Текст книги "Рейдовый батальон"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

– Ваня! Молодцы! Вся рота – молодцы. Тебе орден «За службу Родине», Шипилову – «Красную звезду», офицерам и солдатам – медали. Всем! Такие результаты во всей армии никто не выдал. Молодцы!

И пошагал дальше, опустошив, между прочим, еще и мою фляжку, которую ротный ему щедро выделил. Сзади шел крепкий солдат с огромным мешком и двумя автоматами. Ординарец. Нам он осклабился улыбкой-гримасой и побрел за своим шефом.

– Не повезло солдату. Этот наш «боров» сам еле-еле идет, а если, не дай бог, ранят, ни за что на руках с гор не вынести. Только вертолетом, – усмехнулся прапорщик Голубев. – Меня, худенького, эвакуировать будет гораздо легче, но я уверен: до этого не дойдет. Разве что бухого, как свинью, но в таком виде бываю только в полку.

Мимо проходили рота за ротой на новые задачи. Нас оставили на месте, а остальные весь день прочесывали ущелье. Но больше Шипилов почти ничего не нашел. Несколько десятков цинков с патронами, десяток «эРэСов», еще миномет и мины к нему да несколько старых ружей.

Два дня рота «парилась» наверху, а батальон шарахался впустую по долине.

Мы сидели, лежали, спали, ели, пили. Все время пили замечательный чай. Чай, какого я в жизни никогда ранее не пробовал, больше не доводилось и впоследствии.

Шарики чая в кипятке раскрывались как цветочки и становились ароматными, душистыми. Чай был зеленым, я, правда, к такому чаю привык еще в Туркмении. Это было прекрасно!

Утром на третьи сутки двинулись в дорогу и мы. Батальон ждал роту в большом кишлаке. Все было вытряхнуто из домов на улочки: мука, рис, барахло, лавки, циновки. Я подобрал старинный радиоприемник, английский. Ему лет сорок, а может, и больше. Раритет. А тут в глуши он все работал и работал, люди его слушали. Единственная связь с цивилизацией. Сам ведь не знаю уже неделю, что в мире происходит. Как прошел последний футбольный тур? Выиграл ли «Спартак» у киевлян?

Я поставил приемник на край дувала и пошел по улице. За спиной раздалась автоматная стрельба. Это Дубино пустил очередь в приемник.

– Зачем, сержант?

– Пусть не слушают «духовскую» пропаганду.

– Они дикари, но и ты далеко от них не ушел. С пальмы ты не спускался, потому что в Бульбении они не растут, но на елке или ты, или твои близкие предки жили совсем недавно.

– Предки это хто?

– Ты все равно не поймешь. Не забивай голову. Иди дальше, сержант. Минометчики поймали двух лошадей и погрузили на них минометы,

Хитрецы. Переход, судя по расстоянию на карте, предстоял долгий. По хребту вверх, затем спуск в ущелье, подъем еще на хребет, марш по гребню и вновь спуск уже в долину, и наконец, бросок к технике по пересохшему руслу реки. Идти километров пятнадцать. Хорошо хоть сухой паек съели, все легче перемещаться. Разведчики и управление полка двинулись в горы, наша рота опять шла в замыкании. Бойцы грелись у костра, в который бросали корзины, циновки. В нем горело что-то подозрительно знакомое. Я подошел поближе и увидел свой немецкий пуховый спальник. Ротный мне, как не ходившему раньше по горам, выделил «ординарца» из взвода (Корнилова) для заботы обо мне. О ротном заботился медик Степан. Вот этот заботливый «ординарец» и сжигал мой драгоценный спальник.

– Ты что делаешь, гад? – заорал я.

– Чтоб «духам» не достался. Я его выбросил, – глядя мне в глаза, ответил глупо ухмылявшийся солдат.

– А с чего он «духам» бы достался-то?

– Да у него же замок сломался, я вам новый трофейный взял. А этот белый – тяжелый, и спать в нем жарко. А зеленый – легкий, новый, – принялся нахваливать спальник «ординарец» – узбек.

– Вот черт! Ну, подсунул второй взвод дегенерата! Легкий, новый! А зимой, что я буду делать в этом легком поролоновом? Он белый, потому что зимний!

Солдат глуповато хмыкнул, закосил глазом в сторону и принялся бочком-бочком линять к костру. Спальник трещал и вонял гусиным пухом. Хорошо горел. Пропал подарок моего предшественника. Вот черт! (Больше я себе никогда «ординарцев» не брал.)

Ротный направился ко мне, посмотрел в костер, заматерился, плюнул в огонь и, похлопав успокаивающе по плечу, отошел в сторону, командуя:

– Подъем! Начать движение. Первый взвод идет первый, затем пулеметчики, в конце второй и третий. Ник, берешь Дубино и Степана и в замыкании. Не отставайте! За нами никого, и «духи» наверняка будут наблюдать за отходом. Вперед, не отставать!

Взводный Голубев по примеру минометчиков загрузил на другого коня станок от пулемета. Рота по узкой тропинке двигалась все выше и выше и достигла середины этого серпантина, вьющегося к вершине. В этот момент почти с самого гребня сорвалась лошадь с минометом, кувыркаясь и ударяясь о камни и уступы, затем полетела в пропасть.

Комбат заорал на все ущелье и принялся крыть всех матом. Командир батареи Вася Степушкин, маленький, худенький, светловолосый капитан, как-то съежился и вжал голову в плечи. Получив нагоняй, он принялся организовывать экспедицию по подъему минометов. Это после того как два миномета просвистели до самого дна ущелья, впереди трупа животного.

Догнали нас солдаты с минометами уже на самой вершине. Гимнастерки от пота побелели и стали как корка.

Пришлось разгрузить свою лошадь и Голубеву. Нелегко было тянуть все тяжелое вооружение минометчикам и пулеметчикам.

На привале Подорожник перестроил порядок движения. Теперь тылы уходили первыми, затем вторая и третья роты. Мы шли последними.

Замыкал движение разведвзвод. Сам Василий Иванович отходил с нашей ротой. «Решил приобщиться к нашему подвигу, поближе к «героям»», – пошутил ротный. Наконец после всех спусков и подъемов вышли на высокогорное плато. Тут размещалась кошара с овцами и низенькое строение из камня, почти нора, обложенная каменным забором. У входа в «нору» жалась женщина с грудным ребенком, рядом ползали еще пара ребятишек. У забора стоял высокий голубоглазый, чернобородый пуштун и что-то восторженно говорил, приветствовал, предлагая лепешки. Я и ротный взяли одну и разломили пополам, пожали ему руку и пошли дальше.

Абориген погладил руки комбата, помахал солдатам и что-то все горланил вслед. Едва мы скрылись за холмом, как раздался выстрел, и тут же послышался истеричный, дикий женский крик, полный ужаса.

Комбат развернулся и вместе с Айзенбергом побежал назад.

Кавун остановил роту, и мы заняли оборону. Маты Подорожника были слышны даже нам.

Минут через десять появились разведчики, которых подгонял наш Чапай. Не покладая рук, Подорожник весь путь бил кулаком по голове и пинал ногами какого-то разведчика. Как выяснилось, это был Тарчук. Перед рейдом доукомплектовали разведвзвод, и он, как бывший спецназовец, попросился к ним, а мы не возражали. Кавун с радостью преподнес этот «подарок», а старший лейтенант Пыж не ведал, что это «данайский дар».

– Сволочь! Убийца! Мерзавец! – ревел комбат. – Ты зачем человека убил?!

– Не человека, а «духа», – пытался что-то мямлить в оправдание солдат, вытирая кровь с разбитых губ и носа.

– Кто приказал стрелять в человека?

– Никто! Мы, отходя, всегда пастухов убивали! Они все на «духов» работают!

– Здесь тебе не спецназ. Это армейский батальон, и ты, гнида, служишь в доблестном первом батальоне. Мразь! Убийца!

Солдат стоял и молчал, затравленно глядя исподлобья. Он был заметно испуган и не ожидал такого поворота событий.

– Негодяй! Этот мужик меня лепешкой угостил, руку жал. А ты его, как собаку, просто так, мимоходом застрелил! А там ребятишек трое. Теперь с голоду умрут.

Убить человека просто так, ради удовольствия – это выше моего понимания. В голове не укладывается, откуда взялся этот выродок. Ведь простой деревенский парень. А за месяц из озорства или еще, черт знает, зачем, как мух, застрелил двух человек. Изувер какой-то!

– Дать миномет уроду, пусть трубу тащит! Автомат забрать, гранаты тоже. Нагрузить минами мешок, пусть корячится. Сволочь!

Комбат кипел, усы от негодования дрожали, он готов был сам застрелить этого мерзавца.

– Такому все равно в кого стрелять. Застрелит и ребенка, и беременную женщину. Нравится, наверное, война.

* * *

Переход длился только один день, а казалось, целую вечность, да еще двигаться приходилось под раскаленным солнцем. Хорошо, что броня зашла в сухое русло и встретила нас. В колонне ночью произошла катастрофа: в пропасть улетел БТР с командиром танкового батальона. Погибли два офицера и два солдата, трое было ранено. Кошмар!

* * *

Потом был двухсуточный марш. Еда на броне, костерки, разведенные у гусениц в колее. Пыль, пыль, пыль…

Колонна ползла со скоростью черепахи. Техника растянулась на многие километры. Мы уходили из района почти последними. Цепочка машин петляла и ползла как гигантская змея. Правда, эта змея громыхала и пылила колесами и траками.

Ротный подозвал меня перекусить. Техника стояла, не заглушая моторов, впереди что-то застряло.

– Какая мощь! Что скажешь, «замполь»? – спросил ротный.

– Да, впечатляет!

– Впечатляет… Вот смотри: тут собраны несколько бригад материального обеспечения, бригада РЭБ, полк связи, артиллерийский полк, артиллерийская бригада, батальоны связи, и еще черт знает что. Штабы, штабы, штабы. Сплошные кунги и будки на колесах. А в горы идут четыре «кастрированных» батальона. Мы в боях по отношению к «духам» всегда в меньшинстве. Одна надежда, что если прижмут, вызвать авиацию или артиллерию на себя, может, повезет и свои не зацепят.

– У меня из головы не выходит убитый афганец. Если мы тут убиваем просто так, то какую тогда интернациональную помощь оказываем? Этот пастух всю ночь не выходит у меня из головы. Так и стоит передо мной: руки жмет, лепешку сует. Глаза добрые. Рядом баба с детьми.

– Ну, этого ты видел глаза в глаза, а представь: прилетели вертолеты или авиация, бросили бомбы, пустили «нурсы» – и привет кишлаку вместе с детьми, стариками, ханумками. «Духи» или не «духи» – никто не разбирается. Посмотри, сколько вокруг развалин, тут жили до нас люди, взгляни, у каждого кишлака, за каждым домом свежие могилы, а за пять лет их, наверное, около миллиона.

– Кошмар. Не правда. Не может быть!

– Правда. Это война ради войны. Нужно армию где-то обкатать, вот и обкатывают. У американцев был Вьетнам для проверки армии и техники, а мы тут проверяем.

– Но до бесконечности это продолжаться не может.

– Не может. А может, и может. Как остановить войну? Как генералам и политикам сохранить лицо? Войну начать легко, а вот закончить трудно, очень трудно. Особенно вот такую партизанскую. Партизаны и каратели.

– Не ожидал оказаться карателем. Я ехал добровольцем сюда, как в тридцатые ехали в Испанию.

– Ошибся. Мы тут воюем с целым народом, почти со всей страной.

* * *

Колонна без конца и края тянулась и тянулась. Авангард уже вошел в Кабул, а мы все ехали и ехали. Несколько раз наносили удары прямо с дороги по окрестностям в ответ на выстрелы мятежников. Но это были вылазки сумасшедших. Шла исполинская сила. Артиллерия и авиация тотчас же перепахивала тот квадрат, где что-то шевелилось.

* * *

В полку сразу началась неразбериха. Приказы сменяли один другой. Разгружаться – не разгружаться. Отдыхать – не отдыхать. Подать наградные списки, помыть людей, навести порядок. Солдаты сложили мешки, оружие поставили в оружейку, а боеприпасы не сдали. Ожидался новый выход. Куда – было не ясно. Обстановка в штабе была очень нервная, и никто ничего не мог понять. Командир полка приказал представить ротного и взводного сапера к орденам, отличившихся солдат и офицеров нашей роты – к медалям. Целую ночь писари трудились над представлениями на награды. Командир роты сиял.

– Ну вот, за полгода в первый раз в этом батальоне отметили. А то все чужак и чужак, «выкормыш с дороги». Замечательно было бы получить орден «За службу Родине» 3-й степени! Такого ни у кого в батальоне нет. Красота. Ну, а всем вам зеленым салагам «За отвагу» – это что-то! По месяцу прослужили и уже к медалям. Ладно, я пойду, разомнусь беленьким, а вы тут порядок наводите. Завтра, если поступит команда, сдадим боеприпасы.

Допоздна наводили порядок, мыли бойцов, чистили оружие. Ушли в общежитие глубокой ночью.

* * *

– Всем встать! Бездельники! Где ротный? Почему зарядки в роте нет? Кто ответственный? Через пять минут построение. Со всеми офицерами и прапорщиками! – проорал начальник штаба батальона Подорожник, бегая по комнате, и затем с силой пнул дверь, и выскочил наружу.

Ротный был более-менее нормальный, только заспанный. Старшина храпел в каптерке, дежурный его не добудился. Вот и скандал – нет зарядки! Техник в шесть тридцать утра на ногах еле-еле стоял, а командир ГПВ даже на ноги встать не мог, пришлось строиться без него.

В других ротах было еще хуже, ряды офицеров поредели, а стоящие на ногах качались. Наша рота держалась лучше всех.

– Товарищ капитан! Почему боеприпасы не сдали?

– Так вы же приказали не сдавать.

– Я ночью отдал другой приказ, и дежурный по роте его получил.

– Не знаю, разберусь!

– Разберись! Орденопросцы-орденоносцы! Хрен всем, а не ордена и медали. Бездельники! Техник в стельку пьян. Где ваш командир ГПВ?

– У него болит желудок…

– Желудок переполнен водкой? Ко мне его!

– Где ваши наградные?

Быстро послали писаря в роту, и он примчался с пачкой бумаги.

– Вот, товарищ майор, – протянул я их начальнику штаба. Подорожник взял пачку, посмотрел фамилии в листах и демонстративно медленно порвал все листочки на четыре части и сунул мне обрывки в руку.

– Навести порядок, сдать боеприпасы, привести солдат и себя в божеский вид, построение через два часа. – И усатый полководец ушел отдыхать.

Комбата Цыганка нигде не было видно, опять в дивизию убыл, все должность в штабе пробивает, поэтому майор Подорожник выслуживался. Жил в ожидании повышения, а мы невольно ему мешали подрасти.

Командир роты собрал офицеров и задумчиво начал констатировать:

– Ах, Василий Иваныч! Какая сволочь! Завидует. Нашел причину докопаться. Выждал чуть-чуть и ужалил. Все раньше боялся, что я его подсижу. Мы результат за весь полк дали, а он с третьей ротой был, и нет ничего. Зам. комбата был со второй, и тоже нет трофеев. Ну и хрен с ним. Сорвался такой красивый орден, а по большому счету нам орден не надо – замену давай.

– Может, отойдет, охладится? Успокоится? – спросил я.

– Да, уж нет. Не успокоится. Злопамятный хохол, все бесится, что на боевые за комбата ходит, а не назначают никак на должность. Хрен ему по всей морде. Я вот тоже хохол, но не злопамятный. Вполне даже добрый. Не настоящий, наверное. Ну, да ладно, спать хочется больше, чем получить еще один орден! Пошли все в задницу!

Глава 5. Украденная корова, или дурака и могила не исправит

После Джелалабада я чувствовал себя в полку гораздо уверенней. В роте солдаты меня признали, а с офицерами я сдружился. Понемногу я привык к обстановке, освоился. Бытовые условия, конечно, отвратительны, но могло быть и хуже. Больше всего бесило то, что лишний раз помыться было невозможно. С боевых как-то вернулись, пыльные, грязные, а в полку воды ни холодной, ни горячей. Душевые заработали только утром. Солдаты и офицеры кое-как быстро помылись, а через полчаса, когда я только сел за оформление наградных на бойцов прозвучала сирена: «Тревога!».

Весь полк пришел в движение.

Срочный выход в Чарикарскую «зеленку». Начало марша через два часа. Едва технику разгрузили, а уже надо снова пополнять боеприпасы, получать продукты, экипироваться.

ЧП! С заставы второго батальона украли четырех солдат. Нужно попытаться отбить, хотя бы их тела.

Пехота носилась как угорелая. Броня потихоньку выползала из парка и строилась в колонну, а бойцы на медленном ходу загружали машины. За пару часов все более или менее было готово, и полковая колонна помчалась по Кабулу. Шла только броня и минимум колесных машин. Город проскочили быстро, регулировщики из комендатуры и афганцы обеспечивали «зеленую улицу». По Баграмской дороге боевые машины мчались на всех парах. Кишлачная зона, мимо которой мы двигались, безмолвствовала. Вдоль трассы сидело множество вооруженных афганцев в форме и не в форме. Кто его знает, кто они такие. Они не стреляют, и мы не стреляем. Сидят, значит, так и надо. На мой вопрос, кто это, ротный коротко ответил:

– «Духи».

– Как «духи»? С чего ты взял?

– А так – «духи»! Только мирные. Сегодня они за нас. А кем были вчера и кем будут завтра – неизвестно.

Колонна полка подошла к окраине Чарикара и замерла на обочине дороги. Я зашел на заставу поболтать с Витькой, замполитом местной роты. Солдаты показали, где его можно найти – в полевой ленкомнате. Там вдруг наткнулся на разглядывавшего развешанные по стенам плакаты майора Золотарева. За столами сидели несколько офицеров из второго батальона.

– Садитесь, товарищ лейтенант, – кивнул мне на свободную лавку замполит полка.

Я сел и загрустил. Вот незадача: попался на глаза, теперь не отвяжешься.

Зам. комбата по политчасти в рейд не пошел: опять давление подскочило, а я назначен за него и пока не попадался сегодня начальству. А вот сам же и нарвался. Все время как на войну идти, так этот майор Сидоренко болеет и болеет. А я почему-то отдуваться должен. Ну почему? Два месяца служу, а видел его раз шесть.

Тут зашли в помещение еще офицеры, замполиты рот и батальонов полка.

Оказалось, совещание, а я случайно забрел чуть-чуть раньше, чем меня оповестили.

– Товарищи офицеры, – грозно нахмурил брови наш начальник, – вы видите, какой тут бардак? Полный развал! Сарай, а не ленкомната, боевых листков нет, документация в завале, солдаты распущены и неопрятны. Анархия на заставах. А где замполиты батальона и роты? Чем занимаются? Хорошо, что коров сами не воруют!

Трое унылых офицеров поднялись и стояли красные, потные, смущенные.

– Ввожу в курс дела всех, кто не знает, – продолжал Золотарев монотонное свое бурчание. – Четверо солдат под руководством командира выносной заставы – прапорщика – украли корову и тащили ее к себе. Местные жители, видимо, услышали и захватили «героев» апрельской революции. Прапорщик убежал, сумел добраться до заставы, ранен, в госпитале отняли ногу.

Наступило гнетущее молчание. Мы все были в шоке.

– Товарищ майор! Разрешите возразить? – спросил какой-то капитан.

– Можете не возражать. Я знаю, что вы скажите. Вы не владеете обстановкой. Эти негодяи попались второй раз. Позавчера, оказывается, они уже украли эту корову. Их афганцы поймали, побили и отпустили. Побили потому, что солдаты были не вооружены. В этот раз они взяли автоматы, но почти не было боеприпасов. По магазину всего. Патроны кончились быстро. А у прапорщика был нагрудник с магазинами, вот он и отбился, убежал отстреливаясь. Мерзавец! Всех бросил.

Задача перед полком: пройти «зеленку» от Чарикарской дороги. Восемьдесят первый полк пойдет от Баграма вместе с разведбатом. Десантники сорок пятого полка наступают со стороны гор. Но сначала артподготовка, будем бить, пока не отдадут тела. Всем по местам, по подразделениям! Ваши командиры сейчас получают указания на предстоящий бой.

Мы дружно встали и вышли в гробовой тишине из комнаты.

– Как дела? Что было на самом деле? – спросил Мелентий у парня из пятой роты.

– Б… ство! А кто его знает что? Прапор был на заставе старший. Солдаты толком ничего не говорят. Их сейчас особисты трясут. Но все, вроде, так и есть, а может, и не совсем. Прапор сказал, что побежал за ними вдогонку, чтобы вернуть.

– Что с бойцами? – спросил я.

– Уже давно трупы. Их убили еще в винограднике. Прапорюга Фролов, уползая, слышал, как бойцов добивали. Гады! Звери! Скоты!

Артиллерия, танки, минометы принялись утюжить «зеленку». Артполк, разместившийся за дорогой, повел интенсивный огонь. Взрывы, словно огромные фонтаны, взметались в виноградниках. После выстрелов орудий крупного калибра целые дома взлетали и рассыпались. Кишлаки застелило пеленой из пыли и дыма. «Ураганы» и «Грады» беспрерывно выплескивали залпы огня, заряжались и отправляли новую партию смертоносного груза в кишлак.

Мы шли к ротам, как вдруг примчался «Газик» с афганцами, облепившими машину со всех сторон. Они выгрузили из машины три скрюченных тела. Я подошел вместе с другими офицерами поближе.

Тела лежали в неестественных позах, без штанов, в крови и грязи. Оскальпированы и кастрированы. Кожа свисала ломтями с рук и ног.

– Н-да… Сварили, да еще раскаленным шомполом, как шашлык, проткнули. Мерзавцы!

Лейтенант-переводчик заговорил с ополченцами и, услышав ответ, перевел:

– Четвертого пока не нашли, автоматы «духи» не вернут. Мятежники ушли из кишлака. Эти солдаты – воры и жулики, грабили часто местных жителей. Воровали кур, овец, теперь украли корову. Вот и попались. А еще они сняли с мальчишки пастуха часы. Он прибежал домой и рассказал обо всем, а в кишлаке отдыхала банда. Бойцам жутко не повезло. Эти болваны почти не сопротивлялись, патронов совсем мало взяли.

У дороги сгрудились штабные. Наш комполка Филатов разъяренно пыхтел. Толстые мясистые щеки и губы нервно дрожали. Вид истерзанных солдат привел его в ярость, и он, как раненый слон, готов был растоптать все на своем пути. Его душа жаждала мести и крови.

– Артиллерист! – заорал «батя». – Огонь из всех стволов! Беспрестанно, пока снаряды не кончатся. Снести, сровнять с землей эти чертовы дома. – Наши – гады, но и эти – звери. Огонь! Огонь!

Командование отдало приказ наносить удары до тех пор, пока не выдадут последнее тело и оружие.

Солдаты из подразделений, кто посмелее, сбегали и посмотрели на убитых, возвращаясь в глубоком шоке.

Во взводах стоял гул, все были возбуждены и негодовали. Батальон приготовился стереть в порошок лежавший перед нами кишлачок.

В роты распределили усиление: по два огнеметчика, по одному минометному расчету. Полковая бронегруппа, растянувшаяся вдоль дороги, развернула орудия. Танки, самоходные орудия, БМП, минометы «Василек» – из всех стволов стреляли, буквально утюжили подходы к селению, конкретно, его западную окраину.

Несколькими колоннами подразделения проходили мимо молчавших развалин. Ни малейших признаков жизни не наблюдалось. Мы осматривали дом за домом, двор за двором. Ни одно живой души. Сараи и подвалы забрасывались гранатами и дымовыми шашками. Все вокруг наполнилось едким дымом. Он клубился и поднимался из виноградников, из дворов. Кяризы (как ходы сообщений) нейтрализовали таким вот удушающим способом. Есть ли там мирные жители, были ли там боевики? Кто знает… Колодцы глубокие, криков не слышно, и выбраться никто не сумеет при всем желании. Солдаты продвигались осторожно и, не спеша, осматривали все вокруг. Саперы шли впереди, снимая растяжки. Вдруг немного правее раздались выстрелы. Третья рота наткнулась на банду, и завязался бой. Мы ускорили движение и тоже наткнулись на группу из отходящих душманов. Короткая перестрелка – и «духи» ретировались, унося раненого или убитого, судя по крови на тропинке.

Ротный по связи передал приказ:

– Стоять. Темнеет. Занимаем оборону на ночь, соседи – третья рота справа, разведвзвод слева.

Взводы заняли оборону в брошеных строениях и принялись обживаться.

Я, Сергей Острогин и лейтенант-минометчик подошли к огнеметчикам.

– Чего не стреляете, сержант? – спросил Сергей.

– Дак вы ж не приказываете, мы и не дергаемся. Прикажите – стрельнем.

– Мужики! А покажите как, мы сами и бабахнем, – предложил им я.

Солдаты показали принцип действия, быстро все объяснили и выдали каждому по огнемету. Огнемет представлял собой толстую трубу с зарядом внутри (сюда целишься, сюда нажимаешь, отсюда летит, там взрывается, если попал, то кто-то сгорел).

Я осторожно взял огнемет в руки, тщательно прицелился в виднеющееся на переднем плане высокое строение. Полчаса назад там было видно какое-то движение. Выстрел – заряд влетел в окно, и большущее сооружение сложилось, как карточный домик.

– У-ух ты! – единым выдохом произнесли все стоящие на крыше.

– Ура-а-а, – послышались восхищенные крики взвода.

– Теперь я, дай я! – заорал минометчик.

– Подожди! – одернул его Серега. – Иди вон из миномета стреляй. Предоставь шанс нам самим пошалить!

Серж прицелился в другой дом-эффект тот же. Ура-ура-ура-ура! Бойцы смотрели на нашу стрельбу как в кино, любовались эффектом объемного взрыва. Детский сад. Мы, правда, тоже не далеко ушли.

– Не высовываться! Всем в укрытие, – заорал подошедший Кавун. – Вы тут, что за цирк устраиваете?

– Да, вот изучаем «шмель». Новое оружие осваиваем, – ответил я.

– Ну что ж, теперь и я освою.

Ротному показали как, и он выстрелил под наше дружное «ура». На связь вышел Подорожник.

– Что за пальба? Чем вы там таким мощным стреляете?

– Подавили три огневые точки противника из «шмелей».

– Подавили… что-то я огневых точек не наблюдал. Разве оттуда по вам стреляли?

– Еще как.

– Больше не развлекаться. Хватит чужие дома ломать!

Подорожника наконец-то утвердили в должности командира батальона, и он в первый раз в рейде в новой должности, немного психовал.

– Да в общем-то, больше их целых и нет, – сказал ротный и, повернувшись к солдатам, добавил:

– Будем уходить – я выстрелю последний заряд. Ясно?

– Ясно, товарищ капитан. Стреляйте, не жалко, нам же легче: тащить не надо.

Иван, улыбаясь, хлопнул по плечу Острогина.

– Сергей! Ну что, угощайте чаем и ужином.

– Сейчас, сейчас. Плов, наверное, узбеки уже заканчивают делать.

Все спустились вниз, оставив на крыше наблюдателя. Не спеша попили свежий, горячий, настоящий чай, не из пакетиков. Усталые, мы полулежали у самодельного стола из перевернутых ящиков.

Блаженство. Душа отдыхала. Ноги и спина гудели все тише и тише. Наступало расслабление, наваливалась дремота.

Командир тяжело вздохнул:

– Да, мужики, нам сегодня пока везет. А вот вторая рота на засаду нарвалась, два «карандаша» ранено. И третья рота попала на растяжки в винограднике – семеро раненых. Даже на КП батальона снайпер убил нашего минометчика.

– Кого? – встрепенулся лейтенант-минометчик.

– Субботина, прямо в висок.

– Субботина… Хороший был солдат… Жалко-то как. Вот б… и.

– Валера! Будем уходить все мины в «зеленку». Может, кого завалим. Нечего их туда-сюда таскать. Понятно?

– Понятно, товарищ капитан, – ответил лейтенант Радионов.

– Валера! А ты не родственник нашего высокого начальства? – спросил я у минометчика.

– Нет, даже не однофамилец. У нас первые гласные в фамилии разные.

– Н-да… – задумчиво произнес Острогин, – с гласной тебе явно не повезло. А то ты бы сейчас не с нами в «зеленке» валялся, а где-нибудь в кабинете, в штабе, наградные на себя выписывал. Вот что значит – не совпасть в гласной!

Мы дружно засмеялись. Валерий тоже смеялся, но довольно грустно.

Наступила ночь. Темная-темная, жуткая. Артиллерия продолжала изредка из чего-нибудь стрелять, в воздухе висели то световые мины, то «факела» (осветительные снаряды), то осветительные ракеты.

Время от времени трассы очередей вспарывали небо. Кто и зачем лупил в темноту – неизвестно. Наверное, от страха или от тоски. Постепенно наступала прохлада, и с ней появилось множество комаров. Комары – это еще одно издевательство над усталым солдатом. Они проникали везде. Я забрался в спальник и закрыл лицо капюшоном от масхалата. Пищали эти гадости над самым ухом, время от времени бросались в атаку, заползали под одежду и кусали, кусали, кусали.

Нервы не выдержали, я встал, подсел к костру к бормочущим по-своему трем узбекам Два однофамильца Якубовых и круглолицый снайпер Исаков о чем-то весело вели свое непрерывное «хала-бала». Среди них очень выделялся Гурбон Якубов. Здоровенный парень с большой кудрявой головой и пухлыми губами, добрый и очень веселый. Все время что-то писал по-узбекски в тетрадь или блокнот.

За мной следом поднялся и ротный. Тоже не выдержал налета комаров.

– Якубов, чай есть? – спросил я, присаживаясь.

– Нальем, товарищ лейтенант. Есть, есть хороший чай, – затараторил Гурбон.

– Дружище, ты откуда родом? Хорошо по-русски говоришь.

– Я из Ферганы, из самой Ферганы! Был шеф-поваром в ресторане, работал в интуристе. Я очень хороший повар, а стал в армии простым автоматчиком. Жаль, что не полковой столовой поваром служу.

– Ну что ж, будешь главным поваром третьего взвода, шеф-поваром третьего взвода, первой роты, первого батальона.

Бойцы дружно засмеялись. Якубов – громче всех, и его щеки тряслись как огромные узбекские лепешки-лаваши.

– А что ты все пишешь то в блокнот, то в тетрадь? Вроде не письма. Донесения Ахмат Шаху или Гульбеддину Хекматияру? – спросил ротный.

– А кто это? Я их не знаю, – заинтересовался солдат. – Это афганское начальство?

– Да это местные главари бандитов. Наверное, пишешь, сколько у кого патронов, как зовут командира роты и сколько боевых листков у замполита в походной ленинской комнате, – продолжал Кавун, улыбаясь.

– Да нет, что вы, товарищ капитан! – испугался солдат и быстро затараторил:

– Я пишу в блокнот, что вижу вокруг В основном о природе, о своих ощущениях.

– А-а, ты сообщаешь наше передвижение, маршруты выдаешь! – воскликнул я с издевкой и с напускным подозрением.

– Что вы, что вы, товарищ лейтенант! Я описываю, где был, что видел, что было за день.

– Ну, а вот и шпион! В роте много пособников душманам, – грустно подытожил ротный. – Все смотрит, все записывает, все сообщает. Завтра расстреляем.

Якубов рухнул на колени.

– Товарищи офицеры, я об Афганистане пишу, о войне, интересно ведь.

Смеялись и хохотали все, кто не спал.

– Так, Якубов! Писать мемуары разрешаю, но особисту не показывай. Все, что сотворишь, на цензуру к замполиту. Будешь великим узбекским писателем – пришли книгу с автографом, – закончил со смехом Ваня.

– Есть, прислать книгу, – серьезно ответил Гурбон.

– Н-да… – задумчиво выдавил из себя ротный. – Были писатели-баталисты, а теперь пошли повара-баталисты. Где чай-то, Якубов, акын ты наш доморощенный?

Солдат засуетился, стал протягивать сахар, галеты, кружки, чайник. Предложил плов. Мы поели еще раз, попили чайку. Хорошо! Вкусно!

– Гурбон! Не знаю, какая у тебя будет книга и какой ты будешь писатель, но готовишь ты просто замечательно! – воскликнул я.

Другие узбеки смеялись, давно догадавшись, что мы разыгрывали Якубова. Он и сам уже это понял и весело хохотал вместе с нами. Отойдя от костра, Иван задумчиво проговорил:

– Вот как плов сделать из ничего, чай приготовить, суп сварить – узбеки мастера. Но воевать – не любят страшно. А их третья часть роты. А теперь еще и повар-мемуарист на нашу голову. Пошли спать, замполит. Завтра рано вставать, наверняка. Пошлют, думаю, дальше прочесывать «зеленку». Наверное…

* * *

На рассвете меня растолкал связной от ротного.

– Товарищ лейтенант! К командиру.

Я нехотя натянул кроссовки, взял автомат и, почесывая укушенные руки и шею, побрел к Кавуну.