Текст книги "Замок из стекла"

Автор книги: Николай Вардин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Кейн тихо засмеялся. Он лучше меня знал, что самой молодой пациентке здесь чуть больше шестидесяти лет и передвигается она только при помощи ходунков.

– Замечательно держите роль, мистер Аррен, – произнёс он с улыбкой. А потом лукаво добавил: – Хотя лучше бы вы потанцевали с Кэтрин. Она бы точно была рада вашему приглашению.

– Ты же знаешь, Кейн, что моё сердце отдано красавице Серлейт. У бедняжки Кэт нет никаких шансов, – осклабился я в очередном сарказме, на что Кейн захохотал в голос.

Дело было в том, что Серлейт Хейз как раз и была самой «юной» местной пациенткой. И она с первых дней стала проявлять ко мне очень уж навязчивую заботу, по несколько раз на дню справляясь о моих делах и моём здоровье. А мисс Кэтрин Нейл была медсестрой. На самом деле она была молодой и милой девушкой, доброй и искренней. Но по вине войны в свои двадцать четыре года (о ужас!) она всё ещё оставалась не замужем. Молодых мужчин в этом городе почти не было, и выбор её был невелик.

А тут в её жизни появился новый пациент в лице меня: не слишком старый – всего слегка за тридцать. Почти целый: доктор Коултер обещала, что я когда-нибудь смогу вернуться к полноценной жизни. Да ещё и ветеран войны, прошедший несколько лет сражений на передовой. Чем не герой для девичьих грёз? Мои травмы её совершенно не смущали – они были лишь поводом, чтобы жалеть меня и ухаживать за мной.

Вот только жалость мне сейчас нужна была в последнюю очередь. И вбить это в красивую головку мисс Нейл у меня совершенно не получалось. Она была из той породы людей, которым нужно было на кого-то выплёскивать накопившуюся жажду заботы. А я, глядя в её преданные доверчивые глаза, никак не мог отделаться от мысли, что смотрю на ребёнка.

– Хотел вам сообщить, – заговорщицки подмигнул мне Кейн, – что миссис Коултер, ваш доктор, мне сегодня проболталась, что через несколько дней вы сможете начать пробовать ходить. Конечно, под присмотром врачей. Она осталась довольна вашим сегодняшним осмотром.

Я иронично покосился на здоровяка и отмахнулся левой рукой. Это движение сразу отдалось болью в локте. Я позволил себе забыть, что рука будет заживать гораздо дольше моих ног: с ней были проблемы, по крайней мере, так говорила миссис Коултер.

– Конечно-конечно, мистер Кейн, – передразнил я медбрата. И вновь ухмыльнулся сквозь боль.

Кейн соображал несколько секунд над причинами моего сарказма, а потом его лицо расплылось в укоризненной гримасе. Совсем как у миссис Роуз.

– И как давно вы пробуете подниматься самостоятельно? – это был не вопрос, а обвинение.

– Как только перестал ходить под себя, – фыркнул я в ответ.

Кейн всплеснул крепкими руками и закатил глаза. Это было самое эмоциональное, что он делал на моей памяти. Что ж, я полностью признавал, что пациент из меня не самый благополучный. Медбрат ещё с минуту помолчал, видимо, чтобы я успел осознать всю глупость своего поведения. Но потом он с любопытством заглянул в мои глаза и спросил:

– И как успехи?

– Лучше, чем можно было бы подумать, – я искренне улыбнулся здоровяку. – Миссис Коултер через несколько дней ждёт маленький сюрприз. А я отделался лишь несколькими синяками.

– В следующий раз, чтобы избежать синяков, позовите меня, – откликнулся Кейн и положил мне ладонь на плечо. – Вы всё равно не усидите в инвалидном кресле. А со мной хоть шею себе не свернёте.

– Обещаю, – с благодарностью ответил я и дотянулся своей ладонью до его руки.

Взгляд Кейна упал на стопку бумаги за другой стороной кровати. Я рассказывал ему, что это такое.

– Так и не притронулись?

– Я тебя просил это выкинуть, – вместо ответа произнёс я. – И я объяснял тебе, что у меня пусто в голове. Я ничего не смогу сделать с этой бумагой. Нельзя просто взять и начать что-то писать.

– Так перечитали бы хоть, – не сдавался Кейн. – Вдруг старые мысли вернутся в вашу голову.

Я тихо зарычал от его упрямства. Сел на кровати. В глазах медбрата отразился искренний испуг, и он было протянул ко мне свои руки, но я отмахнулся. Я дотянулся ступнями до пола и осторожно, опираясь на спинку кровати, поднялся. А потом неуверенно доковылял до окна. Кейн всё это время не сводил с меня глаз и был напряжён, словно пружина. Он был готов в любой момент вскочить и поддержать меня. Я устал буквально за пару минут: слишком много времени я провёл в инвалидном кресле и в кровати и мышцы ослабели, превратив мои ноги в две тощие палки. Но возвращаться в кровать я не хотел. Тем более Кейн был рядом и действительно готов был поддержать меня, если я ослабну окончательно.

– Вы сами хотите как можно раньше покинуть эту больницу, – задумчиво произнёс медбрат. – Это вы мне говорите постоянно. Так почему вы не общаетесь с врачами и не стараетесь хоть чем-то себя занять, чтобы поскорее прийти в норму?

Я открыл было рот, чтобы высказать ещё саркастическую фразу, но передумал. Я поглядел на Кейна – впервые сверху вниз! От этого у меня даже голова закружилась, и я оперся на подоконник. А потом покосился через плечо – туда, где в темноте за окном скрывался Карстайн. Но ничего не увидел.

– Честно сказать, я с радостью сбежал бы из этого тёплого уютного болота– хоть бы и на инвалидном кресле. Были такие мысли, – ответил я. – Я тут сам превращаюсь в привидение, подобно вашим старичкам и старушкам. Ты прав в том, что мне необходимо чем-то заняться, иначе я сам себя проем до дыр.

Я глубоко вздохнул и почесал отросшую щетину на подбородке. Глаза мои рассеянно скользили по комнате, пока вновь не наткнулся на внимательный взгляд Кейна.

– Но выбор у меня и вправду невелик… – неуверенно проговорил я. – Я мог бы обосноваться в вашем городе… я хотел бы этого! Но там я буду один. Пойми меня правильно, меня не одиночество пугает. Мне по ночам страшно.

Последние фразы я буквально выпалил. Мне тяжело было признаваться в собственных страхах. И я понимал, насколько нелепо это звучит.

– Ваши сны, – утвердительно кивнул Кейн.

Этот парень был единственным, кому я рассказывал о своих кошмарах. Даже Кэтрин я не захотел говорить об этом. Я отчётливо понимал, что она не поймёт: она была проще, как и все местные жители, которых я видел. К тому же это был бы лишний повод для жалости ко мне. А вот медбрат отнёсся к моим словам абсолютно серьёзно и сдержал обещание никому о них не рассказывать.

Я не помнил, когда они начались, – наверное, сразу после того, как я пришёл в себя. Это и снами было трудно назвать. Разве может сниться пустота? Я раскрывал глаза, но понимал, что сплю; я раскрывал глаза, но не видел ничего. Я не чувствовал ничего ни под собой, ни над собой. Но я не падал. Не было этого чувства падения, от которого просыпаются некоторые люди. Я именно был в пустоте, в той пустоте, где нет ни звука, ни шороха. Не было даже шума ветра от моих рук, которыми я размахивал что было сил, благо во сне обе мои руки были здоровыми.

Поначалу эти сны были короткими. Наверное, первое время я их даже не вспоминал наутро. Но потом они становились всё дольше, и это было действительно страшно. В последние ночи я засыпал и сразу оказывался там. Я сжимался и зажмуривал глаза. А потом ждал утра, когда придут Кейн, или миссис Роуз, или Кэт и разбудит меня.

Меня терзала навязчивая мысль, что, если я останусь один, то могу не проснуться, не выбраться из пустоты. По той простой причине, что меня некому будет разбудить.

– Две ночи назад… – пробормотал я себе под нос. Мне было трудно об этом говорить, но мне хотелось, чтобы хоть одно живое существо в этом мире меня выслушало. – Две ночи назад мои сны изменились.

Кейн участливо поднял глаза и внимательно ждал, что я расскажу ему. Он совсем не глупый парень. Я боялся, что в один простой момент он сочтёт меня сумасшедшим и махнёт на меня рукою.

– Что изменилось, мистер Аррен? – спросил он, подталкивая меня к рассказу. – Стало лучше?

– Нет… Я не знаю… – пробормотал я, подбирая слова. – Я не один там… в этой пустоте. Тишины больше нет. Там есть ещё люди, я слышу их крики и их мольбы. Есть существа или животные, которых я не могу различить. Они тоже страдают. Я не вижу их, но слышу отчётливо – кого-то дальше, а кого-то ближе.

Я замолчал и вздохнул поглубже. Я уже понял, что расскажу всё до конца.

– А вчера кто-то схватил меня за руку. Крепко, словно изо всех сил. Я попытался тоже ухватиться за него. Понимаешь, Кейн? Мы нашли друг друга в этой пустоте случайно. И мы старались удержаться друг за друга. От неожиданности мы даже слова друг другу не сказали. А потом он… или она выскользнула из моих рук…

Кейн что-то вновь заговорил о психологе, говорил о том, что мне нужна помощь. Я устало провёл руками по лицу. А потом просто закатал рукав и показал своё запястье, на котором отчётливо виднелись лиловые синяки и неглубокие царапины. Кейн замолчал, оборвав свою очередную фразу на полуслове. Он подошёл ко мне ближе и взял мою руку в свою крепкую ладонь, рассматривая следы на моём предплечье.

– Я знаю, что схожу с ума, – беззлобно фыркнул я и отдёрнул руку. – Я сам не верю в сны, которые могут причинять физические травмы. Я знаю, что скорее всего, я сам схватил себя за руку ночью в очередном приступе кошмара. Я всё знаю, что ты мне скажешь. Может, я и начинающий сумасшедший, но я точно не дурак.

– Тогда почему вы спорите и отказываетесь от психологической помощи? – нарочито вкрадчиво спросил медбрат.

– Потому что пытаюсь понять, где кончается реальность и начинается моя воспалённая фантазия. Оказывается, это бывает очень сложно.

– Но вы же понимаете, что, если вам не станет лучше, то мне придётся всё рассказать миссис Коултер? Это для вашего же блага, если…

– А ты же понимаешь, что я могу просто соврать тебе?! – огрызнулся я, повысив голос. – Я ещё в состоянии хотя бы притворяться нормальным!

По глазам Кейна было отчётливо видно, что в первый момент он готов был взорваться. Но этот парень обладал совершенно нечеловеческим самообладанием. Вспышка гнева быстро угасла в его глазах, и он отступил на несколько шагов назад.

– Я ценю вашу откровенность со мною, мистер Аррен, – тихо ответил он. – И понимаю, что вам нужно иногда выговориться о ваших… проблемах.

– Всё так. Поэтому прости за то, что вечно огрызаюсь, словно голодный пёс, – сказал я и не спеша направился к своей постели. На ходу я опёрся рукой о плечо Кейна. – Давай договоримся, что пока мои кошмары не выходят из-под моего контроля, то они останутся лишь разговором между нами двумя. Но, если я перестану отличать реальность от кошмара, то – как только ты это заметишь, то конечно, сообщай немедленно обо всём миссис Коултер.

– Хорошо, – ответил Кейн, помогая мне опуститься в кровать. А потом добавил прежним невозмутимым тоном: – И оставляю за собой право определять, когда вы эту грань сотрёте.

Я кивнул в знак согласия. Медбрат поправил одеяло и погасил свет, собираясь уже уходить, но я окликнул его на пороге.

– Кстати о псах. Я видел на прогулке огромную серую собаку. Может, это был волк, Кейн? Здесь водятся волки?

Парень задумался на пару секунд, но потом отрицательно покачал головой.

– Вам нечего опасаться, мистер Аррен, – ответил он. – Здесь уже давно нет диких животных. В городе есть несколько бродячих собак. Скорее всего, это была одна из них.

– Это хорошо, Кейн. Это хорошо…

***

…Дальше листы были исчёрканы множество раз. Некоторые предложения старательно заштрихованы, а другие просто перечёркнуты. Где-то Грегори мог разобрать текст и понял, что Нэттинел долго пытался описать лишь одно, но не знал, какими словами это сделать. Аррен явно не планировал, что эти рукописи будет читать кто-то, кроме него самого. Грегори самому приходилось собирать разрозненные куски того, что хотел описать Нэтт.

Бёрнс снял очки и потёр переносицу; взглянул на часы: было уже далеко за полночь. Он сказал Мэри, что не будет засиживаться, но уже не сдержал обещания. Он упёр локоть в ручку кресла и задумчиво коснулся пальцем губ.

Нэтт никогда не рассказывал ему о том времени, которое провёл в больнице. Да и неинтересно было мальчишке Грегори слушать об этом. А сейчас ему даже стало жаль Нэтта. Наверное, Бёрнс никогда до конца не понимал, через что тот прошёл, прежде чем они встретились в этом маленьком городке. Столько лет Аррен шёл через войну, а потом оказался изломанным калекой в богом забытом месте. Только сейчас, спустя столько лет, собирая, домысливая эти короткие сумбурные записи, Грегори начинал понимать, что мечты о Замке из Стекла – лишь щит, которым прикрывался Нэтт. Без этого щита его дорога была бы гораздо короче. Но звания сумасшедшего Аррен точно не заслуживал.

Бёрнс пролистнул стопку бумаг, отмерив, что прочёл лишь половину. Он уже признался себе, что спать этой ночью он не будет. Поднялся из-за стола и осторожно, чтобы не шуметь, прошёл в спальню. Мэри мирно спала, подтянув одеяло к подбородку. Грегори склонился к ней, убрав непослушную прядку волос с её лица, и очень мягко коснулся губами её виска. Его невеста что-то мило промурлыкала во сне. Мужчина улыбнулся ей в ответ. Эта девушка была его настоящим и будущим. И он меньше всего хотел касаться сейчас своего прошлого. Но теперь, единожды открыв дневник Аррена, Грегори не мог отступить от него, пока не доведёт эту историю до конца.

Мужчина тихо поднялся и вернулся в свой кабинет.

***

В ту ночь опять был кошмар. Стоило мне закрыть глаза, как я вновь провалился в пустоту. Сначала ты не боишься её. В первый момент она даже приносит тебе облегчение. Здесь ведь ничего нет – даже боли. Всё остаётся где-то очень далеко. И ты думаешь, что заплатить отсутствием света и радости за исчезновение страстей и страданий – это хорошая сделка. Так начинался абсолютно каждый кошмар – начинался с удовольствия.

Но пустота, словно змея, обвивает тебя всё крепче. Ты осознаёшь, что она начинает даже вползать в тебя. Ты сам становишься пуст, бездумен, бездушен. И это не проходит. Никто не будит тебя, ты не просыпаешься. И начинает казаться, что пустота навсегда. Сначала это тревога, потом страх, а затем непременно паника. Ты кричишь, но не слышишь собственного голоса. Ты машешь руками, но ничего не чувствуешь. Ты пытаешься бежать, но ноги не находят тверди. В какой-то момент ты начинаешь сомневаться: существуешь ли ты сам? А существовал ли вообще когда-то? Ты можешь плакать, смеяться, кричать – ничего не происходит. Ты не влияешь ни на что. От тебя ничего не зависит. Ты не в силах ничего изменить. И вся твоя прошлая жизнь – все твои эмоции, страдания, воспоминания – кажется лишь сумрачным, бесконечно далёким наваждением. И ты затихаешь. Силы есть – они никуда не делись, но ты понимаешь собственную бессмысленность.

Так было и сейчас. Всё повторялось в очередной раз. Но потом был крик. Не мой. Вообще не похожий на крик человека. Пронзительный и звонкий, словно крик хищной птицы. Сначала далёкий, но стремительно приближающийся, пока от него не заложило уши до боли.

А потом был удар. Лишь несколько долгих мгновений спустя я осознал, что и сам кричу. «Птица» вцепилась в мою спину когтями. Её огромные крылья били меня по плечам, по голове. Я не видел её в темноте, но я понимал, что она так же напугана пустотой, как и я. Лишь неведомым образом мы столкнулись с ней в этом бесконечном, бессветном океане. Я пытался развернуться, я пытался схватить её своими руками, чтобы прекратить нещадные удары. Но это существо было абсолютно безумно. «Птица» рвала мою спину, впиваясь острыми длинными когтями, не желая отпускать ни на секунду.

Я почувствовал и другое прикосновение – чья-то маленькая узкая ладонь крепко держала меня за плечо. Я догадался, что кто-то меня будил. Но «птица» не желала отпускать. Я взмолился, чтобы неведомая рука не сдавалась, чтобы разбудила меня уже наконец. Я почувствовал себя безвольной игрушкой, которую тянут в разные стороны два упрямых ребёнка. А потом один из них упустил меня, а второй выкинул на свою сторону по инерции…

…Я резко сел на кровати, раскрыв глаза настолько сильно, что боль пронзила уголки век. Неясный свет за окном был самым великолепным зрелищем в моей жизни. Я смотрел на него, не моргая, боясь, что если закрою глаза хоть на миг, то вновь провалюсь в пустоту. Я медленно осознавал, что вернулся – вновь, в очередной раз. Я всегда возвращаюсь. А «птица» осталась там. Её некому было разбудить.

Кто-то вновь тронул меня за плечо. Я повернул голову и различил в сумраке девушку. Нет, это девочка, угловатая, по-мальчишески нескладная. Тёмные короткие волосы растрёпаны, а медицинский халат велик на несколько размеров. Я попытался вспомнить, говорил ли мне Кейн о новой медсестре, но сейчас это оказалось слишком сложной задачей. Сердце стучало так громко, что заглушало все остальные мысли.

Девочка внимательно на меня посмотрела, убедившись, что я больше не кричу. А потом отошла назад и уселась на стол, свесив худые ноги и принявшись читать что-то, что было в её руке. На меня она больше не обращала никакого внимания. Я понял, что она вообще отвлеклась от чтения только потому, что я начал кричать во сне.

Я пытался привести дыхание и пульс в норму. Взгляд блуждал по комнате без всякой мысли. Я хотел было спросить девочку, как она читает в полной темноте, но в этот момент увидел, что моя прикроватная тумбочка пуста. Я вновь взглянул на незнакомку и понял, что в руке у неё мои рукописи.

– Какого чёрта! – не выдержал я и заорал севшим голосом. – Я не позволял никому их трогать! Положи их немедленно на место!

Девчонка подняла на меня укоризненный взгляд, но мой крик её совершенно не смутил. Даже в темноте я отчётливо видел её глаза. Она задумчиво отвела их, свернула в узких ладонях мои рукописи.

– Ты калека, – произнесла она. В этой короткой фразе не было издёвки или даже укора. Девочка была разочарована. Она ожидала чего-то или кого-то другого. В растерянности я проглотил все бранные слова, какие хотел ей высказать.

Раздались торопливые шаги по коридору. Кто-то бежал, услышав мои крики. Девчонка спрыгнула со стола, подошла к окну и с дикой грацией выпрыгнула на улицу, унося с собою мои рукописи. Она даже не взглянула на меня ни разу. И в этот самый момент в комнату ворвалась миссис Роуз, щёлкнула выключателем, и яркий электрический свет ослепил меня. В следующий момент я услышал её испуганный крик. Я никогда и представить не мог, что эту женщину можно чем-то испугать. И сейчас я мог только гадать, что вызвало у неё такую реакцию. Только через долгих несколько секунд я смог вновь открыть глаза, уже привыкшие к свету. Я увидел медсестру, по-прежнему стоящую на пороге. Обеими руками она прикрывала свой рот, чтобы вновь не закричать. Я проследил её взгляд: он был направлен мне за спину. Как смог, я постарался обернуться и увидел простыни, на которых лежал, пропитанные насквозь кровью. С трудом я понял, что это моя собственная кровь. Красный цвет казался таким нарочито вызывающим в этой абсолютно белой комнате…

…Миссис Коултер была воплощением спокойствия. Она была белой посреди своего белого кабинета. Здесь больше не было ни красного, ни других цветов. Её светлые глаза буквально держали меня, а я не знал, куда от них деться. Я даже уйти не мог, сидя в своей чёртовой коляске.

– Я всё рассказал. Мне нечего больше добавить, – произнёс я и вскинул единственную здоровую руку в знаке капитуляции. Торс мой был плотно перебинтован так, что мои движения стали ещё скованнее, чем обычно.

– Вы поступили весьма опрометчиво, мистер Аррен, скрыв от нас ваши психические расстройства, – проговорила Коултер в свойственной ей манере, чеканя каждое слово, будто гвозди в крышку гроба забивая. – В вашем нынешнем состоянии вы опасны прежде всего для себя самого. Что и доказывает минувшая ночь.

– Вы вообще видите меня? – с нажимом проговорил я, заглядывая в её бесцветные глаза. – У меня руки сломаны!

Я нелепо изогнулся в кресле, пытаясь завести руки за спину так, чтобы коснуться ногтями спины. Но они не слушались меня совершенно. У меня не получилось даже повернуть руки вверх. Я пробовал это сделать уже раз десять за последние полчаса, что сидел перед невозмутимой миссис Коултер: изгибался в самых нелепых позах, пытаясь завести руки назад. Я не мог этого сделать даже нарочно. А она смотрела на меня, как на несмешного клоуна. Или как на глупого ребёнка, который решил подурачиться в неподходящий момент.

– В бессознательном состоянии люди могут совершать то, что не в силах сделать по своему желанию, – возразила белая женщина, словно не замечая моих бестолковых потуг и кривляний.

– Привяжите меня на ночь к кровати, – выпалил я, последнее, что мог придумать. – Чтобы я точно не мог ничего сделать. Если это повториться, вы убедитесь, что это сделал не я сам.

– Мистер Аррен, – впервые по её тону пробежала лёгкая интонация усталости: ей тоже начинал надоедать этот разговор, который никоим образом не мог изменить её мнения. – Мы не психиатрическая лечебница. У нас нет права привязывать наших пациентов. У нас нет компетенций и для того, чтобы делать какие-либо выводы на основе того, что вы нам рассказываете. Всё, что я могла сделать для вас в данной ситуации – я сделала ещё утром. Утром я позвонила своему хорошему знакомому. Он занимался психическими расстройствами в течение трёх десятилетий. Сейчас он отошёл от работы в силу возраста, но поверьте, свои знания он нисколько не растерял. Уже сегодня вы сможете поговорить со специалистом, который вам сейчас действительно необходим.

– Чёрт бы вас всех побрал, – беззлобно, обессилено пробормотал я. – Знаю, что он мне скажет: всё до последнего слова.

– Неужели? – ехидно переспросил Кейн.

– Этот мозгоправ сказал, что я пытаюсь стереть свои болезненные воспоминания. Поэтому мной самим создаётся эта пустота, в которую я попадаю в кошмарах, – ответил я, сидя на кровати. За окном уже стемнело. Кейн терпеливо меня выслушивал, хотя издевательская ухмылка не сползала с его губ. Его весьма забавляла моя эмоциональность, а я мог не стесняться в выражениях, вспоминая прошедший день. – Ещё он долго рассказывал мне гнусавым голосом о том, что людей, вернувшихся с войны, зачастую мучают угрызения совести о том, что многие их товарищи не вернулись домой. Это мои воспоминания кричат в моих кошмарах в последние дни и цепляются за меня, не желая отпускать.

Всё это я рассказывал ему, пародируя голос престарелого доктора. Поэтому Кейн изо всех сил старался сохранить серьёзность, подобающую подобным разговорам, и не расхохотаться в полную грудь. Его отношение ко мне нисколько не изменилось за минувшую ночь, и это меня радовало больше всего. Для меня это было важно. Мне казалось, что Кейн оставался единственной соломинкой, за которую я держался и не замыкался в себе полностью. С ним я мог оставаться нормальным. Он, конечно, отдавал себе отчёт в том, что у меня серьёзные проблемы, но, в подтверждение нашего вчерашнего разговора, он видел и понимал, что я всё ещё чётко разграничиваю явь и кошмар, – в этом отношении минувшая ночь ничего не поменяла.

– Да из него разве что песок не сыплется! А он делает вид, что всё понимает и может мне помочь своими россказнями о психологическом замещении! Тьфу! – взорвался я в очередной раз за этот вечер. Я хотел было вскочить на ноги, но получилось слишком медленно и слишком жалко. А ещё к тому моменту, как я оказался в вертикальном положении, я устал, словно шахтёр после целой смены, и вся моя спесь мигом улетучилась. – Я не хочу ничего замещать никакими образами. Я не хочу ничего стирать из своей памяти. Это мои воспоминания, и я хочу, чтобы они остались со мною! А он мне рассказывает про пустоту…

Я доковылял до окна. Кейн сидел на табуретке и всё это время приглядывал за мною.

– Вы сами-то что думаете про произошедшее? – спросил он, несколько примирительным тоном, чтобы я перестал браниться на всех подряд.

– Понятия не имею, что я думаю, – фыркнул я. – Я ещё не выжил из ума, как тот старый кретин, если ты об этом, Кейн. Я в состоянии понимать, что сны не могут расцарапать человека до крови. Впрочем, не может этого сделать и сам человек, если у него руки сломаны.

Я лишь пожал плечами и неопределённо покачал головой. Медбрат ухмыльнулся, признавая простую логику моего вывода.

– Я считаю, что нам всем нужно набраться терпения. Я психологии не обучался, мистер Аррен, но могу повторить вам слова моего отца. Он часто говаривал, что голова у людей болит только в одном случае – если она пустая. Поэтому постарайтесь свою голову всё-таки чем-нибудь заполнить.

– Твой отец явно был лучшим специалистом, чем тот, который с дипломом, – улыбнулся я. С этим советом трудно было поспорить. Я опёрся на подоконник руками и заглянул в чёрный проём. Где-то там был целый мир, а я оставался здесь, прикованный к этим белым стенам.

– Где ваша рукопись, мистер Аррен? Вы всё-таки пробовали её перечитать?

– Её забрала молоденькая медсестра, которая дежурила ночью, – ответил я, не оборачиваясь. Погружённый в свои мысли, я не придал этим словам никакого значения. Да и на рукопись мне было плевать: я вообще не считал, что когда-нибудь захочу к ней вернуться. Всё это было словно в другой жизни, к которой я уже не имел никакого отношения.

Тишина затянулась. Я развернулся и увидел, что Кейн всё это время на меня внимательно смотрит. Губы его были серьёзно поджаты. Я не понял, чем была вызвана эта перемена в нём, но сейчас его взгляд был так похож на взгляд миссис Коултер!

– Кейн, не смотри на меня так, – осторожно произнёс я. – В чём дело?

– Сегодня дежурила миссис Роуз, – вкрадчиво откликнулся парень. – Вы и сами это знаете, ведь она перевязывала вас ночью. Никакой молоденькой медсестры здесь нет. Это одна из ваших шуток, мистер Аррен?

– Никаких шуток, – смущённо пробормотал я, собирая мысли по кусочкам, восстанавливая в очередной раз всё, что произошло в этой палате сегодня. – Миссис Роуз пришла, когда я уже проснулся. Но разбудила меня та девчонка. Она сидела вот на этом самом столе в больничном халате и читала мои рукописи. Короткие чёрные волосы, серые глаза. Она была худая, словно ветка. На вид ей нет и семнадцати лет. Я ещё удивился, что здесь работает ребёнок…

Кейн поднялся на ноги и глубоко вздохнул. Я почувствовал, что в голове у меня загудел набат. Последний человек, который не видел во мне неуравновешенного калеку, сейчас готов был оставить меня в полном одиночестве. Для него эта девчонка уже не была ночным кошмаром – она была бредом наяву. Поэтому сейчас в его глазах я перешагнул грань между вымыслом и реальностью.

– Я знаю весь дежурный персонал, который работает в этом здании, – предельно спокойно ответил медбрат. – Здесь работаем только мы втроём с миссис Роуз и Кэт. Но и в других отделениях нет никого, кто хоть немного подходил бы под ваше описание, мистер Аррен.

Этот холодный тон, к которому я так привык от миссис Коултер, теперь было так невыносимо слышать из уст Кейна. Я скривился, как от боли.

– Нет, Кейн, не делай этого! Не смотри на меня так! Не смотри на меня так же, как и все остальные! Я не выжил из ума – ты же знаешь это! – я повысил голос, и это была уже откровенная паника. Сейчас, глядя в простецкие глаза Кейна, впервые я сам усомнился в своём разуме. – Ведь была же девочка! Ведь кто-то забрал эту чёртову рукопись! Я не спрятал её – загляни под матрас, проверь! Мне некуда больше было её деть! Кейн, я приказываю тебе, прекрати!

Медбрат молчал несколько долгих секунд. Но он уже всё решил – это было видно по его глазам.

– День был долгим. Вам нужно отдохнуть, мистер Аррен, – проговорил Кейн, нисколько не отреагировав на мой тон. Он не стал помогать мне опуститься в постель, предоставив мне возможность сделать это самостоятельно. – Я посоветовал бы вам ложиться спать. Доброй ночи.

Он развернулся и ушёл, прикрыв за собой дверь. Я остался один. Стоял на ногах до тех пор, пока колени не стали слегка трястись. Тогда я закрыл окно на шпингалет и вернулся в кровать. Свет гасить не стал: он должен был отпугнуть темноту и непрошенных гостей. В ту ночь я долго смотрел в потолок, но под утро всё же уснул. Мне повезло: я проспал лишь пару часов. За это время ничего не успело случиться.

***

Минувшая ночь не оставила ничего. Грегори был опустошён. Он уже не злился – он вообще не испытывал никаких эмоций. Когда человек спит едва ли полтора часа в сутки, то все его чувства и мысли воспринимаются чужими, будто он смотрит на них из-за толстого стекла. Журналист машинально переставлял ноги. Строгие брюки и пальто он сменил на утеплённый костюм, более подходящий для похода в горы. За спиной он нёс тяжёлый рюкзак со спальником и припасами на несколько дней. Подобная амуниция была Грегори не в новинку. Вот только в последний раз он менял лакированные туфли на тяжёлые ботинки уже очень много лет назад. Немногие встреченные в столь ранний час прохожие не сразу узнавали его в таком виде. Только со второго или с третьего взгляда они понимали, кто перед ними, и приветствовали его, а сам Грегори даже не старался нацепить на лицо дежурную улыбку, ограничиваясь лишь коротким кивком в ответ.

Погода в это утро была удивительно солнечной, на небе – ни единого облачка. И в лучах этого солнца он увидел безымянного писателя, который уже дожидался его у почты. Грегори чертыхнулся: было невесть как рано, но этот старик пришёл до него. Он улыбался солнечным лучам, прищуривая свои глаза, которые казались от этого особенно лукавыми и ироничными. Под ногами у него стоял даже не рюкзак, а всего лишь большая походная сумка, которая была пропитана пылью ещё больше, чем куртка. Писатель даже не удосужился одеться теплее: на нём были те же самые вещи, в которых Грегори его увидел вчера.

А вот в лице и непринуждённой позе его что-то явно изменилось. Старик уже не сутулился так, будто на его плечах лежала целая вечность прожитых лет. Он стоял легко, уперев кулак в бок. У Грегори уже не возникал вопрос, как этот пожилой человек собирается преодолеть непростую дорогу в горы.

– Читали до утра, мистер Бёрнс, – это не был вопрос, а утверждение. Старик укоризненно цокнул языком – лишь этим замечанием и ограничился. Он надел на голову широкополую шляпу, с лёгкостью поднял свою сумку и закинул её за плечо, а потом развернулся и твёрдой походкой направился прочь из города, не удосужившись формальными приветствиями. Грегори тихо выругался и приложил усилия, чтобы догнать его и выдержать темп старика, который ещё вчера едва переставлял свои ноги.

– Узнали что-нибудь новое о Нэттинеле Аррене? – спросил Писатель, нисколько не сбавляя шага. Голос его был ровным, а дыхание от быстрого темпа совершенно не сбилось.