Текст книги "Накануне катастрофы"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Николай Владимирович Томан
Накануне катастрофы

1

Осколок зеркала едва держался в овальной оправе из пластмассы. Гровер с неприязнью смотрел на отраженное в нем лицо. Горбатый нос, мохнатые, бесформенные брови, злые, маленькие глазки – все казалось ему теперь чужим, несимпатичным. А эти складчатые мешки под глазами? Он впрочем, и в тридцать лет не был красавцем, но тогда хоть злости было меньше и мешки под глазами не висели так безобразно, как сейчас.

Давно уже выбросил он из своей комнаты все, что хоть в какой-то мере могло отразить его лицо, которое с некоторых пор стало почти ненавистным ему. Остался вот только этот осколок, в который он вынужден был смотреть раз в три дня, когда садился бриться. (Подумать только, что когда-то приходилось бриться ежедневно, каждый день, следовательно, любоваться своей физиономией!).

Пробовал он обходиться без зеркала и во время бритья, но после того, как однажды чуть не перерезал себе горло, вынужден был приобрести небольшое настольное зеркало. Однако в первый же день, как только увидел в нем свое изображение, хватил его об пол. Теперь остался только вот этот осколок.

Гровер медленно поднял руку и потрогал щетину на щеках. Зеркало отразило его короткие, волосатые пальцы с небрежно подстриженными ногтями. Он брезгливо поморщился и торопливо принялся намыливать щеки большой жесткой кистью. Безопасная бритва с таким скрежетом проложила первую борозду в щетине его бороды, что он выругался невольно и стал менять лезвие.

Коридор дома мистрис Андерсон, многочисленные комнаты которой сдавались в наем, был узок, а двери такими тонкими, что не являлись препятствием даже для не очень громких звуков. Мистрис Андерсон поэтому никогда не подглядывала за своими постояльцами, она слышала все, что делалось в доме и безошибочно определяла, чем занимался у себя, каждый из ее жильцов.

Молодая журналистка Керри, жившая напротив Гровера, тоже имела удовольствие слышать не только его проклятья, но и скрип зубов в ночное время.

Вот и опять проклял кого-то Гровер…

«Господи, – сокрушенно подумала Керри, – когда же, наконец, смогу я заработать столько, чтобы перебраться на более приличную квартиру и не слышать больше проклятий этого ужасного человека?..»

Утешала Керри лишь надежда на то, что Гровер вскоре, видимо, уйдет куда-то. Иначе он ни за что не стал бы бриться. Это уже Керри знала совершенно точно. Вот тогда-то, может быть, и удастся ей сосредоточиться и написать, наконец, статью, неожиданно оказавшуюся такой трудной.

Надо было бы, пожалуй, не откладывая, сесть за нее еще вчера, когда все было так свежо в памяти. Она и сейчас, конечно, помнила все в самых мельчайших подробностях, но теперь пропала непосредственность ощущений и все казалось уже не таким, как вчера. Это было особенно досадно Керри, так как вчера она чувствовала себя и своих товарищей героями. Они стояли тогда вокруг негритянского певца тройным кольцом, крепко взявшись за руки и прижавшись плечом к плечу. Тщетно бесновались вокруг хулиганы – им не удалось прорваться к Тому и он допел свою песню, припев которой горячо подхватывала Керри и ее товарищи. Всех, кто вчера стоял с нею в этом оцеплении, она считала своими товарищами, хотя многих из них впервые видела в глаза.

Но был с нею рядом и еще один человек, о котором все чаще думала теперь Керри, – астроном Джонни, «Небесный житель» Джонни, как она в шутку называла его за то, что он смотрел в свои телескопы на такое далекое и почти ничего не говорящее ей, Керри, небо. Зато он-то был просто влюблен в это небо и потому, может быть, так мало уделял внимания ей, Керри…

Девушка хотела было вздохнуть, но тут же подавила это желание и прислушалась. Похоже было, что Гровер собирался уходить. Керри прекрасно разбиралась в звуках, доносившихся к ней из комнаты Гровера и хотя ни разу не была у него, по грохоту посуды, скрипу стульев, тонкому писку дверцы шкафа, шороху выдвигаемых или задвигаемых под кровать чемоданов и по множеству других шумов знала почти все предметы его имущества. Разобраться в характере доносившихся до нее звуков из комнаты Гровера помогало ей еще и то обстоятельство, что он почти ничего не брал и не клал спокойно. Он все швырял, пинал и захлопывал с каким-то непонятным ей ожесточением.

Сначала Керри жалела его, считая несчастным, больным человеком. Потом, узнав от мистрис Андерсон, что работал он когда-то не то в полиции, не то в Бюро расследования антипатриотической деятельности, решила, что, видимо, его мучает нечистая совесть…

Да, Гровер действительно уходил куда-то. Вот скрипнул шкаф, из которого вытащил он свое пальто, грохнулась об пол вешалка, хлопнула дверь, щелкнул ключ в замке. Ушел! Теперь часа два – три можно будет посидеть в тишине и сосредоточиться.

Керри скомкала уже написанные страницы, бросила их в корзину и принялась писать все заново. Едва, однако, написала она заголовок и первый абзац, как в коридоре снова раздались чьи-то шаги. Но это не была гулкая поступь Гровера или шаркающая мистрис Андерсон. Не ходил так и сосед Керри, Нельсон, торопливо семенивший своими старыми подагрическими ногами. Не была это и вечно спешившая куда-то Грейс. Шаги были осторожные, нерешительные, и это насторожило Керри.

Звуки замерли возле комнаты Гровера. Потом негромко щелкнул замок, чуть слышно скрипнула дверь Кто-то вошел к Гроверу. Кто бы это мог быть? Никогда раньше никто не приходил к нему.

«Может быть, вор?» – тревожно подумала Керри и вышла в коридор. Дверь комнаты Гровера была прикрыта не очень плотно и в щель ее видно было, как какой-то совершенно незнакомый Керри мужчина, достал из-под кровати Гровера небольшую коробочку из темной пластмассы.

«Где-то я уже видела такие коробочки» – мелькнуло в сознании Керри, но незнакомец в это время шагнул к двери, и журналистка поспешила в свою комнату.

Снова скрипнула дверь, щелкнул замок и послышались шаги, теперь уже удаляющиеся в сторону выхода из квартиры мистрис Андерсон.

«Ах, так это ведь микромагнитофон! – вспомнила, наконец, Керри назначение темной коробочки, извлеченной незнакомцем из-под кровати Гровера. – Видимо, бывшие коллеги Гровера интересуются его разговорами, а может быть, и ночным бредом».

Казалось бы, что все это не имело прямого отношения к ней лично, но Керри не могла уже спокойно работать. Кто знает, может быть, и под ее кроватью или диваном запрятана такая-же вот звукозаписывающая штука. Керри даже поискала ее в разных местах и хотя ничего не нашла, чувство тревоги уже не покидало ее больше.

2

Местность вокруг была совершенно голой. Песок да колючие кактусы – настоящая пустыня Солнце тоже жгло немилосердно – как и полагается в пустыне Генерал Хазард давно уже снял свой пробковый шлем и держал его на коленях. Раскаленный воздух, врывавшийся в штабную машину, лишь усиливал духоту.

– Как вы только не изжаритесь тут, – проворчал он, корал, косясь в сторону полковника Причарда.

– Привычка, сэр, – хладнокровно ответил Причард.

– Сколько еще до базы? – взглянув на часы, спросил Хазард.

– Километров сорок пять – пятьдесят.

Генерал налил себе газированной воды из большого сифона и вытер мокрым платком испарину, тотчас же выступившую у него на лбу. Хазард знал, что ему все равно не утолить жажды, но ничего не мог поделать с собой и пил почти через каждые пять минут. А вот сухопарый полковник Причард, видимо, чувствовал себя в этом пекле самым превосходным образом. Он не только не пил, но даже и не взглянул ни разу на сифон с газированной водой. И лоб его был совершенно сух.

«Обжились тут, – с непонятным раздражением подумал о нем Хазард. – Совсем в черномазых скоро превратятся».

И тут вспомнилось ему, что когда-то, еще накануне второй мировой войны, военное министерство усомнилось в чистоте расы тогда еще майора Причарда. Подозревалось, что в жилах его не то бабушки, не то прабабушки текла негритянская кровь Расследование, однако, не подтвердило этих подозрений, и Причард был оставлен в кадрах штабных офицеров спецкорпуса. После этой проверки стал он лишь еще более жесток к солдатам-неграм и карал их за малейшую провинность.

– Ну-с, – после довольно продолжительного молчания обратился генерал Хазард к Причарду, – кого же вы обрекли на это дело?

Слово «дело» он произнес таким тоном, что полковник сразу же понял, что Хазард имел в виду, хотя генерал впервые заговорил об этом.

– Поля Джонсона, – ответил Причард.

– Негра?

– Да, сэр.

– Ну, а как остальные? Нужно ведь сделать это в естественной обстановке, как если бы произошел тут самый обычный несчастный случай.

– Ясно, сэр. Жертв в такой ситуации, к сожалению, не избежать. Пострадает и часть техники.

– Там ведь у нас преимущественно авиация?

– Да, сэр.

– Так поднимите ее заблаговременно в воздух Оставьте только одну – две машины.

– Так именно и задумано все. Постараемся, чтобы не очень пострадала и техника. Вы знаете ведь, что все склады находятся у нас глубоко под землей…

– Ну, хорошо, – прервал полковника генерал Хазард, – не будем сейчас вдаваться в подробности. Мне важно, чтобы вы уяснили себе основную идею, все остальное будет зависеть от вашей распорядительности. Когда же мы, однако, прибудем на место?

– Уже прибыли, сэр, – объявил полковник Причард, и машина действительно тотчас же остановилась возле какого-то холма, поросшего мощными зарослями колючек.

Генерал Хазард, несмотря на свою тучную фигуру, довольно легко выпрыгнул из машины и с удивлением стал оглядываться по сторонам.

– Как, это разве здесь?

– Да, сэр. Прошу за мной.

И раздвинув колючки, он полез в какое-то темное отверстие с восточной стороны холма. Рослый генерал Хазард, согнувшись в три погибели, последовал за ним, сердито ворча:

– Да вы меня, полковник, просто в преисподнюю какую-то ведете. Посветили бы хоть.

– Сейчас выберемся в освещенное помещение, сэр. Там установлена наша телевизионная аппаратура. Операторов же мы разместили на минимально допустимом расстоянии от эпицентра.

Они выбрались, наконец, в просторный каземат, облицованный стальными тюбингами. В горевшем тут тусклом свете генерал Хазард увидел теперь большой стол, на котором стояли два включенных телевизора конструкции профессора Писфула. Штабные офицеры спецкорпуса, находившиеся здесь, тотчас же подали складные походные стулья генералу и полковнику. Один из них с погонами майора негромко стал что-то докладывать Причарду. Второй офицер в чине капитана принялся настраивать телевизор, стоявший против генерала Хазарда.

– Это что там такое, капитан? – спросил его Хазард, кивнув на экран.

– Общий вид базы тяжелых бомбардировщиков, сэр.

– У вас, конечно, есть связь с оператором?

– Так точно, сэр.

– Передайте ему пусть покажет возможно крупнее все ее участки.

– Слушаюсь, сэр.

Пока капитан связывался по радиотелефону с операторов передающего телевизионного пункта, генерал повернулся и полковнику Причарду:

– Ну, что там у вас?

– Все готово, сэр. Прикажете начинать?

– Самолеты поднялись в воздух?

– Да, сэр, остались только три машины.

– Покажите мне на экране, где это все должно произойти.

Полковник встал со своего места и подошел к телевизору генерала Хазарда.

– Вот тут, сэр, – указал он на небольшой продолговатый холмик полуовальной формы.

– Сколько их там?

– Две, сэр. Остальные в другом помещении.

– А не может тут произойти детонации?

– По расчетам главного инженера базы – это исключено.

– А где же люди?

– Сейчас время обеда, сэр. Они обедают в бетонированном подземном каземате.

– А часовые?

– С часовыми, к сожалению, ничего не поделаешь. Но сегодня в карауле одни негры.

Генерал некоторое время молча наблюдал за экраном, на котором оператор демонстрировал различные объекты базы тяжелых бомбардировщиков. Потом он посмотрел на часы и спросил:

– Сколько еще будет длиться обед?

– Десять – пятнадцать минут.

– Ну что ж, начинайте тогда.

– Слушаюсь, сэр.

Полковник подошел к радиотелефону.

– Дежурный, – коротко бросил он в микрофон. Слышно было, как ему отозвался кто-то.

– Готов ли сержант Поль Джексон? – спросил он дежурного. – Пошлите его тогда в склад сектора Z-15.

Вернувшись к своему телевизору, Причард приказал майору потушить свет.

Изображение на экране стало резче, контрастнее. На них крупно демонстрировался теперь вход в дежурное помещение базы. Оно тоже находилось в подземном каземате, но бетонированный вход в него, перекрытый сложной системой металлических заслонок, возвышался над землей и был хорошо виден на экране.

Минуты через полторы медленно раздвинулись половинки наружных дверей и из каземата вышел смуглый солдат.

– Дайте крупнее, – отрывисто приказал Хазард.

– Крупнее уже невозможно, сэр, – ответил полковник. – Мы и так используем самую мощную нашу камеру и телеобъектив новейшей конструкции.

Капитан, все время напряженно стоявший позади генерала, торопливо стал подкручивать ручку фокусировки изображения. Тонкие пальцы его рук заметно дрожали при этом.

– Оставьте вы аппарат в покое! – закричал Хазард на капитана – ему тоже передалось нервное напряжение окружающих. – И не дышите, пожалуйста, мне в затылок.

Капитан поспешно отошел от Хазарда на несколько шагов и замер на месте.

А негр между тем спокойно шел по территории базы. Похоже было, что он напевал или насвистывал что-то. Но вот он дошел до сектора Z-15 и скрылся за овальной насыпью верхнего покрытия одного из складов. Генерал Хазард неспокойно заерзал на своем стуле. Капитан, регулировавший его телевизор, совсем перестал дышать. Даже знаменитый своим хладнокровием полковник Причард почувствовал с досадой, как повлажнели вдруг ладони его рук.

А когда оператор переключил свою камеру на панораму базы, отчего освещенность экрана резко увеличилась – все вздрогнули невольно. Потом наступило томительное, тревожное ожидание. Слышно было только, как тикали где-то настольные часы да негромко гудело что-то в телевизорах.

И вдруг в небе над базой появились три точки. Они быстро увеличивались в размерах и опытный глаз генерала Хазарда тотчас же распознал в них тяжелые реактивные бомбардировщики типа В-52.

– Что это такое, полковник? – воскликнул Хазард, вскакивая со своего места. – Откуда они взялись?

– Не знаю, сэр… – растерянно проговорил Причард.

– Немедленно свяжитесь с ними по радио, – багровея, продолжал кричать Хазард… Но тут экраны телевизоров ослепительно вспыхнули вдруг и еще мгновение назад ярко сиявшее небо, сразу же стало черным, как ночью, а на том месте, где был склад сектора Z-15, бешено заклубилась какая-то бурая масса пыли, из которой чудовищной силой выпирало раскаленное добела слепящее глаза гигантское полушарие. По земле хлынули во все стороны мощные воздушные струи. Раскаленная полусфера, быстро разрастаясь и тускнея, устремилась в небо, увлекая за собой клубящуюся массу пыли и газов. А еще через несколько мгновений в воздухе висел уже десятикилометровый фантастический гриб, гигантская витая ножка которого, и пышная шляпка продолжали бешено клубиться, меняя цвет и внешние очертания.

3

Керри не ошибалась – Джонни Мунн действительно был влюблен в свою астрономию. Заблуждалась она только в одном – увлекался он не звездами и не галактиками. Еще менее волновали его все разновидности галактических и внегалактических туманностей диффузных и планетарных. Не был он поклонником теории «расширяющейся вселенной» бельгийского аббата Леметра. Джонни вообще не придавал большого значения загадке «красного смещения» в спектрах галактик, на основании которого выводилась теория Леметра.

Джонни Мунн был, конечно, в курсе всех этих астрономических идей и теорий. Занимался же он космическими телами настолько ничтожными в сравнении со звездами и планетами, что Керри, пожалуй, стала бы даже посмеиваться над ним, и он предусмотрительно не посвящал ее во все подробности своей «узкой специальности», ибо считал почему-то, что Керри признает только «крупномасштабность». Да и как было признаться ей, что он занимается всего-навсего астероидами – почти космической пылью, в сравнении со звездой сверхгигантом Антаресом, превосходящим по объему наше солнце в двадцать два миллиона раз! Зато гигантские звезды, которыми занимались другие астрономы, не имели к нашей маленькой Земле прямого отношения, ибо были удалены от нее миллионами световых лет. А вот астероиды, метеориты и прочая «космическая мелочь» вторгались в жизнь нашей планеты не только в переносном, но и в буквальном смысле.

Примерно года полтора назад поймал он в объектив своего астрографа и сфотографировал довольно крупный астероид, не зарегистрированный другими астрономами. Обстоятельство это впрочем не столько обрадовало, сколько удивило его. Он хорошо знал, что не только такие крупные астероиды, как Церера, Веста или Юнона, но и совсем маленькие, поперечник которых составлял всего один километр, давно уже были учтены астрономами.

Будучи человеком осторожным, он не поднял тогда шума по поводу своего открытия, хотя очень тщательно просмотрел все каталоги и справочники малых планет. По поперечнику лишь один астероид был близок к открытому Джонни Мунном, но его орбита находилась значительно дальше от Земной. И вот вчера сделал Джонни еще одно открытие. Его астероид, который он назвал вопреки традиции не именем античной богини, а именем знакомой девушки Керри, снова попал в поле зрения его астрографа. На этот раз, однако, появился он не только раньше, но и гораздо ближе к Земле. Это насторожило Джонни, и он решил высчитать и поперечник открытого им астероида и орбиту его с еще большей тщательностью.

Свои исследования вел он теперь не только оптическими приборами, но и с помощью телевизора, подключенного к одному из телескопов. Идея эта, собственно, пришла в голову не столько ему, сколько профессору Писфулу. Совершенно убитый скандальным провалом «сенсации генерала Хазарда», профессор первое время отказывался от всякой научной работы и даже ушел из колледжа, в котором преподавал долгие годы. С некоторых пор, однако, он все чаще стал захаживать в обсерваторию. Директор хотя и считал профессора чудаковатым и даже, пожалуй, не совсем нормальным человеком (все из-за этой злосчастной истории с псевдомарсианами!), снисходительно разрешил ему все же производить тут свои эксперименты.

Поддавшись общему мнению, Джонни тоже некоторое время относился к Писфулу, как к чудаку, хотя в намерении профессора приспособить телевизор для приема пойманных телескопами звезд не видел ничего особенного, так как способ этот применялся уже некоторыми обсерваториями. Постепенно, однако, Джонни убедился, что Писфул блестящий знаток телевидения и что конструкция его аппарата куда более совершенна, чем многие другие. Его электронно-лучевая трубка была необычайно чувствительна даже к самым слабым источникам света. Когда вчера подключили они один из рефлекторов к телевизору Писфула, «Керри» получилась на экране его такой отчетливой, какой Джонни никогда еще ее не видел.

– Ну, как, – спросил молодого астронома профессор Писфул, – довольны вы «портретом» вашей «Керри»?

– Вполне, мистер Писфул, – весело отозвался Джонни. – Она теперь прекраснее, пожалуй, самой очаровательной дикторши наших телевизионных компаний.

– И не болтает так много, как мисс Бэтти или мисс Мэми, – усмехнулся профессор.

– О, да! – рассмеялся Джонни. – Вы удачно сострили по их адресу.

– Что-же вы теперь будете делать с вашей красавицей? – спросил профессор. – Мой телевизор очень чувствителен к свету, так что спектра он вам не испортит.

– А мне этого и не требуется, – ответил Джонни. – Астероиды светятся ведь отраженным светом солнца, своего спектра у них нет. Зато по яркости «Керри» мы определим сейчас ее размеры, ибо видимый блеск этой маленькой планетки пропорционален квадрату ее диаметра.

Джонни, однако, довольно долго возился с астрофотометром, прежде чем ему удалось с достаточной точностью определить яркость «Керри». Потом он сосредоточенно, то и дело сверяясь с какими-то таблицами, подсчитывал что-то на электронной вычислительной машине.

– Да, – задумчиво проговорил он, наконец, – получается довольно солидная особа. Поперечник ее около десяти километров.

– А может такая штука свалиться нам на голову? – с тревогой спросил Писфул.

– Все может случиться, – рассеянно отозвался Джонни. Он достал старые свои записи, сравнил какие-то цифры в них с только что полученными данными и принялся ходить по павильону, забыв на какое-то время о присутствии профессора Писфула.

Видя, что молодой астроном размышляет о чем-то, видимо, очень для него важном, профессор поднялся со своего места и направился к выходу.

– Ну, до свидания, Джонни! Не буду вам мешать…

– Нет, нет, профессор! Постойте, куда же вы?..

Джонни схватил Писфула за руку и усадил на прежнее место.

– Для окончательных выводов пока слишком мало данных. Нужно получить еще несколько точек новой орбиты нашей «Керри», чтобы определить степень возмущения, оказываемого на нее Землей. Только тогда станет ясно – свалится «Керри» нам на голову или нет. А для получения этих данных потребуется еще не один день наблюдений, месяца полтора потом уйдет на ориентировочные расчеты да на уточнение их еще столько же, если не больше.

– За такое время она, пожалуй, и свалиться на нас успеет, – рассмеялся профессор.

– Ну, на этот-то раз не свалится, а вот во втором или третьем «заходе» может случиться и такое.

– Да, черт возьми, перспектива не из приятных, – теперь уже серьезно проговорил Писфул. – А ведь эта штука посолиднее будет Тунгусского метеорита?

– О размерах Тунгусского метеорита мы не имеем ведь исчерпывающих данных, полагаю, однако, что мой астероид будет гораздо солиднее.

– А такие, как ваш, размером до десяти километров в поперечнике падали уже когда-нибудь на Землю? – заинтересованно спросил Писфул.

– Самый большой из метеоритных кратеров, известный в настоящее время, – кратер Чабб, обнаруженный в Канаде. Диаметр его равен примерно трем с половиной километрам. Но есть подозрение, что и огромная впадина Ашанти диаметром в десять с лишним километров на Золотом берегу в Западной Африке тоже метеоритного происхождения. Такие же подозрения вызывает и кратер Нгоро-Нгоро в Центральной Африке. Диаметр его девятнадцать километров!

– Не очень-то весело все это, – сокрушенно покачал головой профессор Писфул. – Если такая штука плюхнется на наш Уайтхаус, от него, пожалуй, ничего не останется.

– Да, конечно. Он ведь может еще и рассыпаться у самой Земли и поразить гораздо большую площадь, чем территория Уайтхауса. Прошу вас, однако, никому пока не говорить об этом, мистер Писфул, – попросил Джонни. – Все это нуждается еще в самых тщательных уточнениях.

– Можете не беспокоиться, Джонни, – печально усмехнулся Писфул. – С меня хватит и одной сенсации с угрозой космического нашествия. О новом космическом бедствии я не собираюсь никого оповещать.