Текст книги "Повесть о двух кораблях"

Автор книги: Николай Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

В коридоре наверху прохаживался моряк с нашивками старшины, в черной пилотке подводника. Он волновался, поглядывал на дверь с надписью «Боевой отдел».

– Вы к майору? – спросил Калугин.

– Точно.

– Так почему ж не заходите?

– Там товарищ начальник с другим корреспондентом беседует. Я обожду.

«Военкоры, – думал Калугин. – Раньше стеснялись приходить, теперь привыкли, понравилось это дело, приходят к нам все чаще и чаще: прямо из морских походов, с береговых постов, проездом на передний край и с переднего края... Интересно, когда придут сюда мои новобранцы?»

Он вошел в боевой отдел. Плотный, немного сутуловатый майор, с жесткими волосами ежиком и насупленными бровями, наблюдал, как офицер в кожаном комбинезоне, сидя сбоку стола, внимательно читает длинный оттиск гранки.

– Здравствуйте, товарищ майор!

Майор поднялся из-за стола.

– А, привет мореходу! – У него была манера говорить с еле уловимым сарказмом, «с подтекстом», как выражался Калугин, но сейчас как-то особенно тепло он стиснул Калугину пальцы. – Присядьте на минутку. Вот сейчас докончу с нашим автором.

– Так я пока пройду к себе...

– Да нет, подождите...

Летчик кончил читать, опустил оттиск на стол.

– Вот, товарищ лейтенант, в каком виде мы печатаем ваш труд. Есть возражения?

– Никаких возражений! – сказал летчик. – Спасибо, товарищ майор! Вот это место с «мессершмиттами»... как раз то, что мне хотелось сказать.

– Вы это и сказали, – буркнул майор. – Редакционная правка не в счет. Подпишите корреспонденцию.

Летчик с удовольствием вывел свою подпись.

– Когда снова к нам?

– Вернусь из операции, опять что-нибудь сочиню... Еще раз, товарищ майор, спасибо.

Он сердечно потряс руку начальнику отдела.

– Не за что... Если сами не сможете отлучиться, материал с оказией присылайте.

Летчик вышел. Майор взглянул на Калугина с обычной угрюмой усмешкой.

– Ну, как поход? Корреспондентов мне навербовали?

– Военкоров навербовал. Троих. Зайдут к вам, может быть, даже сегодня. Задание редактора выполнил, – вот беседы с комендорами. Еще организовал статью: «Штурман в боевом походе»... Да, кстати... – Вместе с пачкой листков он вынул тетрадку Филиппова. – Вот хорошие стихи корабельного поэта.

– Стихи! – Майор отдернул, как от огня, протянутые к рукописи пальцы. – Не мое заведыванье! Корреспонденции мне давайте. Неделю прогуляли в море...

– У вас и тут корреспондентов хватает...

– Мало материала, – сердито сказал майор. – Такие события, а наши писатели все в разъезде.

Слово «писатели» он произнес с обычным для него саркастическим выражением, но тут же большое чувство окрасило его голос.

– Правда, нынче напечатали хороший очерк Кисина... Да, вот его поручение...

С размеренной неторопливостью он выдвинул ящик стола, вынул плоский, завернутый в газету предмет, протянул Калугину... Бумажник, оставленный Кисину под большим секретом!

– Почему он у вас, товарищ майор? – спросил Калугин краснея. Как не похоже на Кисина! Не мог сохранить бумажник при себе... Он бросил обертку в корзину, сунул бумажник в карман вместе с тетрадкой Филиппова. Но майор не воспользовался прекрасным поводом для шуток.

– Потому что Леонид Павлович Кисин, которому вы доверили свое имущество, – медленно сказал он, – погиб вчера при штурме высоты Черный Шлем.

У Калугина перехватило дыхание. Стоял молча, не находя слов.

– Убит наповал из автомата, – продолжал майор. – Настоящий был журналист. Пошел в наступление с первым отрядом...

Когда началось наступление? – только и мог спросить Калугин. – Третий день в сопках идут бои... Пойдем к редактору, доложите о походе, разберетесь в обстановке. Да, очень жаль Кисина... Талантливый и храбрый был товарищ...

Молча они вышли в коридор. Там по-прежнему ходил старшина-подводник.

– А, товарищ Семячкин! – сказал майор. – Ко мне? Что ж не заходите? Принесли заметку?

– Точно, принес, – сказал подводник. – Да я подожду. У меня увольнительная... Подожду, пока освободитесь...

– Для наших военкоров я никогда не занят, – дружески просто сказал майор. Он распахнул дверь в боевой отдел. – Заходите, Семячкин... Я сейчас подойду, товарищ Калугин, вот только просмотрим заметку...

Дверь напротив, с печатной надписью на ней: «Ответственный редактор» – была приоткрыта; слышался громкий голос капитана первого ранга. Калугин постучался.

– Войдите!

И в то время, как он взялся за ручку двери, увидел Ольгу Крылову, стоящую в конце коридора. Раньше не обращал на нее особого внимания, но теперь взглянул с пристальным интересом.

Хорошего роста худощавая молодая женщина, в строгом черном платье, с густыми зачесанными назад волосами. Пепельные ресницы бросают легкие тени на тонкое, полное сосредоточенной грусти лицо. Она вскинула ресницы, смотрела, будто хотела что-то спросить, даже сделала шаг вперед.

– Войдите! – повторил редактор.

Калугин вошел в кабинет капитана первого ранга.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Редактор сидел в глубине кабинета за широким письменным столом. Полураскрытые папки с рукописями, узкие оттиски гранок, чернеющие смазанным шрифтом и покрытые иероглифами корректорских знаков, комплекты газет со всех сторон надвигались на него, как волны прибоя.

Он читал свежий оттиск полосы, высоко подняв плечи, положив на бумагу большую руку, охваченную широким золотым шевроном. Другая рука протянулась назад, кладя на развилку телефонную трубку.

– Товарищ капитан первого ранга, – сказал Калугин, шагнув к столу по-строевому, – прибыл из командировки.

– Садись, – сказал редактор, подавая руку. Еще от старых, комсомольских времен осталась у него привычка ко всем обращаться на «ты». Он глянул на Калугина глазами в кровяных прожилках, морщинки приветливой улыбки побежали к вискам. – Ну, докладывай. Хорошо поплавал?

Калугин говорил, а редактор сидел, смотря в полосу, изредка делая вычерки и пометки. «Не слушает», – подумал Калугин. Но редактор поднял голову, его глаза были полны живым интересом. Снова молча слушал, просматривая полосу.

– Кисин-то погиб, слыхал? – вдруг сказал он. – С честью погиб, как моряк. Пополз на передний край за материалом и не вытерпел. Когда ранили командира роты, поднял ребят в атаку. Уже на высоте хватились его, – лежит, убит из автомата.

Редактор шевельнул край лежащей сбоку газеты.

– Вот напечатали его корреспонденцию, а на четвертой полосе портрет и некролог... Если все так будете вперед лезть, у меня журналистов не хватит.

Он сказал это почти грубо, но горечь, гордость и неожиданная нежность были в его голосе.

Калугин молчал. Развернул свой экземпляр газеты. На развороте справа чернел заголовок большой корреспонденции: «Слава морской пехоте!» А с четвертой страницы глянул на него сам Кисин – обычно сутуловатый, но по-строевому вытянувшийся перед аппаратом, застенчиво улыбающийся друг. Горло сдавило. Он прикусил губу, взглянул на редактора.

– Там и похоронили его?

– Похоронили на морском берегу. Когда выбили нас с высоты, бойцы его с собой унесли. Прикрыли морской травой, заложили камнями. Фронтовая могила.

Редактор встал, прошел, разминаясь, к одному из двух наполовину забитых фанерой окон, выходящих прямо на залив. Тихо вошел майор. Редактор стоял у окна, заложив руки за спину и неотрывно глядя вдаль. – Для газеты большой урон. Большой урон для флота, – сказал майор.

Вдоль стены был вытянут ряд потертых стульев и кресел. Вот на одном из этих стульев сидел, бывало, Леонид во время редакционных летучек, всегда немного чопорный и с виду замкнутый. До войны был штатским, писал лирику, но, приехав на флот, лучше всех перенял внешний облик военного моряка. И, видно, не только внешний облик.

Зазвонил телефон. Редактор поднял трубку.

– Да. Слушает капитан первого ранга... Ты, Тюренков? Что же ты, Тюренков, словно потонул? Жду материала. Есть материал?.. Вылет торпедоносцев? Знаю, что вылет... Ну, знаю, сколько потопили. Ты давай беседы с людьми, впечатления. Сейчас с майором говорить будешь.

– Я бы к себе в отдел пошел, чтобы вам не мешать, товарищ капитан первого ранга, – нетерпеливо сказал майор.

– Сейчас с майором будешь говорить, – повторил редактор. – Подожди у телефона. Перевожу тебя на боевой отдел. Ну, что еще?.. Чтобы не резали? Двести строк очерк? То у тебя двадцати строк не вырвешь, а то – двести. Знаешь, какие номера идут? Ладно, там посмотрим. Уславливайся с майором.

За окном завыла корабельная сирена. Знакомый тоскливый, нарастающий и спадающий вой. К ней присоединилась другая.

– Говорит штаб противовоздушной обороны. Воздушная тревога! – сказал молодой голос из громкоговорителя.

В дверь постучали. Вошел дежурный старшина из наборного цеха.

– Сейчас, – оказал редактор. И в трубку: – Ты подожди, Тюренков.

Прикрыв трубку рукой, глянул на старшину.

– Воздушная тревога, товарищ капитан первого ранга.

– А вы не знаете сами, что делать? Всех свободных от вахт гоните в скалу. Исполняйте приказание.

Есть исполнять приказание! – блеснув голубизной воротничка, четко повернувшись на каблуках, старшина вышел из кабинета. Калугин стоял у окна. От воющих корабельных сирен шли струйки белого пара. Маленькие суда отваливали от причала, оставляя за собой широкие снеговые буруны. «Громового» отсюда почти не было видно. Только край серого мостика и вымпел на мачте. По трапам вдоль скал быстро шли солдаты и офицеры. Со стороны сопок четко и торопливо забили зенитки.

Калугин оглянулся. Лучше отойти от окна, – воздушной волной может высадить стекло, поранить осколками. Редактор по-прежнему держал в руке телефонную трубку, майор стоял рядом с ним.

Небрежно, как можно более неторопливо, Калугин отошел от окна, сел к столу на прежнее место. Зенитки били все ближе. Начали слегка позванивать стекла и графин па столе. Ударил длинный, раскатистый гул.

– Опять где-то в сопках бросил, – сказал редактор. – Ну, ты иди, майор... Тюренков, слушаешь? Тут маленькая задержка. Перевожу телефон на майора.

Майор, повернувшись четко, так же как старшина, пошел к двери.

– Пятый раз сегодня, – устало сказал редактор. – Да, товарищ майор!.. – Майор остановился, держась за ручку двери. – Ты пока Тюренкова не расхолаживай. Пусть передает сколько хочет, а ты уже потом подрежешь.

Начальник боевого отдела вышел из кабинета. Редактор сел за стол, провел рукой по лицу.

– Не выспался, – сказал редактор. – Как раз сегодня не выспался чуток...

Он говорил это почти каждый день, каждую ночь сидел в редакции до рассвета, пока не шла в печать последняя полоса.

– Стало быть, о комендорах «Громового»... Говоришь, хороший взял материал? Ну-ка покажи...

Калугин протянул листки бесед с комендорами. Разложив веером поверх оттиска, редактор просматривал их сперва небрежно, потом все с большим вниманием.

– Интересно, – сказал капитан первого ранга. – Очень любопытно. Правильно делятся опытом. Вот эта беседа со Старостиным – прямо отлично. Видно вдумчивый, развитой старшина. Это он сам сказал: «Там, где успех боя решают секунды, не может быть мелочей»?

– Конечно, сам, я только записывал... А вот это место, разрешите, Андрей Васильевич... – Калугин склонился над плечом редактора, всматриваясь в листки. – Беседа с Сергеевым. «Заряжающий должен быть, так сказать, мастером быстроты. А основа мастерства – любовь к своему делу...» Но вообще, как видите, никаких секретов здесь нет. Просто очень большая натренированность, согласованность всех движений орудийного расчета. И прекрасное знание материальной части.

– И все? – редактор откинулся в кресле, испытующе глядя из-под приподнятых бровей.

– И еще, понятно, огромная воля к победе.

– Вот! – сказал редактор. Его воспаленные глаза засветились. – Огромная воля к победе!.. Стало быть, будем срочно делать разворот: «Счет на секунды». Все эти беседы даем, майор их подсократит. И подвалом ваш очерк, подытоживающий материал.

– Сколько времени идет на подготовку залпа – это, конечно, военная тайна... – начал Калугин.

– Поэтому и говорить об этом не будем, – перебил редактор. – Важно что? Орудийные расчеты «Громового» сократили обычное время подготовки на пять секунд. Каждая сэкономленная секунда – лишний шанс победы над врагом. При обстреле берегов корабль дал высшую скорострельность. Нужно передать его опыт другим кораблям флота. В самую точку попадет материал. Обстановка на сегодняшний день вам ясна?

– Не слишком, товарищ капитан первого ранга. С корабля прямо к вам. Большое наступление на сухопутье?

– Третий день штурмуем высоту Черный Шлем! – редактор встал из-за стола, подошел к рыжевато-голубой карте, распластанной на стене. – Чуете, товарищ Калугин?

Лишь иногда он переходил на «вы», и это значило, что придает своим словам особую вескость.

– Это начало большого дела. Если высота наша, перерезаем коммуникации немцев вот здесь... Тогда наши батареи получат господство над заливом... Немец это знает, зубами вцепился в камни. Ребята делают чудеса. Да ведь какие условия! Сперва было наши разведчики захватили высоту, автоматчики подошли на помощь, тогда и Кисин погиб... К ночи наших снова сбросили на скаты. Все время подвозим десанты. Все наши корабли ведут огонь с фланга. Видел: ни одного эсминца в базе. Сейчас наше дело показать пехоте, как ее поддерживают с моря.

– Действительно, можно сделать боевой очерк...

– Вот и чудно, – сказал редактор, возвращаясь к столу.

– Только вот успею ли написать...

– Что значит – не успеешь?

– Не знаю, когда «Громовой» идет опять в море. Я опять с ними хочу.

– Аз, – сказал редактор. Он бросил быстрый косой взгляд на удивленного Калугина. – Семафорную азбуку изучаете плохо. «Аз» – значит «нет, не разрешаю». Думаю, не идти тебе с ними в поход.

– Товарищ капитан первого ранга... – начал, приподнимаясь, Калугин.

– Думаю, не идти тебе с ними в поход, – быстро и решительно повторил редактор. – Поверь моему слову: больше того, что взял, не возьмешь. Опять будете неделю в море болтаться.

– Но если дать морской бой в газете!

– Хорошо бы дать морской бой в газете! – мечтательно, как о чем-то несбыточном, сказал редактор. – Да никакого морского боя не будет. И идти тебе с ними незачем. Технику смотрел? Смотрел. Людей наблюдал? Наблюдал. А тут по газете дежурить некому, передовицы нужно писать. Да они, верно, и не в море, а на обстрел берегов пойдут. А ты сам сказал, что уже собрал материал об обстреле.

– Я там и с довольствия не снялся, Андрей Васильевич!

– Ты мне это брось, – лукаво подмигнул редактор. – Снимешься с довольствия: пойдешь и заберешь аттестат.

– Я обещал снова с ними идти.

– Скажешь: начальство не пустило. Моряки это поймут. – Он взглянул на Калугина с извиняющейся улыбкой. – Нехорошо: ты в море, а здесь газету делать некому. Мы с майором вдвоем круглые сутки работаем. Все сотрудники в разъезде. Майор на лодке должен был идти в поход, я его не отпустил.

Он встал, протянул руку.

– Ну, товарищ Калугин, приступайте к работе... Ты меня извини, нужно полосу читать... А если будет рейд немецких кораблей?

– И не проси! – зажмурился редактор. – Что мы знаем о рейде? Был радиоперехват шифровки немецкого штаба: тяжелый крейсер «Геринг» должен выйти в рейд по нашим зимовкам. Вот вы и болтались в море. А может быть, и шифровку-то немцы дали в расчете на перехват, оттянуть наши корабли с сухопутья? Потом разведка сообщила: рейд «Геринга» отменен. Немцы осторожными стали с тех пор, как Лунин торпедировал «Тирпица»... Боятся выскакивать в океан. Не любят с нашими кораблями, с авиацией нашей встречаться. Факты – упрямая вещь. Теперь хозяева на море – мы.

– Товарищ капитан первого ранга...

– Значит, аз!

Он нагнулся над полосой. Калугин знал: вопрос решен, редактор думает уже о другом.

– Разрешите идти? – сказал Калугин.

– Иди, – отдаленным голосом откликнулся редактор. – Чтобы нынче же был сдан очерк. – Калугин шагнул к двери. – А впрочем, товарищ Калугин...

Калугин остановился.

– Поступай, судя по обстановке. Чтобы свою честь, честь редакции не уронить! Создастся такая обстановка – будут очень настаивать, чтоб шел с ними в поход, – иди! Сам реши по обстановке. Но помни мой аз. И срочно сдай очерк.

– Есть, товарищ капитан первого ранга, – сказал Калугин.

Он вышел из кабинета. «Так. Неожиданная развязка. Аз! Едва ли они будут настаивать. А может быть, это и лучше. Сейчас главное – на сухопутье. Сдам собранный материал и отпрошусь на передний край... Туда, где погиб Кисин... Но я только начал вживаться в жизнь корабля, только начал знакомиться с морем...»

Дверь в машинное бюро была открыта настежь. Он вспомнил вдруг вопросительный, чего-то ждущий взгляд печальных, темных глаз.

«Чего ей нужно от меня? Ей чего-то от меня нужно. Но я не зайду к ней, я сделаю вид, что по-прежнему ничего не знаю. А может быть, поговорить с ней, передать рассказ Ларионова? Нет, это будет нарушением слова. Но может быть, – пришла внезапная мысль, – Ларионов затем и затеял весь этот ночной разговор, чтобы я поговорил с Ольгой Петровной?»

Он быстро миновал комнату машинистки. Стук машинки прекратился, но машинка застучала снова, когда он вошел в противоположную дверь.

Здесь его временное жилище, здесь нужно сразу же засесть за работу. Он повесил противогаз на гвоздь. А может быть, лучше сперва пойти попрощаться на корабль?

Он выглянул в окно. Отсюда «Громовой» был виден лучше: военно-морской флаг трепетал на кормовом флагштоке, по длинной палубе двигались маленькие фигурки. Борт к борту к «Громовому» был пришвартован «Смелый»: корабль-двойник, с такими же обводами борта и надстроек.

– Товарищ Калугин! – Он обернулся. Ольга Петровна стояла в дверях. – Можно к вам? На минутку?

Нерешительно она шагнула в комнату.

– Здравствуйте, Ольга Петровна, – сказал Калугин. Сжал в руке ее тонкие горячие пальцы, взглянул в прикрытые длинными ресницами глаза.

– Я хочу вас спросить о «Громовом»... Как прошел поход? – Она слегка задыхалась, как от быстрого бега.

«Я никогда не замечал, что у нее такие тонкие, одухотворенные черты, – подумал Калугин. – Всегда сидит нагнувшись над машинкой, отвечает такими скучными, сухими фразами...»

– Только что вступил на берег, а уже флиртует с девушками! – послышался в дверях насмешливый голос майора. – Ольга Петровна, как мой материал?

– Сейчас кончаю, – откликнулась Ольга Петровна. Не взглянув на Калугина вышла из комнаты. Почти тотчас снова дробно застучала машинка.

– Итак, когда же вы сдадите очерк? – спросил майор. – Насколько я понял, очерк об обстреле берегов нашими кораблями. Конечно, лучше бы взять теперешнюю операцию, но поскольку у вас записи с «Громового».,. Вы обработаете записи с «Громового»?

– Так точно, – сказал Калугин, – мне только нужно зайти на корабль, взять аттестат...

Человек только что сошел на берег, а уже думает о еде! – горько сказал майор. – Вот что, садитесь и сделайте материал немедленно. Честное слово, капитан первого ранга приказал не выпускать вас из редакции, пока не напишете очерк...

– Но «Громовой» может уйти снова...

– Без топлива? – улыбнулся майор. – Эх вы, моряки! Как же он уйдет без заправки после такого похода? Эх вы, моряки! – с особым вкусом снова повторил он.

– Хорошо, я напишу очерк сейчас, – холодно сказал Калугин. Присел к столу и стал расстегивать полевую сумку.

– Когда сделаете, прошу занести ко мне в боевой отдел... Надеюсь, потерпите пока, не будете отвлекать сотрудниц посторонними разговорами... У меня на машинке срочный материал.

– Я сдам очерк через час, товарищ майор, – резко сказал Калугин, выкладывая на стол свои корабельные записи...

Приблизительно в этот час далеко к весту, в сопках Северной Норвегии, на занесенной снегом вершине, в виду вздувшегося внизу океана шевельнулись и поднялись три неприметных, неподвижных раньше сугроба.

Слои снега осыпались с полотняных капюшонов, с белых халатов разведчиков, смотрящих вниз, в океанскую даль.

– Никак тяжелый крейсер выходит в океан, товарищ боцман? – спросил молодой, охрипший от стужи голос из-под одного капюшона.

– Точно, тяжелый крейсер «Герман Геринг»! Вышел из Альтен-фиорда, курсом на ост, – откликнулся боцман Агеев.

По океанской ряби скользил от рваной извилины Альтен-фиорда грузный и мощный военный корабль. Стволы трехорудийных башен были протянуты над его палубой, блестели сложенные крылья самолетов, стальная многоярусная башня поднимала к тучам прямые рога дальномеров...

– «Герман Геринг» вышел в рейд, матросы! – повторил Агеев, и его лыжные палки глубоко вонзились в снег.

Он не прибавил ни слова. Всем было понятно и так: теперь как можно скорее нужно пробиться к своим, сквозь горные пропасти и вершины, мимо опорных вражеских пунктов. Как можно скорее нужно радировать командованию о выходе «Геринга» в рейд!

Три фигуры разведчиков, низко пригибаясь к снегам, сливаясь с горным ландшафтом, белыми молниями скользнули вдаль, к нашей радиостанции, установленной среди оккупированных врагом диких норвежских сопок.