Текст книги "Всадники ветра (Двойники)
Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XVII"
Автор книги: Николай Панов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)
Дир Туманный
ВСАДНИКИ ВЕТРА
(Двойники)
Роман
Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Том XVII
ГЛАВА ПЕРВАЯ
О тринадцати людях в черном, о городе Медынске и об одном вагонном знакомстве
Зала была пуста. Был пуст круглый стол посредине, затянутый черным сукном, с чернильницей и стопкой бумаги на секретарском месте. Были пусты и строги тринадцать стульев с высокими спинками, симметрично расставленные вокруг.
Дверь отворилась, впуская прямого человека в безукоризненной черной паре. В петлице фрака сверкала многолепестковая чашечка белой розы. Человек прошел к столу и молча занял один из стульев.
Дверь отворилась снова. Второй человек в черном фраке с белой розой в петлице прошел и молча сел рядом.
Оба не двигались. Оба сосредоточенно и важно сидели, слегка облокотившись о спинки стульев.
Снова дверь. Снова человек – черный фрак и белая роза.
Тринадцать раз открывалась дверь. Тринадцать раз…
Когда тринадцатый член собрания занял свое место, наступила краткая тишина. Послышался шелест – человек, вошедший последним, вытянулся во весь рост. Держа в одной руке развернутую телеграмму, он поднял вверх правую правую – затянутую в белую перчатку руку.
Но стоп! Ведя роман в подобном тоне, мы рискуем с первых же строк вскрыть все его содержание. Так не годится. Другой подход, более спокойный и последовательный, нужен в данном случае. Отрывок из статьи П. С. Масонова, члена медынского общества краеведения, с честью заменит первое, слишком откровенное, начало.
– Город Медынск, – пишет этот уважаемый географ, – принадлежит к числу средних уездных городов СССР. Выстроен на трех горах, имеет много церквей, здания по преимуществу деревянные, не выше второго этажа. Оторванность от главной железнодорожной ветви, экономическая малозначимость и отсутствие обрабатывающей промышленности свели некогда богатый торговый город до уровня полудеревни. Только в последние годы счастливые особенности почвы и богатство лесом привлекли к нему внимание специалистов. Было построено два авиационных завода с аэродромом при них. Это повлекло за собой такой прирост населения и наплыв рабочей силы, что по последним статистическим данным…
Нет! Увязнув в трясине этих данных, читатель рискует совсем не выбраться на твердую землю дальнейших глав. Только поэтому автор позволяет себе снова и в последний раз начать роман по-иному! Золотая середина вагонного путешествия выведет нас из создавшегося странного и неловкого положения.
– Билетики ваши предъявите, граждане! – протяжно повторил очкастый седой контролер. Стоя в распахнутой дверце четырехместного купе, он тщательно прощелкивал картонную пластинку билета.
В купе было только двое пассажиров. На правой нижней полке спала женщина в темном, с лицом, закрытым шалью. На противоположной – молодой человек в новом коричневом костюме, с узкими лакированными носками ботинок, в необыкновенно свежей и тщательно выглаженной рубашке-фантази с темным галстуком, курил короткую трубку. У молодого человека было острое бледное лицо с живыми серыми глазами. Уже с четверть часа он сидел в одном и том же положении, молча и внимательно рассматривая спящую соседку.
Ее стройные, затянутые в ажурные чулки ноги почти до колен выступали из-под сбившейся юбки. Четкая линия бедра образовывала упругий холм. Она лежала на боку, одна рука – смуглая, маленькая и тонкая – выступала над краем скамьи. Ее голос был чист и приятен – это знал наблюдатель, еще ночью обменявшийся с ней несколькими фразами. Но лицо… Плотные шелковые складки закрывали верхнюю часть фигуры спящей.
Плотные шелковые складки закрывали верхнюю часть фигуры спящей.
Контролер осторожно притронулся к ступне женщины. Она шевельнулась и разом села на скамье. Контролер проверил билет и ушел. Женщина провела рукой по глазам, откинула светлые волосы, обдернула юбку и, краснея под пристальным взглядом, встала и повернулась к окну.
Да, ее лицо вполне соответствовало всей высокой и гибкой фигуре: было оно смуглое, со свежими красными губами, с белой полоской зубов. Большие блестящие голубые глаза ласково смотрели из под светлых ресниц. – Лет двадцать пять, замужняя! – определил молодой человек.
– Простите… Вы не знаете, далеко еще до Медынска? – спросила женщина своим мягким, волнующим голосом.
– До Медынска? Тридцать верст! Меньше чем через час. Я тоже до Медынска! – Он встал, понатужился, до половины спустил тугую раму окна. В вагон ворвался теплый летний воздух.
На минуту замолчали.
Женщина глядела в окно на проносящиеся телеграфные столбы, мокрые поля, группы белых берез. Сосед усиленно пыхтел трубкой, смотрел ей в затылок, мучительно придумывая продолжение разговора. Спросить, не мешает ли ей дым? – поздно – нужно было раньше. Спросить…
– Скажите, пожалуйста, как там с извозчиками? Далеко вообще вокзал от центра?
Толчок был дан. Разговор завязался.
Нет, она не знает. Она никогда не была еще в этом городе. Кажется, вокзал расположен чуть ли не в самой середине… Она едет к отцу, которого не видела много лет. А товарищ… товарищ…
– Моя фамилия Мак! – привскочил молодой человек. – Александр Ильич Мак! То есть, конечно, не Мак, а Максимов по-настоящему, – улыбнулся он, – видите ли, я газетный работник. Это мой псевдоним. По привычке – вторая фамилия. А ваша, если позволите…
– Нина Павловна Добротворская, – молодая женщина была, очевидно, не недовольна разговорчивостью собеседника, – мой отец Добротворский, профессор… Может быть, вы слыхали?
Из вежливости Мак подумал несколько секунд, строго морща редкие брови. Потом отрицательно качнул головой.
– Не слышали? Как же… Мне говорили, что он довольно известен… в специальных кругах, конечно. Видите – он изобретатель, авиаконструктор, как они говорят. У него есть несколько работ. Но, может быть, вам…
– Нет-нет, продолжайте. Мне очень интересно!
– Он специалист по постройке аэропланных крыльев и вообще разных таких вещей. Но его заветная мысль – построить аппарат для межпланетных сообщений – для полетов, ну, там, на Луну. И у него никогда не хватало средств на постройку нужных моделей. Средства появились, кажется, только в последние дни – он получил какое-то наследство. Бедный папа – мы не видались несколько лет. С тех пор, как он перебрался в Медынск… Только вот теперь я, кажется, надолго поселюсь с ним. А вы… едете надолго? Куда?
– У меня специальное задание, Нина Павловна! В Медынске, как вы знаете, есть аэропланные заводы. Неужели же вы не слыхали об этом? То есть, не только есть, а это единственное, чем выделяется этот город! Через неделю там будет первый торжественный выпуск красной эскадрильи самолетов усовершенствованной, оригинальной конструкции. Да, да, вы очень вовремя попадаете туда! Будет большая демонстрация, полеты, прилетят члены правительства и иностранные гости. Редакция командировала меня предварительно дать несколько очерков о работе заводов, о жизни аэродрома, наконец, о самом торжестве. Нет, это очень интересно! – взволнованно потер журналист руки: – между прочим, если разрешите, можно проинтервьюировать и вашего отца!
– Вы очень любезны! – красавица ласково улыбнулась алым ртом и голубыми глазами. – Думаю, что отец будет рад видеть вас. И во всяком случае, если не он… – она сдвинула брови, как бы сердясь на невольно сорвавшуюся фразу. – Мне кажется, этот Медынск все-таки порядочная дыра. Вы спросили про центр? Я думаю, там и центра-то никакого нет – одна сплошная окраина. После Парижа…
– Разве вы едете оттуда? – склонился вперед Мак.
– Да, оттуда! – глаза говорившей подернулись легкой дымкой. – Мой муж работал там при торговом представительстве. Умер шесть месяцев назад. – Она отвернулась и стала пристально смотреть в синий четырехугольник окна.
Впереди протяжно засвистело – черный загнанный паровоз почуял станцию. Начали мелькать домики, припавшие к земле в жидкой зелени палисадников, груды кирпичей, полосы опущенных шлагбаумов.
Мак и Добротворская стояли у окна. Ее мягкий локоть касался его груди. Он покосился – худощавое, с прямыми линиями лицо, синеватый белок глаза, полная шея, схваченная темным воротом платья. – Шикарная женщина! – Почудилась улыбка на углах ее полных губ. И как легко завязываются эти вагонные знакомства. Нужно поддержать его! В две недели срока…
– Видите? Очевидно, Медынск!
Вдалеке выступил город – пологие холмы, покрытые пестрой мозаикой построек и блестками церковных куполов. Отчаянно свистя, поезд загрохотал под широкий темный мост.
Лица журналиста коснулись мягкие душистые волосы. Нарочно? Нечаянно? Что, если обхватить ее круглую талию, поцеловать в губы, в шею… Мак стиснул зубы. Туннель миновал. Женщина стояла в прежнем положении, подставив лицо врывающемуся в окно ветру.
– Ну, пора собираться!
Она раскрыла желтый чемодан, стала упаковывать в него спальные принадлежности. Мак одел серое широкое пальто, странно торчащую фетровую шляпу. Он снял свой уже увязанный тюк и поставил его на лавку.
– Значит, я рассчитываю на прием, Нина Павловна?
Затягивая ремень, она вскинула свои яркие глаза.
– Я скажу папе. Он будет, наверное, рад. И после него вы заглянете ко мне, надеюсь?
Замедляя ход, поезд постукивал вдоль деревянной платформы и каменного двухэтажного дома со многими дверями. Мак подхватил свой портплед и узкий чемодан соседки. Были видны первые пассажиры, ковыляющие под тяжестью вещей, рвущаяся в вагоны оголтелая толпа носильщиков и длинная вывеска «Медынск» над распахнутыми главными дверями.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Как журналист Мак встретился с военлетом Ивановым
Ни следующий день осматривали заводы.
Масло лилось четырьмя густыми, сомкнутыми, бесконечными струями, падая на скорченные лепестки серебряных стружек, желтым лаковым слоем покрывая крутящиеся части машины. Коленчатый вал-основа мотора медленно поворачивался в надежных тисках, снова и снова подставляя безжалостному резцу один из наполовину проточенных суставов.
Измазанная маслом кисть легла на рычаг, регулируя ход машины. Сквозь мерное, несмолкающее биение мастерской объяснения провожатого доносились, как сквозь комнатную перегородку.
Около среднего ряда причудливых станков, с крутящимися колесами, шелестящими с потолка ремнями, стояли Мак и коренастый человек с квадратным серым, морщинистым лицом. Еще серее был твердый пробритый низ квадрата. Он объяснял, устремив на слушателя матовые зрачки глаз.
– В этом отделении идет обработка деталей – разных составных частей мотора. Делаются из особого сплава – алюминий по преимуществу. Здесь же у нас льют! Сталь – коленчатый вал, например, – с другого завода привозят. Видите станки рядами – в каждом ряду деталь обрабатывается с начала до конца!
Они двигались дальше. Резцы и сверла, беспрестанно охлаждаемые белой струей – водой с эмульсией нефти – упорно вели свою механическую жизнь. На боковых станках толстенькие стальные цилиндры, схваченные черными рубашками водяного охлаждения, снабжались всевозможными трубочками и винтами. Крутящиеся диски точильных камней шлифовали готовые части – в широких трубах дрожало оранжевое пламя искр…
– Здесь окончательная обработка! Раньше происходит другое. Пройдем в горячий цех!
В тишине заводского двора прошли в соседнее здание. Здесь взрытый песочный пол был покрыт рядами прессовальных земляных форм. Несколько охлаждающихся картеров – тусклых корытообразных станков мотора – уже готовые стояли у стены. Копошились рабочие у закопченных кирпичных кубов – нефтяных печей.
Шло литье металла.
Вот один из рабочих берет и устанавливает на песке земляную форму. Двое подхватывают из печи горшок, до краев наполненный жидким пламенем. Горшок несут к форме. Длинным черпаком снимают черный нагар.
Горшок наклоняют – розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.
Розовато-серебряная густая масса льется внутрь, наполняет форму до края.
Через некоторое время застывший шаблон вынут оттуда, как зерно из ореховой скорлупы.
Он готов для отправки в механический цех.
– Механический цех мы уже видели первым. Теперь пройдем в сборочную и испытательную!
Лестница, переход, лестница. Опять ряд станков со склонившимися людьми. Все отдельные, окончательно обработанные части, поступают сюда и здесь соединяются в стройное целое – в авиационный мотор.
Мак увидел готовые блестящие сооружения в половину человеческого роста, с рядами цилиндров, расположенных один против другого в виде римской пятерки, вдоль широкого основания надежного картера. И затем готовый мотор – сердце механической птицы – идет на второй завод для того, чтобы скрыться внутри бескрылого, неживого пока самолета.
Вырвавшийся из широкого выхода и глубине мастерской протяжный рев замер, снова пойманный захлопнувшейся дверью. Спутник Мака двинулся в ту сторону.
– Приемка мотора. Пройдемте! Только, если что спросить хотите – спрашивайте сейчас. А то посмотрите, что там за разговор будет!
Дверь распахнулась Сдавленный гул большого асфальтового зала наполнил уши вошедших.
Зал показался Маку совсем пустым – все сознание заполнил грохот, стоящий в воздухе. Но он понял, что это только начало, когда открывшаяся наружу дверь испустила такой рев и свист, о возможности которого он не имел и понятия!
Спутник Мака прошел внутреннее гремящее пространство и скрылся в дверях.
Сжав невольно кулаки, журналист двинулся следом.
Он имел все основания к такому жесту!
Казалось, сам воздух дрожал и переливался металлическим отблеском от невероятного, рвущего мозг, рева. Приглядевшись, Мак понял, в чем дело.
На стержне, выступающем из деревянной стены высокой будки напротив, крутился, невидимый от частоты оборотов, винт.
Далеко обходя будку, спутник Мака направился к ее задней стене. Журналист шел за ним. В лицо и по телу ударила жесткая струя ветра. Мак увидел полуоткрытую дверь и, шагнув еще, очутился внутри будки.
Несколько человек в красноармейской форме и в кожаных костюмах летчиков склонились над покатым столом.
Разглядывали различные приборы, имеющие, очевидно, отношение к работе пропеллера. Дальше сверкал сам мотор, а в маленькое окошко был виден его стержень и сияющий прозрачный круг по сторонам. Техник Фенин – квадратнолицый проводник Мака – провел ладонью, показывая оборудование будки.
Его палец устремился на измеритель числа оборотов: «1300 в минуту», показывала стрелка. В одну секунду винт мотора делал больше двадцати оборотов!
Потом он тронул за рукав одного из одетых в кожу. Все трое вышли наружу, миновали воздушный вихрь и прошли во внутренние мастерские.
Только во втором зале, где серая тишина странно не соответствовала напряженному слуху, Фенин взял Мака за плечо.
– Познакомьтесь, товарищ – Иванов, красный военный летчик!
– Познакомьтесь, товарищ – Иванов, красный военный летчик!
– Очень приятно! – невольно говоря повышенным голосом, Мак пожал руку Иванова. – Но, ради бога, что это за дикий шум там внутри? В мою голову до сих пор как будто загнаны два деревянных клина!
Военлет усмехнулся.
– Но это же очень понятно, товарищ! Мотор около пустого высокого помещения, окружен стенами и, кроме того, без глушителя. Звук усиливается, как в рупор! Мы даже привыкли к этому, например. Даже разговаривать можем! Знаете, он пущен не больше двадцати минут, а проба производится три часа. Эти люди внутри выверяют по авиационным приборам точность его работы. Потом мотор возьмут обратно, разберу, посмотрят – все ли в исправности – и пустят на контрольную – двадцатиминутную проверку. Потом отправляют… Вы уже были на самолетостроительном заводе?
– Нет еще! – в разговор вступил Фенин. – Товарищ Мак – сотрудник центральной прессы, он должен дать ряд очерков по авиаделу. Есть пропуска и прочее! Ты не мог бы пройти с ним на «Авиатор»? К тому же, – Фенин повернулся к Маку, – он может быть полезен вам и в другом. Это старый летчик, участвовал в гражданской войне! Может рассказать много интересного, покажет полеты…
– Ну, уж ты известный бузотер! – Военлет конфузливо пощупал нос. – Особенно ценного я вам ничего не дам, товарищ! Но все, что могу – с удовольствием. Пройдемте – я как раз покончил здесь с делами. Далеко ли? – Да нет, «Авиатор» находится совсем близко!
По репортерской привычке, живые глаза Мака быстро ощупали фигуру нового спутника.
Военлет был парнем лет двадцати семи, высокого роста, слегка сутулый, неуклюжий в походке, но с точными, спокойными движениями рук. Костлявое, длинное и загорелое лицо из-под сдвинутого шлема смотрело парой смелых, странно бесцветных глаз. Говорил он немного, слишком отчетливо и громко. Очевидно, имел привычку задумчиво потирать свой большой, слегка приплюснутый нос. По крайней мере, взглянув на шагающего рядом журналиста, он снова повторил это движение.
– Ну, товарищ, какое впечатление произвел на вас моторный завод?
Мак пожал плечами.
– Представьте – не особенное. Все эти штуки с металлом – обточку, литье и так далее – я, конечно, видел раньше. Вот только испытательная огорошивает, действительно. А в общем – солидное производство. Сколько в среднем моторов выпускает завод?
Костлявое лицо под черным шлемом приняло замкнутое выражение.
– Вот этого как раз я и не могу сказать вам! Если можно так выразиться – военная тайна. Во всяком случае, – он стиснул зубы, – во всяком случае, мы выпускаем меньше, чем западная буржуазия… В этот двор! Дверь направо! Предъявите пропуск! Теперь наверх!.. Да, доведись нам сцепиться с ними, эта подготовка, пожалуй, даст себя знать. Говорят, Форд выпускает в день двадцать аэропланов военного образца!.. Еще выше… Огромный процент американского и европейского населения занят авиаспортом. Кроме того, всякое там безмоторное летание и так далее. В случае войны все эти спортсмены вместе со своими аппаратами поступят в ведение военных министерств! Нам нужно здорово подтянуться! Там каждый ученый занят военными усовершенствованиями! А у нас – межпланетные сообщения и прочая чепуха. Есть такой профессор Добротворский… Вот сюда. Подойдите ближе. Смотрите!
Мак очутился в верхнем этаже огромной трехъярусной залы со стеклянной круглой крышей, с просторным пролетом посредине. Внизу, на далеком полу, стояли близко сдвинутые друг к другу длинные темно-зеленые корпуса уже совсем готовых самолетов.
Внизу, на далеком полу, стояли близко сдвинутые друг к другу длинные темно-зеленые корпуса уже совсем готовых самолетов.
Только крылья – широкие, толстые, покрытые ровным лаком, с ярко-красными пятиконечными звездами на концах, – находились пока отдельно, не привинченные к фюзеляжам.
Возились рабочие – маленькие фигурки, заканчивающие последнюю отделку воздушных чудовищ. Мощные, стройные, как бы для прыжка припавшие самолеты были немым ответом на последние слова Иванова.
– Седьмая эскадрилья «Ленин»! – торжественно и с особым чувством воскликнул человек в черной коже. – Седьмая эскадрилья! – нежно, как о живых, повторил он, склоняясь к перилам. – Последние аппараты! Герои предстоящего торжества! Вы слышали – это первая вполне оригинальная боевая конструкция нашего производства! Разведчики – мотор 400, скорость – 250 километров, необыкновенно послушны управлению. Ну, а теперь я покажу вам кое-что. Крылья в первую очередь! Они как раз приготовляются здесь!
Военлет взял с подставки изогнутую, легкую пустую внутри планку.
– Вот вам вид поперечного разреза крыла. В чем, вы думаете, его необыкновенная прочность, соединенная с предельной легкостью? В том, что оно все состоит из таких вот отдельных составных частей – все, от основания до конца несущих поверхностей! Эти планки скрепляются, свинчиваются, превращаются в одну общую поверхность – крыло самолета. Потом этот деревянный остов – сажени в две, в три длиной – затягивается материей особой выделки, материя кроется сначала четырехкратным, а потом еще двойным слоем лака. Мы пройдем потом туда – вы увидите, каким сладким, острым, ядовитым запахом пропитан там воздух!
Затем крыло готово – под особым углом его привинчивают к фюзеляжу – корпусу самолета. Корпус тоже весь на деревянном скелете. Рули высоты и поворота…
Через час осмотр был окончен. Двое людей – молодой человек в коротком широком пальто и летчик в потертой обвисающей коже – вышли на пыльную, горячую улицу городка.
– Ну, вы в какую сторону? Я направо!
Мак остановился и крепко пожал руку военлета. Ему все больше нравился этот высокий, слегка неуклюжий человек.
– Благодарю вас, товарищ, вы прекрасно объяснили мне все! Если и на аэродроме я проведу время так же интересно… Между прочим, вы начали говорить о Добротворском. Сейчас я иду к нему. Хотелось бы иметь объективное мнение…
– Мое мнение не может быть объективным, объективным в общечеловеческом смысле, – улыбнулся военлет. – Как коммунисту, этот человек не нравится мне своей оторванностью от масс! Он вне жизни, жизнь и борьба проходят мимо него! Подумайте – в наше время обострения классовой борьбы прямо непонятен такой ушедший в неземное субъект! Мечтать о полете на Луну в то время, как рабочие во всем мире задыхаются под пятой капитала! Кроме того, он мне не нравится вообще! Странно – тем более, что я ни разу не говорил, даже не виделся с ним. Ну, до завтра!
Длинные костлявые ноги зашагали по немощеной дороге.
Мак нерешительно постоял на месте и затем быстро зашагал в противоположную сторону.