Текст книги "Поэтесса"

Автор книги: Николай Удальцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

10

До прихода вечернего классика времени оставалось много, и мы с Ларисой могли заниматься чем угодно.

И что угодно – оказалось телефонными звонками.

На свою голову трубку взял я, и первого звонившего выслушивать пришлось мне:

– Клуб «Белая лошадь»? – я не стал уточнять, что не «лошадь», а «конь». Иногда, умножая подробности, теряешь суть, и ответил:

– Да.

– Современного творчества?

– Да.

– Значит, я попал туда, куда надо, – сказала трубка, и я искренне признался в ответ:

– Такое и со мной тоже иногда случается.

– Надеюсь, вы понимаете, что сейчас необходимо искусство, способное декларировать национальную идею? – трубка говорила голосом человека, привыкшего даже самые простые вещи превращать в митинг.

И что-то в этом голосе вызывало у меня подозрение, хотя я и не мог сразу понять – в чем дело.

Наверное, это можно было назвать интуицией.

Я доверял своей интуиции, и она не раз подводила меня.

Впрочем, интуиция подводила и всех остальных людей на свете.

Почти всегда.

Интуиция подводит людей уже тем, что она заставляет себе доверять.

Митинговать мне не хотелось, и, чтобы как-то заполнить паузу, я сказал:

– Искусство должно быть… – я притормозил фразу лишь на мгновение, подыскивая подходящее слово, – качественным.

А что ему захочется декларировать – оно само скажет.

Видимо, произнесенное мной оказалось слишком сложным для любителя митингов, потому что в трубке раздалось молчание, которое, впрочем, довольно быстро превратилось в размыслину.

Причем не от себя лично, а от всего человечества оптом:

– Н-да… Боюсь, человечеству будет сложно судить по вам – художникам, о том, что происходит в России.

– Вполне возможно.

Впрочем, это большой вопрос – что хуже: если обо мне будут судить по тому, что происходит в России, или о России будут судить по тому, что происходит во мне?

– Вы идете не в ногу с нашим временем! – осудила меня трубка от имени эпохи. И мне ничего не оставалось сделать в ответ, как осудить эпоху от своего имени: – Да. Но моя походка мне иногда нравится больше.

– Да вы что, не хотите, чтобы наша самобытная страна стала великой державой?! – спросила трубка заунывным голосом.

И я не ответил на этот вопрос.

Просто потому, что понимал, что великую страну хотят строить те, кто не желает, чтобы страна была нормальной.

Вместо этого я вспомнил одно маленькое Ларисино стихотворение:

Ни к каким берегам не прибытные,

Суверенно-маниакальные…

Может, хватит нам быть самобытными?

Не пора ли нам стать нормальными?..

…Я не знаю, какая из моей страны может получиться держава, может быть, потому, что прекрасно вижу – какая из моей державы получилась страна.

– Ладно… Мы приглашаем вас на конгресс русских сил, как порядочного человека, – проверещал голос. Правда, в этом верещании слышалось вполне обоснованное сомнение.

У меня иногда вызывает раздражение то, что кто ни попадя называет меня порядочным:

– А откуда вы знаете, что я – порядочный человек?

Может, я только что у соседской бабки последние три рубля украл?

– Это не важно, – констатировала трубка. – Главное, чтобы вы евреев и хачиков не любили.

После этого я повесил трубку – не стал продолжать разговор с человеком, существование которого можно было оправдать только перебоем в выпуске презервативов.

Хотя ответ у меня был:

– У России от дураков так много бед, что ни на каждую беду, ни на каждого дурака – никаких евреев не хватит.

Вот бывает так – поговоришь с человеком, и отчего-то хочется перейти с цензурного языка на общепринятый. И еще почему-то мне захотелось помыть руки.

Может, потому, что когда я общаюсь с русскими антисемитами, мне обидно и стыдно не за евреев, а за русских.

Не то чтобы я был «против» национализма. Я просто не могу понять тех, кто «за». Нелюбить людей нациями, по-моему, так же глупо, как нелюбить людей подъездами…

…Видя мое выражение лица, Лариса спросила:

– Что-то неприятное? – и мне пришлось подумать, перед тем как ответить ей:

– Понимаешь, Лариса, чтобы победить сильного, нужно стать сильнее его. Чтобы выиграть спор у умного – нужно стать умнее, чем тот, с кем споришь.

А вот против быдла порядочные, интеллигентные, культурные люди бессильны.

– Почему?

– Потому, что культурный человек не может стать быдлее быдла.

– Да не расстраивайся ты.

– Я и не расстраиваюсь.

Потому что среди некоторых людей хорошим человеком быть не сложно.

Среди негодяев годяем быть легко…

…Возможно, мне пришлось бы сказать еще что-то на эту неприятную мне тему, но тут позвонил мой друг, художник Гриша Керчин, и теперь трубку взяла Лариса:

– Привет, Григорий…

– Здравствуй, Лариса. Во сколько у вас мероприятие с… – он назвал фамилию нашего вечернего гостя.

– В шесть часов, Гриша. Приходи обязательно.

– Приду. А классик точно придет?

– Обещал. Ты что, сомневаешься?

– Нет. Но я слышал, что его так започитали, что от него ничего не осталось.

– Вот и посмотрим.

– А Петр где? – спросил Григорий.

Я в это время гладил колени Ларисы, сидевшей на краю стола.

Лариса и раньше иногда присаживалась на край стола в своем кабинете, но раньше она одергивала юбку.

Теперь она перестала это делать.

– Гриша, Петр подойти не может.

Он занят со своей любовницей.

– Да… А кто у него сейчас любовница?

– Как – кто? Я, конечно.

Слушая их разговор, я начал смеяться:

– Лариска, если не замолчишь, я тебя изнасилую, – и тут Ларисин голос стал серьезным:

– Тогда я не замолчу точно.

Мы с Ларисой еще поболтали бы и не только.

Перед обедом.

Но, похоже, обедать нам была не судьба, до самого ужина.

Дело в том, что клуб, как, скажем, банк или фонд, политическая партия или госкорпорация, организуется не только для тех, кто его организует. Организация клуба постепенно перетекает во взаимоотношения с самыми разными людьми. И многое начинает зависеть не только от организаторов, но и от людей, которые считают организацию нужной себе.

И в этих условиях ждать единственно плохого не только безнравственно, но и просто глупо…

11

…Вышло так, что после дамы с патриотизмом к нам зашла женщина со своей внучкой.

Они обе были такими милыми, что я улыбнулся.

Женщина улыбнулась в ответ и спросила:

– Что вы улыбаетесь?

Может, мы зашли не туда?

– Если вы пришли туда, где улыбаются, – ответил я, – значит, вы пришли правильно.

– Вот… Внучку вам привела, – проговорила женщина, продолжая улыбаться. При этом ее улыбка стала немного застенчивой.

– Меня зовут Петр Александрович, – я посмотрел в любопытные глаза девочки, которая мне сразу понравилась, потом на своего президента:

– А это – Лариса Павловна.

Как видите, мы такие взрослые, что когда-то у наших детей скоро могут появиться свои дети.

Так что, возможно, мы будем учиться друг у друга: вы у нас, а мы – у вас.

Девочка обошла меня, подошла к Ларисе и, улыбаясь, но молча стала смотреть в ее глаза.

Видимо, Лариса ей понравилась.

И я понял, почему эта маленькая девочка сразу понравилась мне – нам с ребенком нравилось одно и то же.

– А мы будем рисовать? – заинтересовалась девочка.

– Конечно, – улыбнулась Лариса, присаживаясь перед ребенком на корточки. – Тем более что дядя Петр – художник.

Он у нас по рисункам – авторитет.

– Амталитет, – повторила за моей поэтессой малышка и при этом внимательно посмотрела на меня.

– Да.

А кроме того, дядя Петр пишет книжки и поможет нам придумать историю о нас.

– Понятно, – сказала девочка, продолжая внимательно смотреть на меня, о чем-то раздумывая при этом.

И, подумав немного, поделилась с нами результатами своего обдумывания:

– Понятно.

Дядя Петр – два амталитета…

…Лариса взяла девочку за руки и сказала:

– Пусть Петр Александрович поразговаривает с бабушкой, а мы с тобой поговорим о том, что тебе интересно.

И когда они вышли, я предложил женщине сесть, а она сказала, продолжая улыбаться:

– Интересно, о чем они будут говорить?

Наверное, о чем-то серьезном? – И я ответил женщине:

– Мой опыт подсказывает, что когда собираются деловые мужчины, они всегда говорят о своих дамах.

Пусть сейчас наши дамы поговорят о своих делах.

– Петр Александрович, я к вам привела свою внучку, чтобы выяснить – какие у нее есть таланты?

Чтобы не зарывать их в землю.

– Иногда зарывание талантов в землю напоминает сеянье разумного, доброго вечного.

Но, думаю, это – не ваш случай.

Вы поступили правильно, приведя внучку к нам.

– На будущий год нам в школу, в подготовительный класс, – вздохнула женщина. – Там будут такие нагрузки.

– Ничего страшного.

Творчество не помеха никакому делу.

– И все-таки…

– Любое занятие творчеством в детстве – потом, независимо от того, чем будет заниматься человек, повзрослев, принесет свою пользу.

Я не успел договорить. Из коридора донесся какой-то визг. И когда мы с женщиной вышли из кабинета – увидели девочку и президента ползающими по ковру:

При этом обе перекладывали какие-то штуковины, явно взятые Ларисой из театрального реквизита в кладовой:

– Лиза, я тебе сказала, чтобы ты выбрала предметы, которыми пользуется писатель! А ты – все время ставишь на книжку яблоко!

Это неправильно! Лизочка…

– Да, тетя Ларисочка! Я собираю штуки для писателя, который пишет книжку о том, что яблоки вкусные! – Обе были так увлечены своим спором, что не обратили внимания на нас.

«Девочку зовут Лиза. Лариса это уже успела выяснить, а я, разговаривая с бабушкой, даже не спросил, как ее зовут», – подумал я, ощущая неловкость и оглядываясь на женщину.

– Меня зовут Тамара, – словно поняв, о чем я подумал, просто сказала бабушка Лизы, и я так же просто ответил ей:

– У вашей внучки таланты есть.

Я взял Тамару под руку:

– Пойдемте… Не будем им мешать.

– Пойдемте. Петр Александрович.

А знаете, я впервые встречаюсь с настоящим художником.

– Все на свете когда-то бывает впервые, – разговаривать с Тамарой было комфортно. Притом что эта женщина вызывала мое доверие, явно не прикладывая к этому никаких заметных с виду усилий.

– Времена меняются, – Тамара перестала улыбаться и теперь смотрела на меня серьезно:

– Петр, у вас есть дети?

– Да.

– Вы не боитесь времени, которое им досталось?

– Нет, не боюсь.

Их время намного сложней, чем то время, которое досталось большей части моей жизни.

Но их время намного интересней.

– А вы уверены в том, что наши дети сумеют в нем сориентироваться?

– Надеюсь.

Ведь время – это всего лишь движение от того, что было, к тому, как есть.

– Это и плохо, Петр.

– Почему? – я внимательно посмотрел в глаза Тамары.

– Потому, что времени надлежит быть движением от того, что было, к тому, как должно быть…

…Сколькие люди, встречавшиеся мне в этой жизни, при первом же упоминании о политике говорили: «Политика меня не интересует!» – не задумываясь демонстрируя то, что они безразличны к тому, в каком мире станут жить их дети.

Думая, что они свободны от бессмысленной суеты, но показывая только одно – свою безмозговость.

Тамара оказалась человеком, которому небезразлично не только то, в каком мире живут ее дети, но и то – в какой жизни будут жить ее внуки…

– …По-моему, Петр, вы и Лариса Павловна любите людей, – бабушка маленькой Лизы смотрела на меня, и под ее серьезным, но при этом каким-то удивительно спокойным взглядом я не мог лицемерить:

– Понимаете, Тамара, я не люблю человечества оптом.

Просто потому, что понимаю, что люди очень разные.

Я никогда не понимал, почему любовь к людям считается достоинством. Скорее – это просто неопытность.

Но еще хуже, если это – лицемерие.

Для того чтобы любить всех людей, нужно как минимум всех людей знать.

А то, что я о людях знаю, скорее, заставляет меня относиться к людям с подозрением.

Впрочем, я очень люблю своих друзей.

– И еще вы любите Ларису Павловну, – тихо проговорила Тамара.

– Откуда вы знаете, Тамара? У вас есть какой-то особый дар?

– Петр, для того чтобы увидеть это, никакого особого дара не нужно.

– Петр, для умных людей любовь – серьезному делу не помеха, а помощь, – серьезно проговорила бабушка Лизы, и я неуклюже попробовал перевести ее слова в шутку.

– А для глупых – разве иначе?

– Для глупых – помеха все что угодно…

– …Видимо, вы очень нравственный человек, Петр, – сказала женщина, сидевшая напротив меня, после недлинного молчания.

– Не знаю, Тамара. Наверное, нравственный тот, кто всегда поступает нравственно.

А это мне не всегда удается.

Впрочем, у меня есть оправдание: это не всегда удается и всем остальным людям, – мне не пришлось скрывать свой вздох.

– Петр, тот, кто думает, что всегда поступает нравственно, просто не знает – как он на самом деле поступает.

Нравственный человек не тот, кто всегда поступает нравственно, а тот, кто понимает – что нравственно, а что – нет…

…Удивительная вещь, в кресле передо мной сегодня сидела уже вторая женщина, и ее, как и первую, я встретил впервые. Они обе были приблизительно одного возраста, выросли в одно время, читали одни и те же книги, смотрели одни и те же фильмы, говорили на одном языке, ходили по одним улицам, в конце концов. Но какими же разными были эти женщины: первая была неинтересна настолько, что с ней неинтересно было спорить, вторая – интересна настолько, что с ней интересно было соглашаться.

Первая, даже сидя в кресле, маршировала по словам.

Не как мудрый военачальник, а как фельдфебель, которому доверили командовать армией.

Вторая шла по мысли неспешной походкой, выбирая, где сделать шаг, а где остановиться.

Не как человек, расхаживающий по родной улице, а как геолог по тайге, в которой предполагаются ценные залежи, но путь к ним пока не разведан и не очевиден.

Повстречав двух таких женщин за один день, начинаешь верить в то, что Земля действительно круглая. И у Земли есть полюса…

…Я молча думал об этом, но Тамара прервала мое молчание:

– Прежде всего, Петр, нравственный человек тот, кто умеет отличать хорошее от плохого.

Это просто.

Если просто, конечно.

– Да, Тамара. Наверное…

И, наверное, я глупый.

– Почему вы, Петр, считаете себя глупым?

– Потому, что глупые ничего не понимают в жизни.

– Вы не глупый, Петр.

– Вы так думаете, Тамара? – довольно часто мне безразлично, что обо мне думают посторонние люди, но перед Тамарой мне не хотелось выглядеть глупцом.

– Вы сказали: «…ничего не понимают в жизни…» – на самом деле, Петр, вам удалось найти единственное, что есть общего между глупыми и умными людьми.

– Петр, вы когда-нибудь лицемерили? – бабушка Лизы смотрела мне прямо в глаза.

– Что же я, по-вашему, Тамара, вчера родился?

Я уже давно живу на свете, и лицемерить мне приходилось не раз.

– А многие гордо говорят о том, что никогда не лицемерят.

– Возможно, это и есть – самые большие лицемеры на свете…

…Мы, наверное, еще поговорили бы с Тамарой, но дверь отворилась и на пороге, держась за руки, появились моя Лариса и Тамарина Лиза.

Обе так радостно улыбались, что я не удержался:

– Ну что, подружки, решили – как правильно поступить с яблоком?

– Да, – довольно ответила за обеих Лиза.

– Ну и как? – Мне действительно стало интересно – как два человека могут разрешить проблему, на решение которой у каждого из них был свой взгляд.

Вообще, то, как люди решают свои проблемы – важнейший вопрос человечества; и Лиза очень внимательно посмотрела на меня, наверное, размышляя – стоит ли делиться со мной опытом решения.

И после некоторого раздумья, видимо, посчитав меня достойным ответа, сказала:

– Дядя Петр, мы это яблоко съели…

…Когда Лизонька с бабушкой, уже у дверей, обо всем договорившись, прощались нами, и Лиза поцеловала Ларису в щеку, а мне очень серьезно протянула свою ладошку, Тамара сказала:

– До свидания… А знаете, Петр, вы, художники и поэты, немного Колумбы, – я улыбнулся ей в ответ:

– Колумбу было труднее, чем нам. За кетчупом ему пришлось отправиться в Индии, а нам – всего лишь в соседний маркет.

И уже совсем на пороге, в каком-то смысле на краю клуба современного творчества, Тамара остановилась и, прямо глядя мне в глаза, сказала:

– Петр, вы и Лариса – люди, которым хочется верить.

– Спасибо, Тамара.

Только помните: верить – это самое простое, что могут люди, – проговорил я, улыбнувшись, и Тамара ответила, улыбнувшись тоже:

– Если не ошибаешься, это – еще и самое разумное…

12

…В пределах сегодняшнего дня время шло своим чередом.

И своей походкой.

И не раз со мной выходило так – что-то важное делаешь-делаешь, а день все не кончается; и наоборот – вроде ничего и не делал, а вечер уже наступил.

Помещение нашего клуба наполнялось людьми, и в этом не было ничего удивительного. Единственное, что могло удивить, это то, как много людей не противоречат представлениям о них.

Люди входили, отыскивали взглядами знакомых, здоровались, заводя диалоги и приглашая каждого незнакомого присоединиться к ним и друг к другу. При этом многие стремились поздороваться с Ларисой, понимая, что пришли в дом, созданный ею.

Из моих друзей первым пришел художник Андрей Каверин, но я успел перекинуться с ним всего несколькими словами:

– Как дела? – спросил я, понимая никчемность моего вопроса. И Андрей пошутил, доводя свой ответ до кчемности:

– Жизнь проходит. Но как-то не начинается…

…Продолжить разговор с Андреем я не смог и просто кивнул ему в знак того, что я с ним или согласен, или нет – меня отвлек спор двоих мужчин.

Похоже, они были знакомы давно и близко. И сказанные ими слова, возможно, являлись продолжением спора, начатого не сегодня:

– …Законопослушность людей, – говорил один, – основа спокойствия государства.

И это важно.

– Законопослушность государства, – отвечал второй, – основа спокойствия граждан.

И это еще важнее…

…Разговаривая, мужчины отошли от того места, где остановился я, и мне пришлось сделать несколько шагов, чтобы оказаться возле другой группы – два молодых человека испытывали моего современника, о котором я знал только то, что он неплохо играл на пианино:

– …Каждое событие в человеческой истории – это появление исторического здравого смысла, – сказал один из молодых людей, а по второму было видно, что с первым он абсолютно согласен. – События наполняют историю здравым смыслом, который просто не всегда очевиден нам.

Тот, что постарше грустно улыбнулся молодым людям в ответ:

– Боюсь, что нет более глупого предположения, чем утверждение о том, что здравый смысл в человеческой истории вообще есть…

…Людей в помещении клуба становилось все больше и больше, и пока никто не собирался рассаживаться, люди двигались, переходя от группы к группе, разговаривая, наполняя помещение легким шумом, сквозь который до меня долетали фразы, иногда обращавшие на себя мое внимание.

Оставалось удивляться тому, с какими разными мыслями люди приходят в клуб современного творчества.

А может, клуб современного творчества – это и есть то место, куда приходят люди, у которых есть мысли…

– …Типичная культура… – начинал говорить кто-то, а кто-то успевал ему возразить: – Культура – это не типичное, а лучшее…

– …Со времен Адама Бог дал человеку принципы, – настаивал кто-то, – и они вечны.

Ты в этом сомневаешься? – И тот, кому обращались эти слова, сомневался:

– Сомневаюсь.

Ведь даже сам Адам сумел продержаться Божьими принципами только до первой Евы…

– …Умные люди повинуются не страстям, а разуму, – утверждал кто-то, а кто-то соглашался с ним. Или – не соглашался:

– Если понимаешь, что повинуешься страстям, значит, разум у тебя есть.

А если не понимаешь – откуда узнаешь, что это страсть?..

– … Мы, россияне, никогда ни чем не стали бы без жесткой власти.

– Если бы не российская власть, мы вполне могли бы стать россиянами…

– …Чего ты от меня хочешь? – спрашивала молодого человека красивая девушка, и, проходя мимо них, я мельком взглянул в лицо юноши.

И по его лицу понял, что на ее вопрос ему очень хочется ответить честно…

– …Я никогда не стал бы покупать картину, не посоветовавшись с женой, – говорил мужчина женщине. При этом его лицо демонстрировало подвижнический акт гендерной солидарности. И такая демонстрация уважения к женщине, по мнению мужчины, должна была вызвать женское восхищение.

Но лицо женщины, как мне показалось, не поскупилось на разочарование:

– Вот потому-то мы и говорим, что мужики перевелись – даже картину в дом сами выбрать не можете…

– …Если бы яблоко не упало на голову Ньютона, закон всемирного тяготения открыл бы кто-то другой, – послышался у меня за спиной серьезный голос. И голос веселый ответил ему: – Если бы яблоко было потяжелее – тоже…

Я переходил от одного диалога к другому, слушая, что говорят люди.

Их слова мне были интересны хотя бы тем, что обращены не ко мне и произносились без моего умышленного или неумышленного понуждения.

Рядом со мной были люди, которые пришли сами.

Когда-то я думал, что человек – это то, что он думает. Но со временем понял, что человек – это то, что он говорит.

Мы создавали не мозаику, а калейдоскоп мнений. Одним этим мы все честно делили между собой ответственность взаимопонимания.

До меня долетали обрывки фраз – осколки утверждающих сомнений:

– …Наше дело – развивать культуру… – Нашу культуру нужно не развивать, а будить от спячки…

– …Районная власть не одобрила наш проект… – У нас такая власть, что, если она что-то неодобряет – это можно считать похвалой…

– …Все беды – от просвещения. – А разве от всего остального бед нет?..

– …Мой главный аргумент в пользу того, что его жизнь – бессмыслица, хранился у него в буфете и отмерялся гранеными стаканами. – Возможно, это был его главный аргумент в пользу того, что жизнь полна смысла…

– …Как тебе новый мэр Москвы?

– С мэром нам повезло. Назначили того, у кого жена асфальтовую плитку производит. И на улицах плитка.

А представляешь, назначили бы того, у кого жена тигров или львов разводит. Что было бы на наших улицах?..

– …И сколько же вам лет? – Парадокс. Для молодых женщин я уже стар, а для старческой пенсии – еще молод…

– …Ну, знаешь, за правду нужно бороться. – Кто-то борется за правду, а кто-то – просто живет честно…

– …Я хотела создать с ним семью. – Дорогая, семья – это не самая удачная шутка природы…

– …Власть – это инструмент развития страны. – По-моему, для нашей власти, страна – это инструмент для набивания своих карманов…

– …Дорогой, ты говоришь, что спокойно относишься к дурам. Можно подумать, что ты их часто встречаешь? – Дорогая, не далее как сегодня одной дурочке, которая наводит порядок у меня в мастерской, я сказал, что у женщины есть замечательный способ привязать к себе мужчину. А она меня спрашивает: «Какой?..»

– …Он уверен в том, что Бог там, где строятся церкви. – А я думал, что Бог там, где прокуроры непродажные…

– …Образование и культура – это совсем разные вещи.

И развитая культура может существовать при неразвитом образовании.

– Ты думаешь, что Хемингуэя можно понять, не зная, что Земля круглая?..

– …У меня есть свои принципы. А у вас, похоже, их нет.

– Нет.

Потому что принципы – это уверенность в том, что твое понимание жизни – последняя инстанция…

– …Нынешние дети – это какой-то ужас. Ничего, кроме рока и пепси, знать не хотят.

Я своим племянникам говорю: «Нужно жить так, словно каждый день – последний!»

– А сам-то ты это – до первой седины понял?..

– …Насилие на экранах научит нас всех быть преступниками.

– Ничему это насилие не научит.

Актеры сериалов даже пистолет в руках держать не умеют.

Другое дело, что телевизионное насилие делает насилие, окружающее нас в жизни, привычным и обыденным.

А еще – легитимным…

– …Я ему сказала: «Только замуж…»

– Ну и – дура.

– Почему?

– Только дура согласится за час удовольствия с мужиком потом его всю жизнь кормить и обстирывать…

– …Она замучила меня своими стихами.

– Ага. Я тоже послушала ее стихи и сказала ей, что, по-видимому, у нее должны быть большие задатки.

Вышивать крестиком…

– …Гимн России – вот тебе и символ. – Гимн России превратили в песенку из капустника: новая Конституция – новые слова на ту же музыку…

– …Ты представляешь, а если ему покажется, что у меня слишком маленькая грудь? – Не переживай – грудь женщины должна быть не большой, а любимой…

– …Он говорит: «Задавайте мне вопросы». – Ну, ты бы его спросил: «Как порядочный человек может быть членом “партии власти”?»…

– …Пошли с дочкой покупать книжки. Как здорово! Сколько сказок для детей сейчас издают.

– Да. Не хватает только одной сказки.

Для взрослых.

– Какой?

– Сказки о «Голом короле»…

– …Бога придумали те, кто хотел понять мир. – А использовали те, кто захотел этим миром управлять…

– …А ты напиши что-нибудь о «декабристах». Это сейчас актуально. – Дорогая, на «декабристах» уже столько заработано, что всю Сибирь скупить можно было бы…

– …Да вся эта ирония мировой литературы не стоит выеденного яйца.

Город Глупов… Да где он?

– Где находится город Глупов, я не знаю.

Но окружает его Московская кольцевая дорога…

– …Либералы разрушили всю страну.

– Не разрушать построенного может только та страна, которая не строила ничего глупого.

Впрочем, все борцы с прошлым – очень плохие строители будущего…

– …Ну, знаешь – сколько людей, столько и мнений. – Это было слишком просто. Увы – мнений намного больше, чем людей…

– …Должен же быть кто-то, кто лучше нас. – Иногда человек думает, что он лучше всех в мире, а он просто лучше всех в мире играет в шахматы…

– …Вот такие, как ты, двадцать лет назад и профукали Советский Союз. – А такие, как ты, способны объяснить таким, как я, – что, собственно, объединяло Туркмению с Эстонией?..

– …Вы, мужчины, нас уговариваете, а мы – упираемся.

– А для чего вы упираетесь?

– Для того, чтобы потом был повод ругать вас в любом случае: и если уговорили, и если – нет…

– …Если бы тебе пришлось встретиться с Богом, о чем бы ты его спросил? – Я бы спросил его: «Господи, тебе одиноко?..»

– …Водка мешает жить. – Зато позволяет об этом не думать…

– …По-моему, для творческого человека ты слишком много говоришь о деньгах. – Я достаточно много и искренне думаю о творчестве у себя в мастерской. Это позволяет мне так же много и искренне думать о деньгах за ее пределами…

– …И что же, по-вашему, главное в жизни? – По-моему, главное в жизни понять, что ничего не может быть главным в жизни навсегда…

Так выходило, что каждый человек говорил о своем, но все по большому счету – об одном и том же…

…Проходя между различными группками людей, разговаривавших между собой и друг с другом, я подумал: «От нас никто не требовал, чтобы мы собирались вместе.

Нас собрала жизнь.

Она же и показывала нам – кто есть кто?..»