Текст книги "Гребень буйвола"
Автор книги: Николай Плавильщиков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Показывал дрессированных морских львов и известный советский дрессировщик Владимир Леонидович Дуров.
Дуров не бил своих зверей, не учил их при помощи хлыста. Его метод дрессировки – поощрение, ласка. А «номера», которым он обучал своих «артистов», были обычно связаны с их природными повадками и особенностями поведения.
Морские львы могут сидеть, высоко подняв переднюю часть туловища. Ловкие ползуны, они легко взбираются в природе на узкие карнизы, ходят по ним. Обучить морского льва взбираться на высокую подставку – значит использовать его природные способности. И дуровские львы взбирались на высокие тумбы и сидели на них, удивляя публику своей ловкостью. Да и не только ловкостью. Выпущенные на арену цирка, львы спешили к своим тумбам, чтобы взобраться на них.
Почему?
Во время обучения льва заманивали на подставку вкусной едой – рыбой.
У зверя выработался условный рефлекс: сидение на подставке стало своего рода сигналом, связанным с получением рыбы. Лев спешит к подставке: он ждет рыбы.
У сидящего с приподнятым туловищем льва свободны передние ласты. Он может ими помахивать.
Был такой «номер» у дуровских львов. Льву брошена рыба, он съел ее.
«Где рыба?» – спрашивает Дуров льва.
Лев хлопает себя ластом по животу: «Здесь».
Понимает лев, что означает вопрос? Понимает он, что означает его ответ? Конечно, нет.
Дрессировщик выработал у зверя условный рефлекс, использовав его манеру помахивать ластом. На определенные звуки лев стал отвечать определенными движениями.
Почему?
Снова поощрение едой. Звуки связаны с получением рыбы, с ней же связано и движение ласта.
Львы играли в мяч: бросали его друг другу, толкая мордой. Снова была использована одна из особенностей зверя: сидя, лев поводит мордой, словно толкает ею.
Перед выходом на арену цирка львы находились в конюшне. Звери вели себя спокойно, потягивались, зевали. Цирковая программа шла своим порядком. Играла музыка, разная при разных номерах программы. Львы относились к ней равнодушно.
Но вот настало время выхода на арену Дурова. Музыка играет выходной дуровский марш. И львы сразу становятся другими. Они мечутся в клетках, бросаются в бассейн, вылезают, снова шлепаются в воду.
Увидя подошедшего Дурова, они бросаются к решетке.
Раздается сигнальный звук трубы. Львы ломятся в дверь клетки.
Они рвутся на арену, ревут… Открывают дверь, и львы вперегонку спешат на арену.
Откуда такое желание попасть на арену? Они получат там рыбу.
Звуки марша предшествуют выходу на арену, а значит, и получению рыбы. Сигнальная труба – рыба совсем близко. И зверь рвется туда, где его ждет эта рыба.
Он взбежал на арену, увидел знакомую тумбу. Его кормят как раз на тумбе.
И лев спешит взобраться на тумбу.
Усевшись, он ждет. И его не обманывают: Дуров бросает ему небольшую рыбку.
Обманывать нельзя: условный рефлекс нужно подкреплять.
Про рыб, земноводных и пресмыкающихся
Рак-отшельник
Берег моря. Отлив.
Вода ушла, обнажив часть отлогого морского дна. На влажном еще песке тут и там видны пучки водорослей, резко пахнущих морем, йодом. Видны кое-какие предметы странных очертаний: что-то вроде звезд, какие-то комки и комочки, покрытые густой, длинной щетиной. Много раковин…
Некоторые из раковин движутся… Они движутся не медленно и плавно, скользящим движением, как ползают улитки. Они быстро, толчками как бы перебегают с места на место.
Вот «бежит» одна из раковин… Подходим… Она остановилась… Берем в руки. Что это? В отверстии раковины мы видим устремленные на нас клешни и твердые, покрытые панцирем ноги. Таких ног, таких клешней нет у улиток. Ноги и клешни похожи на рачьи.
Это рак-отшельник.
Рак-отшельник не живет так, как живут наши раки, как живут крабы. Он забирается в пустую раковину улитки. Это его домик, который он возит за собой, которого он почти никогда добровольно не покидает. Брюшко рака-отшельника мягкое, оно лишено твердого панциря, и вот раковинка и заменяет ему этот панцирь, защищает его нежное брюшко. В случае опасности он залезает в раковину поглубже и закрывает вход в нее одной из клешней. Клешни у рака-отшельника неодинаковой длины – одна из них гораздо больше другой, и вот эта-то большая клешня и играет роль дверки, закрывающей вход в раковинку. Подрастет рак-отшельник, тесна станет ему раковинка, – он выберет себе другую, побольше, и перейдет в нее.
Рассмотрим раковинку – на ней сидит что-то. Это «что-то» напоминает целую сеть маленьких выростов; выросты эти ветвятся по раковинке, образуя красивый узор. Что это за выросты? Опустим раковинку в морскую воду…
Медленно из такой сети выростов-шипов начинают подниматься как будто маленькие цветочки на тоненьких стебельках. Целый садик цветов… Эти цветы не неподвижны: они то вытягиваются на своих стебельках, то опять сжимаются в маленькие комочки.
Это колония морских животных, так называемых полипов, родственников тех самых коралловых полипов, которые, откладывая известь в своих телах, образуют с течением времени огромные коралловые рифы, родственников и тем кораллам, плотные, окрашенные в красивый красный цвет известковые отложения которых мы носим как украшение «кораллы». И у нас в стоячих водах есть родственник этих полипов – пресноводная гидра, только она не образует колоний.
Наши полипы очень малы, и на одной небольшой раковинке их могут поместиться десятки, если не сотни. Их головки-цветочки величиной с булавочную головку, а ножка-стебелек, на которой покачивается головка, не толще самой тонкой нитки.
Рак завладел пустой раковинкой улитки, чтоб иметь защиту для своего мягкого брюшка.
А при чем здесь полипы?
Попробуйте дотронуться до этой раковинки в воде… Что? Как будто вы тронули жгучую крапиву. Это вас обстрекали полипы. Этим путем они защищаются от нападений на них врагов. Выгодно раку такое соседство?
Полипы малоподвижны, всю жизнь они проводят обычно на том подводном предмете, к которому прикрепились в молодости. Рак бегает быстро. Со своим грузом-раковинкой он то и дело меняет место своего пребывания. Ему приходится постоянно искать себе пищу. Как только он найдет себе что-либо подходящее, он сейчас же останавливается и начинает закусывать. Ест рак, и мелкие крошки расплываются по воде вокруг него; эти крошки ловят полипы, и им, значит, перепадает кусочек со стола рака. Выгодно соседство рака полипам. Он их и возит на себе и кормит.
Полипы защищают рака от нападения врагов.
Нередко на раковине рака-отшельника можно видеть большого одиночного полипа – актинию. Рак неутомимо таскает на себе эту довольно-таки тяжелую наездницу.
Рак-отшельник очень «дорожит» своей ношей. Когда ему приходится переменить раковину, он подыскивает подходящую и… перетаскивает на нее актинию. Попробуйте снять с раковинки рака-отшельника актинию. Рак приходит в сильное беспокойство, бегает во все стороны, ищет чего-то… и успокаивается только тогда, когда найдет и посадит на свою раковинку актинию. Бывают случаи, что актиния не прикрепляется к раковине, раковина ей «не нравится». Рак-отшельник меняет одну раковину за другой до тех пор, пока актиния не прикрепится к раковинке, пока, значит, раковинка не придется ей «по вкусу».
Нечто вроде оборонительного союза имеем мы здесь между раком-отшельником и полипами. Обеим сторонам выгоден такой союз: рак имеет защиту, полипы – средства передвижения, а иногда и пищу. Животные не «знают» этого, они не «думают» о том, чтобы принести пользу друг другу. Почему же они живут вместе?
В течение тысячелетий и у рака-отшельника, и у некоторых полипов выработались известные, им свойственные привычки жизни. В число этих привычек входит и привычка к известной внешней обстановке, в которой они живут. Для рака-отшельника одной из частей такой житейской обстановки является раковинка с полипами. Нет полипа – и все обстоит не так, как к тому привык рак. Рак не знает, почему плоха эта раковинка, но она ему не подходит, чем-то она отличается от привычных ему раковин, – отсюда поиски раковинки привычной, то есть с полипами.
Как привык рак к этим полипам?
Полипы часто селятся на раковинах улиток, как пустых, так и занятых улиткой, – ведь они селятся на всевозможных подводных предметах. Рак берет себе пустую раковинку; попадаются раковинки с полипами, попадаются раковинки и без них; не одну раковинку сменит рак в течение своей жизни. В одних раковинках его чаще беспокоят враги, в других – реже. Реже – в тех, на которой уселся полип. Эти раковинки лучше, их рак и выбирает. А почему они лучше? Это ему неизвестно. Рак сам перетаскивает на раковинку полипа, – он знает, что и зачем делает? Только условно. Хороша не простая раковинка, а раковинка особая, эта ее особенность легко может утеряться, ее можно перетащить с раковинки на раковинку. Рак и перетаскивает. Что он перетаскивает и зачем – он не знает. Так нужно, – говорит ему инстинкт, привычка, выработанная его бесчисленными предками в течение многих тысяч лет. И, пока это требование инстинкта не удовлетворено, рак беспокоится, что-то его раздражает. Натолкнулся он на полипа, перетащил его на раковинку – инстинкт удовлетворен, рак успокоился, он «счастлив» по-своему, по-рачьему.
А полипы? Полипы – неизмеримо более просто организованные животные, чем рак. Их жизнь состоит из ряда рефлексов, то есть простых ответов на внешние раздражения. Они ничего не знают и не могут знать.
Почему они охотно селятся на раковинках, занятых раком-отшельником? Полип неподвижен, он не бегает за добычей, пища должна оказаться поблизости от него. Чем более пищи в каком-нибудь месте, тем более подходяще оно для житья полипа. Около рака-отшельника пищи больше, чем около какого-нибудь камешка, – отсюда и предпочтение.
Никто – ни рак, ни полип не заботится об интересах и удобствах другого. Полип стрекается, если до него дотронуться, – а схватить раковинку, не задев полипа, трудно: защищая себя, он невольно защищает и рака. Рак ест неряшливо, около него есть чем поживиться, но он вовсе не заботится о прокормлении своей охраны – полипов.
Таких случаев сожительства, или симбиоза, как это явление называется в науке, известно очень и очень много. Сожительство наблюдается не только между животными, но и между животными и растениями, и даже между растением и растением.
Как выработалось такое сожительство? Оно основано на взаимной выгоде: привычки, какие-нибудь особенности жизни одного выгодны другому, и наоборот. Железный закон борьбы за существование требует наилучшего приспособления к тем или иным условиям жизни. Только хорошо приспособившийся может победить в этой борьбе, только он может выжить. Все, что мало-мальски выгодно для животного, все, что дает ему лишний шанс на победу в этой борьбе, – все это закрепляется в течение ряда поколений. Миллиардами гибнут неприспособившиеся, не имеющие лишнего шанса на победу, единицы выживают, и эти-то единицы и дают нам такие примеры замечательной приспособленности.
Роль самого животного в этом процессе приспособления и выживания наиболее приспособленных – ничтожна. Обладает животное чем-либо выгодным для него – оно может уцелеть, плохо оно приспособлено – оно гибнет.
Одним из могучих средств в этой борьбе за право на жизнь, за право на место на земле, за еду, за воздух, свет и т. д. является сожительство. Много лишних шансов на победу дает оно, хотя и не пользуются им животные «нарочно». Они просто «живут» так или иначе, а суровая рука естественного отбора выберет из них и сохранит или уничтожит тех, которые победят или окажутся побежденными в этой борьбе, ни на миг не прекращающейся между живыми существами на нашей земле.
Дракон Ольм
Это случилось в Крайне, богатой известковыми горами с множеством подземных пещер, подземных озер и речонок.
Несколько дней шли проливные дожди, и реки выступили из берегов. Вода затопила поля, попортила стога сена, смыла кое-какие постройки. Словом, причинила много неприятностей.
Старики и старухи уверяли, что виновник всех бед – страшный дракон Ольм, житель темных подземных пещер. Разыграется чудовище, начнет бить хвостом – и разольются реки, выйдут из берегов подземные озера. Никто не видел этого Ольма, но многие верили в то, что он и взаправду существует.
Вода спала, речки вошли в берега.
И вдруг жители деревушки услышали, что пойман… дракон Ольм.
Конечно, вся деревня побежала к речке. Спешили, толкались: каждому хотелось быть первым.
Рыбак вытащил сети, и в них запуталось… нет, это было что угодно, только не дракон Ольм.
Длинное, как у змеи, туловище, четыре короткие ножки, вытянутое рыльце с маленьким ртом. На розовом теле не виднелось ни одной чешуйки, а на голове не было и следа глаз. А самое обидное – чудовище оказалось совсем маленьким, всего около двадцати сантиметров длиной.
Хорош дракон! Впрочем, было и еще нечто конфузное для старух и стариков: в сети оказалось целых пять драконов, а ведь Ольм мог быть только один.
И все же многие решили, что это существо – адово отродье. Они чуть не сожгли «ни рыбу, ни змею», но тут вмешались менее суеверные люди. «Ольмов» посадили в бочонок с водой и написали о занятной находке одному любителю животных. Тот приехал, посмотрел и описал все случившееся.
Так впервые узнали о замечательном жителе подземных вод Крайны. Оказалось, что жители деревушки кое-что угадали: это не рыба и не змея. Протей – так назвали животное – принадлежит к хвостатым земноводным, он родня тритонам и саламандрам.
Произошло все это очень давно, в 1751 году, более двухсот лет назад.
Понемножку протея изучили. Узнали, что этот слепец – обитатель подземных озер и речек. Он никогда не бывает на свету, а потому его тельце и не окрашено.
У протея есть наружные жабры, торчащие сзади головы, словно пучочки маленьких веточек. У него есть и легкие: он может дышать и в воде и на суше. Он слепой: в полной темноте глаза не нужны. Ножки у него слабенькие.
Длиной он бывает до тридцати сантиметров.
В воде протей плавает, изгибая свое длинное туловище, ловит и ест мелких водяных животных.
Встречаются протеи в Крайне, Далмации, Герцеговине.
Особенно много их в известковых карстовых горах, богатых пещерами, подземными озерами и речками.
Долго не знали, как размножается протей. Только в 1875 году старший проводник, водивший путешественников по гротам и пещерам, заметил, что протеи откладывают икру. Позже это подтвердили и ученые наблюдатели. Видали и личинок-головастиков: из икры вылупляются крошки в два сантиметра длиной.
Казалось, все хорошо.
В 1903 году один немецкий зоолог добыл пять штук протеев. Они были нужны ему для анатомических работ. Нуссбаум – так звали зоолога – посадил протеев в аквариум, поставил его просто на окно и даже не кормил своих жильцов.
Прошло два месяца, и пара протеев была убита: ученый занялся изучением их анатомии. Оставшиеся в живых плавали в аквариуме. Протей может долго голодать, и голодовка не погубила животных, они только немножко похудели. Так прошло много месяцев.
12 октября 1904 года Нуссбаум, как всегда, вошел утром в свою лабораторию. Он очень удивился: вместо трех протеев в аквариуме плавало четыре. Появился новорожденный. В нем было около двенадцати сантиметров длины: громадина по сравнению с головастиками протея. Детеныш был тощий и очень слабый, через несколько дней он умер.
Так как же размножается протей? Одни видели, как он откладывает икру, другие видели новорожденного детеныша. Обычно бывает что-нибудь одно: либо икра, либо детеныши.
Опять размножение протея стало непонятным.
Загадку вскоре разрешил венский зоолог Каммерер.
Протей – житель подземных вод. Каммерер устроил своим протеям подходящее помещение: посадил их в бетонный бассейн, находившийся в глубоком подвале. Там было всегда темно и тихо, совсем как в пещере. Вода была проточная, а температура ее всего 12–14 градусов тепла, примерно как в подземном озере.
В этом подземелье протеи жили «совсем как дома». И они рождали здесь детенышей. Нужно было только смотреть за ними во все глаза: иногда родители поедали детенышей, а уж ноги отъедали им постоянно. Впрочем, оторванная нога у детеныша снова отрастала; мало того: частенько на такой новой ноге бывало по четыре, даже по пяти пальцев вместо обычных двух или трех.
Других протеев Каммерер поместил в обычный аквариум, в комнате. Вода здесь была теплая: летом 20–25 градусов, зимой – около 16 градусов. И здесь протеи откладывали икру.
Оказалось, что протей может родить живых детенышей, а может и откладывать икру. Все зависит от температуры воды: в прохладной воде он родит, в теплой – откладывает икринки.
Протей живет в вечной темноте, и его кожа не окрашена. Он выглядит красноватым только потому, что сквозь кожу просвечивает кровь.
Но когда протея продержали три года на свету, то он потемнел до черного.
Оказывается, на свету его кожа окрашивается. Если такого протея держать снова в темноте, он начинает бледнеть.
В конце концов он становится совсем бледным, каким был до начала опыта.
Название «протей» – очень подходящее для этого животного. Имя Протей носил один сказочный герой, который мог изменять свою внешность, мог превращаться то в одно, то в другое существо. Так и протей-животное. В прохладной воде он родит, в теплой – откладывает икру. В темноте он бледнеет, а поживет на свету – почернеет.
Важная песчинка
Наступил июль, и речной рак собрался линять. Большой обжора, он вдруг потерял аппетит и несколько дней ничего не ел. Понемножку кровь отлила от ног. Если бы в это время разломать клешню рака, то она оказалась бы почти пустой: «мясо» сморщилось и втянулось внутрь других члеников ноги.
Рак чувствовал себя плохо и почти не ползал. Да он и не мог много ползать: ведь «мясо» его ног – мышцы, а они лишились крови и съежились. Такие мышцы не могут хорошо работать.
Крепкий панцирь одевает тело речного рака. Он состоит из хитина – особого вещества, похожего на рог. Панцирь пропитан известью, очень прочен, но, конечно, не может расти. Поэтому раки линяют. Перед линькой панцирь становится рыхлым и начинает кое-где отставать от тела рака.
Настал день линьки. Панцирь слегка отстал от тела. Рак забеспокоился. Он тер ногой об ногу, вертелся, терся о дно. У него был очень забавный вид в это время: как у щенка, на которого набросились пчелы.
Рак возился долго. Наконец ему удалось разорвать кожу на спине: она не выдержала и лопнула. Эта кожа соединяет крепкий панцирь головогруди с панцирем первого кольца брюшка. Теперь панцирь был разделен на две части, а главное – на спине появилась щель.
Должно быть, рак сильно устал от этой возни. Он затих и неподвижно лежал на дне – отдыхал. Прошло несколько минут, и возня началась опять.
Теперь рак двигал всеми частями своего тела: шевелил на все лады ногами, ворочал брюшком, горбился, корчился. Понемножку щель на спине становилась шире и шире: панцирь груди все дальше отодвигался от брюшка. На спине панцирь заметно приподнялся, и между ним и телом образовался промежуток.
Началось самое важное – вылезание рака из панциря.
Первыми рак вытащил из жесткого футляра усики. Потом он вытащил глаза. Пришла очередь ног.
Это нелегкая задача – вытащить ногу из узенькой и крепкой трубочки-футляра. Рак долго ворочался внутри своего панциря, освобождая ноги. Для этого нужно было вытащить ногу из футляра и поджать ее к туловищу.
Когда ноги были освобождены, внешний вид рака не изменился: футляры ног остались на своих местах. Глядя в эту минуту на рака, никто не сказал бы, что его ноги спрятаны внутри панциря, одевающего грудь, что трубочки ног пустые.
Вылезти из панциря, когда ноги освобождены, уже нетрудное дело, и рак быстро справился с ним. Через щель на спине он вытащил голову и грудь с ногами, а затем и брюшко.
На дне остался сброшенный панцирь. Рядом лежал обессиленный, совсем мягкий рак.
Защиты – панциря – не было, и рак забрался под большой камень.
Он словно знал, что теперь его мягкое тело – заманчивая добыча для крупной рыбы.
Рак линял не только снаружи. Перелиняло и кое-что у него внутри: передняя и задняя кишки рака изнутри покрыты хитином, они линяют вместе с панцирем.
Хитин передней кишки рак выбросил через рот. Слиняла эта кишка – слиняли и стенки желудка. А когда они слиняли, в желудке оказалось несколько плотных известковых комочков – «жерновок». Эти жерновки раньше помещались в самой стенке желудка, под хитиновой оболочкой.
Известь жерновок растворялась в желудке. Стенки желудка всасывали ее, а кровь уносила в тело. Так известь попадала в кожу рака, выделяющую панцирь. Известь жерновок – материал для нового панциря.
Пока кожа не пропиталась известью, она была мягка и податлива. В это время рак рос. Чем сильнее пропитывался панцирь известью, тем слабее он растягивался. Панцирь окреп, и рост рака прекратился до следующей линьки.
Когда рак линял, с ним случилась неприятность: он потерял очень важный для него орган. Правда, эта потеря случалась при каждой линьке.
У рака две пары усиков: длинные и короткие. При основании коротких усиков есть два углубления, словно две пещерки. В этих углублениях помещается очень важный для рака орган – орган равновесия.
«Ориентировка в пространстве» – эти мудреные слова можно передать совсем просто: животное знает, где у него верх, где низ, оно чувствует, в каком положении находится его тело. Здесь не помогут глаза, здесь не поможет чувствительность кожи – для этого существует особый орган. У человека этот орган помещен во внутреннем ухе: это так называемые полукружные каналы. Внутренние части уха человека – это и органы равновесия и органы слуха.
У рака есть только орган равновесия. Устройство его несложно: пещерка, усаженная внутри волосками. В ней есть несколько «слуховых камешков» – простых песчинок. В силу обычного закона тяжести песчинки лежат на дне пещерки. К волоскам подходят нервы. Песчинки давят на волоски, это давление раздражает через волоски нерв и как-то «учитывается» нервной системой.
Обычно рак ползает спиной кверху, песчинки тогда давят на дно пещерки. К такому давлению песчинок рак привык: ведь он испытывает его всегда. Если рака перевернуть и положить на спину, то песчинки будут давить уже не на дно, а на потолок пещерки. Такое давление для рака непривычно; ему становится не по себе. Рак начинает вертеться и вертится до тех пор, пока не прекратится неприятное ощущение. А прекратится оно, когда рак примет обычное положение.
Органы равновесия – прекрасный автоматический регулятор положения тела животного.
Когда рак линял, перелиняли и пещерки, и песчинки вывалились. Рак потерял свой орган равновесия, а пустая пещерка ничего не стоит.
Мягкий рак сидел под камнем спокойно. Но, как только новый панцирь достаточно окреп и в пещерках поднялись новые волоски, рак выбрался из-под камня.
Должно быть, он чувствовал себя не совсем хорошо. Рак не побежал искать еду, а занялся очень странными упражнениями: начал совать голову в песок. Он проделывал это так настойчиво, словно хотел вспахать головой весь песок вокруг камня.
Это рак занимался починкой органа равновесия. Песчинки в конце концов попали в пещерку, и аппарат заработал.
Теперь рак был в полном порядке.
В морях живут креветки: красивые, стройные рачки с довольно нежным панцирем. Они много мельче речного рака, ловки и подвижны и прекрасно плавают. Как и речной рак, креветки линяют.
С линяющей креветкой был проделан замечательный опыт.
На дно аквариума, в котором жила креветка, насыпали вместо песка железных опилок. Креветка перелиняла. Она потеряла камешки-песчинки из своего органа равновесия. Как всегда, она совала голову в «песок», и в пещерки попали железные опилки; песка в аквариуме не было.
Вместо песчинок орган стал работать с опилками. Это не испортило органа: важно, чтобы что-то давило на волоски. В родном море креветка прожила бы и с опилками без всяких неприятностей. В аквариуме было иначе: ведь опилки ей подсунули нарочно, это было каверзой со стороны человека.
Креветка окрепла после линьки, начала плавать, как обычно. И тут начались неприятности.
Наблюдатель, проделавший этот опыт, опустил в аквариум… магнит. Он придвигал его к креветке, и железные опилки начинали передвигаться внутри органа равновесия.
Креветка плыла, как обычно, спиной кверху, а магнит притягивал опилки к потолку пещерки. Опилки давили на волоски, и креветка начинала вертеться. Она перевертывалась и плыла спиной книзу, плыла вверх ногами. Теперь уже не закон силы тяжести действовал на орган равновесия, а магнит. Он заставлял креветку вертеться во все стороны. Верх и низ, правая и левая стороны – все перемешалось, и рачок все время «ошибался».
Он не был виноват, этот начиненный железными опилками рачок. Орган равновесия работает автоматически, и животное учитывает его работу не рассуждая.
Даже человек не исключение – и он подчиняется автоматически работе своего органа равновесия. Магнит обманывал креветку: он заставлял орган равновесия отмечать не то, что есть на самом деле.
Потерянный хвост
На опушке леса, у деревянного мостика через овражек, на откосе канавы – везде увидишь ящерицу. Хочется поймать ее, да не всегда это удается. Очень уж она ловкая и увертливая! Недаром ученые называют ее «ящерица прыткая».
Бывает и так – ящерицу-то поймаешь, да без хвоста. А что толку в бесхвостой ящерице?
– Надо ловить осторожнее.
– Ничего. Сейчас другую найдем! – утешаются ребята и бегут искать новую ящерицу.
Нашли. Она лежит на березовом пеньке и греется на солнышке.
– Я буду ловить!
– Нет, я!
Хлоп! Самый нетерпеливый прикрыл ящерицу картузом.
Край околыша попал по хвосту. Закрутился отшибленный хвостик, словно живой подпрыгивает в траве. А бесхвостая ящерица уползла.
– Да ведь я не дергал ее за хвост. Я только задел его картузом!
– Значит, сильно задел, если хвост отшиб…
Наконец повезло. Ящерицу поймали, и хвост цел. Красивая ящерица! Тельце стройное, хвостик длинный-длинный, спинка словно мраморная. Разве утерпишь не погладить?
Погладили кончиками пальцев по спинке, по голове. Провели пальцами заодно и по хвосту.
– Попался, хвостик! Теперь не уйдешь.
– Ай!
Хвост вдруг отлетел в сторону. Капелька крови повисла на уцелевшем кончике.
И опять у ребят бесхвостая ящерица…
В чем же дело? Виноваты ли они, что у них ящерица теряла хвост? Виноваты, но только наполовину.
Ящерица сама отбросила хвост.
Они только заставили ящерицу сделать это.
Хвост у ящерицы вовсе уж не такой ломкий и непрочный, как это можно подумать. К хвосту мертвой ящерицы можно подвесить груз весом в пятьсот граммов, и хвост не оборвется. Он очень прочный. Можно и живую ящерицу повесить за хвост. Если это сделать умело и осторожно, она хвоста не отбросит.
В хвосте ящерицы есть позвонки – маленькие косточки. Эти позвонки не сплошные костяные; в каждом есть прослойка из хряща. От боли мускулы хвоста ящерицы сразу сокращаются и разламывают один из позвонков как раз по хрящевой прослойке. Тогда хвост отваливается.
Нужна боль, чтобы ящерица отбросила хвост.
Ящерица не теряет хвоста «нарочно». Она не понимает того, что делает. Хвост отбрасывается сам собой.
Сделайте такой опыт.
Поймайте ящерицу. Осторожно приклейте вдоль нижней стороны ее хвоста тесемку. Держите тесемку за кончик.
Ящерица хочет убежать. Она рвется вперед, но тесемка ее не пускает.
Отбрось ящерица хвост, и она убежала бы. Но она не делает этого. Почему?
Потому что ей не больно.
Ущипните теперь ящерицу за кончик хвоста или кольните булавкой. Она сейчас же отбросит хвост.
В чем же «секрет хвоста»? Только в боли.
Схватил враг ящерицу за хвост – стало больно, хвост оторвался и остался врагу на память, а сама она убежала.
Потерять хвост и спасти жизнь – разве это плохо? А хвост у ящерицы вырастет новый. Теряя хвост, ящерица спасает свою жизнь. Это ее способ защиты от врага.
Так, потерей хвоста, защищаются от врагов многие ящерицы.
Безногая ящерица-веретенница живет и в наших лесах. С виду она очень похожа на змею – у нее нет ног. И эта безногая ящерица теряет хвост так же легко, как и ее четырехногие родственницы.
К концу лета то тут, то там увидишь сенокосца. Он очень похож на длинноногого паука. Тельце у него маленькое, зато ноги очень длинные.
Попробуй схватить сенокосца. Как ни хватай, все на ногу натолкнешься. Словно забор из ног кругом него построен. А за ногу схватить – нога в руке останется, а сенокосец побежит дальше.
Такие «ломкие» ноги у сенокосца, что никак его со всеми восемью ногами не поймаешь.
Отброшенная ножка сгибается и разгибается, как будто «косит». Поэтому и прозвали этого «вроде паука» сенокосцем.
Летом по вечерам на свет лампы прилетают большие комары караморы. Ноги у них длинные-предлинные. Поэтому их зовут еще и долгоножками. Возьмите долгоножку-карамору в руки – ноги у нее оторвутся.
Схватите зеленого кузнечика за длинную заднюю ногу. Чуть посильнее сожмите эту ногу, и она останется у вас в руке.
У сенокосца, караморы, кузнечика новая нога взамен потерянной не вырастет. Времени на это не хватит: живут они недолго, всего несколько месяцев. Да они и без одной-двух ног обойдутся. Лучше стать «хромым», да живым остаться.
Ящерицу враг схватит за хвост, который как раз сзади, когда она бежит. Ящерица и теряет хвост.
У кузнечика задние ноги самые длинные. Враг догоняет сзади – перед ним как раз задние ноги. Они и отрываются.
Сенокосец и карамора кругом «в ногах». Добраться до их тельца, не схватив за ногу, трудно. Все ноги оказываются очень «ломкими».
Рак, самый простой речной рак, сидит под камнем или в норе. Наружу торчат его длинные усы и клешни.
Клешнями рак хватает добычу, клешнями он защищается от врага. Клешни для рака – все равно что для нас руки. Враг чаще всего хватает рака за клешню; рак сам протягивает ее навстречу врагу, защищается, хочет ущипнуть, схватить.
Бывает, сидит рак в норе, а враг его за клешню схватит и тянет из норы. Рак упирается; конечно, ему не удержаться: враг сильнее его. А клешня-то и оторвалась. Пока враг опомнится, рак в нору так глубоко заберется, что его не достанешь.
Потянет враг рака за усик – оборвется усик.
Усик тонкий; клешня толстая, большая. И оба отрываются? Отрываются, только по-разному. Усик просто обрывается: он рвется, как веревочка, нитка, а клешня не просто отрывается. Клешню рак отбрасывает.
Клешня сидит на конце передней ноги рака. Рачьи ноги членистые, состоят из отдельных суставчиков. На одном из члеников клешневой ноги есть словно рубчик, или шов, будто членик склеен из двух половинок. Вот по этому-то шву и разламывается нога рака.
Нога рака «отрывается» всегда в одном и том же месте. Можно отрезать ножницами только кончик ноги: все равно рак отбросит и остальное – нога ломается по рубчику.
