Текст книги "Истории длиной в день (СИ)"

Автор книги: Николай Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

проще.

Я протянул ей свою визитку.

– Я буду приглядывать за вами, но и вы не стесняйтесь звонить, если совсем уж припечет.

Я улыбнулся.

– Конечно я чудовище, но стараюсь быть вежливым и аккуратным чудовищем. И заодно,

помогать людям жить.

Она слабо улыбнулась, и направилась на выход, а я отправился искать Сережину супругу.

– Все – сказал я, когда увидел ее.

– Звонить Сереже, просить, чтобы скрыл труп?

– Еще чего. Я справился. Конечно, она не сразу придет в норму, но теперь она, по крайней

мере, будет стараться это сделать. И мужа я ей вернул.

– Ну прямо рыцарь на белом коне…

– Ага… Убиваю принцесс, спасаю чудовищ… Иногда – наоборот.

– Спасибо тебе.

Это были первые по-настоящему теплые слова сказанные ей в мой адрес, после того

приснопамятного случая с ее бывшим парнем. По крайней мере, первые, сказанные в лицо.

История шестая

Вот уже неделю я выслеживал свою добычу, но никак не мог подобраться достаточно близко

для разговора с ней.

Добычей, в данном случае, была крайне нестандартная тусовка, и я, откровенно говоря, не

имел ни малейшего понятия о том, как мне приблизиться, чтобы разведать почву.

Впрочем, давайте по порядку. Новые веяния в культуре страну и новые неформальные веяния

в молодежных тусовках вызывали не просто недоумение, но и желание разобраться в том, что

за ними кроется. Совсем недавно я закончил разбираться в субкультуре «готов», и достаточно

хорошо понял, что показушное выставление ими взглядов на смерть и все ей сопутствующее,

является не более чем попыткой привнести в свою жизнь что-то мистическое. Их романы-

вампирятники, любовь к черному и красному, псевдомистические ритуалы с исковерканной

латынью, которую из них по-настоящему знали единицы, разочаровали меня, так как реально

они ничего не имели под собой, кроме скулежа о том, какие мы крутые и непохожие на всех.

Нет, я даже был не против их попыток самоутверждения, я был, скорее, против того, что в

этой субкультуре нет ничего, что поддерживало бы эти попытки. Были среди них и другие, но

этим нужны были серьезные специалисты, которые бы помогли справиться с внутренними

проблемами.

Ролевики меня в этом отношении устраивали куда больше. По меньшей мере, у них хватало

желания развивать в себе и основы театрального искусства, они занимались фехтованием, хотя и

на примитивном уровне, и у них не было такого отрыва от реальности.

Покрутился я и среди нынешнего поколения хиппи, у которых от прежней субкультуры

осталось разве что название и пристрастие к легким наркотикам. Даже спьяну, я не мог бы

сказать, что эти бугаи под два метра ростом и как минимум в полтора раза шире меня в

плечах «несут дело мира», особенно понаблюдав, как трое из них избивают какого-то панка.

Панки, как таковые, выродились практически все. Сейчас их удел был отрываться на

тщедушных и слабых обывателях, но основа их культуры выражавшаяся в том, что они

придерживались анархических взглядов на любую проблему, и действовали с полным

пренебрежением, как к окружающим, так и к самим себе, рассыпалась в прах.

Заведя ряд знакомств среди байкеров, я удивился, насколько стойка и жизнеспособна эта

культура. Этих людей объединяла та свобода, или хотя бы иллюзия свободы, которую им дарила

дорога и рев мотора под седлом. Кроме того, в их рядах была сильна взаимовыручка, а это стоило

дорогого в любой субкультуре.

По-настоящему сильной оказалась позиция скинхедов, впрочем, в этом не было ничего

удивительного, так как объединенные единой идеей они могли двигаться к цели с пугающим

размахом. Откровенно говоря, я был не согласен с их взглядами на жизнь, но их стадо внушало

определенное уважение и желание не рисковать рядом с ними.

Разбираясь со всем этим, я наткнулся на то, что в нестройных рядах неформалов появилось

новое веяние, которое сулило нам с Олегом либо кучу проблем, либо неожиданную помощь, и

по обоюдному согласию мы вышли на охоту за абсолютно новым и неизведанному нами подвиду

под названием эмо.

Когда же я, наконец, нашел первых представителей подвида, я был, мягко говоря, ошарашен.

Помесь девочек-анимешниц с готами, которые упирали на свою повышенную чувствительность и

эмоциональность, могла заставить любого впасть в легкий ступор, в попытке сообразить, как же

именно с этим чудом общаться.

Решив, что мне просто жизненно необходимо провести наружное наблюдение, я не стал

приближаться к ним, и вот уже неделю мелькал поблизости, давая «диким зверькам», как их

назвал Олег, привыкнуть к моему присутствию.

Поймите меня правильно, мне нужно было собрать максимум серьезной информации

об этом веянии, чтобы понять, действительно ли оно привлекает людей с повышенной

эмоциональностью, и не окажется ли так, что к ним же потянутся и люди с повышенной

чувствительностью, из которых мы с Олегом могли бы подготовить Исповедников.

На мою беду, среди тех, за кем я наблюдал целую неделю, не было ни единой мало-

мальски зрелой личности, а с людьми моложе хотя бы восемнадцати лет жизнь приучила нас не

связываться уже очень давно.

И вот, в тот день, когда я уже готов был бросить эту безнадежную затею к чертовой матери,

появилась та, которая была, по меньшей мере, старше остальных года на четыре.

Поблагодарив судьбу за предоставленный мне шанс, я направился к ней.

– Привет.

В ответ на приветствие, меня одарили изумительно печальным взглядом из под длинных

ресниц, и соизволили повернуть в мою сторону голову.

– Привет – ответила она тусклым голосом, с превосходно поставленным надрывом, которого в

реальности не было и в помине.

Я «считывал» все, что мне было доступно на текущий момент, и отчетливо ощущал, что мной

заинтересовалась не только она, но и еще с пяток девочек бродивших по округе.

– Извини, ничего если я тут побуду с вами?

– Твое дело.

Я был удивлен. Девочка была в потенциале превосходной актрисой, которая могла крайне

убедительно изобразить грусть и тоску с одиночеством вперемешку.

– У тебя что-то случилось? – поинтересовался я, решив немного поиграть в предлагаемую ей

затею.

– Да. Но до этого никому нет дела.

– И что же?

– Прекрати, – ее голос взвился под небеса – прекрати показывать, что тебе не все равно. Ты

такой же, как они все.

Она поднесла к носу платок, и слезы полились у нее из глаз.

Ладно, подумал я, хочешь раскрутить меня, девочка, вперед. Мне будет чему у тебя

поучиться. А фокус с платком, от которого слегка попахивало луком, слишком стар, чтобы я его не

знал.

– Извини, – сказал я – я не хотел тебя расстраивать. Но ты и вправду считаешь, что я подошел

бы к тебе, если бы не увидел что тебе плохо? Я же не бревно бесчувственное.

Она оглядела меня еще раз, и я почувствовал, как ее интерес ко мне возрастает.

Посмеиваясь в душе, поскольку я вполне отдавал себе отчет в том, как я выгляжу в пошитом

на заказ костюме рядом с ней, сошедшей со страниц второсортной манги, я сделал самое

участливое лицо, на которое был способен.

– Может и так. Вот только ты все равно не поймешь.

В ее голосе была убежденность и затаенное превосходство.

– Я попытаюсь.

Она вздохнула.

– У тебя не получится. Чтобы ты хоть что-то понял, тебе надо было бы чувствовать все хотя бы

вполовину так, как чувствую я.

– Кто знает. Может я и могу это.

Она покачала головой, но я видел, как ее распирает от ее шанса поразвлечься и посмеяться

над простофилей.

– Расскажи, в чем дело? Несчастная любовь? Разбитое сердце? Кто-то умер?

И она принялась кормить меня красивой и крайне меланхоличной сказкой о том, что

случилось с ней совсем недавно.

Я стоял рядом, слушал и кивал, в особенности потому, что достаточно было лишь поменять

имена действующих лиц и время событий, вкупе со стилем изложения, и я мог с уверенностью

сказать, что я присутствовал в театре на этом спектакле.

Когда же примерно с середины ее повествования я продолжил рассказ вместо нее, оставив

ей удел кивать и слушать меня, я уже искренне наслаждался.

– Откуда ты знаешь? – опомнилась вдруг она.

– Знаю. Ты что, только что с репетиции? Вольное изложение известных произведений? Так ты

не ту публику выбрала. Здесь это оценят меньше чем на сцене.

Она вспыхнула как маков цвет, и это было первое искреннее проявление чувств. Когда вас

ловят на таком, то очень тяжело держать в узде непроизвольные реакции.

– Ты решил надо мной посмеяться! – завопила она, и попыталась залепить мне пощечину.

Разумеется, я не дал ей этого сделать, перехватив руку.

– Прекрати показушничать, и пойдем. Поговорим спокойно, как взрослые люди.

– Отпусти меня!

Я усилил хватку на ее запястье.

– Не прекратишь, руку сломаю, и тогда будешь страдать уже по-настоящему.

Она заткнулась, но ненадолго. Стоило мне повести ее в сторону от остальных, как она

закатила такую сцену, что из окрестных окон повысовывались жильцы, пытаясь понять, кого же

убивают в их дворе посреди белого дня.

– Ладно, черт с тобой – сказал я, и, отпустив ее, направился на выход из двора.

Не мытьем, так катанием, подумалось мне, но я узнаю все то, что хочу. В конце концов мне

было не привыкать караулить людей и подлавливать их в таких ситуациях, которые они сами

сочли бы крайне неудобными.

Мне пришлось проторчать там еще несколько часов, пока она, наконец, рассталась со своими

охающими и ахающими единомышленницами.

Я незаметно следовал за ней примерно половину дороги до метро, пока полностью

не убедился, что она идет одна, и больше из этой компании никого нет рядом. Спокойно

приблизившись к ней со спины, я наклонился к ее уху и тихо сказал:

– Могла бы и поблагодарить.

Это надо было видеть. Ее прыжок с разворотом был просто изумителен, особенно с учетом

того, что начинала она его, цепляя на себя только что отыгранную роль эмо, но в процессе

поворота она опознала меня и вторую часть проделала, уже возвращаясь в нормальное

состояние.

– За что это я должна тебя поблагодарить, придурок? За то, что ты мне чуть весь образ не

поломал? Мне про этих идиоток статью писать, а из-за тебя я чуть было…

Статья? Журналистка? На такую удачу и рассчитывать не приходилось.

– Но ведь не поломал же. Даже более того, утвердил тебя в нем. Дал устроить представление,

которое они еще долго смаковать будут.

Она устало посмотрела на меня.

– Чего тебе от меня надо?

– Напоить кофе и порасспрашивать. В частности – о твоей статье. Только для начала, давай ты

поприличнее выглядеть станешь, все равно я уже понял, что ты вообще не из них.

Она фыркнула, но направилась в ближайшее заведение.

– Бери кофе, а я пока в уборную. Сниму с себя всю эту муть.

Посмеиваясь я взял пару чашек кофе и уселся с ними за столик.

Через несколько минут, ко мне подошла вполне прилично одетая и умело накрашенная

девушка, в которой никто бы и не заподозрил недавнюю эмо.

– Ловко. Шмотки в уборной заранее оставила?

– Нет. У меня здесь подруга на кухне работает.

– Тоже неплохо.

Она отобрала у меня чашку, сделала большой глоток, и спросила:

– Так что тебе надо было?

Я усмехнулся.

– Собираю информацию. В текущий момент – об эмо. Кстати, мои поздравления. Держалась

великолепно, только я не понял одного, с чего вдруг такое острое желание надо мной

посмеяться?

Она рассмеялась.

– Ты четвертый, с кем я эту сцену проворачиваю. Все в разных концах города, в разных

группах, так что никто из присутствовавших об этом слыхом не слыхивал. И у трех предыдущих

были такие лица…

– Ясно. А я тебе весь кайф обломал тем, что стал лезть со своим пересказом. Ты права, надо

было дать тебе доиграть. Кстати, на любительские постановки не тянет. Театральное училище?

– Да.

– А в институте – факультет журналистики, – кивнул я – и пошла заниматься тем, что более

интересно оказалось.

Она кивнула.

– А ты кто такой? И какую информацию собираешь?

– Кто я – тебе ничего не даст. А вот какую информацию… В текущий момент стараюсь

максимально узнать о всех неформальных направлениях в городе.

Я почувствовал, как она напряглась.

– Не бойся, я статью не пишу. Скорее провожу сравнительный анализ того, насколько опасны

могут быть разные неформальные объединения для неокрепших детских умов.

Это ее успокоило.

– И много у кого побывал?

– Считай, что за последний месяц перебрал практически всех.

Она фыркнула.

– Пройтись по всем за месяц, это будет весьма поверхностный анализ.

– Не думаю. Основное я уже понял. Остались только эмо. Мне нужно понять, что они такое и

что ими движет, а меня, если честно, не слишком радует перспектива вливаться в их ряды. И хоть

я и смогу сыграть такую роль не хуже тебя, но для начала нужно понять, что именно я играю.

Она некоторое время задумчиво пила кофе.

– Давай баш на баш? Я расскажу тебе все, что смогла узнать об эмо, а ты мне расскажешь

все то, что успел накопать по остальным. Статья, поданная как сравнительный анализ, будет куда

интереснее, чем просто рассказ о них одних.

Я пожал плечами.

– Хорошо, мне не жалко. Рассказывай.

Она попросила принести еще кофе, и вытащила из сумочки диктофон.

– Ладно. По сути своей эмо не особо отличаются от кучки подростков пытающихся оторваться

от реальности. Придумывают себе романтические бредни, а потом накручивают себя для того,

чтобы поверить в то, что эти бредни являются главным переживанием их жизни.

– Стоп. Именно накручивают?

– Да, а что?

– А то, что это показывает ослабленную психику, и способствует процветанию суицидальных

наклонностей.

– Все верно. Среди них полно суицидников. За то время пока я крутилась в их кругах, я

насмотрелась на то, как кучка экзальтированных девиц пыталась разрезать себе вены. Кроме того,

их очень забавляет, когда окружающие проявляют к ним намного больше внимания. Тогда они

начинают играть на публику.

– Вроде как «оттащите меня от этой бритвы или я вскрою себе вены»?

– Да, и это не самый последний вариант. Это придает им значимости в их собственных глазах.

Я поднял руку, обдумывая.

– То есть, ты хочешь сказать, что они все поголовно обделены вниманием со стороны, и

пытаются компенсировать это своим выпендрежем?

– Вниманием со стороны родителей, или ближайшего окружения. Впрочем, отсутствие

внимания бывает далеко не всегда, и зачастую они просто заигрываются.

Я медленно кивнул, обдумывая услышанное со всех сторон.

– Знакомо. Насколько опасно попадание в их круг?

– Я бы не сказала, что чересчур опасно, если есть голова на плечах. Обычно, все сводится к

детским визгам «ах какая я особенная и никому на фиг не нужная». Обычные детские комплексы.

Они накручивают себя при каждой получаемой ими реакции. Обидели – я раздую обиду под

небеса. Плевать, что на самом деле я себя так не чувствую, но все увидят какая я особенная.

Полюбили – я тоже все раздую до такой степени, что об этом узнают все. Бросили – ах, как вы

могли, это конец, и пора в петлю лезть. Умом они все равно понимают, что делать всего этого

не надо, но это же так замечательно, когда можно собрать вокруг себя толпу, которая увидит их

неповторимость.

Я кивнул.

– А оригиналы среди них есть?

– То есть?

– Ну… Черт, как бы это сказать-то… Первоисточники. Те, кто реально такие, а не играют в это.

– Не встречала, но с чего-то же это должно было начаться? Насколько мне удалось узнать,

движение появилось после того, как несколько группок девочек пересеклись на встречах

поддержки, и основали что-то вроде кружка.

– Поддержки?

– Да, психологической поддержки.

– То есть, ты хочешь сказать, что кучка несовершеннолетних с обидой на весь белый свет, и

пытающихся пройти реабилитацию у психологов нашли друг друга, и это сплотило их, породив

тем самым начало субкультуры?

– Плюс-минус, так оно и было. Ты заметил, что большая часть из них похожа на анимешников?

– Да, а еще на готов.

– Ты к аниме как относишься?

– Предпочитаю не смотреть.

– А я вот посмотрела немного. Там постоянно перебарщивают с показом того или иного, что

чувствует персонаж. Все возводят в какую-то гипертрофированную степень.

– А если помножить это еще и на «стремление к смерти» готов, то мы получаем гремучий

коктейль, который может рвануть в любой момент. Мило.

Я поморщился.

– Тут надо родителям разъяснительную работу проводить на ранних стадиях, чтобы детишки

понимали, что то, что показывают на экране вовсе не то, что есть в реальности. Они же все за

чистую монету гонят. Ладно, я могу понять готов, среди них с не травмированной психикой почти

не бывает новичков. Там куда не плюнь, жертва насилия или свидетель смерти, за исключением

тех, кто присоединился «по приколу», но эти… Из-за того, что они насмотрелись мультиков лезть в

такую кашу?

– Не все же лезут. Некоторые остаются просто анимешниками. Собирают, смотрят,

обмениваются. Среди аниме есть и весьма глубокие вещи, и тут скорее все решает то, к чему сам

человек имеет склонность.

Я устало помассировал виски.

Умом я понимал, что сейчас настало такое время, когда люди просто теряются в

захлестывающем их потоке информации, откуда они пытаются выбрать то, что им больше по

душе, но вот сердце это принимать отказывалось.

– Среди них есть взрослые? Хотя бы старше двадцати лет?

Она рассмеялась.

– Шутишь? Там старше шестнадцати найти сложно.

Вот дерьмо, подумалось мне. Придется найти кого-нибудь с достаточно прочной психикой,

и натаскать на помощь и выведение из детства конкретно этих детишек. Впрочем, у меня был

на примете один студент психфака, который в свои двадцать четыре выглядел, дай бог, на

пятнадцать. Мне, как и Олегу, браться за такое было нельзя, если только мы не хотели, чтобы на

нас потом как на иконы молились бы.

– Ну, что? Удовлетворила я твое любопытство?

– Процентов на семьдесят.

– А еще тридцать?

– А их составляет такой вопрос, над которым сам уже давно бьюсь.

– Какой?

– Где найти тех, кто действительно психически и эмоционально более глубок.

– На кладбище.

Я чуть не поперхнулся кофе.

– Я не шучу. Те, кто действительно чувствителен, не могут нормально выдержать то, что

происходит с миром вокруг них. Они на кладбищах, или в психушке.

Я тяжело посмотрел на нее и сказал:

– Надеюсь, что не все.

Она пожала плечами и взялась за диктофон.

– А теперь – твоя очередь рассказывать.

Я согласно кивнул, и принялся рассказывать ей все мои наблюдения и выводы, сделанные за

это время.

Откровенно говоря, с ней было очень просто общаться. Схватывая все на лету, она неплохо

анализировала получаемые сведения, и я даже было начал подумывать о том, чтобы привлечь ее

в нашу дружную команду.

– А теперь, – сказала она, когда я закончил – расскажи мне, человек-загадка, кто же ты такой.

Мы треплемся уже довольно долго, но ты даже не удосужился представиться.

– И не собираюсь этого делать, пока диктофон будет включен. Я тебе материала сейчас дал на

хорошую статью, так что окажи уж мне любезность, не лезь ко мне с вопросами.

– Так нечестно. В конце концов, ты мне чуть руку не сломал.

– Но ведь не сломал же. И даже синяка не будет.

Она задумалась, покусывая губу, и, наконец, выключила диктофон.

– Давай начистоту?

– Посмотрим.

– Хорошо. Ты разбираешься в психологии, но твои знания отрывисты. Под ними нет

академической базы.

– Верно.

– Ты собирал информацию про неформалов, но тебя интересовало далеко не все из того, что

про них можно узнать.

– Верно.

– Ты ищешь людей с повышенной чувствительностью и восприимчивостью.

– И снова верно.

– Зачем? Для чего тебе это все?

– Как насчет того, чтобы затащить девушку на кофе? – попробовал отшутиться я.

– Сильно вряд ли. Если бы ты задумал меня клеить, то уже давно начал бы.

– У меня получилось бы?

– Да, но я не дам тебе перевести тему.

Я мысленно зааплодировал ей, и понял, что мне пора уходить, не то одна не в меру умная

и настырная журналистка постарается вытащить из меня то, что мне не хотелось бы делать

достоянием общественности.

– Извини, но мне пора – сказал я поднимаясь.

– Мы же договорились открыть карты.

Нет, девочка, тебе далеко до таких как мы, с грустью подумал я.

– Нет. Это ты решила, что я вот так разом все тебе выложу, а я тебе ничего такого не обещал.

– Ты силен физически и скрытен. Возможно, что очень качественно подготовлен. Уверенно

отмалчиваешься обо всем, что касается тебя – выпалила она.

– Вот видишь, сколько ты обо мне уже знаешь? Добавь в список еще и то, что я люблю кофе.

Настоящий, свежий, сваренный, очень крепкий, и неизменно с сахаром.

Я повернулся к выходу, когда она сказала:

– Как хоть с тобой связаться, в случае чего?

Не знаю, что за черт меня дернул в тот момент, но я вытащил из кармана визитку. На этой

визитке не было даже моего имени, только номер телефона, зарегистрированный на совершенно

постороннего человека.

– Держи. Только не звони без необходимости.

И я отправился домой.

Чего я не мог ожидать, так это того, что на следующее утро, сразу после того, как я появился в

офисе, на моем мобильнике высветится незнакомый мне номер.

– Слушаю?

– Привет. Мы вчера познакомились.

Я почувствовал, что начинаю улыбаться.

– Ты что, уже статью сдала? Опять материал нужен?

– Нет. То есть, да, нужен, конечно, но… То есть…

Я усмехнулся.

– Ты сегодня просто само красноречие.

– Ты можешь приехать ко мне?

– Для начала скажи зачем.

– Для начала, я скажу тебе, что умею варить настоящий кофе очень крепким, что дома у меня

есть изумительный сорт, и сахар тоже найдется.

– Это конечно была хорошая попытка, но только недостаточная для того, чтобы я все бросил и

поехал к тебе.

– Я знаю кто ты.

Внутри все замерло, и я лишь через несколько секунд вспомнил, что организму вообще-то

требуется дышать.

– И кто же? – осторожно поинтересовался я.

– Исповедник.

Не выяснить, откуда она это узнала, я не мог.

– Говори адрес.

Она назвала адрес, а я, извинившись перед шефом, поехал к ней.

Когда я вошел в ее дверь, меня встретила весьма уютная квартирка, в которой в интересной

пропорции были смешаны запахи сигарет и кофе.

– Проходи на кухню – сказала она, и мне пришлось подчиниться.

Едва я успел сесть за стол, как передо мной появилась внушительных размеров кружка. Кофе

действительно был хорош, и я, понемногу, начал оттаивать, хотя до того мне хотелось взять ее за

шиворот и вытряхнуть из нее все, что ей удалось узнать.

– Как? – поинтересовался я, ставя кружку на стол.

– У меня много знакомых. Среди них есть одна девушка, парня которой ты в свое время

вытащил из какой-то секты. Откровенно говоря, я ей не верила, но потом припомнила, что она про

тебя говорила, и позвонила ей. Описала тебя, а она тебя опознала.

– Ясно. Как у нее дела?

– Через месяц выходит замуж. И пару месяцев назад скончался ее дед.

– Жаль это слышать. Он мне нравился.

Она сидела напротив меня и смотрела широкими глазами.

– Значит, это правда?

– Смотря что. То, что я вытащил тогда ее парня – на сто процентов. То, что вытащил вместе с

ним еще кучу народа – тоже. Даже то, что мы развалили ту секту и «магистр» сел в тюрьму – тоже

правда.

– То, что ты Исповедник.

– Я же не отрицаю. Лучше скажи мне, что ты еще успела обо мне узнать.

– Только эту историю, но… Слушай, ты же помогаешь людям, а про тебя никто и не слышал…

– И они не должны о нас услышать. Я разное творил. И вовсе не хочу известности.

– Почему?

– Представь себе, что ты напишешь про меня статью. Даже если ты не упомянешь моего

имени, это уже привлечет внимание к тебе, и тебя замучают в поисках меня. Это в том случае,

если ты сразу не признаешься, как меня искать.

– Да брось, люди не…

– Я сказал, замучают, а не замучают вопросами. Некоторые люди очень хотят меня найти. Ты

готова выдерживать пытки?

– Нет…

– Вот и я так думаю. Кроме того, если даже они не поймут, что это я, к тебе устроят

паломничество обычные граждане, которым отчаянно будет нужно встретиться со мной, и чтобы я

решил их проблемы.

– Но почему бы им не дать твой телефон?

– Потому, что я, все-таки, человек семейный, и хочу проводить хоть немного времени с женой.

Потому, что за свою помощь я не беру ничего, и помогаю далеко не всем. Потому, что меня знает

и так достаточно много народу, которым я помог и помогаю, и каждый месяц их становится

все больше, а нас в городе не так уж и много, чтобы помочь всем. Кроме того, мне придется

отказывать людям по куда более простой причине – нехватка времени. Мне, знаешь ли, еще и

на жизнь надо зарабатывать. А люди, которым отказывают в помощи, не хотят понимать всего

этого. Для них существуют только их проблемы, причем каждый считает свою – вопросом жизни и

смерти. Зачастую мне вообще не надо браться за их проблемы, но им же не объяснишь, что с этим

они должны справиться сами.

– А ты…

– Что?

– Не хотел бы брать за это деньги?

– Это все опошлит, и кроме того, принесет мне ненужную рекламу. Зачастую именно то,

что про меня не знают, приносит куда больше плодов, чем все остальное. Ты не понимаешь,

поскольку не живешь той жизнью, что и я. Если я буду брать деньги, то все будут считать, что я

делаю это только ради денег, а это вовсе не так.

– А для чего тогда ты это делаешь?

– Я помогаю только потому, что мне небезразличен мир, в котором я живу. Потому, что

каждый день я вижу то, что люди делают с собой, и меня это не устраивает. Потому, что я не могу

иначе. Потому, что кто-то должен исправлять то дерьмо, которое царит вокруг.

– Ты мне расскажешь?

– Что?

– Про то, как ты помогал. Про себя.

– Нет.

– Но…

– Даже моя жена не знает обо мне всего. Так что не проси.

– Нас.

– Что?

– Ты сказал «нас». Ты не один такой?

– Не один. Но знакомить не буду. Будь умницей, и не узнавай про меня, ладно? Мне не

хотелось бы ломать тебя, чтобы ты не смогла рассказать мою историю. Поверь, перед некоторыми

закрытыми дверьми лучше постоять и отступить назад.

– Я не смогу.

– Да. Но обещай, что все, что ты обо мне узнаешь, ты узнаешь только от меня. И никогда не

напишешь об этом. Только так ты вообще что-то сможешь узнать обо мне и быть уверенной, что

это правда.

Она очень долго обдумывала мои слова, после чего, наконец, решилась.

– Хорошо. Я обещаю.

Я улыбнулся ей, залпом допил кофе и поднялся, намереваясь уходить.

– Что? Но ты же обещал!!!

– Я обещал только то, что то, что ты узнаешь от меня, будет действительно правдой, а не то,

что я тебе кинусь все рассказывать.

Я направился к входной двери.

– Ответь хотя бы на один вопрос!!!

Я остановился.

– Спрашивай.

– Мне сказали, что один человек, который угрожал тебе и ребятам, после разговора с тобой

кинулся под машину. Это правда?

– Да.

И я ушел от нее в день, который сулил мне еще много работы.

Разумеется, это не конец наших с ней отношений. Она неоднократно вызванивала меня, и

приглашала к себе «на кофе». Иногда, я даже приезжал, и дразнил ее тем, что отвечал только на

один ее вопрос. Она готова была на многое, чтобы узнать историю моей жизни, и даже как-то раз

пыталась соблазнить меня, но я всегда старательно уклонялся от ее расспросов, как, впрочем, и от

попытки соблазнения. За те годы, что мы знакомы, я расценивал ее как своеобразную лакмусовую

бумажку, которая позволяла мне узнать, насколько хорошо укрыты от чужого взора мои дела. И

когда она, наконец, в этом году, получила текст под названием «Искусство Исповеди», который я

передал ей, она была одной из немногих, кто не просто отказался прочесть, но и на моих глазах

уничтожил переданный файл. Ей до сих пор интересно узнать про меня все самой.

История седьмая

В тот день, я, в очередной раз, пытался устроить себе тихий и спокойный денек, и заняться

такими банальностями как стирка и уборка квартиры.

Началось все именно тогда, когда я запустил битком набитую стиральную машину, и убирался

в одной из комнат. Разумеется, это был телефонный звонок.

– Слушаю?

– Ты занят?

– В меру.

– Можешь приехать?

– Сереж, мочь то могу, но…

– Это важно. Иначе бы не просил.

Я вздохнул, глядя на наполовину убранную комнату, и сказал:

– Куда?

– Ко мне в офис.

– Хорошо. Я только надеюсь, что ты меня не на очередную вашу пьянку зовешь.

– Нет. Тебя здесь ждет «клиент».

Отвечать я не стал, просто повесил трубку и стал собираться.

Когда я доехал до его офиса, то прошел сразу к нему в кабинет, благо меня там хорошо знали,

и задерживать не пытались.

Секретарь, а у Сережи был именно секретарь, а не секретарша, при виде меня направился

варить кофе, за что получил мой благодарный взгляд.

Войдя в кабинет, я осмотрелся. Мягкий полумрак, удобная деревянная мебель, стены

тоже обшиты деревом, и все смотрится настолько монументально, включая Сережу за столом,

что возникает ощущение того, что кто-то перенес сюда кусочек другой эпохи. В свое время

мы, на пару с Олегом, спорили, чуть ли не до хрипоты, с Сережей, чтобы он не обставлял

свой кабинет в новом бизнес стиле с кучей хромированных поверхностей, и он внял нашему

совету. Это приносило свои плоды в том, что нервничающие клиенты, которым нужна была

охрана, успокаивались и ставили задачи намного яснее. Те же клиенты которые приходили

договариваться об охране объектов, при виде этого кабинета пропитывались уверенностью, что с

их имуществом ничего не случится.

В ту секунду, когда я обнаружил в одном из кресел сидящего мужчину, Сережа поднялся из-

за стола.

– Вот тот человек, который в состоянии вам помочь.

«Клиент» кивнул, разглядывая меня, стоящего перед ним в потертой куртке, джинсах и

кроссовках, и явно остался не лучшего мнения обо мне.

Спокойно расположившись в кресле напротив него, я, не произнося ни звука, ждал, пока

откроется дверь, и секретарь принесет кофе. Сделав первый глоток, я обратился к Сереже.

– Уверен?

– Сам выслушай.

Я кивнул, и сделал приглашающий жест.

– Даже не знаю… Вы так молоды…

– Моей более взрослой версии сейчас нет в городе, так что выбора у вас особо нет. Чем могу

вам помочь?

Он принялся подниматься.

– Наверное, это пустая трата времени…

– Смотря что. Если ваше сидение здесь, для того, чтобы уйти в тот момент, когда я прибыл

с другого конца города ради помощи абсолютно незнакомому человеку, то вы правы. Если все

же вам нужна помощь, то вам лучше сесть и все рассказать. Поверьте, если Сергей меня зовет,

значит, дело серьезное, и оно по моей части. В противном случае он бы не стал напрягаться даже

для того, чтобы набрать мой номер.

Мужчина остановился и повернулся к Сереже. Тот кивнул.

– Я действительно не стал бы его звать, если бы это было не по его части.

С тихим вздохом «клиент» опустился в кресло.

– Меня не оставляет ощущение, что это большая ошибка, но…

Я молча пил кофе.

– Несколько лет назад, я попал в клинику с нервным срывом. В ту пору я работал в одной

компании, которая принадлежала преступникам, и через которую проходили их операции.

– Как называлась компания?

Когда он произнес название, все внутри меня похолодело. Это был пропущенный осколок

моего собственного прошлого, из того периода, который был после смерти моей матери.

– Я знаю про эту компанию. Из-за чего был нервный срыв?