355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Плахотный » Вид с больничной койки » Текст книги (страница 10)
Вид с больничной койки
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 21:36

Текст книги "Вид с больничной койки"


Автор книги: Николай Плахотный



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Не для печати, исключительно для личного сведения скажу вот что. Кишечник населения до предела зашлакован колбасным фаршем. В закоулках тракта, особенно в тонкой его части, мумизировались гнилостные остатки пищи чуть ли не десятилетней давности… Места скопления опасной микрофлоры вперемешку с кровью. Городские стоки для нечистот в санитарном отношении, пожалуй, предпочтительней, нежели наше нутро. Гнилостный запах выходит через верхние дыхательные пути. Он ощущается подчас даже на значительном расстоянии от собеседника.

– Ну а при близких контактах…

– Обычно жвачка выручает. Резинку жуют беспрерывно!

– Любовь обычно ассоциируется ведь с чистым дыханием.

– Оставляю ваш тезис без комментариев. – После этого уже с улыбкой: – Если бы вы поднесли ваш мобильник к объективу микроскопа, увидели бы там такое… Вам показалось бы, что невзначай угодили в зоопарк чудовищ.

Так, с подачи проктолога, кандидата меднаук, практикующего в клинике на Плющихе, загорелся я желанием разобраться в политэкономической проблеме, возникшей как бы из ничего, однако породившей монстра.

Со стороны это представлялось как гуманитарное действо мирового масштаба. Со всех концов мира в Россию, освободившуюся от гнета ненавистного коммунистического режима, потянулись караваны (пароходы, железнодорожные эшелоны, автопоезда), груженные мясной гастрономией. Это был аналог пресловутого «плана Маршалла» специально для Советского Союза.

Агрессору на сей раз не было нужды пускать в ход ни авианосцы, ни танковые подразделения, ни ракетные установки на дальних рубежах; обошлись и без морской пехоты, вооруженной до зубов. Россиян буквально околбасили! Для расчленения Югославии, для захвата Ирака и для усмирения Афгана штаб НАТО разработал огневые схемы – в отношении великой «империи зла» эта ИГРА не стоила б свеч. Тут требовался нестандартный подход.

У агрессора был велик соблазн: в сатанинском казино кинуть большую деньгу на «красное» – и сразу ж решить все-все проблемы. Шутовской по натуре Рейган избрал вариант, смахивающий на цирковой аттракцион с участием кота Леопольда. Акция не была согласована с главным режиссером Московского театра кошек Юрием Куклачевым.

Двенадцать лет копался я в этой проблеме – на тринадцатом закончил журналистское расследование, встреченное журналистской братией полным молчанием. Целый год пролежала в набранном виде рецензия на книгу – так и не нашлось ей места в боевой газете. Стороной дошел слух: тематика «Великой смуты» руководству КПРФ показалась резковатой, прямолинейной, задиристой, потому и тянули резину. Впрочем, тираж без публичной презентации, без печатной рекламы сам собой разошелся.

Исторические перемены в жизни страны (планеты) по ходу времени обрастают легендами разного масштаба и свойств: величественными, героическими, житейскими, анекдотическими. По свежим следам так называемой перестройки кто-то хохмы ради пустил в оборот байку, якобы несчастных россиян от неминуемой голодной смерти спасла благородная Европа вкупе с деловыми американцами. За одно опять же бескорыстно помогли несчастному народу обрести долгожданную свободу, на демократический лад обустроить свою жизнь.

Дело сляпали по принципу добровольно-принудительно.

В узком кругу единомышленников Борис Немцов поведал притчу. Заспорили двое подвыпивших: можно ль кота, к примеру, шутки ради накормить горчицей? Один крепко задумался, наконец сказал: «В принципе-то, конечно, можно, но крику будет аж на три улицы… Сам же окажешься весь исцарапанный. Даже глаз можно лишиться». Второй выслушал дружка, улыбнулся: «А есть другой способ, тонкий и политичный… Надо зад коту намазать горчицей. Сам ее вылижет».

– Вот это я понимаю! Это по-нашему! – громче всех заливалась от смеха Ирина Мацуевна Хакамада.

Сюжетец переворота девяносто первого года явно скопирован с пошлого голливудского блокбастера и приспособлен для русской почвы. Все актеры наши, живые лица, без грима. Зато по ходу действа потребовалось много бутафории, имитирующей мясную гастрономию. Россияне заметались: немного погодя схватились за животы.

Дорогой ценой обошлась стране и народу разрекламированная подлым образом заморская колбаса. Уже лет двадцать наши проктологи хирургическим способом выковыривают ее из кишок соотечественников. При этом уходят из жизни – в плановом порядке – до полутора миллионов и более любителей мясного лакомства. На самом деле те изделия в виде палок представляли собой подделку, суррогат из стратегических запасов нечестивого Северо-Атлантического союза. Эти гостинцы стратеги США отштамповали еще в 70-х годах для солдат войны во Вьетнаме. Из Ханоя и даже из Сайгона янки пришлось убираться восвояси. Вместе с танками, пушками, ракетными установками, самолетами интенданты увезли на родину и провиант. Не пропадать же добру! Кому-нибудь еще сгодится! Вьетнамская война, пожалуй, не последняя. Оказалось, даже и не предпоследняя. В России же вообще… пришлось не только собственную армию, а и россиян, врагов своих заклятых, подкармливать. Таким образом и победили: великая империя превращена в груду развалин, процесс дробления продолжается. Дошло до того, что держава впала в продовольственную зависимость, сами себя не в силах прокормить. Пустили на торги последний капитал Отечества – собственные недра. Так поступает в безвыходной ситуации доведенный до крайнего отчаяния городской бомж, пуская на продажу свои внутренние органы. Невольно вспоминается детский стишок с психологической ловушкой. Он вполне актуален, если немного подкорректировать. «А» и «Б»… Сидели на трубе…» Разумеется, это про нас. Читаем дальше. Так, «А» упало. «Б» пропало. Что ж осталось?..» Всего-навсего хитрованское «и», разумеется, стишок-то про нас! Это зашифрованный код дальнейшего развития нашего народного хозяйства. От социализма ушли, к капитализму не вернулись. Бредем по бурелому с мобильником – кто в левой, кто в правой руке. А над головой – ни звезды, в душе пустота. «Куда, не знаем сами, будто пьяные бредем» – это слова из песни Михаила Исаковского. Поэт теперь забыт. Его творчество не изучают даже филологи МГУ. Ибо уважал советскую власть, преклонялся перед гением Сталина.

У Путина В. В. хватило смелости назвать переходный период, берущий начало от 19 августа 1991 года, трагическим, сравнимым с Великой Отечественной войной советского народа. Действительно, по числу загубленных жизней и человеческих судеб ельцинская клика переплюнула показатели сталинского периода правления. За двадцать лет реформ население в городах и весях сократилось на 17–18 миллионов душ. Впрочем, цифра условная, в зависимости от политической конъюнктуры статистика естественной убыли населения видоизменялась. На первом месте стоят сосудисто-сердечные, далее – онкологические, легочные (широкого диапазона), болезни мозга, мочеполовой сферы и т. д. Но биологи-то знают: большая часть недугов берет начало в пищеварительном реакторе, оттуда распространяется по всем закоулкам тела. По словам одного хирурга, колбаса образца 91-го года вышла России боком!

Круг моих знакомых, близких и друзей заметно поредел. Потери, потери… Достаточно серьезные недуги… В анамнезе – большей частью желудочно-кишечные заболевания. Пластом полгода лежала в постели матушка моя Ольга Алексеевна, но не согласилась на операцию, чтоб еду принимать через воронку в боку. Так и высохла бедняжка, превратилась в мумию. В схожем положении оказалась и крестная Капитолина Алексеевна, а также родная ее сестра Александра. Следующая жертва колбасной интервенции – моя бывшая супруга Дина. Диагноз: непроходимость в среднем отделе кишечника в сочетании с абсцессом… Из дому, минуя больничную палату клиники МГУ, больную в бессознательном состоянии положили на хирургический стол. Более четырех часов длилась операция, пришлось удалить чуть ли не метр кишок. Через месяц Дина вернулась под крышу дома своего своими ногами.

Два года назад муки мученические перенес друг мой и коллега Анатолий Т. У него возникли проблемы в пищеводе: сужение и полная непроходимость. Случайно, через третьих лиц болящий вышел на доктора Ф. Х. Забродина, который совсем недавно разработал уникальную технологию расширения пищеводного горла до нормального состояния. Именно так, в переводе на обычный язык, формулировалась тема его докторской диссертации, подтвержденная реально фактурой госпитальной практики в 31-й ГКБ. Анатолий рискнул, да ведь и выхода-то другого не было. Операция проходила под местным наркозом – и оказалась на пределе человеческих сил. Профессор скрыл от пациента, что через год предстоит второй сериал, хотя по общим ощущениям в том и не было особой необходимости – ведь едок мог глотать уже не только яблочное пюре, а и жиденькую рисовую кашку.

В точно назначенный срок состоялась повторная операция. Та, которая была раньше, вызывала болевые ощущения, схожие с чисткой дупла в зубе перед пломбированием. Теперешние манипуляции хирурга Н. и его команды распятому на операционном столе представлялись изощренной пыткой… На самом же деле то была отчаянная борьба медперсонала за жизнь уже достаточно пожилого человека. Все вместе победили!

Информация для потомков. Действо сие происходило не за тридевять земель, а в той же тридцать первой больнице, где пять месяцев спустя мыкался и я, но в другом корпусе, в пульмонологическом отделении. Верно рассуждали наши деды: «Каков поп, таков и приход!». После второй операции А. Т. быстро пошел на поправку, восстановился не только во плоти – всем на удивление воспрял духом, ударился в творчество. Давно не брал в руки резец, откуда вдруг силы взялись… В темном углу чулана с незапамятных пор ждал руки мастера дубовый кап в полпуда весом, твердый, как гранит. Всю зиму, весну и лето корпел художник над моделью. Постепенно, как бы сам собой проступал на трехстолетней древесине образ нашего современника, скрывшийся под личиной лесовика, хозяина кондовой дубравы из-под Брянска. После последнего прикосновения резца явственно вырисовался облик доктора-хирурга. Скульптурный портрет автор преподнес своему спасителю, чем растрогал того до слез.

Я слышал, будто от сильного нервного потрясения у человека может вдруг измениться его природная группа крови… Подобный случай имел место на Брянщине, в городе Новозыбкове. На бюро горкома партии слушалось персональное дело председателя правления колхоза (если память не изменяет, фамилия его Бордовский). Горе-руководитель проявил вопиющую бесхозяйственность: не выполнил квартальный план поставок мяса государству, наотрез отказался сеять кукурузу… В довершение всего на МТФ возникло массовое заболевание телят: паратиф.

После краткой информации начальника райсельхозинспекции слово взял первый секретарь товарищ Буздин. Все члены бюро сидели с низко опущенными головами, окоченевшие, боясь поднять глаза, как провинившиеся школяры. Говорил Василий Васильевич беспрерывно 40–45 минут, как заведенный. Речь Цезаря против Каталины участникам того процесса показалась бы пустопорожним трепом тамады. Вот что прозвучало в конце: «Из засады на обочину шляха, ведущего нас к сияющим высотам коммунизма, вылез жалкий саботажник под личиной разгильдяя. Задумал он подлую шкоду: помешать движению страны и советского народа… Какие будут у товарищей предложения?»

Задвигались массивные зады. Тревожно зашелестели бумаги с уже готовым проектом решения по данному вопросу… Вдруг треск, грохот и удар о дубовый паркет чего-то грузного и твердого. Кто-то проговорил сдавленным голосом: «Срочно врача!»

Несчастного на носилках унесли в машину «скорой». Оказался инфаркт. Врачей особенно поразило то, что у Бордовского возникла иная группа крови. Была третья, стала четвертая, причем со знаком «минус». Старый кардиолог Моисей Изральевич доверительно изрек: «В нашей практике и не такое бывает».

После долгой болезни, после трудной операции у людей нередко меняются представления о бытовых пристрастиях, жизненных приоритетах. Домочадцы, сослуживцы отмечают странности имярек, которого прежде знали как облупленного… Приятель мой, выйдя из клиники, вдруг потерял всякий интерес к материальным ценностям. Анатолий Т. стал ближе к природе, в частности, научился понимать птичий язык. Страстно полюбил почему-то ворон: при всякой возможности разговаривал с ними.

В то же время напрочь охладел к телевизору, – а ведь всего год назад подумывал о покупке компьютера.

Да, призрачно все… Кстати сказать, от великой приватизации госсобственности, которую несуны тихо растащили по углам, счастливей сами обладатели ее не стали. Народ же тем более! Теперь тоска по прошлому сердца многих точит, особенно по ночам, – хотя далеко не все в том признаются: страдают молча. Любителям путешествий уже не придают ни задора, ни понта свобода передвижения по странам и континентам. Ибо сказано: «От себя не убежишь». Покуралесив по белу свету, любители острых ощущений лечиться едут домой. В поликлиниках не протолкнуться. Вторая проблема – вызов врача к ложу больного. Как говаривал бывалый Теркин, это только малый сабантуй. Не каждому удается по первому зову попасть в клинику нужного профиля. Затем неделю, а то и больше лежать на койке в коридоре. Для этого требуются не только сила воли, выдержка, но и здоровье немалое.

Действующий ныне стандарт обязательного медицинского страхования (пресловутый ОМС) – фантик для профанов. Салатного колера бумажку целесообразней, пожалуй, использовать в качестве обертки для денежной купюры или лакомства. Ну а далее уже действовать по обстоятельствам. Лично я иной раз и готов бы «сунуть», да, признаться, ни умения, ни ловкости не хватает. Опять же надобно иметь в виду: размер подношения должен соответствовать тяжести заболевания. Так что лучше дать лишек. Не зря же молвится: «Кашу маслом не испортишь».

Вот когда иной раз пожалеешь, что не родился чиновником. Этой братии предоставляются перворазрядные медучреждения. Плюс ежегодный санаторный отдых персонам и их присным. И все равно эти господа поправляют свое здоровье за границей: так намного престижней!

Порой цинизм нашего бытия доведен до крайности.

Тут как-то пришлось по делу наведаться в клинику, в которой пару лет назад лежал на излечении. Договорился заранее о встрече. Явился минута в минуту. Но моего интересанта на месте не было. Охрана же без особого разрешения наверх не пустила.

От нечего делать бродил по холлу взад-вперед… Возле справочного бюро обратил внимание на пронзительное по своей наивности объявление. Блокнот был при мне: слово в слово переписал отпечатанный на компьютере текст:

«ГОСПОДА И ТОВАРИЩИ! В соответствии с приказом по больнице оказание платных медицинских услуг приостановлено».

Администрация.

Встреча с Н. в конце концов состоялась. Более того, оказалась плодотворной. После беседы я не удержался и процитировал своему интересанту объявление. Многозначительно хмыкнув, визави обронил:

– Ай, не берите в голову!

ВСЕ КИПИТ, И ВСЕ СЫРОЕ!

По официальной версии, здравоохранение вступило в блистательную полосу благополучия. На самом деле нация в опасности, о том цифры криком кричат.

На глаза попалась очередная сводка ВЦИОМ по разделу медобслуживания. Цитата: «Большинство россиян заявляют о невозможности получить полноценные медицинские услуги. Только каждый четвертый респондент считает это возможным. Оценивая качество медицинского обслуживания в 2005 году, 42 % граждан заявили о его ухудшении. 14 % придерживаются противоположной точки зрения. В то же время 37 % полагают, что оно осталось на прежнем уровне. Вместе с тем 27 % участников опроса ушли от прямого ответа на поставленный вопрос».

А вот информация того же профиля, осевшая на файлах «Левады-Центра». Здесь цифирь на 10–12 процентов имеет более негативный оттенок. Похоже, что и это еще не вся правда. Особенно поражает разброс в статистике относительно общей численности населения в стране. Разница, что называется, безбашенная: пять-восемь миллионов душ. Циники скептикам говорят: «Не веришь, иди сам считай!».

Иногда оторопь берет… По информации «Вестника» Московского научного общества терапевтов лучше всего поставлено здравоохранение… Нет, не в США не в Швейцарии, не в Англии, не в Норвегии… Представьте себе – на Кубе. Странно, не правда ли? Ведь «независимая» наша пресса выжимает у читателей слезу, рассказывая о горестях народа, живущего на Острове свободы. Да, миллионеров на острове нет – факт неоспоримый. Оттого и затраты на медицину составляют здесь 15 процентов госбюджета (у нас в десять раз меньше). Причем вот что поразительно: все клиники равноценны и равнодоступны. За жизнь пациента медики борются собственными силами. Наглядный пример тому – история болезни команданте Фиделя Кастро. Дела его были действительно плохи, но кубинские медики оказались на высоте, причем обошлись без варягов.

Отчего ж и почему наши изнеженные чиновники и доморощенные толстосумы не доверяют свои телеса местным докторам. Чуть где прихватило, летят сломя голову в иноземные клиники, зря тратят казенную валюту. Между прочим, это позорно и стыдно, как стыдно и позорно вип-персонам разъезжать по улицам столицы на иномарках, тогда как страна имеет собственный автопром. Есть в этом нечто такое, что словами не выразить. Некрасиво это. Унижает национальную гордость народа. Черт подери, не лыком же мы шиты!

Давным-давно замечено: не на асфальте – обычно на неудобренной почве рождаются великие таланты, которыми потом гордится Россия, а то и весь мир. К сожалению, доля их часто незавидная.

…Повстречал я на жизненном пути доктора В. И. Колесникова. Заведовал он больницей на 25 коек в селе Иловке, на Белгородчине, по совместительству исполнял обязанности хирурга. О Василии Ивановиче в округе ходили легенды как о Гиппократе: будто руки имел он животворные, а сердце было золотое. Лично я за медпомощью к Колесникову не обращался из-за отсутствия поводов, ибо был здоров, как бык, ну и молод, как собака. В ту пору по семейным обстоятельствам я отошел от журналистики – перешел на службу в другое ведомство. Короче, работал культурологом в тамошнем колхозе имени Чапаева. А жил во дворе больницы.

Василий Иванович прибыл в ту местность не по личному выбору – по назначению госкомиссии медвуза. По натуре увалень, тут и осел. Корни пустил, обзавелся семьей. Жена Фрося нарожала ему детей, четверо или пятеро. Однако деревенский мужик не погряз в бытовщине, по инерции продолжал самообразование, выписывал домой всесоюзный журнал «Хирургия». По межбиблиотечному абонементу регулярно получал книги классиков медицины. Штудировал Авиценну, перечитывал тома Парацельса, шпарил наизусть Гиппократа. Вместе с тем обожал высокую поэзию. Случайно открыл для себя Иосифа Уткина – и меня к нему приохотил.

А однажды в гостях наш доктор ни с того ни с сего вдруг запел: исполнил под аккордеон русский романс «Накинув плащ». В стародавние слова певец вложил столько души и чувства, что в нашей маленькой компании каждый вообразил себя на месте подгулявшего полуночника… По сей день в ушах моих звучит упоительный голос в сочетании с проникновенной русской мелодией, которые самолично хочется воспроизвести хотя бы на бумаге. Пишу сейчас текст по памяти, в душе же слышится упоительная музыка:

 
Накинув плащ, с гитарой под полою,
К ея окну, прильнув во тьме ночной.
Не разбужу ли песней удалою
Тревожный сон красавицы младой?
 

Вот прозвучала последняя нота, певец не спеша снял с груди переливающийся огненным перламутром полноразмерный аккордеон, компания же сидит, не шелохнувшись. Все будто воды в рот набрали. Ну никакой ответной реакции. Потом вдруг шквал, обвал. В едином порыве все дико закричали, заверещали. Женщины бросились обнимать, целовать смущенного певца, приговаривая:

– Зачем же вы, такой-сякой, зарыли преогромнейший талант в землю?

– Ой, да вы же поете почти как Лемешев и не хуже Кобзона.

Чтобы понять значение этих макси-комплиментов, надо иметь в виду следующее: Иловка – сама по себе знаменитость. Село звонкое, в своем роде песенный заповедник. Здесь знают цену и певцам, и музыкантам. Хозяйка дома, выждав момент, церемонно поднесла герою вечера на расшитом рушнике казачью чарку чистого, как слеза младенца, самогона тройной перегонки. Василий Иванович выпил одним махом, глазом не моргнул, не покривился. Затем приложив ладонь к груди, изрек с поклоном:

– Лемешев, Кобзон – все это, конечно, приятно слышать… Но кто бы тогда, дорогие мои земляки и землячки, вас тут лечил?

У этого вечера было продолжение, причем не в узком кругу – на сцене местного Дома культуры.

К Святкам придумали мы художественную программу. На людных местах и на всех перекрестках повесили заманчивые объявления: «Оторвитесь от телевизора! Всех ждем к себе в гости. Будет вечер удивительных сюрпризов».

Первое отделение отдали поэзии. Все, кому хотелось, выходили на сцену и читали стихи, в том числе и собственного сочинения. Второе отделение было чисто музыкальным. Целый час веселили народ гусляры, рожечники, частушечники. Затем учительница математики Анастасия Сергеевна исполнила на пианино сонату Моцарта. На бис сыграла «Лунную сонату» Бетховена. Зал был полнехонек. Сидело и стояло более семисот человек. Никто ни разу не кашлянул, не чихнул.

Все ждали чего-то особенного. И дождались… Из-за кулис на середину сцены вышли доктор и худрук ДК Вера Злобина. На плечах Василия Ивановича была плащ-палатка, из-под полы виднелась гитара. Зал затаил дыхание. Вера объявила номер: «Старинный городской романс в современном звучании». Сама присела неподалеку на стул, изобразив позу очарованной слушательницы.

Будто издалека полетели в переполненный зал струнные аккорды. С минуту звучала только музыка, в какой-то момент к ней присоединился человеческий голос. Волшебное действо, казалось, заняло какие-то считаные секунды. Причем певцу не дали допеть до конца, потребовали повтора. Что и было без каприза исполнено.

Тут же на виду у всех ухарь-кудряш преобразился. Под солдатским плащом оказался отлично пригнанный костюм с жилетом, в петлице алая гвоздика. На шее – галстук-бабочка. Вера собственноручно подала Василию Ивановичу аккордеон. На сей раз на сцене возник дуэт. Опять зазвучали романсы: «Ночь тиха», «У калитки»… Всех потрясла народная песня «Ревела буря, гром гремел». Многие не могли скрыть слез, сидели с низко опущенными головами. Сопереживали… Надо сказать, в этом номере примой была Злобина.

К счастью, в моей домашней фонотеке сохранился чудный голос Веры. В звонкой округе Злобиной не было равных. Ее уличное прозвище – Канареечка. Ее в Москву приглашали, в хор Пятницкого. Не дала согласия, сказала: без своего колхоза затоскует и завянет.

О том литературно-музыкальном вечере разговоры долго не стихали. Было намерение: сразу ж после посевной сотворить нечто похожее. А ради повышения статуса брать со зрителей некую плату, чтобы материально поощрять лауреатов. Председатель колхоза выдал в этой связи такую сентенцию: «Негоже путать божий дар с яичницей». Хотя в принципе был не против компенсировать потраченное время на репетиции и гастроли. После дискуссии на расширенном заседании правления решили: лучшим из лучших выдавать в качестве приза двухмесячного поросенка или же по возу ячменной соломы… На выбор.

Из-за неблагоприятных погодных условий сдвинулись сроки уборочной страды, потому второй фестиваль художественной самодеятельности перенесли на осень. А с первым снегом сельский клуб потерял своего песняра В. И. Колесникова. Иловского главврача перевели в Алексеевку на ту же должность, но уже районного масштаба. Зато у нас был свой человек в райцентре, в то же время местное сельское общество понесло невосполнимую потерю. Будто яркая звезда исчезла с небосвода.

Да вскоре и в моей судьбе произошла перемена слагаемых. Важные дела позвали в Москву. Добровольная ссылка закончилась. Но с Иловкой связь поддерживал.

Однажды нашел в почтовом ящике конверт без обратного адреса. А на листе – каракули. С первой же строки понял: писала тетушка Екатерина Ильинична.

«С горячим приветом и наилучшими пожеланиями… Сразу ж сообщаю скорбящую новость. Вся Иловка плачет и куксится. Неделю назад колхоз проводил на тот свет свою канареечку, Веру Павловпу Злобину. Закрылись ее ясные глазоньки 12 февраля. Вот она какая наша бабская участь, усю жизню ходим босыми ногами по лезвию ножа».

Собиралась Верочка в очередной декретный отпуск, уже и заявление подала в контору. Да вдруг животом занедюжила. Доставили больную в Алексеевку, вызвали в приемный покой самого Колесникова. Поставил диагноз с первого же погляда: аппендицит. И прямиком на хирургический стол! Только прикоснулись, он возьми и лопни под ножом. Тут же и выяснилось, что баба-то не пустая, имеет пять с половиной месяцев беременности… Вот так-то в одном чреве сошлось божественное и гадское. Верочка померла при полном сознании.

«Пишу письмо, слезы ливмя льются. Лежала канареичка в гробу будто живая, с улыбочкою в уголках красивых губ. Казалось, вот-вот встанет на свои резвые ножки. Она же никогда медленно не ходила, все бегом да летом.

Вы зовете меня в Москву. На дорогу и на гостинцы денег хватит, да боюсь в столице потеряться. А за приглашение спасибочко. Жду ответа с нетерпением. Ваша тетя Катя».

Вину за неудачную операцию Колесников принял на себя. Самолично подал рапорт об отставке. Какое-то время работал рядовым врачом в поликлинике, да вдруг куда-то сгинул. Говорили, что совсем из области уехал, о чем в районе искренне сожалели. Впрочем, всякий врач сам себе судья, и по обстоятельствам сам себе выносит приговор.

С Василием Ивановичем были мы не то чтоб дружны, однако общались часто. Предметом разговоров были вопросы сугубо житейские, а также хозяйственные, экономические (о делах окружающих колхозов). При этом была исключена медицинская тема. Да и без того наши посиделки затягивались иной раз до полуночи. Горячо спорили о литературе. Из современных писателей доктор особо чтил Евгения Ивановича Носова. Бывал в его доме и на даче под Курском. Внимательно пролистал я свои дневниковые записи того периода (тетрадь большого формата, в 96 страниц), но не обнаружил хотя бы упоминания о больничных буднях. Лишь однажды – без всякой связи со своей профессиональной деятельностью – Колесников обронил: «У каждого хирурга за плечами свое маленькое кладбище». (Иловский дневник, запись от 12 марта 1971 года). А в записной книжке, датированной все тем же годом, закавычена фраза: «Медик должен жить по божественным заповедям, хотя в душе своей он честный атеист (В. И. К.)». Мысль, достойная быть отчеканенной на скрижалях. Впрочем, положа руку на сердце, надо сказать: жрецы – самого демократичного и самого бескорыстного олимпийца Гиппократа – всегда так жили и работали. Хотя в глубине души оставались материалистами, а то и коммунистами беспартийными!

Тут вспомнил я о своей сокласснице Проданюк. После окончания школы в райцентре учились мы с Людмилой в столице Молдавии, но в разных вузах. Я вознамерился стать журналистом, Людмила поступила в мединститут. По окончании получила направление в глубинку, в сельскую больницу. Встретились мы лет через двадцать, в Москве. Моя одноклассница карьеры не сделала: как была, так и осталась терапевтом широкого профиля. При этом не жалела для своих пациентов ни сил, ни времени, ни душевного огня. Новоприезжей провинциалке Моссовет выделил жилье в коммунальной квартире. Людмила Дмитриевна стала полноправной москвичкой. Общественность столицы высоко вознесла участкового доктора, портрет ее красовался на районной Доске почета. Пожалуй, и орден заслужила б, жаль, круто переменились в стране устои, порядки.

Нашли мы друг друга почти одновременно. Кишиневские друзья сказали, что в Белокаменной давно уже обитает моя соклассница. Через горздрав ничего не стоило узнать место работы. Улучив время, явился к доктору Проданюк на прием. Целую минуту или больше сидим друг против друга и смеемся. Потом словно по команде встали и… обнялись. В этом положении нас и застала кабинетная медсестра. Людмила Дмитриевна первая нашлась, со слезами на глазах объяснила пикантную ситуацию:

– Школьного товарища вот встретила… Прямо сюжет для кино.

Теперь мы уже часто встречаемся, друг к другу ездим в гости. Иногда консультируюсь по поводу своих хворей, недугов. Всегда получаю вразумительные советы, ценные рекомендации.

С высоты своего возраста время от времени заводим речь о том о сем: о превратностях судьбы, о странности теперешнего бытия на широких просторах нашего отечества; не обходим стороной злободневные частности системы здравоохранения. Однажды за чашкой чая после затяжного спора в итоге сошлись во мнении: несчастная наша медицина! Утратила свойственное ей гуманное начало, сбилась, как на Украине говорят, с панталыка. Если перевести на нашу уличную фразеологию, немного… сильно скурвилась. К тому побуждает окружающая атмосфера, идеология теперешней жизни. Ее девиз сформулирован и брошен в массы отцами перестройки: «Обогащайся кто как может!». В когорте миллиардеров числится (неофициально, правда) бывший министр здравсоцразвития, «главный врач страны» Михаил Зурабов. Он гений манипуляций. Свой бизнес доктор во фраке сделал исключительно канцелярским способом, не выходя из своего рабочего кабинета. Он шулерски лишил лекарств несчастных льготников-инвалидов, от младенцев до перестарков.

Вот как оценила деятельность своего министра бывший участковый врач Л. Д.

Проданюк:

– Этот чиновник-громила принял на душу смертный грех… Вытряхнул карманы у бедняков, калек обратил в бродяг и бомжей. На его совести – миллионы загубленных жизней.

Моя одноклассница, воспитанная на канонах социалистического гуманизма, отхлебнув чая, продолжала в том же духе:

– Своими действиями Зурабов вольно или невольно совращал честных медработников, подавал дурные примеры для подражания… А ведь в медицинском мире извечно царил дух подвижничества. Он выветрился. А он был, был! – и ударила в сердцах кулачком по столу. Аж чайная посуда зазвенела.

Прежде она никогда этого не говорила, да и вообще политики мы не касались. Впрочем, много лет спустя призналась, что в августе 91-го года провела две ночи у костра возле Белого дома, Ельцина защищала… Спустя два года опять дежурила на Краснопресненской набережной, но уже на стороне Руцкого и Хасбулатова. Так что во всем, что после в стране произошло, Людмила Дмитриевна сама себя корит. Процесс же выразила одной емкой фразой: «Все кипит, и все сырое!».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю