Текст книги "Билокси-блюз"
Автор книги: Нил Саймон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Юджин(торжествующе). О кей! Начнем с тебя, Карни. Представь что ты мертв. Погиб на поле боя… Что бы ты сделал в последние дни на земле?
Карни. А сколько у меня дней?
Юджин. Семь дней.
Сэл. А мне нужно десять дней.
Юджин. Но ведь это моя игра. Итак, у тебя только неделя… Что бы ты сделал, Карни?
Карни. (задумался). Так вот… Я бы стал петь в городском мюзик-холле. Пять шоу в день – на ура. В зале – четыре тысяча девочек и один мужчина. Девочки – что надо. Фигурки – экстра-класс. И все от меня торчат…
Хеннеси. А что за мужчина в зале?
Карни. Президент фирмы «Декка рекордс». Он тоже от меня в кипятке. Даю свое последнее шоу и делаю выбор: либо девчонки все до одной… либо контракт с «Декка рекордс».
Хеннеси. И что же ты выбрал?
Сэл. (подначивая его). Ну, конечно, контракт на пластинки. Я бы лично хапнул контрит.
Карни. Точно! Так я же и выбрал контракт.
Сэл. (смеется). Ну и дурак! Поверял, я ведь нарочно… мог бы уложить столько девчонок, а теперь у тебя один лишь дерьмовый контракт!
Карни. Чушь порешь! Раз я теперь знаменитость, звезда, я могу иметь сколько угодно девчонок,
Сэлриж. Как же? Выкусь! Ты ведь будешь мертв. А на мертвых звезд девчонки никогда не торчат.
Карни. Пошел ты, знаешь куда! Я уплатил пять долларов за свою фантазию. Могу делать все что хочу… Какая оценка, Юджин?
Юджин. По началу ты шел отлично, но ты скатился, а в общем-то, хорошо – четыре балла.
Карни. Четыре балла? Неплохо. Такую отметку я даже в школе не получал.
Юджин. Прекрасно. Следующий Сэлридж.
Сэл. Хм…У меня значит, семеро баб-миллионерш, ну которых я имею… А я как мужчина о-го-го-го! И каждая отваливает мне миллиончик. К концу недели у меня набежало семь миллионов долларов. Здорово, мальчики?
Юджин. Но ты же будешь убит. На что тебе семь миллионов?
Сэл. Вот поэтому я и сказал что мне нужно десять дней, чтобы успеть размотать эти денежки. Ну, как? Сдавайтесь, ребята. Я вас всех обскакал. О-го-го-го.
Арнольд. Что за вздор. Чистое идиотство. Суперидиотство.
Сэл. А ну-ка выдай им Джером. Какой мой балл?
Юджин. В твоем желании нет поэзии. Даю четыре.
Сэл. Четыре балла? Четыре балла? Этот кретин подписывает дерьмовый контракт, и ты даешь ему тоже четыре балла?? Дудки! Я забираю свои денежки.
Виковский. Только посмей, тут же ляжешь на месте.
Сэл. Да я так, пошутил. А ты уж подумал, что я взаправду? Я вас разыграл. Ложится на койку. Кто следующий?
Юджин. Хеннеси.
Хеннеси. Я? Но я еще не готов.
Юджин. Твоя очередь.
Хеннеси. В таких делах я не мастер.
Юджин. Да брось ты, говори и все.
Хеннеси. В голову ничего не лезет.
Сэл. Раз ему в голову ничего не лезет – пусть отваливает. Ставь ему единицу. Кто следующий?
Хеннеси. Ну, хорошо… Эту неделю я проведу со своей семьей.
Виковский. Этот парень чокнулся.
Карни. Жаль, что играем на маленькие деньги!
Сэл. Что за кретин.
Хеннеси. Это же моя последняя неделя. Я могу провести ее как хочу. И я хочу провести ее в семейном кругу.
Карни(передразнивая) …в семейном кругу.
Сэл. Джером, что ты дашь ему за эту чушь.
Юджин. Полета фантазии нет; но по крайней мере честно… Четыре с плюсом.
Сэл. Ах, вот как! Чистое мошенничество! Вызываю военную полицию. Я получаю четыре балла за то, что я охмурил семь баб, миллионерш, и он получает четыре балла только за то, что поедет домой к своей мамочке. В таком случае даю вам другой ответ: я поеду в больницу навестить бедных сироток.
Виковский. Оставить, Сэлридж. Ты уже свое сказал.
Юджин. Виковский, твоя очередь.
Карни. А ну, выдай что-нибудь, Ковский. Кое-кому ты кажешься здесь героем.
Виковский. О кей… Меня всегда тянуло схлестнутъся с какой-нибудь женщиной, во всем мире известной, но для всех недоступной. Неважно – красива она, или страшна, но чтобы я был у нее единственным.
Хеннеси. У тебя уже кто-нибудь есть на примете?
Виковский. Есть одна такая на примете,
Юджин. Ого, кажется, счет возрастает.
Карни. И кто же она, Ковский?
Виковский. (с ухмылкой). Английская королева.
Все остолбенели, смотрят на него с изумлением.
Карни. Английская королева???
Сэл. Это все равно, что переспать со своей бабушкой.
Юджин. Но ты же хочешь быть единственным. У нее есть муж, английский король.
Виковский. У них в королевских семьях это случается только один раз в году, чтобы сделать наследника. А я готов каждый день, всю неделю.
Сэл. Да тебя к ней и на пушечный выстрел не пустят. Ее охраняют в ихнем, как его там… Рокингемском дворце.
Виковский. А меня пустят. В порядке исключения. (Тоненькие голосом) «Пропустите ко мне в спальню этого тарзана Виковского».
Арнольд. Обезьяны и гориллы. Я живу среди обезьян и горилл.
Хеннеси. Какой у него балл? Какую оценку ему даешь?
Юджин. Тяжелый случай. Считаю, что его желание абсолютно невыполнимо со всех точек зрения: моральной, этической, сексуальной. Однако в нем что-то есть… Ставлю пять с минусом!
Сэл(возмущенно). Раз так, то я забираю свои пять долларов. Не потерплю, чтобы меня обыграл этот сексуальный Тарзан.
Хеннеси. Да, сегодня, ребята, я многое о вас узнал.
Cэл. Взаимно, а потому затухни!
Виковский. Значит, я выиграл?
Юджин. Игра еще не кончилась. Остались двое.
Сэл. Следующий Эпштейн. Интересно, что он будет делать в последнюю неделю своей жизни на земле. Наверное, сдавать экзамен в университет.
Юджин. Арнольд, очередь за тобой.
Арнольд. В этой игре нет никакого смысла.
Юджин. Нет, есть.
Арнольд. В чем же смысл.
Юджин. В том, что она мне нравится. Ну, Давай. Тебе осталось жить всего одну неделю. Там, за океаном, тебя убьют. Какое твое самое заветное желание?
Все смотрят на Эшптейна… он сосредоточенно думает.
Арнольд. Мне не хотелось бы говорить. Потому что если я скажу, оно может не осуществиться.
Карни. Да нет у него никакого желания. Он только и делает, что жалуется.
Виковский. И портит воздух. Его тайное желание нагнуться пукнуть и взорвать мир.
СЭЛРИДЖУ это нравится.
Юджин. Подождите минуту. Пусть он выскажется. Да, есть у него желание… Ну, говори, Арнольд. Что бы ты сделал в последние дни своей жизни?
Все напряженно ждут.
Арнольд. Я бы хотел заставить сержанта Туми перед лицом всего нашего взвода сделать двести выжиманий.
Всеобщее оцепенение.
Виковский. Вот это здорово! Правда, мне невыгодно в этом признаться, но это здорово!
Сэл. Неплохо. Но пятьсот выжиманий было бы лучше.
Юджин. По-моему, идея колоссальная. Даю Эпштейну ПЯТЬ баллов о плюсом.
Карни. Зачем еще плюс? Ты с ума сошел. Теперь ты не сможешь его обыграть.
Юджин. Ничего. Я еще смогу выравнять счет.
Виковский. Если счет равный – значит, ничья. Забирайте ставки.
Юджин. Вот это правильно. Теперь пусть кто-то судит меня Виковский, выбирай судью.
Виковский. Я выбираю Сэлриджа.
Сэл. С удовольствием. Пусть он даже скажет зеленую чушь, я все равно дам ему пять с плюсом. Так что ребята ваши денежки в полной сохранности.
Хеннеси. Начинай Джи… Послушаем, что скажешь.
Юджин. Хорошо… Я уничтожу целую эскадрилью японских подводных лодок. Пусть мне за это поставят памятник в Брайтон Бич. Или же назовут в мою честь начальную школу или бассейн для плавания.
Сэл. Самое большое, что они сделают, – они назовут в твою честь сортир или раздевалку: здесь Юджин Эм. Джером снимал свои портки.
Хеннеси. Ну, дай ему договорить. Продолжай, Джи.
Юджин. Если это будет моя последняя неделя… я хотел бы еще влюбиться.
Карни. В кого?
Юджин. В идеальную девушку.
Виковский. Такой не существует.
Юджин. Если я в нее влюблюсь – значит, она существует.
Карни. Игра закончена. Рой объявляй его балл, и мы забираем наши деньги.
Все ожидают.
Сэл. Три балла с минусом.
Виковский. Как?
Сэл. Вот так. Я не позволю ему обставить меня своей дерьмовой историей. У меня хоть был «перец», а здесь? «Любовь в цвету». За что давать ему пять?
Виковский. О, Иезус! Ты просто болван, Рой. Сходи в сортир и посмотри, куда ты уронил свои мозги.
Сэл. Как я сказал – так и сказал. Все.
Юджин. Арнольд, ты выиграл. Стало быть, деньги твои.
Арнольд хочет взять деньги.
Виковский. Сработано безотказно. Евреи всегда кончают деньгами. Не так ли, Рой?
Сэл. Меня не спрашивай. На гражданке у меня не было знакомых евреев.
Виковский. Их очень легко узнать… хотя они и прячут кусочек грудинки под свой бутерброд, чтобы никто не увидел, что они едят свинину, это ведь так, Аднольд.
Арнольд. Мне надоела твоя чушь об евреях, Виковский. Знаю, что ты можешь сделать из меня котлету, но твоих насмешек я больше не потерплю, ты понял?
Виковский. Еще как потерпишь. Перенесешь еще и не то. Давай, давай, выходи. Посмотрим, какой ты храбрый. Я выколочу из твоей задницы все таблетки алка-зельцер.
Хеннеси. Перестань, Ковский. Не все ли тебе равно какая у него религия?
Виковский. Не я это начал. Почему Эпштейн считает себя выше других и не выполняет приказы? Я больше не буду делать сто выжиманий из-за каког-то идиота. Если он не изменит своего поведения, я изуродую его рожу, и не посмотрю, какой у него нос – еврейский или нет.
Бросаются друг на друга. Ребята разнимают их.
Карни. Прекратите. Увидел Туми.
Появляется Туми в нижнем белье. Все становятся на вытяжку.
Туми. Что за чертовщина? Что здесь происходит?
Хеннеси. Ничего, сержант.
Туми. Как ничего? Я слышал какие-то угрозы, крики. Кто-то обещал изуродовать рожу представителю национального меньшинства? И ты еще говоришь мне, что здесь ничего не происходит?
Хеннеси. Да, сержант.
Туми, Сначала выспись… паренек, а потом отвечай. А чтобы сон у тебя был крепким, тебе надо как следует поработать на ночь, чтобы почувствовать усталость; а потому СТО ВЫЖИМАНЙЙ! На пол, собачья морда, считай, чтобы я слышал!
ХЕННЕСИ ложится на под, быстро делает выжимания.
И если я еще услышу в вашем взводе расовую перебранку, то какому-то безмозглому подонку придется выгребать чайной ложечкой коровье дерьмо. Особенно, если я такое услышу от поляка! ГАСИТЬ СВЕТ!
Тут же гаснет свет. Небольшое световое пятно высвечивая Юджина.
Юджин.(в зал) Виковский мне никогда не нравился, а после сегодняшнего вечера я его просто возненавидел… Но больше всех я ненавидел самого себя за то, что не встал на защиту Эпштейна, такого же еврея, как я. Возможно, я боялся Виковского, возможно, еще и потому, что Эпштейн сам затеял ссору, А раз они оба меня не трогали, то я решил сохранить нейтралитет… ну, как Швейцария… Потом я записал в свои мемуары желания ребят на случай: если их убьют на войне. Я не собирался кому-либо показывать свои записи, и все же мне было немного стыдно, что я выдавал их тайные, сокровенные мысли…
Единственному человеку, вероятно, сейчас было хуже, чем мне – это Хеннеси на полу. ХЕННЕСИ (делая выжимания). Сорок один… сорок два., сорок три… сорок четыре… сорок пять…
Неделю спустя.
4 эпизод
Туалетная комната. СЭЛРИДЖ и КАРНИ заканчивают процесс бритья. КАРНИ причесывает волосы. Все в тельняшках, в шортах.
Сэл. Увольнительная – сорок восемь часов! Вот уж под-жару! Интересно, сколько девчонок можно пропустить, если, скажем, на одну четыре часа? Это значит… хм… (Подсчитывает.) Уф, сколько баб!..
Хеннеси. Будь осторожен. Ты знаешь, что можешь получить?
Сэл. Знаю. Большой кайф.
Входит ВИКОВСКИЙ, он страшно зол.
Виковский. Сукин сын! Вот гадина!
Сэл. Что случилось?
Виковский. (показывая, пустой бумажник). Кто-то вчера вечером шарил в моем сундуке. Очистил бумажник. Забрал мое жалованье до последнего цента. Шестьдесят два доллара. Подонок!
Карни. Почему ты думаешь, что деньги украли? А если ты их сам потерял?
Виковский. Перед тем, как лечь спать, я все пересчитал. Я откладывал деньги, чтобы хорошо погулять в субботу и в воскресенье. Думаешь, я не догадываюсь, кто это сделал. Или это сделали двое?
Хеннеси. Как ты можешь сказать, что это ОНИ? А может быть кто-то из нас.
Виковский. Кто же из вас?
Сэл. Неужели ты думаешь, что я такой идиот, и скажу, что это я украл твои деньги?!
Виковский. Это сделал Эпштейн. Ясно. Он хочет мне отомстить за тот вечер.
Хеннеси. Возможно; он зол на тебя, но он не способен на кражу.
Виковский. А ты, Хеннеси, не суй свой нос. Ты что, один из тех ирландских евреев? Что я такого ему сказал? Ничего особенного. На моей родине мы все либо поляки, либо итальянцы, негры, китайцы. Ну и что? Какое это имеет значение? Пусть ты ирландский еврей. Что мне за дело?
Хеннеси. Я наполовину ирландец – наполовину цветной.
Виковский. Ты это серьезно?
Хеннеси. Да. Мой отец – ирландец, мать – темнокожая.
Сэл. Заливаешь что-то. В наш эскадрон тебя б не зачислили.
Хеннеси. А я никому не сказал, Я скрыл,
Виковский. Вот оно что… Я чувствовал, что в тебе есть какая-то червоточинка, только не мог понять какая.
Хеннеси. Я темный ирландец, и ирландский метис. Теперь мы знаем твое отношение, Ковский.
Виковский. Я еще разберусь о этим, Хеннеси как только поймаю эту сволочь; которая украла мои деньги. Я разберусь с тобой.
Карни. А Туми знает об этой пропаже?
Виковский. Конечно, он слышал… Ведь я всех опросил… Когда у человека крадут шестьдесят два доллара, все узнают об этом.
Появляется ТУМИ.
Туми(хладнокровно). Джентльмены, создалась чрезвычайная ситуация. И все, кто хочет помочь мне ее разрешить, пошевелите мозгами, прежде чем боевой эскадрон получит увольнительную на субботу и воскресенье. СТРОЙСЯ!!! СМИРРНО! (Свет из туалета переходит в казарму. В комнату влетают все шестеро солдат, становятся навытяжку. ТУМИ в парадной форме прохаживается перед шеренгой, что-то серьезно обдумывая,) Уже двенадцать лет, четыре месяца и двадцать три дня, как я в армии, и во время моей службы мне довелось увидеть все: начиная с мятежа и кончая случаями нарушения нравственности. Я считаю мятеж и нарушение нравственности преступлениями более или менее незначительными. Мятеж – это акт агрессии, вызванный бурным проявлением угнетенных, подавленных чувств. Нарушение нравственности бывает тогда, когда надлежащий объект отсутствует и его заменяет ненадлежащий объект, но в данный момент присутствующий.
Юджин(в зал). Если вы вдумаетесь, то вы уловите смысл.
Туми. С другой стороны, кража – это дешевое дерьмовое преступление, И я его резко осуждаю. За тридцать один день вашей службы в армии вы, мальчики, сделали большие успехи, однако, вам еще далеко до настоящих боевых солдат. Сейчас я могу только выставить ваш взвод против одной нацистской барменши, взбивающей коктейли. Поэтому я ходатайствовал о том, чтобы взвод получил увольнительную на сорок восемь часов… Но пока мы не распутаем таинственную историю исчезновения шестидесяти двух долларов из бумажника рядового Виковского; увольнительная отменяется. Если вы не хотите состариться, поседеть, превратиться в ветеранов Второй мировой войны и пройти как американские легионеры, торжественным парадным маршем в День Перемирия, тогда я прошу виновного в течение тридцати секунд доложить на стол шестьдесят два доллара. Я говорю не о снисхождении, прощении, или воздержании от наказания, я говорю о восстановлении чести, доброго имени и уважения товарищей, ибо я расценю это признание как поступок личного мужества, который также даст вам возможность получить, хотя и непродолжительный, но честно заслуженный отдых. (Смотрит на часы.) Считаю до тридцати. Вот сейчас наступает та минута, которая рождает героев… Один… два… три… четыре… пять… (Все молча переглядываются). Шесть… семь… восемь…
Внезапно АРНОЛЬД вынимает свой бумажник, достает деньги, отсчитывает шестьдесят два доллара, кладет их на сундук Виковского.
Арнольд. Здесъ шестьдесят два доллара, кто хочет, может пересчитать.
Туми. Рядовой Эпштейн, считаю это излишним… Виковский, ты можешь взять свои деньги. (ВИКОВСКИЙ берет деньги, начинает их пересчитывать.) Я СКАЗАЛ: НЕ ПЕРЕСЧИТЫВАТЬ, ВИКОВСКИЙ!!
ВИКОВСКИЙ кладет деньги в карман, становится навытяжку.
Рядовой Эпштейн, ты можешь что-нибудь добавить?
Арнольд. Нет, сержант.
Туми. Тогда я могу спросить, почему ты решил вернуть эта деньги?
Арнольд. Так уж я решил.
Туми, Так уж ты решил. Отлично зная, что если я доложу командованию, тебя ожидает немедленное и справедливое наказание?
Арнольд. Да, я слишком хорошо это знаю.
Туми. Ты бы мог умолчать об этом инциденте. И вряд ли все это когда-либо раскрылось.
Арнольд. Я не мог допустить, чтобы пятеро невиновных людей пострадали бы из-за одного виновного.
Туми. Рядовой Виковский… Ты хочешь, чтобы я доложил об этом командованию и назвал имя виновного?
Виковский. Я только хочу свои деньги, сержант. А с этим подлецом я сам расправлюсь.
ТУМИ с удивлением смотрит на него, затем достает из кармана сложенные бумажные ассигнации.
Туми. В час ночи, когда я совершал обход, я обнаружил недопустимое равнодушие и разгильдяйство. Сундук Виковского был открыт, и в нем лежал пресловутый бумажник, представляя объект искушения для людей слабых и жадных. Я взял твои шестьдесят два доллара, Виковский, а пустой бумажник положил наместо. Я сделал это с целью тебя проучить… Но вместо этого подучилось так… что меня торпедировали.
Становится перед Эпштейном носом к носу.
Рядовой Эпштейн, неужели ты такой непроходимый кретин, что можешь принять на себя вину за преступление, которое не совершил?
Арнольд. У армии своя логика, у меня – своя.
Туми. Армейская «логика», как ты ее называешь, – это внедрение дисциплины, повиновения и безоговорочной веры в начальство. А какая у тебя, черт побери, логика?
Арнольд. Раз я в преступлении невиновен, я вправе сохранить личные мотивы при себе.
Туми. Здесь ты ошибаешься, солдат. Признаться в преступлении, которое ты не совершил, является таким же преступлением, как НЕ признаться в преступлении, которое ты совершил. Это называется обструкцией правосудию. Тебе может не нравиться наш устав, но, клянусь, ты будешь чистить все сортиры и унитазы до тех пор, пока ты не вызубришь устав слово в олово. Оставаться в казарме до особого распоряжения. Все остальные свободны на сорок восемь часов, Разойдись!!! Эпштейн!. Я хочу поговорить с тобой один-на-один! (Все расходятся по своим местам, АРНОЛЬД идет за Туми в уборную, поворачивается к нему, понижая голос.) Слушай меня, ты мушиный помет в навозной куче. Почему ты передо мной задираешься? Ты совершаешь большую ошибку. У меня есть щипцы для колки орехов, и я могу раздавить яйца тех; кто слишком задирает передо мной нос. Ты в самом деле воображаешь, что можешь меня проучить?
Арнольд. Я вовсе этого не хочу; сержант. Я стараюсь как-то поработать с вами.
Туми(искоса глядя на него). Мне кажется, Эпштейн, что у тебя батарейки сели. Или, быть может, водопроводчик отключил всю твою систему? Что значит ПОРАБОТАТЬ со мной – объясни.
Арнольд. Если вы хотите, чтобы человек работал, не унижайте его. Поднимайте наш дух, и вы добьетесь большего; только не унижайте нас как людей.
Туми. А какого черта ты вернул деньги, которые не брал?
Арнольд. Потому что я знал, что деньги взяли ВЫ. Я видел, как вы ж взяли. А выдумать преступление, которого не было, чтобы для того утвердить свои теории о дисциплине – метод по существу варварский.
Туми(подходя вплотную). Эпштейн, я могу сделать так, что начиная с сегодняшнего дня, ты будешь получать в столовой вместо еды ватные шарики и ничего больше. Тебе никогда не случалось есть ватные шарики, Эпштейн? Ты будешь их жевать до второго пришествия и ты не сможешь их проглотить. Люди, с которыми обходились мягко, не пойдут на пулемет врага. Они идут на пулемет врага потому что к их заднице приставлены штыки. Я НЕ ХОЧУ; чтобы они были человечными; я хочу; чтобы они были послушными.
Арнольд. Цари Египта учили своих рабов послушанию. И в результате они лишились и рабов и своего царства.
Туми. Ничего, пусть я тоже его лишусь, но прежде чем ты уйдешь, ты построишь мне самую большую, дьявольскую пирамиду, которой ты сам никогда не видал. Ты жалкий книжный червь, я стараюсь спасти жизни этих парней… Только встань на моем пути, и я сотру тебя в сухой куриный помет.
Арнольд. Это будет весьма интересное состязание, сержант.
Туми. После того, как я раздавлю твои яйца, ты можешь заменить их ватными шариками
Бросив испепеляющий взгляд на Эпштейна, ТУМИ быстро уходит.
…Я покажу ему… «варварский». О, Иезус!
Карни(завязывая галстук). Так кто же на самом деле украл деньги?
Сэл(чистя ботинки). Деньги Виковского – шестьдесят два доллара – украл Туми. Но Эпштейн украл у сержанта идею украсть у Виковского деньги.
Хеннеси, А в чем смысл?
Сэл. Ты видел когда-нибудь бой здоровенных моржей? В этом тоже нет смысла, но тем не менее они дерутся… Ты идешь, Ковский?
Виковский. Сейчас.
КАРНИ, ХЕННЕСИ уходят. АРНОЛЬД возвращается в комнату.
Никак не пойму тебя; Эпштейн. Какого черта ты совершил этот идиотский поступок? Зачем?
Арнольд. Ты не поймешь.
Виковский. Но почему? Неужели я слишком туп? Значит, я – тупоголовый поляк. Теперь кто кого обзывает?
Арнольд. Ты и самого себя. Если бы никто не признался, то все бы лишились увольнительных. Если бы кражу и совершил кто-то из наших, мне бы все равно пришлось чистить уборные. Он старается сломить мой дух.
Виковский. Но почему ты решил именно так поступить?
Арнольд. Талмудская премудрость.
Виковский. В чем же она?
Арнольд. Ты взвешиваешь две стороны вопроса – и выбираешь наиболее для себя интересную. Конечно, если кто-то не перехватил ее раньше тебя.
Виковский. Вот оно что… Но, тем не менее, я у тебя в долгу. Ты ради нас поставил под удар свою шею. (Протягивает ему руку.) В долгу не останусь.
Арнольд. Хочешь пожать мне руку?
Виковский. Другого повода больше не будет, давай, не упусти эту возможность.
Арнольд. Я не хочу кривить душой. Я это сделал не для тебя, а для себя.
Виковский. Я больше не буду откалывать штучки на твой счет, Эпштейн. Но все-таки, ты дерьмо!.. (Уходит)
Все уходят.
Занавес
