Текст книги "Экспансия (сборник)"

Автор книги: Николай Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 80 страниц) [доступный отрывок для чтения: 29 страниц]

Неужели она и в самом деле стала мне как жена, подумал Рост и провалился в сон, уже настоящий, без опасений и без способности размышлять. Хотя теперь, как он догадывался, и во сне был для чегетазуров открытой книгой, потому что в его черепе, в его сознании было устроено небольшое, но достаточное для них окошко или даже целая дверь, чтобы они могли входить, когда им вздумается… Было от чего помешаться, только Ростик решил этого не делать, по крайней мере, пока не выспится как следует.

Глава 12

Болезнь Ростика, если это состояние можно было так назвать, затягивалась. Он лежал почти все время в кровати, его то и дело знобило, ему снились ужасные сны, но наяву приходили мысли, которые были хуже снов. Ох, как только он не ругал себя! И сволочью, и предателем, и подлецом, у которого нет чести, нет ни грана совести и который не сумел спланировать ситуацию, чтобы вывернуться из нее, не навредив тем, кто объективно был на его стороне…

Ничего не помогало. Он чувствовал, что, скорее всего, эта саморугань только ослабляет его, делает беспомощным и неэффективным. Вот если бы кто-нибудь из друзей отругал, возможно, он сумел бы собраться, мобилизоваться, а вот так, как получалось… Это только добивало его.

Какие-то оправдания, например, такие, что ламары все-таки не его племя, не его друзья даже, а просто подвернувшаяся цель, почти несчастный случай, как бывает иногда на стрельбище – тоже не приносили облегчения. Даже наоборот, они-то и вносили в сознание Роста впечатление его необычности, почти уникальности для чегетазуров, и если бы он сумел сделать так, чтобы избежать этого прямого предательства, тогда… Хотя, что могло быть тогда, он, конечно, не знал.

В общем, все было плохо. Очень плохо, просто отвратительно.

А потом вдруг, в один прекрасный день, на него навалилась такая тяжесть, что Рост понял: еще немного, и он начнет подумывать о том, чтобы наложить на себя руки. С его решительностью и умением доводить дело до конца это было, в общем-то, нетрудно. Украсть хотя бы простенький пистолет в Вагосе, начиненном оружием, как какой-нибудь из западно-американских городков фронтира, было плевым делом. Или добыть силой, или арендовать на время… А то и просто спланировать какие-нибудь действия, которые в итоге приведут к выстрелу вас-смера в упор, чтобы для Роста все кончилось фатально… Это было даже лучше, чем простое самоубийство. Все-таки он из православных, раз уж родился в России, к отцу Петру за советом ходил, не раз подумывал о том, чтобы научиться молиться по-настоящему, тогда – самоубийство не для него, он не синтоист какой-то.

Напряжение, тоска и мука нарастали, иногда делались невыносимыми. Тогда Ростик утыкался в подушку, как в детстве, чуть не с головой, но осознавал, что это состояние у него не просто так. Скорее всего, его мысли в эти моменты сканировались кем-то, причем жестко, даже безжалостно.

К тому же, каким бы негодяем он себя ни ощущал, все-таки он был слишком хорошим офицером, а потому принялся как бы незаметно, тайком исследовать свое состояние. И едва он решился на это, его сознание разложилось на два этажа. Наверху почему-то вгромоздились самоубийственные настроения, а внизу, ближе к земле или даже в подобии какого-то подвала, не видимого для других, даже для тех, кто устроил в его сознании дверь для проникновения, возникла и окрепла мысль, что биться надо до конца, что поддаваться упадничеству нельзя.

Конечно, Рост понимал, что любая попытка противодействия, если он ее затеет, будет для него очень трудной, что, скорее всего, он не сумеет ее осуществить, а это значило, что придется погибнуть. Но это уж дело будущего, судьбы или, точнее, его мастерства, его живучести и самых что ни на есть человеческих качеств. А вот отказываться от боя, сдаваться раньше времени – не следовало.

И он принялся анализировать состояние, которое сопутствовало проникновению в его сознание чегетазурской «инспекции». Конечно, если Ростик не ошибся и его сканировали на самом деле… Но Рост был уже достаточно обучен всяким ментальным играм, а потому сумел запомнить симптомы, разложил их почти на атомы, если так можно сказать, чтобы эти мысли не оставляли даже тени в его мышлении, чтобы после этих попыток самый умелый чегетазур не обнаружил ни малейшего следа.

И в какой-то прекрасный день он понял, что это ему в общем-то удается. Что он теперь вполне умело способен заходить в своих мыслях в этот не доступный для проникновения «подвал», при том, что почти все время остается, так сказать, на видимом для врага, заметном для него «этаже». Теперь ему следовало научиться думать в двух режимах одновременно.

Его соображения на эту тему нарушила Василиса. Как-то она пришла с каким-то шитьем на край кровати и принялась вздыхать – это значило, что ей нужно было поговорить. Ростик поднял голову.

– Ты чего? – Как бы хорошо он ни относился к габате, сейчас она мешала, и изрядно.

– Деньги кончились, господин, – отозвалась девушка.

– Я сколько раз просил не называть меня так?

– Не понимаю, – совсем не тоном подчиненной женщины отозвалась Василиса, – чем тебе такое обращение не нравится… Я другого не могу выговорить, меня так научили.

– А откуда у тебя вообще деньги?

– Ты же в котомке привез, – кажется, на этот раз она решила не злить его дурацким обращением, но про себя так отчетливо добавила это словечко – «господин», что Рост только фыркнул.

Из этого следовало, что за удачно выполненное задание ему незаметно заплатили его тридцать сребреников… Хотя, скорее всего, меньше, ведь Василиса очень экономна, тратится только на еду и редкие обновки.

– Я так обрадовалась, когда обнаружила столько денег… – Она виновато потупилась. – Вот и потратила на новое белье, а то старое до дыр истерлось. Еще купила кое-какие травы, чтобы ты, господин, не грустил, потом для себя кое-чего приобрела… Подумала, негоже рабе такого видного господина выглядеть хуже оборванки.

Рост оторвал голову от подушки, чтобы присмотреться уже внимательно. Так и есть, она сидела в расшитом халате, который многим рабыням в их квартале, имеющим доступ к деньгам, служил опознавательным знаком благополучия и даже богатства. Еще она соорудила новую прическу: уже не косицы, а замысловатую укладку с вплетенной серебристой сеточкой, стоившей, вероятно, кучу денег. Еще она сделала маникюр, от чего ее ручки стали выглядеть холеными и мягкими, словно она никогда не занималась таким делом, например, как стирка.

Если бы Рост умел думать только по-прежнему, он бы, возможно, даже восхитился стойкостью духа этой девушки, хотя, возможно, в этом была только незамысловатость идей и желаний, которые обуревают всякую женщину, к какой бы расе она ни принадлежала, пусть даже и к пурпурным. Но теперь он многое знал о методах и приемах чегетазуров, а потому понял, что и это желание пофорсить у Василисы, скорее всего, было вызвано вторжением чуждой воли. Поэтому он только пробурчал:

– Значит, так тому и быть.

А потом снова попытался сосредоточиться, хотя на этот раз почему-то менее удачно. А поутру следующего дня к нему совершенно внезапно ввалилась… Карб. На этот раз она была не в форме, постоянно хмурилась, поджимала губки и сжимала кулачки. Она осмотрела Ростикову конурку, неодобрительно покосилась на Василису и вдруг вполне жестко объявила:

– У меня есть приказ перетащить вас на новое место жительства.

– Куда? – забеспокоилась Василиса.

– Куда нужно, – с ней-то пререкаться Карб не собиралась. Обернулась к Ростику: – Не волнуйся, там просторнее, удобнее, и вообще… Это офицерские квартиры, чины не ниже капитанского обитают.

– Зачем это мне? – попробовал позлиться и Рост, хотя понимал, как мало это значит для кого бы то ни было и для него в первую голову.

– Там окажешься по соседству с твоим приятелем Джаром, а иногда и Лодик появляется… В общем, поднимайся, я уже помощников вызвала, чтобы перенесли тебя.

– Ты тоже там живешь? – мельком спросил Ростик.

– Да, вот… получила приказ не спускать с тебя глаз, – Карб еще сильнее сжала кулаки. – Даже жить нам придется теперь вместе.

Василиса дрогнула, а Карб зло зыркнула в ее сторону глазищами. И Василиса сникла. А Рост подумал, что, пожалуй, последняя инспекция, которую ему устроили неизвестные наблюдатели, привела их, скорее всего, к крайне нежелательным выводам. Почему-то это его обрадовало, это давало какие-то преимущества, хотя какие именно, оставалось пока непонятно. Может, пореже будут вламываться в его мозги?

За этот день они действительно быстро и толково, как умела устроить Карб, перебрались на новое место жительства. Впрочем, и пожитки их несли только пять носильщиков, помимо паланкина, в котором разместились Карб с Ростиком. И то Рост, когда все их вещи Василиса укладывала в специальные плетеные короба, которые ламары носили на широких ремнях на спине, поразился, насколько же незаметно он оброс разным барахлом. Он-то помнил, что пришел сюда с крохотным узелком, в котором половину места занимала чернильница и чистые свитки бумаги.

Новый дом оказался совсем близко от аэродрома, практически на его территории, в подобии военного городка, где обитали пилоты и экипажи антигравов. То есть соседи определенно стали «почище», чем на старом месте. А к вечеру появились Джар с Синтрой, которые объявили, что живут в соседнем строении. Пожалуй, Карб не соврала, это было место для офицеров, причем заслуженных.

Василиса тут сделалась настороженной, слегка рассеянной, но при всем при том и более довольной, потому что помимо нового места Карб наделила ее весомым кошельком с деньгами, и джумре это подтвердило, что все складывается хорошо.

К тому же лечить Ростикову «болезнь» взялся некий пришлый г'мет, у которого на шее болтался довольно причудливый жетон, свидетельствующий, вероятно, что он может заниматься врачебной практикой. Лекарский чемоданчик у всех рас всей обитаемой Вселенной составлен по единому образцу, его за этим типом носила специальная габата, чем-то похожая на Василису, и потому Рост испытал почти противоестественное доверие к доктору. А может, просто семейная привычка хорошо относиться к врачам, какими бы они ни были и как бы ни выглядели, сыграла с ним очередную шутку с ностальгическим привкусом.

Вечером, когда Рост с Карб сидели за роскошным столом, на котором имелся горячий супчик с чем-то вроде клецок, сделанных из рыбного фарша, и мясо, и свежайшая зелень, пурпурная офицерша вдруг последовательно осмотрела стол, комнату, самого Роста и проговорила, чуть не давясь от злобы:

– Меня хотели всего этого лишить.

– Почему? – спросил Ростик, проявляя больше интереса к супу, чем к разговору.

– В общем, – она вздохнула, немного успокоилась, – я пыталась объяснить администрации, что Саваф некорректно ведет дело с тобой… А они отправили мою жалобу самому Савафу. Тот решил, что я нелояльна.

– Что дальше?

– Это место я занимаю, как выяснилось, по его ходатайству. Следовательно, он же может меня его и лишить.

Рост окинул девушку сложным взглядом. Оказывается, неудовольствие иными распоряжениями чегетазуров имело место и среди пурпурных. Но Карб вдруг вообразила, что он ее осуждает. Наверное, поэтому и рассказала эту историю, чтобы он не думал, что у него имеется что-либо, чем он может воспользоваться, оказать на нее давление.

Если, мрачно подумал Ростик, стараясь не выдать никаких своих мыслей, это все, от начала до конца, не спланировано Савафом, включая даже ее рапорт на него и возвращение этого рапорта ему же, тогда… Нет, даже если все получилось случайно, сам перевод Ростика на квартиру Карб обозначал, что Саваф что-то готовит. И только тогда Рост вдруг сообразил, что он работает в своем «низовом» режиме мышления и совершенно автоматически.

– Все-таки, он не выгнал тебя отсюда, – пробормотал он, обрадовавшись вновь открывшейся способности.

– Ты-то выиграл от этого, – от огорчения Карб даже перестала жевать. – А я… Жила себе тут, с прислугой, была свободна как ветер… И вот теперь меня практически подчинили тебе.

– Подглядывать тебя за мной послали, а не подчинили, – уточнил Ростик.

– Думаешь, это предел моих желаний?

– Не знаю, но, кажется, для тебя все могло сложиться и похуже.

Неожиданно Карб смягчилась:

– Могло. Например, послали бы на фронт, а там результат всегда очень ясен – жива, значит, плохо воюю. Сдохла от шальной стрелы или от выстрела в спину – значит, и вспоминать обо мне нечего.

– Слишком много вы интригуете, – вздохнул Ростик и принялся за блинчики с чем-то, напоминающим разваренную кукурузу со специями. Кажется, так вкусно он не ел еще никогда в жизни.

– Это – Нуркес-Дот, – сказала вдруг Карб.

– Что? – не понял Ростик.

– В каком-то смысле – смысл жизни. – Она помолчала. – Переводится как Великая Игра.

Ночью, когда Ростик уже засыпал, неожиданно кто-то довольно осторожно и тяжко улегся в его кровать. Он протянул руку, чтобы понять, чего это вдруг Василисе, которая весь день соблюдала дистанцию, вдруг загорелось? И понял, скорее по запаху, чем по размышлению, что это… не Васл, а Карб. Собственной персоной. Ростик даже сел, протирая глаза.

– Ты чего?

– Я думаю, – рассудительно, как всегда, ответила Карб, – что рядом с тобой карьеру сделать будет проще. Поэтому решила… привязать тебя крепче, насколько возможно.

А ведь она действительно думает, что я могу в их обществе занять неплохое положение, понял Ростик.

– Знаешь, иди-ка ты отсюда.

– Почему? – Карб по-прежнему была настроена весьма решительно. – Васл говорит, что ты можешь неплохо…

– Я не желаю слышать, что говорит обо мне Васл! – Его чуть столбняк не хватил. – Так вы что же, обсуждали меня?

– Каков ты любовник? А чего же ради соваться к тебе, не зная ситуации, когда можно все легко и просто выяснить?

Видимо, рекомендации были даны преимущественно хорошие, мрачно подумал Ростик. Черт бы побрал этих пурпурных, мало ему оказаться рабом, он еще должен быть забавой для их офицерш.

– Тоже приказ? – спросил он, стараясь не показывать, насколько зол.

– Не очень-то приятно признаваться в этом какому-то… – все-таки Карб его по-прежнему презирала, это внушало надежду, хотя недолго. Она полежала, повернувшись спиной, потом вдруг добавила: – В общем, нет. Скажем так, положение меняет отношение.

– Твое-то отношение ничто, кроме приказа, изменить неспособно.

– Ты меня не знаешь, – отозвалась Карб уже привычным решительным тоном. – Впереди по иерархической лестнице – одни ярки или, в крайнем случае, стики… Никогда габате не подняться выше раз и навсегда определенного уровня. Нуркес-Дот. Вот я и думаю, что ты, с твоими возможностями, откуда бы они ни взялись…

В общем, как Ростик недоумевал на следующий день, она с ним справилась. И даже без заметного труда, все получилось почти само собой… Как с Васл, когда он был еще очень пылким от слишком долгого воздержания.

И это навело его на печальную мысль о том, насколько же мужская природа зависима от женского начала, от женщин вообще, и самое скверное, что женщины, кажется, об этом всегда знают. Это заставляло его злиться, кажется, впервые после того, как он стал свидетелем налета на лагерь ламаров. Да, именно так – не мучиться, не сожалеть, а именно злиться.

К полудню следующего дня он все еще валялся в кровати, хотя особой надобности в этом не было, потому что лечение доктора или, скорее всего, Савафа, устроившего последние изменения, дало результат. Рост снова почувствовал вкус к жизни, по крайней мере, ему захотелось раздобыть новые книги, например, о межличностных отношениях разных видов пурпурных и иных господствующих рас их сообщества. Но он все-таки лежал и думал, причем вполне в духе социалистического реализма.

Он думал, что вот в романе какого-нибудь не шибко проникновенного литератора герой, попавший, хотя бы примерно, в его ситуацию, непременно поднял бы восстание, устроил революцию, и даже эта самая революция обязательно победила бы, привела к власти люмпенов или, в крайнем случае, ремесленников. В коммунистических книгах так положено. А на деле…

Эти бестолковые литераторы просто не знают жизни, не видели этого мира, даже не догадываются, что нигде «просто так» не восстают. Хотя бы потому, что широкое оповещение людей о революционных планах тут же вызвало бы физическое истребление пропагандирующих подобные идеи элементов. Просто кто-то донесет и кто-нибудь примет меры… А без этого самого оповещения ничего не выйдет, ведь солдат с оружием тоже где-то нужно найти, завербовать, склонить к пониманию несправедливости существующего положения вещей… Нет, никакой революции у Ростика не получится.

И все-таки он стал искать какой-нибудь выход из ситуации. Как ни смехотворна была мысль о революциях, уже то, что он искал этот выход, пусть и в гротескной форме, свидетельствовало, что его так называемая «болезнь» отступала. Он выздоравливал. И это было хорошо, потому что доказывало еще кое-что, а именно – он не сдался. А еще точнее – все-таки его не купили, вернее, он отказался продаваться.

Часть III
Трампан-Сим

Глава 13

Все было как обычно, с десяток черных треугольников со всех направлений разом – чтобы ламарам некуда было бежать – сошлись, используя всю свою огневую мощь. Но даже этого удара оказалось недостаточно, потому что большая часть деревни была вкопана в крутой для этой местности берег озерца. Основная часть ламаров и сидела в этих норах, ожидая своей участи. Эти же норы и не давали пурпурным обнаружить эту деревню… Если бы не Ростик.

Тем не менее довольно скоро на поверхности было уничтожено все, что можно, потом на транспортных машинах подтащили с полсотни вас-смеров. Они высадились и закрепились на территории, окружив довольно жидким, но непреодолимым кольцом ту самую часть берега, где находились ламары. К тому же из воздушной орды антигравов высадились боевики пурпурных, подавили остатки сопротивления и принялись почти деловито забрасывать в эти норы, где прятались деревенские, дымовые шашки. Вот тогда-то ламары и полезли, некоторые еще стреляли из луков, кто-то пальнул даже из ружья, но в основном они сдавались. Их тут же собирали в толпы, вязали и грузили на корабли, чтобы отправить в тыл, в рабство.

К тому времени загорелся окружающий лес, расстилая над землей дымное полотнище, под которым даже Ростику с его тренированными способностями понимать то, чего никто видеть не мог, стало трудно ориентироваться. И тогда, как много раз уже бывало, на него накатила волна безразличия, отупения и отвращения к себе, к слишком успешным пурпурным, к жизни вообще.

Вот и еще одна деревня прекратила свое существование, вот и еще один обоз с рабами будет отправлен куда-то на северо-восток, к Вагосу. Вот и еще один кусок прекрасного леса с деревьями, похожими на колонны, подпирающие небо, будет сожжен, уничтожен, и на этом месте через пару недель обоснуются комши.

Первым делом они что-то сделают с местной травой, которая была больше всего похожа на плотный, почти без просветов, ковер из узорчатого кружева, где ни один листочек не повторял соседний. Особенно старательно комши уничтожат голубоватые цветы, пахнущие как сирень из Боловска и одновремено как раздавленная полынь – горьковато, вкусно и совершенно по-родному. Почему этот запах вызывал воспоминания о детстве, маме, друзьях и родном городе, Ростик не умел объяснить даже себе.

А еще через месяц на этом месте не останется почти ничего, кроме голой земли, смешанной с золой, и комши начнут высаживать здесь свои клубни, а если плантация получится хорошей, то и переселят сюда несколько тысяч пауков. Те организуют подобие фермы и начнут размножаться с той страшной стремительностью, которая свойственна насекомым и которая у крупных и агрессивных пауков зависит только от количества потребляемой пищи.

Джар, как обычно в таких случаях, выглядел очень довольным, вслух подсчитывал наградные, которые они с Синтрой получат за удачную операцию, в особенном приступе самодовольства похлопывал Ростика по плечу, не высказываясь, но определенно радуясь тому, что именно ему выпала такая выгодная работенка по обслуживанию этого уродливого и непонятного парня малораспространенной, но такой эффективной расы.

Когда с деревней было почти покончено, что-то вдруг изменилось, пошло не так, как предполагалось. Потому что вдруг из тех же нор, из которых уже вышли женщины и дети, вдруг стали выползать какие-то прозрачные кляксы, медлительные, но и вполне расчетливые в своих движениях. Сначала их даже никто не заметил. И появились они абсолютно бесшумно, только Рост понял, что они появляются, но даже ему было невозможно понять, что же эти новые враги пурпурных собираются делать…

А сделали они удивительную вещь. Приподнимаясь на каких-то щупальцах, вырастающих из передней части все время меняющегося туловища, они вдруг… стали стрелять едва видимыми струями, тонкими и летящими по очень пологой дуге, в кружащие над деревней антигравы. И почти каждый из этих… плевков попадал в цель. Тогда участь летающей лодки губисков была решена, потому что ее почти сразу начинало болтать из стороны в сторону, словно экипаж такого антиграва погибал… В конце концов почти все машины губисков, которые были поражены таинственными прозрачными кляксами, рухнули на землю и обратились в груды обломков. Некоторые, разумеется, взорвались. Тогда на происходящее обратили внимание офицеры.

Сначала в сознании Роста прозвучал негодующий вопль не в меру развитого в ментальном плане г'мета, потом поднялся вой, стон, и тогда даже обычным образом, со стороны солдат, расхаживающих по деревне с видом несомненных победителей, стали доноситься крики ужаса. Экипажи антигравов, которые наконец-то сообразили, что за опасность им угрожает, попробовали увести машины, но и это было непросто, потому что некоторые из прозрачных, чуть дольше, чем обычно прицеливаясь, добивали своими… выстрелами до целей, находящихся более чем за километр от деревни. Ростик едва верил своим глазам, он и не знал, что у ламаров существует такой эффективный способ защиты, что они умеют использовать таких удивительных… союзников.

– Боноки! – заорал вдруг и Джар. – Боноки!..

В этом вопле был такой ужас, что Рост даже привстал со своего сиденья за пушечками антиграва, чтобы получше рассмотреть этих зверей. Или не зверей, а существ, наделенных сознанием? Уж очень толково они подловили губисков… Даже некоторую, хотя и незначительную часть ламаров отдали, якобы в плен, чтобы противник собрался в кучу, чтобы можно было расстреливать его, как на стенде, чрезвычайно экономно и без промахов.

Антиграв, за рычагами которого сидели Джар с Синтрой, круто отвалил в сторону, Рост даже не помнил, чтобы эти пилоты закладывали такой вираж, а потом резко прибавили ходу… Вот только это мало помогло. Какой-то шипящий удар прозвучал резко и непривычно, словно в спальне кто-то вздумал резко ударить в гонг… Синтра сразу же, как автомат, вывела машину вниз и уже через пять-семь секунд они плюхнулись на высокую траву, зашелестевшую под обшивкой. Последовало несколько ударов, и Джар одним движением выскользнул в моментально открытый между пилотами люк… Рост сообразил, что покинуть машину обычным образом, через широкий и удобный выход в кормовой части антиграва по каким-то причинам невозможно. А потом понял, почему это невозможно – гребцы на котлах умирали, причем страшно, задыхаясь и издавая хрипы от невозможности вдохнуть воздух.

Нервно-паралитическая субстанция, подумал Рост, насколько возможно быстро проталкиваясь следом за Синтрой. Она слегка застряла в люке, но Джар уже выдергивал ее за ноги и так же попробовал выдернуть Роста, хотя тот еще только примеривался, чтобы протащиться через крохотное отверстие в днище антиграва. В итоге Джар ободрал ему спину даже под тканью комбинезона, чуть не вывихнул обе руки разом и к тому же изрядно приложил Ростика подбородком о край люка, вызвав звон в голове…

Но долго приходить в себя Ростику не позволили, Джар подхватил его и вместе с Синтрой, которая одной рукой держала человека под руку, а в другой сжимала небольшой полетный пистолетик и озиралась с видом дичи, загнанной в ловушку, поволок от машины прочь… Та взорвалась, едва они отбежали метров на тридцать. Волна раскаленного воздуха толкнула Роста, и он совершил кульбит метров на десять вперед, кажется, даже с сальто, что совсем не помогло его голове быстрее прийти в норму.

Потом они поднялись на ноги, Синтра едва ли не по-девчоночьи принялась отряхиваться, не выпуская оружие из рук. Джар впервые после этого приключения попробовал усмехнуться, демонстрируя великолепные зубы, между которыми, как у всех габатов, почти не было щелочек.

– Уф, кажется, вывернулись.

– Что… Что это такое? – спросил Рост.

– Боноки, – сквозь зубы буркнула Синтра, сунула пистолет за ремень на животе. – Подождем, пока нас найдут.

Сквозь дым пожара, который вдруг забился у корней травы, где, должно быть, имелись более сухие стебли, она попыталась рассмотреть, что творилось вокруг деревни. Там, судя по всему, кипел жестокий и упорный бой. Пурпурным изрядно доставалось. По крайней мере, даже вас-смеры, не умеющие отступать и всегда рвущиеся в сражение с пылом берсерков, на этот раз не спешили. Видимо, оборона деревни была выстроена более разумно, чем в тех поселках ламаров, которые этот отряд губисков накрывал прежде.

– Джар, – Рост отдал бы год жизни за глоток воды, но решил пока выяснить главное, – эта субстанция… которой плевались боноки, она же… как-то отравила наших гребцов, верно? Но почему загорелся сам антиграв?

Джар тоже смотрел на бой, грохотавший в полукилометре от них, но на вопрос Ростика среагировал. Он был все еще бледен, а с левой стороны у него по лицу расплывался огромный синяк, который было довольно необычно видеть на пурпурной коже губиска.

– Это какое-то составное вещество… С одной стороны оно, конечно, отрава, такая, что никто не способен вдохнуть воздух… Представляешь, нет силы в легких, чтобы дышать.

– Представляю, – кивнул Рост, в самом деле, парализующие дыхание яды – не такое уж открытие для человечества.

– А с другой, в ней есть какая-то гадость… – Джар начал, наконец, успокаиваться, стянул полетный шлем и вытер рукавом пот на коротко по меркам пурпурных стриженной голове. – Воспламеняется от колебаний, которые возникают в котле антиграва. Причем горит очень жарко, металл плавится, как медуза на солнце, и… В общем, как только меняется конфигурация направляющих ребер в котле, он взрывается. – Джар сел рядом с Ростиком, проверил свой пистолет, снова сунул его в кобуру. – Нам повезло, что бонок попал в корму, иначе… нас бы уже не было.

– Боноки разумны? – снова спросил Ростик.

– Нет, – буркнула как всегда крайне недовольным тоном Синтра, – их ловят еще молоденькими в лесах, потом… заставляют съесть одного из наших, лучше, чтобы это был маленький мальчик либо девочка. – Она по-прежнему озиралась. Чтобы расслышать ее слова, Рост должен был встать и подойти. – Тогда боноки становятся в какой-то мере разумными и могут… Да, становятся живым оружием ламаров.

– Слушай, Син, – заговорил Джар, – может, двинем к лесу? Там наших кораблей больше, кто-нибудь и нас подберет…

– Не хочу, – мотнула головой Синтра, – они тут все очень здорово продумали, могли в кустах и засаду организовать, вот для таких нетерпеливых, как ты. Пусть уж лучше пехота нас здесь отыщет, все равно они, наверное, с боноками справятся и тогда начнут обходить сбитые машины.

– Мы здесь как-то слишком уж…

– На ладони, – подсказал Рост. Джар, должно быть, от волнения заинтересовался, что эта фраза значит, пришлось ему объяснять. Джару это понравилась, он кивнул.

– Я так и знал, что ты из воинственного племени, не чета этим… – Он посмотрел на деревню, где бой, кажется, уже оборачивался в пользу нападающих.

– Как раз наше нынешнее положение доказывает, что они тоже неплохие бойцы, – отозвался Ростик.

– Мы их все равно сделаем, – отозвалась Синтра и вдруг навела пистолет на Ростика, а на ее лице появилось довольно сложное выражение. – Ты ведь не собираешься перебежать к ним, Рост-люд? – Она помолчала, Рост с интересом смотрел на нее. – Я не имею права потерять тебя.

Джар чуть отодвинулся в сторону, чтобы не оказаться под выстрелом Синтры, потом хмыкнул.

– Он еще оглушен посадкой, Син… Вспомни, он же был без ремней, когда я плюхнулся на землю. И надышался больше нашего.

А ведь и правда, подумал Рост, и только тогда понял, насколько он слаб и медлителен. Вероятно, часть отравленного воздуха, погубившего гребцов, все-таки попала ему в легкие, иначе он бы уже обдумывал новые сведения. Но… нет, скорее всего, дело было не в его замедленности. Предвиденье говорило: побег в этих условиях ничего не даст. Деревню все равно уничтожат, хотя под землей тут и имелись какие-то ходы, которые позволят немногим бонокам и солдатам-ламарам пробраться к лесу и скрыться.

Значит, все равно, если бы Ростик попробовал к ним перебежать, его бы, скорее всего, пристрелили, не размышляя, даже не по горячности, а потому, что у любого из ламаров не было бы возможности разобраться, что он, в общем-то, не губиск. В том-то и дело, что для них он – слишком похож на пурпурного… Нет, бежать сейчас было невозможно, тем более что и не справится он в нынешнем состоянии с Джаром и Синтрой. Оружия нет, а как рукопашник Рост не силен… Знакомая горечь от предательства и собственной слабости, неумелости и нерешительности затопила его, но Ростик не дал ей проявиться. Он остался спокойно-настороженным, даже слегка равнодушным.

– Дело не в той штуке, которой в нас плюнули боноки, просто я… – Он подумал и уже более уверенно завершил: – Когда вокруг слишком много смертей, я впадаю в апатию, мне трудно думать, трудно быть решительным.

– Он их чувствует, – слегка нараспев высказался Джар, поясняя Синтре, – и впадает в ступор.

– Ладно, – однако пистолет Синтра не убирала, и Джар к Ростику не приближался, – тогда потопали… К главному нашему отряду. Если уж ты чувствуешь ламаров на расстоянии десятков миль, то сможешь сообразить, где наших больше всего… Странно, что я не подумала об этом раньше.

Рост пошел перед ней, стараясь выглядеть таким же вялым, как прежде, размышляя об этих самых милях пурпурных. Строго говоря, они действительно были близки к человеческим милям, только не сухопутным или немецким, а морским. Основой послужил, как ни странно, кабельтов, который тоже был чуть больше земного.

Рост смотрел на траву, обмывающую, как зеленые волны, его полетные сапоги, иногда она поднималась до бедра. Откуда-то он знал, что эта трава была единственным, что могло противостоять клубням комши, единственным, что определяло – кто владеет этой территорией.