Текст книги "Край земли"
Автор книги: Николай Шпанов
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Оказывается, Убеко предписывало во что бы то ни стало зайти на Канинскую землю, к устью реки Москвиной, и снять рабочую партию, ставящую там мигалку. Ради этого нужно было сходить с курса и потерять несколько дней. Никому это не улыбалось. Нехотя Александр Андреевич напялил фуражку и пошел на мостик отдавать распоряжение об изменении курса стоявшему на вахте Пустошному.
От огорчения в этот вечер капитан играл в «козла» еще хуже, чем обычно.
5. У КАНИНСКОЙ ЗЕМЛИ
Со второй половины дня 4 сентября идем параллельно Канинской земле, определяясь по счислению. Ни одного пеленга взять не удается, так как земля все время задернута туманом. Изредка на очень короткий промежуток времени раздернет, но, прежде чем штурмана успеют схватить какую-нибудь приметную точку для пеленгования, окно снова затягивается. Очень странно, что такой густой и постоянный туман держится при довольно сильном и ровном норд-норд-осте.
Несмотря на близость земли, крепко качает. Достаточно крепко для того, чтобы страдающие от качки не имели возможности выйти наверх полюбоваться канинской тундрой, даже тогда, когда туман, наконец, согнало.
На совершенно ясном горизонте предстали изжелта-зеленые пологие возвышенности канинского берега.
Повидимому, счисление было сделано верно и лаг врал относительно мало – мы вышли почти совершенно точно к заметному разлогу, у которого видны беленькие конуса двух палаток. Несколько левее на небо проектируется высокая ажурная башня: вероятно, это и есть новый знак.
Несколько дальше вглубь тундры, на косогоре, видно большое оленье стадо и около него белеет конус чума.
К тому времени, как мы приблизились к берегу на три-четыре мили, почти совершенно стемнело. Около знака закраснелась искорка костра. Постепенно искорка раздувалась и превратилась в мятущееся длинное пламя. Значит, нас увидели и показывают нам место своей стоянки. Капитан ухватился за рукоятку гудка.
Попеременно гудок и сирена кричали и выли в течение получаса, но на берегу не было заметно никакого движения, которое говорило бы о том, что оттуда собирается к нам шлюпка. Либо там нет никаких плавучих средств, либо рабочие не решаются итти в такой прибой. Широкая белая лента опоясала все побережье. Это говорит о том, что берег здесь отмелый. В некоторых местах приливная волна разбивается в расплывчатые белые пятна, далеко не дойдя до берега – там либо кошки, либо рифы.
В таких условиях вполне понятно, что с берега не решаются выйти на шлюпке.
Но ждать, пока спадет или переменится ветер, просто невозможно. Это может продолжаться и день, и два, и три. Всем надоело бесцельное мотание, и хочется скорее в Архангельск. Всем, кроме капитана, который совершенно стоически относится к таким вещам, как задержка на несколько дней.
– Путем штать потхотяшего фетра.
– Но, Александр Андреевич, ведь его можно ждать и неделю.
– Мошно и тфе. Я нишего не могу скасать.
– Этак пропадешь.
– Нишефо. Мы на якоре постоим. Это пустяки. Вот пыфало на паруснике в полосу штиля попатешь в открытом море, так тут уше не отстоишься – трейфует неисфестно куда и зашем… Пойтем люшше в косла поикраем.
Однако за «козлом» я поднял «бузу»: не ждать, пока с берега придут к нам, а итти туда самим. Капитан только смеялся в седые усы. Пустошный безнадежно махнул рукой и ушел спать. Один «молодой» Андрей Андреевич принял мою сторону и согласился попытаться катером подтащить карбас к прибою, но с тем, что на берег-то мы будем выходить уже без помощи катера, во-первых, и с тем, что гребцами пойдут добровольцы, во-вторых. Нам только этого и нужно было. Быстро набрали нужное число гребцов и стали спускать карбас и мотор. Задача оказалась не такой простой. Карбас кидало волной и било о борт корабля. С большим трудом забрались в карбас и отошли от «Таймыра».
Зарываясь в волну вместе с защитным брезентовым чехлом, катер медленно тащил нас к берегу. По мере того как наш карбас то взлетал на гребень волны, то скатывался в глубокую темную бездну, буксирный фаллинь то натягивался как струна, дергая карбас так, что трудно было усидеть на банке, то свертывался и подпускал нас к самому катеру: вот-вот ударим его в корму своим носом. При каждом ударе волны в карбас нам наливало целые водопады воды.
Глядя с «Таймыра», мы недооценивали волну. Почти никто из нас не одел брезентовых костюмов, и теперь мы были мокры до нитки. Холодные струи воды сначала только щекотали спину. Затем я почувствовал, что сижу на холодных штанах. Наконец вода стала стекать по ногам. Мало-по-малу пришлось стиснуть зубы, чтобы они не стучали: пронзительный ветер делал свое дело.
Однако долго нам мерзнуть не пришлось. Огромный пенистый вал подхватил нас самой вершиной. Одновременно карбас встал на попа, носом вверх. В корму хлестнуло волной, а на носу раздался треск, и фаллинь – просмоленный канат толщиной в руку – взвился в воздухе как оборванная тетива. Он лопнул.
– Весла на воду! – заорал во всю глотку наш рулевой.
Быстро стала согреваться спина. У некоторых от одежды начал клубиться пар. Надо было удержать карбас против стремительного напора прибоя и не дать его сносить, как попало, к берегу.
К нам должен был перейти с катера «молодой», чтобы стать на руль при выходе на берег, но катер болтался в четверти мили от нас. На корме его стоял «молодой» и что-то кричал. Ни слова не было слышно. Наш рулевой матрос не знал, что ему делать.
– Как, робя, к берегу пойдем, ай за Андрей Андреичем к катеру?
Не бросая гребли, стали подавать голоса.
– Ни к чему Андрей Андреич, сами дойдем.
– А куда выходить-то, ты знаешь?
– А он, думаешь, знает?
– Ну, на то он и командир.
– Верно, пускай отвечает, а то карбас в щепы разнесет – нам отвечать.
– Это не ладно, айда к мотору, возьмем Николаева.
Одновременно разобрали, что Николаев делает нам с катера знаки подойти к нему.
С большим трудом приблизились к катеру и осторожно подошли на расстояние двадцати метров. Взмахом набежавшей волны нас столкнуло с катером. На один только миг борта соприкоснулись, и снова катер как мячик отлетел от нас. Но «молодой» был уже у нас и выкарабкивался из воды со дна карбаса, чтобы стать на руль.
Стуча мотором и зарываясь в воду, катер ушел к «Таймыру», а мы стали бочком продвигаться к береговым бурунам. Однако после часа напрасной борьбы с приливом стало ясно, что сегодня у нас ничего не выйдет. Невозможно было отыскать в пене прибоя место, где вливается речка Москвина, чтобы войти в ее русло. Всюду бурлила белая пена.
Против разлога, откуда должна была вытекать Москвина и где стояли люди и махали нам руками, пена была особенно сильной.
«Молодой» не захотел рисковать карбасом и повернул обратно.
Совсем стемнело. «Таймыр» угадывается только по огням. Временами, когда между нами и «Таймыром» становятся высокие горы мятущейся в реве воды, исчезают и эти путеводные огоньки.
Грести невероятно трудно. Весло то уходит в воду по самую уключину, то невозможно достать до волны даже его концом. То-и-дело кто-нибудь срывается с банки и задравши ноги летит на дно карбаса. Подвигаемся так медленно, что совершенно не заметно приближения к судну.
Два часа ушло у нас на то, чтобы вернуться к кораблю.
С облегчением услышали команду:
– Правая греби, левая табань!
Карбас нырнул с волны и вошел в более спокойную полосу с подветра «Таймыра». Один за другим развились сверху несколько фаллиней. Но их не так просто было от нас поймать. Карбас не стоял на месте.
– Суши весла!
По носу карбаса стукнул штормтрап и сейчас же исчез в нескольких метрах. Снова он рядом с нами и снова убежал. Так по одному, ловя мотающийся штормтрап с прыгающего на волне карбаса, мы перебираемся на палубу.
От сброшенной одежды потекла широкая полоса воды. В дверях появился юнга Алешка.
– Николай Николаевич, у вас опять с подмывальника ведро плещет?
Но, увидя груду мокрой одежды, только махнул рукой.
В кают-компании матшарцы встретили нас не особенно любезно.
– Эх, вы, морячки тоже!… До берега не дойти. Из-за вас теперь еще сутки потеряны.
Но на нашей стороне оказался капитан.
– В такой погод как мошно кафарить… ведь погода, это понимать нада.
Все примирились за ведерным чайником дымящегося кофе, заботливо приготовленного на паяльной лампе механиками.
Я с наслаждением вытянулся в своей теплой койке, убаюкиваемый широкими размахами болтающегося, как поплавок на привязи, корабля.
Однако выспаться так и не удалось. Над головой при каждом наклонении судна грохотал штуртрос. Временами казалось, что освобожденное перо руля со всего размаха бьет своей многотонной массой по стальному борту «Таймыра».
Утром поднялся вопрос, доколе же ждать? Особенно нетерпеливы были матшарцы. Но Александр Андреевич категорически отказался отпустить на берег карбас, не говоря уже о моторе. Только во второй половине дня, когда ветер как-будто немного спал, капитан согласился отпустить желающих сделать еще одну попытку высадиться на берег.
На этот раз мы были умнее и с ног до головы оделись в непромокаемое. Спустили самый большой баркас. Уселись восемь гребцов. Николаев на руле.
Разницы в волнении со вчерашним нет никакой. Преимущество только то, что сегодня светло. Подгоняемые приливом, мы быстро подошли к полосе пенистого прибоя. Здесь возник вопрос, где же подойти к берегу так, чтобы не прикончить карбас.
Решили спускаться кормой на дреке.
Выбрав момент, «молодой» закричал:
– Бросай дрек!
Линь стал быстро развиваться. Нас тащило к берегу.
– На воду!
– Навались!
Цепляясь лопатками весел за песок, изо всех сил налегаем на весла.
– Бери на прикол!
Но это излишне, нас и так уже выкинуло во всю длину конца.
Один за другим прыгаем за борт. Воды немного – по колено. Быстро идем к берегу. В карбасе остались двое на тот случай, чтобы выбрать его дреком, если станет прибоем бить о грунт.
Навстречу нам по берегу уже бегут люди. Это оказались рабочие, ставившие знаки. После первых приветствий выяснилось, что они не имеют никакого намерения грузиться с нами.
– Так мы же имеем предписание снять вас!
– А мы имеем предписание закончить работу к 10 сентября, когда за нами должен зайти сюда «Полярный», возвращающийся с постройки знаков на Колгуеве.
– Как десятого, когда вчера, 3 сентября, мы получили указание Убеко?
– Да у нас еще работы-то на неделю… Вот, может, их вы должны снять, – рабочий указал в сторону белеющих в километре палаток.
– Так разве это не ваши палатки?
– Не, это гидрографы.
Пошли к гидрографам. Оказалось, что и их партия ведет работу по съемке берега и не собирается с нами уходить. Она сделала интереснейшие открытия в отношении неточности прежних карт канинского берега и надеется проделать еще много съемок до прихода за нею судна.
– Так на кой же чорт мы здесь торчим вторые сутки?
– А мы думали, что вам от нас что-нибудь нужно, или новую партию привезли. Вон я даже самоедов, которые везли нас по берегу, не отпустил, когда вас увидел. Со всем стадом здесь стоят. Думал, вам могут понадобиться.
Действительно, на холме вдалеке виднелось давешнее стадо и беленький конус чума.
– Значит, мы спокойно можем уходить?
– Вполне.
– Вот тебе и соревнование!
Особенно повеселели матшарцы. Их жажду скорее попасть в Архангельск подогрела еще оказавшаяся в незначительном количестве на берегу Канинской земли морошка. Они с жадностью набросились на ягоду. Я попробовал сорвать несколько более или менее побелевших уже ягод, и то у меня физиономию повело в сторону. А матшарцы с наслаждением набивали рот красной, совершенно неспелой ягодой.
У кого-то это вызвало даже ассоциацию с земляникой.
– Вот приеду в Архангельск, первым долгом пойду куплю земляники.
Матшарцы так увлеклись морошкой, что мы не заметили, что рядом с нами бредут по осыпающемуся мшистому ковру берегового обрыва и два матроса, оставшиеся сторожить карбас. Одного взгляда в сторону нашего карбаса было достаточно, чтобы понять последствия их появления здесь. Карбас неистово бился на все более и более разыгрывающихся гребнях прибоя. Полоса прилива подошла уже по крайней мере на двадцать – тридцать метров ближе к берегу, чем была, когда мы высадились.
Мы опрометью бросились к берегу. Путь нам перегораживали непроходимые нагромождения леса-плавника. Здесь его было такое большое количество, какого мне еще никогда не приходилось видеть. Повидимому, значительная часть леса, уносящаяся в Ледовитый океан реками, сносится течением к восточному берегу Канинской земли. Здесь скапливается не только много обычных обрубков и обломков, служащих отличным топливом, но можно найти и вполне пригодные для строительных нужд бревна.
Прыгая с бревна на бревно, застревая между сучьев, я с трудом преодолел эту естественную засеку.
Бежать по рассыпающейся под ногами мелкой гальке было тоже не так легко, и я совершенно задыхался, когда подбежал к речке Москвиной. Быстрая речушка, с совершенно кристально-прозрачной водой выбегает из глубокого разлога среди прибрежных холмов в их самом высоком месте. Но от моря ее отгораживает полоса более высокого, чем ее русло, грунта, и вода растекается мелкой широкой лужей. Вот почему мы из-за прибоя и не могли найти входа в речку.
Перебравшись в брод через Москвину, мы добежали до берега против того места, где мотался на волнах карбас. Теперь до карбаса было не меньше сорока метров, волны уже пенились и рассыпались в прибой по эту сторону карбаса. Вода быстро прибывала.
Добежавший к берегу первым, Шведе дошел до карбаса по грудь в воде. Он сейчас же взялся за работу. Следующего волна накрыла по самые плечи. Я шел уже, все время прилагая усилия для того, чтобы не упасть от бешеных ударов волны. У самого карбаса меня накрыло с головой, и если бы я не успел ухватиться за его борт, вероятно, не смог бы устоять на ногах и был бы сразу от него отброшен.
Но хуже всех пришлось «молодому». Он шел последним. Небольшой рост его привел к тому, что вода дошла ему до горла. Мы могли только смотреть, как время от времени его накрывает волной. Дрек держал крепко. Линь был весь вытравлен, и, видя всю трудность положения Андрея Андреевича, мы не могли подвинуться к нему ни на один сантиметр.
Наконец его удалось ухватить и втащить в карбас.
Мокрые и вымотанные борьбой с волнами и ветром, мы, наконец, добрались до судна. На этот раз не спасло и брезентовое платье. Но все были вполне удовлетворены – «Таймыр» мог больше не терять ни одного часа.
6. ОГНИ ДОМА
Качки как не бывало: На палубе стали появляться вчерашние тени. Матшарцев трудно узнать. Куда девались небритые щетинистые щеки? Куда исчезли замусоленные робы? На Шведе свежий синий костюм. Обсерваторский повар сверкает пуговицами нового бушлата. Все приоделись, почистились. И главное, повеселели от одного сознания, что скоро справа должна показаться тонкая полоса Терского берега – берега старой земли.
Со звоном и грохотом, погоняемые неутомимыми руками машинистов, вертятся валы, мелькают шатуны. За кормой на ровной зыби горла Белого моря остается пенистая полоса от винта. Один за другим подходят матшарцы к лагу и, запомнив его показание, бегут в рубку посмотреть, сколько осталось.
На спардек невозможно сунуть носа. Реки, фонтаны воды с шипением вылетают из двух брандспойтов: скачивается палуба. С каустиком, щетками и метлами матросы отмывают почерневшие за плавание доски. Настроение необычное. Боцман, священнодействующий медным наконечником брандспойта, непрестанно отпускает тяжеловесные шутки по адресу весело скребущих щетками матросов и нет-нет да пройдется по чьей-нибудь спине сверкающей, переливающей на солнце миллионами искр, твердой как оглобля струей. Высокий краснощекий молодой матрос, моя обычная пара по банке при гребле, за спиной у боцмана ловко выделывает на скользкой палубе кренделя чарльстона.
Спардек блестит. На спардеке не осталось ни одной соринки. Боцман со всею ощетиненной метлами и щетками свитой переходит на верхнюю палубу. Спардеком завладевает молодежь со шкуркой и мазью в руках. Начинается драяние медяшки.
– Ревнуетесь?
– Какая «ревность», «ревность» кончена, теперь муда пошла.
Молодым матросам и практикантам из морского техникума сильно не понутру это скучное занятие. Они отводят душу зубоскальством. Однако через несколько часов все судно сверкает чистотой и порядком
Закат застает всех свободных от вахты людей в бане и ванной. В нашу ванную комнату невозможно войти. Из нее пышет как из котла. То-и-дело оттуда выползает совершенно распаренная, до пунцовости красная физиономия.
В кают-компании последний «козел».
На мостике в рубке Пустошный наводит лоск в вахтенном журнале. В полумраке штурвальной слышен голос практиканта Тенно, за меланхолическим поворачиванием штурвала мечтающего о какой-то «ней». Он невесел. Он учится в Ленинградском техникуме, и в Архангельске ему предстоит проскучать до следующего рейса «Таймыра» – последнего осеннего рейса.
– Уж лучше бы вовсе не возвращаться в вашу дыру. Стоящий рядом с Тенно матрос, чарльстонист, повидимому, архангелец; его задевает замечание Тенно.
– Дыра… что ты, чухонская селедка, понимаешь!
– Знашь, понимашь… у, дылда!
Оба сумрачно замолкают. Лицо Тенно едва видно в слабом свете, поднимающемся над компасом. Поблескивает в отсветах надраенная медь.
Матрос берет тряпицу и сосредоточенно начинает начищать медь нактоуза. Тенно норовит так повернуть штурвал, чтобы двинуть нагнувшегося матроса ручкой по голове.
Я вхожу в рубку к Пустошному.
– Федор Матвеевич, вашего гуся опять нет в клетке. Пустошный посмотрел на меня дикими глазами и бросился на спардек. Через минуту он вернулся, сердито сопя.
– Ну, знаете, вы такие шутки бросьте!
Даже не верится, что речь идет о простом сером гусе. Откуда столько нежности в этом суровом молчаливом моряке, везущем серую полярную птицу своему карапузу?
На мостике показалась белая фуражка капитана. Чехол на ней сегодня действительно белый – не скажешь, что им подтирали палубу в кочегарке.
– Ну, как, Николяй Николяич? Скоро том.
– А когда, Александр Андреевич?
– Савтра после опета притопаем. Вот Святой нос.
Палец капитана упирается в черную ночь. Откуда там Святой нос?… Я ничего не мог различить.
Вдруг далеко-далеко мелькнула звездочка у самой воды. Мелькнула и скрылась. Снова мелькнула – посветила немного дольше и загасла опять. Маяк Святой нос. Мы в Белом море.
Прошли маяк Городецкий. Его свет еще не успел исчезнуть за кормой, как вправо от курса далеко впереди мелькнул слабый луч новой беленькой звездочки – маяк Орлов.
Теперь пойдем как по улице.
Ночь необычайно черна. Тихо и тепло. Даже вода, серая, неприветливая вода Белого моря, кажется темным мягким бархатом, на который, как серебряная вышивка ломаными сабельками, ложится свет иллюминаторов. От огней маяков все кругом кажется особенно уютным. Не хочется громко говорить.
Рядом со мной над бортом склоняется чей-то носатый профиль. Никольский – магнитолог Матшара. Студент. Обычно бурно говорливый, он медленно цедит:
– Вот, вам не понять… Ведь тринадцать месяцев!…
– Дом?
– Да, дом… университет…
– И арбуз?
– Нет, книга.
В полоску света попадает серая щетина механика Осипа Михайловича.
– Николай Николаевич!
– Ась?
– А как бы это через печать, чтобы «Таймыра» моего подправить, а?
– Подправить?
– Ведь душа изболела. Судно-то, судно ведь какое !Сколько на нем еще сделать-то можно!
Да, какое судно! И сколько еще на нем можно сделать на необозримых пространствах Ледовитого океана.
– Уж это не ваша забота, Осип Михайлович. Вам на покой пора.
– Нет, на покой я вместе с «Таймыром» пойду. Мы оба жилистые. Еще поплаваем.
– Та, еще попляфаем, – выплывает белая фуражка капитана.
– Поревнуетесь?
– Порефнуемся.
От ослепительного сверкания льдов выцвели глаза. Кожа побурела в суровых штормах и снежных буранах самого неприветливого из океанов. У капитана складки лица пропитаны солью и ветром. Механик пропах гарью и маслом машины. Из-под черных околышей фуражек серебрится седая щетина крепких затылков. И все-таки:
– Поревнуемся!
По курсу мигает Орлов.
Городецкий пропал.
Тихо.
Темно.
Уютно и хорошо от родных огней.
Уверенно и ровно стучит машина.
Тихо шуршит штуртрос.
Справа и слева от меня седая щетина крепких затылков.
Да, они поревнуются!
ПЕРЕЧЕНЬ ТУЗЕМНЫХ СЛОВ И СПЕЦИАЛЬНЫХ ТЕРМИНОВ, ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ТЕКСТЕ
Обозначения в скобках: (м) – морской, (к) – колгуевское наречие, (нз) – новоземельское наречие.
(Ударение обозначается знаком «`» перед ударной буквой – М. Безгодов)
Анц`ы – сын (к)
Ау – утка (кнз)
Айбардам-есть сырое мясо (кнз)
Амдигам – есть вареное мясо (к)
Ап`ой – один (кнз)
Ан`о -лодка (кнз)
Арко ан`о – большая лодка
Арко се`ей– высокие горы
Ам`ам – я съел
Аумансь – кушать (нз)
Бак – носовая часть верхней палубы судна (м)
Бык – ездовой олень-самец (кастрированный)
Баланс – лесотехнический термин, означающий сортимент дерева, изготовляемый для переработки на целлюлозу и древесную массу.
В`ау – верхняя постель из меха (кнз)
Ванты – пеньковые или проволочные тросы, удерживающие мачту с боков (м)
В`арко -сказка (кнз)
Варт`ы – мизинец (кнз)
Важенка – олень-самка старше года
Гальюн – уборная (м)
Голец – рыба из сем. Лососевых
Дан`я– да (кнз)
Дрек – маленький якорь, кошка (м)
Енсдиэ – клюква (кнз)
Едлым – ехать (кнз)
Енырть – стрелять (кнз)
Ембац – одеваться (нз)
Емссад – одеваться (к)
Ейя – покрытие чума из шкуры (кнз)
Ебц – зыбка (к)
Ебцана мьяла ацкы – грудной ребенок (к)
Едьауам – большой (кнз)
Едьауягу – здоровый (кнз)
Едьау – болезнь
Зипун – местное название сукна для покрытия чумов (к)
Ирт – прямо (кнз)
Иоиня – чрезседельник (кнз)
Ий – зять (кнз)
Идга – вода (к)
Ия – мука (кнз)
Иомзяда – безыменный палец (кнз)
И – вода (нз)
Кумка – чарка (арго)
Камыс – шкурка с нижней части ноги оленя
Какода си – дымовое отверстие в чуме
Кап – колпак над иллюминатором, выходящим на палубу (м)
Клотик – точеный кружок, увенчивающий мачту (м)
Клюз – отверстие в борту для прохода якорного каната (м)
Кливер – передний треугольный парус (м)
Киркэ – птица
Кубрик – жилое помещение команды (м)
Кошка – мель (м)
Лаг – прибор, отсчитывающий расстояние, пройденное судном.
Лаглинь – шнур, на котором укрепляется вращающийся в воде винт лага (м)
Липты – меховые чулки мехом внутрь
Лызерма – голубика (кнз)
Лончак – прошлогодний теленок-самец (олень) (кнз)
Лымбра – грудь (к)
Лапта – равнина (нз)
Лопарь-канат, на котором подвешивается шлюпка к шлюп-балке
Линь – веревка (м)
Мерко – скоро (нз)
Малица – оленья шуба без застежки, мехом внутрь
Мотьейня – вохжа (к)
Маня – направо (к)
Марага – морошка (кнз)
Мя – чум (кнз)
Мер – скоро (нз)
Маханя – направо (нз)
Мат – шесть (кнз)
Массад – мыться (кнз)
Мод – бросать (кнз)
Ма – спина (кнз)
Мунця – усы, борода (кнз)
Мортя – ветер (к)
Малэу – сытый (к)
Миля морская – равна 1,85 клм .
Нум – бог (к)
Ня – рот (к)
Няряна адэ – брусника (к)
Нэдэть – средняя постромка (кнз)
Нне – жена (кнз)
Нненец – муж (кнз)
Ниацкы – дочь (кнз)
Невял – мать (кнз)
Несял – отец (кнз)
Ньоцко ано – лодочка
Нянь – русский хлеб (кнз)
Нянму – щека (к)
Незаминдясян – уздечка оленьей упряжки (кнз)
Нямд – рога (кнз)
Няр – три (кнз)
Нядэ – ягель (кнз)
Намна – лончак
Ни – пояс (кнз)
Нюркась тара – вставать (к)
Ньяссад-раздеваться (кнз)
Ной – сукно (кнз)
Нямсо – живот (кнз)
Неблюй – шкура молодого оленя старше 2-х месяцев
Ормам – кушать (кнз)
Ормамкарыльец – голодный (доcл.: хочу есть) (кнз)
Определение по счислению – определение места судна на основании учета пройденного расстояния по лоту и на основании курсов, взятых по компасу
Определение по обсервации – определение места судна по засечке на известные видимые точки (берег, остров)
Парко – скоро (к)
Пимы – меховые сапоги мехом наружу
Постель – шкура со взрослого оленя
Паница – женская шубка с застежкой, мех на обе стороны
Пюнг – ива (кнз)
Подяр – хомут (кнз)
Пиво – пимы (кнз)
Паны – паница (кнз)
Пелеинясян – соединительная постромка (кнз)
Пясик – костяной костылек (кнз)
Пиптя – губы (кнз)
Пий-ночь (к)
Пяруи – чайник (кнз)
Пирця – высокий (нз)
Пыжик – шкура с теленка до 2-х месяцев
Пябятя – деревянное кольцо в сбруе (кнз)
Понар – тысяча (кнз)
Пыя – нос (кнз)
Пэ – камень (кнз)
Пя – дерево, дрова (кнз)
Пикця – большой палец (к)
По – год (к)
Пау – шитая женская сумка (к)
Приуы – есть вареное мясо (нз)
Пеленг – засечка, определение направления на известную точку
Реска – хлеб самоедского печенья (к)
Рундук – шкап, комод, ящик (м)
Рында – колокол, в который бьют склянки на судне (м)
Сине – туман (кнз)
Совик – оленья шуба без разреза мехом наружу
Седэй – горы (кнз)
Сятня – налево (кнз)
Сса – боковая постромка (кнз)
С`аук – совик (кнз)
Сауа – шапка (кнз)
Самсяг – пять (кнз)
Сэдор – шить
Сиэ – точило (кнз)
Сиде -два (кнз)
Сиу – семь (кнз)
Синдет – восемь (кнз)
Сип`ун – см. Зипун
Сеу – глаз (кнз)
Сырэця – важенка (к)
Сырэ – сырычка (к)
Сырычка – олень самка младше года
Сую – теленок (к)
Сэй – сердце
Саре – дождь
Сымзы – стойка тагана (к)
Соломбала – портовая часть Архангельска.
Стрельная лодочка – маленькая, очень легкая дощатая лодка на одного гребца, максимум двух; употребляется на Н. Земле промышленниками при охоте на морского зверя.
Тюр – хорей (кпз)
Ты – олень (кнз)
Тоба – копыто (к)
Тэд – четыре (кнз)
Тивя – зубы (к)
Туни – ружье (кнз)
То – озеро (кнз)
Тынзе – веревочный аркан (кнз)
Тороу хобу тынзе – кожаный аркан (кнз) Тоубйоуа – кожа (кнз)
Тем – завязка на пимах (к)
Тар – оленья шерсть (кнз)
Тар`а – делай (кнз)
Той – лоб (к)
Тюнью – шест у чума (кнз)
Тирд – перекладина тагана (к)
Тибэ – зубы (нз)
Турпан – местное название гаги (кнз)
Тузик – маленькая лодочка на одного гребца, иногда складная парусиновая (м)
Уто – грузовая нарта (кнз)
Уэнко – собака (кнз)
Ум – трава (кнз)
Умб, яда – указательный палец (кнз)
Уда – рука (к)
Утяр – нижняя постель из травы (кнз)
У – шест у чума (к)
Уд, эся – кольцо (кнз)
Убеко Севера – сокращенное название управления по обеспечению безопасности кораблевождения в северных морях.
Фаллинь – толстый буксирный канат шлюпки (м)
Ханевось хэсь – охотиться (кнз)
Хорей – длинная палка для управления упряжкой
Хой – горы, тундра (кнз)
Хрей – песчаные холмы (кнз)
Харнипонг – можжевельник (к)
Хар – ножик (кнз)
Харнико – трубка (кнз)
Ханес – спать (кнз)
Хынц – песня (к)
Харнзе – ножны
Хоудэ – куропатка (к)
Хоба – постель (кнз)
Хабтэ – бык (олень) (к)
Хан – пассажирская нарта (кнз)
Хобсю – десять (кнз)
Ханте – бык (к)
Хоре – хор (к)
Хор – олень-самец производитель
Ха – ухо (кнз)
Хава – ноготь (кнз)
Хаяр – солнце (кнз)
Хопдиэ – куропатка (нз)
Хабинэ – женщина
Холгол – самоедское название о. Колгуева
Чижовка – место, где расположен архангельский таможенный и пограничный досмотровый пункт в устье Северной Двины
Штурвал – рулевое колесо (м)
Штуртрос – цепь или канат, передающий движение от штурвала к румпелю (м)
Шкертик – короткая веревка (м)
Эрьяда – средний палец (к)
Э – вся нога (части ноги названия не имеют) (к)
Эся – мешок (к)
Ым – лук (для стрельбы) (кнз)
Ырм – север (кнз)
Юр – сто (кнз)
Юбэ – юг (кнз)
Ю – девять (кнз)
Ют – кормовая часть верхней палубы (м)
Янто – гусь (кнз)
Янбо – тихо (кнз)
Ядергам – ходить
Якэ – дым
Яга – речка (кнз)
Янгыде – плюшка (кнз)
Яля – день, ясно (кнз)
Ян боу ни – скоро (нз)
