Текст книги "Экспансия (сборник)"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

Глава 10

Хотя Джар сказал, что ламары бродят поблизости от Вагоса, оказалось, что это не совсем так, вернее, совсем не так. Как бы плохо Ростик ни высчитывал время, но даже ему стало ясно, что они на черной треугольной машине пролетели не менее тысячи километров, прежде чем, уже ближе к вечеру, Джар его предупредил:

– Теперь можешь настраиваться.

У Роста затекло все тело от неудобного сидения в креслице, больше похожем на птичий насест, чем на благородное вместилище тела разумного существа по боевому расписанию, но все-таки он сумел немного собраться. И даже попробовал действительно думать о том, чем ему предстояло заняться.

Это оказалось нелегко, потому что они находились в гористой местности с такими высокими холмами, перелетать через которые Синтра не решалась, опасаясь измотать гребцов на котлах. Она вынуждена была петлять между ними, выдерживая, впрочем, направление, которое, без сомнения, отлично себе представляла, то ли потому что за срок, который Ростик провел в городе, облетала тут основные пути, то ли хорошо выучила карту.

Cамонастройка помогла Росту определить, что, хотя они летели над почти безводными районами континента, они миновали как минимум десяток городов или даже городских объединений, потому что о едином городе в цивилизации пурпурных говорить не приходилось. Как и Вагос, единственный их крупный город, который Ростик видел, эти группы строений были разъединены по проживающим в них расам, которые предпочитали не смешиваться.

В каждом из городов, которые они миновали, обитало от считаных тысяч до миллиона жителей. То есть каждый из них был существенно меньше Вагоса, но… И в этом «но» заключался особый смысл. Потому что каждый из них был составлен таким образом, что был способен выдерживать долговременную осаду, представляя собой, разумеется, не крепость, а укрепрайон, подобный тем, что для современной войны строили и на Земле. Каждый из этих городов был способен встретить противника далеко от своих границ, потому что раскинул разнообразные форты, подземные переходы и коммуникации на десятки километров. Каждый из отдельных городов, как единое целое, был способен поддержать огнем и ресурсами любой из своих районов, и каждый имел возможность превратиться в совершенно автономную единицу, обеспечивающую своим жителям защиту, даже если все соседние с ним укрепления были бы захвачены неведомым противником.

А вот деревень, ферм либо просто сельских выселок для производства продуктов питания на всем промелькнувшем под антигравом пространстве оказалось мало. И оставалось только гадать, то ли цивилизация пурпурных, способная годами существовать на тесных кораблях, не нуждалась в этих деревнях, то ли справедлива была старая догадка какого-то историка, высказавшегося еще на Земле в том смысле, что не деревня была зерном, прообразом любой цивилизации, а именно город.

Как Рост ни напрягался, как ни настраивался, в этот день его усилия оказались нерезультативными, и на ночь Синтра отвела свою машину в один из ближайших городков. В нем было с полсотни тысяч жителей, и обитало три расы – пурпурные, стики и вас-смеры. Передохнув до полудня следующего дня в летных казармах при районе, отведенном, разумеется, пурпурным, снова поднялись в воздух. На этот раз Рост и сам решил, что теперь ему нужно как-то проявить свои способности.

Но, облетев по плавной дуге окрестности еще десятка мелких городков, с населением не больше Боловска, Ростик опять же не сумел сообщить ни о какой подозрительной концентрации живых существ, пусть даже это были бы не ламары, а просто стада животных.

Вечером после ужина Синтра с Джаром, которым, как командирам, была отведена отдельная комната, устроенная в такой же летной казарме, как и в предыдущем городе, вероятно, вообще выстроенная по типовому проекту во всех городках этого континента, вызвали Ростика к себе. Синтра сидела в креслице, похожем на пилотское в антиграве, позволяющем расслабить спину, а Джар примостился на стульчике, как две капли воды напоминающем тот, который стоял у Ростика в каморке, где теперь в одиночестве осталась Василиса.

Странно, расстояние, пролегающее теперь между ним и этой девушкой, почему-то заставляло вспоминать о ней с уважением, почти с любовью. Вероятно, мир, в котором Ростик оказался, и та относительная свобода, которую ему обеспечили последние решения Савафа, почти вернули ему необходимость думать о ком-то другом, а не только о себе, почти возвратили ему человеческую необходимость в привязанностях.

Кисну я, решил Рост, рабом-то было проще, не возникало ни одной посторонней мысли, кроме как о работе, а теперь… Но это доказывало, что люди вообще были чрезвычайно привязчивыми, влюбчивыми, сострадательными и даже слегка всепрощающими существами, если судить по меркам губисков. Именно на фоне их общественной жизни это бросалось в глаза и даже заметнее, чем татуировки, которые у некоторых ламаров были сделаны на лбу.

– Ты действительно не видишь ламаров или притворяешься? – взяла быка за рога Синтра, когда Рост последовательно отказался от воды, от куска чего-то, похожего на поджаренный хлеб, и от тарелки жиденькой, аппетитно пахнущей каши.

Собственно, уже то, что ему предложили подкрепиться, хотя Синтра отлично знала, что он только что поужинал с экипажем в общей столовой, настраивало на серьезный лад.

– В тех краях, где мы летали, ламаров почти нет, – ответил Ростик.

– Почти?

– Возможно, есть одиночки, но вы говорили о значительных кочующих группах… Их я не обнаружил.

– Я знаю, что «не обнаружил», – Синтра передразнила его выговор. У любого другого в этом был бы привкус подначки, почти ободрения, у нее же получилось зло и презрительно. – Вот я и спрашиваю, почему?

– Их там нет, – твердо отозвался Ростик. – Либо их средства маскировки превосходят мои способности их обнаружить.

– Лучше бы оказалось, что их нет, – вставил Джар. – Потому что, если через пару недель они откуда-нибудь выскочат и разгромят хоть один караван между городами, тогда… – Он не закончил, лишь сокрушенно покачал головой, как мог бы покачать, например, Каратаев.

– Мой результат вам известен, – холодно отозвался Ростик.

– А не можешь ли ты подсказать, как добиться иного результата? – спросила Синтра вкрадчиво.

– Могу, – почти неожиданно даже для себя согласился Рост. – Нужно не крутиться над этими степями, а махнуть чуть западнее, где уже наблюдаются небольшие рощицы, по сути… – Он подумал. – Да, к внутреннему морю.

– Тут нет моря, – быстро сказал Джар. – Есть только… – Посмотрел на Синтру и уже твердо закончил: – Тут есть только соленое озеро, в которое впадают все местные реки.

– Тогда нужно лететь к этому озеру. – Рост посмотрел Синтре в глаза. – Все ламары, которых я чувствую, находятся именно там.

Хорошо, мысленно согласилась Синтра, и Ростик почти по-чегетазурски почувствовал это. Она же, не выдержав Ростикова взгляда, закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, чтобы выглядеть еще более непреклонной и начальственной.

Позеры они тут все, решил Ростик, даже лучшие из них. Должно быть, результат чересчур военизированного общества. Вот у нас такого нет, у нас, если на то пошло, и к иным вышестоящим офицерам солдаты обращаются по имени-отчеству, и никого это не коробит. Хотя, если честно, тоже не везде и не всегда.

– Завтра полетим к озеру, – решила Синтра. – Но если и это не приведет к результату… Учти, срок, за который мы должны проверить твое желание с нами сотрудничать, истекает.

Теперь пошли в ход угрозы, не явные, не очень даже определенные, но несомненные. И все-таки Ростик отправился спать на койку, выделенную ему в казарме, почти довольным. В том, что он сумеет найти ламаров, если те окажутся неподалеку от курса их антиграва, он не сомневался. А вот то, что Синтра с Джаром при этом отдали ему возможность указывать основное направление, было хорошо.

Разумеется, не потому, что Ростик хотел таким вот дурацким способом самоутвердиться, а потому, что он сразу заподозрил – при таком положении вещей самые уязвимые, слабые, состоящие из детей и женщин стаи ламаров, уходящие в глубь континента, если такие, конечно, существовали, можно было бы и «не заметить», пощадить, дать им возможность выйти из-под удара пурпурных.

С этой мыслью он и уснул. А проснувшись под общую побудку, вдруг отчетливо понял, что эта хитрость вряд ли получится, потому что он еще не умел маскировать свои соображения от Савафа, а тот непременно прочтет его «халтуру», как только они вернутся в Вагос, и, следовательно, прежде чем щадить ламаров, этому следовало научиться.

Рост и принялся учиться, едва они взлетели. Так уж получалось, в таких условиях он оказался. Чтобы научиться «прятать» ламаров в своем представлении, следовало научиться их определять, и чем скорее это должно было у него выйти, тем вернее можно будет перейти ко второй, более естественной для него фазе – их сокрытию, фактически, незаметной помощи.

До соленого озера, которое действительно служило естественным водосбором окрестных рек, они летели больше половины дня. Рост осматривался, следил за неглубокими, но довольно быстрыми тут реками. Иные из них он даже как бы почувствовал на вкус, словно искупался в них. Воды некоторых были едва ли не ядовиты, то ли потому, что местность, где они протекали, не способствовала их очистке, то ли из-за растущих выше по течению густых и опять же не всегда безобидных кустов. Воды других были чисты и способны поддерживать в этих засушливых районах жизнь. А потом… Он увидел ламаров.

Это был лагерь каких-то охотников, кажется, даже без детей, то есть, по сути, экспедиция с целями высмотреть новые районы обитания. Почему-то они показались Ростику знакомыми. У него даже дыхание перехватило, так внутреннее мироустройство этих существ было похоже на то, что он ощущал в бакмурах у себя дома, гигантских волосатиках, в немалом количестве обитающих теперь и в Боловске.

Но делать было нечего, он указал на цель Синтре, и она приказала всем готовиться к бою. Ростика тут же сместили с его кресла за пушками главной башни, на это место уселся ярк, в отличие от франтоватых и всегда превосходно смотрящихся соплеменников, прислуживающих чегетазурам, какой-то ободранный, линялый, с редкими перьями совсем не радужной окраски, и… началась штурмовка.

Черный треугольник прошелся над лагерем обнаруженных Ростиком ламаров, поливая его огнем всех орудий, потом подкрался сбоку, почти завис, чтобы огонь можно было вести прицельно.

А ламары, которых они убивали, были совсем к этому не готовы. Они вообще не ожидали атаки, к тому же у них почти не было стрелкового оружия, которое хоть и не могло серьезно повредить черный треугольник, но было способно хотя бы психологически поддерживать сопротивление. Эти полулюди, вооруженные копьями, ножами и пращами, разбегались, пробуя спастись, спасая кого-то из своих, внутренне уже смирившись с тем, что теперь-то, раз они обнаружены, их не выпустят, и не сегодня, так завтра на них налетят орды антигравов и в стиле свободной охоты прикончат, даже если они будут маскироваться или попробуют рассеяться… Для пурпурных это будет лишь развлечением – выследить и уничтожить беглецов.

Чтобы не слышать слитных и мощных выстрелов, можно было зажать уши и даже закрыть глаза, но избавиться от внутренней боли, нахлынувшей на Ростика, было невозможно. Он стал приходить в себя, когда штурмовка по приказу Синтры была окончена.

Он дрожал, у него текли струи пота по лицу и по спине… Он был так слаб, словно только что перенес тяжелую и опасную болезнь. Но он все-таки оклемался, потому что Джар, на время бросив рычаги второго ведущего пилота, принес ему воды в глиняной плошке, тут же потребовав:

– Теперь ищи следующих.

Рост огляделся, словно вынырнул из большой глубины на поверхность бескрайнего моря. Ярк, который палил из орудий главной башни, пристроился около Синтры и о чем-то ей негромко докладывал на самое ухо. Ростик и не хотел, но своими обостренными близкими смертями нервами прочитал в сознании ярка:

– Она приказывает, чтобы он сам палил в ламаров… Говорит, что иначе проверка окажется неправильной.

Телепат, подумал Ростик. Вместо радио на значительных расстояниях они передают приказы или делают доклады посредством вот таких ярков. Это его мало заинтересовало, хотя, как он сразу же понял, со временем обдумает эту особенность цивилизации пурпурных, и тогда… Что тогда можно будет сделать, он не знал, но это знание стоило того, чтобы о нем порассуждать как следует.

Ростика снова усадили за пушки, которые еще пахли озоном и металлической гарью после пальбы, и он почти сразу нашел еще две стоянки ламаров. Что было хуже всего, одна из них была нормальным племенем, с детьми, женщинами и нехитрым имуществом кочевников.

Понурившись, почти совсем пав духом, он указал их местонахождение, и до вечера Синтра силами своей машины, как могла, «обработала» обе эти цели. Ростика, чтобы он не занимал грозную главную башню антиграва, отправили на площадку между котлами и кормовыми пушечками, где он и сидел, сжавшись и пытаясь отгородиться от всего этого мира. Когда они легли на обратный курс, к ближайшему из городов пурпурных, где можно было заправиться и отдохнуть, Синтра подошла к нему.

– Переживаешь, раб? – впервые она была категорична до грубости.

– Я не раб, – буркнул Ростик, отлично понимая, что она хотела сказать.

– Ведешь себя как раб, сочувствуешь им, значит, рабом и являешься.

– У меня… – Ростика бил озноб, ему было трудно даже говорить, не то что стоять навытяжку перед этой бесчувственной, почти неживой женщиной с пурпурной кожей, белыми волосами, выбивающимися из-под конусообразного полетного шлема, с яркими, горящими после недавнего убийства изумрудными глазами. – У меня другой статус.

– Знаю я, какой у тебя сейчас статус, – резко ответила габата. – Но теперь тебя должно волновать, каким он будет, когда мы вернемся. – Она по-ленински прищурила глаза. – Ты что же, думаешь, никто не заметил, какую волну ты гонишь по кораблю? Да иные из моих стрелков даже целиться не могли как следует.

– Может, стрелять не умеют? – в свою очередь спросил Ростик, но это было бессмысленно.

– Стрелять они умеют, вот только… В общем, не знаю, как ты теперь будешь оправдываться.

– А если я и не подумаю оправдываться?

– Ты готов умереть ради грязных, гнусных ламаров, которых даже не знаешь? И которые никогда не узнают о тебе? – Синтра расхохоталась так, что на нее оглянулись гребцы на котлах. И ушла за рычаги.

А у Ростика началась самая настоящая лихорадка, с дрожью, дичайшей температурой и, кажется, даже с какими-то виденьями, которые он, впрочем, не запомнил. Ему даже немного стыдно стало, что он не может справиться с этой напастью, стыдно было так расклеиться, так зависеть от психических установок, впитанных по-человечески, с детства… Тем более что он же решил играть пока по правилам, предложенным губисками, и лишь впоследствии, потом как-нибудь, начать собственную партию… Но будет ли это «потом», не закрыл ли он себе путь к отступлению, к бегству, к возвращению в Боловск этими убийствами?

Поделать он ничего не мог, его психика оказалась какой-то слишком уж мощной штукой, и если она приказала ему заболеть, чтобы не продолжать предательствовать, он и заболел, причем так, что в какой-то момент ему и умереть было не страшно.

Зато оказалось, что для губисков теперь крайне нежелательно было его потерять. Как только они прибыли в городок, где хотели остановиться для отдыха, Синтра организовала, несмотря на свое презрение, вполне квалифицированную медицинскую помощь. А потом Ростик какой-то частью своего сознания понял, что из Вагоса пришел приказ больше на разведку не вылетать, а возвращаться, и как можно скорее.

Как, почему, зачем он это осознал, осталось для Ростика загадкой, да к тому же не очень это его интересовало. К счастью для себя, он ослабел от этой внезапной болезни и не хотел думать ни о чем другом, кроме как о воде, о горячем душе и еще почему-то о зеленых лягушках, которые так славно поют свои любовные арии в пруду за водолечебницей Боловска. Да, больше всего он опасался, что здесь, в Полдневье, эти лягушки вымерли по каким-нибудь таинственным причинам. А ему так хотелось, чтобы они выжили и чтобы они по-прежнему голосили, навевая воспоминания о Земле. Или хотя бы о мамином вишневом компоте.

Глава 11

В Вагос они летели три дня, сделав две остановки в каких-то городках, где около Ростика все время толклись какие-то вооруженные ребята, даже не всегда габаты, но и не стики. То есть, несмотря на его болезнь и слабость, его сторожили, причем так плотно, что он не мог даже в туалет сходить, чтобы за ним не увязался кто-нибудь из охранников. Впрочем, он не слишком переживал, привык, должно быть, в бытность свою рабом, что около него всегда кто-то посверкивает настороженным или вовсе враждебным глазом.

Конечно, проще всего было спросить у Джара, что случилось и почему его решили так вот стеречь, но Ростик решил проявить внешнюю покорность и даже равнодушие к тому, что с ним за последние дни произошло.

Это было нетрудно. Он действительно после вспышки сострадания к ламарам, которых так безжалостно расстреливали с воздуха пурпурные, после своего обостренного понимания, что только они – его друзья на всем этом континенте, испытывал какой-то отлив эмоций и мыслей, вплоть до явственного притупления чувства самосохранения.

Поэтому, когда их машина приблизилась к Вагосу, когда Ростик понял, что скоро состоится «разбор полетов» с участием главного из его начальников, он только решил про себя, что, мол, так ему и надо, и впал в еще более выраженное состояние равнодушия к своей судьбе, почти в ступор, подобный тому, что был некогда создан таинственной и чрезвычайно эффективной ментально-психической обработкой губисков.

По каким-то причинам его решили не высаживать поближе к так называемому дому, на аэродроме. Машина, которую вела Синтра с Джаром, прямиком отправилась к имению Савафа, и Рост догадался об этом немного раньше, чем увидел знакомый район Вагоса, с имениями чегетазуров, раскиданными по холмам, с их невероятными садами и декоративными строениями.

Машина, на которой они прилетели, была уже не та, на которой они летали на разведку, это был обычный антиграв, лишь более «зализанный» по формам и способный поддерживать чуть более высокую скорость, чем обычная летающая лодка. Она не сразу плюхнулась на посадочную площадку, а повисела в воздухе. То ли ей не давали посадки, то ли ободранный ярк, который был живым радиоприемником распоряжений чегетазура и который остался в команде Синтры, не озвучивал каких-либо определенных команд. Поэтому машина болталась над городом с пару часов. Около нее даже несколько раз возникали черные треугольники, и вели они себя вполне воинственно, по крайней мере пушки на их леталку наводили и двигались параллельным курсом. Не составляло труда понять, что это была своеобразная воздушная защита города, его прикрытие, которое пыталось разобраться в том, почему прибывший невесть откуда антиграв ходит в запрещенном для чужих пространстве.

Оказывается, вяло подумал Ростик, у них и такая мера против неожиданного нападения имеется. Интересно, от кого они так защищаются? Ведь у ламаров своих леталок нет, а больше ни о каких врагах пурпурных в этой части Полдневья Рост не слышал… Но уже то, что приходилось отвлекать для этой функции силы и технику, говорило, что не все у чегетазуров так гладко, как могло показаться не слишком разбиравшемуся в местной политике Ростику.

Им дали посадку уже незадолго до того момента, когда должно было выключиться солнце, и тут же, как это иногда бывает в армиях, вероятно, всех рас, всех стран, и даже на Земле – после безделья и ожидания возникла необыкновенная спешка. Сразу же после посадки Синтру, Джара, ярка и, разумеется, Ростика поволокли в один из приемных залов Савафа, где уже находилась Карб и где Росту уже приходилось бывать. Это был не самый красивый зал, даже не самый обжитой, зато, по мнению Ростика, самый толковый, потому что тут было больше всего книг, подставок для них, и росписи стен изображали не официозные каменистые ландшафты, что соответствовало, должно быть, портретам всяких вождей и руководителей на Земле, а просто… какие-то речки, деревья и что-то похожее на поля экзотических злаков, хотя вполне могло таковыми не являться.

В приемной, где Савафа еще не было, Ростика недвусмысленно окружили аж четыре вас-смера, с воинственно выставленными стреляющими щупальцами и даже в полных панцирях и шлемах с совершенно зеркальными забралами. От этого их лица казались отсутствующими, пустыми и очень грозными, обещающими немедленную смерть, от которой и спастись невозможно. Рост осмотрел их, подивился тому, как изрядно о нем стали в последнее время «заботиться» пурпурные, как серьезно его стали воспринимать, и попытался мобилизоваться. Ведь не исключен был вариант, что он попал на какое-то судилище, и ему вот сейчас придется защищаться, выдвигать какие-то доводы, находить аргументы… Но из этого мало что вышло. Рост так и не почувствовал, что способен с кем бы то ни было спорить в полную силу своих мозгов и изворотливости, даже с кем-нибудь послабее несупенов или чегетазуров.

Потом в комнату своей плавной, волнистой и беззвучной походкой вошел Лодик. Он подошел к Ростику, привычно задрал голову, чтобы видеть его целиком, и чуть слышно проговорил:

– Ты догадался, что тобой недовольны?

Рост помотал головой, потом сообразил, что этот жест ярку не понятен, и уверенно ответил:

– Важно не недовольство, а то, что за ним последует.

Лодик странно хмыкнул, что могло соответствовать человеческой улыбке или другому проявлению поддержки, и отошел к тому месту, где обычно располагался Саваф. Его и вкатили на особенном кресле на колесиках, удобном для его в общем-то почти нечувствительной туши. Кресло толкали две девушки из габатов, и Рост неожиданно для себя понял, что стоит, вытянувшись в струнку. Оказывается, собственная судьба его все-таки волновала.

Снова на миг повисла непонятная тишина, Рост попробовал было сосредоточиться, чтобы прочитать то, что, возможно, в своей обычной манере безмолвно глаголил Саваф, но у него ничего не вышло. Каким-то образом он оказался изолированным от любой попытки понимать мышление чегетазура. Оставалось только оценить поведение стражников, и выяснилось, что Рост не ошибся в своей догадке. Те стояли по виду расслабленно, но своими щупальцами определенно выцеливали его, готовые в любой миг пустить их в ход.

Внезапно, после высокого и довольно неприятного крика, который заставил Ростика вздрогнуть, заговорила Карб. Очень быстро, резко, с низкими гортанными звуками, явно на языке пурпурных, но с таким выговором, что, даже если бы Ростик и знал этот язык, все равно ничего бы не понял. Он повслушивался в ее речь, потом бросил, все равно это было бессмысленно.

Карб докладывала долго, можно было даже слегка заскучать, слушая ее рыки и всхлипы. Потом она, по-прежнему находясь в весьма напряженном состоянии, подошла к какому-то столику, налила себе воды в небольшой медный стаканчик, выпила и стала говорить уже что-то другое, кажется, излагала свои выводы. Они звучали последовательно, чуть более плавно, чем прежняя речь, и весомо.

Останусь жив, решил Ростик, обязательно потребую денежного довольствия, чтобы поднанять тренера по языку пурпурных. Он так и подумал – тренера, а не учителя, хотя, конечно, хорошо бы еще знать, где такого толкового губиска можно найти… И получится ли вообще остаться в живых?

Внезапно Карб смолкла. И немного не в тон с ней, а со сладкими, убаюкивающими пришепетываниями заговорил Лодик. Он определенно проигрывал Карб по эмоциональному накалу речи. К тому же он явно подпускал просительные нотки, хотя неясно было, почему и насколько успешно это у него получалось.

А потом вдруг повисла полная тишина. В помещение вошла Пинса, за ней в некотором отдалении вышагивал Падихат. Тот даже что-то бормотал про себя, и эхо от его голоса отчетливо прокатывалось по гулкому помещению.

Пинса вышла вперед, где незадолго до этого стояла Карб, и тоже что-то проговорила, весьма кратко и решительно. Так, решил Ростик, теперь-то все и решится.

И вдруг напряжение охранников спало, они как-то даже отодвинулись от Ростика, и он понял, что заговорил Саваф, причем его слова зазвучали в сознании Ростика с непонятной насмешливой интонацией.

– Вы что же, думаете, я всего этого не предвидел? – обращение чегетазура, очевидно, было направлено к Пинсе, Лодику, Падихату, Карб и остальным.

Почему-то Рост отчетливо понимал, что теперь чегетазура «слышат» все присутствующие, хотя, вероятно, слегка по-разному, может быть, даже на разных ключевых языках, потому что Синтра говорила на едином с пятого на десятое, тем не менее она все понимала, это было ясно по ее глазам. А Саваф тем временем продолжал:

– Это было предусмотрено с самого начала. И важно не то, что он, – Рост понял, что говорят, разумеется, о нем, – болеет, подставляя ламаров под наши атаки. А то, что он обучаем и, несмотря на разные сложности, все-таки эффективен. – Если бы можно было понять, куда смотрит чегетазур, его взгляд определенно пришелся бы на Синтру с Джаром, ну, может быть, еще на Карб, откровенно прячущуюся за их спинами. – Поэтому мы сделаем иначе.

Внезапно в воздухе повисла какая-то странная фраза, произнесенная не Савафом, кажется, а Пинсой, только ей из всех присутствующих можно было прервать чегетазура. Но и в этом Рост был не уверен, его мозги сейчас почти раскалывались от перенапряжения, что-то с ним происходило, причем странное и страшное, словно он стал не собой, а каким-то зомби, которому чегетазур может приказать что угодно, даже убить себя, и он не сумеет этому приказу противостоять.

Когда он чуть-чуть очухался, речь Савафа звучала уже так:

– Попробуем повышенной нагрузкой повысить его выносливость к травматизму, который…

Все, дальше Рост не понимал ни слова. Но совершенно неожиданно его чудовищное ментальное напряжение вдруг подбросило немыслимую информацию. И вот что он понял.

Оказывается, Фискат, а может быть, и не он один заложили в его мозги что-то, что ассоциировалось с книжной закладкой, чтобы легко и без затраты сил находить какую-то нужную «страницу» его представлений о мире и таким образом, помимо его воли, совершенно с ней не считаясь, вычитывать то, что Ростик хотел бы держать при себе. Даже если он не будет об этом думать, даже если сам забудет об этом, для любого грамотного чегетазура его мозги и его знания окажутся доступны, и с этим никто никогда уже не сумеет ничего поделать. Он был как бы болен этой шпионской вставкой в свое сознание, он не ощущал ее, но теперь являлся уже не человеком со свободной волей и собственным сознанием, а неким прибором, пусть даже и сложным прибором, с которым Саваф мог обращаться легко и без видимых усилий, используя доступные ему ментальные кнопочки и настроечные верньеры.

Это было ужасно, более униженным Ростик не чувствовал себя еще никогда. Он едва не упал, настолько сильным было это потрясение. Но все-таки выпрямился, взглянул на чегетазура и понял, что именно теперь, в этот момент, и начинает ненавидеть эту расу, всю цивилизацию, начинает понимать, почему ламары не хотели войти в это более продвинутое в культурном и техническом планах сообщество. Им не позволяла подчиниться этому порядку вещей та самая гордость, которая подсказывает, что умереть может быть лучше, чем потерять собственную природу, ту самую, которая позволяла независимо и ясно мыслить, воспитывать детей, любить, пытаться выжить, пытаться строить собственный мир, каким бы он ни был.

Саваф снова перешел на единый, по крайней мере Рост его понял. Он сказал:

– Человек выяснил, где находятся их базы, теперь у нас есть шанс, причем превосходный и весьма надежный, направить комши к пещерам у озера. И тогда…

Теперь с ламарами должно было произойти что-то очень плохое, может быть, более скверное, чем смерть. Потому что у Савафа в отношении прибрежных ламаров, которые так умело и толково сражались с пурпурными до сих пор, имелся какой-то план… Что-то связанное с тем, как чегетазуры использовали и Ростика.

А он-то думал, если не будет слишком глубоко вчитываться в ту местность, которую его послали исследовать, то сумеет спасти хотя бы самые многочисленные их племена, где большинство составляли женщины и дети… От отвращения к себе Ростик едва не задохнулся, даже почему-то посмотрел на вены на руках, словно перегрызть их, мигом покончить с собой было бы выходом хоть в минимальной степени…

Как закончилась аудиенция, он уже не заметил. Его попросту вывели, посадили в какую-то машину, которая, поднимая шлейфы пыли, доставила его по широким, предназначенным для повозок улицам в ту часть города, где находился аэродром. Почему о нем вдруг проявили такую заботу, зачем вообще возвратили в комнатуху, где его по-прежнему с неистощимым терпением ожидала Василиса, он не знал.

Но догадывался. Догадка, впрочем, не радовала его. Просто он заслуживал с этой своей «закладкой» того, чтобы его силы хоть иногда сберегали. Или поблажка обещала, что с ним-то лично теперь все будет совсем неплохо, опасаться ему нечего, только он должен делать свое дело, выполнять распоряжения, которые ему спустит Саваф, а остальное… забудется.

Никогда не забудется, решил Ростик, дрожа под одеялом, которым его сразу же после возвращения укутала Василиса, даже не обратив внимания на то, какой он грязный и потный. Еще она попыталась напоить его бульоном из молдвуна, действительно приготовленного так, что он отдавал мясным духом. Не составляло особого труда придумать, что это куриный бульон, которым мама всегда поила его во время болезни… Нет, жестко приказал себе Ростик, если так вот «размазывать» чуждость этого мира, то со временем к нему можно привыкнуть. А к нему не следовало привыкать, следовало, наоборот, всячески ощущать не своим миром, страной, где правят чегетазуры, а основу составляют пурпурные… И разумеется, с этим миром следовало сражаться, что есть силы…

Как это следует делать, Ростик по-прежнему не знал, особенно в своем болезненном состоянии. Уж очень нереальной стала его мечта вернуться в Боловск. Может быть, он один окажется для человечества Полдневья хуже, чем налет целой армады черных треугольных крейсеров, ведь с этой самой «закладкой» он станет откровенным шпионом, пособником пурпурных и их хозяев, станет предателем…

Теперь ему следовало о многом подумать, прежде чем предпринимать хоть какие-то шаги. Но только не сейчас, не сразу… Уже сквозь сон он почувствовал, что Василиса обтирает его тряпочкой, смоченной в какой-то влаге, остро пахнущей лавандой и почему-то уксусом, вероятно, уж очень от него неприятно пахло. А запах самой Василисы, которым пропитались простыни и одеяло его кровати, теперь казался ему не чужим, а, наоборот, убаюкивающим и обещающим безопасность.