Текст книги "Письма: Николай Эрдман. Ангелина Степанова, 1928-1935 гг.[с комментариями и предисловием Виталия Вульфа]"

Автор книги: Николай Эрдман

Соавторы: Ангелина Степанова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Навигация началась неудачно – несколько пароходов, тронувшись было из Красноярска, вернулись обратно. Не успели проводить местные пароходы, как пришлось их встречать – тоже вернулись.

По-моему, я однажды писал Тебе, что весна приезжает в Енисейск на первом пароходе. Оказывается, на первом пароходе приезжает не весна, а водка. Пока еще нет ни первого парохода, ни весны, ни водки. Но, судя по тому, что девушки уже начали красить щеки, мужчины собирать бутылки, а рабочие исправлять пристань, можно надеяться, что в скором времени появится и то, и другое, и третье.

Вчера и сегодня я получил по букету Твоих открыток – я ношу их в кармане и перечитываю где могу. Спасибо Тебе, замечательная моя, за нежность, за каждый день памяти.

Ты спрашиваешь, что Тебе захватить с собой из продовольствия. Вспоминая Тебя за столом, я не могу вспомнить ни одного блюда, которое Ты любишь, если не считать молодки, – Ты больше смотришь, чем ешь. Я плохой хозяин, но такую Худыру, как Ты, я берусь накормить, а будешь слушаться, то и откормить без помощи московских распределителей.

Здесь совсем нет сладостей, и если Ты захватишь несколько плиток шоколада, чтобы положить их на стул возле кровати, то это все, что я могу Тебе посоветовать.

Возможно, что я несколько преувеличиваю мощность енисейского базара, и Тебе здешняя кухня не очень понравится, но, когда я думаю о Тебе, кроме шоколада и молодки, мне ничего не приходит в голову.

Чем глубже я знакомлюсь с жизнью (не вообще с жизнью, а со своей), тем меньше я могу согласиться с новым взглядом Елочки и тем больше я разделяю ее старый взгляд. Не смейся над философией путешественника.

Прости меня, Линушенька, но Тебе придется позаботиться о том, о чем всегда заботился я. Может быть, я ставлю Тебя этим в затруднительное и неприятное положение – не сердись на меня, милая, я не виноват. Свою дорогу в Енисейск я, наверное, когда-нибудь забуду, Твою в Сетунь – никогда.

Я все еще ищу новую комнату – кажется, наклевывается. Пиши пока до востребования – боюсь, что, с переменой адреса, часть писем может пропасть. Передай Борису (наверное, Ты его повидаешь), чтобы наши тоже писали до востребования – я им об этом пишу, но я не уверен о своих письмах.

Ты, наверное, единственная актриса в Москве, которая жалуется на обилие ролей. Скоро я начну писать: «Москва. МХАТ им.Пинчика». Замучили Тебя, длинноногая, – другой раз не будешь лучше других. Вот, брат.

Если сумеешь, достань мне пьесу Афиногенова. Превращение проститутки в институтку он уже печатал однажды в «Известиях» – это было очень плохо. Надеюсь, что пьеса лучше.

Здесь очень тонкие стены, и я часто хожу работать на кладбище. На кладбище я выбрал скамейку, на которой Ты мне будешь читать Лермонтова. Как хочется Тебя послушать, посмотреть на Тебя, увидеть, как Ты смотришь на меня, не видеть, как Ты смотришь на меня, пятое-десятое. Целую.

Николай.

[Воспоминания А. И. Степановой]

Я неоднократно возвращалась к мысли, что когда-то потеряла возможность иметь ребенка от Николая, он был бы живой памятью нашей любви. Но тогда это было невозможно: жена у него, у меня – театр. Он был испуган, растерян, но настойчив. Я уступила. Сетунь. Зависимость обстоятельств.

Записки Н. Эрдмана, переданные Ангелине Иосифовне в сетуньскую больницу, где она находилась несколько дней 1931 года.

«Если мое присутствие может хоть сколько-нибудь помочь Твоему одиночеству – знай, что я сейчас возле Тебя всем, что есть во мне самого лучшего. Прости меня, милая. Целую.

Николай».

Записка, переданная вместе с цветами:

«Не обвиняй их, милая, если они не пахнут. Целую.

Николай».

* * *

1 июня

Вчера вечером получила твое письмо. Спасибо, милый, за все нежности, как я буду рада вернуть их тебе. Оказывается, Енисейск ни в чем не уступает нашей красной столице, – ты не смог выдумать приятного подарка ни себе, ни нам с тобой вместе. Могу тебя успокоить, шоколад будет, и все твои заботы я тоже исполню. Спасибо тебе за желание меня откормить. Действительно, Енисейск – единственное место на земном шаре, где я могу быть счастливой, а, следовательно, иметь надежду потолстеть под твоим руководством. (Прочла, получается двусмысленно.) Сегодня получила бесплатный проезд Москва– Енисейск и обратно. В первый раз я почувствовала реально свой желанный отъезд. Обнимаю, целую своего единственного.

Лина.

* * *

2 июня

Пожалуйста, напиши мне о пароходах. В Москве я узнала, что пароходы Севторгфлота ходят через каждые десять дней, в июле пароходы идут 6, 16, 26-го; мне нужно знать, есть ли какие-нибудь другие рейсы. В Ленинград я уеду немного позднее, чем все: у меня спектакль 20 июня, и я выезжаю из Москвы только 19 числа. Жить буду в «Астории» – все как в прошлом году. Елка шлет тебе нежный привет, она завтра именинница, она видит тебя во сне и жалеет, что так долго не видит тебя наяву. Идет дождь, небо серое, хмуро и очень грустно! Обнимаю ласково и нежно!

Лина.

* * *

23/VI-34 г.

Еще раз пишу Тебе то же самое, что писал в предыдущих письмах. Никакого расписания пароходного движения не существует – вернее, существует, но не исполняется. Пароходы отправляются из Красноярска в Енисейск и из Енисейска в Красноярск через промежутки от 4 до 14 дней. Поэтому установить день Твоего отъезда за столько времени вперед совершенно невозможно. Как только я узнаю о первых пароходах, которые пойдут из Енисейска в Красноярск и из Красноярска ко мне после 15-го июля, я немедленно телеграфирую.

Целую Тебя, прекрасная. Наверное, это последние поцелуи, которые я отправляю Тебе по почте.

Николай.

[Воспоминания А. И. Степановой]

Что сказать о десяти днях, проведенных в Енисейске?..

Там впервые у нас с Николаем был свой дом... Мы были счастливы..

* * *

19 августа

Вновь открытки. Страшно. Я несчастна, милый!

Лина

* * *

20 августа

Дни и ночи мучаюсь, волнуюсь: как ты? как зуб? какая температура? Жду Красноярска, чтобы бежать за телеграммой. Сменяются пристани, плывут бесконечные леса, дождь сменяет солнце, время неумолимо. Что же это? Что же это? Во мне все сжалось в комок. Слышу скрип твоей кровати, пение ребят под окнами, звук твоего голоса, твои шаги... Вижу твой последний взгляд, твою обвязанную голову, твои сандальки. Жизнь моя, любовь моя, родной. Хочется бежать, плыть назад. Благодарю за надпись на книжке, она помогает мне сейчас и будет источником моей силы и твердости. Как страшно писать «целую». Все благодарности Н.Р., телеграфируй о здоровье в Москву. Еще раз целую тебя, милый!

Лина.

* * *

21 августа

Вчера долго стояли, грузили дрова. Смотрела на енисейский закат, потом на луну. Старалась быть сильной, мужественной. Сегодня серый, хмурый день, и Красноярск уже не далеко. Еду я прилично, хотя и без каюты, но это небольшое лишение. Две старушки и парнишка, с которыми меня познакомил Н.Р., поят меня чаем, покупают ягоды и занимают незамысловатыми рассказами. Думаю без конца, но этого не напишешь, – если бы ты увидел мое лицо, ты бы все понял. Жду красноярской телеграммы. Не будете же вы с Н.Р. ложно успокаивать меня. С ума можно сойти от дум и волнений! Целую тебя, моя единственная радость. Выздоравливай и береги себя впредь. У меня еще ничего не укладывается в голове, я знаю только, что мы все равно вместе. Целую твои руки.

Лина.

* * *

21 августа

Собираюсь ложиться спать. Хозяйка гихловской дамочки[10]10
  С этой женщиной – сотрудницей ГИХЛа (Государственного издательства художественной литературы) – А. Степанова познакомилась в Енисейске, где работал ее муж.


[Закрыть] приняла меня очень любезно и радушно. Сейчас одиннадцать часов, всю вторую половину дня (пароход пришел в три часа дни) я налаживала железнодорожные знакомства, к концу дня мне это удалось, и обещания у меня есть. Может быть, завтра удастся уехать. Конечно, у меня все с осложнениями (как всегда): около Читы размыло пути и поезда застряли, проскочило только три или четыре, на них-то и надо умудриться попасть. Как только бросила вещи, побежала за телеграммой... О здоровье ни слова. Что же ты, милый? Неужели тебе хуже? Замучилась от тревог и предположений. Прочла написанное, ничего не укладывается в слова. У меня горит электричество, я сижу одна, слышу паровозные гудки, думаю о тебе, не понимаю будущего и чувствую тяжесть настоящего. Часы бьют три, я просидела за этими строками четыре часа, а они ничего не говорят. Как тяжело не знать, здоров ли ты, но знать, что пароход 26-го уйдет обратно в Енисейск. Обещаю быть сильной и настойчивой и в жизни, и в своем искусстве. Прости, что пишу, – я такая, какая есть. Сейчас ты для меня все. Целую.

Лина.

* * *

22 августа

Только что вернулась с вокзала за вещами и сейчас же еду назад. Вечером придет поезд, ночью другой, на один из них надо попасть (обещают посадить). Устала от дум. Москва пугает, и мысли путаются. Здоров ли ты, радость моя? Пиши почаще мне записочки о твоих днях. Мне очень трудно, милый! Надо ехать. Покидая Красноярск, покидаю последнюю енисейскую пристань, последнюю сумасшедшую мечту на возвращение. До свидания, любовь моя, жизнь моя! Будь здоров, любимый, целую тебя.

Лина.

* * *

23 августа

Сижу на платформе с билетом в руке и жду курьерского поезда. Сейчас половина пятого утра, и, может быть, твоя длинноногая сейчас снится тебе. Я верю, что снится. Потому что она с таким отчаянием покидает Красноярск, с таким отчаянием смотрит на высокие берега Енисея, которые видны отсюда, на розовое от восхода солнца небо, твое небо или наше небо, потому что оно было таким, когда мы возвращались от грузин. Нет, это не может не долететь до тебя. Тихо, тихо обнимаю тебя. Ты, наверное, уже привык к моему исчезновению, а я все еще уезжаю от тебя. Спи спокойно, счастье мое. Целую тебя без конца. Подошел поезд, с билетом пришлось возиться (доплачивать) и открытку не успела опустить в Красноярске. Сейчас утро, на первой станции брошу.

Лина.

* * *

23 августа

Мне повезло: еду маньчжурским «люксом», состоящим из четырех международных вагонов; мое место в двухместном купе. Пребывание в Красноярске и доставание билета были не из приятных, но это позади. Мой спутник по купе сел вместе со мной в Красноярске. Он оказался горным инженером, пробывшим целый год где-то около Диксона. Он сияет от удовольствия, восхищается рестораном (правда, прекрасным) и не умолкает ни на минуту. Одним словом, еду я прекрасно и стараюсь взять себя в руки, чтобы спокойной приехать в Москву. Здоров ли, написал ли мне хоть строчку? Не забывай меня, я всегда с тобой. Очень целую.

Лина.

* * *

24 августа

Сейчас три часа, значит, у тебя семь. Если ты здоров, то, наверное, сражаешься в волейбол. Надеюсь, что в ответ на эту открытку ты похвастаешься визитом к зубному врачу. Мелькают станции, скоро Рыжикины края, Тюмень. Надо бы написать ему, но нет сил. Мысли грустные, сердце болит, и физиономия в зеркале выглядит неважно. Не ругай меня за отчаянные открытки, за мучительную боль разлуки – кому мне пожаловаться, как не тебе. Ничего, я еще буду сильной и бодрой. Желаю тебе хорошо работать и обещаю тебе тоже. Я с тобой всегда, всеми мыслями и делами. Не забывай моих поцелуев и не изменяй им.

Лина.

* * *

24 августа

Поезд так летит, так качает, что я боюсь, что ты не разберешь каракули моих открыток. Едет много иностранцев, приходим на станции раньше расписания; чистота, проводники и ресторан безукоризненны. Ночью старалась выдумать веселые рассказы о доме отдыха для мхатовцев, но мысли неслись к тебе, и ничего не выходило. Хотелось протянуть руку, как я протягивала в первые ночи Енисейска, чтобы, дотронувшись до тебя, увериться, что это – действительность, что ты со мной рядом, что я счастлива и что это никогда не кончится. Сейчас трудно, но надо верить и надеяться. Целую моего замечательного, чудесного, друга моего единственного.

Лина.

* * *

25 августа

В Свердловске слез мой спутник, который вконец замучил меня своей болтливостью, на смену ему пришел дядя поспокойней. Ночью сплю плохо: все думаю, думаю без конца. С того момента, как я очутилась на пароходе, мир сделался большим-большим и страшным и тяжело думать о жизни в нем! Приходи почаще посидеть со мной своими записочками, пиши мне только два слова кроме «Целую. Николай». Не сиди, не мучайся над письмами ко мне, не надо мне таких писем! Целую тебя, счастье мое, друг мой единственный.

Лина.

* * *

25 августа

Еще одни сутки подходят к концу. Поезд мчится, везет меня в несчастливую, одинокую жизнь. Очень хочу, чтобы моя невеселая любовь была нежной спутницей твоего одиночества, чтобы она утешала и помогала, как помогает твоя нежность, оставшаяся в записной книжке. Давай улыбнемся друг другу и подумаем о хорошем. Целую.

Лина.

* * *

26 августа

Через несколько часов Москва. Все позади. Благодарю тебя, любовь моя, за счастливые дни, мечтаю о них вновь. Не забывай, не оставляй меня. Давай помогать друг другу – жить так трудно. Целую твои руки, обнимаю тебя, ненаглядный мой.

Лина.

* * *

Сегодня получил Твою телеграмму из Москвы и три открытки с дороги. Ты настолько еще в моей комнате, что, читая их, мне казалось, что я слышу Твой голос. Линушенька, разве Ты не получала в Красноярске телеграммы Н.Р. Он отправил ее вместе с моей. В моей говорилось о любви, в его – о здоровье. На другой день после Твоего отъезда ко мне заявилась гихловская дамочка, я принял ее с перекошенным лицом, но старался быть любезным, не знаю, удалось ли мне это? Когда Ты ушла на пристань, я хотел еще раз попрощаться с Тобой, открыл окно, но Тебя уже не было, тогда я пробежал в крайнюю комнату, высунулся из окна на улицу и все-таки Тебя не увидел. Не знаю, почему, но от этого мне стало еще грустней. Целую Тебя, родная, замечательная моя Худыра.

Николай.

* * *

3 сентября

Вчера разговаривала о тебе со своим знакомым[11]11
  Речь идет о том самом ответственном работнике НКВД, с которым познакомили Ангелину Иосифовну жены В. Молотова и А. Бубнова.


[Закрыть]. Он считает твое пребывание в Енисейске нецелесообразным и спросил меня, в каком промышленном центре ты хотел бы находиться, какой город тебя интересует. Речь шла о Магнитогорске, Новокузнецке и Свердловске. Я не смогла ответить, и он поручил спросить тебя письмом об этом. Разузнав и обдумав, я остановилась на Свердловске, как на самом крупном городе с бурным строительством, с большим культурным центром, где есть хороший театр, кино и т.д. Это письмо пишу на случай, если ты не получишь моей телеграммы, посланной сегодня утром и на которую жду ответа. Получив это письмо, дай мне телеграмму с указанием выбранного тобой города. Сделай это немедленно, октябрь на носу, тебе надо поспеть на пароход. Целую тебя крепко, желаю всего хорошего, надеюсь, что в дальнейшем наши встречи будут доступнее, возможнее, ведь два-три дня пути – это не девять. Будь здоров, роднуша моя.

Лина.

* * *

5.09.34 г.

Сегодня было совсем собрался на Ангару, даже вещи собрал, но, как и всегда у меня бывает, в последнюю минуту все пошло прахом.

Получил утром Твои открытки – опять три сразу. Как хорошо, что в Красноярске не было Никонова. Ты сама себя устраивала на поезд – по крайней мере, ехала по-человечески. Могу себе представить, как Ты измучилась.

Все время чувствую какую-то тяжесть оттого, что не проводил Тебя на пароход, и до сих пор не могу от нее отделаться. Жду не дождусь твоего московского письма – все ли у Тебя ладно, милая? После Твоего отъезда у меня наступила прежняя енисейская жизнь – дни стали похожими один на другой, как мои письма. Не сердись на меня за них, Линуша.

Читаю о съезде писателей. О сатире говорил Пантелеймон Романов[12]12
  Романов Пантелеймон Сергеевич (1884-1938) – писатель, автор романов «Русь», «Без черемухи», психологических повестей и сатирических рассказов. Его произведения пользовались большой популярностью в 20-х годах. Из речи П. Романова на Первом съезде писателей: «Надо добиться, чтобы к концу третьей пятилетки у нас в СССР отпала надобность в сатире и осталась потребность в юморе. Надо научиться побеждать в себе однобокий юмор».


[Закрыть]. После таких защитников ее действительно надо запретить. Как работается Тебе, родная? Здорова ли? Целую Тебя, длинноногая. Спасибо за все.

Николай.

* * *

5 сентября

Вчера видела Бабеля, рассказывала ему о своем путешествии к тебе, об енисейской жизни. Спрашивала совета о Свердловске, он высказался категорически против и советовал Магнитогорск. Причины, им высказанные, очень уважительны. Ответа на мою телеграмму нет и, если его не будет в течение двух дней, буду действовать на основании всех советов и размышлений. Верю совету Бабеля, его знанию людей и присоединяюсь к его мнению. Нервничаю, но играю достойно! Целую тебя, будь здоров.

Лина.

* * *

Ноябрь

Последняя Твоя открытка была от 25-го сентября. Сейчас – ноябрь. Что случилось, Линушенька? Почему Ты не ответила на мою телеграмму? Я до сих пор не знаю, пропадают Твои открытки или не пишутся. Если Ты перестала писать, значит, я чем-нибудь Тебя обидел. Чем, длинноногая? Если они пропадают, значит, я еще кого-нибудь обидел. Кого, длинноногая? Чем больше объяснений я придумываю, тем меньше я начинаю понимать. Хорошо, что хоть я знаю, что Ты здорова, а то было бы уж совсем паршиво. Я пишу Тебе каждый четвертый день и в каждом письме спрашиваю об одном и том же. Телеграфируй мне, Пинчик, пишешь Ты или нет? Как Ты живешь, моя радость? Целую Тебя, Худыра. Николай. Когда же я опять прочту Твой поцелуй?

* * *

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

6 нояб. 34 г.

Бездомная моя барышня. Твои грустные открытки начинают приходить в пятнах, с расплывшимися чернилами – все время идет дождь и снег. Сибирь опять превращается в сказку – кисельные берега уже налицо, молочные реки тоже не за горами. Осень здесь прекрасна, в особенности издали – на том берегу. Вблизи, под ногами, хуже. В комнате у меня тепло и тихо, и я с огорчением думаю, как плохо и неуютно в развороченном доме. Ложусь я сейчас с курами, встаю с петухами. Работаю и читаю Талейрана. Когда чувствую себя бездарным, утешаюсь твоими успехами. Не тревожь себя, милая, ни пароходами, ни городами. Пожелай мне написать хорошую страницу и спи спокойно. Целую Тебя, красивая. Николай. Привет Елочке и гихловской дамочке.

* * *

21 ноября

Я счастлива, милый, вчера получила телеграмму, что открытки доходят до тебя. Сегодня посылаю тебе посылку, надеюсь, что даже при самых неблагоприятных обстоятельствах она к 19 декабря, к твоим именинам, будет у тебя. Посылку обсуждали с Елкой, вместе ходили по магазинам, делали покупки, вспомнили, что у тебя имело успех сало, – решили послать, а уж рюмка «амброзии» там найдется. Володя прислал телеграмму, что здоров, деньги получил. Борис твой, замечательный, звонит мне сейчас же, как только от тебя что-нибудь приходит домой. Он уезжает на три дня в Харьков, я звала его на свое новоселье, если оно к тому времени состоится. Я «скромна и уединенна», при мне два рыцаря: Володя Ершов и Дима Качалов. Оба изредка бывают званы в гости. Дима возится с моей квартирой так рьяно, что выдвигается на первое рыцарское место. Вчера встретила Афиногенова, у него все налаживается и конфликт с «Ложью», возможно, ликвидируется. Пиши мне, дорогой! Хочу быть чаще такой счастливой, как сегодня. Целую.

Лина.

* * *

Заказное

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

14.12.34 г.

Перед большим горем[13]13
  В декабре 1934 года у Ангелины Иосифовны умер отец.


[Закрыть] все слова делаются маленькими. Я знаю, Линушенька, что мои последние письма не сумели передать и частицы той нежности, которая заставила меня их написать. Если бы я мог взять Тебя за руку.

Хорошая моя, как трудно должно быть Тебе сейчас. Я стараюсь представить себе Твои дни и не могу – у меня нет о них ни одного слова.

Вот уже третий месяц, как нас разлучили. Целую Твои руки, Лина.

Николай.

* * *

Кажется, моя первая ночь в Томске продолжалась около двух суток. Должен признаться, я здорово устал: едучи из Енисейска в Красноярск и из Красноярска в Томск, я все время сидел; сидя в Красноярске, я все время ходил, а в промежутках между сидением и хождением или стоял, или таскал чемоданы. Можешь себе представить, с каким наслаждением я влез в ванну, а потом в постель.

За границей показывали фильм, в котором проститутка, получившая в наследство миллион, смогла осуществить мечту своей жизни. Она купила самую дорогую кровать и, вытянувшись под одеялом, сказала: «Наконец одна» – и уснула. В Томске я понял эту проститутку.

Я мало еще видел город, но кажется, это «очаровательный старик», который созвал к себе молодежь всей Сибири. Если в этом городе я буду получать Твои письма, то я заранее уверен, что даже сумею полюбить эти «Снежные Афины».

Пиши мне, Худыра, может быть, новый путь окажется счастливее для Твоих писем, чем старый. Подумать только, сколько времени я о Тебе ничего не знаю. Как Ты живешь, милая? Над чем работаешь?

Сейчас побегу на почту, может быть, я получу там Твою телеграмму. Потом буду искать комнату. Сейчас я живу в гостинице. Целую Тебя, моя замечательная.

Николай.

* * *

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный Театр Союза ССР им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

Томск. До востребования. Н. Р. Эрдман.

Пришлось и мне перейти на открытки – в городе нет конвертов. Живу в поисках комнат: плачусь у парикмахеров, останавливаю на улицах прохожих, изучаю бумажки на столбах – все тщетно. Вчера дал объявление в газету, боялся, пропустит ли цензура. Опасения оказались напрасными – поместили целиком. Как видишь, все идет к лучшему, меня уже стали печатать.

Томск мне нравится. Центральная улица похожа на школьный коридор во время большой перемены. Помимо учебных заведений в городе есть цирк, кино и оперетта. В цирке с удовольствием досидел до конца, из оперетты с удовольствием ушел после второго акта, в кино (после «Веселых ребят» – видел в Красноярске) с удовольствием не пошел.

Кстати, о картине – такой постыдный и глупый бред. Неужели нельзя было сделать даже такой пустяковой вещи?

У Диньковых[14]14
  Речь идет о томских знакомых Н. Эрдмана.


[Закрыть] был один раз. Во второй раз не только идти к ним, но даже выйти на улицу не имел возможности. Спасибо, хорошая, за заботы.

Начал хорошо работать. Если не лень, сообщи мне, милая, Твои соображения о пьесе. Хотя бы в двух словах. Целую, Худыра. Николай.

Привет всем. Поцелуй Елочку. Володе писал и телеграфировал – ответа нет. Письма от Тебя еще нет. Будь добра, пришли конверты.

* * *

22 февраля

Сегодня получила в театре твою томскую телеграмму, вчера, в тревоге от твоего долгого молчания, звонила Вере. Она сказала, что получена телеграмма о твоем выезде в Омск. Придя домой, вытащила карты, справочники и изучала Омск. Сегодня сижу и вновь изучаю Томск. Неизвестно, что ждет тебя в новом городе, какая жизнь сложится у тебя в дальнейшем, но я бесконечно рада твоему выезду из Енисейска в большой, культурный, университетский город, где тебя ждет другое, новое и, может быть, интересное. Работаю много, устаю, сезон перевалил за середину – это дает себя знать. «Мольер» все еще в периоде репетиций, новую пьесу репетирую усиленно.

Очень стосковалась по тебе, мечтаю тебя видеть. Как ты? Наверное, много хлопот с устройством на новом месте. Пиши мне почаще, не забывай Худыру. Целую очень.

Лина.

* * *

7.03.35

На этот раз хочу заступиться за телеграф. Лишнюю первую букву мне передали там, где я услышал и все остальные. К сожалению, обнаружить ошибку мне удалось только тогда, когда я уже не имел возможности ее исправить. Но стоит ли придираться к букве, хотя она и стоит около тысячи верст.

Енисейцы меня очень тепло проводили, и поэтому к радости, что я покидаю эту дыру, у меня невольно примешивалась печаль, что они в ней остаются. До Красноярска я ехал вдвоем со случайным спутником, почти нигде не останавливаясь и меняя лошадей через каждые 30-40 верст.

За этот год тракт стал неузнаваем – кони стали резвей, люди добрей. Крестьяне мало говорят о хлебе и много его едят. Когда я ехал в Енисейск, было наоборот.

Из Красноярска Тебе не писал по причине, которую можно не уважать, но с которой нельзя не считаться. До сих пор не понимаю, почему в начале мне дали так много свободы, а в конце так мало ее оставили.

Комнаты все еще нет – по-прежнему живу в гостинице. Если закрыть глаза, можно представить себя в «Европейской». Не трудно догадаться, как часто я их закрываю. Целую Тебя, Худыра.

Николай.

P.S. Я ничего не знаю о Твоем споре – напиши мне, хорошая. Привет Елочке, Яншину, Вильямсу. «Агасфера» успел получить, спасибо, милая.

* * *

Москва,

проезд Художественного театра.

Художественный театр им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой

20.03.35 г.

Открыток все нет и нет. Не могу понять, кто ворует Твои поцелуи. Московские письма приходят сюда на седьмой-восьмой день. Последнюю Твою открытку я получил неделю тому назад. Решил ждать до завтра. Завтра пошлю телеграмму. Здорова ли Ты, тоненькая? У вас, наверное, уже весна. Как Твоя малярия? Береги себя, милая.

Спасибо за «Вечерку» – получил обе пачки. Если появились хорошие книги – пришли, пожалуйста. В здешних магазинах, кроме портретов вождей, ничем не торгуют. А томская библиотека похожа на томскую столовую – меню большое, а получить можно одни пельмени или Шолохова.

Переводили ли у нас что-нибудь Жионо, кроме «Большого стада»? В «Большом стаде» есть совершенно блестящие страницы. Если переводили, прочти сама и пришли обязательно. Селин мне не понравился.

Живу сейчас в полнейшем одиночестве: никого не знаю, нигде не бываю. Работаю и читаю Сарду по-немецки. Не знаю, как он выглядит по-французски, а по-немецки он очень напоминает Афиногенова. Проблемы и нравоучения.

В солнечные дни уже начинает капать с крыш, а в комнате у меня такая жара, что я работаю вечерами в одних туфлях. Вчера попросил вынести фикус и на его место положил твою губку. Целую Тебя, Худыра. Николай. Всем привет.

* * *

1.04.35 г.

Опять несколько дней без Твоих открыток – хочется верить, что это случайность, и я получу их, как бывало в Енисейске, сразу целым веером. Бедная моя халтурщица, как много приходится Тебе работать. Жалею Тебя, Худыра, и все-таки немного завидую Твоей поездке в Ленинград.

Напиши мне подробней о своей новой роли или, еще лучше, пришли пьесу – очень хочется знать, над чем Ты сейчас ломаешь голову. Что у Тебя было с Данченко?

Вчера уехал из гостиницы. Мне никогда не приходило на ум сравнивать ее с «Южной». Не знаю почему, но «Южная», «Весна» и вообще наши харьковские дни особенно ревниво охраняются моей памятью, ни с чем не выдерживает сравнения «сон неповторимый». Смешно, что пыльный и некрасивый Харьков – единственный город, о котором я могу мечтать без горечи, скуки, обиды и сожаления.

Комната у меня маленькая, но цена, за которую мне пришлось ее снять, заставляет смотреть на нее, как на огромную. Хозяева мои, как сказал бы Джек Лондон, «большие сволочи маленькой комнаты», взяли с меня за два месяца вперед, чтобы я не смог от них сбежать раньше этого времени. За два месяца я надеюсь найти себе что-нибудь более дешевое и удобное.

Это не значит, что сейчас я живу плохо – у меня чисто, тепло, светло, есть домработница, фикус, занавеска на окне, полутеплая, или, вернее, полухолодная, уборная, но я должен проходить через чужую (пока почти нежилую) комнату. Крикливый сын, тонкие стены, а главное, внушительная цена заставляют меня думать о другой.

Получил письмо от Бориса, письмо очень хорошее, но я понял, что московские дела мои очень плохие – наверное, я останусь без авторских.

Как только окончательно узнаешь о своем лете, подробно напиши. Я мечтаю о нем с прошлой осени. Целую Тебя, ненаглядная. Николай.

P.S. Спохватился: «горечь, скука, обиды и сожаления» – это о городах, в которые, может быть, когда-нибудь придется вернуться. С Тебя еще хватит понять по-другому. Целую Тебя, тоненькая. Будь здорова. Всем привет.

* * *

Москва,

проезд Художественного театра,

Художественный театр им.Горького,

Ангелине Осиповне Степановой.

Томск. Востребование. Эрдман.

Мать пишет: «Лина очень печальна – не получает писем». Барышня моя, что же нам делать? Я писал Тебе письма, перешел на открытки – писал их одно время каждый день, потом опять перешел на письма.

Надеюсь, что хоть некоторые Ты получаешь. От Тебя уже больше месяца ничего нет. Совсем ничего. Ни одной строчки.

До этого было несколько редких открыток. Не знаю, пишут ли мне другие, но писем я вообще почти не получаю – возможно, конечно, что их не пишут. Надоело. Пора.

Дела мои все так же неопределенны, а следовательно, определенно плохи. Суда не было, дело передано Вышинскому – ответа нет.

Уезжаешь ли на гастроли? Куда и до которого числа? Пожалуйста, телеграфируй, чтобы я тоже мог протелеграфировать Тебе, как только буду знать свою жизнь.

Напрасно ищу Тебя в газетах. Впечатление такое, словно у Вас в театре ни новых постановок, ни новых планов. Когда же «Мольер»? Как получается у Тебя Корнейчук? Пьесы я не знаю, а в библиотеку нашего брата не пускают.

Найти работу до осени невозможно. Осенью обещали: приезжает драматический театр.

Здесь все еще холодно. Недавно шел снег.

Целую Тебя, Линуша.

Николай.

Они встретились в квартире Бориса Робертовича в 1957 году, после смерти Александра Фадеева, мужа А. И. Степановой, с которым она прожила почти двадцать лет. Потом он приходил к ней в дом, познакомился с ее сыновьями, но «океаны» времени пролегли между ними. Все уже было в далеком прошлом...