355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Прокудин » Рейдовый батальон » Текст книги (страница 16)
Рейдовый батальон
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 18:53

Текст книги "Рейдовый батальон"


Автор книги: Николай Прокудин


Жанры:

   

Боевики

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 59 страниц) [доступный отрывок для чтения: 21 страниц]

В кубрик ввалились Мелещенко и капитан третьей роты Женька Жилин. Ребята о чем-то оживленно переговаривались.

– Парни, пойдем мыться, душ свободен, бойцы все помылись!

– Помылись, помылись! Смотрите, что у вас пропало! Мне тут не до мытья, все чеки украли, скоты!

Ребята переглянулись, открыли тумбочки, закрыли.

– У нас чемоданы – в каптерке, – ухмыльнулся Мелещенко – Пойдем, Женя, в душ, мы за мылом и полотенцами вообще-то зашли, да и шмотки забрать. Комбат приказал всем офицерам жить в казарме.

– Когда приказал? – удивился я.

– Сейчас встретился в коридоре и распорядился: всем офицерам и прапорщикам переселяться.

– Да у меня каптерка забита под завязку! Куда размещаться?

– В расположении спать. В какой каптерке? В расположении возле солдат. У входа ротный, у ленкомнаты замполит, взводные с взводами, – грустно улыбнулся Евгений.

– Скоты, сволочи! – завизжал Габулов. – Совсем решили в грязь втоптать. Если я солдат, я буду спать в коридоре, в казарме, а если я командир роты, я буду спать в своем кубрике! Пошли все на х..!

– Пока что идем туда все мы, – засмеялся Микола.

– А комбат где будет спать, с разведвзводом? – спросил я.

– Нет, комбата это не касается, только ротное звено.

– Ну, жизнь, унижают на каждом шагу. Мудаки! – продолжал бушевать Габулов.

– Ник! Ты идешь? – спросил Мелещенко.

– Пойдем, ополоснемся без строя, – вздохнул я, – может, в следующий раз по команде, офицерской колонной с песнями придется идти.

Душевая представляла собой морской контейнер, внутри которого были проведены трубы, накручены краны и раструбы для мытья, на пол брошены сколоченные в виде решетки доски.

Навстречу нам вышли Афонасий Александров и Юра Луковкин. По простому: Афоня и Лука.

– Мужики, опоздали, вода только для моржей, чуть теплая. Зам. по тылу пришел и сказал, что не будет ждать, пока офицеры соизволят собраться, – сказал Афоня. – Сука этот Ломако!

– Вот сволота тыловая! Знает ведь, что пока рапорта и донесения не сдашь, из казармы не уйти. Гад! – завозмущался Микола.

– Ну что, рискнем, поморжуем? – спросил я приятелей и пошел в контейнер.

Ругаясь, на чем свет стоит, мы разделись и принялись быстро смывать с себя грязь, пыль и пот под прохладными и тонкими струйками воды.

В душевую вошел краснощекий зам. по тылу полка Ломако.

– Здравствуйте, товарищи офицеры! Как душ?

– Пошел в жопу, – раздалось из темноты.

– Но-но, кто это хамит?

– Конь в пальто, иди сюда, копытом в грудь лягну! – продолжал тот же слегка пьяный голос. – Тебя бы в холодную воду после двух недель ползанья в «зеленке» засунуть, я бы послушал с удовольствием маты!

Из полумрака выдвинулся зампотех танкового батальона.

– А, подследственный, – смущенно забормотал тыловик, – ну-ну, поговори, пока на свободе. – Майор проходил по делу о хищении дизельного топлива. Он попался на мелочи, на продаже нескольких тонн. Но особисты взяли с поличным, и требовалось списать на кого-то все грехи.

– Вот эти молодые лейтенанты промолчат, а я тебе скажу, уж кто жулик, так это ты: сколько спирта ушло, сколько тушенки?

Мы дружно засмеялись, а Ломако, прошипев что-то под нос, выскочил из контейнера. Вода становилась все холоднее.

Смыв грязь и при этом сильно замерзнув, мы побрели в казарму. Настроение было паршивейшее.

В канцелярии, к моему удивлению, сидел сияющий Эдуард Грымов, живой и здоровый.

– О-о-о! – вырвалось у меня. – Взводных – полный комплект!

– Да нет, – перебил меня Острогин, – лейтенант Грымов назначен уже заместителем командира роты, а пока исполняет обязанности ротного. Пока!

– Да, пока! – пожимая мне руку, многозначительно произнес Грымов.

Я посмотрел ему в глаза и задумался. Он был ужаснейший карьерист и Эдуард этого и не скрывал. И характер у Грымова гнуснейший! Ох, и хлебнем с ним лиха… Видно, Сбитнева он уже списал со счетов, перешагнул через него, как через преграду, и чувствует себя почти ротным.

– Я сейчас из штаба, от командира полка. Решил за пять минут почти все вопросы, которые Сбитнев полмесяца не решал или не мог решить. Хромоногого Корнилова вместо Ветишина отправляют на дорогу, хватит у нас за штатом висеть, как хомут на шее. Из госпиталя сразу отправится туда, раз по горам ходить не способен. Назначение Грошикова в роту состоялось позавчера, как и моя с ним рокировка. Недорозий уже выведен за штат. Окончательно. Теперь будем ждать нового взводного. Наконец-то роту офицерами укомплектуем.

Эдуард по-хозяйски принялся распоряжаться всем, как будто он уже стал командиром роты. Очевидно, возвращение Володи из госпиталя в его планы, действительно, не входило. Он поставил на нем жирный крест.

– Тебе, замполит, нужно побольше с людьми работать, на полигон почаще с ротой выходить, хватит бумагу марать, – это Грымов в конце совещания принялся за меня.

– Товарищ лейтенант, – ответил я ему официально, – мне приходится эту «бумагу марать» и за себя, и за замполита батальона. Уже второй замполит с батальона при мне ушел, а нового пока нет.

– Уже есть. Твой старый знакомый – старший лейтенант Артюхин. Два капитана не удержались – сбежали, теперь старший лейтенант попытается. Хотя, говорят, он уже почти капитан и недели через две появится. Но я не позволю тебе прикрываться батальонными делами, заруби на носу. Будешь получать взыскания за роту от меня, если в роте не будешь работать.

И он выразительно посмотрел на всех. Вот, мол, я какой!

Неделя началась хуже некуда. Наконец-то отправили в Союз нашего капитана-десантника: и смех, и грех. Перед завтраком Ветишин подошел ко мне и доложил:

– Проводил Серегу Недорозия, с подъема проводил в штаб, пожал руку, помахал вслед автобусу. Сопровождать к самолету поехал лично особист батальона Растяжкин.

– Вот это да! Особист? Не может быть!

– В общем, тот в командировку едет, ну и взялся присмотреть за ним до Ташкента. Но я со вчерашнего вечера хожу под впечатлением от этого Забайкальского «монстра».

– Кого?

– Сереги! Он мне после отбоя одеколон пить предложил.

– Вот дает!

– Вот-вот! Взял он бутылек «Тройного» у старшины и предложил распить в канцелярии. Я отказался, а «спецназовец» налил себе в кружку и содержимое залпом выжрал. Сигаретку закурил, песню мурлычет. Меня чуть не вывернуло, на крылечке подышал, минут пятнадцать – полегчало. Возвращаюсь, а он собрал пакетиков двадцать чайных из сухпая и чифир сварил на плитке – смакует. Выставил его под предлогом, что свет спать мешает, лег на сейф на матрас и думаю: «Не капитан, а бич какой-то!». И вроде чего-то не хватает, что-то пропало. Утром побрился, а одеколона нет. На полочке «Миф» стоял и французский «О'Жен». А сегодня их нет. Заглянул в ленкомнату: в столе – кружка и пустые флаконы. Я еще думал, провожая, чего от него так морем пахнет, а это мой одеколон «Миф» на водорослях.

– Хороший коктейль он себе приготовил, – засмеялся Острогин. – Мой «Миф», твой «О'Жен» – классно погулял капитан. «Бумеранг» вернули в Забайкалье, пусть радуются, а то думали сбагрить такого кадра!

– Хотел бы я увидеть физиономию комбрига, который выслал его к нам на два года, а он через два месяца возвращается. Ха-ха-ха, – я рассмеялся, и все офицеры засмеялись, представляя живую картину «Не ждали!».

Из штаба примчался свирепый Грымов.

– Острогин! Быстро собирай взвод, получить оружие, гранаты, патроны, снаряжение, шмотки. Вот список всего, выноси на плац, через два часа проверит начштаба батальона.

– Куда меня? В Забайкалье, как капитана Недорозия?

– Нет, на гору Курук пост создавать. С каждой роты выделяем по взводу на три новых поста. С тобой расчет миномета из трех бойцов и даю Зибоева с пулеметом. Сколько у тебя своей пехоты?

– Вместе с писарем роты шесть солдат и сержантов.

– Без писаря! Ему и тут работы до боевых невпроворот. Итого: ты, сержант и восемь солдат. Хватит вполне!

– Вполне хватит, что бы что? Геройски погибнуть? – рассердился Острогин.

– Нет, для строительства заставы и двух выносных постов. Через неделю тебе замполит довезет продуктов, воду и все остальное. Сейчас тебя проверят и на аэродром. Крутись сам, нам нужно на полигон на занятия, старшина всем снабдит. Вскоре завязалась ожесточенная схватка между Сергеем и Вероняном. Гога старался сплавить все старое, подозревая, что ничего в роту обратно не вернется, а Острогин хотел все новое или хотя бы целое. Шум-гам, крик, визг старшины.

– Чертов «ара», сейчас будет Серого обжуливать, – вздохнул Ветишин, – а он как на горку без замены?

– На месяц. Потом ты его заменишь, затем замполит, – ответил Эдик. – Если разрешат, я слетаю, думаю: там будет как в доме отдыха.

Механики отправились в парк, а вся оставшаяся рота двинулась на стрельбище. До полигона два километра, по плану пристрелка, так начиналась десятидневная программа боевой подготовки. Эти планы все время меняются: то недельные, то восьмидневные, то десятидневные, то двухнедельные. Расписание под копирку писать не получается, каждый раз что-то новое.

Не успели мишени расставить, примчался посыльный за мной и за Грымовым. Срочно на плац!

Быстрым шагом вернулись. Целая толпа тыловых и штабных вокруг трех групп пехоты.

– Вы где болтаетесь? Все брошено на старшину и этого лейтенанта! Полный развал! – орал заместитель командира полка.

– Не лейтенанта, а старшего лейтенанта! – огрызнулся Сергей.

– Как, старшего лейтенанта? – сбился с мысли майор Губин.

– А так, приказ пришел два месяца назад, а ни зачитать, ни погоны вручить! Ни в полку, ни в батальоне не соизволили. Строевик сказал номер приказа, вот и все.

Слегка смутившись, майор тут же вновь перейдя на крик, «перевел стрелки» на меня.

– Замполит, эта ваша вина!

– Да нет, я два раза напоминал в батальоне, а от себя лично Острогина поздравил!

– А где приемник для заставы, где боевые листки, где походная лен-комната? – вновь напал майор Губин. – Бездельничаете?

– Мы на стрельбище были, занятия проводили, – вступился Грымов. – Я лично его забрал работать с людьми, занятия плановые, Ростовцев на учебном месте по гранатометанию руководит.

– Обоим будет взыскание сейчас за пререкания. Быстро устранять недостатки!

Пришлось отдать единственный приемник роты «Маяк». Вручил сержанту целую пачку листовок, газет, брошюр, боевых листков и ящик с походной ленинской комнатой. Пишите ребята!

Уф-ф-ф! Улетели…

Рота совсем обезлюдела. Голубев, так как его заменщик на должности в дивизии пристроился, решал вопрос об отъезде домой самостоятельно. Комбат согласился Сизого отпустить, если мы найдем ему в полку замену. Эх-ма, где ж его найти, балбеса, на такой взвод! Перед обедом мы повели со старшиной солдат наполнять фляжки отваром из верблюжьей колючки. Профилактика от гепатита и дизентерии! У котла орудовал черпаком здоровенный прапорщик. Я знал, что он недавно прибыл и служит в нашем батальоне, зовут Игорем, а какую должность занимает, не знал.

– Игорь, ты чего тут черпаком в котле мешаешь?

– Да вот, бурду варю, всем раздаю.

– Игорек! Ты кто по должности? – ласково спросил я богатыря.

– Техник взвода обеспечения, а вообще, «куда пошлют» и «что изволите». Надоело, хуже некуда! Еще по пьянке комбату нагрубил, теперь живым съест.

– Старшина! Возьми черпак, я с человеком одно дело обсудить хочу, пожалуйста!

– Вах! Возьми черпак! Он больше меня, мне делать нечего что лы? Сэржант! Дубино! Разливай чай!

– Игорь! Пойдешь к нам в первую роту командовать гранатометным взводным? Голубева мы домой отпустили, а где замену найти, не знаем. Выручай! В рейд скоро идти некому будет, – сказал я.

– А из АГСа пострелять дашь?

– Настреляешься вволю, хоть завтра стреляй!

– А из ПК и «Утеса»?

– Из всего, что стреляет!

– Но мне их в горы таскать придется?

– Игорь! Для тебя это ведь как автомат или пистолет, ты такой здоровый!

– Я потомственный шахтер, из Донбасса! Кайло, кувалда, отбойный молоток – все знакомо! Уговорил! Только забери меня быстрей от комбата, ради бога!

– Сейчас же пойду решать вопрос, только извини, как твоя фамилия, а то все Игорь да Игорь.

– Бодунов – моя фамилия, Игорь Владимирович.

– Бодунов от слова «бодаться» или от «бодуна».

– Нет-нет. Я к пьянству не то чтобы равнодушен, но все в меру.

Понятие «мера» впоследствии оказалось у каждого свое. Но это выяснилось позднее…

Капитан Головской, зам. по тылу батальона не возражал, а комбат сморщил нос, и скривился, как от зубной боли.

– Что, одного пьяницу решили поменять на другого?

– А есть варианты? Есть другие кандидатуры пулеметы таскать на себе? – вопросом на вопрос ответил я ему. – Он, можно сказать, добровольно, с желанием идет.

– Ну, что ж, бери-бери. Потом не жалуйся, на полную катушку будешь получать за него. Забирай, а в штабе полка я все утрясу.

– Игорь, бросай черпак, марш в роту, – заорал я, подбегая к полевой кухне, – обрадовал я через полчаса Бодунова.

– Что, все? Так быстро? Я думал: шутка и треп.

– Мужчины шутят всерьез, особенно распоряжаясь чужой жизнью.

– Сержант, бери черпак! – воскликнул прапорщик весело. – Моей жизнью уже распорядись! Колесо фортуны крутанули в неизвестном направлении. Может, к счастью и удаче.

Полегчало. Из четырех взводов командирами укомплектовали три. Осталось решить вопрос с командиром роты. Не хотелось, чтобы Эдик стал ротным. Злопамятный и недобрый, самовлюбленный человек.

* * *

На совещании офицеров батальона нас ошарашил нововведением комбат и зачитал приказ командира полка:

– Всем офицерам и прапорщикам перейти на казарменное положение, чтоб за личным составом следили, были ближе к людям. Поставить койки в расположении и спать рядом со своими взводами! Новое веяние эпохи. Перестройка! Всем перестраиваться!

– А зачем эта глупость, – заорал командир второй роты, – совсем втоптали в грязь офицеров! За сержантов работаем, везде ответственные, солдат яму копает, рядом – офицер. Ответственные, старшие, надсматривающие, проверяющие. Надоело!

– Надоело, пишите рапорт, что вам тяжело с личным составом, и поможем перейти на должность с меньшим объемом работы, – парировал Подорожник.

Началось великое переселение из общага. В минометной батарее, второй и третьей ротах офицеры поселились в бытовках, а в нашей бытовке организовали показуху для проверяющих. Жилья нам не нашлось. В итоге Ветишин так и спал на длинном металлическом ящике, сворачивая на день матрас, старшина жил в каптерке, технику и Бодунову поставили койки в расположении. Эдик Грымов промолчал, он ночевать уходил то в свою комнату, то к танкистам. Я же надувал резиновый матрас и стелил поверх его спальный мешок. Свинство – жить в полку и спать в спальнике. Правда, ночи были прохладными, поэтому в спальном мешке даже лучше, чем в кровати.

Острогин голодал на горке. Получив продукты и воду на взвод, я вылетел к нему на пост. Вертолет перебросил нас через ущелье на плоский хребет. Внизу под брюхом садящегося вертолета скакали и кричали радостные чумазые солдаты.

– Ура!!! Ура!!!

– Ник, что привез? – закричал радостный Острогин. – Чем обрадуешь, дорогой?

– Привез все, что просил! Воду, еду, патроны, мины, – ответил я, улыбаясь. – Сергей, как я рад тебя видеть, наглая морда!

– А уж как я рад!

– Сережка, какова жизнь отшельника? Уже одичал?

– Да, почти. Что в полку нового?

– Дурдом, как всегда. Боевых не предвидится недели две. Как тремя взводами воевать дальше будем – ума не приложу. Ободрали батальон, словно липку. Я у тебя отдохну дня три, устал как собака, выпускали агитацию, документацию снова и снова делал и переделывал. Только напишешь, заставляют переделывать, а еще и за батальонное начальство кручусь. Нет ведь ни замполита, ни «комсомольца» батальона. Эдик бирки в оружкомнате переделывает в третий раз за неделю, представляешь? В третий раз! Старшина газоны перекопал, все, что можно, покрасил: табуретки, кровати, двери. Обои собирается клеить и казарму снаружи красить.

– А что случилось, что такое?

– А-а-а! Ты же не в курсе! Комиссия Министерства Обороны едет, смотреть быт и все остальное, а что именно – никто не знает. Вот все переделываем и обновляем полк. В очередной раз наводим марафет!

– Ну, почему опять мы? Почему! Мало что ли войск в сороковой армии?

– Войск-то много, но туда же надо ехать, рисковать, а тут сразу из штаба армии – в войска.

– Точно, и без риска, и кайф на всю катушку – поиметь вояк боевых.

– Инспектирующие, наверное, становятся участниками боевых действий. Ладно, Серега, меня будут иметь через неделю, дай душу отвести, поиметь тебя. Я ведь какой-никакой, а проверяющий! Показывай позиции, район обороны, секторы обстрела, жилье.

Острогин с бойцами за неделю поработал на славу! Вырыл и построил два блиндажа: в одном – жилое помещение, во втором – столовая, штаб, склад.

Солдаты выложили на каждого по укрытию, капонир миномету, отрыли окоп для установки ДШК.

– Сергей, предлагаю проделать ходы сообщений к СПСам, а то под огнем не пройти, ну и стенку возвести по периметру из камней, все лишнее укрытие. Сделаем два рубежа обороны.

– Давай, как раз твоих рук рабочих не хватало.

Целый день солдаты прокапывали траншею к своим укрытиям. Мы с Сергеем складывали стену дугой вдоль блиндажей. С одной стороны пост стоял на обрыве глубиной метров тридцать, а вот к югу склон был более пологий и хорошо просматриваемый. Над постом возвышалась небольшая высотка, и хребет делился посередине: одна половина уходила все выше, другая – сходила на ноль к дороге.

– Сергей, как быть с высоткой? Займут, гады, ее и перестреляют твой пост. Чего там не расположился? Куда смотрел?

– Смотрел туда, куда сказали! А приказ был разместиться именно тут, ну, а выше сядешь – сверху другая высота, а за той – следующая.

Мы сидели, пили чай, думали, что же делать. Сегодня – все нормально, а завтра – вдруг сверху ударят…

– Серый, предлагаю заминировать ее, к черту! У тебя есть две «Мон-50» и пара противопехоток. Поставим и «сигналки» растянем!

– Хорошо, сейчас начнет смеркаться, я пойду с сапером, и в сумерках все оборудуем.

* * *

Ночью сработали «сигналки» сразу в двух местах. Часовые с постов открыли огонь, и все отдыхавшие выскочили из блиндажей и, укрывшись за стеной, принялись обстреливать округу.

– Миномет! Три мины на вершину, затем три мины по склону. Пулеметчики, огонь по долине! – заорал Острогин, не переставая стрелять в район, откуда летели сигнальные ракеты.

– Сергей! Вызывай артиллерию, пусть «факел» повесят и немного постреляют, попугают, только подальше, а то нас же и накроют.

– Сейчас пугнем!

От дороги раздалось несколько очередей и одиночных выстрелов. По этим огневым точкам вел огонь пулемет и автоматчики. Попали или нет, но только через полчаса огонь прекратился, бросили стрелять и мы. Артиллерия засветила «факел», и как только стало светло, Хафизов заметил в ущелье какое-то движение.

– «Духи»!

– «Духи»! «Духи» с тылу! – заорал Колесников.

– Не ори, кидай гранаты – в ущелье! – рявкнул я.

Штук пять гранат разорвалось внизу, послышались какие-то крики, шум. Но все быстро стихло. Выпущенные осветительные ракеты обзору не помогли, никого не было видно.

– Наверное, ушли, мы их вовремя заметили, – предположил, шмыгая носом, Колесников.

– Я заметил, а ты смотрел неизвестно куда, – возразил Хафизов.

– А Хафизов без Хайтбаева, стал настоящим воякой, – улыбнулся я. – Сергей, его наградить уже пора!

– Я ему Бамиан еще долго не прощу. Бросили меня, шкуры трусливые, – возразил Острогин. – Но вообще-то молодец!

– Благодарность заработал, объявляю от своего имени, – закончил я обсуждение трусости солдата в давней истории.

Затихла стрельба, и к нам подбежал минометчик.

– Товарищ старший лейтенант! Зацепило.

– Кого, куда? – вскричал я.

– Меня! Пулей! В руку возле плеча. Снизу, гады, стреляли и в самом конце попали, когда я миномет разворачивал.

– Вот, черт, зараза! Перевязывайся быстро, сейчас йодом рану обработаю.

Ничего страшного не произошло, зацепило чуть-чуть, но нужно эвакуировать на всякий случай.

Доложили. Обещали утром вертолет.

– Черт, хороший минометчик! Жалко остаться без путевого солдата! Когда еще замену ему пришлют, – вздохнул взводный.

– Сергей! Давай дежурить всю ночь по очереди, на всякий случай.

– Давай. А то уснут, черти, а нас вырежут! Не хочется умирать.

Больше «сигналки» не срабатывали, наступила тишина. Может, «духи» явились прощупать оборону, может, пришлые приехали из эРэСов по городу пострелять, а мы на пути оказались.

Рано утром прилетел «Ми-8» и разгрузил еще боеприпасы, воду, забрали раненого, но пришлось улететь и мне. Прямо перед его прилетом начальник штаба батальона вышел на связь и приказал возвращаться.

– Вот тебе и отдохнул, расслабился. Весь выходной строили стену, а ночью стрелял, – огорчился я.

– Если бы не стена, раненый мог быть не один! Да и не только раненый, – ответил Сергей. – Придется стенку поднять повыше, хорошо защищает при обстреле.

Мы пожали друг другу руки на прощание, и я заскочил в вертолет.

Острогин просидел на посту еще две недели, а затем командование приняло решение разбросать по трем постам вторую роту, а остальных людей вернуть в роты для боевых действий.

В полку комиссию Министерства Обороны сменила комиссия из ГлавПУРа. Перед их приездом весь полк превратился в сплошной агитационный центр. Стенды вдоль дорожек, фотоаллея героев, переделанные ленкомнаты и прочее, прочее, прочее… Уф-ф-ф!

ГлавПУР сменила комиссия генштаба – проверка мобилизационных документов.

Мобилизационных документов в Афгане… Это что-то! Кого мы тут будем мобилизовывать? Афганских дехкан? Но все принялись составлять планы, рисовать на картах схемы, районы сосредоточения, таблицы со всеми степенями готовности.

Затем приехала еще какая-то комиссия, вскоре еще, и они уже работали одновременно.

Командир полка кипел от возмущения и злости, был готов взорваться, а весь гнев выливал на наш первый батальон. А на кого же еще? Танкистов в полку – одна рота, артиллеристов – одна батарея. Все остальные на дорогах вместе с другими батальонами. Разведрота ушла по-

Скорей в «зеленку» вместе с разведбатом, чтоб не доставали. Счастливчики. Встали где-то на отшибе Баграма и чаи гоняют. А нас тут как «Сидоровых коз» все дерут. Проверяющие все умничают и совсем не чувствуют разницы между Таманской дивизией и нашим полком.

* * *

Однажды серым январским днем вбежал в канцелярию радостный старшина.

– Новый взводный прибыл!

– Ура!!! – закричали мы в четыре глотки.

– Наконец-то, будет, кому в караул ходить, не только мне одному, – высказался Ветишин.

– Не Недорозий случайно вернулся? – спросил я и посмотрел на хитрую физиономию «ары».

– Нет, но похож на него.

– Алкаш? – охнул я.

– Нет, тоже спецназовец!

– Ой, – ойкнул Ветишин и уставился на дверь.

В дверном проеме стоял усатый старший лейтенант, в полевой форме, высокого роста, улыбался приятной улыбкой.

– Старший лейтенант Марасканов! Игорь! Прибыл для окончания прохождения службы в Афганистане.

– В смысле, для окончания? – удивился Эдуард. – Не из Забайкалья ли?

– Нет, из Кандагара из спецназа. Сослан к вам.

– Опять ссыльный! Ну, почему все ссыльные – к нам? С триппером – к нам, с мениском – к нам, с больной головой – к нам, любителей одеколона – к нам. Доколе! – простонал я. – За что сослали?

– За то, что не сошелся с начальником политотдела во взглядах на комсомольскую работу.

– Политический, вах-вах! – заохал и заулыбался старшина.

– Вот это хорошо! Политических я люблю, сам диссидент и вечный оппозиционер, – обрадовался я и принялся жать руку старлею. Все здоровались, знакомились.

– Игорь, обязанности ротного исполняет лейтенант Грымов.

При этих моих словах Эдик скривился.

– Сколько в Афгане? – поинтересовался Грымов.

– Полтора года!

– Фью… – присвистнули все.

– Ребята, я за прошлый год еще в отпуске не был, завтра убываю домой! Ждите меня к марту.

– Черт! А караулы? Опять я! – завыл Ветишин.

– Вай! Один, совсем один! – передразнил старшина.

– Кстати, Сергей, иди готовь караул! – усмехнулся Грымов.

– Игорь, ну почему ты не отгулял отпуск? – воскликнул я.

– Не дали, я был секретарем комитета комсомола, поссорился с руководством – не переизбрали. Пока переводили с места на место – в пехоту, в дивизию, в полк, – год новый начался. Полтора года в Союзе не был!

– Ну что ж, сегодня принимай взвод, а завтра можешь отправляться. Жили без одного взводного и еще поживем, – подытожил разговор Эдуард.

– Игорь, пойдем, буду твоим гидом, – улыбнулся я.

Вечером мы надули два матраса и легли спать на пол. Как уже надоела эта не половая, а напольная жизнь!

– Давно так маетесь? Это какой-то протест? – спросил Игорь.

– Да, в принципе, протест, но о нем никто не знает. В казарме курсантом и солдатом спал пять лет – хватит. Лучше буду упрямо спать на полу, чем позволю себя уравнять с солдатом. Ветишин спит на сейфе, тоже неудобно. Через неделю рейд – мучиться осталось немного

.

Когда Острогин сняли с горы, то принялся громко возмущаться:

– Полк не узнать, роту не узнать, все раскрашено, все обновлено. Так и заблудиться можно.

– Не заблудишься, у тебя всего три маршрута: караул, столовая, полигон. Действуй! – усмехнулся Грымов. – Товарищ старший лейтенант, только не расслабляйтесь, а сразу за дело. Жизнь меняется.

Раньше до своего назначения Эдик и Сергей были приятелями, а тут Грымов сразу начал общаться с ним официально. На следующий день Острогин получил от Грымова первый выговор за подготовку караула, через неделю – строгий выговор за беспорядок во взводе.

– Топчет и топит Сережку, как конкурента, не топит потенциального претендента на командование ротой. Эдуард-то лейтенант, а Острога старлей! – высказал предположение Ветишин.

– Может быть, и так, а мой выговор тоже как конкуренту? За внешний вид! Я ему еще устрою выговор, припомню, когда Сбитнев вернется, – зло ответил я.

– Он просто бездушный карьерист! – согласился Ветишин.

– Посмотрим, как он на боевых командовать будет. Там видно будет, какой он ротный, – подытожил я.

– Набить бы морду ему, да и дело с концом! – рявкнул Бодунов.

– Бодунов! Ты как прапорщик сиди на своем месте, помалкивай и не суетись. Будем работать как работали, хамить и грубить не будем, дождемся вестей от Сбитнева, надеюсь, вернется, – закончил я разговор.

* * *

Батальон мучили строевыми смотрами пять дней, и все время было что-то не так. Строились, укомплектовывались, расходились, снова строились. Наконец-то вырвались на простор большой дороги. Йя-ха-ха-а-а!

Из полка вышел только наш батальон, немного штабных и разведрота. Поставили нам задачу: вместе с батальоном восемьдесят первого полка прочесать кишлак сразу у входа в Баграмскую «зеленку». Артиллерия дивизии ударила, не съезжая с дороги, мы вошли, «почистили» округу, нашли немного боеприпасов, из кяриза вытащили разобранный ДШК. Забросали все кяризы дымовыми минами, и столбы дыма распространились по ходам сообщений. Укрытия под землей превратились в ад.

Если кто-то из душманов там сидел, то прекратил кашлять, чихать и дышать довольно быстро. Навсегда.

Я сидел у огня, разведенного возле высокой стены в глубине двора. Костров было три: на одном кипела вода, на втором варился суп из курятины, на третьем – плов также с курятиной. Загнанные до смерти куры «умерли от страха» при виде «шурави», как объяснил начальнику штаба батальона Гурбон Якубов-старший. Этот новоиспеченный сержант любил повторять, что на гражданке работал поваром в ресторане. Спору нет, он умел хорошо готовить, но еще больше любил поесть. Старшим он считался, потому что был крупнее по размерам, а младшим считался другой Якубов – Махмуд, потому что был маленький. Братья они не были, просто однофамильцы, и даже из разных областей.

Якубовы что-то резали, подсыпали в плов и суп, напевали и почти приплясывали вокруг костров.

– Гурбонище! Что ты там подсыпаешь? Отраву?

– Что вы, товарищ лейтенант! Эта спэции, спэции! Понимаете?

– Понимаю! То ты книгу пишешь, а на самом деле донос на нас, то ты гадостью какой-то всех отравить хочешь, а говоришь «специи».

– Шутите или, правда, думаете так на меня?

– Шучу-шучу. Где специи взял?

– Земляк-повар в полку дал, где тут в кишлаке возьмешь? Гурбон продолжал приплясывать и что-то петь:

– Э-э-э. Тулук-кыс. Аших-пыс.

– Что ты там поешь? Что вижу, о том пою?

– Опять смеетесь! Нет, о девушке пою.

– О девушке петь, конечно, интереснее, чем о пригоревшем плове.

– Пачиму пригоревшем? Пачиму обижаете?

– Да вари, вари, шучу. Гурбонище, объясни, как тебя шеф-повара крупнейшего ресторана Бухары загребли в Афган? Откупиться не мог?

– Мог! Но хотел посмотреть, как тут люди живут, что такое война.

– Гурбон, ты – третий романтик в роте.

– А кто второй, вы?

– Нет, первый! Второй – Свекольников!.

– Почему Свекольников?

– Потому, как и ты, доброволец, тоже на людей посмотреть решил. Страну изучить. Путешественники – первооткрыватели!

– А вас послали сюда, да?

– Меня – нет, сам захотел!

– Вот видите, а надо мной все время смеетесь!

– Я не смеюсь, я подшучиваю.

У-у-ф – бабах! Разорвалась мина прямо посреди двора, за ней – вторая, за дувалом – третья.

– Ложись! Всем к стенам, – заорал я. – Раненые есть? Ни раненых, ни убитых не оказалось – повезло.

На крыше интенсивно заработал «Утес». Бодунов сидел за станком и посылал очередь за очередью.

– Игорь! Ты что-нибудь видишь или просто так, для профилактики?

– Вон в тех развалинах какой-то дымок.

– Сейчас сориентирую минометчиков!

Я доложил Грымову обстановку и дал координаты, куда требуется ударить. Минометчики «Васильками» обработали квадрат и всю полосу виноградников перед позициями.

Нас в кишлаке очень мало: разведрота и наш батальон из двух рот. Задача, конечно, минимальная: потрепать «духов» в кишлаке, если получится, найти склады с оружием и боеприпасами. Совсем обнаглели: прямо из виноградника били по заставе и подожгли три «наливняка». Обгорелые остовы машин валялись на обочине дороги и за неделю – три обстрела колонн. И посты вдоль трассы каждую ночь обстреливают.

Помочь им хочется, только силенок не хватает, очень мало людей, чтоб прочесать всю территорию. Мы вклинились на триста метров от дороги. Завтра-послезавтра саперы поставят ловушки, заминируем выходы из кяризов и домой. Прочесывая развалины, мы нашли пятьдесят-шестьдесят цинков с патронами к пулемету, несколько выстрелов к гранатомету, несколько мин противопехотных и противотанковых. Сколько-то «духов» погибло в перестрелках и артобстрелах, сколько-то завалено в подземных ходах и задохнулось. Может быть, на месяц – другой заставам станет полегче.

– Гурбон, как плов и шурпа? Готовы? – окликнул я младшего сержанта, отрывая взгляд от бинокля.

– Плов готов, а шурпа разлилась. Шайтан! Осколком казан пробило и перевернуло все. – Сержант почти плакал. Толстые мясистые щеки подергивались, лицо раскраснелось, в глазах стояла боль. Подвязать фартук, надеть белый колпак – повар-лагманщик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю