Текст книги "Гражданская война в Испании. 1936-1939 гг."

Автор книги: Николай Платошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Франко снял с других фронтов все возможные силы и довел свою ударную группировку до 10 дивизий. «Генералиссимус» торопил Давилу, так как страшно боялся начала европейского конфликта вокруг Чехословакии.

3 сентября 1938 года два корпуса Ягуэ и Гарсиа Валиньи начали очередное наступление на республиканский плацдарм. 200 орудий обрушили на центр плацдарма 8000 снарядов в течение четырех часов. Наблюдавший за боем Рохо предполагал, что после такого стального дождя в живых не должно было остаться ни одного человека. Но это было еще не все. По позициям Народной армии нанесли удар 180 самолетов. И-15 и И-16 пытались мешать, но их испанские экипажи серьезно уступали в боевой выучке советским пилотам, к тому времени в большинстве отозванным на родину. Свежие 1-я наваррская и 13-я марокканская дивизии еще глубже вдавили центр республиканского плацдарма, взяв Корберу. Противостоявшая атаке 27-я дивизия республиканцев была практически полностью уничтожена артиллерийским огнем и авиабомбами. Под угрозой оказалась ставка Модесто в Кампосинесе. За этот успех мятежники заплатили жизнями 5125 своих солдат.

6 сентября Модесто перебросил на грузовиках к угрожаемому участку XV интербригаду, которая под прикрытием артиллерии и танков пошла в атаку на высоту 287. Это был последний контрудар республиканцев на Эбро, который смог на время остановить становившееся опасным для всего плацдарма продвижение врага в его центре.

Всего за 6 недель битвы за Эбро франкисты смогли отбить только 200 квадратных километров республиканского плацдарма.

29 августа 1938 года Муссолини попросил Чиано записать в дневнике, что он, дуче, предсказывает поражение Франко, так как настоящими бойцами в испанской гражданской войне оказались «красные». Немцы были не столь категоричны, но фон Шторер признавал, что ни одна из сторон конфликта не может победить другую без существенной материально-технической помощи извне.

Героическое сопротивление республиканцев на Эбро позволяло надеяться на перемены в общественном мнении и политике Англии и Франции.

Еще 6 июля 1938 года «гора» в лице Комитета по невмешательству «родила мышь», приняв разработанный англичанами план вывода иностранных добровольцев из Испании. Согласно этому документу, в Испанию предполагалось направить две международные комиссии, которые подсчитают количество иностранцев в каждом лагере и как только 10 тысяч из них будут выведены с той стороны, где добровольцев окажется меньше и пропорциональное число с другой стороны, то Франко и республика получат права воюющей стороны. Затем предполагалось установить по-настоящему жесткий контроль за морскими и сухопутными границами Испании.

Правительство республики, хотя и было не в восторге от плана, одобрило его. Франко тянул с ответом, со дня на день, ожидая взятия Валенсии. Но когда мятежникам пришлось перейти к обороне 15 августа, предварительно проконсультировавшись с немцами и итальянцами, «национальная» Испания дала свой ответ. Формальное согласие сопровождалось оговорками, сводившими весь план на «нет». Франко согласился вывести тоже только 10 тысяч добровольцев, да и то при условии немедленного предоставления ему прав воющей стороны. Кроме того, допускать на свою территорию какие-либо международные комиссии франкисты не соглашались. Лорд Плимут взялся «изучать» носившие явно издевательский характер предложения мятежников и отказался созвать заседание Комитета по невмешательству в соответствии с требованием СССР для принципиальной оценки позиции Франко.

В этой обстановке 21 сентября 1938 года, выступая на сессии ассамблеи Лиги наций, Негрин заявил о готовности республики вывести иностранных добровольцев в одностороннем порядке и без всяких предварительных условий. К тому времени в рядах Народной армии было около 1 миллиона бойцов и оставшиеся в ее рядах 12 тысяч интернационалистов не играли, конечно, уже решающей роли. Осенью 1938 года, в отличие от осени 1936 года, требовалась уже не столько отвага и мужество отдельного бойца (а это было наиболее характерной особенностью интербригад), сколько современное вооружение, особенно тяжелая артиллерия и самолеты. И боец-интернационалист с винтовкой или пулеметом был также, как и его испанский товарищ по оружию, бессилен против обрушивавшегося на него града бомб и снарядов.

Поэтому, принимая такое смелое решение, республика рассчитывала на то, что Франция откроет границу (которую она закрыла в июне вплоть до принятия обеими сторонами гражданской войны плана вывода добровольцев) и Народная армия получит столь недостающие ей на Эбро советские самолеты и пушки. Этого же боялись франкисты, которые, будучи застигнутыми врасплох инициативой Негрина, просили немцев передать решение вопроса из Лиги наций в «хорошо» зарекомендовавший себя бездействием Комитет по невмешательству. Тем более, что к тому времени Италия и Германия уже вышли из Лиги Наций и не могли соответственно проводить в рамках этой организации свою излюбленную политику проволочек и саботажа.

Но в тот период внимание Великобритании (которая, в принципе, поддерживала идею перенести обсуждение инициативы Негрина в лондонский Комитет) было поглощено достигшим своего пика кризисом вокруг Чехословакии и ей было не до Испании. Поэтому Лига наций одобрила предложение Негрина и образовала 14 октября 1938 года международную комиссию по контролю за выводом иностранных добровольцев с территории республики, которая прибыла в Испанию двумя днями позже.

Чтобы как-то скомпенсировать благоприятно встреченную мировой общественностью дипломатическую инициативу республиканцев, Франко решил в октябре вывести из своей зоны 10 тысяч итальянцев, разумеется, без всякого контроля. К тому времени «каудильо» уже мог обойтись без итальянской пехоты. Его интересовали только летчики, танкисты и технические специалисты стран оси. Ведь битва на Эбро ясно показывала, что уничтожать живую силу врага можно было и на расстоянии, не ввязываясь в тяжелые рукопашные схватки.

Между тем мясорубка на Эбро не прекращалась. Германский посол фон Шторер сообщал об открытых и резких спорах Франко со своими генералами. Многие из них считали, что, сковав республиканский плацдарм небольшими силами, нужно нанести главный удар по Каталонии и закончить войну. Но «генералиссимус», как уже неоднократно упоминалось выше, был заинтересован, прежде всего, в уничтожении живой силы ненавистных ему «красных», а свои потери, его волновали мало. Ведь это были в основной массе мобилизованные рабочие и крестьяне, а значит потенциальные противники грядущего тоталитарного режима фашистского толка.

16 сентября 1938 года мятежники начали уже пятое наступление против республиканского плацдарма на Эбро. Но до конца сентября никакого серьезного продвижения достигнуто не было, хотя соотношение сил с каждым днем изменялось в пользу франкистов. К ним подходили свежие резервы со всех фронтов, а армия Модесто ничем не могла восполнить свои потери. Все тогда смотрели на Чехословакию и ждали, что вот-вот западные демократии начнут войну против Гитлера. Не может же, в конце концов, Франция не выполнить свои союзнические обязательства в отношении Праги! Об этом спрашивали измученные защитники республиканского плацдарма приезжавших к ним политиков и иностранных корреспондентов.

18 сентября 1938 года крайне неприятный сюрприз ожидал уже ставших привыкать к легким победам «мессершмиттов». Несколько И-16 к тому времени были оснащены американскими высотными двигателями «Райт-Циклон» F-54, позволявшими развивать масимальную мощность на высоте 7000 метров. Летчики на этих самолетах летали с кислородными масками, за что их прозвали “сосунками”. И вот 18 сентября 12 “сосунков” атаковали сверху 16 Ме-109 и сбили четыре из них. Всего в этом бою, в котором участвовали и обычные И-15, И-16, было уничтожено 11 самолетов противника. Немцам пришлось туго еще и потому, что в связи с обострением обстановки вокруг Чехословакии в Германию 10 сентября срочно отозвали наиболее опытных летчиков.

В сентябре под влиянием Судетского кризиса у ставки Франко сдали нервы. Министр иностранных дел «национальной» Испании Хордана жаловался фон Штореру, что Германия держит своего союзника в абсолютном неведении относительно своих планов. А в это время, по дошедшим в Бургос сведениям, французский генштаб планировал в случае начала войны с Германией оккупировать Каталонию и нанести удар по Испанскому Марокко. Франко перебросил в Северную Африку 10 тысяч пленных, которые стали возводить там оборонительные рубежи. Еще столько же бывших бойцов Народной армии строили укрепрайоны на франко-испанской границе.

Одновременно со своей беседой со Шторером Хордана дал указания франкистскому послу в Берлине Магасу немедленно добиться встречи с Риббентропом, чтобы прояснить ситуацию. Но министр иностранных дел «рейха» не нашел для Магаса времени. Тогда Франко задал тревожившие его вопросы немецкому офицеру связи при своей ставке: Что будет в случае войны в Европе с легионом «Кондор»? Не станет ли «карманный» линкор «Дойчланд», стоявший на рейде Виго, объектом французского нападения? Хочет ли Германия в случае начала войны получить базы снабжения своего флота в испанских портах? Все эти вопросы были немедленно переданы в Берлин, но там продолжали молчать.

Тогда через своих представителей в Париже и Лондоне Франко сообщил, что «национальная» Испания будет соблюдать строгий нейтралитет в возможной европейский войне. Узнав об этом, Гитлер назвал шаг «каудильо» «грязным трюком», а Муссолини сказал, что от такого недостойного поведения перевернутся в гробу все павшие в Испании итальянцы. Хордана убеждал фон Шторера, что заявление о нейтралитете продиктовано исключительно слабостью Испании, разоренной войной. К тому же нейтралитет выгоден Германии и Италии, так как в этом случае у французов не будет предлога послать свои войска в Испанию. Гитлер, в принципе, придерживался примерно такой же точки зрения, но разыгрывал из себя обиженного, чтобы иметь еще один, пусть и моральный, инструмент давления на Франко. 25 сентября 1938 года «каудильо» получил из Парижа долгожданные заверения, что в случае нейтралитета Франко может не опасаться французского вмешательства в гражданскую войну к югу от Пиренеев.

Поездку Чемберлена в Мюнхен некоторые республиканские газеты поспешили приветствовать как проявление «твердой и несгибаемой воли Англии» и конец политики «умиротворения» Гитлера. Тем большим было разочарование полнейшей капитуляцией западных держав перед осью Берлин – Рим. К тому же стали просачиваться сведения, что Чемберлен и французский премьер Даладье предложили Гитлеру и Муссолини созвать по образцу Мюнхена конференцию четырех держав для решения испанского вопроса. Министр иностранных дел Франции Жорж Боннэ сказал своему испанскому коллеге Альваресу дель Вайо, что республиканцы должны немедленно искать компромиссный мир с Франко. Республика не возражала, но принудить мятежников к миру могли только Париж и Лондон.

Франко послал Гитлеру верноподданнические поздравления в связи с победой германской дипломатии в Мюнхене и «тяжелым поражением, нанесенным Москве». Одновременно франкисты еще раз подтвердили, что их целью является полная и безоговорочная капитуляция республики. Но фон Шторер сообщал в Берлин, что без дополнительных поставок оружия из Германии и Италии Франко не выиграет войну и будет вынужден пойти на компромисс. Германский дипломат не ошибся. В середине октября «генералиссимус», с которого бои на Эбро сбили прежний гонор весны 1938 года, обратился к Германии с просьбой срочно поставить ему 50 000 винтовок, 1500 легких и 500 тяжелых пулеметов, а также 100 75-мм орудий. Только получив это вооружение, «националисты» смогут перейти в решительное наступление.

Гитлер решил воспользоваться критическим положением своего непостоянного союзника, чтобы окончательно выкрутить ему руки в экономической области. Экономика самой Германии, в результате безудержного роста военных расходов и отсутствия валюты для закупки необходимого для армии сырья, находилась на грани финансового краха. 1 сентября 1938 года министр финансов «рейха» Шверин фон Крозиг прямо сообщил об этом в специальном меморандуме на имя «фюрера».

Поэтому немцы жестко ответили Франко, что военная помощь поступит только тогда, когда будут удовлетворены все их пожелания, связанные с «проектом Монтанья». Конкретно Берлин требовал официального признания властями мятежников основанных HISMA 5 акционерных обществ, в которых были сконцентрированы приобретенные этой компанией 70 горнорудных концессий (причем германская доля должна была быть выше разрешенных законом 40 %). То же самое немцы требовали сделать в отношении основанной ими в Испанском Марокко компании, в которой вообще не было испанского капитала. Наконец Франко должен быть предоставить в песетах сумму, эквивалентную 15 миллионам немецких рейхсмарок для покупки немцами дополнительных акций горнорудных компаний.

Но Берлин уже не собирался ограничиваться только набившим ему изрядную оскомину «проектом Монтанья». Так как нужное Франко вооружение якобы не могло быть дополнительно произведено из имевшихся в Германии запасов сырья, от франкистов потребовали увеличить поставки железной руды (в 1938 году Германия импортировала 22 миллиона тонн железной руды, в том числе половину из Швеции). Но и этого Берлину показалось мало. «Национальная» Испания должна была освободить от всех таможенных платежей ввозимые из Германии машины и оборудование для немецких концессий общей стоимостью 5 миллионов марок и дать гарантию оплаты этих же самых машин поставками сырья в Германию в течение 5 лет.

Чтобы унижение «каудильо» было полным, ему предъявили к оплате счет расходов, связанных с пребыванием легиона «Кондор» в Испании, начиная с 7 ноября 1936 года, на общую сумму в 190 миллионов марок (в Берлине подчеркнули, что смета составлена по наиболее благоприятным для Франко критериям: действительно туда не вошли текущие военные поставки и оплата немецких летчиков и самолетов до ноября 1936 года).

Таким образом, используя выражение Геринга, к груди Франко был приставлен пистолет. 19 ноября 1938 года Франко принял все условия немцев, но попросил держать достигнутые договоренности в тайне, так как они плохо будут восприняты населением. Зато теперь «генералиссимус» и глава «национальных» войск мог рассчитывать на немецкое оружие в преддверии решающих сражений гражданской войны. Германия же получила из зоны мятежников в 1938 году 3 миллиона тонн железной руды, пиритов, стали и других необходимых для военной промышленности материалов. Скоро эти тонны обратятся в бомбы и снаряды, начав крушить мирные города Польши, Франции, Бельгии, Нидерландов и Великобритании.

Но, прежде чем использовать германское оружие для нанесения республике смертельного удара, Франко еще надо было разделаться с упорным Модесто на южном берегу Эбро.

В конце октября ставка Франко решила провести генеральное, седьмое наступление у Эбро и сломить сопротивление противника на высотах Кабальс, без которых линия обороны плацдарма уже не могла быть удержана. На участок прорыва было стянуто 4 дивизии, 16 групп артиллерии и танки. К этому времени у армии Модесто уже остро ощущались недостаток боеприпасов и изношенность артиллерии. Снаряды везли на фронт прямо с каталонских заводов, где у ворот дежурили грузовики. Из 43 орудий на плацдарме только 12–15 могли стрелять, а остальные требовали ремонта или замены. К тому же командование республиканцев ожидало, что мятежники будут продолжать расширять свой выступ в центре плацдарма и стянуло туда наиболее боеспособные части. Помимо бомбежек и артобстрелов бойцы Народной армии страдали теперь не от жары, а от проливных холодных дождей, пронизывающего ветра, порывы которого достигали скорости 120 км в час.

Франкисты решили провести генеральное наступление против армии Модесто по методу Листера, то есть внезапно. 29 октября туманной ночью без единого выстрела части Иностранного легиона скрытно подобрались вплотную к позициям Народной армии на склонах высот Кабальс и с рассветом бросились в атаку, выбив республиканцев с их позиций. Только потом началась мощнейшая артподготовка, помешавшая Модесто перебросить на угрожаемый участок резервы. 30 октября позиции республиканцев обрабатывали 91 батарея артиллерии и 170 самолетов. Такой концентрации огня никогда еще не было в этой войне. В тот день по защитникам высот Кабальс было выпущено 9000 тонн снарядов и сброшено 8000 тонн бомб.1 ноября левый фланг плацдарма республиканцев дрогнул и окончательно очистил позиции на высотах Кабальс. Срочно переброшенные с центра плацдарма части уже не смогли восстановить положение. Стало ясно, что удержаться на южном берегу Эбро Народная армия уже не в состоянии.

Отход происходил хотя и не без потерь, но в полном порядке. Республиканцы, опираясь на 300 квадратных километров в центре плацдарма, медленно очищали фланги (Рохо назвал этот маневр «складывающимся веером»). 7 ноября мятежники, выйдя на флангах к Эбро, ударили по оставшейся в центре плацдарма группировке. Но войска Листера держались, давая возможность переправить на северный берег боевую технику. 14 ноября была взята расположенная на холме деревня Фатарелья. Первый снег провожал отход республиканских арьергардов, вступивших на южный берег в удушающую июльскую жару. В 4 часа 25 минут 15 ноября 1938 года саперы Народной армии взорвали последний мост через Эбро, приняв на северном берегу замыкавших отступление бойцов 31-й бригады корпуса Тагуэньи. Так закончилось длившееся 115 дней величайшее сражение испанской гражданской войны.

Каждая из сторон потеряла на Эбро примерно по 50–60 тысяч человек убитыми и раненными. Республиканцы не досчитались 130 самолетов, 35 из 87 участвовавших в битве танков Т-26 (18 из которых было захвачено врагом исправными) и всех шести танков БТ-5, доставшихся мятежникам также в рабочем состоянии. Потери боевой техники были особенно тяжелыми для республики, так как французская граница оставалась закрытой, и ожидать быстрого пополнения вооружений не приходилось.

Историки до сих пор спорят, нужна ли была республике вообще высадка на южном берегу Эбро и последовавшее за ней ожесточенное сражение на измор. Некоторые считают, что полководцы-коммунисты для поднятия авторитета КПИ бросили в бессмысленную бойню лучшие части Народной армии, и их истощение предопределило поражение республики. Но, взвесив все «за» и «против», нельзя не придти к выводу, что в условиях лета 1938 года битва на Эбро (или еще где-нибудь) была для республики жизненно необходима. Надо было вернуть армии и населению утраченную после Арагонской катастрофы веру в победу и эта цель, как признавали немцы и итальянцы, была достигнута полностью. А если бы войска центрально-южной зоны провели запланированное наступление в Эстремадуре, в войне наступил бы коренной перелом.

Республику подвела надежда на внешнеполитические факторы. Ожидаемая европейская война за Чехословакию не состоялась, так как Англия и Франция отдали эту страну на растерзание Гитлеру. Не удалось достичь и минимальной внешнеполитической цели – разблокировать границу с Францией. Находившееся там советское оружие придало бы битве за Эбро совсем другой оборот, тем более, что и у Франко стал ощущаться недостаток вооружения и боеприпасов. Не будет преувеличением сказать, что Народная армия, продемонстрировавшая на Эбро тактическую зрелость и оперативное мастерство, получила удар в спину из-за границы и была вынуждена смириться с огромным материально-техническим превосходством врага.

Именно артиллерия и авиация, своими ударами, менявшие рельеф местности на плацдарме, решили исход сражения. И перспективы дальнейшей борьбы почти без тяжелого оружия не внушали руководству республики особого оптимизма.

Глава 15. Конечная фаза войны

Декабрь 1938 года – март 1939 года

В то время, когда утомленные тяжелыми боями, но оставшиеся непобежденными бойцы армии Эбро смотрели в глаза смерти, в Барселоне 28 октября 1938 года состоялся прощальный парад бойцов интербригад, которые возвращались к родным очагам (многие не знали, что у них впереди тюрьмы, фашистские концлагеря и сталинские репрессии). Тысячи жителей республики во главе с Негрином и Долорес Ибаррури провожали домой своих боевых товарищей по оружию, пришедших на помощь в самый черный час войны. Многие женщины, потерявшие на фронте своих близких, не могли сдержать слез, слушая проникновенные слова Пассионарии: «Матери! Женщины! Когда пройдут годы и затянутся раны войны, когда мрачная память о горьких кровавых днях обернется свободой, любовью и благосостоянием, когда чувство злобы умрет, и гордость за свою свободную страну будет одинаково переполнять всех испанцев – тогда поговорите со своими детьми. Расскажите им об Интернациональных бригадах. Расскажите им, как, преодолевая горы и моря, пересекая ощетинившиеся штыками границы, охраняемые голодными псами, жаждущими их крови, эти люди пришли в нашу страну как крестоносцы свободы. Они оставили все – свои дома, свою страну, своих отцов, матерей, жен, братьев, сестер и детей и они пришли, и сказали нам: «Мы здесь и ваше дело, дело Испании – наше дело. Это дело всего передового и прогрессивного человечества». Сегодня они уходят. Многие из них, тысячи из них остаются в испанской земле, и все испанцы будут помнить их всегда». Обращаясь к бойцам интербригад, Долорес Ибаррури воскликнула: «Вы – сама История! Вы – легенда! Вы – героический пример солидарности и всемирного характера демократии. Мы не забудем Вас, и когда оливковое дерево мира вновь даст листья, смешавшись с лавровым венком победы республики, – возвращайтесь!».

Проходившие в парадном строю интернационалисты, едва успевая ловить цветы, которые бросали им стоявшие под портретами Асаньи, Негрина и Сталина барселонцы, не могли знать, что большинству из них уже не было суждено увидеть Испанию свободной. Но некоторые все же вернулись после смерти Франко в 1975 году, проехав по местам былых боев, где они сражались – легендарные герои, крепче стали и огня.

Отступление республиканцев за Эбро и вывод интербригад внесли оживление в ряды капитулянтов и пораженцев, которых начал захватывать «дух Мюнхена», уже парализовавший волю миллионов французов и чехов. Асанья и Бестейро окончательно потеряли веру уже не только в победу, но и в компромиссный мир. В кортесах Негрин подвергся атаке республиканцев, баскских и каталонских националистов, но лидеры ИСРП Ламонеда и КПИ Ибаррури не менее горячо поддержали главу правительства. И когда Негрин заявил, что его кабинет будет продолжать войну, никто не посмел выразить ему вотум недоверия открыто.

В ноябре Негрин предложил упразднить все партии и создать единый Национальный фронт, но даже коммунисты сочли эту идею нереализуемой. Премьер объяснял советскому полпреду, что у него нет собственной партии, поэтому приходится постоянно лавировать между различными политическими силами. Национальный фронт позволил бы ввести в политику новые, молодые кадры, сформировавшиеся идейно в горниле гражданской войны. Одновременно, Негрин хотел лишить всякого влияния прежних ведущих политиков страны, которые уже не верили в победу. Пропаганду в новой партии Негрин хотел отдать в руки коммунистов. Интересно, что идею создания единой партии «типа коммунистической» Негрину подсказал кадровый военный Рохо, который сам хотел вступить в компартию еще во время Теруэльской битвы, но Негрин запретил ему это, опасаясь очередной вспышки ревности других партий, особенно анархистов. Конечно, идея Негрина по созданию мощной единой партии была по сути верной, однако в условиях тяжелого положения на фронтах, она могла лишь дать повод пораженцам и капитулянтам для удара республике в спину под флагом борьбы с якобы диктаторскими замашками премьера.

Продолжала ухудшаться социально-экономическая ситуация в республике. Острее стала ощущаться нехватка продовольствия, но население, конечно, страшно уставшее от войны, еще держалось и не помышляло о капитуляции. У Негрина стала проявляться склонность к излишнему администрированию: вопреки мнению коммунистов правительство фактически лишило крестьян права на свободную торговлю, обязав сдавать все продукты по низким закупочным ценам. В конце ноября на заседании кабинета произошла открытая стычка между премьером и министром земледелия, коммунистом Урибе. Последний решительно протестовал против принятого без его ведома решения о сдаче крестьянами апельсинов государству по 0,3 песо за килограмм, в то время, как само государство реализовывало их по 1,5 песо. Урибе настаивал, чтобы земледельцы получили право продавать часть урожая по свободным ценам. Негрин сознавал трудности с продовольственным снабжением, но рассчитывал, что в скором времени из США поступят 14 тысяч тонн зерна, которые якобы обещал прислать Рузвельт.

Тем временем, в «национальной» Испании росло недовольство. Если потребовалось 4 месяца, чтобы отобрать у республики 800 квадратных километров на Эбро, то когда же кончится война? Такой или примерно такой вопрос задавали себе сотни тысяч людей, не исключая и приверженцев франкизма. Впервые больно дали о себе знать скакнувшие резко вверх цены на продукты. Сотни тысяч людей, подозреваемых в левых взглядах, сидели в тюрьмах или были заняты каторжным трудом в рабочих батальонах. Фалангисты были недовольны усилившимся клерикальным влиянием, а церковь подозрительно относилась к безбожникам-немцам. Впрочем, последних, как и итальянцев ненавидели многие, еще не знавшие, что «национальное» правительство отдало Германии лучшие рудники и шахты страны. Но если немцы вели себя надменно и отстранено, то это было все же меньшим злом по сравнению с итальянцами. Те постоянно хвастались своими настоящими и мнимыми победами и на этом основании отказывались платить в ресторанах, публичных домах и общественном транспорте. Постоянно возникали драки, когда испанцы вынуждены были защищать своих женщин от наглых приставаний «добровольцев» Муссолини.

Республика и мятежники готовились к решающей схватке. 23 ноября 1938 года Висенте Рохо составил докладную записку, в которой анализировалась общая военная обстановка и намечались планы будущей кампании. Генерал не сомневался, что следующее наступление мятежников не за горами, и ареной боев на сей раз станет Каталония. Соотношение сил здесь было следующим: у республики под ружьем было 220 000 солдат (но только 140 тысяч из них были сведены в регулярные смешанные бригады; остальные представляли из себя еще не обученное и не распределенное по частям пополнение), которые располагали 250 орудиями, 40 танками, 80 бронеавтомобилями, 46 зенитными орудиями, 80 истребителями и 26 бомбардировщиками. Франкисты сконцентрировали против Каталонии 340 тысяч солдат и офицеров, 800 орудий, 300 танков и броневиков, 100 зениток и 600 самолетов.

Но у республики было еще 700–800 тысяч бойцов в центрально-южной зоне, которые превосходили числом (хотя и не вооружением) противостоявшие им части мятежников. Именно на плотное взаимодействие вооруженных сил двух частей республики и делал ставку генерал Рохо.

6 декабря 1938 он сообщил Негрину, что наступление франкистов на Каталонию начнется в ближайшие дни (действительно, Франко первоначально планировал приступить к операции 10 декабря). В связи с этим Миахе приказали срочно начать наступление в районе Мотриля (к югу от Гранады), сопроводив его высадкой десанта с кораблей ВМС республики. Через 5 дней после этого, когда мятежники перебросят свои резервы под Мотриль, планировалось силами не менее трех корпусов нанести основной удар на фронте от Кордовы до Пеньяройи. И, наконец, еще через двенадцать дней, когда противник втянется в тяжелые бои под Кордовой, Миахе следовало осуществить столько раз откладывавшееся генеральное наступление в Эстремадуре, выйти к португальской границе и разрезать территорию мятежников на две части.

Если бы план Рохо осуществился хотя бы наполовину (а все военно-технические возможности для этого имелись), то судьба Каталонии и исход гражданской войны в Испании, в целом, мог бы быть совершенно иным. Советские военные советники полностью одобрили предложения начальника Генерального штаба. 14-й особый корпус перебросил в тыл врага в район Гранады две специальные бригады, которые развернули широкую партизанскую войну в преддверии решающего удара Народной армии.

Но уже через 48 часов после поступления директивы Рохо Миаха ответил негативно на приказ осуществить высадку у Мотриля, не преминув сообщить, что его мнение разделяет командование флота. Но корабли все же вышли в море, сопровождая посаженную на суда десантную бригаду, когда Негрин, не желая портить отношения с Миахой отменил операцию. Рохо с горечью писал позже, что битва за Каталонию начала проигрываться уже под Мотрилем.

После срыва операции на юге Миахе приказали вместо запланированного на 18 декабря наступления в Эстремадуре атаковать 24-го под Гранадой. Началась никому непонятная переброска с одного участка фронта на другой десятков тысяч солдат. Но эти сроки уже не могли спасти Каталонию.

Республика предпринимала лихорадочные усилия, чтобы хотя бы немного сократить отставание от мятежников в области вооружений. 11 августа наконец было выполнено давнее требование коммунистов и поставлены под государственный контроль все частные предприятия и мастерские, производившие продукцию военного назначения. В Бельгии, Голландии и США было закуплено оборудование для производства боеприпасов. Но после потери Севера и части Каталонии у республики уже не было в достаточном количестве железной руды, и стала ощущаться нехватка электроэнергии. Тем не менее, производство патронов достигло к ноябрю 1938 года 30 млн штук (10 млн – в Каталонии, и 20 – в центрально-южной зоне). К октябрю 1938 года практически утроилось производство снарядов, достигнув 134 тысяч. Однако в ноябре-декабре этот впечатляющий результат был сведен на «нет» актами саботажа: «пятая колонна» подожгла склады, что стоило республике потери 90 тысяч готовых снарядов. Медленно, но все же росло производство винтовок: с 300 в сентябре до 600 в октябре 1938 года. В декабре винтовок было произведено 1000 штук, при максимальной мощности предприятий республики в 2500 штук в месяц. Пулеметов «максим» смогли изготовить к концу 1938 года только 15, так как не хватало соответствующего оборудования. Было налажено производство 81 мм мортир (100 штук в декабре 1938 года) С августа по ноябрь в Каталонии собрали 90 броневиков на шасси фирмы «Шевроле», но для их вооружения не хватало пулеметов. Броневики пытались оснастить пушками, но не было готовых стволов. Рабочие, пытаясь спасти положение, высверливали стальные бруски. Осенью с помощью советских специалистов удалось выйти на сборку одного самолета И-15 в день, но для этих машин не было моторов (захватив территорию республики, мятежники обнаружили там около 200 готовых И-15 без моторов). Таким образом, долгое пренебрежение к проблемам военной промышленности привело к тому, что удовлетворительной могла считаться только ситуация с патронами. У республики оставалась последняя надежда – СССР.