Текст книги "Я пишу - лучше всех"
Автор книги: Николай Переяслов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)
"Сколько ж сидеть затворником? / Сколько же лет мечтать? / Выучиться б на дворника, / улицы б – подметать..."
"...Ночь поразвесила кошму, / слегка проточенную молью, / и свет потусторонний – с болью – / просачивается в нашу тьму..."
"Зря мотался я по дорогам, / увязая средь луж и жиж, / счастье сутью подобно Богу: / верить – веришь, а видеть – шиш..."
"...Но не внемля угрозам зимы, / ни копья не заначив в резерве, / я раздал, как получку взаймы, / свое сердце..."
"...И отмолчаться не с руки, / и не поведать миру мысли... / Я начал жизнь с такой строки, / что продолжать – уже нет смысла."
* * *
К двенадцати часам дня (опять с Алинкой, которую боязно бросать дома одну) поехал в Правление Союза писателей России. Созвонился там с Виктором Васильевичем Петелиным относительно нашей предстоящей поездки в Сызрань и передал Громову в Самару номер его паспорта, чтобы там покупали билеты на поезд. Потом поговорил с Владимиром Бондаренко, послонялся по полупустому зданию и поехал домой сидеть за компьютером.
В метро, на переходе с "Курской" на "Чкаловскую", увидел индивидуальные гороскопы на четвертый квартал 2001 года и купил себе (знак Тельца) и Марине (Девы). Понимаю, что пользоваться советами астрологов это большой грех, но все равно не могу удержаться, чтобы хотя бы одним глазком не заглянуть в будущее. Господи! Ну когда же Ты пошлешь нашей многострадальной России мир и процветание, а мне, грешному – успех и везение?.. Спаси и помилуй...
25 августа. Всю субботу работал над началом задуманного ещё год назад в Заветах Ильича романа "Лаборанты Лабиринта". Вещь намечается очень сложная, многое я вижу ещё только в общих чертах, четкого сюжета покуда нет, так что работа продвигается медленно и трудно. Но я не хочу писать то, что могут вместо меня написать другие, мне хочется сделать такой роман, который бы буквально ЗАСТАВИЛ прочитать себя и правых, и левых, и авангардистов, и традиционалистов. Сегодня вообще нужно писать такие вещи, чтобы они, словно шаровые молнии, разрывали темноту общественного сознания и гипнотизировали читателей своей яркостью и необычностью. Но при этом чтобы и не оказались такими же идейными пустышками, как романы пресловутого Бориса Акунина и ему подобных...
* * *
...Во второй половине дня Марина и Алинка сагитировали меня сходить к метро "Марьино" на рынок и поискать там Алинке туфельки к первому сентября. Походив часа полтора по торговым рядам двух рынков, мы ничего подходящего не нашли (отечественной продукции на рынке нет совсем, а импортная обувь очень узка в пальцах и из-за этого непригодна для носки), мы купили шестикилограммовый астраханский арбуз и вернулись домой.
А вечером я опять выписывал строчки из своих читинских черновиков:
"Ну вот я в городе... Что толку? / Когда забыть я не могу – / рассвет, летящую моторку, / сохатого на берегу / и гор осенних панораму, / как слайд, застывших на экране..."
"...Расчехляются ружья. / Бродит дождь по меже. / Листья желтые кружат, / как обрывки пыжей // или солнца осколки... / И дрожит, замерев, / мир в прицеле двустволки, / словно загнанный зверь. // Это – осень. Понуро / над опавшим леском / тянут к югу амуры / за гусей косяком. // Значит, скоро – дремота. / Значит, скоро – зима. / Это – осень. Охота! / (Помраченье ума.) // (..........) // ...Я не выстрелю. Мирно / я ружье преломлю. / Ты живешь в этом мире, / и его я – люблю. // И вернусь я на дачу, / выну фляжку вина / и с собой за удачу / буду пить до темна. // А средь ночи услышу, / как роняет мне сад / спелых яблок на крышу / золотой звездопад..."
"Застынет август у межи. / И утро, предвкушая осень, / так нестерпимо обнажит / деревья, дали и вопросы, / которые хотел ты скрыть / от самого себя и Бога..."
"Зима прибьет к воротам белый щит, / сойдя на спящий город белым светом. / И сердце без причины заболит / от наготы беспомощного снега..."
"...Но жизнь, как айсберг, очень часто, / на вид – цыпленочка милей / нам рвет своей подводной частью / сердца, как днища кораблей..."
"Мне целых 28 лет! / И плюс – всемирная история. / Не ждать мне пенсии. Поэт – / вневозрастная категория..."
"Устав от вечной суеты, / от нескончаемых обманов, / своей душевной пустоты / и недописанных романов, // устав от жизни, от дорог, / от постоянных козней рока, / я вспомнил: есть на свете – Бог, / и стал взывать с мольбами к Богу..."
26 августа, воскресенье. В одной из записных книжек наткнулся на сюжет фантастического РАССКАЗА:
...На древнюю Землю прилетел космический корабль, и его обитатели пошли устанавливать контакт с местным населением. Но то набросилось на них с камнями, копьями, палками, и контакта не получилось. Звездолетчикам пришлось возвратиться к месту стоянки корабля, но придя туда, они увидели вместо него провал с кипящей магмой – Земля ещё находилась в стадии формирования, и на ней шли магматические процессы. Оставшись без всего, пришельцы были вынуждены учиться примитивному образу жизни – осваивать охоту на зверей, жизнь в норах и т. п. Так у них выработалась форма стаи, согласованность в действиях во время загона дичи и другие традиции. За миновавшие тысячелетия они полностью одичали и окончательно забыли, кто они такие есть и откуда сюда прилетели. Но все-таки иногда, при виде людей, сквозь мрак атрофированного мозга у кого-нибудь из них вдруг пробивается непонятно откуда взявшаяся мысль:
– Надо догнать, надо сказать им... Они поймут, они ведь тоже мыслящие...
В финале рассказа одному из молодых членов их общины – Ару – вдруг снится сон, в котором ему через генетическую память открывается правда обо всем, что случилось с их экспедицией в далеком прошлом.
Рассказ завершается следующей сценой:
"...Ар видел, как заволновались люди в повозке, завидев его приближение. Они энергично жестикулировали и о чем-то друг другу кричали.
– Наконец-то! – подумал он, бросаясь за ними. – Наконец они меня поняли, догадались, что я хочу им сказать... Я сумею это сделать, я все вспомнил. Сейчас, сейчас я все им расскажу, – думал Ар, слыша, как колотится в груди сердце и боясь, как бы из его сознания не ушло это внезапно открывшееся видение тысячелетней давности – опускающийся в девственные леса космический корабль, выбегающие из его лона далекие сородичи Ара, первая встреча с аборигенами, летящие в пришельцев дротики, возвращение к кораблю и страшное чувство одиночества при виде дымящегося кратера на месте его стоянки... – Мы поймем друг друга, мы обязаны понять, ведь мы – братья по разуму, – подумал он, и в этот момент ночь раскололась перед ним на два ослепительных солнца и, зарываясь головой в снег, он увидел далеко-далеко над лесом зеленоватую подмигивающую звездочку.
– Здоровый волчина! – проговорил, подойдя к Ару, старший из аборигенов и поддел валенком лежащее на снегу тело.
– Лучше б волчица, – заметил, приближаясь с дымящейся двустволкой, молодой. – За волчицу в конторе на полсотни больше дают...
– Ничего, – довольно крякнул старший, закидывая волчью тушу в сани. И так скажи спасибо за подарочек. Сам на жакан прибег...
И подгоняемая страхом лошадка бойко засеменила к уже зажигающей в начинающемся сумраке огоньки деревушке.
...А в это время где-то далеко в лесу, влекомые непонятной силой сородичи Ара задирали головы в небо, и к далекой мигающей звезде летел их леденящий, рвущий на части сердце вой нестерпимой тоски и отчаяния.
На землю опускалась ночь..."
27 августа. Прочитал роман Валерия Хатюшина "Поле битвы" сверхоткровенную историю о борьбе евреев против России и Христа. В нем очень много горьких, но, на мой взгляд, правильных наблюдений типа высказываний о том, что "человечество дошло до такого состояния, при котором оно уже не имеет права на жизнь" – ведь мы и на самом деле живем сегодня только из величайшей Божьей любви к нам, а не по каким-то там заслугам. Какие уж тут заслуги, если мы за свое безбожие давным-давно заслуживаем самого сурового наказания! И напрасно мы, как и герой романа Хатюшина – Николай Иванов, оправдываемся: "Уж больно время нам досталось какое-то..." Отвечая ему на это, Никодимов говорит, что "в России время всегда – т а к о е".
Разоткровенничавшийся в порыве осознания своей власти бес (он же еврейский эмиссар Яков Исаакович) делает Николаю страшные признания: "Вас не должно быть. И вас не будет. Это уже решено. России конец, Иванов. Мы сократили и разоружили вашу армию до полного ничтожества. Здесь всегда будут только наши президенты. Ни одна ракета отсюда никогда не взлетит. В ближайшие годы по всей России начнется настоящий голод, и зимой в городах перестанут отапливать дома. Мы отключим у вас электричество, а газ пойдет исключительно за границу. Ты сам знаешь, ни на какое восстание ваше безмозглое население уже не способно. Эти бараны будут ковыряться в помойках и молчать... Мы завезли сюда кавказцев. Больше миллиона кавказцев... Они ждут нашей команды..."
Таким вот видится автору мрачная перспектива нашего дальнейшего существования. И хотя, на первый взгляд, противопоставить этому прогнозу и нечего, душа все-таки улавливает в написанном некоторый потаенный и, может быть, не осознаваемый и самим сочинителем, подвох. Ведь создавая свой роман, писатель рисует концепцию развития мира, исходя единственно из сегодняшней роли Бога в происходящем на Земле, а на сегодня Его роль в судьбе России откровенно пассивна, так как земные испытания как раз для того нам Богом и попущены, чтобы, проходя через них, мы доказали Ему свою веру. Сам же Бог проявит Себя только тогда, когда наступит время решать нашу судьбу в Вечности, а в мирские разборки Он вмешиваться не будет...
Но роман – это все-таки художественное произведение, от которого читатель вправе ожидать четко прорисованной идейной картины, а в "Поле битвы" люди фактически брошены один на один с бесами; Бог же, я повторяю, присутствует в романе только в качестве декларируемого героями символа Победы, и от этого их завтрашний день носит весьма неуверенный характер.
Ну а ещё роману мешает то, что он не свободен от личной ненависти автора к евреям. Я думаю, что это плохо, так как отрицательное отношение к персонажам (какой бы они ни были национальности!) должно само вырастать из совершаемых ими по ходу сюжетного действия поступков, а не навязываться автором читателю.
* * *
На работе весь день прождал А. Н. Крахалёва – ростовского издателя, который позвонил мне накануне и сказал, что после двенадцати часов подъедет, чтобы подписать со мной договор на издание моего романа о "Курске". Но что-то, по-видимому, помешало ему сделать обещанное, и вплоть до шести часов вечера он так в Правлении и не появился. (Позже, я думаю, тоже.) Ну да на всё, как говорится, воля Божья. Может быть, он приедет завтра...
* * *
Из случайных рифм:
...Кто там мчится без кальсон? / Не иначе, как масон. // А вдогон ему свистит – / не иначе, трансвестит... // Кто ж ума России даст? / Каждый третий – педераст!
28 августа, вторник; УСПЕНИЕ Пресвятой Богородицы. В рождестве девство сохранила еси, во успении мира не оставила еси, Богородице. Преставилася еси к животу, Мати сущи Живота, и молитвами Твоими избавляеши от смерти души наша.
Величаем Тя, Пренепорочная Мати Христа Бога нашего, и всеславное славим успение Твое.
* * *
Съездил с Алинкой на работу – покуда Ганичев в отпуске, там тихо, можно было бы и вовсе не ходить, но мне надо было увидеть директора издательства "ПАЛЕЯ-МИШИН" Н.Л. Мишина, издающего сборник произведений участников литературной студии "Марьинская Муза", которую мы с Мариной уже третий год ведем у себя в районе. А точнее, вели до сих пор, так как именно изданием сборника мы и завершаем свою работу с самодеятельными литераторами района Марьино, отпуская их в свободное плавание.
Однако Николай Лукьянович появился только в 17-00, и фактически весь мой день ушел на то, чтобы узнать, что информация о книге поступит из типографии только завтра.
Правда, забегал на полчаса поэт Евгений Антошкин и мы с ним неплохо поболтали о проблемах творчества. Я опять говорил о том, что представителям его поколения нужно срочно писать мемуары, иначе о нашем времени останутся свидетельства одних только представителей демократического крыла. Вон сколько их понаворочали – тут и Евтушенко, и Вознесенский, и Ахмадулина, и Андрон Кончаловский своих воспоминаний понакатали, а с нашей стороны, кроме книги Станислава Куняева, фактически нечего и противопоставить.
29 августа, среда; перенесение Нерукотворного Образа Господня из Едессы в Константинополь. Пречистому образу Твоему покланяемся, Благий, просяще прощения прегрешений наших, Христе Боже: волею бо благоволил еси плотию взыти на крест, да избавиши яже создал еси от работы вражия. Тем благодарственно вопием Ти: радости исполнил еси вся, Спасе наш, пришедый спасти мир.
Величаем Тя, Живодавче Христе, и почитаем пречистого лика Твоего преславное воображение.
* * *
...Сегодня в очередной раз обратил внимание на то, что практически все подземные переходы и станции московского метро заполнены беспризорными маленькими оборвышами, занимающимися выпрашиванием милостыни. Много их сегодня стало и на столичных улицах, полным-полно на вокзалах, но при этом не видно ни малейших признаков того, чтобы власть хотя бы как-то занималась решением этой проблемы.
Поразительно, но даже в первые годы советской власти, когда в стране царила самая настоящая разруха, власть сумела найти и силы, и средства для того, чтобы ликвидировать беспризорщину и устроить бездомных детей в воспитательные учреждения, сделав их полноценными членами общества, а вот сегодня, чуть ли не сто лет спустя – до них никому нет абсолютно никакого дела...
То же самое можно сказать и в отношении бомжей, которые часами катаются в вагонах метро, вытянувшись на сидениях и наполняя поезда невыносимым запахом гниющей одежды и много месяцев не мытой плоти.
Думаю, что ЭТО – гораздо ярче, чем даже экономические показатели характеризует и сегодняшнюю власть, и сам наш сегодняшний строй. Потому что, каких успехов можно ожидать от государства, главный город которого переполнен нищенствующей детворой? Ведь она – завтрашнее население России...
30 августа, четверг. Читаю сразу две книги – это повесть Людмилы Матвеевой "Конкурс красоты в 6-А" и сборник статей Николая Горбачева "Не опоздай на помощь другу". Первую я купил несколько дней назад Алинке в противовес опьянившим её сказкам Дж. К. Ролинг о Гарри Поттере, и хотя она наполнена исключительно недетскими страстями (школьницы там практически ни о чем, кроме любви, не думают, и вся повесть – это по сути летопись их влюбляний и измен), тем не менее, это по крайней мере наша реальная жизнь, а не виртуальная заграничная сказка... Ну, а вторую книгу мне вчера подарил сам автор – это сборник его статей о литературе и о литераторах, рассказы о встречах с известными российскими писателями и интервью с ними. Многие статьи написаны по несколько лет назад и потому кажутся отчасти устарелыми, но в целом, я считаю, что такие книги сейчас крайне необходимы и говорю всем нашим, чтобы они писали свои воспоминания. Иначе историю литературы конца ХХ века будут когда-то изучать лишь по мемуарам писателей демократического крыла. Уж Евтушенко-то, Вознесенский, Ахмадулина, Андрон Кончаловский и их соратники по западолюбию понаписали свои тома, а у нас пока на подобное отважился один только Станислав Куняев. Именно об этом я говорил день назад с поэтом Евгением Антошкиным, а вчера с забегавшим в Союз писателей Лоллием Петровичем Замойским – сыном известного в тридцатые годы писателя-деревенщика Петра Замойского, 105-летие которого мы праздновали в конце июня в Пензенской области. Лоллий Петрович долгие годы работал журналистом-международником (в Италии и Франции), написал книгу о масонах, был знаком с множеством интересных людей и мог бы написать об этом неплохую книгу.
* * *
В три часа дня заехал в издательство "Гелеос" – завез им рукописи книг Сергея Сибирцева и Евгения Чебалина, поговорил о предстоящей ярмарке и взял для рецензирования две книжки – не переиздававшийся с дореволюционной поры роман Марка Криницкого "Случайная женщина" и книгу прозы Николая Климонтовича "Конец Арбата". Идя домой, не удержался и купил увиденный в одном из магазинов "Полный астрологический календарь на 2002 год", в котором меня соблазнило обещание того, что "2002 год удачен для Тельца, возможно, это время, когда мечты и желания становятся реальностью..."
31 августа, пятница. ...Второй день, отложив в сторону все, что читал ранее, наслаждаюсь купленной вчера по пути в Союз писателей книгой Стивена Кинга "Как писать книги". Кинг – это общепризнанный король романов ужасов; рассказываемые им истории наполнены кровью, вампирами, оборотнями, занесенными из Космоса монстрами и всевозможной прочей злобной нечистью; это стопроцентно нехристианская проза, в которой напрочь отсутствуют даже следы Бога, но, тем не менее, он – первоклассный мастер своего жанра, и в области творческих переживаний во многом мне очень близок и по крайней мере – интересен. Я практически не отрываясь проглотил первую часть книги, повествующую о его становлении как писателя – о нищенской жизни в качестве работника прачечной и провинциального учителя, годах бесплодных писаний, приносящих только отрицательные ответы из редакций журналов и издательств. Это так похоже на все то, что прошел в своей жизни и я... Да и только ли я? В опубликованной во вчерашнем номере "Независимой газеты" биографии Виктора Пелевина приводится эпизод, рассказывающий, как будучи уже печатаемым автором он приходил к одному из своих друзей с просьбой помочь ему устроиться на работу в информационное агентство. "А что так, зачем?" удивился тот. "Надо же на что-то жить", – объяснил Пелевин. Так что безденежье для начинающего писателя – состояние, к сожалению, традиционное. Жаль только, что время выхода из стадии "начинания" тянется иной раз слишком долго, и не всегда – по причине творческой несостоятельности автора...
Вторая же часть книги Стивена Кинга посвящена непосредственно профессиональным советам тем, кто решил посвятить свою жизнь писательству, и здесь, несмотря на уже достаточно немаленький собственный опыт, я с удовольствием прочитал целый ряд рекомендаций, которые наверняка мне когда-нибудь пригодятся. Встретил я здесь и немало подтверждений каким-то из своих личных наблюдений, а самое главное – Кинг помогает творчески раскрепоститься и доверять в первую очередь тому, что звучит в тебе самом. Я с настороженностью отношусь к его "ужастикам", но пишет он просто захватывающе, этого у него не отнять...
1 сентября, суббота; День Знаний. Отвели Алинку в новую школу – она располагается немного подальше от дома, но зато – с углубленным изучением искусств. В той, где она училась раньше, давили в основном на математику, да и вообще был ряд отрицательных моментов, от которых хотелось избавиться. Так, например, в ней училось очень много детей переселенцев с Кавказа и из Средней Азии, причем многие из них – проживают в Москве без прописки, а следовательно – были приняты в школу без соответствующего медицинского освидетельствования, вследствие чего в школе несколько раз вспыхивали эпидемии всяких опасных инфекционных заболеваний.
Но главное, конечно – это Алинкино стремление к творческому самовыражению, её любовь к театру, музыке, современным танцам и художественной литературе, чему в новой школе как раз и уделяется первостепенное внимание.
* * *
...Отправив своих женщин на Черкизовский рынок искать Алинке туфельки для школы, я бросил все другие дела и с наслаждением дочитал до конца исповедь Стивена Кинга "Как писать книги", которая, оставаясь недочитанной, просто не давала мне ничем заниматься! Казалось бы, на первый взгляд, ну кто такой этот Кинг? Подумаешь – сочинитель бессмысленных страшилок, этакий коммерсант от литературы, зарабатывающий себе капитал на использовании человеческого пристрастия к леденящим кровь историям – а вот прочитал его исповедь, и вижу совсем другого человека, который говорит во многом близкие мне вещи. Ну, например о том, что: "Писательство – это не зарабатывание денег, не добыча славы, женщин или друзей. Это в конечном счете обогащение жизни тех, кто читает твою работу, и обогащение собственной жизни тоже. Оно чтобы подняться вверх, достать, достичь. Стать счастливым, вот что. Стать счастливым... Писательство – это волшебство, как вода жизни, как любой творческий акт. Вода бесплатна, так что пей. Пей и наполняйся".
Замечательные слова, и язык замечательный. Хотя он не стесняется заявить и о том, как в детстве его зачаровала идея "посрать по-ковбойски", то есть – вышагнуть из рамок своего маленького серого "я" и хотя бы на одну минуту стать тем, кем ты себя видишь в мечтах...
Должен признаться, что мне теперь очень сильно хочется прочитать все написанное Стивеном Кингом. Надо посмотреть, нет ли его книг в библиотеках, а то покупать все его двадцать или даже больше романов будет довольно накладно.
2 сентября, воскресенье. ...На дворе второй день стоит ужасный холод, будто это и не первые дни сентября, а конец октября. Надо сказать, что последние годы погода в Москве вообще приняла отвратительный характер, я ведь помню – я хоть и не коренной москвич, но учился здесь с 1973 по 1978 год в Горном институте, а с 1988-го по 1893-й в Литературном, – какие золотые сентябри бывали раньше в столице! А лето? В былые годы в подмосковных лесах от жары загорались торфяные болота, а ныне мы не можем на даче спать без теплого трико, свитера да ещё и включенного на всю ночь калорифера! Май-июнь мы вообще не выезжали туда из-за собачьего холода, и с середины августа тоже прекратили. Получается, что тепло стало приходить сюда только на полтора месяца, не больше. А это говорит о том, что в результате человеческой деятельности начинают происходить необратимые изменения климата...
* * *
Марина с Алинкой вынуждены снова отправиться на рынок – девочке не в чем ходить в школу, а найти подходящую обувь никак не получается. Повсюду продаются такие дурацкие модели, что или жмут пальцы, или спадают с ног.
Посадив их в автобус, идущий на Зябликовский рынок, зашел в построенный рядом с нами новый храм иконы Божией Матери "Утоли моя печали". Литургия уже приближалась к моменту принятия Святых Таин и, слушая возносящееся под купол пение клира, я испытал минуты подлинного душевного трепета и благоговения. И как когда-то, уже теперь много лет тому назад, снова почувствовал, что именно здесь мой дом, и здесь хотела бы всегда находиться моя душа... Но разве же это возможно, Господи? Столько вокруг дел ожидает меня, столько людей, которым я нужен...
* * *
...А дома я опять думал о прочитанной накануне книге Стивена Кинга. И понял, что каждый писатель должен непременно написать книгу о себе и своем пути в литературу. Это так важно и интересно. Вот и на творчество Кинга я после его исповеди начал смотреть другими глазами. Ибо я теперь понимаю мотивы его обращения к теме ужасов, знаю основу его мировоззрения. Да, он, как я и говорил раньше, не христианский писатель, и выведенному в его произведениях злу не противостоит ничего, кроме воли самого человека, но это-то, на мой взгляд, как раз и разоблачает пустоту окружающего его западного мира, не способного подсказать человеку, что все его беды происходят только из-за его отпадения от Бога.
И словно в подтверждение этих моих мыслей, в православном календаре "Год души" на страничке сегодняшнего воскресенья напечатаны размышления святого праведного Иоанна Кронштадтского "Молитва покаяния и веры", где он в частности говорит:
"Здесь, в мире суеты, в мире прелюбодейном и грешном, непрестанно и часто незаметно души и тела наши червь и тля тлит, и татие мысленные подкопывают и крадут сокровища души (Мф. 6, 19), правду и мир и радость о Дусе Святе (Рим. 14, 17). Какое же верное средство от этого постоянного растления греховного, от этих мысленных татей? Молитва покаяния и веры. Она оживляет, воскрешает истлевающую в обольстительных похотях душу нашу, прогоняет мысленных татей; она бич их, а для нас – источник силы, жизни и спасения. Слава о сем Господу!
Молитва предохраняет и избавляет нас от греха. С молитвой веры хорошо живется, ибо при молитве живем с Господом, Который просящим обещал всякие блага: Просите, и дастся вам; ищите, и обрящете; стучите, и отверзется вам. Всяк бо просяй приемлет, и ищяй обретает, и стучащему отверзется (Мф. 7; 7, 8). Слава, Господи, словесам Твоим всеистинным.
Господи! даждь просящим у Тебя, чрез мое недостоинство, благ различных, прошения сердец их. Аминь."
* * *
...И понял также, что надо садиться за автобиографическую книгу и мне. У меня, правда, написано несколько вещей мемуарного характера, но они касаются только каких-то локальных участков моей жизни – это эссе "Давай жить вместе", посвященное рассказу о нашей с Мариной любви, путевой очерк "Кольцо защиты", представляющий собой описание нашего с ней участия в Крестном Ходе по Волге накануне 2000-летия Рождества Христова, а также дневниковая хроника первых ста дней наступившего третьего тысячелетия "Сто дней миллениума". Ну и ещё – мои "Мелочи из критического блокнота", хотя они посвящены в основном встречам с литературными сюжетами и персонажами. Так что при случае обязательно попробую написать свои воспоминания о прожитом.
* * *
Ну а пока что читал присланную мне на днях из Саранска книгу стихов Камиля Тангалычева "Ближняя деревня", сквозным мотивом которой является тема оставления людьми их малой родины: "Облетают навеки деревья, / Провожая меня у ворот. / Покидаю последним деревню, / Чтобы там поселился Господь", – пишет, закольцовывая последним стихотворением все сказанное в книге, автор. – "...Будет жить, не нарушив завета, / Моя родина тысячи лет. / Если даже придет конец света, / Возле Бога не кончится свет. // Не дождавшийся Бога – рыдаю / И репейник кошу у ворот... / Ты прости, что тебя покидаю, / Но тебя не покинет Господь. // Я деревню Ему возвращаю, / Теплый дом в тупике полевом... / Богу родину я завещаю, / Взяв себе лишь скитанья Его".
В какой-то степени тема книги перекликается и с романом Арсения Ларионова "Раскаяние", и с повестью Алексея Варламова "Дом в деревне", и с целым рядом аналогичных произведений, посвященных тоске человека по своей малой родине. Но вот вопрос к Камилю Тангалычеву – а что делать Богу в деревне, которую покинули люди? Ведь даже не христианин по вере Иосиф Бродский понимал, что "в деревне Бог живет не по углам", ибо Он обитает не в рукотворных стенах, а в наших душах, и самый лучший храм для Господа это сердце человека. Так что рассчитывать на встречу с Богом в покинутых нами среди лесов деревеньках представляется мне делом весьма сомнительным. Если, конечно, речь в стихах поэта идет об Иисусе Христе, а не о каком-либо местном божке...
3 сентября, понедельник. В 11 часов утра состоялось очередное заседание Президиума Литературного фонда России, членом которого я являюсь. Явиться смогли не все, так как многие ещё не догуляли свой отпуск, но среди пришедших были В.П. Тур, Я.М. Мустафин, П.Ф. Алешкин, А.М. Турков, И.И. Сабило, С.Н. Семанов... В повестке дня – отчет Ивана Переверзина о работе Литфонда за лето, рассмотрение Устава региональных отделений ЛФ, вопрос о продаже акций Дома творчества "Малеевка" и разные текущие вопросы. Разговор был деловым и содержательным, в перспективе обозначились некоторые предполагающиеся финансовые успехи, и так что настроение у всех было приподнятое. Однако это не помешало всем провалить предложение Петра Алешкина о выдвижении собрания сочинений Анатолия Ананьева на Президентскую премию. При голосовании его рука была единственной, поднятой "за" кандидатуру этого писателя. Тогда как выдвижение книги Михаила Чванова на премию им. К. Аксакова, а поэтического сборника Станислава Золотцева на премию им. С. Есенина поддержали практически все присутствующие.
* * *
...Днем встретил в Правлении Станислава Юрьевича Куняева, который прибегал туда по каким-то своим делам. На вопрос, каково его мнение о моем романе про Москаленко и Берию, начал говорить, что после того, как на "Наш современник" упала стена и его кабинет завалило штукатуркой, они уже две недели не могут добраться до оставшихся там рукописей, так что, мол, сам понимаешь. Вот ликвидируют обрушение, и тогда...
Но я почему-то думаю, что и тогда тоже отыщется какая-нибудь причина, которая помешает им принять решение о публикации моего романа. Дай Бог, чтобы я оказался не прав, но последние десять лет это происходит исключительно по этой схеме, так что у меня имеются все основания говорить об уже сложившейся тенденции.
* * *
Из случайных рифм, которые я успел записать в этот день:
– Помилуйте-с, сударь, Вы лазили в мусорный бак-с?..
– В том баке, дражайший, собрал я бутылок на бакс!
* * *
...Вечером я все-таки решился отправиться в свой жизненный путь по второму кругу – начал писать мемуары...
4 сентября, вторник. ...Итак, операция по подъему атомохода "Курск" близится к своему завершению. Скоро от лодки отпилят развороченный взрывами первый отсек, поднимут на поверхность оставшуюся часть корпуса и вынут из неё останки погибших подводников. Через какое-то время народу даже объявят какую-нибудь более-менее убедительную причину гибели АПЛ, но правды все-таки не узнает никто. Потому что тайну гибели "Курска" надо искать отнюдь не на дне Баренцева моря. Зачем искать под водой то, что лежит на поверхности? Достаточно сопоставить опубликованные во всех газетах факты...
Ну, во-первых. Как стало сейчас известно, на борту атомохода была готовая в любой момент взорваться неисправная "толстая" торпеда, от которой Лячину нужно было как можно скорее избавиться. Во-вторых, прямо над головой у идущего почти в надводном положении "Курска" осуществлял стрельбу сверхмощными ракето-торпедами "Петр Великий", и одна из этих ракет оказалась тоже бракованной и произвольно сменила курс своего полета. В-третьих, карауля практически каждое движение К-141, на её "хвосте" сидели сразу целых три натовские субмарины, что делало возможность столкновения с одной из них почти неизбежным. В-четвертых, 100-метровая глубина, на которую по какой-то причине залез "Курск", была весьма небезопасной для плавания подлодки таких габаритов, и при неожиданном дифференте на нос это грозило столкновением с гранитным дном и неизбежным разрушением корпуса АПЛ. Ну и, в-пятых, в самом экипаже "Курска" недосчитывалось 19 боевых единиц, а с десяток мест было занято перед самым выходом лодки в море первыми попавшимися людьми; да и те, кто был постоянным членом команды, испытывали, как пишет "Независимое военное обозрение", чувство апатии к службе, вызванное социальными неурядицами, низким денежным содержанием и его многомесячными задержками.
