Текст книги "Зов Лавкрафта (Антология хоррора)"

Автор книги: Николай Романов

Соавторы: Максим Кабир,Дмитрий Тихонов,Александр Матюхин,Александр Подольский,Виктория Колыхалова,Алексей Жарков,Илья Пивоваров,Дмитрий Костюкевич,Елена Щетинина,Евгений Абрамович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Обстрел продолжался меньше минуты, но казалось, что прошла целая вечность. Грех поднялся. Впереди появился завал из перекрученных, разбитых в щепки деревьев. В воздухе пахло порохом и бензином. Вавил сидел, прислонившись спиной к стволу, тряс головой. Грех похлопал его по плечу.

– Контузило, брат?

Вавил не ответил, только промычал что-то под нос. Грех помог ему подняться, тот был вялый, безвольный, как кукла. Мелко дрожал и продолжал трясти головой.

Грех пошел дальше, таща на себе друга, обходя завалы и появившиеся воронки, которые уже затопила, пенясь и бурля, холодная грязная вода. Тьма отступила, от обстрела кое-где загорелись деревья. Высокие кроны сосен пылали, вниз волнами сыпались красные искры. Гасли, не долетая до воды.

Мимо проплыла оглушенная рыбина. Здоровенная, с руку, выставила бледное чешуйчатое брюхо. Грех оттолкнул ее ногой, на ходу размышляя, зачем понадобилось кому-то обстреливать пустой лес. В кого стреляли бойцы на броневике? Сколько еще до границы? Дотянет ли Вавил? Вопросы лезли в голову, распирая череп изнутри.

В свете пылающего среди деревьев огня все казалось ненастоящим, нереальным. Тени вытягивались, танцевали на воде и древесных стволах. Длинные, кривые, рогатые. Греху было неуютно, почему-то не покидало ощущение, что за ними наблюдают. Хотелось спрятаться за деревом, чтобы не было видно. Или на худой конец втянуть голову в плечи. Краем глаза он заметил тень. Кто-то высокий и двуногий двигался чуть в стороне между деревьями. В такт с движениями людей. По коже пробежал холодок.

– Бойцы повстанческой армии!..

Грех вздрогнул, остановился. Чуть было не заорал от неожиданности и испуга. Встряхнул на плече совсем обмякшего Вавила, тот пробурчал что-то под нос. Голос продолжал.

– Ваше дело погибло. Вы разбиты, а ваши лидеры сбежали…

Он оглянулся по сторонам. Никого. Тени исчезли, значит показалось. Но голос был слышен четко. Даже Вавил поднял голову, прислушался. С мочки его уха капала темная кровь. Грех как загипнотизированный стоял и слушал, поддерживая друга.

– Сбежали… сбежали… сбежали…

Запись повторяла по кругу одно и тоже слово, будто зажевало пленку.

– Сбежали… сбежали…

Непонятно было, откуда идет голос. Казалось, будто сразу со всех сторон. С боков, сверху и снизу. Какой-то странный звуковой эффект, похожий на эхо. Но где источник звука? Неужели вернулись те на броневике? После перестрелки неизвестно с кем решили все-таки продвинуться в затопленный лес. Грех все равно не мог понять. Запись началась будто сама собой. Звук появился прямо из воздуха.

– Сбежали… сбежали…

Что-то громко щелкнуло и сообщение заговорило уже другим голосом, более тихим, сорванным и хриплым, уставшим.

– Сбежали, бросили вас, оставили одних… а вам так холодно, так страшно, так одиноко… вы совсем одни здесь… в этом страшном, темном и холодном мире… не оказывайте сопротивление. Выходите с поднятыми руками к позициям… у нас вас ждет сухая одежда и теплая пища… война закончена… мы даем вам слово… мы обещаем… горячую пищу, теплую одежду… билет домой… тепло и ласку… любовь и нежность…

Голос хрипел и сипел. Грех быстро пошел вперед, разбрызгивая воду тяжелыми ботинками. Быстро, насколько мог. Тяжелый Вавил уже едва переставлял ноги. Грех тянул его почти силой. Хотелось поскорее уйти из зоны слышимости сообщения. Но голос не затихал, он преследовал, шел рядом, накрывая непроницаемым звуковым куполом. Казалось, что это говорит сам лес, сама вода внизу. Голос делал паузы, менял интонации, ставил неправильные ударения. От него заболела голова, замутило, болью пульсировали глазные яблоки и пломбы в зубах.

– мы дадим вам все… все… мы обещаем теплую одежду, вкусную еду… сухую еду… вкусную одежду… горячую… мокрую… мы обещаем ласку… мы обещаем любовь… мы обещаем глубокий минет и групповой секс… глубокий секс… групповой минет… глубокую одежду… сухой секс… групповую пищу… глубокую постель…

Грех шел и тихо скулил про себя. Он больше не мог выносить этого.

– мы обещаем жертвоприношения… мы обещаем распоротые животы и выпущенные кишки… мы обещаем жертвенных висельников и утонувшие деревни… мы обещаем блуждающие огни… мы обещаем голоса… мы обещаем свет… мы обещаем чешую и холодную кожу… мы обещаем немые рты… мы обещаем большие глаза… мы обещаем пробуждение…

Голос из раза в раз повторял одно и то же, но с каждым повтором добавлял что-то еще более безумное. Он начал меняться, растягивать слова, как старый кассетный плеер, у которого садились батарейки.

– мыыы оообещааа… ааеееееем жеееее… ееертвооооооооооо… приииииии… ноооооошееееениииия… мыыыы оооооо… бещаааааеееееем… хооооолооод… хоооо… лоооод… оооообеееещааааааеееееем… гряааааааазь… мыыыы… ооооообееееещааааа… еееееем… гряааааааазнуууууюууууу вооооооодууууууу…

Голос принялся хрипеть что-то совсем неразборчивое. То ли запись пришла в негодность, то ли диктор перешел на какой-то неведомый язык. Грубый и лающий, от каждой фразы которого хотелось поморщиться. Что-то снова щелкнуло и голос смолк. Резко затих, будто оборванный. Кто-то нажал на кнопку и выключил запись.

Грех выбрался на пригорок, поросший низкими елочками, втащил за собой Вавила и без сил рухнул на спину в мокрый мягкий мох. Вавил едва шевелился и стонал.

– Хватит, – расслышал Грех, – хватит…

Они лежали почти неподвижно, отдуваясь и набираясь сил. Горящие деревья тихо трещали. Сверху продолжали сыпаться искры. Вода шла рябью, окаймляя пригорок, как маленький остров. Звенело в ушах, болели глаза, ломило затылок и шею.

Наконец Грех с трудом поднялся, посмотрел вперед. Туда, куда они шли. За пригорком начиналась небольшая опушка, свободная от деревьев. За ней снова стоял темный лес. Все было затоплено водой, опушка превратилась в небольшое озерцо. В десятке метров лицом вниз плавал труп в камуфляже. В тусклом свете пожара Грех рассмотрел у него на рукаве шеврон одного из добровольческих батальонов. Значит они не первые, кто шел к границе эти путем. Грех постоял, раздумывая, соображая о дальнейшем. Продолжать ломиться через лес или попробовать выйти на дорогу?

Когда он снова посмотрел на труп, тот был уже в метре о него. Почти у самых ног. Течением прибило, что ли? Грех невольно отступил на шаг и тут над ухом раздался выстрел. Мертвец качнулся на воде и медленно задрейфовал обратно. Грех злобно оглянулся на Вавила, который стоял, качаясь, подняв автомат. На раненную ногу он не наступал.

– Какого хрена ты делаешь?! – рявкнул он.

– Шшш, – Вавил многозначительно приложил палец к губам, – не шуми. Мертвые совсем не мертвые…

Грех не ответил спятившему другу. Не успел. На той стороне опушки зашевелился кто-то большой. Поднялся во весь рост. Черный, блестящий в свете огней. Быстро перебежал между деревьями, громко плюхнулся в воду и тут же все затихло. Только трещал где-то огонь. Грех рассмотрел глаза. Большие и желтые, тускло мерцающие в темноте, как гаснущие фонарики. Невольно поежился.

Показалось, судорожно пытался успокоить он себя. Просто большое животное, лось или олень. Вышел к водопою, испугался людей. Лоси не ходят на двух ногах, возразил внутренний голос. Грех посмотрел на Вавила.

– Не мертвые, – ответил тот.

Лицо его судорожно дернулось. То ли от холода, то ли от контузии и нервного тика.

Про себя Грех решил, что нужно искать дорогу. Идти через лес не хотелось совсем. После того, что он видел на опушке.

Трасса нашлась быстро, тоже затопленная. Паводок набирал силу. Вода здесь доходила до середины икры и Греху казалось, что уровень ее чуть-чуть поднимается с каждым шагом. Зато под водой здесь был твердый асфальт, идти было гораздо легче.

Вавил то приходил в себя, то проваливался в беспамятство. Горел так, что Греху было жарко находится рядом. Он то вел друга рядом с собой, то подставлял ему плечо. Иногда приходилось перевешивать вещмешок на грудь и взваливать Вавила на спину. Каждый шаг давался со все большим трудом, а отдых, привал и сухой участок земли пока не предвиделся.

Дорога делала резкий поворот. Там, еще невидимое за деревьями, что-то ярко горело. Подойдя ближе, Грех увидел пылающую автозаправку. Огонь вырывался прямо из-под земли, из-под слоя воды, которым было укрыто все. С шипением и паром рвался наружу. Топливо растекалось по водной ряби горящими кляксами расползалось в стороны. Тут и там плавали бутылки с водой, пачки чипсов и орешков. Грех машинально подобрал несколько, сунул в вещмешок на груди. Поудобнее встряхнул Вавила на спине, пошел дальше, оставляя позади охваченную огнем заправку.

Дальше дорога шла почти в кромешной тьме. Стоящие с двух сторон деревья образовывали сплошной коридор, тоннель, по которому вилась затопленная дорога. Неба не было видно, оно сливалось с окружающим миром. Немного очухавшийся Вавил попросился идти сам. Грех с облегчением опустил его на землю, выловил из воды длинную крепкую палку вместо костыля и только поддерживал за плечо. Шли они медленно, Вавил часто останавливался, подолгу отдыхал и отдувался, но так гораздо легче, чем тащить его на себе.

Шли молча. Если и переговаривались, то короткими фразами и только шепотом, не отдавая в этом отчета самим себе. Казалось, что их могут услышать. Грех был почти уверен, что тени вернулись, хоть он и не мог их рассмотреть. Теперь их было много. Тех самых, высоких, с большими желтыми глазами и блестящей кожей. Они шли рядом, тихо, выдавали себя только короткими всплесками воды между деревьями.

Принялась подниматься с горки на горку. Вода то поднималась до пояса и выше, то опускалась по щиколотку. Иногда даже показывался чистый сухой асфальт, но таких участков было мало. Каждый раз приходилось снова заходить в холодную темную воду.

Они зашли в низменную болотистую местность. С двух сторон дороги из воды поднимались уродливые кривые стволы берез. Сухие и мертвые они белели в темноте, как кости умершего здесь гигантского животного. Между берез светились огоньки, как маленькие звездочки. Глаза. Стояли неподвижно, но уже не прятались. Не видели смысла. Грех взял автомат на изготовку, нащупал гранату в кармане разгрузки. Несколько минут они с Вавилом молча стояли и смотрели по сторонам, ждали чего-то. Никто не двинулся с места. Ни они, ни огоньки между деревьями.

Грех огляделся. К привычной уже тревоге добавилось что-то еще. В темноте казалось, что они забрели в какой-то параллельный мир. Все здесь было не так, непривычно. Вода, деревья, даже воздух казались какими-то чужими, неправильными.

– Мне кажется, мы где-то не здесь, – Вавил шепотом озвучил на ухо его мысль.

Грех кивнул. Не здесь. Они пошли дальше.

От холода и сырости Грех уже не чувствовал ног. Ниже колен как будто ничего не было, только подошвы тяжелых промокших ботинок ступали по скрытому под водой асфальту. В горле першило, заложило нос, голова кружилась и бросало в пот. Если он отсюда выберется, наверняка свалится с воспалением легких.

На обочине, съехав одни бортом в кювет и наполовину скрывшись под водой, стоял подбитый танк. Башня свернута набок, дуло пушки опущено в воду. Внутри машины глухо плескалось, было слышно, как внутри кто-то стонет и гулко стучит по броне чем-то тяжелым. Грех с Вавилом прошли мимо, не оглядываясь.

Дорога снова пошла в гору, они с облегчением выползли из воды на сухой асфальт. Мокрые, продрогшие, тряслись от холода и страха. Вавил опустился на четвереньки и принялся надрывно кашлять, рискуя выплюнуть собственные легкие. Отхаркнул темный сгусток, перевернулся и сел, вытянув перед собой больную ногу. Было заметно, как та раздулась внутри штанины, раза в три толще обычного. Вавил мелко трясся и смотрел туда, откуда они пришли. Там между деревьев все еще блуждали огни.

– Ты когда-нибудь видел такое наводнение?

– Нет, – ответил Грех.

Он стянул с ног тяжелые, как кандалы ботинки, вылил из них воду. Как смог отжал носки и штанины, снова обулся. Мокрая одежда хлопала, неприятно липла к телу. Зубы стучали так, что Грех сильнее стиснул челюсти, боясь прикусить язык. Он помог подняться Вавилу и они двинулись дальше.

– Куда мы идем? – спросил тот.

– Не знаю, – честно ответил Грех.

Впереди белел покосившийся указатель. Проржавевший и помятый, в темноте невозможно было разобрать буквы, но он явно извещал о начале населенного пункта. Дорога здесь снова спускалась вниз, однако через десяток метров по обе стороны показались деревенские дома.

Тишина оглушала, давила, света в окнах не было, огни не горели. Даже те, среди деревьев.

– Пусто, – разочарованно прошептал Вавил, они по-прежнему боялись разговаривать громко, – никого…

Грех промолчал.

Здесь вода вернулась, пришлось опять шлепать по ней, тяжело переставляя ноги.

Грех усадил запыхавшегося Вавила на скамейку возле одного из домов, а сам постучал в двери.

– Ты чего? – спросил Вавил.

– Может есть кто. Откроют.

Ожидаемо никто не ответил. Грех потянул дверь на себя, открыто. Шагнул в темные сени. Под ногами хлюпало. Дом был затоплен, как и все вокруг. Вода внутри доходила почти до колен. На поверхности дрейфовала домашняя утварь – пустые бутылки, книги, бумага, мусор. Кораблем деловито проплыла мимо намокшая подушка.

Он прошел в помещение, похоже кухню. Большая белая печь размокшая и осыпающаяся. Газовая плита, стол возле окна. За столом сидел человек. Опустил голову на руки, будто уснул. Грех осторожно, держа автомат перед собой подошел к нему.

– Эй, – тихо позвал он, – хозяин…

Молчание. Человек не двигался. Темная фигура осталась сидеть на месте, как статуя. Грех протянул руку, потряс за плечо. Мокрая одежда, холодная кожа под ней. Он зачем-то тряхнул сильнее. Под столом что-то мерзко чавкнуло, плюхнулось в воду. Тело дернулось, испустило газы, завалилось на бок и с плеском рухнуло со стула.

Грех зажал нос, по комнате расползался невыносимый трупный запах. Смрад смерти и разложения. Он попятился от стола, пошел в другую комнату. Наощупь пошарил рукой по стене, по мокрым вздувшимся обоям. Нащупал выключатель, ничего, света нет. И не будет, зачем-то сказал сам себе. Закончился свет. Даже за окнами кромешная тьма.

В комнате угадывались очертания дивана, большой шкаф у стены, широкий плоский телевизор на столике. Грех шагнул вперед и тут же отпрянул. В темноте наступил на что-то мягкое. Наклонился – в воде лицом вниз лежал труп. Раздувшийся, но маленький, как кукла. Ребенок. Дулом автомата Грех зачем-то оттолкнул от себя маленькое тельце. То легко скользнуло по воде. Остатки одежды на нем развивались, как водоросли. Мертвые совсем не мертвые, всплыл в голове бред Вавила.

Что-то тревожило, не давало сосредоточится, только не понять, что именно. Когда Грех осознал это, задрожали руки, а сердце на миг остановилось. По спине побежали неприятные мурашки. Тишина. За последние часы он привык к тишине – ни ветра, ни птиц, только плеск шагов и собственное дыхание. Сейчас тишина нарушилась и причиной этого был не он. Кто-то громко дышал за перегородкой, совсем рядом. Там, куда вел проем без двери. В темноте кто-то дышал и ворочался. Как спящий, сон которого потревожили. Грех медленно-медленно, стараясь не шуметь, попятился назад. Скорее обратно на кухню, в сени и наружу. Взять в охапку Вавила и прочь из этой деревни. Не успел он об этом подумать, как с улицы раздался выстрел. Оглушительный в тишине. Громогласный даже здесь, за стенами дома. Показалось, что даже стекла в рамах задрожали. Потом еще один. Несколько секунд тишины и короткая очередь. Вавил отстреливался от кого-то.

Спящий очнулся. Зашевелился, недовольно засопел. Издал короткий звук, похожий на лягушачье кваканье. Что-то громко хлюпнуло, сильно ударилось о перегородку с той стороны. Из тьмы проема показалась большая лапа с четырьмя пальцами, соединенными перепонками, пошарила по стене. В такой запросто исчезнет человеческая голова.

И глаза. Эти огромные светящиеся блюдца, как бледные фонарики. Впервые Грех видел их так близко. Ярко-желтые, с темными вертикальными черточками зрачков. Они смотрели на человека в упор. В глубине комнаты зашевелилось что-то еще. Заплюхало по воде, будто маленькими ножками. Зазвенели капельки, словно стекали с мокрой одежды.

Снаружи грохнул еще выстрел.

– Грех! – надрывался где-то Вавил, – Греееех! Ты где!

Крик вывел из ступора. Грех быстро вскинул автомат и выстрелил прямо по светящимся глазам. Не стал смотреть, что будет дальше, молнией рванул на кухню. Пока бежал, краем глаза заметил, что возле стола кто-то неподвижно стоял. К черту, подумал он, скуля от страха. Прочь отсюда, скорее!

Вавил сидел на скамейке, где его оставил Грех. Палил куда-то в сторону соседних домов. Дрожали желтые огни глаз. Три-четыре пары, не меньше. Они приближались.

Грех рванул друга за шиворот.

– Быстрее! За мной!

Они мчались, куда глаза глядят, не разбирая дороги. Не смотря не ранение, Вавил не отставал. Только подпрыгивал, кричал и матерился, припадая на больную ногу. Время от времени останавливались, прикрывая друг друга, стреляли по огням. Тех становилось больше, они обходили со сторон, окружали. Грех пускал в темноту короткие очереди. Каждый пятый патрон – трассирующий. Во вспышках выстрелов он отмечал мелькание силуэтов. Они были все ближе. Долговязые, худые. Их кожа переливалась, как рыбья чешуя.

Они покинули деревню, отошли далеко от дороги. Мчались через какое-то поле с перелеском. По колено в воде, спотыкаясь о кочки. Царапая лица и руки о колючие кусты. Преследователи не отставали, они двигались куда проворнее людей, молча, почти бесшумно, выдавая себя только случайным шлепком или всплеском. Уже совсем, совсем рядом.

– Слева! – кричал Грех.

– Справа! – перебивал его Вавил.

– На десять часов!

– Перезаряжаюсь! Прикрой!

Вавил оступился и с головой исчез в мутной холодной жиже. Вынырнул, кашляя и хватая руками воздух.

– Грех! – хрипел он. – Не бросай, брат! Они под водой, под водой!

У Греха похолодело внутри, ноги подкосились от нахлынувшей паники. Под водой!

Он схватил Вавила за шиворот и рывком выдернул из топи. Как можно быстрее бросился через затопленные кусты. Вавил стрелял в темноту.

Грех не понял сразу, что увидел огни. Подумал сначала, что это всего лишь глаза еще одной твари. Но присмотревшись, едва не заорал от нахлынувших чувств. Впереди, на пригорке, свободном от воды, горели окна. Дом. Там кто-то есть. Совсем рядом, метров сто по прямой. Он рванул туда.

Впереди он увидел, как желтые глаза обходят их с двух сторон, берут в кольцо, отрезают путь к дому.

– Нет, – зарычал Грех сквозь зубы, – ни хера!

Он достал из кармана разгрузки гранату, дрожащими от холода руками повозился с чекой и швырнул как можно дальше вперед. В скопление ярких огоньков. Граната звонко плюхнулась в воду и через секунду взорвалась. Твари впереди бросились в стороны, наверняка перепуганные взрывом. В короткой вспышке света Грех увидел, как они бегут, открывая проход, ныряют в воду, прячутся.

– Скорее! – он подтянул Вавила за шкирку. – Туда!

Через несколько минут они добрались до подножия холма. Заскользили вверх по мокрой траве. Впереди виднелся низкий деревенский дом, к которому вела извилистая тропинка. Туда, только туда.

Грех бросил короткий взгляд назад. Глаза теперь двигались медленно, осторожно. Боялись громких штуковин, которыми бросаются люди. Но все равно приближались. И их много.

Первым до дома, как ни странно, добрался Вавил.

Нажал плечом, закрыто. Принялся молотить прикладом.

– Откройте! – вопил он. – Откройте!

Когда дверь со скрипом открылась, они ввалились внутрь. Сразу в большую просторную комнату с печью и столом возле окна. Над потолком висела электрическая лампочка. От яркого света заболели глаза. Сухо, тепло. Сразу навалилась усталость.

– Дверь! – истошно закричал Вавил.

Грех оглянулся в сырую темноту снаружи. На него быстро двигались два желтых глаза. Он вскочил на ноги, толкнул дверь, закрывая. Не успел, в сужающуюся щель успела скользнуть рука. Длинная, толстая, покрытая темной зеленоватой чешуей, пахнущая водорослями и тухлой рыбой. С костлявыми перепончатыми пальцами, увенчанными кривыми когтями. Сначала появилась только кисть, потом проскользнуло предплечье, локоть. Грех что есть силы давил на дверь, но та не поддавалась.

– Вавил, – захрипел он от натуги, – ну…

Грохнул выстрел, заложило уши. Пуля разворотила дверной косяк в сантиметре от скользкой руки. В стороны полетели щепки, оцарапали Греху щеку. Вавил выстрелил снова, попал. Рука дернулась, заскребла пальцами по стене. Из раны потекла мутная жижа, в нос ударил запах гнили. Следующая пуля изуродовала кисть твари, насквозь прошила ладонь, отстрелила два пальца. Рука влажно шлепнула по стене то ли от боли, то ли от досады и исчезла. Грех с облегчением закрыл дверь, продел крючок в скобу, отошел на шаг, ища глазами еще что-то. Щеколду, защелку, засов, замок, что угодно. Осмотрел комнату в поисках того, чем загородить проход. Комод, шкаф, что угодно.

– Все, – услышал он женский голос, вздрогнув от неожиданности.

Повернулся. В дверях в другую комнату стояла сгорбленная старушка, маленькая и сухая, как мертвое дерево. Внимательно рассматривала непрошенных гостей. Прятала руки в складках безразмерного черного платья.

– Все, – скрипуче повторила она, – не придут больше, не бойся. Не смеют они ко мне приходить, пока я сама не позову.

Грех сполз по стене. Усталость сразила наповал. Еще раз посмотрел на дверь, сомневаясь в ее надежности. Сама дверь и косяк были испачканы слизью, кровью и чешуей твари. На полу валялись отстреленные пальцы.

– Ты прости, мать, – сказал он, – что мы вот так… просто… тут такое творится… такое творится…

– А я знаю, – спокойно согласилась старуха, – знаю, что творится. С ума вы все посходили. Убиваете друг дружку почем зря. Шмотки пятнистые напялили, оружием обвешались. Скоро отец проснется, покажет вам…

Она говорила что-то еще, скрипела своим колючим голоском. Грех не слушал, отполз к Вавилу, который растянулся у противоположной стены. Спал, склонив голову на плечо. Автомат лежал поперек груди, от мокрой одежды поднимался пар. Грех посмотрел на его раненную ногу. Штанина пропиталась кровью и гноем.

– Они, – бормотал Вавил во сне, – они внутри меня… внутри меня…

Грех прислонился к стене. Слипающимися глазами осмотрел комнату. В углах стояли деревянные пьедесталы, похожие на подсвечники в церквях. В них медленно тлели пучки сухой травы, давали густой сладковатый дым, который собирался под потолком, разносился по дому. От него слипались веки, хотелось спать.

Грех без сил склонился на бок, свернулся на полу. Возле его лица прыгнула лягушка. Последнее, что он услышал, были мелкие шаркающие шаги. Старуха нависла над ним, внимательно посмотрела сверху вниз.

Проснулся мокрый и дрожащий. Рядом не было ни Вавила, ни старухи. Поводил руками вокруг себя, автомата тоже не было. Тот стоял, прислоненный к стене в противоположном углу. Трава в подсвечниках все еще дымила, от ее запаха тошнило, кружилась голова. Грех не знал, сколько он проспал, наверное, недолго – за окнами все еще было темно. Теперь всегда будет темно, подумал он.

Он с трудом поднялся, держась за стену. Прислушался, из соседней комнаты слышался шепот старухи. Та то ли молилась, то ли пела. То ли все сразу одновременно.

– Вавил, – позвал он, – где ты, брат?..

Грех на ватных ногах побрел к оружию. Только сейчас заметил, что на столе лежит что-то большое, толстое и продолговатое, завернутое в грязную мешковину. На ткани темнели бурые пятна.

Дрожащими руками Грех развернул мешковину и тут же согнулся пополам в приступе рвоты. На столе лежала человеческая нога. Чернеющая, синюшная, распухшая. Сочащаяся гноем и сукровицей. Голая, только с черным солдатским ботинком на стопе. От ампутированной конечности шел мерзостный сладковатый запах разложения. По гниющей коже ползали мокрицы, черные пиявки надувались, напитавшись кровью и трупным ядом. В ране на бедре копошились большие бледные опарыши. За секунду на мертвой коже вздулся большой волдырь и лопнул, брызнув бледным розоватым гноем. В нем извивались маленькие черные головастики.

– Вавил! – снова позвал Грех.

Никто не ответил. Причитания из соседней комнаты на секунду умолкли, но тут же возобновились.

Грех поднял автомат, проверил магазин. Полрожка – все, что осталось.

Он пошел к двери, из-за которой слышался монотонный голос. Открыв ее, он замер на пороге. Комната была чем-то средним между молельным домом и скотобойней. В центре ее возвышался широкий разделочный стол, на котором лицом кверху лежал голый Вавил. Широко раскинув руки, без одной ноги. Длинный разрез шел по его телу от груди до паха. Ребра разведены в стороны. Нутро чернело кровавой пустотой. Старуха стояла к Греху спиной, в религиозном трансе подняв над головой длинный, чуть изогнутый костяной нож.

К стенам комнаты были прибиты черепа людей и животных. И другие, похожие на лягушачьи, только огромные, бугристые. Внутри черепов тоже горели пучки травы. Дым валил через пустые глазницы, ноздри и трещины в кости.

Но больше всего Греха поразило то, что стояло чуть в стороне, возвышаясь над старухой и мертвым Вавилом. Тварь сидела, подогнув лягушачьи лапы, но все равно едва не касалась низкого потолка плоской макушкой. Зеленоватая чешуя тускло блестела в свете электрической лампочки, большие желтые глаза затянуты полупрозрачной пленкой, прикрыты в экстазе. Бездонная рыбья пасть широко открыта. Мелкие кривые зубы, как рыболовные крючки, сочились тягучей слюной.

Старуха ловко отрезала полоску мяса из грудины Вавила и быстро забросила твари в рот. Та сделала глоток и глухо заурчала от удовольствия. За окнами горели с десяток желтых глаз. Наблюдали за происходящим в доме.

– Ах ты сука, – сказал Грех и поднял автомат.

Старуха повернулась на голос, закрылась рукой. Грех увидел, что между пальцев у нее натянулись перепонки из дряблой тонкой кожи. Он выстрелил. Старуха подалась назад, когда пуля прошила ей горло, захрипела. Завалилась на мертвого Вавила. Тварь очнулась от транса, повернула голову, в упор посмотрела на Греха. Качнулась вперед. Грех выстрелил несколько раз и, не глядя, тут же рванул к выходу.

Темнота снаружи встретила, как старого знакомого. Грех услышал тяжелые шаги из-за угла дома и рванул в другую сторону. Поскользнулся на мокрой траве и кубарем полетел с холма. Обратно в холодную грязную воду.

Рассвет так и не наступил. Грех брел, тяжело переставляя ноги под водой. Автомат держал наготове. Но твари больше его не трогали. Желтые огоньки преследовали, но держались на расстоянии. Эти двигались бесшумно, но были и другие. Они шли, громко расплескивая воду, с треском ломились через затопленные кусты и заросли маленьких сухих деревьев.

Грех шел, глядя только вперед. Старался не смотреть наверх. Там, распятые на деревьях, висели мертвецы. Выпотрошенные, принесенные в жертву тому, кто ворочался и стонал впереди. Иногда Греху на макушку падали холодные капли. Это дождь, успокаивал он себя, просто дождь. Одна капля спикировала на нос, скатилась по губам. Он машинально слизнул ее. Горькую, соленую.

Впереди раскинулось озеро. Грех видел его гладь между темными стволами деревьев. Там плескалось что-то большое. Нагромождение щупалец, лап и плавников. Отец, о котором говорила старуха в доме. Деревья стонали от его дыхания. Его глаза, как прожекторы прорезали темноту. В их свете деревья отбрасывали длинные тени. Существо вцепилось конечностями в могучие стволы прибрежных сосен, вытаскивало себя из воды.

Грех споткнулся и с головой ушел под воду. Кто-то схватил его за ноги. Потянул вниз.