хик, если нагрянет землетрясение в семь с половиной баллов.

– Нет, ты путаешь. Это думал я, а потом засунул тебе в голову.

Через несколько минут Макс уходит, пятясь задом, как будто за ним бежит собака и непременно укусит его в пятую точку, если он повернется к ней спиной.

– Я сам все сделаю, – обещает он. – Не вопрос. Справлюсь один. – Он исчезает так быстро, что я даже не успеваю попрощаться.