Текст книги "Два очка победы"
Автор книги: Николай Кузьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
– Стороженко! – крикнул тогда Иван Степанович, вызывая к старту следующего.
Разводя руками, набирая полную грудь воздуха, Скачков постепенно приводил себя в порядок. Уф, ну и нагрузочка! А ведь на юге он стал пробегать по пять кругов – почти рекорд. Выносливей его был один Виктор Кудрин. Но с тем вообще никто не мог сравниться. Рыжие, как уверял Серебряков, выносливее битюгов.
Он проследил, как мимо него по кромке поля промчался, гоня перед собою мяч, горячий, словно локомотив, Стороженко. Тоже вот – второй круг всего, а хоть выжми. Но лукавил, хитрил Стороженко: отпускал мяч от ноги подальше – все бежать легче. В игре с таким дриблингом недалеко пройдешь.
Неподалеку от старшего тренера старательный Соломин отрабатывал каверзный удар, известный как изобретение бразильского полузащитника Диди. Мяч при таком ударе летит не прямо, а по кривой, как бы огибая воображаемую стенку игроков, причем вращается не только в горизонтальной плоскости, но и в вертикальной. Иван Степанович, понаблюдав за Соломиным, нашел, что у парнишки пока что получается банальнейший «сухой лист», с вращением мяча справа налево.
– Саша, – позвал он, – дай-ка сюда.
Брошенный ему мяч Иван Степанович ловко поймал на носок ноги, мягко опустил и тем же движением, изящно скинув его с носка, прижал к земле. Точно рукой!
Установив мяч, он отошел для разбега. Для того, чтобы придать мячу еще и дополнительное вращение сверху вниз, объяснял он, бить следовало не просто внутренней стороной подъема, а именно той частью, где большой палец.
С неожиданной легкостью для своего немолодого грузного тела Иван Степанович разбежался и ударил. Мяч по дуге достиг ворот и, круто упав в самый угол, шурша по сетке, скатился вниз.
– Краса-авец! – восхищенно протянул наблюдавший Кудрин.
Иван Степанович оглянулся, рукавом фуфайки утер мокрое лицо.
– Это потому, – сказал он с конфузливой усмешкой, – что мы смотрели на футбол вот так! – и возвел глаза к небу. – А вы сейчас: вот, – и глянул себе на ладонь. – Разница!
Потом он сказал Соломину: «Стучи!» – и оставил его.
Наконец, построившись гуськом, ребята потрусили к озеру – последняя пробежка. Матвей Матвеич собирал мячи в огромную сетку. Иван Степанович брел по полю, прижимая бок рукой. У ворот он остановился и по-хозяйски покачал штангу.
На смену футболистам на простор зеленого поля обрадованно высыпали заворотные мальчишки, бегавшие во время тренировки за мячами. Это был их час, и они, расхватав мячи, обложили ворота, в которых торчал длинноногий, угловатый Валерий Турбин, вратарь дублеров.
– Поточней! – покрикивал он мальчишкам, пластаясь между штангами под градом ударов.
– Геш, – позвал Арефьич, – я гляжу, у тебя что-то удар срезался. Хочешь, постучим часок? Я Валерку Турбина оставил, ему это тоже не повредит.
– Можно, – согласился Скачков и рысцой отправился обратно на поле, где мальчишки азартно, сразу с нескольких точек, расстреляли ворота Турбина.
– Дядь Геш! – услышал он со стороны, оглянулся и увидел, что прямо ему на ногу мягким стелющимся пасом катится мяч. Соблазнившись, он взорвался на рывок и весь разбег вложил в удар. Нет, проследил он взглядом, слишком высоко. Арефьич прав: что-то у него перестало получаться, мяч никак не ложился на ногу.
Мальчишки на поле были одеты, как настоящие футболисты: в гетрах, с самодельными нашитыми на майках номерами. Свой пятый номер Скачков нашел на бойком вихрастом пацане, убежавшем с мячом к лицевой стороне поля, – он собирался пробить угловой. Для удара от углового фланга у «пятерки» не хватало сил, мальчишка перекатил мяч метров на десять поближе. По всем повадкам – как он ставил мяч, как поправлял и отступал для разбега, в нем угадывался далеко не новичок на поле. Длинноногий Турбин, занимая свое место, попятился к дальней штанге.
Разбежавшись, пятый номер ловко закрутил мяч в самый угол, возле крестовины, и Турбину пришлось растянуться в настоящем боевом прыжке, ударом кулака отбить мяч за ворота.
– Сухой лист! А? – восхитился Скачков.
Поднимаясь на ноги, Турбин рукой в перчатке почистил колено.
– Главное, лупит по заказу.
Похвала смутила мальчишку. Небрежно уперев руки в бока, он вперевалку, по-футбольному, побрел от лицевой линии и, пока шел, смотрел себе под ноги. Ему попался мяч, он ловко подцепил его носком, подкинул на колено, затем на голову, все это мимоходом, как бы нехотя, но четко, – мяч по нему катался, как на веревочке.
– А ну-ка, ну-ка! – крикнул Скачков. – И долго ты так можешь?
– Да ну… – пацан совсем смутился.
Выручил его Арефьич, подошедший с поля.
– Алик, – позвал он «пятерку», – дуйте-ка, братцы, на те ворота, нам тут еще подзаняться надо. Мячи можете взять. Оставьте нам штуки три.
– Видал малого? – спросил Скачков, провожая убегающих мальчишек. – Вот будет играть! А? Чей это, интересно?
Арефьич пожал плечами.
– А кто его знает? Они тут все бесхозные. Торчат с утра до вечера. Озеро же, купаться приезжают. Да и лагерь рядом.
– Толк, по-моему, будет.
– В руки надо брать. А кто возьмет, когда? А пацаны есть, и неплохие. Хожу по городу – столько, знаешь, пацанов хороших!
– Поговорить все-таки не мешало бы.
– С кем? – Арефьич посмотрел на него, как на несмышленого. – С ними еще лет пять надо заниматься на полную катушку. А начальство, сам знаешь, любит все сразу: или медали, или кубок. Так-то вот…
…Когда грязный измученный Скачков тащился с тренировки в душевую, ребята уже помылись и переоделись в чистое. Несколько человек лежали в шезлонгах и дремали, задрав как можно выше ноги. На веранде стучали шарики пинг-понга: играли сразу на двух столах. Красный раззадоренный Батищев старательно отбивался от Кудрина и проигрывал очко за очком. Каждый свой удар Виктор приправлял ядовитым замечанием, и зрители покатывались со смеху.
– Геш, – крикнул Кудрин и помахал ракеткой, – будь другом, выручи. Мне сейчас кататься на Семе, а как на него садиться? Погляди – в мыле весь. Тебе все равно мыться, – не прокатишься за меня?
Утирая лицо, Батищев носил широкой мокрой грудью и сердился:
– Ты не трепись, а подавай! Еще сам повезешь.
На другом столе играли Павел Нестеров и чернявый Игорь Белецкий. Игорь выигрывал и смущался. Он сам бегал за шариком и старался избегать сильных ударов. Анатолий Стороженко, набив за пазуху яблок, сидел в покойной качалке, жевал, обкусывал яблоки и подтрунивал над Павлом.
– Егорка, чего ты с ним церемонишься, со слабаком? Мотай его на сухую.
В углу, устроившись за низким шахматным столиком, Алексей Маркин чертил на большом листе «пульку», поджидая партнеров.
Грузно упираясь в перила, Скачков поднялся на веранду. Сесть было негде и он прошел к биллиардистам. Владик Серебряков, после купания румяный, косой пробор на голове, сгонял шары кием к короткому борту и поторапливал Мухина лезть под стол.
– Видал, Геш? Проигрывать умеет, а расплачиваться – нет.
Страдая от унижения, Мухин опустился на четвереньки.
– Условий, надеюсь, не забыл? – напомнил, издеваясь, Владик.
Одной рукой Мухин прижал два шара к животу, еще один шар зажал подбородком и, стараясь не уронить, заковылял под столом. Владик подгонял его кием до тех пор, пока он не вылез с другой стороны стола.
– Росту у Мухи нет, – пожаловался Владик, – под столом пешком пройдет. Может, с тобой сыграем, Геш? Три шара форы.
Вскочив на нога, Мухин с азартом кинулся ставить шары.
– Ну, погоди! Уж я тебя загоню. Постой, Геш, сейчас увидишь.
Скачков с улыбкой смотрел, как он горячился и составляет шары в треугольник. Он сочувствовал Мухину. Серебряков, как игрок, котировался даже в биллиардном павильоне городского парка. Однажды в Батуми, на сборах, он в пух и прах разнес какую-то местную знаменитость. Игра тогда шла на «интерес», и дело, помнится, едва не кончилось скандалом.
Ступени на веранду застонали под тяжестью массажиста. Матвей Матвеич, поднявшись, повел глазами. В компании картежников он заметил молоденького Сашу Соломина.
– Это еще что? – и он бесцеремонно выгнал его из-за стола. – Твоя книжка? Тогда бери и шлепай. Толку больше будет… Иди, иди, с картами еще успеешь.
– А ты – тоже!.. – напустился он на Маркина. – Учитель нашелся!
– К старости пускай готовится, – улыбнулся Алексей, быстро раздавая карты по кругу. – Старость придет – чем заниматься будет?
Массажист, кряхтя, поместился на соломинское место, потянул и раскрыл карты. Живот держал его от стола на расстоянии.
Возле столовой на ступеньке приехавшего из города автобуса сидел сапожник Кондратьич и, вздев старенькие, перевязанные изоляционной лентой очки, вслух читал газету. Его слушали шофер Николай Иванович и Марковна. В руках Марковны мелькали вязальные спицы.
– Господи, Гешенька, – пожалела она ковылявшего мимо Скачкова, – на тебе что, кирпичи возили?
Чувствуя, как на лице тянет подсыхающую кожу, Скачков молча улыбнулся. Его, действительно, словно кто облил с ног до головы. Николай Иванович и Кондратьич проводили его взглядом.
Добрая Марковна глубоко вздохнула:
– Грязищи-то, грязищи на вас на всех!
Все постельное белье ребятам Марковна стирала и крахмалила сама, брезгливо отвергая городскую прачечную.
В бане, после обильного горячего душа, Скачков долго массировал распаренную ногу, втирая мазь. Стоило ему перетрудиться на тренировке или в игре, под коленом, где был заживший багровый рубец, непременно возникала унылая тягучая боль. После крепкого массажа боль обычно проходила. В нос шибало терпким запахом растирки.
Ковыляя утомленными ногами, он побрел к себе в домик. Такую походочку, точно знак принадлежности к избранным, усвоили от футболистов все городские пижоны. Скачкову было не до пижонства – каждый шаг давался с трудом. А на вечер Иван Степанович назначил двухстороннюю игру.
На поле легла длинная косая тень от ворот. В пионерском лагере за озером сыграл вечерний горн.
Продолжительным свистком и по-судейски подняв руки, Арефьич известил об окончании тренировочной игры. За бровкой поля со своих мест поднялись Иван Степанович и массажист. Иван Степанович машинально глянул на часы: вечерняя тренировка, как и полагалось, заняла полтора часа.
Приволакивая ноги, футболисты потянулись к краю поля для разбора игры. Иван Степанович, дожидаясь, что-то говорил массажисту и стучал по стеклу секундомера. Матвей Матвеич, оттопырив нижнюю губу, внимательно слушал и кивал курчавой головой.
Выслушав, он подхватил свой неизменный чемоданчик и зашагал к домикам базы.
К вечерней тренировке Иван Степанович приготовил неожиданный сюрприз: он попросил сыграть за основной состав прежнего капитана «Локомотива» Шевелева. На базу, к началу тренировки, он приехал на служебной машине.
Когда Шевелев появился из командного домика, уже одетый для игры, стало видно, как сказываются на спортсменах годы. Футболка обтягивала плотные бока, заметно выпирал тугой животик. А был он парнем поджарым и подвижным, с прекрасным, почему-то забытым нынче ударом с носка и великим мастером в борьбе за верховые мячи; с тех лет у него осталась память на всю жизнь – шрам на рассеченном виске. На поле Шевелева всегда отличала инженерская интеллигентность – страстность и джентльменство одновременно.
– Здорово, Геш, – Шевелев, протягивая руку, старался скрыть смущение. – Стариков берете?
Ладонь у Шевелева сохранилась прежней: маленькая, крепкая.
– Старый конь борозды не портит, – дружелюбно отозвался Скачков.
– Хоть и неглубоко пашет? – подхватил со смехом Шевелев, подкатывая рукава футболки.
Ребята, направляясь к полю, поглядывали на бывшего футболиста с веселым недоумением. Зачем понадобилось тренеру это «воскрешение из мертвых»? Не пришлось бы вызывать неотложку!
Постучав, как бывало, носком о землю, чтобы бутса лучше «села» на ногу. Шевелев выбежал на простор зеленого, подготовленного к игре поля. Широкой грудью он жадно вобрал запах влажной травы и перегретой, смоченной полчаса назад земли – незабываемый аромат пролетевшей навсегда молодости. Оборотился и махнул рукой Матвею Матвеичу, чтобы подал мяч.
– Старик-то, а? – расслышал Скачков ласковый голос Виктора Кудрина.
У Кудрина этот состарившийся, ушедший на покой спортсмен вызывал всего лишь ласковое умиление, не больше, но у Скачкова к «старику» было свое, особенное отношение. Шевелев в его представлении был и остался образцом служения футболу, долгу. Однажды на глазах всей команды, сидевшей в автобусе и дожидающейся своего капитана (по дороге с базы на стадион тому зачем-то понадобилось заскочить домой), из окна третьего этажа выпала дочка Шевелева, махавшая отцу ручонкой. Это был страшный случай. Ребенка увезли на «скорой», а Шевелев, мгновенно постаревший, чернее тучи, отправился с командой на игру: он не мог допустить своей замены – слишком важным был тот матч.
Недаром Брагин в своем отчете писал, что современному спорту требуются молодые люди, готовые к трудным испытаниям; к счастью, такие спортсмены у нас есть – мы располагаем целой категорией игроков, которые надевают футболку не на тело, а на душу!.. Все это Скачков помнил (да и не он один). А разве не Шевелев поддержал его в памятном матче, когда он головой в прыжке забил свой первый гол? Он и потом, играя еще целых три сезона, не переставал поддерживать его и направлять; он был по-человечески умен и добр и, как теперь помнится, часто посматривал на молоденького и горячего Скачкова с ласковой усмешкой человека, уступающего возрасту, словно бы хотел сказать, что для него, мальчишки, настоящий футбол только начинается, а все, что было прежде, все трудности и огорчения, так, пустяки, не больше. Скачков тогда и в самом деле был восхитительно силен и молод и даже не догадывался, какую тяжесть он сам взваливает на свои мальчишеские плечи… С какой непостижимой быстротой промелькнули годы! Кажется, давно ли одно появление Шевелева из туннеля стадиона вызывало бурю на трибунах, а вот осталось одно ласковое умиление мальчишек… «Старик!»
Впрочем, Арефьич дал свисток, началась игра, и от снисходительного отношения к «старику» быстро не осталось и следа.
Иван Степанович, приглашая Шевелева на игру, рассчитал верно: лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать, – пусть молодые (а часто и самонадеянные) ребята своими глазами убедятся, что в футбол играют не столько ногами, сколько головой. И Шевелев, старый футбольный волк, отяжелевший, но не потерявший своего опыта, показал им это с блеском. В смысле физической подготовки ему, конечно, было не угнаться за молодежью, но мяч словно сам искал и находил его: настолько он умело, бережно экономя силы, выбирал место. Но чем «старик» совершенно ошеломил ребят, так это пасами. В его исполнении сегодняшняя тренировочная игра была наглядным уроком того, что настоящий футбол – это прежде всего пас, культура паса. (Футболисты в игре разговаривают на языке паса). Передачи Шевелева были неизменно остры и выверены. Не случайно Владик Серебряков с ювелирных передач «старика» заколотил бедняге Турбину целых три гола, сделал соблазнительный для каждого нападающего «хеттрик».
– Ну, братцы, – признал Серебряков, едва прозвучала финальная сирена Арефьева, – с такими пасами я с кем угодно готов играть. Тут безногий забьет!
– А как старик «поляну» видит, а? – И Павел Нестеров, обычно очень скупой на похвалу, в восхищении закрыл глаза.
Поджидая футболистов у бровки поля, Иван Степанович теребил в руках листочки с записями, сдержанно покашливал в кулак. Он тоже видел, что игра получилась, что ребята поняли – играть они могут, и был взволнован. Однако вида старший тренер старался не показывать и наоборот нашел в действиях команды одни изъяны и недостатки.
Листочки из его рук часто ронялись на землю, он без нужды вздевал очки на нос и тут же их снимал.
Шевелев, не выходя с поля, устало опустился на траву и, спиной ко всем, обнял колени. За время разговора тренера с командой он не пошевелился: сидел, глядел на опустевшее поле, на освещенные закатным светом крыши домиков базы. Футболку он стащил и бросил на плечо.
– Так вот, – молвил Иван Степанович, разобравшись наконец со своими записями. – Пока вы там играли, я сидел, смотрел… Ну и кое-что, так сказать, на карандашик. Попрошу внимания! – Через очки он глянул в сторону, где негромко переговаривались Батищев и Кудрин.
Что показала игра?
Заглянув в листок, Иван Степанович начал разбор с Владика Серебрякова (на взгляд тренера он выглядел сегодня на поле лучше остальных). Парень возмутительно грешит индивидуальной игрой. Обязательно сам – самому надо забить! А края для чего? Сколько раз открывались и Мухин, и Белецкий, выходили чисто, без помех: только дай, выкати! Но – завелся, и возможности, так сказать, были упущены. А известно, что голевых ситуаций в серьезном матче бывает две, три, – не больше. Значит, должна быть ответственность, сознание того, что забивает не какой-то определенный игрок, а команда. Команда целиком… (Договаривая, Иван Степанович перевернул листок и быстро поискал какую-то запись, – похоже, не нашел).
– И еще. – Он снова обратился к Серебрякову. – Почему ты не был на точке, когда Мухин подал с фланга?
По методу Каретникова перед штрафной соперника были условно «посеяны» точки, на которые адресуются мячи после фланговых подач.
– Да Муха неважно подал, – оправдывался Серебряков.
– Я не спрашиваю, как подал Мухин! Я спрашиваю, почему ты не был на своей точке?
С опущенной головой Серебряков ничего не ответил.
– Пойдем дальше, – сказал Иван Степанович. – Мухин. Полезно работает парень, много. Но – прямолинейно, в узком коридоре. Ломится, как головой в стенку, – хоть кости сложить, а протаранить! Миша, так тебе костей не хватит, уверяю тебя…
А сам поглядывал в листок, вертел его, отыскивая что-то и вдруг оживился – нашел. С удовольствием стащил очки.
– Мяч! Сколько раз было говорено, что не игрок должен быть рабом мяча, а – наоборот. Все видели сегодня, что такое настоящий пас? Так вот, любопытные подсчеты: в сегодняшней игре команда вдвое сократила число ошибок. Вдвое! Если раньше при двадцати примерно передачах игроки ошибались пятнадцать-шестнадцать раз, то сегодня всего шесть-восемь. Но не забывайте, что игроки сборной ФРГ ошибаются всего три-четыре раза!
Потом последовали указания полузащитникам: Скачкову, Кудрину, Нестерову. От них требовалось одно: своими широкими действиями составить второй эшелон атаки, может быть, даже более грозный, чем первый. Ведь это для них, и только для них, создаются нападающими свободные коридоры на подходах к штрафной площадке. «Дергайте защиту, меняйте чаще фронт атаки, заставьте ее ошибаться!» Полузащитники, а если надо, и защитники – да, именно защитники – обязаны настолько усилить атакующие действия команды, чтобы противник не имел возможности маневрировать своими резервами и на лидера нападения, в данном случае на Серебрякова, не смог выделить дополнительного сторожа. И вот в такой ситуации, при таком, как говорится, «раскладе», один на один, нападающие могут и даже должны сыграть индивидуально, – пойти на обыгрывание, на обводку.
– Кстати, об индивидуальной игре. У меня тут одна интересная штука записана…
Опять перебирая записи, Иван Степанович уронил бумажку, принялся неловко ловить ее на лету и подобрал с земли. Приложил к глазам очки, взглянул.
– Ага. Вот.
За весь матч, за полтора часа игры, футболист, как это подсчитано, владеет мячом в общей сложности не более двух минут. И надо дорожить этими мгновениями, а не растрачивать их попусту. Техника в футболе – основа любой стратегии и тактики. Не владея техникой, так же нельзя выиграть поединок, как, не владея оружием, невозможно выиграть сражения. Доведенный до автоматизма технический прием – это те выигранные доли секунды, которые нередко решают судьбу встречи. Вспомните, как в матче на кубок УЕФА в Лондоне футболистами «Тотенхема» были ловко забиты головой пять голов в ворота тбилисского «Динамо». Конечно же, за легкостью, и даже непринужденностью, с какой забивались голы, часы упорнейшего труда.
Талантами, добавил Иван Степанович, рождаются, но виртуозами становятся.
Так вот, за время матча футболист владеет мячом всего каких-то две минуты. А остальное время передвигается по полю, открывается, предлагает себя для острых передач. Движение, только движение и выносливость, умение преодолеть пространство поля в две, три передачи – это позволит команде не только задавать выгодный для себя темп, но и – что очень важно для «Локомотива» – в известной мере компенсировать недостатки в техническом мастерстве игроков. Развитие атаки должно идти кратчайшими путями – и быстро, быстро! – Раззадорившись, Иван Степанович начинал говорить, повторами, словно умоляя слушателей внять и запомнить. – Совсем не обязательно тащить мяч через все поле, как это делал когда-то Комов. Вроде бы эффектно, да пользы-то? Пока он тащил, в штрафной площадке скопилось столько игроков, что немыслимо ударить по мячу. Толкучка! Напрасная растрата сил – своих и партнеров. Пусть не каждая атака приведет к взятию ворот, но каждый штурм, каждое усилие команды должны иметь логическое завершение: удар по воротам.
Удар! Как точка, обязательная точка в конце каждого предложения. Вы поняли меня? Вам все понятно?
Спрашивая, он держал перед собою руки и заглядывал ребятам в глаза, каждому поочередно. Кажется, чтобы передать им свои знания, свое умение, он словно предлагал им всего себя, – настолько растрогала и обнадежила его сегодняшняя игра.
– Сема, – обратился он к Батищеву, – в первом тайме ты хорошо прошел почти до штрафной противника. Помнишь? Теперь скажи мне: на кой ляд ты кинулся бежать обратно? Ведь мяч был у твоей команды?
– Я ж защитник! – удивился Семен.
Иван Степанович погрозил ему:
– Играй, где тебя застала атака!
– Что ж тогда получится? – не понимал тот.
Вздохнув, Иван Степанович показал на него, давая понять, что заблуждение Батищева относится ко всем. Нынешнее состояние футбола, сказал он, требует, чтобы каждый член команды играл одинаково хорошо на любом месте. Не может быть речи о том, чтобы защитник, который во время контратаки оказался на месте нападающего, поджидал своих коллег, отдавая им мяч, а сам оставался сзади. Защитник должен стать нападающим и быть им до тех пор, пока ход матча не заставит его взять другую роль. Нельзя всю встречу ориентироваться на номера на футболках и на первоначальную расстановку игроков!
– И еще, Сема. У тебя в зоне прорывается атакующий игрок. Почему ты пропускаешь его к лицевой линии?
– Чтобы не пустить в штрафную!
– Зря. Пускай, не бойся. Там у тебя Соломин, там у тебя Стороженко. Гони его на них!
– Впрочем, у нас еще будет время пройти все это на практике, – добавил Иван Степанович и закончил разбор.
Морщась, Шевелев неловко поднялся с травы. Они с Каретниковым пошли впереди всех на базу.
Клубы пыли, вспухавшие за деревьями, показывали, что кто-то свернул с шоссе и направляется к базе. Обычно так ездили только свои. Появился новенький «Москвич», мотающийся на неровностях дороги. Лица сидевших в машине повернулись в сторону тренировочного поля.
Возле изгороди из кустарника «Москвич» остановился, его догнал и накрыл густой султан пыли.
Мотая головой, отплевываясь, из машины вылез Звонарев. Затем Скачков увидел Клавдию и встревожился: дома что-нибудь? Но он звонил перед самой тренировкой и разговаривал с Софьей Казимировной!
Нет, дома было все в порядке. Клавдия приехала, чтобы напомнить о вчерашнем уговоре.
– Забыл? Да просмотр же! Геш, ну что ты в самом деле? Не девица, нельзя же быть таким забывчивым.
У него и в самом деле совершенно вылетело из головы. Кому же теперь звонить, кого найдешь на месте?
– Ну вот, видели? – Клавдия обернулась к Звонаревым. – Что и требовалось доказать.
Опять этот вид мученицы!
– Придумаем что-нибудь, – проворчал Скачков.
– Вадим говорит, к тебе хорошо относятся в редакции, – подсказала Клавдия. – И один человек, который все время пишет о футболе…
«Брагин! – догадался Скачков. – Ну конечно же!»
– Кстати, Геш, – тактично вмешался Звонарев, – Брагин просил передать, чтобы ты как-нибудь возник в редакции.
В компании Звонаревых такие словесные выкрутасы в ходу: не просто «зашел», а – «возник» или еще лучше – «нарисовался».
Зачем он понадобился в редакции? Матвей Матвеич рассказал, что после матча с «Торпедо» журналист намеревался «возникнуть» в раздевалке, но, послушав у двери, передумал. Не исключено, что комовская возня дошла и до Брагина. Но при чем тут Скачков?
«Поехать, в самом деле, что ли? До ужина успею».
Он обернулся. Построившись гуськом за Арефьичем, ребята потрусили к базе – последняя пробежка. Матвей Матвеич волок огромную сетку с мячами.
– Пошли тогда! Машину здесь оставите?
– Господи, Геш… – Клавдия только сейчас разглядела, что Скачкова словно кто облил с головы. – На тебе что, кирпичи возили?
– Да так… – Скачков чувствовал, как тянет на лице подсыхающую кожу.
– Представляю, сколько на вас на всех сейчас грязи!
Звонарев смотрел на него с улыбкой мужской солидарности.
– Что, Геш, и так вот каждый день?
– Да ну! – чистосердечно запротестовал Скачков. – Когда игра, тренировок не бывает. Так, легкая разминка. Даже без мяча.
Клавдия еще раз оглядела его с головы до ног. Ее разочаровал ответ Скачкова. Нет, чтобы создать легкое, дружеское настроение праздничного вечера, а он…
– Перестань, пожалуйста, чухаться! – пристыдила она, заметив, что Скачков то и дело тянется и мнет колено.
Пока они препирались, Валерия одна сидела в машине и прозрачными неподвижными зрачками настойчиво впитывала мелкие подробности рабочих буден команды: убегающую цепочку футболистов, тренера, остановившегося у ворот на поле и хозяйски покачавшего штангу, освещенные закатным светом крыши домиков, каждый обитатель которых являлся городской знаменитостью. Договорились, что все вместе они станут ждать Скачкова в машине.
После горячего обильного душа, крепко растеревшись жестким полотенцем, Скачков с удовольствием переодевался у себя в комнате и насвистывал. Отдыхающее тело блаженствовало в тщательно отглаженном белье. Это у него было заведено издавна, – после маяты на поле, после пота и грязи понежиться, побаловать себя душистым, заранее приготовленным бельем. Праздник тела!
Легкие брюки, светлый пуловер поверх рубашки, мягкая удобная обувь, – Скачков сбежал с крылечка как именинник.
Праздничное настроение передалось и Клавдии. Вместе они поместились на заднем сиденье, она прижалась к его руке и затихла.
Управляя машиной, Звонарев иногда посматривал на них в зеркальце.
Вечерний ветерок приятно холодил лицо и шею.
Вполоборота, не переставая следить за дорогой, Звонарев сказал:
– В городе треп идет, будто не состоится ваша Вена? В управлении у нас болтают.
– Нет. Двадцатого вылетаем.
Сомневаться теперь не приходилось – Брагин потому и захотел с ним говорить. Убогое положение «Локомотива» в таблице розыгрыша журналист связывал именно с частой сменой тренеров. Нынешней весной в Батуми, где «Локомотив» проводил тренировочный сбор, он смотрел несколько контрольных матчей, и однажды, после игры с московскими динамовцами в Леселидзе, они вместе возвращались в электричке и разговорились. Сам журналист никаким спортом не занимался, но любил футбол и был ему предан. Почему именно футбол?
Брагин рассуждал так. Мир сейчас изменяется буквально на глазах: человек изобрел автомобиль, затем самолет и вот уже вырвался в космос. Машины, машины… Напридумано много, чрезвычайно много, – оглушительное торжество техники! Но вот что удивительно: в наш век фантастических достижений человеческого ума миром вдруг овладело увлечение, которое, на первый взгляд, трудно объяснить. В самом деле, что такое футбол, современная игра, которой поклоняются с одинаковой страстью и токари и президенты? Ведь он прост, этот футбол, примитивно прост: перед двумя десятками бравых парней стоит одна-единственная задача – за полтора часа игры хотя бы раз провести мяч в пространство, обозначенное штангами, в так называемые ворота. Но сколько в этом страсти, сколько напряженнейшей борьбы! Сколько эмоций вызывает в зрителях вихревая игра на зеленом прямоугольнике поля! Разве не приходилось видеть, как на переполненной трибуне беснуется убеленный сединами академик, вскакивает на ноги, разражается проклятиями и по-мальчишечьи свистит в пальцы? И так везде, на любом стадионе, на всех континентах. Сила футбола в том, что язык его прост, доступен каждому и не нуждается в переводчиках. Владея эмоциями зрителей, футбол через сердца людей царит над миром. Это поистине король спорта… От себя Брагин еще добавил, что причину глобальной увлеченности футболом он видит в усталости современного человека от техники. Люди сейчас спешат и набиваются на стадионы, чтобы с детской непосредственностью пережить восхитительные полтора часа, целиком отдаваясь чувствам и страстям, которых им так не хватает в наш слишком перенасыщенный век. Кроме того, не нужно забывать, что людям постоянно хочется быть сопричастными великим качествам человеческой натуры – мужеству, настойчивости, героизму, и все это с избытком им дает футбол. Спорт тем и велик, что в нем действуют законы мужества. В настоящем спорте, как и в мужестве, нет и не может быть никаких нюансов, в нем одни крайности: «или-или», и это создает суровый, увлекательный мир, где важны не слова, а дела, где нельзя прожить вполсилы, а надо выкладываться каждый раз до последней капли, до предела, – выкладываться, чтобы тут же начинать все сызнова…
Он истомился в одиночестве – на базе, с ее изнурительным режимом трехразовых тренировок, на него, как на постороннего, никто не обращал внимания, и теперь был рад терпеливому собеседнику. Поворачиваясь спиной к широкому окну, за которым, скрадывая быстрый бег вагона, расстилалось пустынное ночное море, журналист увлеченно говорил о взлетах и падениях в спорте – тоже крайностях, объяснить которые можно было при одном условии: если судить их по законам творчества.
– Тебе, Геш, повезло, я имею в виду – в спорте. Ты и рано играть начал, и заметили тебя быстро, и в большом футболе ты – не последняя спица в колесе.
Скачков неожиданно расхохотался – вспомнил свой первый горький матч в «основе».
– Зато как я начинал! Вот была игрушка, Сергей Александрович, – вспомнить тошно. Хуже, чем я, сыграть невозможно. Тут рекорд мой, и никому до меня не дотянуться. Как я тогда ползал! Легче умереть!
– А Яшин? – воскликнул Брагин, словно обрадовавшись подтверждению своей теории. – Ты разве не знаешь, как начинал Яшин? Зато – потом! Нет, Геша, прав ваш Степаныч: футбол все больше становится интеллектуальным видом спорта. Я понимаю старика и поддержу его, чем смогу. Матч – это спектакль, взрыв вдохновения. Только так! И повторить его таким, каким он был, уже не удастся. Он может получиться лучше, может хуже, но – таким? Вспомни, как наши выиграли у Венгрии в Лондоне. Вспомни!
