Текст книги "Флагманы Победы. Командующие флотами и флотилиями в годы Великой Отечественной войны 1941–1945"
Автор книги: Николай Скрицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Период относительного затишья под Севастополем был использован, чтобы укрепить оборону. Все, что можно было, укрывали под землю, готовясь к весеннему наступлению. 13 апреля Октябрьский дал приказ штабу разработать план отражения комбинированного удара противника [351] .
23 апреля Октябрьский получил сообщение, что создано Северо-Кавказское направление во главе с маршалом Буденным, которому подчинен флот. Следующим вечером командующий в Краснодаре встретился с маршалом и наркомом ВМФ Кузнецовым. Последний предложил Октябрьскому перенести командный пункт в Туапсе, но тот отказался и с разрешения Сталина остался в Севастополе.
27 апреля пришлось принять решение о подготовке доставки грузов подводными лодками. Позднее адмирал вспоминал: «Вызванный из Севастополя в Краснодар к главкому Северо-Кавказского направления Маршалу Советского Союза С.М. Буденному, я воспользовался этим полетом на Кавказ, и в беседе с командиром Новороссийской ВМБ кап. 1-го ранга Т.Н. Холостяковым – старым и опытным подводником – мы обсудили вопрос использования подводных лодок для питания Севастополя в случае невозможности прорыва надводных кораблей. Было решено подготовить спецгруппу подводных лодок для этих целей» [352] . Скоро эта группа потребовалась.
29 апреля вице-адмирал вылетел из Геленджика в Севастополь. А 8 мая началось гитлеровское наступление на Керченском полуострове, и вскоре фронт был прорван.
14 мая немцы ворвались в Керчь. Сухопутным войскам не удалось удержать Керченский полуостров. В тот же день началась эвакуация войск на Таманский полуостров. Флот получил приказ поддерживать огнем кораблей и авиацией сухопутные войска.
Поражение Крымского фронта оставило Севастополь один на один с армией Манштейна. 16 мая Октябрьский отправил Сталину и Буденному телеграмму с просьбой о помощи СОР перед лицом неминуемого неприятельского наступления; помощь была оказана в ближайшие дни.
Уже весной противник начал усиленные бомбардировки Севастополя. 1 июня Октябрьский записал в дневнике: «Невозможно не только спать, лежать невозможно… все гремит, шумит, койка ходуном ходит. Нещадно противник бомбит город. Бомбы падают (очень много) в районе ФКП. Бомбят Херсонесский аэродром. Доложили: бомбят до 25 бомбовиков. Очень шумно от артиллерии» [353] .
От налетов страдал город, выходила из строя связь, однако хорошо окопавшийся гарнизон нес сравнительно малые потери. Командующий записывал 3 июня 1942 года: «Вступая в третье, решающее сражение за Севастополь, нам теперь ясно: мы имеем силы, которые в основном готовы к бою. Войск для обороны достаточно, неплохо с артиллерией. Маловато оружия, маловато авиации по сравнению с противником… Моя гвардия и основа – морпехота… Думаю, что чести русского оружия не посрамим» [354] .
Особо трудной к лету 1942 года стала доставка подкреплений и грузов, вывоз раненых, мирного населения и ценностей. Германская авиация охотилась за судами и кораблями в море и самом Севастополе, где порт вскоре оказался под ударами артиллерии противника. Сначала использовали быстроходные транспорты и боевые корабли, а затем потребовалось для перевозки важнейших грузов и спасения раненых использовать подводные лодки.
В разгаре последнего штурма 12 июля Верховный главнокомандующий направил защитникам города приветственную телеграмму:
«Вице-адмиралу Октябрьскому. Генерал-майору Петрову.
Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя – красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням.
Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии и советского народа. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. Сталин » [355] .
Удержать город не удалось, ибо флот не имел достаточных сил, чтобы доставлять защитникам необходимое количество подкреплений и снабжения. Приходилось горючее перевозить на подводных лодках, ибо прорывы надводных кораблей вели к значительным потерям.
Для решительного наступления войска 11-й германской армии создали группировку артиллерии калибром до 800 миллиметров. На фронте 35 километров было сосредоточено 208 батарей (не считая зенитных) при поддержке авиации 8-го авиационного корпуса [356] . Наступление было начато 7 июня мощной артподготовкой и ударами с воздуха. К 26 июня гитлеровцы почти полностью овладели внешним поясом крепостных сооружений Севастополя и вышли к Северной бухте. Силы наступающих были на исходе. Севастопольцы упорно оборонялись. Но Манштейн предложил неожиданный ход. В ночь на 29 июня две дивизии на штурмовых лодках незаметно переправились через Северную бухту и вышли во фланг позиции на Сапун-горе. 1 июля после массированного удара авиации и артиллерии немецкие войска вошли в город. Но бои за Херсонесский полуостров продолжались до 4 июля [357] . Советские войска надеялись на эвакуацию, но тщетно.
30 июня Октябрьский послал телеграммы Сталину, Кузнецову и Буденному, что Севастополь не продержится более двух-трех дней, и просил разрешения эвакуировать хотя бы часть ответственных командиров и граждан. Разрешение было получено вечером 30 июня. К тому времени уже два дня не было возможности вывозить раненых, которых скопилось до 23 тысяч. В дневнике Октябрьский записал: «Отправил часть людей вчера, отправляю сегодня на самолетах, подлодках. Положение тяжелое. Надо бы побольше вывезти людей. На чем? Противник все топит. Противник ворвался на Куликово поле, Малахов курган, даже вокзал, Исторический бульвар. Бои идут на улицах города». На последнем заседании Военного совета командующий приказал боеспособным частям прикрывать участок берега, на котором скопились войска СОР, и отход морем [358] . Вывезти удалось немногих. Э. фон Манштейн писал в воспоминаниях, что только на Херсонесском полуострове в плен попало 90 тысяч человек, а советские потери убитыми в несколько раз превышали потери наступавших немецких войск [359] .
1 июля 1942 года командующий с разрешения Ставки последним самолетом эвакуировался из города, который не было возможности оборонять. Оборона Севастополя связала значительные силы противника, не позволяя ему наступать на Кавказе.
После эвакуации из Севастополя Октябрьский руководил операциями Черноморского флота из командных пунктов на Кавказе. Флот поддерживал фланг войск, бившихся за Кавказ, обеспечивал перевозки, действия на неприятельских коммуникациях и против занятых противником берегов.
В дни, когда гитлеровцы прорывались к Черному морю, намереваясь взять Новороссийск и Туапсе, командующий записывал:
«Противник стремится к наибольшему развитию успеха, имея главное направление Армавир – Майкоп. Отсюда вывод: он может, заняв Майкоп, продолжить свое движение на Туапсе, тем самым окружить и отрезать всю нашу кубанскую группировку, нашу Азовскую флотилию, Новороссийск, Керченскую ВМБ.
В Туапсе войск нет, оборона почти отсутствует. Дело очень опасное. В телеграмме Буденному, Кузнецову прошу учесть намечающуюся катастрофу» [360] .
Октябрьский утверждал, что упорно доказывал 5–6 августа адмиралу Исакову необходимость отвести часть сил Азовской флотилии для обороны Туапсе. 11 августа поступила директива Сталина, возлагающая оборону Тамани на Черноморский флот и требующая ни в коем случае не допускать врага к Туапсе. Для объединения сил фронта и флота, обороняющих Таманский полуостров и Новороссийск, 17 августа создали Новороссийский оборонительный район (НОР). Когда гитлеровские войска взяли Анапу и отрезали Таманский полуостров, 6 сентября было решено все силы стянуть к Новороссийску. 10 сентября противнику удалось взять большую часть города, но гитлеровцы так и не смогли использовать порт. 17 октября немецкие войска вышли к Туапсе, однако при поддержке флота город оборонялся до 20 декабря 1942 года.
В начале октября Октябрьский перенес флагманский командный пункт в Сухуми. Именно там, в портах Грузии, базировались боевые корабли и суда, откуда выходили в походы вплоть до берегов Румынии и Болгарии. Южная часть побережья Кавказа стала основной ремонтной базой и тылом флота.
Крупнейшей операцией этого времени была высадка десанта под Новороссийском в феврале 1943 года. План был разработан в штабе флота еще в декабре. 1 февраля 1943 года командующего вызвали в Туапсе для подготовки освобождения Новороссийска. Флот высадил десант у Южной Озерейки и Станички 4 февраля. Первый пункт должен был стать основным, но из-за шторма была высажена небольшая часть десанта, а основной плацдарм основали под Станичкой. Именно здесь образовалась Малая Земля, которую 18-я десантная армия обороняла при поддержке моряков Черноморского флота, обеспечивавших линию морских коммуникаций. Так как сухопутные войска под Новороссийском не смогли продвинуться, оборона продолжалась долго, но уже без участия Октябрьского.
В апреле 1943 года в Краснодар прибыли маршал Жуков и нарком ВМФ Кузнецов. 23 апреля Кузнецов сообщил, что решением ГКО Октябрьский освобожден от командования флотом. Сталин был недоволен, что десантная операция у Южной Озерейки прошла не по заранее составленным планам и, хотя моряки и сухопутные войска заняли плацдарм, вернуть город не удалось. Эта неудача, а скорее принципиальность адмирала-коммуниста, не стеснявшегося высказывать мнение вразрез со взглядами начальства, привела к тому, что Ф.С. Октябрьского освободили от командования Черноморским флотом. Сдал он дела Л.А. Владимирскому. Некоторое время вице-адмирал был не у дел, а 1 июля стараниями наркома Н.Г. Кузнецова уже выезжал из Москвы вновь командовать Амурской флотилией [361] .
Командовал Амурской флотилией Октябрьский с 29 июня 1943 по 25 марта 1944 года [362] .
Несмотря на то что войны с Китаем и Японией не было, нельзя было надеяться, что это положение будет длиться всегда. 12 июля 1943 года Октябрьский прибыл в Хабаровск, а уже через неделю провел первые учения, показавшие, что флотилия не готова к действиям по опыту войны. Началась напряженная работа. Вице-адмирал писал наркому, прося должность командира главной базы, чтобы освободить командующего от лишних забот для боевой подготовки. 31 июля он записал в дневнике:
«1. Многие задают вопрос, когда и будем ли мы вообще воевать на ДВ. Надо думать не о том, когда будем воевать, а о том, готовы ли мы к войне.
2. Учредил на рейде штаб… опердежурство там во главе с пом. нач. штаба, он же нач. ОБП т. Цейсис. Думаю сам больше быть на рейде, учить людей там» [363] .
В августе Октябрьскому удалось получить разрешение на использование персонального флага комфлота, на введение должности командира главной базы. Завершалась подготовка плана развертывания флотилии во время войны. Командующий проверял различные степени готовности флотилии. Зимой на флотилии продолжались ремонт и учеба моряков. В декабре вице-адмирал сетовал, что от наркомата не знает, как идут дела на флотах. Сведения поступали частным порядком. В частности, прибывший с Черного моря начальником штаба флотилии Гущин рассказал о гибели трех эсминцев от немецкой авиации, что явилось черным пятном на фоне наступления советских войск и союзников. Октябрьский еще не знал, что это событие повлияет на его судьбу.
Анализируя обстановку, 2 января 1944 года вице-адмирал записывал в дневнике:
«1. Зимнее наступление идет хорошо. 2. 1944 год будет безусловно решающим в войне, но, анализируя дополнительно ряд международных факторов, я думаю, что вообще война на западе, т. е. по разгрому Германии, в 1944 году не закончится. Больше шансов за то, что нам придется весь 1944 год вести жестокие бои, потерять много крови, но мира мы добьемся только в следующем, 45-м.
3. Война на Д. Востоке в 1945-м только начнет принимать решающие формы. Здесь еще предстоит пережить много событий.
4. Все дело не только в том, что эта война особая, она ведется на истребление, но и в том, что наш союзник тоже особый – союз капиталиста с рабочим против бандита. Наши союзники еще очень много будут тянуть.
5. Чем для меня будет 44-й год – не могу сказать, не хочу предсказывать. Одного хочу – чтобы дали отдохнуть моей душе… Дали бы мне поработать на флотилии, довести дело до конца, устранить недочеты, которых очень много» [364] .
Поражает, насколько верно и точно флотоводец, несмотря на удаленность от столицы, оценил стратегическую обстановку и ход войны. Однако довести дело с флотилией ему не удалось. В январе 1944 года Филипп Сергеевич участвовал в сессии Верховного Совета СССР и пленуме ЦК, 6 февраля выехал из Москвы в Хабаровск, а вскоре после возвращения его вновь вызвали в Москву. 13 марта он узнал, что снова будет командовать Черноморским флотом, которому теперь предстояло возвращать свои базы. На заседании ГКО 14 марта Октябрьский был утвержден командующим, ответил на ряд вопросов Сталина и получил указания заниматься ремонтом кораблей и их перебазированием в Крым; вице-адмирал доказывал, что особенно недостает эсминцев [365] .
Вторично Октябрьский командовал Черноморским флотом с 28 марта 1944 по 18 ноября 1948 года [366] . 10 апреля 1944 года его произвели в адмиралы [367] .
Уже в марте Октябрьский основал флагманский командный пункт под недавно освобожденным Новороссийском. Апрель ознаменовался обсуждением в Ставке плана летней кампании, включавшей освобождение Крыма и Одессы. Было решено, оберегая крейсера и эсминцы, действовать подводными лодками, катерами, наносить удары по румынским портам преимущественно авиацией.
26 марта началась Одесская наступательная операция, в которой участвовали и черноморцы. Десант из 67 человек старшего лейтенанта К.Ф. Ольшанского, высадившийся в Николаеве, три дня удерживал позицию в портовом элеваторе, пока 28 марта город не был освобожден. 10 апреля освободили Одессу.
4 апреля командующий был вызван в Москву и 10 апреля в Ставке Верховного главнокомандования участвовал в обсуждении плана действий по освобождению Крыма и действий на Черном море. После его доклада было решено внести в план коррективы: основной силой считать авиацию, поберечь крейсера и эсминцы, удары по румынским портам наносить авиацией и катерами, минировать Сулину и базы противника, десанты не производить, больше внимания уделять противолодочной обороне и предоставить флоту больше катеров [368] .
Через два дня командующий вернулся в Новороссийск и узнал, что наступление войск в Крыму успешно развивается. 11 апреля была освобождена Керчь, 13 апреля – Феодосия. 23 апреля войска перешли в решительное наступление на Севастополь. В ходе операции по освобождению Крыма флот под командованием Октябрьского наносил удары по коммуникациям противника между Крымом и портами Румынии. Уничтожение транспортных средств противника с войсками и грузами способствовало действиям 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии.
Командующий принял активное участие при разработке операции по освобождению Крыма. В результате подготовленных и скоординированных действий авиации флота, подводных лодок и катеров часть судов неприятеля, пытавшихся вывезти гитлеровские войска из Крыма, была потоплена или повреждена. С начала эвакуации из 230 тысяч войск 17-й армии в Крыму морем и воздухом было вывезено более 150 тысяч. На переходе морем противник потерял 8100 солдат и офицеров. Безвозвратные потери неприятеля в Крыму составили около 60 тысяч человек, из которых около 25 тысяч попали в плен [369] . Если бы не решение, принятое в Ставке, корабли эскадры могли бы значительно увеличить вражеские потери при эвакуации морем.
10 мая Севастополь был взят. 11 мая Октябрьский уже прибыл в главную базу [370] .
В июле моряки Черноморского флота готовились к действиям по освобождению Румынии и Болгарии. 16 июля командующий вылетел в Москву с планом операций. Но над морем вблизи Анапы двигатели самолета загорелись. Летчику удалось посадить машину на воду, а пассажиры выбросились в воду [371] .
15 августа командующий переместился на новый флагманский командный пункт в Одессе. 16 августа прибыл командующий 3-м Украинским фронтом генерал армии Ф.И. Толбухин. На совещании были уточнены задачи Черноморского флота и Дунайской флотилии в Ясско-Кишиневской операции. В период операции (20–29 августа 1944 года) Черноморский флот огнем поддерживал войска 3-го Украинского фронта на Приморском направлении, нарушал прибрежные морские коммуникации противника, уничтожал корабли и суда, наносил воздушные удары по аэродромам.
В августе 1944 года, в ходе Ясско-Кишиневской операции Черноморский флот блокировал Констанцу и Сулин. Дунайская флотилия 22 августа высадила десант за Днестровский лиман, 23 августа в Жебрияны, 24 августа заняла Вилково, а 25 августа – Измаил и Килию, 27 августа – Сулину и заняла все течение Дуная вплоть до Галаца. Приказ Верховного главнокомандующего, переданный по радио 28 августа в честь успехов моряков, был единственным за войну адресованным персонально флотоводцу. 29 августа Октябрьский предъявил ультиматум командующему румынской флотилией. Моряки овладели кораблями румынской речной флотилии. А 9 сентября приказ Верховного главнокомандующего воздавал должное маршалу Толбухину, адмиралу Октябрьскому и их подчиненным за взятие Варны и Бургаса – болгарских портов. Германские моряки, лишившись баз, 9–10 сентября затопили свои корабли у берегов Болгарии [372] .
Одновременно предпринимали меры для восстановления Севастополя – города и военно-морской базы. 5 ноября 1944 года в главную базу возвратился флот. На мачте линкора «Севастополь» развевался флаг командующего флотом.
В конце декабря Октябрьский заболел, ему сделали сложную операцию. Только в конце февраля он смог писать, лежа в постели ялтинского санатория Черноморского флота. Здесь он узнал о Ялтинской конференции и удивлялся, почему Сталин не побывал на флоте [373] .
15 апреля впервые после болезни адмирал прилетел в Москву на сессию Верховного Совета. Сессия рассматривала бюджет на 1945 год. Пользуясь случаем, Октябрьский направил докладную записку Сталину с просьбами о помощи в восстановлении главной базы, города Севастополя, и награждении Черноморского флота и города-героя к годовщине освобождения – 9 мая 1945 года. В мае командующего вызвали в Москву: рассматривали планы восстановления Севастополя. Осенью 1945 года Октябрьского беспокоили проблемы топлива для отопления города Севастополя, медленная работа по восстановлению главной базы. Из-за слабой ремонтной базы срывалась подготовка эскадры к летней кампании. В январе 1946 года адмирал провел совещание флагманов по итогам учебного года и послал в Москву на утверждение схему флота мирного времени; он считал необходимым создать бригаду десантных кораблей. В феврале он добивался награждения флота орденом и присвоения звания Героя Советского Союза вице-адмиралам В.Г. Фадееву, С.Г. Горшкову, генерал-полковнику В.В. Ермаченкову, генерал-лейтенанту П.А. Моргунову и генерал-майору Е.И. Жидилову [374] .
В записях этого времени – критические нотки. Пришлось наспех за два месяца подготовить отчет о деятельности Черноморского флота в годы войны, а надо бы гораздо больше времени. Упразднение Наркомата ВМФ и создание Наркомата Вооруженных сил СССР во главе со Сталиным 26 февраля также удивляло. Адмирал писал: «Но дальше пока не ясно, что будет за организация ВМС страны. По логике, должны быть назначены главнокомандующие: сухопутных, морских, воздушных сил, а вот Наркомат ВМФ не нужно было бы упразднять (оставить как министерство), который должен бы возглавить кораблестроение, вооружение, ремонт, снабжение, комплектование, расквартирование и т. д. и т. п.». Октябрьский обсуждал реорганизацию с другими флотоводцами и намеревался высказать свое мнение, если бы их собрали Сталин или Жданов: «Я не «американский наблюдатель», а адмирал советский, и так же, как мои товарищи флотские, несу перед советским народом, перед правительством ответственность за флот, его судьбу, его состояние» [375] .
В послевоенные годы Октябрьский занимался не только проблемами восстановления Черноморского флота.
5 июня 1946 года его назначили членом Высшего военного совета Вооруженных сил страны (оставив во главе флота). Летом 1946 года командующий на крейсере «Ворошилов», выйдя из Севастополя, обходил порты кавказского побережья. 16 июня он записал в дневнике, что крейсер износился за пять лет, требует ремонта и чистки.
28 июня Октябрьский отмечал: «Эти 25 суток плавания для меня – сущая пытка. Столько недоработок, серость, отсутствие смекалки, выучки, опыта, умения! Измучился, но результат есть. И корабли, и походный штаб сильно выросли, служба стала более слаженной» [376] .
Осенью 1946 года Октябрьский прибыл в Москву и честно доложил Булганину и Василевскому о нуждах флота и хаосе в корабельном и береговом составе. Вскоре пришло указание Н.Г. Кузнецова доложить, что из кораблей законсервировать, что передать гражданским. Так как заводы Министерства судостроительной промышленности не справлялись с ремонтом, то средний и даже капитальный ремонт приходилось делать на флоте.
Приходилось заниматься городом: организовывать милиционеров, автобусы, жилье и т. п.
Узнав о том, что СССР получит часть флота Италии, адмирал не был в восторге:
«Самое главное, если все это – побитое, разбитое, плохое, будет одно мучение. Ремонтная база и так слабая, да если еще такое пополнение – заплачешь! Сейчас у нас невероятная бедность, начиная с флагов (нет флагов) и кончая тросами, не говоря уж о красках. Ничего нет. Нет красок, нечем корабли красить, а еще придет целая эскадра. Хорошо и плохо.
Вот, черт возьми, какие трудности после войны. Ну ничего, пусть дают, справимся, а через годик-два совсем заживем» [377] .
Моряку удавалось добиваться, чтобы опыт войны был учтен кораблестроителями. В январе 1947 года Октябрьский участвовал на совещании в Москве, посвященном кораблестроению. Он считал, что проекты недостаточно учитывают опыт войны: слаба зенитная артиллерия, мореходные качества, мал район плавания. Часть его предложений, особенно по торпедным катерам, морским охотникам и тральщикам, была принята. 17 января на заседании Высшего военного совета после выступления Сталина об изменении командного состава со времен Гражданской войны было решено оставить Военные советы как совещательные органы при командующих-единоначальниках. После споров на совещании у Булганина Октябрьскому удалось отстоять свое мнение о необходимости командиров и их управлений во всех базах [378] .
Приходилось не только учить, но и самому учиться, что видно из дневника. 12 мая 1947 года адмирал на рейде Бельбек записал: «Обложился уставами, наставлениями, правилами, изучаю. Времени прошло не так много, но отстал, кое-что забыл, приходится вспоминать, в том числе новые ППС. Век живи – век учись». Через 4 дня он продолжал: «16 мая. Продолжаю отработку задач флота на рейде Бельбек. Недочетов очень много: флагманы, командиры кораблей хотят бежать вперед, скорее отрабатывать задачи, а я их все время удерживаю, так как очень слаба одиночная подготовка и бойца и корабля». 21 июня на рейде Поти Октябрьский отмечал: «С сегодняшнего дня начинается второй сбор флота в этом году. Неизвестно, как он пройдет. Маловато горючего. Надо плавать. Переход показал, что корабли все сырые, личный состав не обучен, а стоя на якоре, корабль к бою не подготовишь» [379] .
В августе 1947 года, воспользовавшись походом Сталина из Ливадии в Сочи на крейсере «Молотов», Октябрьский высказал свои мысли по увеличению зенитного вооружения и дальности плавания кораблей. После разговора о проблемах ремонта Сталин принял решение придержать постройку новых кораблей, чтобы привести в порядок корабли существующие, поддержал предложение создать на флоте оперативное соединение подводных лодок с командующим и штабом. Уже в сентябре начала прибывать обещанная флоту помощь. Командующий записывал: «Техническое состояние флота понемногу начинает поправляться, наращиваем силы. Остается тяжелым быт: квартиры, казармы, склады – вот гвоздь вопроса» [380] .
Даже в адмиральских чинах Октябрьский оставался близок к матросам. Один из сослуживцев вспоминал: «Мы уже знали: если командующий пришел на корабль, значит, прежде всего куда? – на бак, побеседовать с матросами». Сам флагман, как только военные проблемы отошли, занялся личным составом поближе. Он записывал в дневнике во время рейдовых сборов в июне 1946 года:
«Занялся разбором беспорядка на корабле. И пришел к выводу, что здесь мы на уровне Станюковича. Как сто лет назад жили на корабле, так и сейчас, но лишь с той разницей не в нашу пользу, что тогда матрос больше имел свободного времени.
В самом деле, какие произошли изменения, сдвиги в наличии на корабле техники! А в распорядке дня, в повседневном расписании жизни на корабле это отразилось своеобразно. Надо пересмотреть коренным образом загрузку матроса, как живет матрос, как проводит суточное время, как он используется в течение 16 часов в сутки… Думаю заняться этим» [381] .
Немало в дневнике записей по подбору кадров: «Командующего флотом не так просто вырастить. Надо людей проверять вначале на соединениях (в армии – на армиях, у нас – на эскадре, флотилии), а потом выдвигать на флот»; «…правильная расстановка людей, удачное назначение – это успех дела. Я не так часто меняю людей, но очень много времени уделяю подбору, прежде чем решиться произвести назначение» [382] .
Командующий сетовал, что ценных работников забирают в Москву, но отмечал: «Вообще-то я не особенно обескуражен этим. Буду выдвигать молодежь». Он был рад, что ему наконец утвердили начальником штаба Басистого, а командующим эскадрой – С.Г. Горшкова. О последнем адмирал писал, что это – «будущий флотоводец» [383] .
Поэт Николай Полотай называл Октябрьского добродушным и веселым человеком. И действительно, адмирал не любил скучных людей. Он не утвердил кандидатуру на повышение сухаря, который за всю войну не улыбнулся, и говорил: «Ну, куда такого! Кому он поднимет дух? Перед боем матросам нужно сказать крепкое слово, да еще посолить ядреной шуткой, без которой, извините, на войне нельзя. Уместна и простая шутка, а чаще злая, чтобы сразу, как искра, запалила всех. Нет, нет, на флоте без шутки нельзя» [384] .
Относясь ответственно к своему высокому положению, адмирал был непримирим к бюрократам, трусам, лодырям. Он уважал порядок на флоте и писал как-то: «Особо жму на дисциплину. А как хорошо, когда во всем порядок, люди подтянуты, бодры, когда рейдовые катера и шлюпки – эти визитные карточки кораблей – в образцовом порядке». Но нередко, обнаружив недостатки, он вспыхивал гневом и обрушивался на виновных с разносами. Адмирал сам понимал свою вспыльчивость и писал другу: «Ты же знаешь мой горячий характер, знаешь, что я за все болею. Черт знает, лучше бы не иметь такого характера». Однако, убедившись в своей неправоте, моряк был способен извиниться перед младшим по чину и должности [385] .
Адмирал много покупал книг и почти все прочел. Читал он серьезно и, когда увидел, что молодой адъютант буквально глотает книги, порекомендовал читать более вдумчиво.
Летом 1948 года Октябрьскому предложили стать первым заместителем И.С. Юмашева, возглавлявшего Военно-морской флот СССР. Флотоводец был не в восторге: не хотелось оставлять флот. Даже место для домика, в котором жил, адмирал выбрал так, чтобы из окон видеть бухту и корабли. Он записывал: «Ничего мне не нужно до конца моих дней, только находиться на флоте, на кораблях, в море». Впервые за свою жизнь в июле 1947 года моряк получил выговор главкома за то, что слишком много времени находится в море. Он просил министра Вооруженных сил СССР H.A. Булганина оставить его на год-полтора на Черном море, чтобы завершить приведение Черноморского флота в порядок. Однако в командовании происходили большие перестановки, и просьбу не уважили. Адмирал записал в дневнике: «Мое дело – матросское: есть переезжать в Москву». И чуть позднее, после прощального ужина с сослуживцами: «Ужасно тяжело мне уезжать с ЧФ! Такое самочувствие, как будто от меня оторвали кусок живой моей ткани» [386] .
С ноября 1948 по январь 1951 года Октябрьский – первый заместитель главнокомандующего ВМФ [387] .
В первые дни он чувствовал себя не на месте: «…не могу свыкнуться с этой обстановкой, а главное – чувствую, что силы пропадают, как их применить – не знаю, еще не найду себе места, как-то не получается пока».
В январе адмирал продолжал изучать положение на флоте и готовился доложить обстановку министру. Он добился, чтобы всем заместителям предоставляли по два вечера в неделю для спокойной работы дома, и сам этим пользовался, хотя его и могли вызвать в любое время. У адмирала уже складывалось определенное представление о первоочередных задачах, которые следовало разрешать: «Много у меня созрело планов… Какие дела нужно решить! Вот перечень, далеко не полный: 1. Размещение центральных управлений и отделов в Москве. Жуть, убожество. 2. Расквартирование офицеров в Москве. Нет квартир, результат – неукомплектованный аппарат. 3. Нужно на базовое строительство, хотя бы за счет судостроения 130–150 миллионов руб. на 1949 год, чтобы не консервировать объекты по флотам, чтобы двигать базовое строительство, которое в ужасном состоянии. Воды котельной мы не можем дать кораблям. 4. Решить вопрос с пополнением флота рядовым составом, одновременно демобилизовав 1924–25 гг. 5. Нужно списать старые корабли – более 100 единиц. 6. Решить правовой вопрос, нельзя так жить! 7. Нужно решить вопрос о законсервированных единицах, они стареют, а главное, разрушаются. Кому польза? и т. д. Довольно!..» [388]
Адмирала при участии в Московской партийной конференции неприятно поразило, что не было «никакой критики при полном отсутствии самокритики». Он отмечал «много хвастовства, взаимных поклонов и восхвалений».
В эти годы союзникам возвращали корабли, полученные на время в годы войны. Прибывали на флоты бывшие итальянские корабли. Это добавляло проблем с ремонтом и базированием. Адмирал объезжал предприятия, порты Балтики, изучая военный опыт и сравнивая его с опытом черноморским. Работать приходилось 10–12 часов в сутки, засиживаясь за полночь, а заседания в Кремле затягивались до утра.
На Черное море продолжало тянуть. 22 марта 1949 года моряк записал в дневник: «…Продолжаю «болеть» за черноморцев, всякую их неудачу, всякое замечание по их адресу воспринимаю еще как относящееся ко мне. Не так скоро оторвется эта пуповина, уж больно много вложено сил, энергии, опыта и здоровья в дело в/м флота юга нашей страны. Дорого стоит для меня ЧФ!» [389]
