Текст книги "Сборщик душ"

Автор книги: Нил Гейман

Соавторы: Рик Янси,Холли Блэк,Мелисса Марр,Тим Пратт,Чарльз Весс,Ник Гарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Нью-Чикаго
Келли Армстронг

Коул торопливо шагал по Ривер-стрит. Крики лоточников уже переменились: вместо штопаной рубашки или поношенных ботинок теперь ему со всех сторон пытались впарить такие же потрепанные обещания и мечты. «Торговцы надеждой» – так их обычно называли. Но его брат, Тайлер, говорил иначе – «хищники». Хищники, которые кормятся надеждами, потому что ничего другого у жителей Нью-Чикаго не осталось.

Если бы Тайлер его тут отловил, Коулу пришлось бы выслушать целую лекцию. Но можно не опасаться: его братец сюда и шагу не ступит – мол, глаза бы его не глядели на этих торгашей. Но Коул подозревал, что Тайлер попросту боялся не выдержать искушения: кто-нибудь из лоточников выкрикнет такое, от чего его рука сама собой полезет в карман за пригоршней монет. А они с Тайлером не могут позволить себе такую роскошь – бросаться монетами на мечты о лучшей жизни в Нью-Чикаго.

Нью-Чикаго… В самом имени чудилось обещание лучшей жизни. Люди со всей страны стремились в этот град обетованный, сражаясь с голодом, бандитами и теми, до кого уже добралась зараза. И когда их наконец впускали, продержав несколько недель в карантине за стеной, беженцы не могли сдержать слез. Но плакали они не от радости.

Всю дорогу они верили слухам, что Нью-Чикаго – точь-в-точь как старые города: чистый, безопасный и полный прекрасных возможностей. И только на месте выяснялось, что разруха и преступность здесь цветут таким же пышным цветом, как и везде, а уличные торговцы неплохо зарабатывают на картах с обратными маршрутами.

Тайлер мечтал не о том, чтобы уйти из Нью-Чикаго. Он знал, что там, снаружи, ничего хорошего их не ждет. Зато было кое-что хорошее здесь, внутри, – Гарфилд-парк. Островок в море Нью-Чикаго, настоящий город за второй стеной, – безопаснее, чище, лучше. Но чтобы туда попасть, нужны были деньги. Чертова уйма денег.

Шагая между рядами торговцев, Коул заприметил толпу, собравшуюся перед одним из лотков.

– Отгоняет заразных! Стопроцентная гарантия! – выкрикивала из-за прилавка девушка лет двадцати двух на вид, не старше Тайлера. Одежды на ней было маловато, особенно по такой погоде – ветер с реки пронизывал до костей. Наверное, потому-то и собралось столько народу, подумал Коул. Всем хочется поглазеть.

– Вот посмотрите, мой друг Уолли, – продолжала торговка, тыча пальцем в пьяного парня, с трудом державшегося рядом с ней за прилавком. – Он выходил наружу, за стены, и целых три дня там провел. И ни один заразный к нему и близко не подошел за все это время. А все почему? Да потому, что на нем была эта штука!

Коул протиснулся в толпу, как будто хотел поближе разглядеть товар. Пальцы его скользнули в оттопыренный карман куртки одного из зевак и извлекли улов – выкидной нож. Затем он пошарил в сумке у какой-то женщины и выудил два помятых яблока. Никто ничего не заметил. Когда толпа сомк-нулась, оттесняя его от лотка, Коул быстро сунул добычу под куртку, повернулся и пошел дальше.

В этой части рынка обчищать карманы было легче всего. Здесь всегда шаталось полно народу, и все рассеянно глазели по сторонам: обычно сюда приходили отдохнуть, закупив все нужное в других рядах.

Если бы Тайлер узнал, чем Коул тут занимается, опять-таки не обошлось бы без лекции – на сей раз о сочувствии к ближнему своему. Если они начнут воровать у других людей, то чем они будут лучше заразных? Но жизнь в этом городе – сплошная борьба, и выживают только сильнейшие. Тайлер и сам это прекрасно знал. Он работал на Расса Макклинтока, самого страшного человека во всем Нью-Чикаго. Но для Коула Тайлер желал лучшей доли. И потому он врал Коулу, что таскает ящики и моет полы на складах Макклинтока, а Коул врал Тайлеру, что целыми днями читает книжки, которые тот приносит домой. И так, мало-помалу, денег в копилке у братьев прибавлялось, а значит, крепла и надежда, что когда-нибудь они все же купят себе пропуск в Гарфилд-парк.

Коул медленно брел мимо лотков, прикидываясь обычным прохожим, который идет куда-то по делам, да только не больно торопится. Всегда надо делать вид, что просто проходишь мимо, иначе тебя заприметят торгаши, а торгаши страх как не любят, когда кто-то успевает обобрать их жертвы раньше, чем они сами до них доберутся.

Коул приходил сюда через день и за одну прогулку обчищал всего четыре-пять карманов. На руку ему играло то, что он был невысок ростом для своих шестнадцати, не имел особых примет и выглядел чистенько. Последнее для Нью-Чикаго значило много: слишком уж тяжело было достать чистую воду. Но Расс Макклинток желал, чтобы его работники мылись и брились дочиста: это возвышало их над обычным сбродом. Поэтому в относительно чистой воде у него недостатка не было, и Тайлеру разрешалось приводить Коула помыться – видимо, в расчете на то, что когда-нибудь и младший брат пойдет по стопам старшего.

Прогулка уже близилась к концу, когда Коулу бросилось в глаза кое-что необычное. Человек из Гарфилд-парка. Только они одеваются в новое – или, по крайней мере, латанное не больше пары раз. Коул уставился на правый карман его куртки: тот не просто оттопыривался, а прямо-таки гостеприимно зиял. Но, на беду, богатею из Гарфилд-парка было здесь неуютно: он так и стрелял глазами по сторонам. Не самая легкая добыча.

Наконец пришелец из лучшего мира нашел того, кого выискивал: хромого старика, чьи щеки покрывала неопрятными клочьями седая щетина, а в глазах застыл фирменный нью-чикагский взгляд – пустой и напрочь лишенный всяких надежд. При виде гостя из Гарфилд-парка старик приветственно вскинул руку. Богатей прищурился, как будто прикидывая, действительно ли они знакомы. Затем кивнул и подошел к старику. Они обменялись парой слов и двинулись к одному из ближних переулков. Коул пошел следом.

Всю сеть улочек вокруг рынка он знал вдоль и поперек. Сообразив, куда направляются эти двое, он нырнул в соседний проход, срезал путь и встал за углом у дальнего конца того самого переулка, где двое уже вели беседу, не подозревая о посторонних ушах.

– Я помню, что вы интересовались особыми вещицами, мистер Мюррей, – хрипло бубнил старик. – Научный, как вы говорили, интерес.

– Если ты вызвал меня сюда, чтобы всучить какую-то дешевку…

– Да что вы, мистер Мюррей! Я бы ни за что… Я же знаю, какой вы занятой человек! Это и правда нечто особенное. Среди знатоков, говорят, эта вещица хорошо известна.

– Среди знатоков, – фыркнул Мюррей, – хорошо известно все. И почти все из этого всего – такая же бесполезная дрянь, как и то, что лежит здесь на лотках. Так что если ты…

– Это обезьянья лапа, – перебил старик.

Воцарилась тишина. Коул подкрался еще на шажок ближе, стараясь не высунуться из-за угла.

– Что? – наконец переспросил Мюррей.

Зашуршала ткань – должно быть, его собеседник доставал что-то из кармана. Коул все-таки рискнул высунуть голову и увидел, что старик и впрямь держит в руке какую-то непонятную штуковину.

– Легенда гласит… – начал старик, но теперь уже сам Мюррей оборвал его на полуслове:

– Я слышал легенду.

– Три желания. Говорят, что эта лапа исполняет три желания.

Мюррей фыркнул:

– Если бы она работала, ты бы не пытался мне ее сбагрить.

– Я… я наделал ошибок, – сказал старик. – Я не знал, что надо быть очень осторожным, когда загадываешь желания. Джентльмен, который дал мне эту лапу, пытался все объяснить, но я не придал значения. Он тоже был из богатых, и я помог ему, как до сих пор и вам помогал. Он решил меня отблагодарить – и вот, сделал мне подарок. Он предупреждал, что надо загадывать осторожно, но я не послушал его и растратил свои желания зазря.

– И теперь ты хочешь продать ее мне?

Старик покачал головой.

– Не продать. Просто отдать, как ее отдали мне. По-другому нельзя. Вы помогли мне, мистер Мюррей, и я думал, что никогда не смогу отблагодарить вас по заслугам. Но теперь, оказывается, могу.

– Если ты рассчитываешь, что я поверю…

– Не хотите – не верьте. Я же вам говорю, это подарок. На худой конец ваша коллекция пополнится очередным курьезом.

Мюррей снова фыркнул, но все-таки полез в карман и вытащил пару купюр. Потом взял лапу. Старик так и не протянул руки за деньгами. Мюррей пожал плечами, бросил купюры на тротуар и пошел прочь. Когда он завернул за угол, Коул отшатнулся, но Мюррей как раз пытался запихнуть обезьянью лапу в карман и ничего вокруг не замечал.

Коул снова заглянул в переулок. Старик уже брел обратно в сторону рынка. Деньги так и остались лежать на земле.

Коул на цыпочках подкрался к купюрам и уже собирался было нагнуться, как старик вдруг оглянулся через плечо. Коул замер. Можно было бы просто схватить деньги и убежать, но, видать, кое-что от науки Тайлера засело в нем накрепко.

– Вы тут кое-что обронили, сэр! – крикнул Коул, указывая на купюры.

– Забери себе, – буркнул старик.

Коул посмотрел на него с сомнением, но старикашка, судя по всему, не шутил. Тайлер, наверно, сказал бы, что это «вопрос принципа». Старик хотел отдать долг, и не его забота, если Мюррей оказался таким невежей, неспособным даже принять подарок.

– Спасибо, – сказал Коул. – Вот, держите.

Он бросил старику одно из ворованных яблок. Тот поймал его и кивнул без улыбки, а затем повернулся и зашагал прочь, подволакивая больную ногу. Коул сгреб деньги и припустил в обратную сторону – за Мюрреем.

Эта волшебная лапа Коулу приглянулась. Он, конечно, не верил, что она волшебная. Чудес не бывает. Но было бы здорово принести ее домой и показать Тайлеру – тот бы повеселился от души. И стал бы дразнить его этой лапой всякий раз, когда младший братец начнет на что-нибудь жаловаться: «Соскучился по бургерам и пепси, малыш? Ну так попроси у своей лапы! Только осторожно, а не то она тебе наколдует газированную мочу и булку с крысятиной».

В последнее время Тайлер что-то приуныл, и чтобы рассмешить его по-настоящему, нужно было и впрямь творить чудеса. Впрочем, не до смеха было всем – вот уже лет десять. С тех пор, как появился «Эйч-2-Эн-3».

«Эйч-2-Эн-3». Скучное название того, что начиналось как заурядный, скучный вирус. Люди заражались и заболевали чем-то вроде гриппа. Потом выздоравливали. А потом заболевали опять. И опять, и опять. Обычные лекарства не помогали, а скорость распространения была колоссальной. Вскоре системы здравоохранения перестали справляться, а многие предприятия покатились под откос из-за нехватки работников. Надо было срочно искать выход. Требовалась вакцина. И она нашлась.

Позже говорили, что вакцину чересчур спешили выпустить в оборот и результаты испытаний были подтасованы. Ходили слухи, что правительство давило на фармацевтические компании и те решили пойти ва-банк. Но Тайлер утверждал, что это неправда: он помнил, как родители выхаживали его раз за разом и ворчали, что правительство не слишком-то и торопится объявить всеобщую вакцинацию. Но, в конце концов, вакцина была одобрена и все как будто бы пошло на лад.

А потом началось. Самые обычные люди, которые еще вчера были добропорядочными гражданами, сбивались в банды и грабили прохожих на улицах. Пассажиров в подземке убивали за какой-нибудь жалкий сэндвич или стакан кофе. Те, кому удавалось выжить, рассказывали, что нападавшие бросались на них, как дикие звери, – царапали их ногтями, кусали, рвали в клочья. А затем обнаружилось, что укусы не проходят даром: человек начинал меняться и вскоре превращался в такое же неуправляемое животное.

– Настоящий зомби-апокалипсис, – вспоминали те, кто застал эти первые дни. – Прямо как в кино.

Но это, конечно же, была полная чушь. Коул однажды посмотрел фильм про зомби – подглядывал тайком, когда дружки принесли Тайлеру кассету. Заразные – никакие не зомби. Они живехонькие и не разваливаются на части. Просто они стали другими. «Одичали», как выражался Тайлер.

Зараза не отнимала у своих жертв ни физической силы, ни способности связно мыслить. Но они лишались того, что не дает голодному напасть на ребенка ради яблока или куска хлеба. За десять лет перезаразилась большая часть населения. Остальные укрылись в защищенных городах, таких, как Нью-Чикаго. Надеяться можно было разве на то, что заразные в конце концов перегрызутся между собой и вымрут. Но что-то они не торопились истреблять друг друга, а в городах между тем дела шли все хуже и хуже: еды и чистой воды не хватало, а это значило, что и здесь нетрудно было расстаться с жизнью за яблоко – от руки самого обычного, здорового человека, который просто хочет выжить.

В этом обезумевшем мире возможность поднять кому-то настроение выпадала редко, и упускать ее было нельзя. Коул твердо решился добыть эту лапу для Тайлера. Когда он нагнал Мюррея, тот снова держал ее в руке и разглядывал с отвращением, как будто хотел поскорее избавиться. «Брось ее в мусорник, – подумал Коул. – Или в сточную канаву».

Мюррей остановился перед суповой лавкой. От запаха у Коула потекли слюнки, но он не поддался искушению, хотя в кармане у него теперь лежало несколько купюр. Тайлер подрабатывал на владельцев таких лавок до того, как его взял к себе Макклинток, – ловил крыс у реки и выбирал гнилые овощи из рыночной свалки. Так что Коулу не надо было объяснять, из чего в Нью-Чикаго готовят еду на продажу.

Но Мюррей, похоже, этого не знал. Втянув ноздрями густой аромат горячего супа, он подошел к двери, но затем опять остановился и ощупал лапу.

«Фу, гадость! – мысленно внушал ему Коул. – Она же грязная! Теперь тебе придется мыть руки перед едой. Избавься уже от нее наконец!»

Мюррей затолкал лапу в карман и вошел в лавку.

В прежние времена такое место не признали бы даже за дешевую забегаловку, не то что за ресторан. Коул помнил рестораны. В основном, такие, где кормили фаст-фудом. До сих пор ему спросонья иногда мерещился запах картошки фри, и когда такое случалось, весь день шел насмарку. Тайлер дразнил его за это: из всего, по чему можно скучать, у разумного человека картошка фри должна занимать одно из последних мест. Но оба они понимали, что дело не в картошке. Дело в самой возможности прийти в большой, сверкающий ресторан, вымыть руки бесплатным мылом и заказать себе горячей и совершенно безопасной еды, не потратив и половины от тех двадцати баксов, которые отец тебе вручил с утра на прогулку в парке.

Эта суповая лавка вся уместилась бы в гардеробной одного из таких ресторанов. Да что там «уместилась»! Когда-то это, верно, и был гардероб – только не ресторана, а большого супермаркета, верхние два этажа которого разрушились при бомбежках, а то, что осталось, разделено теперь на пару десятков таких вот тесных и грязных «лавок». Ни столов, ни стульев, разумеется, не было. Покупатель пробирался к прилавку, брал свой суп и, кое-как протолкавшись в сторонку, съедал его стоя. Можно было, конечно, вынести суп на улицу, но в такую погоду это было еще хуже. Коул подозревал, что люди приходят сейчас в основном не за супом, а только чтобы укрыться ненадолго от ледяного ноябрьского ветра, от которого не защищали убогие лохмотья.

Впрочем, Мюррей, скорее всего, возьмет суп и сразу выйдет: во взгляде, которым он окинул других посетителей, сквозило презрение. «Чего доброго еще передумает и уйдет так», – испугался Коул. Надо действовать быстро. Коул протиснулся в очередь прямо за Мюрреем и встал наизготовку. Мюррей наконец получил свою порцию и, заработав локтями, устремился к выходу. Коул толкнул его в спину. Мюррей развернулся и, нахмурив брови, уставился на него.

– Извините, – сказал Коул и выдал ему заискивающую улыбку.

Мюррей пробормотал что-то себе под нос, отвернулся и снова двинулся к двери, расталкивая посетителей. Коул посмотрел ему в спину, потом перевел взгляд на собственную руку, крепко сжимавшую добычу. Улыбнувшись еще раз, он засунул обезьянью лапу поглубже в карман и тоже направился к выходу.

Тайлер был мрачнее тучи, что вообще-то случалось редко. Обычно это Коул ворчал и жаловался, а Тайлер держался бодрячком. Но сегодня братья поменялись ролями. Коул понял это, как только увидел зажженную свечу.

Тайлер часто шутил, что им с Коулом достался настоящий пентхаус – квартира на верхнем этаже, да еще и двухэтажная. Крышу дома давно снесло, так что второй этаж был без потолка. Но все четыре стены уцелели и неплохо защищали от ветра, поэтому днем можно было жить наверху, экономя на свечах и масле для фонаря. И если Тайлер среди бела дня сидел на первом этаже и жег свечу, значит, что-то было неладно.

Коул прошел в комнату, стараясь не топать.

– Где ты был? – вскинулся Тайлер. Он сидел на стуле (то есть на перевернутом ящике, но ящики у них считались за стулья) и раскладывал пасьянс на засаленной колоде, шлепая картами о днище ящика побольше (того, что считался за обеденный стол).

– Гулял. Просто дышал воздухом.

– Ты доделал уроки?

– Я прочитал три главы по истории и две из «Моби Дика». А еще я тут все подмел и вынес помойное ведро. Да ты и сам, наверно, видишь… и чуешь, что не воняет.

Тайлер вздохнул и собрал карты.

– Извини, малыш. Тяжелый день.

– Понимаю. Лови.

Он бросил брату второе яблоко. Уголок рта у Тайлера дернулся в улыбке.

– Спасибо. – Тайлер поднес было яблоко ко рту, но вдруг замер. – А у тебя есть?

– Я свое уже съел. Жуй, не стесняйся.

Брат вечно волновался, что Коул плохо растет, из-за того что плохо ест. Но Коул на этот счет сомневался. Он помнил детский сад – тот единственный год, когда он учился у настоящей учительницы, пока мир не слетел с катушек. Он и там был самым низеньким в группе. Но Тайлер все равно беспокоился. Иногда Коулу казалось, что его брат только на этом и держится – на бесконечных тревогах и проблемах и на слабой надежде, что когда-нибудь ему удастся все исправить.

Тайлер не спросил, откуда яблоко. За деньги и покупки у них отвечал Коул. Тайлер поручил ему это в счет практических занятий по математике, так что Коул без труда мог подкладывать в копилку неучтенные деньги и выставлять на стол лишнюю еду.

Тайлер откусил от яблока, задул свечу и махнул брату – «пойдем наверх». Наверху они вытащили из ящика подушки и старые толстые одеяла и, основательно укутавшись, сели насладиться ускользающим теплом предзакатного солнца.

– Что-то стряслось на работе? – спросил Коул.

– Да все то же самое. Как всегда. – Тайлер помолчал, а потом пристально взглянул на брата. – Ты, когда выходил, ничего такого не слышал? Никаких новостей?

– Типа чего?

На сей раз молчание так затянулось, что Коул не выдержал и переспросил.

– Говорят, в город пробрался заразный, – нехотя ответил Тайлер.

– Опять? Да что же это такое! Третий раз за месяц!

– Угу. Чем дальше, тем хуже. Их, конечно, всегда отлавливают, но сам факт, что им удается проникнуть… – Тайлер покачал головой. – Ты просто… будь осторожнее, ладно? В смысле, когда выходишь.

– Я всегда осторожен.

Тайлер помолчал еще немного, а потом спросил как будто бы невзначай:

– А сколько у нас сейчас денег?

Деланная небрежность тона не обманула Коула: он понимал, что на самом деле брат ужасно волнуется. Их сбережения мало-помалу росли, но, похоже, ситуация в Нью-Чикаго ухудшалась быстрее.

– Четыреста шестьдесят восемь долларов, – ответил Коул.

Тайлер чертыхнулся.

– Скоро мы накопим, сколько надо, – попытался успокоить его Коул. – Вот увидишь, и года не пройдет.

– Когда-то я зарабатывал столько за месяц стрижкой газонов. А потом просаживал все на фильмы и видеоигры.

– У нас все получится.

Тайлер опять замолчал – минут на пять, не меньше. А потом наконец выпалил, не глядя на брата:

– На тебя одного этого хватит.

– Нет!

– Но мы могли бы…

– Нет. Мы или уходим вместе, или остаемся вместе. Если хочешь накопить быстрее, разреши мне тоже работать. Макклинток предлагал мне…

– Нет.

– Но если я тоже стану работать, мы соберем, сколько надо, уже через…

– Нет.

И это был тупик. Коул не желал уходить без Тайлера, а Тайлер не разрешал ему работать на Макклинтока. Тайлер говорил, что для Коула самая главная «работа» – это учеба. В Гарфилд-парке можно сделать настоящую карьеру, как в прежние времена: можно стать врачом, бизнесменом или учителем. Большинство ровесников Коула даже читать и писать не умели, так что у него будет большое преимущество, говорил Тайлер. Коул не понимал, что изменится, если он отвлечется от учебы на какую-то пару месяцев, но на самом деле загвоздка была в другом: Тайлер просто хотел, чтобы Коул держался подальше от Макклинтока.

– Так или иначе, у нас все получится, – сказал Коул.

С вымученной улыбкой Тайлер поднялся и взъерошил волосы брату.

– Сам знаю. Просто я сегодня не в духе. Пора обратно на работу. Сегодня ночью у нас большое дело. Вернусь поздно.

– Я запрусь на ночь.

Тайлер рассмеялся.

– Конечно. И постарайся прочитать еще хоть пару глав, пока совсем не стемнело.

Сказать Тайлеру про лапу Коул так и забыл. Попрощавшись с братом, он еще долго сидел наверху и раздумывал, как добыть денег, пока наконец не вспомнил о сегодняшней добыче. Разумеется, просить денег у этой лапы он не станет – не такой он дурак! Но он достал ее из кармана и повертел в руках, прикидывая, сколько за нее можно выручить.

Ему представилось, как Тайлер спрашивает: «А почему бы тебе просто не пожелать денег?». Естественно, со смехом… но где-то в глубине души брат бы не смеялся. Где-то там, глубоко, он бы все-таки надеялся, хотя ни за что бы этого не признал. Да, Тайлер непременно загадал бы такое желание, просто на всякий случай. Коул тихонько хихикнул и еще раз сжал в кулаке облезлый мех.

– Ну хорошо. Ладно. Я желаю…

Нет, старик сказал, что надо действовать осторожно. Надо загадать точную сумму. Коул закрыл глаза.

– Я желаю получить пятьсот долларов.

Он сидел, сжимая лапу в кулаке, и удивлялся, почему она кажется такой знакомой на ощупь. Ну да, конечно! Он вспомнил. Когда-то у него была другая лапа, кроличья. Он выпросил ее, когда они всей семьей путешествовали на машине в последний раз перед тем, как началась эпидемия. Счастливая кроличья лапка. Где-то с месяц Коул повсюду таскал ее с собой, а потом засунул в тумбочку. А потом вытащил еще один раз, чтобы загадать желание. Он помнил, как сжимал ее в кулаке и молился, чтобы укус на руке у мамы оказался незаразным. Чтобы маму выпустили из карантина, и она вернулась домой, увидела эту кроличью лапку и рассмеялась: «Ну ты даешь, Коул! До сих пор носишься с этой чесоточной пакостью?»

Разумеется, ее не выпустили. Она заразилась, и ее усыпили.

Усыпили.

Когда-то давно у них была собака, которую тоже пришлось усыпить. Но то было совсем другое дело.

Когда Коул поднял веки, в глазах защипало. Он сердито смахнул слезы и, нахмурившись, уставился на обезьянью лапу:

«Так или иначе, я на тебе заработаю. Как только придумаю, как тебя продать».

Коул методично обходил торговые ряды и лавки, прикидывая, кому бы впарить лапу. Старик говорил, это, мол, известная штуковина, и Мюррей о ней тоже знал. Может, это какое-то знаменитое суеверие, вроде той же кроличьей лапки? Тогда за нее можно выручить побольше: кролики-то в лесах кишмя кишат, а обезьяну так запросто не поймаешь. Но что, если это совсем уж большая редкость? А ну как кто-нибудь поймет, что он ее спер?

Пройдя рынок почти насквозь, он уже шагал мимо торговцев надеждой, как вдруг за спиной раздался окрик:

– Эй! Мальчик!

Коул оглянулся и увидел, что сквозь толпу к нему пробирается тот самый старикашка.

Первым его побуждением было бежать со всех ног. Но Коул понимал, что затеряться среди прохожих уже не выйдет: если он побежит, поднимется шум, и его здесь запомнят на много недель.

Коул решил взять быка за рога:

– Вы хотите обратно те деньги? Но вы сказали, что я могу их забрать.

Старик поманил его в сторонку. Вид у него был взволнованный. Даже расстроенный, но хотя бы не сердитый. Коул малость расслабился:

– Я мог бы вернуть вам часть…

– Нет, – перебил старик. – Дело не в этом. Я насчет лапы.

– Чего?

– Насчет обезьяньей лапы.

Коул всем своим видом изобразил недоумение:

– Какой такой обезьяньей лапы? Я взял только деньги, да и то потому, что вы разрешили. Если вы что-то еще обронили, я не видел…

– Я дал эту лапу одному человеку.

Коул напрягся:

– Если вы хотите сказать, что я украл…

– Меня не волнует, прикарманил ты ее или просто нашел. – Он с мольбой заглянул Коулу в глаза. – Ты пойми, сынок, это очень важно. Лапа у тебя?

Коул почувствовал легкий укол вины. Может, и правда отдать ему… Но нет. Старикашка просто хитрит, чтобы заставить его признаться в воровстве.

– Нет у меня никакой лапы! – Коул распахнул куртку, демонстрируя, что за пазухой совершенно пусто. – Хотите – проверьте сами.

Лапу он предусмотрительно оставил дома.

Старик покачал головой:

– Да нет, я тебе верю. Извини, сынок. Эти деньги, понимаешь… Тот человек, которому я отдал лапу, хотел мне за нее заплатить. Вот я и подумал, что ты пошел за ним. Он говорит, ее вытащили у него из кармана.

– Наверно, он решил получить обратно свои денежки, а эту вашу лапу оставить себе. Многие так делают. Тянут все, что плохо лежит.

– Знаю, знаю, – вздохнул старик.

– Если хотите, я могу ее поискать, – предложил Коул. – Я здорово умею находить всякие вещи.

Старик грустно улыбнулся:

– Не надо. Будем надеяться, она пропала с концами. Жаль только, этот сукин сын так и не испытал ее в деле.

– Не испытал в деле? – переспросил Коул.

Старик похлопал его по спине:

– Неважно. Ступай, сынок. Извини, что побеспокоил.

Старик повернулся и побрел было прочь, но Коул его окликнул:

– Погодите! Если я что-нибудь про нее услышу, вам сообщить? Или вернуть ее вашему другу?

– Он мне не друг. И я был бы просто счастлив, если бы эта чертова хреновина к нему вернулась. Да я бы и сам приплатил, лишь бы он только получил ее обратно!.. Ну, скажем, десятку, – добавил он, помолчав. – Если ты что-то услышишь…

– Я дам вам знать.

– Спасибо.

Коул так и не понял, что у этого старикашки на уме, но теперь, по крайней мере, он точно знал, что делать. Он просто выждет денек-другой, а потом скажет, что обыскал переулок, где они встретились в первый раз, и нашел эту лапу. Десять долларов – это куда больше, чем за нее можно выручить просто так. Может, «чертова хреновина» и вправду сработала – насколько смогла. А чего еще ждать от Нью-Чикаго? Здесь губу не раскатаешь. Все как обычно: пожелал пятьсот баксов – получил десятку.

Уже подходя к дому, Коул тихонько рассмеялся – и вдруг остановился как вкопанный. У подъезда стояли трое: пара здоровенных громил и между ними – мужчина постарше. Расс Макклинток.

Услышав Коула, все трое обернулись. В сумерках Коул не мог разглядеть выражения их лиц, но на всякий случай выкрикнул приветствие.

– Тайлер меня ищет? – спросил он, оттопырив большой палец в сторону подъезда.

– Нет, Коул. – Макклинток отступил на шаг от своих телохранителей. – Я пришел поговорить с тобой.

– Со мной? Если это насчет работы…

– Это насчет Тайлера.

У Коула заколотилось сердце.

– Т-тайлер? Что с ним?

– Сегодня на работе произошел несчастный случай. Бригада Тайлера прочесывала один заброшенный небоскреб. Пол провалился. И твой брат упал.

– Упал? А где он сейчас? С ним все нормально?

– Нет, Коул. С ним… все плохо. Там было очень высоко. Он не выжил. Прими мои соболезнования. Я знаю, вы с ним были не разлей вода, и хотя это не моя вина, а всего лишь несчастный случай, я своих не бросаю. – Макклинток вытащил из кармана пачку купюр. – Здесь пятьсот баксов. Держи, это тебе.

Коул сидел в темноте, весь дрожа. Припадок ярости у него уже прошел. Он уже переломал кучу вещей. И уже выплакался. Теперь он просто сидел на перевернутом ящике. Пачка купюр лежала перед ним, но он не смотрел на деньги. Он не мог оторвать глаз от второго ящика, в котором, уходя, спрятал лапу.

«Чертова хреновина».

Коул не уточнил, как именно должны прийти к нему эти пятьсот долларов. И лапа выполнила его желание самым худшим способом, каким только было возможно. Теперь понятно, почему старик так хотел, чтобы она досталась Мюррею. Коул не имел представления, что плохого сделал старикашке этот Мюррей, но наверняка что-то сделал, и этот так называемый подарок был местью. Потому-то старик и не взял деньги.

«Я убил своего брата. Я – жадный дурак. Я просто подумал – ну, а вдруг мне повезет? Деньги я получил, но потерял единственного человека, который для меня важен».

Если только не…

Коул встал и подошел к ящику. Лапа отыскалась на самом дне.

Можно использовать ее еще раз и вернуть Тайлера. Урок он усвоил. Теперь он знал, что лапу надо принимать всерьез и загадывать очень осторожно. Это главное. А если на этот раз она не сработает? Но все равно попытаться стоит. Хуже уже не будет.

Только на этот раз надо все продумать очень тщательно.

– Я хочу, чтобы мой брат…

Снова ожил? Нет, черт возьми! Если не уточнить, Тайлер, чего доброго, выкопается из той помойки, куда Макклинток свалил его тело, и приползет домой весь переломанный…

Коула аж передернуло. Он за свою жизнь прочел немало ужастиков, и такой идиотской ошибки не сделает.

– Я хочу, чтобы мой брат, Тайлер, снова стал живым и в точности таким же, каким он был до того, как упал, чтобы все его раны зажили и чтобы он сию же секунду оказался в двух минутах ходьбы от нашего дома, в полной безопасности, и чтобы он не помнил, как он умер и как сюда попал, а просто думал, что возвращается домой с работы, как обычно.

Ф-фух. Вроде бы все. Точнее некуда.

Коул запихнул обезьянью лапу обратно в ящик, спустился и вышел в темный переулок. Некоторое время он с надеждой оглядывался по сторонам, но Тайлера не было и в помине.

Неужели опять напортачил? Коул перебрал в уме все свои оговорки. Да нет, все точно…

– Эй, – раздался за спиной голос. – Ты что это тут делаешь? Запираешься на ночь?

Коул повернулся и увидел брата. Выдавив слабую улыбку, Тайлер потер глаза и зевнул, а затем огляделся вокруг, растерянно помаргивая.

Сердце Коула так и подпрыгнуло в груди. Захотелось подбежать и обнять Тайлера крепко-крепко, как он не обнимал его лет с двенадцати. Но Коул не посмел: было какое-то глупое ощущение, что Тайлер испарится без следа, если к нему прикоснуться.

– У тебя все хорошо? – спросил наконец Коул.

– Ага. Просто долгий день. – Тайлер вымучил еще одну улыбку и хлопнул Коула по спине. – Давай, братишка, пошли в дом.

Тайлер вырубился сразу, как только лег, но Коул еще несколько часов ворочался. Время от времени он вскакивал, на цыпочках подкрадывался к брату и прислушивался, действительно ли тот еще дышит. Тайлер дышал. И вроде бы чувствовал себя нормально. Правда, несколько раз он потер во сне правую руку – может быть, ушиб ее еще до падения.

Наконец Коула тоже сморило. Но едва он погрузился в сон, как Тайлер вдруг подскочил, и Коул сразу же открыл глаза.

– Джейк! – прохрипел Тайлер. – Джейк, черт его дери. Вот же сукин сын!