Текст книги "Сошедшие с небес (сборник)"
Автор книги: Нил Гейман
Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Роберт Сильверберг,Лиза (Лайза) Таттл,Челси Куинн Ярбро,Стивен Джонс,Грэхем (Грэм) Мастертон,Джейн Йолен,Стив Тем,Кристофер Фаулер,Хью Кейв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Он задумался о том, какое тайное имя может быть у парнишки на улице, и даже почти решился спросить. Но передумал. Хватит с него того, что он знает, как его зовут по-настоящему: Уилл Серф.
Беннет помахал ему в ответ.
– Привет, Уилл. Похоже, сегодня пасмурно, – крикнул он, а в это время газетный рулон врезался в дверь-ширму под его окном, прогремев в тумане, как пистолетный выстрел.
– Туман, – отозвался парнишка, серьезно нахмурив лоб.
Туман. Как много воспоминаний вызывает это слово, произнесенное голосом человека, чей разум еще так восприимчив к вещам, которые не легко объяснить метеорологическим прогнозом в утренней программе новостей.
Мальчик остановил велосипед, не вылезая из седла, уперся ногой в бордюр и взмахнул рукой в ту сторону, откуда только что приехал.
– Он идет оттуда, густой, приближается быстро, – сказал он, ну прямо вылитый светловолосый Поль Ревир, большим пальцем через плечо указующий приближение британской армии. Секунду-другую Беннет глядел в ту сторону, ощущая, как от мрачных предчувствий пополам с любопытством сосет под ложечкой.
– Со стороны свалки, – добавил Уилл Серф. – Холодный такой, – почти закончил он. – И сырой. – Тут мальчик потер ладони, словно в подтверждение сказанного.
Беннет рассеянно кивнул и посмотрел в дальний конец улицы.
Призрачные пальцы уже сгустились вокруг штакетника, крепко вцепились в ручки гаража, переплелись с решетчатыми перилами лестницы, туман выставил часовых у стволов деревьев и водосточных труб, осел на мокрых от росы игрушках, брошенных или забытых на газоне, который устилала прошлогодняя листва.
– Надо ехать, – с ноткой проницательного сожаления в голосе сказал Уилл Серф.
– Мне тоже пора идти, – отозвался Беннет. – Смотри, будь осторожен.
Мальчик уже склонил голову, запустил руку в свой объемистый мешок с вестями и новостями, его ноги вовсю крутили педали, велосипедные шины шшшипели по асфальту.
– Буду, – донесся его ответ, когда новый газетный снаряд уже рассекал туман, пальцы которого тыкались в него, ощупывая на лету. – И вы тоже, – бросил он через плечо.
И тут же, словно по волшебству, Уилл Серф исчез в белой стене тумана, выросшей перед домом Джека и Дженни Коппертон. Белизна приняла его – с жадностью, мелькнуло у Беннета в голове… он тут же пожалел, что не нашел другого слова, – и потянулась к «Доджу» Одри Чермолы, лизнула наклейку «Иисус спасает» на заднем бампере, после чего окружила бочку с дождевой водой возле ее гаража, влезла по водосточной трубе и перевалила через приземистую крышу на задний двор.
Беннет потянул на себя ставни и закрыл окно.
Видимость снаружи стремительно ухудшалась.
Линии электропередачи с их молчаливым пернатым населением исчезли. Даже столбы стали какими-то неотчетливыми, словно превратились в намеки на самих себя… торопливо брошенные художником в тех местах, где они могли бы быть. Чайки, эти пернатые «Ангелы Ада», тоже скрылись. Придвинувшись лицом к стеклу, он поднял голову и посмотрел вверх, не кружат ли они по млечным путям воздушных течений, но небо казалось пустынным.
Пустынным и белым.
Пока он смотрел, молочный вихрь той самой белизны ударил мягкой лапой в его окно, так что он вздрогнул и испуганно отпрянул… туман словно почувствовал, что за ним наблюдают, как акула в какой-то момент вдруг замечает клетку с оператором и его снабженной мощной оптикой камерой для подводных съемок. Потом туман отодвинулся от окна и, неуклюже поднимаясь все выше, перекинулся через дом… и исчез из вида. Беннет еще вытянул шею, пытаясь разглядеть, куда он подевался… и чем занят сейчас.
Он уже хотел было бежать в гостевую спальню, где Шелли обычно держала окно раскрытым нараспашку, для проветривания…
Но тут властно напомнил о своей нужде мочевой пузырь. Беннет отвернулся от окна и зашлепал в ванную.
Писая, он вдруг обрадовался тому, что Шелли нет дома. Обрадовался, что она не слышала, как газета ударилась в дверь-ширму, ведь она непременно захотела бы открыть ее и внести газету в тепло.
А значит, она впустила бы в дом туман.
Он хмыкнул и, покачав головой, спустил в унитазе воду.
Внизу, по радио, «Мамас энд Папас» жаловались на то, что все листья коричневые. Беннет понимал их чувства: прощай, лето!
Он закрыл дверь ванной и шагнул в тепло душа, чувствуя, как струи оживляют кожу.
Сквозь потное стекло душевой кабины Беннет видел, как прижимается снаружи к оконному стеклу белая вата. Точно подглядывает за ним. Намыливая волосы, он пытался вспомнить, говорил ли что-нибудь о тумане ведущий на радио.
После душа Беннет побрился.
Из зеркала на него смотрел знакомый, но несколько постаревший мужчина. Яркий свет лампы над зеркалом подчеркивал все поры и морщины, выделял дряблую складку под подбородком… да, сколько ни задирай головы и не вытягивай шею, складка все равно никуда не девается. Тот же самый свет заставлял блестеть лысинку, намечавшуюся на макушке, где еще недавно волосы стояли стеной, а теперь поредели, как брошенный сержантом взвод под огнем неприятеля. Будь у него сейчас тайное имя, то его, скорее всего, прозвали бы Лысачом, или Брюханом, а то и Грифом – из-за морщинистой шеи. Бреясь, он пытался вспомнить, как его дразнили в детстве: он был уверен, что прозвище у него было и что какое-то время оно сильно его раздражало, но ничего хуже Бена придумать не мог.
Он натянул на себя ту же одежду, в которой был вчера. Несмотря на то что два шкафа были буквально набиты его рубашками и свитерами, тренировочными штанами и старыми джинсами, слишком вытертыми, чтобы показываться в них за пределами дома, для Беннета надеть вчерашние вещи во второй раз было особым удовольствием… в этом было что-то хулиганское, мальчишеское, и это сходило ему с рук, как в детстве.
А ведь взрослым так мало что сходит с рук.
Чувствуя себя обновленным, посвежевшим, он толкнул дверь ванной и вышел на лестничную площадку. Приближаясь к лестнице, он услышал, как в кухне мощно трещат радиопомехи, и едва удержался, чтобы не окликнуть жену, хотя прекрасно знал, что она давно уже в торговом центре.
Медленнее обыкновенного он сошел по лестнице, оглядывая нижний этаж дома по мере того, как он выплывал из-за края перил.
В кухне все было аккуратно прибрано, Шелли оставила на столе только разделочную доску и банку с мармеладом и достала из морозильника новую буханку хлеба. Хорошо пахло кофе. Но сначала о главном: прежде всего надо было разобраться с радио. Упершись локтями в столешницу, Беннет стал крутить кнопку настройки, пытаясь поймать какую угодно радиостанцию… лишь бы заглушить этот шум. Но, как он ни старался, результат был один… неизменный треск, шорох и…
Шепоты…
Что-то еще. Он наклонился к приемнику, прижал к динамику ухо и стал слушать. Что это, какая-то радиостанция? Что он слышит, чей-то разговор, кто-то говорит, но тихо… очень тихо? Может быть, вот в чем дело: пропал звук. Он покрутил боковую рукоятку, но шумы только усилились.
Сделав шаг назад, Беннет хмуро смотрел на радио. Раньше он был уверен, что различает за шумами какие-то голоса, но теперь все пропало. Он выключил и снова включил приемник, ничего не изменилось, и он выключил его совсем. Лучше посмотреть телевизор.
Перебрав все доступные телеканалы, Беннет сдался. Помехи, повсюду одни помехи. Помехи и голоса, тихие, далекие, шепчущие… они что-то говорили – он был уверен, что слышит их и что они произносят слова, но вот какие, разобрать не мог. Бросив пульт на диван, он пару минут посидел молча.
Кофе. Вот что ему сейчас нужно. Кофе все поправит.
Он вернулся в кухню, налил себе чашку и неспешно пошел через холл к себе в кабинет.
Совокупный запах книг и слов встретил его на пороге, приветствуя, приглашая к новому дню.
Он запустил свою старенькую «Аптиву», услышал знакомый звук – нечто вроде короткого колокольного звона, который она всегда издавала в начале, – и увидел, как экран словно заволокло туманом.
– Ха! Это еще что за чертовщина? – спросил он у комнаты.
Миллионы слов и предложений, упакованных в книги и журналы, которыми были уставлены двойные полки, зашелестели, совещаясь между собой, но, не найдя удовлетворительного ответа, стихли.
Беннет поставил чашку с кофе на коврик для мышки и пошевелил мышь. Бесполезно. Машина даже не стартовала. Он надавил кнопку громкости на колонках, подключенных к компьютеру, и шорох статических помех затопил комнату.
А с ним и далекие шепчущие голоса.
Он перелистал свой ролодекс, нашел в нем номер службы техподдержки и нажал кнопку громкой связи на факсе-телефоне, стоявшем у его стола. На этот раз он явственно различил голоса в метельном треске, который шел от факса… и эти голоса, похоже, посмеивались над ним.
Забыв про кофе, он вышел в гостиную и поднял трубку домашнего телефона.
В ней плескалось море и выл ветер, шелестели листьями высочайшие деревья, склоняясь перед стихиями, гудела вращающаяся Земля. Все это, и ничего больше. Ничего, только кто-то – или что-то – повторяло его имя… твердило, как во сне.
Тут его охватил настоящий страх. Вообще-то его первая искра проскочила и разгорелась совершенно незаметно для самого Беннета, но когда он торопливо отворил дверь и сделал шаг на крыльцо, страх вспыхнул в нем настоящим пожаром.
Туман был везде, густой и белый, неподвижный и непроницаемый, он целиком проглотил улицу, на которой они с Шелли прожили более двадцати лет, не оставив от нее ни единого опознавательного знака. Он попал в чужеродный ландшафт – нет, даже не ландшафт, а скорее холст… белый холст на старом мольберте, который стоит на затхлом чердаке где-нибудь в Сумеречной Зоне, и он, Беннет, единственный мазок краски на нем.
Причем быстро теряющий цвет.
Устремив взгляд в сторону дорожки, которая вела к гаражу у дома, он обрадовался, различив в сплошной стене тумана изгородь, отделявшую его участок от участка соседей, Джерри и Эми Сондхайм. Он не знал, радоваться или огорчаться тому, что Шелли взяла машину. Потом решил радоваться: будь автомобиль на месте, он сейчас кинулся бы к нему, занял знакомое место за рулем и поехал.
«Куда поехал?» – спокойно спросил его внутренний голос.
Беннет кивнул. Никуда бы он сейчас не поехал. И никто в таком тумане никуда не поедет. Господи, да что же это такое?
Он вглядывался в белизну, пытаясь уловить хоть какие-нибудь признаки движения. Их не было. Туман походил на крашеную поверхность, как будто вся планета целиком тонула в белесом море, уходя в него навсегда, не оставляя ни следа на его поверхности.
Ни радио, ни телевидения, ни телефона… даже Интернет куда-то подевался! Может быть, это конец? Вся планета отрезана от самой себя, как будто ничего на ней больше не существует? И никогда не существовало?
И тут – как раз когда Беннет посмотрел налево, вдоль Сикамор-стрит до ее пересечения с Мешем лейн, где должна была быть старая скамья, которую Чарли Спаттеренк поставил в память о своей покойной жене, Хейзел, и уже повернул голову направо, в сторону Мейн-стрит, послушать, доносится ли оттуда шум машин, – он уловил какое-то движение в тумане.
Он резко повернул голову прямо и стал смотреть перед собой, пристально вглядываясь в туман. Но так ничего и не увидел… хотя туман теперь как будто немного колыхался… словно что-то двигалось к нему сквозь пелену. Двигалось, расталкивая собой туман…
– Кто там? – Его голос прозвучал жалобно и слабо, и он тут же возненавидел себя за это. Но сделать все равно ничего не мог. До боли в глазах он продолжал вглядываться в колышущуюся белую пелену.
– Здесь есть кто-нибудь? Нужна помощь?
Сначала он постарался придать своему голосу выражение шутливой серьезности – господи боже, ну и погоды у нас нынче! – а уже потом имитировал… глас ослепленного туманом самаритянина, взывающего к измученному, сбившемуся с пути страннику.
Звук раздался снова – вроде кто-то несмело шаркает по мостовой подошвами? – причем в сопровождении то ли кашля, то ли низкого, гортанного ворчания.
Беннет отшатнулся, протянул руку назад, ухватился за такую родную и надежную дверную ручку, и тут ощутил что-то под ногами. Бросив быстрый взгляд вниз, он увидел свернутую трубкой газету. Из нее что-то торчало – ярко раскрашенная рекламка была вложена между страниц.
Нагнувшись, он подхватил газету вместе со всем, что в ней было, и окончательно попятился в дом, захлопнув сначала дверь-ширму, а затем, стоя спиной к прихожей, протянул в сторону руку, нащупал основную дверь, закрыл ее, задвинул защелки сверху и снизу и только потом повернул в замке ключ.
Снаружи стояла полная тишина, не было слышно ни звука. Хотя, если подумать, то куда они могли подеваться? Даже если туман окутал собой целое графство – что маловероятно, скорее всего, в его власти оказались лишь Форест Плейнз, да и то не целиком, а всего несколько улиц, – то, стоя на ступеньках своего крыльца, он должен был что-нибудь слышать: автомобильные сигнализации, голоса, работающие моторы, чья-нибудь собака завыла бы, напуганная свалившимся вдруг невесть откуда клаустрофобическим занавесом.
Но снаружи все было тихо.
Он даже не представлял, что такая тишина бывает на свете.
Да и увидеть хоть что-нибудь он тоже должен был… что угодно: угол окна в доме через улицу, расплывчатый силуэт фронтона или водосточной трубы, едва различимый контур припаркованной машины, водитель которой не смог или не захотел рисковать при такой плохой видимости.
Но сквозь белизну совсем ничего не было видно.
Ему вдруг подумалось:
…почему-то мне кажется, что мы не в Канзасе, Тотошка… что это была вовсе не Сикамор-стрит. И совсем не Форест Плейнз. И торговый центр, где Шелли со своей сестрой Лизой покупают до упаду, остался совсем в другом мире.
Он подошел к окну в прихожей и стал смотреть на улицу. Там все было как прежде. Он различал дорожку, которая вела к его гаражу, и лужайку, примыкавшую к дорожке, и смутные очертания проезжей части за изгородью… но ничего больше.
Рекламка вдруг выскользнула из газеты и, вертясь, упала на пол ему под ноги в тот самый миг, когда ему показалось, что в молочной белизне начинает вырисовываться какой-то силуэт, но ничего так и не изменилось… хотя туман посреди улицы стал колыхаться заметнее.
Беннет поднял рекламу и уставился на нее.
Это был обычный вкладыш из тех, что во множестве выпархивали из его собственных «Менз Джорнал» или Шеллиных «Вэнити Фэйр»… всего три строки причудливого шрифта, завитушчатые буквы, щедрая россыпь восклицательных знаков, повсюду жирный шрифт, местами помноженный на курсив, пылающее многоцветье типографской краски.
Содержание листка было следующее:
Поздравляем Беннета Дифферинга!
Огромными буквами посредине страницы, причем имя, похоже, впечатали позже. Следующая строка в лучших традициях ярмарочных зазывал сообщала:
Вы ВыиГрали ВсТречу с ВаШим ОТЦОМ!
Тут шрифт был более мелким, заглавные буквы непредсказуемо мешались со строчными – кошмар наборщика, – а слова «Вашим Отцом» тоже добавили потом. И еще:
Желаем приятно провести время!
И все.
Беннет перевернул листок, чтобы посмотреть, нет ли чего на обороте, но там оказался лишь узор из волнистых линий, вроде тех, какие печатают для безопасности на иностранных купюрах.
Выиграл? Как можно что-нибудь выиграть, когда ты даже не вступал ни в какое соревнование? Встречу с отцом? Джон Дифферинг мертв уже около двадцати семи лет. Может быть, это розыгрыш. Может, все жители улицы – или даже всего Форест Плейнз – получили подобные афишки с утренней почтой. Беннет пожалел, что нельзя уже попросить Уилла Серфа заглянуть в другие газеты, чтобы проверить правильность этой теории.
И вдруг снаружи загремело: Хауррнк! Похоже на… корабельную сирену.
Беннет взглянул в окно и увидел фигуру, медленно возникающую из завитков тумана в середине улицы. Кто-то шел к дому… ступая медленно, даже неуклюже. Кто-то попал в беду.
Не выпуская из рук рекламного листка, Беннет ринулся к двери и стал отворять засовы. Но тут же опомнился.
Кто этот человек? А вдруг это какой-нибудь извращенец или бродяга, принесенный туманом… вроде тех парней, что воют по ночам на луну. А он, Беннет, гостеприимно распахивает дверь, чтобы впустить его в дом.
Он снова заложил верхний засов и вернулся к наблюдательному посту у окна.
Фигура уже полностью материализовалась: это был мужчина, в темном костюме, без пальто – без пальто! В такую погоду! – и в шляпе. Беннет тут же прикинул его возраст: человеку должно быть лет семьдесят, а то и все восемьдесят, раз он в шляпе. В наши дни никто уже не носит шляпы, по крайней мере, здесь, в Форест Плейнз.
Ненадолго остановившись, человек повел головой из стороны в сторону, точно сверяя номера домов. Зрение у него должно быть стопроцентное, сколько бы лет ему ни было: когда Беннет в последний раз выходил наружу, он не увидел даже дома напротив, не говоря уже об остальных.
Когда человек тронулся с места, Беннету показалось, что он его знает. Может, это кто-то из Коппертонов… конечно, не сам Джек – слишком старый, хотя Беннет так и не видел его лица, – наверное, отец Дженни. Беннет потер рукавом стекло и вспомнил, что туман-то снаружи, а не внутри. Хотя нет, это не может быть отец Дженни, тот же маленький и толстый. А человек, который шел сейчас по улице, был высокий и худощавый, с армейской выправкой, прямая спина, уверенный шаг… хотя он только что стоял, озираясь в поисках нужного дома. Кем бы ни был этот человек и откуда бы он ни взялся, Беннету не верилось, что с ним будут проблемы, а вот у него самого проблема, кажется, есть. По крайней мере, он точно заблудился. К тому ясе неплохо было бы с кем-нибудь поговорить.
Он снова подошел к двери, отодвинул засов и распахнул ее.
Подошвы ботинок незнакомца клик-клакали по черному асфальту улицы. Туман, цеплявшийся за его ноги и руки, походил на покрывала восточной танцовщицы, то скрывающие тело, то вдруг становящиеся прозрачными… и в этих мерцающих полотнищах безошибочно слышался теперь звук голосов, далеких и шепчущих. Тут из тумана возникло его лицо, он неуверенно хмурился, прищурив один глаз, чтобы рассмотреть дом и стоящего перед ним мужчину, а тень от полей шляпы ерзала по его лбу вниз и вверх в такт шагам. Вид у него был усталый, у этого странника, бог весть откуда принесенного туманом. И неудивительно.
Дом, подумал Беннет, он же никогда его не видел.
И мужчина, который стоит сейчас перед этим домом на незнакомой ему улице, был тогда еще совсем мальчишкой.
«Мальчишка, мальчишка, мальчишка», – зашептали голоса в уши Беннету, словно чайки закружили над далеким берегом моря, предупреждая о близящемся шторме.
Он успешно подавил в себе желание повернуться и бежать назад в дом – запереть дверь на засовы, преградить путь страннику: каким подходящим показалось ему вдруг это слово, странствующий и странный… выбросить из головы все глупости, избавиться от ощущения дежавю, связанного с незнакомцем. Но, в конце концов, перед ним был просто человек, чужой в Форест Плейнз… одинокий, сбившийся с дороги, может, его автомобиль, какой-нибудь допотопный «Олдз» или «Шевви», стоит сейчас на обочине у поворота на Мейн-стрит, дожидаясь хозяина, – старая добрая лошадка, которую он холит и лелеет каждое воскресенье и которая вдруг подвела его, ослабнув посреди дороги со сломанным карбюратором или слетевшим глушителем.
Незнакомец остановился и поглядел на Беннета, их разделяли всего тридцать или сорок шагов, человек стоял на тротуаре, а Беннет в дверях дома, полуприкрытый ширмой, а из распахнутого проема за его спиной лился теплый и приветливый свет, отражение которого в тумане, казалось, двигалось вместе с ним, наводя на мысль об огнях святого Эльма.
– Эй, – тихо позвал Беннет.
Человек повел головой из стороны в сторону, сначала налево, потом направо. И кивнул.
Беннет смял афишку и сунул бумажный комок в карман.
– Ну и утречко сегодня.
– Ну и утречко, – был ответ.
Впечатление было такое, будто голова Беннета вдруг наполнилась водой или гелием, как воздушный шар. Воспоминания… давно уснувшие и дремавшие до поры до времени, словно покрытая пылью мебель в старом доме, куда в один прекрасный день вдруг возвращаются жильцы… какие воспоминания пробудили три немудреных слова, произнесенные знакомым голосом со знакомым акцентом, чьи интонации, как ему казалось, он позабыл – а точнее, изгнал из своей памяти и не допускал их туда много лет.
Теперь воспоминания поднялись в полный рост и предстали в своем истинном виде, явив себя в обличье памятных событий… а памятные события повлекли за собой знакомые голоса и слова: это была истинная память… а не липкие ностальгические волны, которые накатывали на него всякий раз, когда ему случалось увидеть повтор старого, любимого еще в детстве телешоу или услышать отрывок старой песни. Он увидел этого человека – в разных версиях, каждая то моложе, то старше предыдущей, – как тот играет в мяч, смеется, разговаривает… увидел, как он спит.
– Заблудились?
Несколько секунд человек озирался по сторонам, потом посмотрел прямо на Беннета.
– Похоже. Где я?
– В Форест Плейнз.
– Что это такое?
Беннет пожал плечами, одновременно пытаясь унять дрожь в коленях.
– Просто город. А куда вы направляетесь?
– Я… – Человек умолк и закрыл глаза. Потом открыл их и посмотрел на Беннета с улыбкой. – Домой, – сказал он. – Я иду домой.
Беннет кивнул:
– Может, зайдете на минутку? Выпьем кофе. – Ему никогда не доводилось слышать, чтобы привидения заходили вот так, на чашку кофе, хотя какого черта… раз уж пошла такая петрушка. Глянув еще раз вдоль улицы, он увидел, что туман вроде бы начал редеть, и дома напротив робко обретают форму.
Человек проследил взгляд Беннета и повернулся к нему с задумчивой улыбкой.
– Только ненадолго, – сказал он.
– Конечно, – согласился Беннет. И кивком показал на туман. – Плохой сегодня день.
Человек отвернулся, ничего не ответив. Потом сказал:
– Как, по-вашему, не похож ли он на какое-нибудь средство передвижения? Что-то вроде большого океанского лайнера?
– Что? Туман?
Человек кивнул, дернул едва заметно плечами и снова уставился в белую мглу.
– Или огромная машина, – продолжал он, – которая бесшумно катит вперед, а потом… – тут он щелкнул пальцами, – раз, и прибывает в какой-нибудь порт или на станцию, где мы давно не были… так давно, что, кажется… будто мы вообще никогда тут не бывали. А потом он открывает что-то неожиданное… неожиданное потому, что мы просто далеко заехали. – Он снова повернулся лицом. – Далеко не в пространстве, а во времени.
– Во времени? – переспросил Беннет, глядя на клубящийся туман. – Как машина времени, – сообразил он.
Человек улыбнулся, и вся напряженность враз покинула его.
– Да, как машина времени. Или что-то в этом роде.
Беннет отступил в сторону и жестом пригласил человека в дом.
Незнакомец, вылитый Джон Дифферинг, снял шляпу и, обеими руками держа ее за поля на уровне талии, вошел. Оглядел кухню и сказал:
– Красота.
Беннет закрыл дверь и, стоя рядом с незнакомцем, с необъяснимой грустью заметил, что тот оказался на четыре-пять дюймов ниже, чем он помнил. Проследив его взгляд, он жадно впитал в себя микроволновку, полированные конфорки электроплиты, большую морозильную камеру у задней двери, маленький телевизор на высоком столе для завтрака. Какое впечатление производят они на человека, покинувшего этот мир в 1972 году?
– Нам нравится, – сказал Беннет просто. – Так что, кофе?
Человек пожал плечами, когда Беннет шагнул к раковине.
– Что вы, то и я.
– Кофе свежий. Шелли – моя жена – сварила. Правда, он, может, чуть перестоял. Сейчас вскипячу воды, разбавить.
– Ага. А она здесь?
– Кто, Шелли? Да нет, вышла. По магазинам поехала. За подарками к Рождеству. С сестрой. Они каждый год это делают. – Беннет поставил электрический чайник на платформу и выдвинул из-за стола стул. – Присесть хотите?
Человек покачал головой.
– Нет, так долго я у вас не останусь. Не хочу привыкать к месту.
– Ладно.
Человек поставил свою шляпу на стол и расправил плечи.
– Не возражаете, если я тут огляжусь?
– Нет, нет… конечно, пожалуйста. Кофе будет готов через пару минут.
Он следил за тем, как старик углубляется в коридор, и ломал себе голову, что бы такое у него спросить. Вроде того, как оно там… где он сейчас? Или знает ли он, кто он… и что он уже умер? И понимает ли он, что Беннет…
– Это кабинет? – донесся из коридора голос, прервав его цепь размышлений.
– Да. – Чайник щелкнул, и Беннет долил кипятку в электрический кофейник.
– На дому работаете? – Голос слегка приблизился.
– Да-а. Бросил работу лет пять тому назад. С тех пор только пишу. – Он подошел к холодильнику и достал пакет молока.
Разливая дымящийся кофе по кружкам, Беннет вдруг сам себе подивился. Это все из-за тумана, который отрезал его от цивилизации, вот у него в голове и помутилось. Дурацкая афишка – он пошарил в кармане, чтобы убедиться, что она там… что это ему не приснилось, – подумать только, мужик, немного похожий на его отца, наплел что-то про туман, на котором покойники ездят туда-сюда, как на машине времени, а он и уши развесил. И потом, что значит – похож на отца? Какого черта! Да он своего отца больше двадцати лет в глаза не видел.
Он тряхнул головой и плеснул молока в кружки. О-сссподи, что же он натворил-то, пригласил в дом черт-те кого! Шелли съест его с потрохами, когда узнает. Если он ей скажет, конечно. Убирая молоко в холодильник, он вдруг подумал, что, может быть, Шелли и сама все узнает… когда вернется домой и найдет мужа лежащим на полу в кухне с ножом…
– А что вы пишете? – раздался вдруг позади него голос незнакомца.
– Черт! – Он обернулся так резко, что врезался в дверцу холодильника.
– Что-то случилось?
– Вы меня напугали.
– Простите.
– Ничего. Это вы меня простите…
– Я не хотел.
– Да ничего, все в порядке. – Он закрыл холодильник и сделал глубокий вдох. – Нервы, наверное, пошаливают. – И он сделал жест в сторону окна. – Туман.
Человек подошел к стойке у раковины и кивнул, глядя в окно.
– Похоже, начинает подниматься. – Показав рукой на кружки, он спросил:
– Любую?
Беннет кивнул и сказал:
– Да, обе без сахара. Сахарница там, рядом…
– Я без сахара. – Он взял одну из кружек и пригубил, прикрыв глаза. – Мммм, вкусно. Никогда не поймешь, до чего хорош на самом деле кофе, пока не перестанешь пить его на какое-то время.
Мужчина продолжал потягивать кофе, опустив глаза, будто вглядываясь в клубящуюся коричневую жидкость.
Беннет решил, что вот сейчас он и сделает решительный шаг, скажет этому странно знакомому человеку, что он есть не кто иной, как его, Беннета, собственный отец. Но чем дольше он в него всматривался, тем сильнее брало его сомнение, уж не придумал ли он это сходство… хуже того, не пытается ли он хотя бы в мыслях вернуть отца. В конце концов, кто видел афиши, в которых говорилось бы о посещениях давно умерших родственников? Вполне возможно, что он просто складывает два и два, а получает пять.
С другой стороны, может, это все же его отец. Не исключено, что во вселенной действуют такие силы, которые еще и не такое могут. Может, Род Серлинг все же был прав. Может, покойники действительно используют туман как средство передвижения – сколько фильмов про это снято… и, может, они и впрямь путешествуют во времени.
Беннет хлебнул из своей кружки, и вдруг ему вспомнилась мысль, которая часто приходила ему в голову: когда в пустом доме, стоящем за много миль от всякого жилья, падает стул, слышен ли звук? По законам природы, должен быть, но на свете происходит много такого, что не подчиняется законам природы. Все дело в том – в случае со стулом, падающим в пустом доме, – что тут ничего доказать нельзя… ведь единственный способ доказать что-то наверняка, это посадить кого-то в этот самый дом, нарушив тем самым одно из условий эксперимента Так что, быть может, если человек по-настоящему хочет верить во что-нибудь, то это и есть истина.
То же самое можно сказать и о незнакомце в кухне Беннета По крайней мере, до тех пор, пока сам Беннет не испортит все, задав неверный вопрос.
Джон Дифферинг? Нет, меня зовут Билл Паттерсон, я живу в Доусон Корнер, а там, на улице, в паре кварталов отсюда, остался мой «Паккард», а в нем жена, Элли ее зовут, и ей страсть как не терпится домой, лишь бы туман поскорее поднялся.
Нет ничего страшного в том, чтобы считать этого человека своим отцом. Да и, по правде говоря, столько всего говорит за это. К примеру…
– Мой отец тоже так пил кофе, маленькими глотками, – сказал Беннет, голосом разгоняя наползающую тишину по углам кухни, где она не представляла никакой угрозы.
Человек взглянул на Беннета и улыбнулся.
– Да?
Беннет кивнул.
– Очень похоже на вас.
– Точно?
Беннет сделал глубокий вдох.
– Он умер двадцать семь лет назад. Ему было тогда пятьдесят восемь. – Потом отпил глоток и спросил: – А вам сколько лет? Извините, что так прямо спрашиваю.
– Ничего, я не в обиде. Мне и самому пятьдесят восемь.
– Хм, – сказал Беннет, качая головой. – Какое совпадение.
– Похоже, сегодня день совпадений, – ответил человек, опуская кружку с кофе на уровень талии. – Мой мальчик – мой сын – тоже всегда хотел стать писателем.
– Да?
– Да. Должен сказать, я никогда в это не верил. Мне это казалось пустой тратой времени. – Он снова поднял чашку. – Но человек может ошибаться. Так что он, наверное, попробовал. – Тут он едва заметно улыбнулся. – И, может быть, даже преуспел немного на этом пути.
Беннету захотелось спросить, видится ли он сейчас со своим сыном, но это означало бы нарушить правила игры… все равно что заигрывать с несчастьем. Наверняка он услышит: Конечно, видел Джека на той неделе, у него все отлично. А такой ответ Беннета не устраивал. Но чем дольше они говорили, тем больше крепла его уверенность.
Они побеседовали о прошлом этого человека, о друзьях, которые у него были.
Обсудили, где он раньше жил и кем он работал.
И в этом разговоре, полном имен, названий и событий, одни то и дело набатным гулом отзывались в его памяти – какие совпадения, – а другие не значили ровным счетом ничего. Неизвестная Беннету сторона отцовской жизни. Но он по-прежнему избегал вопросов, которые могли бы поставить незнакомца перед какой-нибудь проблемой космического порядка… или просто вызвать нежелательный ответ, который испортит все.
Беннет, в свою очередь, тоже рассказал этому человеку о своем отце… причем такие вещи, которых, он был уверен, не только отец не знал, но и сам он давно забыл. А может быть, тоже не знал… по крайней мере, не той, повседневной, частью своего сознания, до которой можно дотянуться в любую минуту, стоит лишь захотеть.
И каждый раз, когда Беннет рассказывал что-нибудь, мягкая улыбка расцветала на губах того человека, и он говорил: «Правда?», или «Да что вы говорите», или, несколько раз, «Он, судя по вашим словам, был настоящим мужчиной».
