Текст книги "Дети Чёрного Дракона"

Автор книги: Николай Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

4. Китай в России

Не говоря ни слова и не обращая внимания на отворившего дверь, четверо прошли переднюю и переступили порог. Перед ними, беззащитный и связанный, лежал их враг – тот, в охоте на жизнь которого они перенесли столько лишений и проехали такой путь.

Передний китаец держал руку за барашковым отворотом пальто. Он извлек ее оттуда – в желтом кулаке сверкал короткий узкий клинок.

Мягкими шагами он подошел к изголовью кровати и поднял нож.

Но «слепой китаец», вслед за другими вошедший в комнату, уже успел сообразить положение вещей. Он прыгнул вперед и отвел удар, готовый прикончить Синга.

Человек с ножом повернул к нему разъяренные белки глаз и широкие полураскрытые губы.

Слепой спокойно заговорил:

– Осторожнее, дети, пускай ваш рассудок руководит движением ваших рук. Вы не знаете меня, но я знаю, кто вы и зачем находитесь здесь. И вы, и я – «дети Черного Дракона». Младший повинуется старшему. Поэтому повинуйтесь!

Удивленные китайцы переглянулись. Слепой продолжал:

– Фа сказал, что Синг должен быть казнен. Но тот, кто умер, больше не может говорить. Он уносит свои тайны с собой. Он уносит с собой тайну бумаги.

Братья, Фа прислал меня вслед за вами, чтобы мы узнали у Абу-Синга, куда он девал половину «священного сокровища» – документа. Она должна быть у него. Только пытка вырвет у него признание. А потом… – китаец сделал красноречивый режущий жест.

Китайцы молчали. Очень вероятно, что этот, притворявшийся слепым, тоже посланник Фа, облеченный высшей, чем они, властью. В истории общества бывали такие случаи. Что он из «детей Черного Дракона» – это не подлежит сомнению. Он понимает все тайные знаки и правильно отвечает на них. В конце концов, дело остается тем же. Весь вопрос в том – убить ли Синга сразу, или предварительно подвергнуть его пытке?

По безмолвным взглядам слепой китаец понял, что его предложение принято. Он приступил к делу.

Его живые зрачки вспыхивали тусклым огнем. Неподвижное припухшее лицо повертывалось в разные стороны, отдавая приказания. «Он уже подверг пленника пытке прижигания, – можно продолжить ее. Нужно раскалить еще один прут и щипцы, вот те, которые лежат в углу. Голову Синга окружить чем-нибудь мягким, чтобы он не расшиб ее и не ускользнул от допроса». Он вытащил из угла подушку и, приподняв сопротивлявшийся затылок, подсунул ее туда.

Синг перестал сопротивляться. Он знал, что погиб окончательно, погиб самой страшной из всех смертей. Одна надежда на милицию. Только почему она не принимает мер?

Как бы угадав его мысли, слепой китаец дал радостное объяснение.

– Белая крыса ждет помощи, – он снова говорил по-китайски, и его слова звучали нескрываемым торжеством, – помощи не будет. Желаешь знать, почему? Потому, что записка, которую ты написал, давно разорвана и сожжена. Я хорошо обманул тебя: я видел все, но даже росток подозрения не расцвел в твоей душе. Мальчишка был еще раньше подкуплен мной. Да. Ничто, – понимаешь, – ничто не поможет тебе избежать мучений.

Бегающие, ненавидящие зрачки близко придвинулись к лицу Синга. Уже некоторое время зрачки эти напоминали ему глаза другого, погибшего врага. Но он знал наверное, что тот враг умер.

А этот голос! Желтые, длинные пальцы, на одном из которых старый косой шрам. Не эти ли руки протягивались к его горлу на отвесе горной вершины Тибета? Не этот ли голос… Но ведь тот, укравший бумагу, погиб, упал в бездонную пропасть. И затем – другое лицо. Хотя…

Нестерпимая вспышка, мгновенное озарение осветили измученный мозг приговоренного. Конечно же, это так… Этот слепой китаец…

Слепой китаец так же склонялся над телом распластанного врага. Двое других, сняв пальто, возились у печки. Остальные, сидя на корточках, беспечно болтали. Громкий голос пленника заставил их едва-едва повернуть косоглазые лица.

Зато другой звук – уверенный, резкий звонок – моментально поднял их на ноги. Все пятеро испуганно переглянулись.

Звонок повторился.

Один из китайцев исчез за дверью.

Он вернулся меньше, чем через минуту. Он был не один. Запыленный, усталый путешественник, чертами лица – брат каждого из остальных, быстро вошел за ним.

– Братья, я приехал из Пекина. Вот пергамент с приказом Фа. Хорошо, что я поспел вовремя: непредвиденные обстоятельства задержали меня по дороге.

Он окинул быстрым взглядом комнату и задержался на привязанном к кровати.

– Отпустите Абу-Синга. Он – друг. Доктор Сунь-Вэн рассказал нам все. Да будет благословенно небо, не допустившее смерти борца за правду.

Китайцы бросились к кровати. Они ловко распутывали веревки, впившиеся в отекшее тело. Но Абу-Сингу было уже безразлично все происходившее кругом. Глубокий обморок погрузил его в качающую пустоту.

Когда он очнулся, он увидел, что пятеро китайцев окружают шестого, того самого, который привез его сюда. Китаец объяснял что-то, держа руки в складках шинели. Китайцы слушали мрачно и подозрительно… Синг опустил босые ноги на пол и протянул вперед указательный палец правой руки:

– Дети Черного Дракона. Возьмите этого человека – он истинный виновник пропажи документа. Он – враг и предатель. Это – Ли-Во, Львов, тот, который, как мы думали, погиб в ущелье Тибета.

5. Маска сорвана

Не успели отзвенеть в воздухе последние звуки этих слов, как слепой китаец рванул из кармана черную сталь кольта. Но было уже поздно. Десяток желтых рук схватил его и лишил возможности движенья.

Синг шагнул вперед, чувствуя жгучую боль в опаленной ноге. Протянув руку, ухватился пальцами за морщинистую лимонную кожу врага. Он потянул – щека, а с ней и все китайское лицо остались в его руках. На присутствующих смотрело бледное, силящееся презрительно улыбнуться, лицо Львова.

Синг продолжал:

– Вот человек, у которого должен быть остаток документа. Вы хотите знать, кто он такой – я скажу вам. Я успел навести справки об этом субъекте.

Последний отпрыск гнилого рода русских аристократов, князь, потомок английских лордов, он унизился до того, что вступил в бандитскую шайку, орудовавшую на Востоке. Когда это дело прогорело, он решил заняться более выгодным. Он проник в ваше общество под видом революционера и чуть не продал своим друзьям-англичанам свободу Китая. Что нужно сделать с таким человеком?

Заговорил приехавший китаец:

– Такого человека ждет мучительная смерть, о друг несчастный. Но не забудем о его главной вине. Верхняя часть бумаги, сохраненная тобой, передана Сунь-Вэном в руки Фа. Нижней, исчезнувшей части нет нигде. Она должна быть у этой собаки. Слушай, предатель, отдашь ли ты нам эту половину?

Львов медленно покачал головой.

– Хорошо. Ты отказываешься отдать нам нашу собственность. Это – твое последнее слово? Еще раз взвесь на весах рассудка твои слова. Отвечай!

Бледное лицо Львова покрылось легким румянцем надежды. Он нахально и высокомерно посмотрел на окружающих.

– Цена этого документа – моя свобода. Да, остаток бумаги у меня. Но он в надежных руках. Вы можете убить меня, и не получите его. Кроме того, даже в этой покинутой богом стране есть закон. За убийство здесь расстреливают. Только ценой свободы…

Выгибаясь и вбирая голову в плечи, заговорил другой китаец:

– Свобода. Нет, ты осужден и ты умрешь. Но ты можешь умереть по-разному. Сейчас ты будешь раздет и связан. Мы будем карать тебя, как отцеубийцу и клятвопреступника. Вот этими щипцами, раскаленными добела, мы вырвем сосцы твоей груди и то, чем ты и тебе подобные рождают детей. Если и после этого ты не откроешь секрета, мы вырежем твои коленные чашки. Твои ноздри и уши тоже будут преданы огню. Потом – ты видишь эту печь? – мы будем держать тебя – раздетого и истекающего кровью – прижатым к железу до тех пор, пока твое мясо не обнажит костей. Потом…

Вероятно, Львов переживал в эту минуту далеко не приятные чувства. Его глаза расширились, сухие губы подергивались нервной дрожью. Но на новый вопросительный жест говорящего он снова слабо качнул головой.

Это дало толчок окружающим. Двое прыгнули и быстро сорвали с него верхнюю одежду. Обнажилось костлявое, волосатое тело. Один из китайцев снял с огня светящиеся щипцы и подошел ближе.

Это уже было выше обычного мужества. Хриплым и еле слышным голосом Львов простонал:

– Постойте… В меховой шапке… зашит под подкладкой спереди… Возьмите его и кончайте меня, желтые вонючие дьяволы!

Он обвис в державших его руках. Облезлый мех затрещал в судорожных пальцах искавших. Остаток бумаги очутился в руках «детей Черного Дракона».

Но еще одному необычайному событию было суждено закончить эту трагическую сцену.

Посол Фа с того самого момента, как тело Львова обнажилось для пытки, впал в настоящий длительный столбняк. Только после находки документа он стряхнул с себя оцепенение и повернул к другим мерцавшие ужасом глаза.

– Капитан Лайон, первый белый дьявол, – он указал прыгающим пальцем на бесчувственное тело.

– Брат Ан-Цзы, что с тобой? Что ты увидел? – китайцы толпой бросились к пробормотавшему эту фразу.

Ан-Цзы в изнеможении опустился на скрипнувшую кровать.

– Капитан Лайон. Братья, вспомните древнее предание. У первого поработителя, первого привезшего сладкую отраву, ослабившую страну, было под правой грудью пятно величиною с цент. Это его отличительный знак, его и всех его потомков… И здесь…

Все глаза разом обратились на Львова. Двое китайцев продолжали держать его, несмотря на обморочную беспомощность.

Действительно, под правым соском на бледной шероховатой коже темнел большой правильный кружок. Даже Синг удивился поразительному совпадению. А, кроме того, – разве «лайон» по-английски не значит «лев»? И, принимая во внимание английское происхождение Львова…

Один из китайцев торжественно заговорил:

– Дети Дракона, мы обещали, но мы все же не можем просто убить этого преступника. Дьявол живет в нем. Вступая в наше общество, он принес клятву мстить собственным предкам. Потомок врага всего Китая, посягнувший на дух своего отца, изменивший слову, все же должен подвергнуться всем страшным мучениям, о которых слышали его уши. Возьмите его…

Но тут холодно и категорически вмешался Синг.

– Дети Черного Дракона, вы неправы. Вы обещали этому человеку, что не будете мучить его. И я – Абу-Синг – не позволю вам делать этого. Вам придется иметь дело уже со мной.

Он вынул остывавшие щипцы из рук Ан-Цзы и с отвращением швырнул их в угол.

– Видите ли, здесь есть другой выход, единственный, на котором я могу примириться: отдайте вашего пленника в руки Советской власти. Он такой же враг нам, как и вам. Справедливый пролетарский суд разберет и накажет его преступления. Иначе, повторяю, вам придется убить также и меня.

– Но месть… – китайцы переглянулись нерешительно, – закон наших отцов, о справедливый!

– Я беру ответственность на себя. Вы ведь удовлетворены: окончание документа в ваших руках. Могу сказать одно, наш пленник не получит больше возможности делать зло. Ну?

Китайцы молчали. Потом уполномоченный Фа, Ан-Цзы, расширил грудь тяжелым вздохом и склонил голову.

– Хорошо, проницательный, мы отдаем тебе этого человека. Но помни: великий дьявол живет в нем. Да казнит его страшный свободный суд Красной страны. Вы согласны, о братья?

Все китайцы покорно закивали головами.

6. Так будет

На этом, собственно говоря, кончается наш роман. Но некоторым из читателей такое окончание может показаться обидно неожиданным. А потому сделаем такое заключение:

После вызова представителей ГПУ и сдачи им князя Львова китайцам, выполнившим свою задачу, стало нечего больше делать в Москве. Но оставалось произвести кое-какие формальности в связи с убийством полковника Гун-та, происшествием в пустом доме и арестом сообщников Львова. На это потребовалось два дня. И эти два дня дети Черного Дракона под руководством Синга осматривали Москву.

Накануне их отъезда общество «Руки прочь от Китая» устроило чрезвычайный митинг.

Огромный зал собрания был переполнен пристальными слушателями.

На эстраде, увешанной красными плакатами и портретами вождей, маленький оратор энергично размахивал руками, излагая историю захвата Китая империалистами и перспективы китайской революции. На передних почетных местах – пятеро китайцев внимательно слушали полупонятную, но такую радостную и уверенную речь.

Пятеро, довольные, кивали в такт словам бритыми макушками. Наполнялись ласкающим пламенем восторженных мыслей. Закрывали глаза. И видели:

Документы доставлены в Пекин. Они в руках Фа. Чжан-Цзо-Лин ставится об этом в известность. Он – перед лицом неизбежного. Чжан-Цзо-Лин протестует, но сдается. Его военная мощь во власти «детей Черного Дракона».

В Пекине единое национальное правительство. В правительство входит и Сун-Ят-Сен – фантазер и мечтатель, но пламенный борец за изгнание иностранцев. Всюду начинается тайная подготовка к войне.

Контрабандой привозится оружие, которое раздают тем, чьими руками всегда и во всех странах делаются военные перевороты. На тайных ночных собраниях опытные офицеры обучают народ драться не хуже европейских и американских солдат.

Вспыхивает война. Общими кровавыми усилиями иностранцы сброшены в океан. Свободные города в руках свободного народа. Китайские купцы и фабриканты могут богатеть, не боясь ничьих притеснений. Китайские рабочие… Рабочим тоже даются кое-какие права, – не слишком большие, конечно.

Дальше «дети Черного Дракона» не видят ничего. Они сладко покачиваются, уже не слушая оратора, отданные собственным мыслям. Но сидящий рядом Абу-Синг видит и дальше.

Китайская буржуазия, прогнавшая иностранцев, растет и богатеет. Ей нужно больше рабочих, больше живых машин. Крестьяне сгоняются с земли, на которой вырастают фабрики и заводы. Безземельные переманиваются в города большой заработной платой. Они сливаются с прежними фабричными, превращаются в пролетариат, в великую рабочую армию.

Пролетариат растет в поту и в муках. Жесткая действительность организует его в профсоюзы. Расширяется его тайное, стальное ядро – коммунистическая партия.

Несмотря на притеснения, на безработицу, на голод, пролетариат крепнет и увеличивается. Весь Китай покрыт уже шахтами, заводами, доками. И в один прекрасный день рабочий класс вырывает власть из цепких, но уже ослабевших пальцев молодой и дряхлой китайской буржуазии.

И видит Синг:

Над огромной, от океана к океану раскинувшейся страной с огненной надписью «СССР» поднимается темная фигура рабочего. Рабочий наклоняется, протягивает вдаль грубую коричневую руку. Он протягивает ее к далекому, туманному Востоку.

И с Востока – оттуда, где над залитыми кровью и потом пространствами чернеют надписи «Китай» и «Индия», – возникают ответно две фигуры – желтолицего сгорбленного кули и стройного бронзового индуса. Они тоже вытягивают свои нерешительные, дрожащие от непосильного труда руки. И три мозолистых ладони – белая, темная и желтая – смыкаются в одном дружном вечном пожатии.

Здесь обрывается митинг. Обрываются мысли Синга. И здесь же будет наиболее уместным оборвать сам роман.

Его продолжение – завтрашний день революции в странах Востока.

Д. Туманный.

Конец.

К. Булычев Из книги «КАК СТАТЬ ФАНТАСТОМ»

Мой следующий шаг к фантастике я сделал вскоре после войны. Мы жили тогда на даче в Соколовке, по Ярославской дороге.

Дача была большая, старая, серая, скрипучая. <…>

Зато именно в то лето я увидел настоящего писателя и влюбился в процесс писательской работы.

Писатель жил на соседней даче, я дружил с его сыном. Писателя звали Николай Панов. Он написал книгу «Боцман с «Тумана»» о Северном флоте, где он был во время войны. Сын писателя под страшным секретом принес мне плоды папиной сомнительной молодости. Оказывается, писатель Панов в двадцатые годы был левым поэтом Диром Туманным и даже входил в какие-то объединения, но для меня самое главное заключалось в выпусках – тонкие выпуски (потом я увидел такие же – шагиняновского «Месс-Менд») романа приключений с продолжением.

Это было чудо!

Выпуски назывались «Дети Желтого дракона», и речь в них шла о невероятных приключениях на фоне борьбы китайских триад. Совершенно не помню содержания повести Дира Туманного, но когда сам Панов шел с нами, мальчишками, гулять в лес, он был очень обыкновенным, мирным и даже скучноватым человеком, забывшим о детях Желтого дракона. Иногда он останавливался, присаживался на пень, доставал записную книжку и заносил в нее мысли. Сын Панова спокойно уходил вперед, совершенно не понимая того, что Бог дал ему в папы настоящего писателя, а он относится к нему, как к обыкновенному человеку.

Я до сих пор не отказываюсь от мечты завести записную книжку.

Определенная мистика ситуации заключалась в том, что Дир Туманный в 1925 году опубликовал самый настоящий фантастический роман «Всадники ветра» – о межпланетном путешествии.

То есть я гулял по лесу и собирал опята не просто с писателем, а самым настоящим фантастом!

Более того, у него был псевдоним – имя из трех букв. ДИР!

Знал ли я, что через двадцать лет выберу имя КИР?

Наконец, совсем уж недавно, разбирая в Екатеринбурге библиотеку замечательного библиографа Виталия Бугрова, я натолкнулся на книжечку – приложение к «Огоньку» за 1937 год.

Называлась она так: «Стихи и новеллы» Николая Панова.

И лицо на обложке было знакомое, в очках. Только молодое.

Сами понимаете, что можно ждать от посредственного поэта в 1937 году!

Но среди опусов, посвященных будущей войне и товарищу Сталину, есть стихотворение (видно, его и именовали новеллой составители книжечки) «В будущей Москве».

Это оптимистическая, социалистическая, утопическая фантастика. Но ближнего прицела… Не сбывшегося. Сбившегося:

Как Эльбрус

Из мрамора, стали и света Как будто взметнувшийся белый костер, Московская гордость – Дворец Советов Над зданьями руку вождя простер.

Хочется привести и еще одну краткую цитату:

Вчера на заводе мне в премию дали Для телевиденья аппарат.

Я долго об этой конструкции грезил…

ОБ АВТОРЕ

Николай Николаевич Панов, будущий «Дир Туманный», родился в 1903 г. в Козельске в семье податного инспектора. Окончил Московский институт журналистики (1922), факультет права МГУ (1928).

Дебютировал в литературе в 15–16 лет, в 1920–1922 гг. организовал группу презантистов, позднее входил в Литературный центр конструктивистов. В 1920-х гг. публиковался под псевдонимом «Дир Туманный».

Первой книгой Панова стал довольно яркий, но незрелый и отмеченный самыми разнообразными влияниями сборник «Московская Америка» (1924). За ним последовали сборники «Человек в зеленом шарфе» (1928) и «Враг своей тени» (1931).

Параллельно Панов работает и в прозе: его нишей как прозаика становятся главным образом «революционные приключения» в традиции «красного Пинкертона». Он публикует романы приключений «Дети Черного Дракона» (1925) и «Тайна старого дома» (1928), фантастический роман «Всадники ветра (Двойники)» (1925), повести «Американские фашисты» (1924) и «Черное золото» (1925). Произведения Панова отличались достаточной правоверностью. Как указывала в 1939 г. «Литературная энциклопедия», писатель «изображает подпольную работу русских большевиков («Тайна старого дома»), деятельность иностранных компартий, крепнущих в борьбе с империалистической реакцией, рост революционного сознания в Америке, Китае («Дети черного дракона» и др.), разоблачает происки классового врага на советских предприятиях («Черное золото»)».

Опыты в фантастике Панов продолжил в рассказе «Юбилей доктора Фрайса» (1930) и в ряде стихотворений о «будущей Москве» («В будущей Москве», «Путешествие в Москву», 1934-7). В тридцатых годах были изданы стихотворные сборники «Ночь влюбленных: Поэмы» (1934), «Новеллы» (1935), «Стихи и новеллы» (1937), поэма «Командир танка» (1937), «Избранное: Стихи, новеллы, поэмы»

(1940).

В 1941–1943 гг. Панов был военным корреспондентом, возглавлял литературный отдел газеты Северного флота «Краснофлотец», участвовал в боевых походах кораблей Северного флота.

С тех пор Панов выступал в основном как писатель-маринист и автор книг о военных моряках. Опубликовал книги «Боцман с «Тумана» (1948), «Страстное желание» (1952), «Колокола громкого боя» (1959), «В океане» (1957), «Повесть о двух кораблях» (1957), «Орлы капитана Людова» (1963), два сборника избранных стихотворений и поэм (1956, 1964) и др.

Скончался в 1973 г.

Роман «Дети Черного Дракона» публикуется по первоизданию (М., «Рабочая Москва», 1925) с исправлением ряда устаревших особенностей орфографии и пунктуации; унифицировано написание некоторых имен и названий. В приложении к книге – отрывок из мемуарной книги К. Булычева (И. В. Можейко, 1934–2003) «Как стать фантастом» (1999).