Текст книги "Дети Чёрного Дракона"

Автор книги: Николай Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

3. Засада в Синем ущелье

Прежде, чем перейти к дальнейшим приключениям в Тибете, обратимся к самому Китаю. Какие перемены произошли там за два месяца, протекшие со времени отъезда экспедиции?

Под голубым ярким небом, над развороченными линиями траншей, над порванными проволочными заграждениями с замолкнувшими орудиями плывут серые завесы дыма, стоны раненых, треск пулеметов. Сквозь грохот, сквозь дым, сквозь стрельбу показываются нестройные толпы солдат в изорванных американских мундирах и в китайских головных уборах, похожих на грибные шляпки. Это – отступление. Это уже не отступление, а бегство. Это генерал Чжан-Цзо-Лин гонит перед собой опрокинутые, разрозненные войска генерала У-Пей-Фу…

Дорога между лагерем У-Пей-Фу и морским портом. Ночь. По буграм и выбоинам мчится закрытый грязный авто. Вокруг – отряд китайских солдат верхами. В автомобиле – немного сгорбленный невзрачный военный с посеревшим от усталости, исхудалым лицом. Генерал У-Пей-Фу с горстью сохранивших верность солдат бежит на американский броненосец, ждущий его с опущенным китайским флагом и полупотушенными огнями.

Переворот в Пекине. Министры арестованы. Захвативший власть генерал – бывший сторонник бежавшего диктатора – советуется в уединенной комнате дворца с незнакомцем, закрывающим лицо европейской надвинутой на глаза шляпой и высоким поднятым воротником пальто. Незнакомец – глава «детей Черного Дракона». Новый правитель Китая относится к нему с покорной почтительностью, как младший к старшему. Правитель говорит:

– Отец мой Фа, первая часть дела удалась. Слуга американцев бежал, Пекин в руках «детей Черного Дракона». Но захочет ли Чжан-Цзо-Лин пойти навстречу народу? От посланных за документами нет известий. Да помогут им духи отцов отдать в наши руки документ, который должен освободить Китай…

Вернемся в Тибет. Необычайные события на обрыве горы Тан-Цы развернулись в таком порядке.

Лама, подошедший с черным башлыком к лошади Ю-Ао-Цяна, резко повернулся и накинул этот башлык на голову своего товарища, державшего под уздцы лошадь Синга. На другом конце обрыва трое лам подмяли под себя четвертого и быстро скрутили его неизвестно откуда взявшимися веревками. Такая же участь постигла плененного башлыком. Связанные, с бесформенными черными пятнами вместо лиц, извивались на камнях в то время, как остальные быстро освобождали осужденных на смерть.

Освобожденные почти упали с лошадей, разминая затекшие члены. Они смотрели так же холодно и равнодушно. Только небольшое изменение в лицах показывало, как неожиданно было для них все происшедшее. Но эта неожиданность объяснилась очень просто, когда четверо лам опустили руки в складки грубых балахонов и вытащили по маленькой белой дощечке со сделанными на них черными изображениями дракона.

«Дети Черного Дракона». Даже здесь, в уединенном монастыре, могучее общество имеет своих последователей! И теперь эти последователи, вступившись за китайских братьев, молча и покорно отдавались в их распоряжение.

Но время для отдыха и разговоров еще не пришло.

Нужно действовать, – ведь Львов, человек, везущий с собой всю судьбу Китая, сделался врагом и скачет где-то далеко, с каждой минутой делаясь все дальше и неуловимей. Как можно короче Шанг растолковал ламам значение успешного исхода предприятия.

– Белолицый вор, наш бывший товарищ, едет в Дор-джилиан продать англичанам бумагу, которая в наших руках послужит к спасению Китая, а в руках наших врагов – к его окончательной гибели. Как перерезать ему путь? Он не мог уехать далеко. Нет ли прямой дороги?..

Ламы медленно закачали головами.

– Другой дороги в Индию нет. Но есть козьи тропы, дорожки над пропастями, по которым почти не может пройти лошадь. Этими дорожками мы в два часа достигнем Синего ущелья…

И вот – погоня. Восемь животных, привыкших к головоломным прогулкам над пропастями, уверенно несут на себе усталых, сжимающих старомодные ружья людей. Вор не должен продать белым дьяволам свободу Китая. Его нужно захватить во что бы то ни стало. Но как осуществить это на деле?

Трое «детей Дракона» знали, что глупо слишком надеяться на боеспособность своих новых товарищей-лам. Странная религия, последователи которой не должны даже делать быстрых движений, чтобы не убить летающих в воздухе невидимых бактерий, едва ли может воспитать ценных борцов. Даже внешний вид сгорбленных, иссохших людей может внушить только жалость. Придется рассчитывать только на собственные силы.

…Между отвесных синеватых скал, образующих длинный, извилистый коридор, пробегает в одном месте дорога в Британскую Индию. Эти скалы – цель пути восьмерых. Похититель не мог еще добраться до этого пункта. Преследователи слезают с лошадей. Двое китайцев залегают наверху с ружьями, направленными на дорогу. Остальные спускаются вниз – скрыться за поворотами. Пустой, выложенный голубыми осколками, проход. По этому проходу должен проскакать укравший бумагу…

Львов ехал так же быстро, как и перерезавшие ему дорогу. Но разве чужестранец, даже самый искусный в езде, проедет по осеннему Тибету так же ловко, как его исконный житель? Вся природа как будто сговорилась ставить препятствия на пути Львова.

Он спускался в глубокую котловину; солнце нестерпимо нагревало сгорбленную спину. Подымался на горный перевал – в глаза начинал бить ледяной вихрь, проникающий сквозь одежду, обжигающий кожу лица и рук. Надвигался густой туман; он должен был пробираться почти ощупью, рискуя ежеминутно свалиться в пропасть. И только через пять часов после отъезда из монастыря Львов подъезжал к высокой неровной трещине – Синему ущелью, рассекающему на две части массивную стену горы.

Он задержал лошадь и положил плохо гнувшиеся пальцы на холодную ручку револьвера. Это – подозрительный пункт дороги. Ему говорили, что огромное большинство нападений и грабежей происходит именно в этом пункте. Нужно ехать очень осторожно, скакать обратно при первом же признаке опасности.

Глухо защелкали копыта по каменистому дну ущелья. Наверху блестело холодное небо, на бледно-сером фоне выступали два резко очерченных каменных гребня…

Львов доехал до половины.

В то же время залегшие наверху, почти отчаявшиеся дождаться своей добычи, дали первый недружный залп. Лошадь Львова взвилась на дыбы и рухнула набок.

Как каждый хороший царский офицер, Львов порядочно ездил верхом. Во время падения он соскочил с седла, окидывая цепким взглядом скалы, откуда пришла опасность.

Впереди выросли две закутанные в мех фигуры и бросились на него с пронзительным криком. Он увернулся от одного, ударом в челюсть сшиб другого и, пригнувшись, бросился обратно. Но в этом направлении можно было сделать не больше трех шагов. Здесь стоял третий преследователь – ненавистный, хладнокровный Абу-Синг.

Львов рванул из кармана револьвер. Синг бросился вперед, и револьвер тяжело упал на камни. Сзади уже подбегали сбитые им противники.

Отчаянным взглядом Львов окинул стены прохода. В одной из них – между двух острых скал – узкая кривая щель, может быть, выход. Он сделал движение в одну сторону и бросился в противоположную – к темному проходу. По камням щелкнули пули нового залпа. Но Львов уже скрылся; с трудом протиснувшись в щель.

От расселины подымалась дорожка, похожая на заброшенную лестницу. Львов побежал вверх, задыхающийся, с бешено бьющимся сердцем, слыша сзади топот преследующих людей.

4. Борьба над пропастью

Тропинка выводила на широкое плоскогорье, покрытое низкорослой колючей растительностью. Львов с треском продирался сквозь нее, слыша за собой такой же треск, зловещее значение которого было для него слишком ясно. Есть ли у преследователей револьверы? Если есть – его песенка спета. Но, по всей вероятности, револьверов не было, иначе бегущие сзади не удержались бы от искушения подстрелить такую прекрасную цель.

Зеленая поверхность начала спускаться вниз. Шум сзади удалялся. Неужели удастся спастись? Нужно удвоить усилия. Львов обогнул кучку высокого кустарника и, не удержав крика, замер на месте.

Перед ним открылась пропасть – крутой провал, до самого края и ниже поросший вечной зеленью. Зелень переходила в загадочную тьму провала неизвестной глубины. Нечего и думать спускаться по такому отвесу!

Он осмотрелся. Саженях в трех впереди возвышался такой же зеленый обрыв, а шагах в тридцати направо оба берега соединяло огромное срубленное дерево – единственное большое растение, наваленное ветвями в ту сторону, где стоял Львов. Перебраться! Он пробежал расстояние, отделявшее его от этого странного моста, и осторожно ступил на его начало. Крепко! Быстро перебежал по уходящей из-под ног шершавой коре и растянулся среди густых хвойных зарослей.

Из зелени на противоположной стороне вынырнуло темное лицо Абу-Синга. Пораженный, как и Львов, Синг остановился тоже. Жалость о потерянном револьвере особенно резко кольнула сердце человека с другой стороны! За Сингом показались удивленные желтые лица Шанга и Ю-Ао-Цяна.

Прекрасная мысль мелькнула в голове неподвижно лежавшего Львова: ведь если устранить мост, всякое сообщение между противоположными краями обрыва будет прервано. Он начал осторожно подползать к этому концу, лежавшему в нескольких вершках от края пропасти.

На другой стороне Синг и остальные оживленно говорили о чем-то. Китайцы показывали вниз, Синг недоверчиво качал головой. Львов приподнялся на колени и начал толкать медленно поддававшийся толстый, тяжелый ствол.

Но Абу-Синг уже заметил его и его коварный маневр. С громким криком он побежал к другому концу моста.

Львов вскочил на ноги; нижняя сторона дерева почти совсем подползла к краю. Синг взбегал на его покрытый ветвями конец. Львов потянул сильнее – Синг пробежал уже больше половины дерева. Львов дернул изо всех сил, – конец сорвался, и все дерево с шумом понеслось вниз.

Но в этот последний момент Синг напряг все силы и отчаянным прыжком отделился от падающей поверхности. Он ухватился за каменный выступ обрыва и выкарабкался наружу. Когда Львов бросился вперед – оглушить и сбросить врага, – нахмуренный тибетец уже крепко стоял на ногах и на удар ответил не менее сильным ударом. Он опустил голову и, махая сжатыми кулаками, бросился на Львова.

Противники покатились по хвойному ковру разноцветным меховым клубком. На другой стороне обрыва «дети Черного Дракона» и подоспевшие ламы с ружьями, – бессильные вмешаться, – с интересом наблюдали это единоборство.

Катаясь взад и вперед, награждая друг друга увесистыми ударами, противники придвигались все ближе к бездонному, отороченному низкой зеленью, провалу. Они уже у самого края. Над меховой грудой подымается широкая шапка и длинное, багровое от напряжения лицо Львова. Один из лам поднимает ружье. Но лицо исчезает. Вместо него выставляется круглая обнаженная голова Синга. Синг сидит на своем противнике, правая рука и голова которого свешиваются над бездной…

Синг разорвал мех одежды Львова и обнажил его грязную волосатую грудь. Одной рукой сжимая горло врага, другой он быстро обшаривал его карманы. В темных пальцах мелькнул белый бумажный сверток. В то же время Ю-Ао-Цян, не выдержав искушения, вырвал из рук соседнего ламы ржавый ружейный стержень и гулко выстрелил в висящую над пропастью голову.

Львов рванулся и разжал руку, вцепившуюся в куртку Синга. Он начал сползать – сначала медленно, потом все быстрее, и исчез в гуще зеленого кустарника, составлявшего немного покатую стену бездны.

Так погиб человек, желавший продать великую тайну и не сделавший этого, разумеется, не по своей вине. Его победитель с трудом выкарабкался наверх и отполз от края обрыва. Шатаясь, он прошел несколько шагов и неподвижно растянулся в примятой колкой зелени заросли.

5. Кто предатель?

Неизвестно, сколько времени Синг пролежал в этом положении, лицом в жесткую хвою, вдыхая запах пыльного камня, отдаваясь полному полубессознательному отдыху от погони и борьбы. Прошло, может быть, пять, может быть, пятью пять минут. Факт тот, что его заставило очнуться довольно энергичное прикосновение одного из семерых спутников. Все они толпились над ним, сочувственно прищелкивая языками и потирая лица. Найдя второй переход через пропасть, они теснились плечо к плечу, с уважением глядя на человека, совершившего такой геройский подвиг.

Синг сел. Не говоря ни слова, разжал кулак и протянул Ю-Ао-Цяну измятый свернутый лист бумаги. Широкое лицо китайца сделалось еще шире от растянувшей его радостной улыбки. Ладонью одной руки он бережно разглаживал документ на ладони другой. Но тут в его поведении произошла мгновенная перемена. Он весь передернулся и неподвижно уставил на Синга свои выпуклые черные глаза.

Синг вскочил на ноги. В чем дело? Что случилось с его благородным другом? Не отвечая, тот передал измятый лист поспешно протянувшему руку Шангу. Шанг издал рыдающий стон и, так же выкатив глаза, сунул документ в самый нос Синга.

При всеобщем напряженном ожидании Синг въелся в документ глазами. Дело становилось ясным с первого же взгляда. Бумага была испорчена. В ней не хватало самого главного. Красиво сделанный текст соглашения, для прочности покрытый прозрачным лаком, криво обрывался внизу листа. Недоставало подписей и печатей! Нижний край показывал, что чья-то поспешная рука оторвала весь конец документа. Синг с недоумением держал его перед глазами, и бумага то вырастала в колоссальную простыню, то сжималась в крошечный смутный лоскуток.

– Но что же это такое? Как это могло случиться? Кто предатель?!

Он вдруг понял значение взглядов лам и китайцев. Он – последний, державший документ. На него ложится ответственность. Он продолжал молча и довольно бессмысленно смотреть на бесполезный лоскут.

Плачущим голосом заговорил Шанг:

– Братья мои, мы обмануты. Чья-то враждебная рука – рука коварного дьявола – лишила бумагу всей ее силы. Кто мог сделать это? Вот перед нами человек, в руках которого она была последние минуты. Только он или его противник могли испортить драгоценное. Брат наш Синг, не осталась ли вторая часть бумаги случайно в твоем платье?

Синг покачал головой. Китайцы начали шептаться.

– Сейчас мы пойдем искать тело упавшего в пропасть. Но трудно будет найти его. Мы должны быть уверены… Позволь нам, брат, сначала осмотреть твою одежду…

Китайцы закивали головами и сдвинулись ближе. Синг колебался. Позволить осмотреть себя, раздеться… но это может повлечь за собой большие неприятности. С другой стороны, лучше не вызывать подозрений излишней медлительностью.

Но подозрения уже зародились. Раскосые глаза и полуоткрытые бледные рты смотрели угрожающе. Синг отдал себя в распоряжение окружающих.

Цепкие руки раздвинули пушистый мех куртки, забегали по груди, по карманам. Шанг расстегнул воротник рубашки. Со слабым воплем изумления и с поднятыми вверх руками отскочил назад: под темной шеей выступала белая грудная кожа европейца. Краска, не обновляемая два месяца, исчезла с кожи Синга!

– Вы видите, – дрожащий желтый палец с длинным ногтем указывал вперед, – вы видите, братья, это – вор. Я давно уже следил за ним. Один белый шакал отнял у другого бумагу. Он проник к нам под маской соотечественника, – он оказался шпионом англичан. Отдай нам, вор, вторую часть документа!

Синг протянул руку. Он стоял на поросших зеленью камнях под свинцовым тибетским небом, сжимая в пальцах другой руки обрывок бумаги. Человек с лицом азиата и белым телом заговорил:

– Нет, я не предатель. Я не волк, забравшийся в овчарню. Знайте, братья, я – русский революционер. Моя кожа перекрашена для того, чтобы легче было попасть к вам. Там, в Китае, я достану тысячи свидетелей! Потому только не открыл я свою тайну раньше…

Ю-Ао-Цян насмешливо расхохотался, скаля черные зубы:

– Послушайте, что говорит этот человек. Он – русский, борец за свободу! Да разве не те же слова произносили губы упавшего в пропасть? Не лги, крыса! Ты знал о том, что он – тайный враг, ты был в заговоре с ним! Увидев, что ему уже не спастись, ты вздумал перехитрить нас. Отдай остаток бумаги, если не хочешь, чтобы твоя печень стала ножнами моего ножа!

Разоблаченный Синг взмахнул темной рукой в знак отчаянного протеста. Ю-Ао-Цян сжался и прыгнул вперед. Голубое лезвие скользнуло по рукаву отскочившего. Лама сзади опустился на корточки и обхватил рыжую кожу сапога Синга. На него навалились все сразу, покрыв его грудой вопящих и бьющих тел.

Но Синг все-таки вырвался. Он вскочил на ноги и бросился в сторону, тяжело прыгая с камня на камень. Не успели ошеломленные нападавшие подняться с земли, как он уже вбежал в низкую заросль подымавшегося вверх бугра и, упав на четвереньки, начал быстро карабкаться по пологому откосу.

Сзади грянули два выстрела. Две пули чиркнули о камни поблизости. Синг полз все быстрее. Ободранные руки болели. Крупные капли пота падали с лица. Вдруг почти над самым ухом послышался неровный топот и хриплое дыханье загнанной лошади.

Он выглянул. По узкой тропинке, пробегавшей двумя аршинами ниже, мчался одинокий ездок, в котором он узнал «невесту Будды», – два раза спасенную им от гибели женщину.

6. Перелет полковника Гунта

В это утро у калькуттского аэродрома собралась огромная толпа зрителей.

Еще бы! Ведь тот исключительный перелет, о котором столько кричали не только индийские, но даже великобританские газеты, должен состояться сегодня! Удивительный призовой перелет на двухместном пассажирском самолете новейшей конструкции! Перелет через горную цепь Гималаев и немедленное возвращение обратно, со спуском в самом Тибете! Но еще интереснее…

Еще интереснее то, кто взялся совершить этот удивительный перелет. Полковник Гильберт Гунт, герой подавления большого мятежа индийских солдат-сипаев, «железный полковник», по выражению корреспондентов, писавших отчеты о восстаниях, – вот кто привлекал сегодня всеобщее внимание к месту отбытия аэроплана.

И нужно сказать правду. Гибкий и стройный, с красивым острым лицом, обрамленным пилотским шлемом и украшенным маленькими, как будто нарисованными усиками, молодой полковник-летчик вполне оправдывал всеобщий интерес. Его известность росла с каждым годом, превращаясь в настоящую сверкающую славу.

– Настоящий джентльмен, – говорилось о нем в аристократических клубах. Не знающий отказа, – восторженно неслось из дамских гостиных. Кровавый английский пес, – шепотом говорили многочисленные вдовы и родственники запоротых и расстрелянных им участников восстания. Честное слово, полковник Гильберт Гунт не даром получал жалование офицера индийских войск его величества, короля Англии!

Последнее время полковник начал увлекаться авиацией. Полковник делал огромные успехи в этом опасном и трудном искусстве. Его бесстрашные мертвые петли славились не меньше, чем военные заслуги в недавнем прошлом. И вот, побившись об заклад в Британском клубе, полковник взялся один, без всяких спутников, перелететь Гималайский хребет и в тот же день вернуться обратно.

Великолепный аэроплан, – стройная четырехсотсильная машина с узким хвостом и мощными распростертыми крыльями, – уже ждал своего седока. Заднее пассажирское сиденье занимали закупоренные бидоны с запасным бензином. Под толстыми серебристыми крыльями и у неподвижного пропеллера впереди мелькало измазанное маслом лицо механика, исправлявшего последние неточности мотора.

Полковник Гильберт Гунт стоял тут же, вежливо и равнодушно пожимая тянувшиеся со всех сторон руки друзей. «Да, конечно, он вернется к назначенному сроку. Не может быть сомнения, что перелет окончится благополучно». Он вставил носок мехового сапога в приступку, сделанную сбоку фюзеляжа.

Он уже сидит внутри, с рукавицами на желтом круге руля, в широких летческих очках, под треск пущенного мотора отвечая на последние приветствия. Пропеллер спереди все энергичнее отбрасывает воздух, сзади вырываются сероватые дымки бензина…

– Контакт?

– Есть!

Самолет полковника Гунта бежит по песку и взвивается ввысь под глухое гудение остающейся внизу и сзади толпы. Самолет летит к извилистой темной линии Гималайских гор, отделяющих Тибет от Британской Индии.

А через несколько часов – в Тибете.

Соскочив на дорожку, Синг схватил под уздцы лошадь вскрикнувшей и откинувшейся назад наездницы. Но, узнав появившегося так неожиданно, бывшая «невеста Будды» сразу успокоилась. К ее нежным щекам прилила густая волна крови. Она сжала слабыми пальцами грубую, лежащую на гриве руку Синга.

– Абу-Синг, это вы? Как я рада! Вам удалось бежать? Но… – она запнулась, – ведь вы – не враг? Вы не выдадите меня, Синг?

Задыхающийся беглец попробовал улыбнуться.

– Мисс, теперь не вы, а я должен просить вас об этом. Положение изменилось, понимаете ли? Я сам спасаюсь от погони. Мои бывшие спутники… – Синг оборвал фразу, прислушиваясь к шороху в кустах.

– Я должен бежать куда-нибудь. Когда эти китайцы рассвирепеют, они хуже бешеных зверей. Произошло сумасшедшее недоразумение. Даже теперь я не могу понять, в чем дело. – Синг машинально опустил руку в карман и нащупал небрежно сунутую туда злополучную бумагу. – Смотрите, вот они! Если позволите…

Из-за кустов в десяти шагах за ними высыпала толпа преследователей. Китайцы, бегущие впереди, вскидывали на ходу ружья. Сзади путались в длинных одеждах непривычные к быстрому бегу, тяжелые на подъем ламы.

Медлить было нельзя. Синг вскочил на спину загнанного животного и стиснул пятками его широко раздувавшиеся бока. Под грузом двойной ноши лошадь отчаянно прыгнула вперед. Она скакала, ударяя в землю всеми четырьмя ногами сразу и вытягивая худую морду.

Преследователи остались позади. Перед лицом Синга качался затылок меховой шапки его спутницы. Он заглянул ей в лицо.

– Мисс, – я не знаю вашего имени, – наш четвероногий экипаж не продержится долго! Послушайте, что я скажу. Мне хорошо известны здешние дороги, я укажу вам, как добраться до хижины охотника, который спрячет вас, пока я буду удерживать погоню. За это вы исполните одно мое поручение. Идет? Но что это за чертовщина там впереди!

«Чертовщина» оказалась распластанной на камнях огромной механической птицей, возле которой возился, не поднимая головы, человек в костюме авиатора. Он наполнял резервуары мотора новой порцией бензина. Лошадь беглецов прыгнула последний раз и неожиданно начала падать. Полковник Гунт выпрямился, поворачивая к подбегающим холодное усталое лицо и черное отверстие браунинга среднего калибра.

Он выслушал беспорядочную просьбу женщины и, не опуская оружия, протяжно засвистел, окидывая ее критическим взглядом знатока. Раздвинув ноги, он заговорил вежливым, но непреклонным тоном:

– Вы говорите, что вас преследуют, и проситесь на мою машину? Что же, в этом нет ничего невозможного. Бензин истрачен, заднее сидение освободилось. Но дело в том, что я могу взять только одного пассажира. По вашему выбору, мисс! Предполагаю, разумеется, что темнолицый джентльмен, хотя бы из вежливости, уступит свое право даме.

Он задумчиво повертел черным браунингом и добавил, приятно улыбнувшись:

– А насчет того, что оставшегося убьют китайцы, – будьте уверены, что я, полковник Гильберт Гунт, не очень пожалею о таком ужасном происшествии!

Где-то в неопределенном, но угрожающе близком расстоянии шестеро преследователей с ружьями наперевес, с перековерканными яростью лицами бежали по горячему следу, по камням, еще гудящим от судорожных прикосновений конских ног. Они нашли лишним разыскивать труп Львова. Но если бы они все-таки сделали это, – неожиданно быстро ступни спускающихся уперлись бы в плоский, широкий выступ, скрытый сверху переплетом густой растительности. Здесь, пролетев меньше двух аршин, должно было задержаться тело убитого.

Но тела не было. Вместо него на глинистой поверхности выступала одна белая шапка Львова, выпачканная темной жидкостью.

Была еще небольшая лужа крови, от которой тянулся вглубь разорванный кровавый след. След переходил на широкую тропку, в одном месте обмятую копытами какого-то животного. И дальше след исчезал.

Только на больших расстояниях друг от друга, между едва заметными впадинами от скачущих копыт, появлялись темные пятна – продолжение первоначального следа.