Текст книги "Вид с больничной койки"

Автор книги: Николай Плахотный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

СДВИГ ПО ФАЗЕ

Факт есть факт: отечественная медицина в основе своей шкодлива, что сильно навредило, во-первых, ей самой; во-вторых, сильно отразилось на здоровье народонаселения.

В приличном обществе об этом не говорят открытым текстом, хотя правда в СМИ все же просачивается, но в обобщенном, достаточно скорректированном формате. В целом это вопрос огромной государственной важности, стратегии и психологии. Нынче ведь в моде позитивизм во всех видах и ракурсах. Оттого и радиоэфир на 75–80 процентов заполнен музыкой. Десять процентов – всевозможная белиберда на темы о здоровье. Конкурирующие фирмы наперебой пропагандируют свои фармакологические новинки; конкурирующие компании их снадобья подвергают сомнению, вышучивают – и тут же наперебой до небес превозносят упаковки собственного изготовления. Впрочем, и те и другие, и третьи имеют баснословные прибыли. Народ же тем временем вымирает.

Так и живем: колбасу жуем, от коей после за животы хватаемся. К тридцати годам наши кровеносные сосуды становятся непроходимыми; печень засоряется всякой дрянью, меняет структуру, как врачи говорят, перерождается; суставы, хрящи костенеют, никакая химия, ни сауна уже не помогают. Такова цена мнимым удовольствиям, которые мы получаем вместе с пагубной рекламой на каждом шагу.

Производители материальных ценностей, товаров и рекламодатели работают в тандеме, чтобы любым способом – и ценой! – сбыть на рынке товарную массу. Есть житейское наблюдение: ежели торгаш превращается в зазывалу, этот прилавок обходи стороной, значит, тут дело нечистое. Можно нарваться на гнилье, на подделку – в итоге дешевка тебе дороже обойдется, а то и боком, как говорится, вылезет.

Массовая фальсификация товара – мировое зло, порождение капиталистической системы хозяйствования. Обман стал повседневным и повсеместным явлением. Не на голом же месте возникла маклерская формула: «Не обманешь – не продашь!». В развитом капиталистическом обществе сложилась замысловатая система противодействия – выявления – подделок, которые прямо или косвенно могут отражаться на здоровье людей. И все равно жулье изворачивается. Время от времени возникают скандалы, где законы общества основаны на поголовной корысти, именуемой бизнес. От зла ведь добро не рождается, а только зло, причем более ушлое, хитрое, изощренное.

Мое поколение – шестидесятники! – воспитывалось на презрении к идеям вейсманизма-морганизма, в конечном счете это выражалось в общем неприятии генетической зауми. В детали и подробности народ не посвящали. Манипуляции генетиков просто именовались зловредными, идеалистическими, антинаучными. После Сталина, в период «оттепели», наша биологическая наука сбросила с себя политический морок и тоже скандально объявила о своей приверженности идеям генетиков.

Волей-неволей россияне приобщились к западноевропейским ценностям, по ходу дела посмеиваясь над ложным учением Лысенко насчет его теории об изменчивости организмов. Досужие наши мыслители не поленились и посчитали: марксистско-ленинское учение обошлось стране и народу в неисчислимое зло, так что мы отстали от Европы и Америки по меньшей мере на два арифметических порядка лет. Музыкант Ростропович был более категоричен: сказал, что мы «отстали навсегда». Потому и поменял виолончель на автомат Калашникова. Как теперь говорят, то был его собственный выбор.

Затем возникла некая пауза, затишье. В расчете на глобальные идеи авторов генной инженерии идеологи нового мышления до основания – и даже ниже – разрушили материально-техническую базу села; колхозы же распустили. Расчет был гениально прост: продовольственную программу обновленной России запросто решат фермеры, объединившиеся вокруг Ирины Хакамады и активно поддерживаемые мировой наукой вкупе с Всемирным валютным банком… Да, гладко было на бумаге.

Потом по миру пополз слушок о забавных экспериментах ученых генетиков над растениями, млекопитающими и прочей живностью Всевышнего, которую спас от всемирного потопа праведник Ной. Наследникам Мальтуса-Моргана естественный ход развития (размножения) животных организмов по божественной схеме показался архаичным, малорентабельным – и они занялись чертовщиной… Лихо стали расщеплять микрооснову ткани живых организмов, метали ядра местами, прививали чужеродные гены. В итоге возникло нечто странное, однако весьма продуктивное новообразование.

Эта субстанция получила название трансгенной, модифицированной. Немного погодя на всемирное обозрение вышла экзотического происхождения овечка Долли, выведенная на свет фактически из ничего. Изобретатели схематичной твари не решились приготовить из ее мяса ни шашлык, ни харчо. От ее мяса воротили рыло даже нильские крокодилы, которые по части жратвы не очень-то привередливы. И тем не менее…

Технический прогресс, как правило, неуправляем. Новье находит лазейку к потребителю не мытьем, так катаньем. На мировом рынке во всю идет торговля генетически модифицированными продуктами (ГМП). Об их влиянии (последствиях) на человеческий организм в научном мире мнения осторожные, подчас крайне противоречивые. Во всяком случае цена на них гораздо ниже, нежели на традиционные продукты, – причем с особым товарным знаком.

В Россию эти продукты потоком хлынули. Но чтобы по недоразумению они не попали в руки кому зря, на упаковке по-английски можно было прочесть: «Не для внутреннего рынка!». Или еще более категорично: «Товар только на экспорт!». То есть снова предупреждение открытым текстом: под строгой угрозой санкций. Все красиво упакованные колбасы, сыры и прочая соблазнительная гастрономия на месте производства (ФРГ, Англия, Франция, Голландия и т. д.) в местной продаже запрещены. Только в России. Ну в крайнем случае на африканском континенте. Подтекст довольно прост: русские все сожрут!

Через какое-то время мы малость очухались, стали воспринимать «европейские ценности» более или менее осмысленно. Ныне, как правило, на мясной гастрономии, читаем лейблы: «Изготовлено в России»! Теперь мы сами себя обманываем… Чтобы сделать колбасу, для начала требуется мясной фарш. Но ведь животноводческая отрасль влачит у нас жалкое существование. Крупные колхозные фермы и государственные комплексы после девяносто первого года ликвидировали, частный же сектор, не получив обещанной господдержки, дает всего-навсего 12–15 процентов товарного мяса, остальное количество приходится везти из-за рубежа. Да разве одно лишь мясо! Пройдитесь по рынкам своего города, гляньте на прилавки супермаркетов и шопов, внимательно прочтите этикетки и фирменные знаки на ящиках, мешках, упаковках – все страны едут в гости к нам… С одной стороны, вроде бы и хорошо, с другой же, как в песне поется, ничего хорошего!

Мировой продовольственный рынок во многом схож с одесской барахолкой конца семидесятых – середины восьмидесятых годов. На первый взгляд все красиво, подчас и экзотично. Принеся же домой купленную «вэщь», обнаруживаете… «типичное не то», что час-два назад держали в собственных руках. На Украине вообще любят шутковать. Однажды по пути в Карпаты, на перроне станции Крыжопль, купил я с рук (по виду у почтенной селянки) аппетитную, хорошо прожаренную курочку. Немного погодя стал ее четвертовать. Внутри обнаружил записку. Читаю: «Звиняйте, друже, но ця птычка померла у нас во двори своею смертью». Подпись: Куркули. Все попутчики мои, конечно, посмеялись, но курочку все ж пришлось выпустить «на волю». Кинул за окно.

А не так давно случился мировой скандал вокруг «польского мяса». Оказалось, наши добрые соседи импортировали в презренную Московию говядину неизвестного происхождения, к тому ж и с запредельными сроками хранения. Раз-другой обменялись нотами на высоком уровне. Потом были дополнительные проверки с той и другой стороны. В конфликт встряли чиновники ОБСВ, Европейского союза, Мировая продовольственная комиссия… Все в один голос возмущались по поводу «гордости великороссов». На свет всплыла давнишняя поговорка: «При вашей-то амуниции да такие амбиции!».

По-моему, это был «второй Сталинград». Наши выдержали напор мировой закулисы, ни на шаг не отступили. Россию открыто презирали, нам объявили бойкот по другим статьям и вопросам. Приняли решение: коль зажравшиеся русские не желают брать польское мясо, Европа сама съест! Начались дипломатические переговоры, покупщику была обещана семидесятипроцентная скидка. Но все носы воротили. Отказались от польской говядины даже голландцы, хотя собирались то «мяско» пустить на производство консервов для собак. Однако от затеи почему-то отказались.

На все лады россиян обвиняют в заносчивости, в непомерных капризах, в империалистических замашках. И еще черт знает в чем. А ведь все из-за нефти – газа! Наши трубы как бы символизируют удавку на шее старушки Европы. Да и Америки тож. Потому, вопреки римскому праву и современным юридическим нормам, в отношении нас вполне оправданы любые формы варначества (пиратства) как мера вынужденная, ради спасения собственной шкуры. Тому еще один пример – из истории гадских взаимоотношений с братской Украиной. Даже в обстановке кажущейся безысходности эти отношения цивилизованными не назвать.

Господа из стольного града Киева переняли тактику «куркулей из Крыжополя».

Логика великовельможных братов с Днепра базируется на старом, как мир, постулате. Дескать, Россия велика и богата. И ежели у ей хоть малую толику чего-нибудь взять, с нее не убудет, ей ЭТО пойдет на пользу, как той овце, которую хозяин каждый год стрижет, бывает, что и дважды. Циники добавляют: «К тому же и бесплатно!».

Бытует в кругу лохов сентенция: в России-де слишком много газа, по божественным законам это несправедливо. К кому же Газпром на природное добро повышает цены немилосердно, потому год от года баснословно богатеет. И вот мудрецы из Евросоюза, помолясь Всевышнему, решили реанимировать позабытый революционный призыв Совдепии: «Грабь награбленное!».

Вельможные паны из Киева враз смекнули, что к чему. И приказали своим инженерам: «Копай глубже… Делай врез в российскую трубу!». Те сделали отворот. И вот от магистрали «Голубой поток» по отвороту сибирский газ своим ходом пошел в заранее приспособленные карпатские пещеры. Махинаторам и этого показалось мало. На весь мир подняли хай: дескать, москали «за свой вонючий газ» дерут с родных братьев три шкуры. И со своей стороны перекрыли вентиль – в результате всю Европу заморозили. За одно увеличив и без того громадную задолженность за поставку природного сырья.

Люди здравомыслящие, любопытные невольно ищут прецеденты в истории. Ходят разговоры, что много позволяли себе вольностей пришедшие к власти большевики. Известен, между прочим, такой факт: будто бы Советская Россия отказалась выплачивать долги заемщикам царского двора. В конце концов долги императора Романова возвратил его земляк В. В. Путин. Но даже в таком историческом ракурсе нынешняя явь явно противоречит пятой заповеди Священного Писания, гласящей: «Не укради!». По-другому она сформулирована в юридическом кодексе Международного права, а смысл тот же.

Но вернемся, как советовали наши сатирики, все же к нашим баранам… Украинские «инженера» беспрекословно исполнили приказ верховного руководства: сделали врез в трубу, которая питала газом Запад. Резко упало давление до катастрофического уровня. Международный скандал… Все ожидали, что чиновники Евросоюза затопают ногами, примут декларацию, строго взыщут с саботажников. И что же? Брюссель молчал. Наконец послышался шорох бумаги, раздалось нечленораздельное бормотание. За путаницей слов выявился тезис: Россия сама-де виновата… Слишком дорого торгует! Наш главный газовщик г-н Миллер в ответ сказал: «Это же разбой. Да и где видано, чтобы на рынке цены диктовал покупатель».

Так уж издавно повелось: перед Европой нам ни за что не оправдаться. Россия всем должна и у всех в долгу. В отношении россов часто применяют силу, диктат. И вот очередной накат, инициированный нашими соседями. Со жлобским аргументом: у москалей же денег – куры не клюют! Один лишь стабфонд чего стоит! Да и ему места возле Кремля не нашлось, лежит под задницей дяди Сэма. Так что братам не стоит мелочиться…

Короче, Киев заверил Москву: впредь будет строго-настрого соблюдать договорной статус. Года не прошло – история повторилась. Оказалось, что сосед придуривается: ведет свой счет по заклятым сдуру советским ценам. Возник новый полуторамиллиардный долг в валюте. Москва сделала одно предупреждение, другое… Киев – ноль внимания, Брюссель – фунт презрения. Тогда на просцениум спокойно вышел наш г-н Миллер и, мило улыбаясь, но твердым голосом пообещал: в ближайший понедельник, ровно в 10.00 по московскому времени – и ни минутой позже! – главный диспетчер газораспределительной станции повернет реверс плавно вправо.

– Ничего особенного не произошло, – прокомментировал энергетический кризис на российско-украинской границе электрик нашего ДЭЗа Вячеслав Семенович. Помолчав, добавил: – Ничего страшного. Обычный сдвиг по фазе.

В понедельник с официальным визитом в Белокаменную прибыл сам президент Ющенко. Вопрос о газе на переговорах стоял третьим пунктом. За минуту стороны поставили все точки над «е». В свою очередь, украинская делегация пообещала в течение месяца погасить долг. Впрочем, своего слова тогда еще не молвила премьер Юлия Тимошенко. Так вот и живем: пепси пьем да жвачку жуем… Колбасой закусываем!

В последнее время на всех каналах ТВ, на большинстве радиостанций идет неудержимая реклама мясопродуктов. Похоже, возникли трудности со сбытом. А между тем, по авторитетному мнению гастрологов, непоправимый ущерб здоровью россиян нанесла не безобразная экология, не грипп, не водка, не наркотики и даже не СПИД, а полюбившийся народом продукт, – колбаска во всех видах. Собственно, на ней, на родимой (особенно импортной), была задействована перестройка образца девяносто первого года. По свежим следам событий провел я журналистское расследование. Позже оно вошло в книгу «Великая смута» (ИТРК, М., 2006), вызвав поначалу в разных слоях общества противоречивые толки. Теперь же оппоненты молча разводят руками: была, дескать, такая «придумка», которая действительно помогла ускорить разрушительный процесс системы, причем малой кровью. За те три исторических дня, с 19 по 22 августа, в Москве погибли всего трое парней, да и то по чистому недоразумению.

До сих пор народ теряется в догадках: откуда вдруг в городах и весях качающегося на пьяных ногах Союза появилось столько колбасы, которая последние годы была дозированным продуктом. Это были главным образом твердокопченые «поленья», без привычного нам вкуса и запаха. Они трудно прожевывались, так что зачастую приходилось глотать кусками, потом многие мучились изжогой, запорами.

За расшифровку содержимого мясных батонов неизвестного происхождения взялись наши ученые. Исследованиями лаборатории микроструктуры и химии НИИ мясной промышленности выявлено следующее. Во многих колбасных и ветчинных изделиях импортного завоза содержание крахмала, сои, а также присутствие иных «инородных компонентов» значительно превышает общепринятые стандарты. В частности, крахмал добавлялся в изделия, традиционно считавшиеся чистыми деликатесами. Долго у нас в продаже фигурировала датская колбаса под оригинальным названием «Мясник в красном кафтане». И вот информация для размышления: мяса в данном продукте было всего-навсего три процента. В бельгийской ветчине «Деко» вместо объявленных на этикетке восьмидесяти процентов свинины под оболочкой оного оказалось лишь пятьдесят, а в других партиях только тридцать. (По материалам журнала «Спрос», № 3, 1994 г.)

Сам собой напрашивался вывод: вся эта «химия» – суррогаты, фальсификация, подделки – имеет, бесспорно, определенную направленность: служит отнюдь не укреплению здоровья народа, который благодаря усилиям мировой закулисы освободился от ненавистной коммунистической диктатуры, почувствовал наконец свободу.

На начальном этапе перестройки вся эта колбасная мистерия не кончилась. На языке ученых-социологов, она претерпела структурные изменения: стали наши доброжелатели изворотливей, хитрей. В начале своего правления на посту премьер-министра г-жа Тэтчер в узком кругу единоверцев озвучила один из пунктов стратегической программы «Комитета 300» по переустройству миропорядка на планете. Вот эта милая заявочка. На территории СССР достаточно не более 15 миллионов душ. Спрашивается: куда же остальным деваться? В ту пору в границах Советского Союза проживало без малого триста миллионов граждан.

Судя по всему, новая власть неуклонно движется к намеченному Евросоюзом рубежу. Как бы свалившаяся с неба перестроечной рецептуры, колбаса здоровья нации не прибавила. Генофонд страны ежегодно сокращается, как шагреневая кожа: на 1,5–1,7 миллиона душ. Таких потерь не было даже в худший период Великой Отечественной войны. Гибель солдат и офицеров в боях компенсировалась более высокой рождаемостью.

Кстати сказать, аборты в стране были категорически запрещены, холостяцкий налог брали даже с женщин. Жестоко? Не было свободы выбора? Это – не более, как умничанье, схоластика. В натуре же – беспросветная анархия. Сладостей должно быть в меру.

Мудрый поэт предупреждал: «От горчицы к жизни больше аппетита!». А жертвенность вообще в характере славян. Другой поэт, истинный русопят, в суровую годину от лица всех сограждан напрямую обращался к Родине с заветными словами: «Была бы ты счастливая, а мы-то будем счастливы».

Безалаберный образ жизни в сочетании со стрессами прямо или косвенно порождают наши соматические недуги – особенно сердечно-сосудистые, онкологические, психические, диабет… Большинство болезней предопределяют два фактора: чем дышим, что едим. С дыханием более или менее все понятно: вдыхать надо насколько только можно чистый воздух. По части же питания мы неразборчивы, глотаем все что ни попадя. Бывает, по причине крайней необходимости. Часто – в силу сложившихся жизненных обстоятельств или в погоне за гастрономическим изыском, прихотями. Иной раз почему бы и не отказать себе в удовольствии! Но у каждого народа, как говорится, принята своя кухня. Владимир Даль наставлял: «Ешь то, что тебе годится по нутру». В противном случае мы создаем организму множество проблем, на борьбу с которыми понапрасну расточаем свои силы, внутренние ресурсы. В конечном счете, сокращаем собственный век.

В лечебном центре Администрации Президента РФ (на Плющихе) случай свел меня с врачом-проктологом Василием Петровичем П. Мы оказались близки не только по возрасту, а и по миропониманию, мировосприятию… Был зимний пятничный вечер. Очередь во врачебный кабинет иссякла – мы же никуда не торопились. Умному доктору всегда есть о чем со своим пациентом по душам поговорить. Я, в свою очередь, к людям в белых халатах отношусь с великим почтением и немалой любовью… Кабы не в тот заповедный час в башке моей возник замысел «Записок пациента».

– Частенько в операционной приходится ковыряться в желудочно-кишечном тракте, – признавался хозяин кабинета буднично, без всякого пафоса, будто перед ним сидел рядовой коллега.

По-жречески, врачи не любят приоткрывать завесы, скрывают от посторонних ушей и глаз свою работу, – особенно если дело касается хирургии. Это табу! И врачей-то не всех пускают в операционную. Журналистов, которые переступили порог святая святых, можно перечесть в Москве по пальцам. В ослепительно-чистый больничный отсек некогда получил я законный допуск; вошел в белом халате, на своих двоих; и в течение полутора часов из-за широких плеч виртуоза-хирурга наблюдал за тем, как чудо-маг творил некое мистическое действо в окружении своей свиты, послушной, будто оркестр под управлением прославленного маэстро.

Василий Петрович должным образом оценил мой скромный опыт причастности к госпитальному сонму кудесников и с какого-то момента держался со своим пациентом почти на равных. Да и сидели мы не друг против друга, а рядышком, на мягком диванчике.

– Желудочно-кишечный тракт нашего современника, – развивал свою мысль проктолог, – схож с разбитым вдрызг проселком в русской нечерноземной полосе. Как известно, она непроезжая… Применительно к предмету нашего разговора – тракт вообще довольно часто непроходим.

– Забит, что ли?

– Правильно: забит! Непереваримой субстанцией. Иначе говоря, мусором, всевозможным хламом, который ничем не соскоблить, не вывести из организма вон.

– С этого места, пожалуйста, подоходчивей. Все же я даже не медбрат.

Легкий кивок. Короткая пауза. Затем обстоятельный, неторопливый рассказ-лекция для… неуча.

Ежели раскинуть умом, медицина имеет не только касательство, но и прямое влияние на общественную, а также на политическую жизнь страны. Здоровье нации поважней, нежели добыча нефти и газа, плюс вместе взятые ансамбли рок-музыки. Но так уж вышло, что эта сфера жизни оказалась у нас в загоне, на задворках. Влачит жалкое существование.

Впрочем, это одна сторона проблемы, закоренелой и больной. Обратная сторона еще сложней, скрыта от прямолинейного погляда. Речь идет и о пище материальной, каждодневной.

Принципиально важно не просто впопыхах, кое-как да кое-чем живот набить. Процесс поглощения пищи должен быть осмысленным (по части выбора меню) и по возможности – ритуальным. Оцерковленные люди перед трапезой обязательно крестятся, тем самым создавая благотворный психологический настрой «по всей периферии телесной».

Крестная моя, Капитолина Алексеевна, в молодости была ярая театралка, признавала же исключительно МХАТ. Их стайка, девчонки из Марьиной Рощи, во всем пытались подражать своим кумирам. Возможности, разумеется, были весьма скромные. Вдруг нашелся лаз! В Камергерском переулке, наискосок от театра, с незапамятных времен существовало «Театральное кафе», куда захаживали актеры. Для простой публики вход тоже был свободным. Так вот юные москвички занимали столик в темном уголке и со стороны любовались, как Станиславский и Немирович-Данченко вдвоем неторопливо чаевничали. Крестная однажды призналась: «То был настоящий театр, школа этикета». Обрядом степенного, многочасового чаепития навсегда запомнился гостеприимный дом моей тетушки. И своих, и чужих всегда сюда словно магнитом тянуло. Хотя стол от закусок не ломился, выпивки было в меру. Прожила Капитолина Алексеевна девяносто два года, отдала душу Богу в день своего рождения.

Василий Петрович весьма кстати напомнил: седьмой, по библейскому счету, смертный грех – чревоугодие. Нет, не зря праотцы нас предупреждали об опасности… Она скрыта за семью печатями. Чтобы хоть краешек той сокровенной тайны приоткрыть – всей академии наук мало. А вот как проблемы здравоохранения трактовал во время оное, помню, сторож колхозного сада села Окница мош Михуце, по фамилии Формусати. Его максимы печатала на своих страницах районная газета «Друмул ленинист». А в местной чайной на самом видном месте висела золотая рамка с таким текстом: «Что едим, тем и болеем!».

ФОРМУСАТИ.

Я поведал об этом Василию Петровичу. Он не поленился, встал, подошел к столу и зафиксировал изречение мош Михуце в своем служебном ежедневнике. После этого крепко пожал мне руку.

Мой экскурс в прошлое породил у врача-проктолога желание перевести разговор в современную плоскость. Ибо о том криком кричат теперешние жизненные обстоятельства. Да и не у всякого пациента хватает сообразительности, чтобы вывести генезис подхваченной хвори, иначе говоря, провести кривую линию причинно-следственной связи. Для чего порой нужен всего лишь легкий толчок. Во все времена врачебная практика подкреплялась просветительством – иногда с трибуны, чаще же при личных контактах с больным или с его домочадцами. Так накапливается медицинский опыт, познание.

Впервые на больничную койку я угодил близко к пятидесяти. На следующее утро после госпитализации мета почтила личным визитом сама заведующая отделением кардиологии ЦКБ Людмила Васильевна Ж. (в дальнейшем мы крепко подружились). Доктор была мила, обворожительна, смахивала на принцессу Диану. Присела на краешек постели, положила мне на плечо свою горячую руку – при этом по какой-то немыслимой параболе сверху вниз заглянув под ресницы. И чуть слышно произнесла: «Ну как, хоть немножко-то полегчало или нет?». Вскоре в палату влетела лечащий врач… Женщины помогли бедолаге растелешиться; прощупали, прослушали в четыре руки, попутно выпытав всю мою биографию: от появления на свет до последнего часа, когда прибыл врач на «скорой».

В палате интенсивной терапии находился я с неделю, после чего в плановом порядке переведен был в четырехместную общую. Моим визави по другую сторону большого окна оказался главный режиссер Большого театра Союза ССР Покровский Б. А. В ту пору у Бориса Александровича случился какой-то конфликт «на работе», к которому были причастны, между прочим, и примы. Вот и возникла сердечная недостаточность, к счастью, медики ЦКБ оказались на высоте, помогли побороть коварный недуг. Борис Александрович Покровский вышел на волю не только здрав, а и полный творческих замыслов. Сил хватило даже на то, чтоб основать и вдохнуть жизнь в новый – собственный! – театр оперы.

Я тоже коллективу «Кремлевки» жизнью своей обязан. Перенеся инфаркт миокарда, более двадцати лет топаю по грешной земле, по совести говоря, не зря коптил небо. Три года назад проходил обследование в кардиологическом центре им. Мясникова. Был удостоен внимания академика Ю. Н. Беленкова. Ознакомившись с результатами обследований, Юрий Никитич произнес: «Медики прошлый раз отлично сделали свою работу. Судя по всему, в хорошие руки вы попали».

Не помню уже когда и где, но однажды до слуха моего долетела фраза: «Всякий пациент сам себе немного врач». Между тем эскулапы косо поглядывают на тех, кто занимается самолечением. Скорей всего, тут должно соблюдать меру, не слишком усердствовать. А главное – время от времени делать беспощадную ревизию в своих домашних аптечках.

Да, личный опыт – важное подспорье в борьбе с собственными болячками. Только теперь догадываюсь, каким дремучим неучем предстал я в глазах патронессы пятого отделения терапии ЦКБ. В одну из встреч Людмила Васильевна с грустью сказала: «Не обижайтесь, как пациент вы совершенно необразованный… Учитесь, внимайте, прислушивайтесь к себе». Совет хорош не только больным, а и здоровым тож.

…Век живи – век учись! – наставляли потомков древние. Василий Петрович не поленился, расширил мой кругозор по разделу медицины, имевшей политические последствия не только на нашу внутреннюю, но и на международную жизнь. Отнюдь не зря в преддверии перестройки в стране сорочий хай и гвалт подняли отечественные экологи. Так ловко все в единый узел они связали и обосновали: дескать, великая страна потеряет все и вся, ежели срочно не установит на своей территории демократический порядок по западному образцу, предварительно избавившись от коммунистической диктатуры правления. Этот резкий поворот ради счастья и… здоровья простых людей, которые многие десятилетия жили впроголодь. При этом организованная пьянь на разные голоса кричала, что все получат свободу выбора. Выбора чего? Толком объяснить никто не мог, тем более на фоне пустопорожних полок в продмагах, универмагах и сельских лавках.

Все это мы своими глазами видели, все это пережили… Было, да быльем поросло! Дотошный же читатель наверняка ежели вслух не молвит, про себя подумает: «Были, конечно, страсти-мордасти, но каким боком к ним причастны, извините, проктологи?»

Откроюсь: сей вопросец поначалу-то шевельнулся в моем мозжечку – и хорошо, что рядом оказался эксперт. Через минуту-другую выяснилось, что Василий Петрович по ходу беседы нарочно запрограммировал такой зигзаг: как говорят в Одессе, с понта на вареники. Хотя ортодокс нового формата узрит тут политический выверт. Даже и не один, а несколько.

– Колбаску-то, похоже, уважаете? – послышался хрипловатый, с ироничным оттенком голос из-за ширмы, где доктор после осмотра тщательно мыл руки.

С языка непроизвольно сорвалось:

– Да как все.

– Довольно точно выразились, – похвалил меня врач, выходя из полумрака на яркий свет.

Эдак лет на двенадцать, а то и пятнадцать был я старше своего лечащего врача. По уровню же развития, по общему кругозору сильно уступал; чувствовал себя абитуриентом рядом с рано защитившимся доктором философии.

– Мы живем в безыдейное время, – спокойно проговорил проктолог. После паузы мысль развил: – Нас обуревают низменные страсти. Мы копошимся в грязном месиве обыденщины. Высокие идеи вытеснили …а, чернуха, скотство в разных ракурсах… Символом бытового благополучия, благоденствия, довольствия стала палка копченой колбасы. Собственно, с нее, родимой, и начались в стране великие преобразования. Они получили код «ре-во-лю-ция».

Без стука приоткрылась дверь.

– Вы еще здесь?

– У меня прием. На очереди еще двое.

– Ну а я пошла.

– До завтра.

С дальнего конца коридора донесся рокот пылесоса, схожий с утробным фырчаньем фагота. Василий Петрович, откинувшись на спинку кресла, артистически пробарабанил по воображаемому регистру полированного рабочего стола пальцами обеих рук одному ему ведомую фугу. Не знаю, что тем самым доктор хотел выразить, однако в его пассаже чувствовался непроизвольный экспромт, музыка без слов.

– Человек слаб… Это Достоевский сказал, – обронил «маэстро» после довольно продолжительной паузы. Снова пальцами, но уже одной руки выбил нечто ритмическое, в то же время и не столь мажорное. Задрав голову вверх и вперив взор в угол потолка, выдал едва ль не самое сокровенное:

– Ответьте честно, почему в канун перестройки ее идеологи до небес превозносили личность Федора Михайловича, цитировали мысли его по несколько раз на дню.

Особенно нравилось перестройщикам словосочетание из «Дневника писателя» о том, что социальные потрясения не стоят и одной слезы ребенка. При этом на глазах ораторов выступали крокодиловы слезы.

– Точно сказано.

– Но как только дело было сделано, слезы высохли, лица окаменели и начался воровской передел государственной собственности.

– А что ж народ? – невольно сорвалось с моего языка.

– Народу сунули в рот палку… копченой колбасы. И он ухватился за нее, как дитя за соску-пустышку.

Я попытался сострить:

– Ничего себе пустышка. Большинство ведь такие, что не уступят милицейской дубинке.

Будто горох, отразившись от стенки, комплимент в том же виде вернулся ко мне:

– Верно подмечено.

Опять пальцы врача пробежали по воображаемой клавиатуре, вызвав на слух звуки энергичные, нечто бетховенское. Потом пауза в три четверти, после чего подключился уже голос: