Текст книги "Наследник Фархада"

Автор книги: Николай Рубан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– А, это… – полыхнул ушами Леха, – Да фигня, это просто делается: четверо штангу поднимают, один под нее подлазит – и все. Главное – успеть щелкнуть, пока те из кадра выскочат, а ты штангу не уронил…

– Нормально! Так ты где служишь-то? В какой роте?

– Да на подсобном я… – закручинился Леха, – Уж сколько раз в нормальную роту просился – прапор, сука, не отпускает. Мне, грит, нормальные свинари во как нужны, а с пулеметом по горам любой дурак бегать сумеет…

– Да ладно, Леш, не бери в голову, – утешил его Рустам, – Служба – везде служба. Слушай, ты мне не поможешь маленько?

– Давай! А чего делать?

– Да барахло мое в тамбур перетащить, родители понасовали столько, что один не справлюсь…

Спустя полчаса Рустам с помощью Лехи выгружал па перрон вокзала «Рязань-1» дары щедрой узбекской земли: и ящики с виноградом пяти сортов, персиками и грушами, нежными, как первая любовь, и мешки с орехами и сушеным урюком, и увесистые, как снаряды и благоуханные, как поцелуй пери, чарджоуские дыни. Помахав вслед отходящему поезду, Рустам оглянулся по сторонам. Как теперь переправить всю эту груду сокровищ до такси? Ведь сопрут, только отойди на минуту! И тут на перроне показался патруль во главе с командиром курсантской роты капитаном Лебедем. И это был уникальный случай, когда при виде патруля курсант искренне обрадовался.

– Товарищ капитан! – ликуя, подскочил Рустам к начальнику патруля и лихо козырнул, – Курсант Садыков из очередного отпуска прибыл, замечаний не имел!

– Поздравляю, – сдержанно кивнул капитан, – Все нормально? Водки много везешь?

– Нет водки! Правда, нет! Товарищ капитан, разрешите обратиться!

– Валяй.

– Разрешите ваших патрульных задействовать, товарищ капитан? Вон – только до такси пусть помогут донести, а?

– Ну, ты наглец. Какая рота?

– Девятая, товарищ капитан.

– Я так и думал. Обнаглели вы в корень, девятая рота. Где это видано, чтобы курсанты патруль припахивали? Им патруля бояться положено!

– Товарищ капитан, ну пожалуйста! Или пусть хоть покараулят, я сам перетаскаю…

– Да сам ты до вечера мудохаться будешь. Во припер-то: всю роту накормить решил?

– Ну, роту-не роту, а на взвод должно хватить…

– Ладно, поможем, – капитан обернулся к патрульным, – Давайте, люди – выручайте спецназ…

При виде груженых, как верблюды, патрульных, таксист немедленно запросил двойную цену. Рустам согласился – а куда денешься? И, сияя, принялся всучивать Лебедю самую увесистую дыню.

– Да брось ты! – пытался тот отказаться, – Что нам с ней делать-то? С собой таскать такой дирижабль?

– Зачем таскать, товарищ капитан? Вон там, в скверике скамейка есть, так вы ее прямо сейчас, на газетке… Пожалуйста, товарищ капитан – со своего огорода, от чистого сердца, да?

Патрульные топтались на месте, поскуливали и облизывали капитана молящими взглядами: соглашайся!!!

– Ну ладно, – дрогнул, наконец, Лебедь, – Калганов, забирай эту бандуру. Скажи дяде спасибо.

– Вам спасибо большое! – и сияющий Рустам хлопнул дверцей машины.

Оставался последний отрезок маршрута: переправить груз от КПП училища в роту.

– Дневальный, дежурного позови! – уверенным голосом скомандовал Рустам по телефону салаге-первокурснику.

– Дежурный по роте курсант Ауриньш слушает, – послышался в трубке голос с таким знакомым прибалтийским акцентом.

– Марик!!! – заорал Рустам, приплясывая на месте, – Ты вернулся!!

– Вернулся. Это ты, Рустам?

– Ага! Я тоже вернулся! Слушай, пришли на КПП своих дневальных, у меня тут столько всего – один не дотащу!

– Хорошо, Рустам. Сейчас подойдем.

Положив трубку, Рустам в немом восторге лихо сдвинул фуражку на затылок. Ну до чего же здорово, когда люди возвращаются!

День разведки

Дни родов войск для нашего человека – явление известное. Самые знаменитые – День ВДВ, День ВМФ и День Пограничника – благодаря удалым отмечаниям этих праздников во всех городах России ветеранами голубых беретов и зеленых фуражек. Менее известны такие дни, как День Ракетных войск и артиллерии и день Танковых войск. И почему-то совсем нет Дня Пехоты. Несправедливо это, но так уж сложилось. И даже если этот праздник введут официально, то вряд ли он приобретет широкую известность – возможно, из-за природной скромности этих основных рабочих лошадок войны. Тут ведь как: сам себя не похвалишь – ни одна собака не похвалит, ходи как оплеванный.

Но есть среди всех военных праздников еще один – полусекретный, не отмеченный в календарях красным цветом – 5 ноября, День военной разведки. Отмечают его разведчики в своем узком кругу, без шума и понтов, как говорят сами разведчики: «…глубокой ночью, накрывшись с головой одеялом и закусывая вареными огурцами, чтоб хруста слышно не было».

Разумеется, в девятой роте этот праздник был одним из главных и почитаемых. В актовом зале торжественно зачитывались приказы о присвоении очередных званий офицерам и награждении их медалями за выслугу лет, курсантам же доставались ценные подарки, благодарности и снятия ранее наложенных взысканий. Главным же гвоздем программы был концерт художественной самодеятельности курсантов роты, на который старались пролезть всеми правдами и неправдами все, кто только мог, ибо концерт того стоил.

Кто его знает, как так вышло, но по-настоящему талантливых людей в девятой роте всегда хватало. Чего стоил, к примеру, знаменитый дуэт братьев-близнецов Сашки и Сереги Лавровых! Этим орлам ничего не стоило скромно притопать в воскресенье на танцплощадку в городском парке, скромно пристроиться где-нибудь в уголке, у стеночки и начать ВЫДАВАТЬ под израненную во многих драках гитару. И все: через пять минут штатный ансамбль танцплощадки оставался не у дел, а вся аудитория танцплощадки обступала братьев плотным кольцом. И был сей знаменитый дуэт выперт из училища за удалые пьянки и самоволки, и стал на гражданке лауреатом всесоюзного конкурса «Золотой камертон», но это – позже…. А дивный плясун Валерка Доценко с его знаменитой «десантной цыганочкой»! А Вовка Зубков с его бардовским песнями! Да, были люди…

Однако супергвоздем самодеятельности девятой роты были, конечно же, спектакли. Точнее, это не было спектаклями в их привычном понимании, ибо традиционные рамки сего жанра были размыты до полнейшей прозрачности. Объединяла их лишь общая тематика сюжетов: вначале на сцене вдохновенно предавались разврату Враги (белогвардейцы, махновцы, фашисты в оккупированном Париже). По ходу дела Враги обсуждали планы операции по борьбе с Нашими (буденовцами, партизанами, борцами Сопротивления). Один из врагов, естественно, оказывался Нашим Разведчиком и подавал Нашим условный сигнал, когда Враги доходили до необходимой кондиции. Лихим налетом Наши вламывались в сие гнездо разврата и очень красиво задавали Врагам перцу – с тщательно отрепетированными рукопашными схватками, под аккомпанемент пальбы холостыми патронами и поросячий визг девиц легкого поведения, безнравственных подружек подлых Врагов.

Здесь надо признаться: увы, желающих исполнять роли Врагов всегда было больше, чем претендентов на роли Наших. И то сказать – развалиться в кресле на глазах у сидящего в зрительном зале начальника политотдела – да в расстегнутом белогвардейском мундире, да нагло лапая веселенькую приглашенную подружку-статистку, да распевая пьяным голосом: «…Мой отец в Октябре-е-е убежать не успел, но для белых он сделал немала-а…»! Или: скакать в черной эсэсовской форме верхом на стульях, маша пивными кружками, да вокруг стола, на котором задирают ножки в пьяненьком канкане все те же подружки-статистки! Да распевая при этом во всю глотку «Хорст Вессель»! Это ж какой кайф, вы только представьте!

Присутствующее в зале начальство пыхтело от досады, но увы, формально придраться было не к чему: на то они и Враги, чтобы выглядеть столь отвратительно, тем более все равно им сейчас банок накидают.

Подготовка к очередному концерту в честь Дня разведки была в самом разгаре, когда слухи о незаурядных способностях Ауриньша в области хореографии дошли до Вовки Зубкова – в этом году подготовку концерта взвалили на него.

– Марик, – разыскал Зубков его в спортуголке, – Айда сюда, дело есть.

– Говори, что за дело, – отозвался Ауриньш, не отрываясь от зашивания разорванной дермантиновой шкуры борцовского мата.

– Такое дело, Марик. Надо на концерте выступить. Степ долбить умеешь?

– Степ – это что? Шаг?

– Это по-английски «шаг». А вообще, это танец такой, чечетка. Бацаешь?

– Нет. Не бацаю.

– Блин, Марик, надо научиться! Вот такой номер пропадает!

– Что за номер?

– Короче, сюжет такой: идет совещание в генштабе НАТО. Они там все бухают, с бабами обжимаются и все такое. И тут же – висит карта Союза, и они по ходу дела решают, как с нами войну начать. Потом один генерал заявляет: «Господа! Я решил порадовать вас небольшим сюрпризом и пригласил сюда любимца Бродвея, знаменитого Джимми Сноу!». Бабы визжат, мужики аплодируют. И тут появляешься ты – негр! В клетчатых штанах, в белых перчатках, в канотье, при бабочке – ну, все дела. И – фигачишь чечетку, штатники же все от нее торчат! И – втихаря карту переснимаешь с их планами (у тебя, с понтом, фотоаппарат в бабочке). Ну, типа, ты – наш разведчик. Все генералы в атасе, бабы в экстазе и лезут к тебе отдаваться. Тут один поддатый генерал (из южан, видать) начинает возбухать в том смысле, что нефиг всяким грязным ниггерам тут отираться. И пытается въехать тебе в дыню. Ну, ты его так культурно бортанул, сдал с рук на руки и гордо так сваливаешь. А потом встречаешься с нашим резидентом (это я, скорее всего, буду) и он тебе говорит, что за добытые сведения чрезвычайно важности указом Советского правительства ты награжден орденом Ленина. Ну, а ты: «Служу Советскому Союзу!». Ну как?

– Володя, я извиняюсь, конечно, но это же… – Ауриньш на секунду задумался, – А, полная лажа, вот. Так не бывает.

– Ну блин, мне еще критика только не хватало! Да что ты вообще в таких вещах понимаешь!

– Кое-что понимаю.

– Да я не про то! Не про оперативную работу! Это ж, блин – драматургия, ну!

– Драматургию я тоже изучал. Так неправильно. Очень низкий класс.

– Да тебе-то какая разница, если народу нравится!

– А если народу будут, например, наркотики нравиться? На концертах надо будет в зал закись азота выпускать? Или дым от марихуаны?

– Ма-рик! Ну не занудствуй ты, а? Если нормально выступим – всех в увольнение отпустят. Трудно тебе для ребят постараться?

– Ну, если только так… Хорошо, я попробую. Но имей в виду, я остаюсь при своем мнении: это – не искусство.

– Ладно, ладно… Тонкий ценитель.

Как и можно было предположить, спектакль имел сногсшибательный успех у почтенной публики и впоследствии даже занял первое место на окружном смотре художественной самодеятельности! Сплошь и рядом такое бывает, когда вещи имели большой успех при весьма прохладном отношении к ним самих авторов. Взять хотя бы Конан Дойля – ну не любил он своего Шерлока Холмса! Халтурой, видите ли, считал. Или Стругацкие от своего «Трудно быть богом» не в восторге были – и что с того? Ничего, другие оценят.

… Итак, совещание в генштабе НАТО набирало обороты. Стол ломился от полных и опрокинутых бутылок. С закуской в НАТО было послабее: сморщенные соленые огурцы цвета хаки, на скорую руку ободранные луковицы, да кривые жареные рыбки. Понятно, что сии деликатесы были добыты в курсантской столовке. Но почтенная публика вполне понимала право искусства на некоторую условность и великодушно прощала артистам как скудость стола, так и сервировку его гнутой столовской алюминиевой посудой.

Пьяные в хлам «генералы» упоенно горланили «Глори, глори, алиллуйя» и «Йеллоу сабмарин», время от времени лихо опрокидывая все новые и новые стаканы на зависть почтенной публике. После чего размашисто малевали на политической карте СССР толстенные стрелы направлений наступлений и жирные кляксы ракетно-ядерных ударов, сопровождая нанесение оперативной обстановки злорадным гоготом и неприличными телодвижениями.

– Гссспда! – покачиваясь, воздвиглась со стаканом в руке конопатая Милка Савичева (Рязанское культпросветучилище, 2 курс) в форме штаб-сержанта 82 воздушно-десантной дивизии США. Форменная юбка на сержанте была длиной в полторы ладони ниже пояса. Особую порочность образу сержанта придавали черные сетчатые чулки с поросячье-розовыми подвязками.

– Гссспда! – отвязно продолжал развратный сержант, – Кажется, не все здесь пс… пссютстсие верят, что до поступления на службу в армию я имела… этого… А, да! Я имела б-ешшеный успех! Нна самом Бродвее! И даже выступала с гастролями в Париже! В з-знаменитом кабаре «Ммулен руж»!

– Да ясный перец – свистишь, подруга! – провокационно загалдели «генералы».

– Н-нухшо… Я д-докажу! Эй, кто-нибудь – мммузыку! – и сержант Милка полезла на стол, услужливо подсаживаемая ручищами с отлично развитым лапательным рефлексом.

Лязгнула клавиша заезженного магнитофона «Спутник», и в облака табачного дыма, плавающего над сценой (кубинские курсанты оказали интернациональную помощь в размере десятка сигар) плавно вплелись томные извивы призывного голоска Барбары Стрейзанд. Разумеется, знаменитая «Stop» – уж и не сосчитать, сколько стриптизерш прокормила эта дивная песенка о целомудренной любви.

Одним движением выхватив заколки, Милка разметала по плечам торжествующий вопль огненной гривы и, алчно облизнувшись, начала расстегивать и без того готовые отскочить пуговицы форменного мундира. До треска обтянутые оливковой юбчонкой бедра Милки призывно плавали над бутылками. Зал замер, напряженно сопя. Взмах – и мундир летит в сторону, в готовно подставленные руки зрителей. Вслед мундиру полетел форменный галстук. Хищно улыбаясь, Милка изогнулась в талии и взялась наманикюренными пальчиками за пуговицы блузки. Одна… Вторая!.. Литые ядра Милкиных грудей отчаянно рвались на свободу.

– Не, не, господа – это все старье, мы видели такое уже тысячу раз! – «сайгонский генерал» Витька Цой ленивым шлепком согнал Милку со стола.

Зал взвыл. Обладай свирепый взгляд хоть небольшой температурой – Витька был бы испепелен на месте. Начальник политотдела перевел дух с противоречивым чувством облегчения и разочарования.

– Я, господа, хочу предложить вам действительно уникальный номер! – голосом циркового «объявлялы» продолжал Витька, хладнокровно игнорируя нелестные эпитеты, которыми его щедро осыпала почтенная публика, – Это суперзвезда, поднявшаяся из трущоб Гарлема и ослепившая своим сиянием Нью-Йорк, Париж и все остальные столицы мира! Да, да, это он – великий и неподражаемый король степа… Джимми Сноу!!!

Поперхнувшись, «Спутник» заиграл «Золотую Калифорнию» и на сцене возник великолепный негр Ауриньш, разодетый, как бразильский сутенер. Знакомые девчонки из культпросветучилища не поскупились и притащили все самое блестящее и пижонское барахло, какое только смогли разыскать в своей реквизиторской. Не смогли подобрать лишь подходящих концертных туфель – их с успехом заменили уставными парадными «гадами», подошвы которых для лучшего звучания подбили жестянками из консервных банок.

– О-о-у, й-е-есс!! – восторженно зааплодировали «генералы», – Джимми, камон!!

Раскланявшись и разослав воздушные поцелуи, Ауриньш замер, раскинув руки – словно вот-вот взлетит. И – пошел, и пошел! Спустя секунду публика уже забыла про облом со стриптизом и от души награждала Маргуса восторженными воплями и свистом. Восторженно бесновались также и «натовцы», пытаясь присоединиться к бешеному пламени танца, а «вражеские дамочки», повизгивая, пытались повиснуть у великолепного негра на шее – тот ловко, не нарушая рисунка танца, уклонялся от их пьяненьких объятий. Несколько раз, повернувшись в танце к размалеванной карте СССР, Джимми элегантно поправлял свою блестящую «бабочку», и сцена в этот миг озарялась коротким блеском фотовспышки. Судя по всему, «натовцы» были народом туповатым и ничего не замечали, либо принимали это за сценический эффект.

И вот – финальная сцена спектакля. «…Служу Советскому Союзу», – застенчиво говорил негр Джимми, сидя на скамейке рядом с советским резидентом Вовкой Зубковым. Резидент великой державы был одет в мятый пиджак, рукава которого еле прикрывали локти и в линялые польские джинсы «Sharik». На поводке резидент еле удерживал таксу Фроську, одолженную на спектакль у Валентины Алексеевны. Фроська то малодушно пыталась удрать со сцены, то пряталась под скамейку, то совалась между ног резидента, наконец от безнадеги надула на сцене блестящую лужицу, забилась под скамейку и притихла.

– Ты молодец, Джимми, – отечески похлопал резидент негра по коленке, – Россия тебя не забудет.

– Россия… – мечтательно вздыхал бедный негр, – Когда же я увижу настоящие белые березы?.. Мавзолей товарища Ленина?.. Знаменитый Рязанский Кремль?..

– Скоро, Джимми, совсем скоро, – добрым голосом говорил Вовка, – Но пока ты еще нужен здесь…

– Я понимаю…

– Ну, мне пора. До встречи, товарищ Джимми. Связь – как обычно.

– До встречи, Владимир Иванович.

С чувством пожав негру руку, резидент удалялся со сцены, поигрывая тросточкой и таща за собой на поводке упирающуюся Фроську. А Джимми стоял на месте и грустно глядел ему вслед, чуть покачивая ладонью у плеча. Потом тихо-тихо начинал напевать голосом прогрессивного негра Поля Робсона: «Не слишни в саду дажье шё-ро-хи… Всё здесь са-мер-лё до утра…». И – ей-богу, зал, как завороженный, начинал подпевать! Сначала шепотом, а потом и в полный голос! А конец песни, когда участники спектакля выходили на поклон, тонул в бешеных аплодисментах, среди которых и шмыгания слышались, и всхлипы. Пипл, что называется, хавал. Да не просто хавал – а в облизку и с причмокиванием!

Как и положено по всем театральным традициям, премьера спектакля была незамедлительно отмечена. Отпущенная в полном составе в увольнение, труппа отнесла в культпросветучилище одолженный реквизит, после чего уютно расположилась в тесноте да не в обиде в одной из комнаток девчачьего общежития. Тортик, печеньки, чайник, да пара бутылок «партейного» – вот и весь банкет. Да много ли и надо-то для хорошей компании?

– Марик, ну ты гений! – восхищалась рыжая Милка, – Ведь считай, почти без репетиций, а как выдал, а!

– Нет, – справедливо возразил Маргус, – Лучший номер был твой, Мила… Если бы Витька не помешал…

– Ну, за праздник!

– С Днем разведки!

Сдвинули разнокалиберные стаканы и чашки, одолженные по соседним комнатам.

– Вовчик, ты споешь? – присела рядом с Зубом хрупкая глазастая Юлька.

– Вован, давай – нашу! – тут же передали ему гитару.

И – негромко так, вполголоса, все подхватили:

 
Мы были лучше и честней,
Мы нашу жизнь, как песню, пели.
И над могилами друзей
Который год поют метели.
Уютный дом и тишина
Нам доставались в жизни редко
У нас с тобой одна война,
Одна профессия – разведка…
 

Как-то незаметно пропадали улыбки, лица становились все задумчивей и серьезней.

 
Нам шар земной, как дом, знаком
В дорогах запада и юга,
Случалось нам и пить с врагом,
И пулю получать от друга.
Но друг ни в чем не виноват
И не права молва людская —
Ведь ты – солдат, Москвы солдат,
У нас профессия такая…
 

Последние строки пели уже просто угрюмо, словно сетуя на такую вот нескладную свою судьбу. Но увы, такую необходимую Родине:

 
Давно чужие имена
Сданы в архивы на храненье,
Но с шагом шефов вдруг война
Ворвется в наши сновиденья.
Отчета требуют опять
За каждый день, который прожит —
Разведчик может век молчать,
Но позабыть ни дня не может.
 

Китайское народное творчество

Возможно, в наши дни еще кто-то помнит такое понятие, как «самиздат». Если нет, то – коротко: берется литературное или публицистическое произведение запрещенного (или полузапрещенного) в СССР автора и перепечатывается вручную на машинке, дабы потом втихаря читать самому и давать почитать самым надежным друзьям. Считается, что занимались этим делом сплошь высоколобые интеллектуалы, отпетые диссиденты, ну и – в большинстве своем, евреи – а как же, куда ж без них, родимых.

Так вот, все уверения диссидентов в своем полном господстве в самиздате (кто их, кстати, помнит сегодня – ну хоть одного?) – полная чепуха. Ибо в то время самиздатом занимались все поголовно! Просто далеко не у всех хватало наглости делать из этого профессию, ибо серьезным занятием это никак считаться не могло, а отводилась этому делу всего лишь роль эдакого предохранительного клапана для сброса излишней энергии. Это уж – как в любом другом деле, у кого подо что лучше руки заструганы: кто штангу тягает, кто бляху иголкой полирует, ну, а кто – самоиздаёт.

И вот вам пример, и это – абсолютная правда: в самые наизастойнейшие годы (живой Высоцкий, Олимпийский Мишка, пепси-кола – только в Москве, а кока-кола еще по прежнему главный символ империализма), в одном из наисекретнейших учебных заведений Министерства Обороны – совершенно спокойно издавался самый настоящий подпольный рукописный журнал. И не абы какой, а на китайском языке! Название его звучало очень красиво, словно строка из стихов Ли Бо: «Куайлэ пхигужэндэ хэцзошэ хуабао», что означало «Иллюстрированный журнал «Кооператив веселых педерастов»». Как родилось столь неординарное название? Да очень просто.

Курсанты английских языковых групп к третьему курсу уверенно шпарили в подлиннике «Аэропорт» Хейли, «французы» читали Гюго и бульварные романы, изданные в Париже, немецкие группы выписывали дивный журнал, издававшийся в ГДР «Арми рундшау» (и именуемый в курсантской среде не иначе, как «Зольдатен унд секс»). Вот это, доложу я вам, был журнал! Уж в чем, в чем, а в солдатской психологии немцы всегда разбирались. И было в этом журнале то, что действительно нравится солдату: отличные фотографии военной техники (в том числе и той, что в Союзе проходила под всевозможными грифами секретности) и – БАБЫ! Черт побери, какой же лютой завистью завидовали наши парни шикарной жизни своих немецких коллег, глядя, к примеру, на такой снимок: бравый немецкий десантник, приземляющийся не куда-нибудь, а прямо на берег озера, в котором плещутся голенькие грудастые немецкие нимфы! Или просто: морячок в увольнении, идет с подружкой. Идут они в обнимочку, невинно ухватив друг друга за попки. Снимок сделан со спины, подружка морячка, разумеется, в потрясном мини-платьице и на шпильках, удлиняющих и без того длиннющие ножки.

«Пир духа», одним словом. Ну, а что же доставалось несчастным «китайцам»? Увы, меню за этим столиком было куда скромнее: газета «Жэньминь жибао» (месячной давности, да и та – не целиком, а в виде вырезок), брошюрки-агитки периода «Сталин и Мао слушают нас», да журнал «Сулянь хуабао» («Советский союз») на китайском языке (в котором лишь изредка попадались красивые фотографии советских гимнасток). Попробуй тут не взбелениться. И чего, спрашивается, удивляться тому, что тот самый подпольный журнал зародился именно в китайской группе? Да просто на фига самиздат тем, кому и так хорошо?

А родился этот журнал, как оно чаще всего и бывает, довольно спонтанно и стихийно. Китайская группа третьего взвода вторую неделю подряд охреневала, изучая славную историю крестьянского кооператива «Восьмое августа». Председателем кооператива был доблестный ганьбу (кадровый работник) товарищ Чжан Ёувэн, контуженый ветеран Великого Похода. Каждый рабочий день в кооперативе Чжан Ёувэн начинал с митинга, в результате которого все крестьяне «горячо воодушевлялись» и, как наскипидаренные, принимались «нулидэ гундзо», то есть старательно работать. И так происходило везде: в поле, на свиноферме, на рытье оросительного канала. И ведь что характерно: на протяжении всего курса изучения китайского языка этот самый Чжан Ёувэн периодически появлялся то там, то сям, почти в любом тексте – будь то описания дня студента Пекинского университета, рабочего Шанхайского тракторного завода, или повара Сычуаньской столовой. Наверное, автору учебника было просто лень придумывать разные имена и он лепил бедолагу Чжана куда не попадя.

И вот, на исходе второй недели изучения трудовых подвигов неутомимого Чжана, Рустам Садыков ни с того ни с сего плюнул, в сердцах отшвырнул ручку в сторону и что-то убедительно сказал по-узбекски.

– Чего психуешь, Рустик? – поинтересовался невозмутимый командир отделения Витька Семенов (Солидный Сэм).

– Да заколебал он уже совсем, этот Чжан Ёувэн! – грохнул лбом о крышку стола Рустам, – «Воодушевились – зааплодировали»! «Развивать критику и самокритику»! Самокретины, билят…

– Ну возьми, да переделай учебник, чтоб интересно было, делов-то… – бросил кто-то вскользь, не подозревая, какого джинна выпускает он из бутылки.

Мгновение спустя Рустам подобрал ручку, решительно раскрыл тетрадь для черновых прописей и черные глаза его полыхнули пламенем вдохновения. Увлеченно свесив язык набок, он принялся что-то стремительно черкать в тетради, прерываясь только для того, чтобы яростно поскрести стриженый затылок. Через полчаса он подал голос:

– Мужики! Как по-китайски будет «джаляб»?

– Оба-на! – все разом повернулись в его сторону, – А тебе зачем?! (Смысл этого узбекского слова давно был всем известен: взаимопроникновение культур, так сказать…)

– Надо! – коротко бросил Рустам, не отрываясь от своего занятия.

– Ну-ка, покажь, чего ты тут наваял! – обступили все стол Рустама. И – тут же замерзшие стекла задрожали от залпа жеребячьего ржания, а тетрадь чуть не разорвали на части, таща в разные стороны.

Перед курсантами был самый настоящий комикс – искусство, практически неизвестное в СССР тех времен, и оттого особенно привлекательное. На первом рисунке была изображена встреча двух знаменитых фольклорных персонажей: Ходжи Насретдина верхом на ишаке и Чжана Ёувэна на тракторе. Тут же в воздухе плавали иероглифы, излагающие содержание суть их беседы:

– Ни хао! (Здравствуй)

– Хао! (Здравствуй)

– Ни ши шуй? (Ты кто?)

– Во ши Ходжа Насретдин, ни нэ? (Я-Ходжа Насретдин, а ты?)

– Во ши Чжан Ёувэн.

– А куда ты направляешься, Чжан?

– Я отгоняю этот сломанный трактор в ремонт, в город Пекин.

– А я собрался посетить Париж.

– А зачем?

– Я слышал, там есть много красивых джаляб!

– Ай-йя, Ходжа Насретдин! Я тоже хочу в Париж!

– Хоп майли (ладно), пошли вместе!

Дальнейшие рисунки красочно живописали похождения этих двух славных героев в дивном городе мушкетеров и шансонеток. Успех творения Рустама был просто оглушительным. Он был счастлив – не каждому автору доведется при жизни познать признание читателей. Но, как всегда бывает, не обошлось и без критиков.

– А чего это у тебя иероглиф «женщина» такой раскоряченный? – брюзгливо поинтересовался Витька Сэм, большой педант по части каллиграфии.

– Это специально так, – пояснил Рустам, – Это иероглиф изобразительно-смысловой категории, означает «джаляб». Только как он будет звучать по-китайски, я еще не придумал…

Нет, все же оцените, каков творческий подход! Есть иероглиф «женщина», по китайски – «Ню». Это иероглиф изобразительной категории: при известной доли фантазии в нем можно увидеть и ручки, и ножки, и даже талию:

А есть, например, иероглиф «крыша», он тоже относится к изобразительной категории:

Если же эти два иероглифа соединить в один, получится иероглиф «Ань». Что означает «мир, спокойствие» и является уже иероглифом изобразительно-смысловой категории. Логично: женщина под крышей – вот тебе и мир. Или, если соединить тот же иероглиф «женщина» с иероглифом «Цзы»: (ребенок), то получится иероглиф «Хао»: (хорошо) – это тоже иероглиф изобразительно-смысловой категории: что может быть лучше, чем женщина с ребенком?

Даже удивительно, насколько стремительно охватила эта эпидемия самиздата четвертую группу. Моментально были определены формат, концепция и периодичность нового издания. Название журнала также родилось стихийно, и было принято единогласно, так как, по решению редколлегии, главными его героями должны были стать члены так задолбавшего их всех самоотверженного кооператива, который тут же подвергся переименованию. Тут же были распределены должности обозревателей, художественного редактора, корректора ну, и всех остальных, положенных по штату. За исключением должности главного редактора, ибо Рустам из природной скромности от столь высокой должности отказался, а остальные здраво рассудили, что в случае чего «крайней задницей» тоже быть ни к чему. Поэтому ограничились должностью ответственного секретаря – по очереди, на каждый номер.

Первый номер журнала вышел уже через три дня и включал в себя уже известные читателю похождения Ходжи Насретдина с Чжан Ёувэном в Париже. Кроме того, на страницах журнала заведующий свинофермой товарищ Цзао Любин докладывал председателю кооператива о том, что его подшефные хряки приняли на себя повышенные соцобязательсва и включились в соцсоревнование по сверхплановому увеличению свинячьего поголовья кооператива. Репортаж со свинофермы был красочно проиллюстрирован. Новости спорта включали в себя репортажи с соревнований на первенство кооператива по кунфу и лянге.

И пусть, кто хочет, обвиняет редакцию журнала в безвкусии, дешевом хохмачестве и нездоровой тяге к половым извращениям – все обстояло с точностью до наоборот: и здоровая ирония здесь была, и здоровый юмор, а более всего – неистребимая тоска по элементарному здравому смыслу, оформленная в такую вот дивную издевку.

И журнал начал жить! И приобрел бешеную популярность сначала в китайских группах, а потом его оценили и «европейцы». Появились подражания. «Англичане» начали выпуск многосерийного романа «Похождения матерого шпиона Джонни Уокера». «Немцы» издали роскошный комикс «Невероятые приключения ПДБ [4]4
  Парашютно-десантный батальон


[Закрыть]на БМД [5]5
  Боевая машина десанта


[Закрыть]на ЦЕ ТВД [6]6
  Центрально-Европейский театр военных действий


[Закрыть]». Диссидентская же деятельность «французов» ограничилась сочинением русско-французской песни, исполняемой на мотив «Марсельезы»:

 
«Пришла зима, настало ле-это,
Le jour de gloire est arrive!
Спасибо партии за э-это,
L'etendard sanglant est leve!»
 

– ну и дальше в том же духе.

В общем, пусть нынешние диссиденты на пенсии особенно не пыжатся на своих Брайтонах – и без них народное творчество жило и не хирело.

Неизвестно, сколько бы просуществовал этот патриарх диверсантского самиздата, славный «Хэцзошэ хуабао». Возможно, просто тихо заглох бы с наступлением весны: в эту пору духовная энергия курсантов перенацеливается в другом направлении. Но – случилось так, что волею судьбы вся стопка из пяти изданных журналов попалась на глаза двум неразлучным преподам военного перевода, майорам Куркову и Оверчуку. Вот чего, спрашивается, они в классе языка после занятий забыли – своей преподавательской у них нет, что ли? Наверное, решили хлопнуть по стопарю без лишних свидетелей. Ну и – обнаружили у Сэма в столе весь тираж, каковой и был сей же секунд ими арестован. Нет, разумеется, не для того, чтобы докладывать об этом кому-то, вы что, не такие они люди. Но когда преподу попадает в руки ТАКОЕ творение учеников – да какой же нормальный препод с таким сувениром расстанется! Это же – на всю жизнь память и доказательство своих незаурядных педагогических успехов! Ну, естественно, командир китайской группы об аресте тиража был проинформирован. И было ему высказано отеческое напутствие в приватной беседе с преподавателями: несмотря на то, что они, преподаватели, несказанно рады таким успехам курсантов во внеклассном изучении языка, впредь настоятельно рекомендуется не искать приключений на свою задницу и выпуск журнала прекратить. Тем дело и закончилось. Ну, а невольно пострадал в результате всего этого один лишь невезун Рустам.