Текст книги "Русская Африка"

Автор книги: Николай Николаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Не только апельсины и сардины

Россию издавна интересовали страны, расположенные на Ближнем и Среднем Востоке, ведь судьбы проживавших здесь народов тесно переплетались с историей русского народа… И Марокко было в числе этих стран!

Интерес передовой российской общественности к Востоку начал возрастать в середине XVIII в. За общение, развитие культурных и экономических связей с восточными странами ратовал видный русский ученый М. В. Ломоносов. О важности отношений с народами Азии и Африки писал русский просветитель Н. И. Новиков, историк Н. М. Карамзин, писатели А. Н. Радищев и A.C. Грибоедов. Любовью к Востоку проникнуто творчество великих поэтов России A.C. Пушкина к М. Ю. Лермонтова.

Восточное направление внешней политики традиционно находилось в центре внимания официальных кругов России. В XVIII в. первостепенной ее задачей являлось укрепление позиций на Черноморском побережье, обеспечение свободы государства через проливы, усиление присутствия на Балканах. Это направление внешней политики приобрело очертания так называемого «восточного вопроса». Стремление России развивать торговлю в Средиземноморье, расширить рынки сбыта российской сельскохозяйственной и промышленной продукции ставило на повестку дня и проблему налаживания отношений со странами Ближнего Востока и Северной Африки – Алжиром, Триполитанией, Тунисом, входившими в состав Османской империи. Конечно, Марокко – Дальний Магриб – формально не входило в сферу «восточного вопроса». В XVI в. марокканцам удалось избежать порабощения Турцией и вплоть до начала XX в. сохранять независимость на западной окраине Османской империи. Однако трудно оторвать эту страну от Алжира и других стран Магриба, характеризующихся географическим единством, принадлежностью к исламской цивилизации, социально-экономической общностью.

Кстати

В России хорошо знали сочинения графа Яна Потоцкого, выдающегося польского историка, географа и писателя (1761–1815). Особый успех имел его роман «Рукопись, найденная в Сарагосе», принесший автору широкую известность.

Заслуженным авторитетом Я. Потоцкий пользовался как талантливый ученый. Его перу принадлежало до 24 больших научных трудов, не считая многочисленных статей и составленных им карт.

Русские читатели знали о путешествии Я. Потоцкого в Марокко в 1791 г. из путевых заметок под названием «Путешествие в Мароккскую империю в 1791 г. Восточный очерк», опубликованных в Варшаве в 1792 г. Материал этой книги широко использовал А. Дзюбиньски в его названном выше исследовании о Марокко в XVIII в. Любопытно, что в начале 90-х годов Я. Потоцкий являлся сотрудником Комиссии иностранных дел России. Вернувшись из Марокко, он, вероятно, рассказывал в коллегии о своем путешествии в эту отдаленную страну.

Разнообразные познания Я. Потоцкого, в том числе о Северной Африке, отразились и в «Рукописи, найденной в Сарагосе». Восстановите в памяти, например, «День шестьдесят второй», где говорится об «истории великого шейха Гомелесов» – истории мавров, великих властелинов Иберийского полуострова, не сложивших свое оружие и после изгнания их в Африку».

Роман этот хорошо знал A.C. Пушкин, называя его «занимательным». Герой «Рукописи, найденной в Сарагосе» фигурировал в пушкинском стихотворении «Альфонс садится на коня». Кроме того, в «Путешествии в Арзрум», A.C. Пушкин ссылался на другое, известное произведение Я. Потоцкого – его исследование «Путешествие в Астраханские степи и на Кавказ. Первобытная история тамошних древних племен» (Париж, 1829). Возможно, что поэт был знаком и с марокканскими дневниками польского писателя и ученого, но сведения об этом не сохранились.

Развитие связей с Марокко, как и связей с Алжиром, Тунисом и Триполитанией в XVIII в., отставало от развития отношений с ближневосточными странами. Это объяснялось географической удаленностью Северо-Западной Африки от России, но в первую очередь – препятствиями в торговле и судоходстве в Черном и Средиземном морях, которые на протяжении столетия Турция чинила России. В XVIII–XIX вв. в ходе русско-турецких войн Россия добилась открытия Черноморских проливов, выгодных для себя условий мореплавания в Средиземноморье и возможности завязывать связи и осуществлять торговлю с североафриканскими странами. Еще в первой половине XVIII в. русские корабли заходили в порты североафриканского побережья, например в Алжир.

Марокко находилось в непосредственной близости от пути следования русских кораблей вдоль берегов Западной Европы, через Гибралтарский пролив, а также вдоль побережья Западной Африки. На карте Европы из «Атласа, сочиненного к пользе и употреблению юношества», опубликованного в Санкт-Петербурге в 1737 г., в северо-западном углу Африки отчетливо обозначено Королевство Мароккское. Пройдя Гибралтар, русские мореходы на своих кораблях, как правило, следовали в сторону итальянских портов, бросив взгляд на побережье Марокко.

В начале XVIII в. в Западном Средиземноморье российский дипломатический представитель был аккредитован в Мадриде, консульские представители – в Кадисе и итальянских государствах. В 1769 г. в связи с Архипелагской экспедицией русского флота появился нештатный русский консул в Гибралтаре Лидс Бут. Он сообщал сведения о внутриполитическом положении, взаимоотношениях Марокко с иностранными державами и другое.

На основании этих сообщений в «Сант-Петербургских ведомостях» печатались заметки о Марокко. Значит, интерес был!

Миги истории

Когда-то берберы населяли всю Северную Африку и расположенные здесь страны. Марокко, Алжир, Тунис, Ливия назывались берберийскими, или варварийскими. Этот регион был поочередно завоеван римлянами, вандалами, византийцами, а в VII в. началось проникновение сюда арабов, дошедших вплоть до Иберийского полуострова. Арабские кочевники принесли с собой мусульманскую религию, определившую на века уклад духовной и повседневной жизни североафриканских народов, способствовали арабизации населения, которое стало неотъемлемой частью арабского мира.

В конце XV в. мавров изгнали из Испании, и они обосновались в Северо-Западной Африке. Но реконкиста на этом не закончилась. С Иберийского полуострова она, приняв форму колониальной экспансии, перекинулась на побережье Африки. В течение XV–XVI вв. Испания захватила ряд городов на Средиземноморском побережье Марокко (Сеута, Малилья, Алхусемас). Португалия заняла ряд портов и факторий на Атлантическом побережье страны.

В начале XVI в. Испания оккупировала города Оран, Бужи и Алжир и стала угрожать завоеванием всего алжирского побережья. Спасаясь от испанцев, алжирцы призвали на помощь известных корсаров Аруджа и Хайраддина. Испанцы были изгнаны из страны, но новые правители объявили себя вассалами турецкого султана, и Алжир стал турецким пашалыком, который в Европе называли «регентством».

Испанский король предпринимал попытки восстановить свою власть над Алжиром и посылал туда экспедиции. С этого времени между берберийскими государствами, испанцами и мальтийскими рыцарями (союзники Испании) велись непрерывные войны.

В XVI в. мусульмане оставались самыми опасными пиратами. По мнению марокканского историка А. Аяша, пиратство – это форма войны из-за морских торговых путей между мусульманскими государствами – Турцией и зависимыми от нее Тунисом и Алжиром, с одной стороны, и христианскими Испанией и торговыми городами Италии – с другой. Эта морская война велась главным образом частными, вооруженными для пиратских набегов кораблями, которым выдавались каперские грамоты. Нападение корсаров, по существу, ничем не отличалось от обычных военных действий: они захватывали суда, изымали грузы, а пленные экипажи продавали в рабство.

Марокканские корсары действовали в районе Гибралтарского пролива и в Атлантике и зависели прежде всего от марокканского султана, повелителя правоверных Северо-Западной Африки, не подчинявшегося султану турецкому.

Западноевропейские страны активно потворствовали развитию пиратства. По свидетельству русского путешественника М. Г. Коковцова, совершившего, как нам известно, в конце 70-х – начале 80-х годов XVIII в. путешествия к берегам Алжира и Туниса, произвол, вымогательства и грабежи, от которых страдали и европейцы, поддерживались не в последнюю очередь самими европейскими державами.

Россия, добиваясь в противоборстве с Османской империей равноправия в торговле и мореплавании в Средиземном море, никогда не отождествляла Турцию с угнетенными ею народами. Российская общественность всегда сочувственно относилась к национально-освободительному движению арабских стран. Российский флот, как флот христианской державы, находящейся во враждебных отношениях с Портой, также терпел убытки от пиратства в Средиземном море, прежде всего у берегов Алжира и Туниса. Однако русской эскадре, находящейся в Средиземноморье в начальный период войны с Турцией 1768–1774 гг., предписывалось избегать сражений с алжирскими и тунисскими кораблями. В инструкции капитана 2-го ранга Т. Коздяинова, под командованием которого в 1777 г. в Средиземноморье находилось несколько кораблей, командиру фрегата «Св. Павел» Федору Ушакову, будущему прославленному флотоводцу, относительно рейса из Константинополя (Стамбула)

^{Св. Федор Федорович Ушаков, выдающийся русский флотоводец, адмирал. Канонизирован Русской православной церковью}

в Ливорно давались следующие указания: «Купеческих кораблей всех народов ни под каким видом не останавливать, а тем меньше осматривать или какие делать притеснения, но, напротиву того, всякую благопристойность, ласку и в случае нужное вспоможение показывать, дабы и сим прославить Российский флаг, сколь славен он приобретенными победами. Известно, что в Средиземном море бродят морские разбойники, то вы имеете употребить от оных всякую осторожность и опасение; и содержать себя для защищения во всякой исправности и готовности, ибо вы с довольною обороною отправляетесь, однакож самим вам на них не нападать».

Россия стремилась решить проблему защиты своих судов от пиратства на двусторонней основе с Портой.

Нормализация отношений с Портой создала благоприятные условия для развития отношений России с североафриканскими странами – вассалами турецкого султана. Кючук-Кайнарджийский договор подтвердил право России «иметь пребывание консулам и вице-консулам, которых Российская империя во всех тех местах, где они признаны будут удобными, назначить за благо рассудит». Турецкое правительство взяло на себя обязательство содействовать России при заключении «коммерческих трактатов» с Алжиром, Тунисом и Триполитанией и выступать их гарантом.

Наметились благоприятные условия и для развития отношений России с Марокко. Эта страна, отстояв свою независимость перед натиском Турции в XVI в., оказалась в политической и торгово-экономической изоляции на периферии Османской империи. В борьбе против европейского и османского экспансионизма марокканцы имели только два средства самозащиты: корсарский флот и проведение политики изоляционизма, т. е. закрытия страны от иностранцев.

При султане Исмаиле (1672–1727), представителе династии Алауитских шерифов, марокканцы изгнали европейских завоевателей из ряда морских портов, включая Танжер, и укрепили границу с Алжиром. В конце XVIII в. была предпринята попытка «открыть» Марокко для иностранцев, заключить договоры о мире и торговле с западными странами. Марокканский султан Сиди Мухаммед бен Абдаллах был первым правителем страны, который глубже, чем его предшественники, осознал необходимость вывода Марокко из изоляции и средневекового застоя. Ему удалось поставить под свой контроль действия корсаров, базой которых служили порты Сале и Рабат. В 1777 г. Сиди Мухаммед бен Абдаллах в разосланных циркулярных письмах к иностранным консулам сообщил, что корабли их держав «могут свободно входить в его гавани и пользоваться там всеми привилегиями, данными другим народам».

Циркуляр 1777 г. был доведен и до сведения российского правительства. Нештатный консул России в Гибралтаре англичанин Лидс Бут сообщил в Петербург о намерении султана Марокко подписать мирный договор со всеми теми европейскими державами, которые еще не имели консулов в Марокко. Среди этих держав была названа и Россия.

В 1778 г. Козляинов, тогда уже капитан 1-го ранга, будучи в Ливорно, вступил в переговоры с находившимся там марокканским посланником Мухаммедом бен Абд аль-Малеком. Последний подтвердил Козляинову дружеское расположение марокканского султана. Русский моряк, со своей стороны, сообщил о повелении российской императрицы Екатерины II дружественно относиться к марокканским судам. Обмен мнениями между марокканским и русским представителями состоялся через несколько дней через обмен письмами. Это первые официальные документы русско-марокканских отношений.

Письмо

капитана 1-го ранга командира фрегата «Северный Орел» Т. Козляинова послу султана Марокко в Тоскане Мухаммеду бен Абд аль-Малеку.

На борту российского фрегата «Северный Орел» – на Ливорнском рейде.

^{5 апреля 1778 г.}

«Ея Императорское Величество моя всемилостивейшая Государыня Императрица и самодержица Всероссийская Екатерина Алексеевна по сродному человеколюбивому сердцу, Ея доброжелательству ко всему роду, человеческому, по особливой благоугодности пребывать в тишине со всеми народами, не устремляющимися нарушать спокойствие Ея подданных, и по желанию препрославленное столь победоносным оружием имя свое паче прославить еще кротостию и миролюбием, повелела мне, чтоб в случае встречи моей с судами Мароккской империи не только не оказывать им себя неприязиствующим, но паче стараться наблюдать миролюбие и дружбу, вспомошествуя оным в случае какой-либо их надобности.

И хотя не имел я случая во все время плавания моего по Средиземному морю встретяся с судами нашими, оказать им повеленную мне ласку, однако ныне по приходе моем в Ливорну, имев честь по случаю найти тут вас, уполномоченно от Государя вашего Императора особою, не преминул во известие донести вам о сем Всеавгустейшей Монархини моей благоволении, уверяя при том, что и все наши мореходные корабли и суда в рассуждении сего равное со мною имеют поведение.

А как вы меня с нашей стороны словесно и письменно обнадежили, что Государь ваш Император Мароккской, Мухамед бен Абд сын Измаил, дал повеление во все места областей своей, чтобы для безопасного плавания по Средиземному морю обоих наций, как Российской, так и Мароккской (хотя нет еще между оными положительного мира), суда Российския в случае зашествия в порты Его владения принимаемы были со всякой ласкою и со всеми теми преимуществами, коими пользуются союзные с ними народы. Того ради не сумлеваюсь я, чтоб о вышеписанной чрез меня объявленной миролюбивой воле Ея Императорского Величества Государыни моей не донесли вы Государю своему Императору, так как я, с моей стороны, не премину данное мне от вас письменное уверение представить к высочайшему Российскому Двору…»

Посол немедленно ответил.

Письмо

посла султана Марокко в Тоскане Мухаммеда бен Абд аль-Малека вице-президенту Адмиралтейской коллегии Российской империи И. Г. Чернышеву Ливорно, 13 апреля 1778 г.

«Объявляю чрез сие Сиятельному Господину Кавалеру Тимофею Козляинову, командующему на фрегате Ея Величества Императрицы Всероссийской, что воля и желание Государя моего Мухаммеда бен Абдела – Бен Измаила (которому Бог да дарует победу) есть, чтоб наслаждаться миром вообще, а особливо со всеми главнейшими Европейскими державами, дабы подданный его и других дружеских Государей могли как морем, так и на сухом пути отправлять свободно купечество и чрез такой взаимный способ пользоваться возможными выгодами.

Но как между реченным моим Государем и Ея Величеством Императрицею Екатериною всероссийскою не постановлено еще таких условия, какия заключены с другими Европейскими Государями, и дабы сим способом наслаждаться совершенным миром, а обоюдныя подданныя могли бы чрез торговлю доставить себе всякую льготу, для того и уведомляю я вас о повелении, которое имею я от Государя моего, и о Его в том желании, чтоб могли вы о том дать знать кому заблагорассудите, присовокупя к сему, что даже все под Российским флагом корабли, как военные, так и купеческие, могут безопасно во все гавани Королевства нашего, пользуясь преимуществами наравне с протчими Европейскими народами…»

Русские фрегаты «Св. Павел» и «Постоянство» доставили Мухаммеда бен Абд аль-Малека в Танжер. Л. Бут извещал из Гибралтара 14/25 мая 1778 г. о прибытии туда двух русских фрегатов из Ливорно. «На первом находился посол мароккский, бывший при испанском дворе со своей свитой, а на обоих судах насажены около 100 мароккцев, бывших в полоне в Тоскане и которые теперь возвращаются». Л. Бут сообщил, что «английский консул в Танжере представлял русских капитанов с прочими офицерами губернатору, коим весьма ласково приняты были».

В рапорте вице-президенту Адмиралтейской коллегии И. Чернышеву от 23 июля 1778 г. командир фрегата «Св. Павел» (подлинник найден в ЦГА ВМФ СССР) Н. С. Скуратов писал, что «7 мая 1778 г. фрегат с Мухаммедом бен Абд аль-Малеком и его свитой на борту, прибыв в Танжер, нашел повеление к танжерскому губернатору Его Величества мароккского императора о дружелюбном принятии и оказании нашим судам всевозможно ласки. А притом повелел дожидать его письма Ея Императорскому Величеству», а также графу И. Чернышеву: «Во время прибытия в Танжер и отбытия из оного была сделана честь пальбою из города из пушек, также показываемы всякие ласки, а на другой день, то есть 22 числа сего месяца, оттуда отправился и зашел… в Гибралтар – оттуда…отправлюсь по повелению господина Козляинова для соединения с ним в Ливорно и по соединении означенные (письма) будут представлены… г-ну капитану Козляинову».

Пока русские фрегаты стояли в Танжерской бухте, моряки вели подробные судовые журналы, описывая погоду, продовольственное положение, состояние судов, видимые происшествия и события на берегу. А погода была в основном ясная, матросы писали о «блистании звезд», о «тихом ветре», а также о том, что с берега получали, и еще о том, имелись ли больные и сколько их и от чего.

В вахтенном журнале фрегата «Св. Павел» Скуратов записал, что 21 июля ездил в Танжер, куда были доставлены письма Екатерине II и И. Чернышеву от султана Сиди Мухаммеда бен Абдаллаха.

Дневники Н. С. Скуратова – это редчайший, наиболее ранний и подробный документ о Марокко XVIII в., обнаруженный в отечественных архивах. Из Танжера русские моряки увезли послание Сиди Мухаммеда бен Абдаллаха Екатерине II, датированное 2 июля 1778 г. Сиди Мухаммед бен Абдаллах писал: «Мы посылаем к Вам нашу императорскую грамоту, во уверение Вас о нашем мире в дружбе на земле и на море, и когда Ваш посол приедет в наши области, мы тогда заключим и подпишем мирные статьи (с помощью божией) и ежели которые Ваши суда заблагорассудят приезжать в порты нашего владчества, то будут как приятели приняты, по верности нашего императорского слова. Вследствие чего и отправили мы уже наши императорские указы во все наши порты».

В архивах до сих пор не удалось найти ответного письма Екатерины II. Однако Л. Шенье в своих донесениях сообщал, что в августе 1780 г. марокканский султан назначил Мухаммеда бен Абд аль-Малека послом в Тоскану, Неаполь, Вену и Россию. В июне 1781 г. Шенье писал в Париж о возобновлении русско-марокканских переговоров, о планах направить посольство в Россию. Наконец, в июне же 1781 г. Шенье сообщил, что в мае 1781 г. султан получил письмо на арабском языке от императрицы Екатерины II из Леванта, извещавшее о прибытии посла, «уполномоченного заключить мирный договор и привезти консула для проживания в областях, подвластных марокскому султану». Но затем эти сведения не подтвердились.

Известна более поздняя переписка русской императрицы с Сиди Мухаммедом бен Абдаллахом в 1782–1783 гг.

Миги истории

Копию грамоты императрицы Екатерины II султану Марокко Сиди Мохаммеду бен Абдаллаху подарил корреспонденту ИТАР-ТАСС известный в Марокко дипломат, в недавнем прошлом посол в ряде европейских стран Мохаммед бен Насер Ганнам. При встрече он сказал: «У меня есть для вас большой сюрприз». Им-то оказалась эта каллиграфически написанная грамота самодержицы всероссийской, опубликованная недавно в «Дипломатической истории Марокко».

В этом поистине бесценном документе, совершенном в Санкт-Петербурге и датированном 8 мая 1783 года, после перечисления титулов Великой Екатерины говорится, что «посол Ваш Мугамед Бен Абдыл вручил в Пизе нашему поверенному в делах статскому советнику графу Моцениго султанскую грамоту». «Усмотрели мы из оной с удовольствием, – пишет царица, – как благое ваше расположение сохранять всегда рачительно и твердо искренний мир и дружбу с империю вашею». Далее Екатерина II благодарит султана Абдаллаха за его высочайшее разрешение предоставить всем российским морским судам в марокканских портах режим наибольшего благоприятствования.

«Эта грамота, – сказал посол бен Насер, – один из тех бережно хранимых в МИДе документов, которые положили начало отношениям дружбы и сотрудничества между двумя странами и которые остаются таковыми по сей день». «Меня особенно радует, – продолжил он, – то, что у истоков этого благородного дела стоял мой прадед и полный тезка бен Насер Ганнам. Он был советником тогдашнего главы марокканского МИДа и чрезвычайного посла в России бен Слимана. Бен Насер в составе первого чрезвычайного посольства в Марокко в июле 1901 г. был принят в Большом Петергофском дворце российским императором Николаем II. И теперь я могу с гордостью сказать, что мой прадед стал чуть более ста лет назад первым «космонавтом», можно сказать Юрием Гагариным, который вышел на орбиту российско-марокканских отношений вместе с первой марокканской дипмиссией, посетив в 1901 г. Санкт-Петербург и Москву».

«Наша семья Ганнамов, андалузская по происхождению, – одна из старейших в Марокко, – отметил его правнук и потомственный дипломат бен Насер. – Прадед оставил своим потомкам, особенно моей семье, своеобразное наследство, восходящее к славным деловым связям двух монархий. Мы, Ганнамы, храним, например, несколько писем с российскими почтовыми марками, отправленными из Москвы и Санкт-Петербурга. В них прадед рассказывает о теплых приемах в далекой России, куда он добирался на пароходе, затем через Францию и Германию по железной дороге в вашу страну. Но с особым тщанием мы храним российский самовар. Ведь мы тоже чаевники».

Бен Насер вынес в холл своей просторной с большим садом виллы на окраине Рабата и поставил на низкий арабский столик широкий, пузатый, серебристого цвета самовар из меди с длинным, как клюка, дымоотводом. На этой реликвии, высотой почти в половину человеческого роста, стоит чуть заметное клеймо: «Тула. Братья Петровы. 1850 год». Музейная редкость, да и только. Даже для сегодняшних туляков.

«Для моего прадеда и не могло быть лучшего подарка от императора Николая II. По наследству тульский самовар, – сообщил бен Насер, – перешел к нам. Но тоже не совсем просто. Когда умер последний дед лет сорок назад, детям осталось кое-что из имущества. Но одной из главных ценностей были три самовара. Два дорогих, скорее всего, французских из чистого серебра, и один медный – из России. Мне, как бы неприхотливому человеку, достался, на первый взгляд недорогой, зато по-настоящему царский самовар. И я, как видите, безумно счастлив». И бен Насер предложил посидеть у самовара за чашкой чая. Но только из традиционного марокканского железного чайника, из которого веяло ароматом зеленых листиков китайского чая с марокканской мятой.

Затем бен Насер достал из шкафа еще одну реликвию из России – миниатюрный Коран с позолоченной обложкой 1892 года. Она тоже из Санкт-Петербурга и тоже осталась от прадеда, с радостью сказал он. «Да хранит Вас и Вашу страну Аллах. Да пребудут долго добрые отношения с Россией. И уверен, они будут еще краше», – добавил с уверенностью правнук-дипломат прадеда-дипломата, верных друзей по жизни и истории.

Есть также ряд свидетельств, что между Россией и Марокко был подписан договор о мире и торговле. Так, признанный знаток русских архивов В. Уляницкий в книге «Русские консульства за границей в XVIII в.» указывал, что на пост нештатного консула России в Гибралтаре с 1787 г. был назначен Яков Симпсон. «От Симпсона донесение гр. Воронцову о заключении дружеского трактата с владетелем африканским для предохранения российского флага от опасностей, которым он ныне от барбарских (берберских. – Ред.)морских разбойников подвержен».

Эту версию поддерживает польский автор А. Дзюбиньский, считающий, что нет оснований не доверять сообщениям Симпсона. Вместе с тем, по мнению Дзюбиньского, договор о дружбе, подписанный Екатериной II и Сиди Мухаммедом бен Абдаллахом после переговоров 1783–1787 гг., в последующий период (по причине фактического отсутствия русского флота в Средиземноморье) не осуществлялся на практике.

Версию подписания русско-марокканского договора в 1791–1792 гг., т. е. после окончания русско-турецкой войны 1787–1791 гг., предлагал известный советский востоковед Б. М. Данциг. Поиски текста договора в архивах, начатые Б. М. Данцигом в 1950-х годах и продолженные в 1980-х годах, до сих пор не увенчались успехом. Упоминание о существовании трактата отсутствует в перечнях и списках договорных актов, заключенных Россией с иностранными государствами в XVIII в. О нем не говорится ни в одном из дипломатических документов об истории русско-марокканских связей, выявленных нами в отечественных архивах.

Имеются и некоторые соображения, доказывающие сомнительность факта подписания русско-марокканского договора, а именно шаткость положения российского торгового флота в Средиземноморье в конце XVIII – начале XIX в. и отсутствие политической стабильности в Марокко и вокруг него. В конце XVIII – начале XIX в. первоочередной задачей России на Востоке по-прежнему являлась нормализация взаимоотношений с Турцией. Частые вспышки враждебности между двумя странами в эти годы приводили к тому, что положения Кючук-Кайнарджийского договора о защите российских судов от пиратства и преимуществах в торговле на Средиземноморье постоянно нарушались.

Накануне вторжения Наполеона в Россию русскому правительству удалось выйти из войны с Портой; одна из статей Бухарестского мирного договора 1812 г. гарантировала России удовлетворение за убытки, причиненные подданным и купцам российского императорского двора корсарами правительств алжирского, тунисского и триполийского, а также рассмотрение всех жалоб, связанных с торговлей.

В 1815 г. на Венском конгрессе европейские державы решили силой оружия положить конец действиям корсаров. Исполнить это решение было поручено Англии. В мае 1816 г. в Петербурге получили сообщение о выходе эскадры адмирала Эксмаута в море к берегам Алжира. В мае-июне начались военные действия англичан против Алжира и Туниса. Эти события широко комментировались в отечественной прессе того времени.

Беи Туниса и Триполи подчинились требованиям Эксмаута, выдали пленных христиан и дали обещание запретить пиратство.

Алжирский бей ответил отказом. Он обратился за военной помощью к Турции. Пока Порта раздумывала, посылать ли ей свою эскадру, Эксмаут подверг бомбардировке Алжир, чем вынудил бея подписать договор, в силу которого воспрещалось пиратство, уничтожалось рабство христиан и даровалась свобода всем пленным.

Но, как утверждали европейцы, пиратские действия продолжались и в последующие годы, что послужило одним из предлогов для организации французским правительством экспедиции против Алжира. В 1830 г. французская армия высадилась на алжирском побережье и захватила Алжир.

Для России захват Алжира Францией означал дальнейшее осложнение в развитии связей с Северной Африкой. В начале 90-х годов XVTII в. внутреннее положение в Марокко изменилось. В 1790 г. закончилось царствование султана Сиди Мухаммеда бен Абдаллаха. В 1790–1791 гг. усилились феодально-племенные междоусобицы, что приводило к беспорядку, грабежам, разорению, интригам, анархии среди племен. О внутренних событиях в стране подробно сообщалось в Петербург русским консулом в Гибралтаре Я. Симпсоном в донесениях за декабрь 1791 – июнь 1792 гг. В 1792 г. на престол взошел сын Сиди Мухаммеда бен Абдаллаха Мулай Слиман, правивший с 1792 по 1822 г. Новый султан, не в пример своему отцу, не проводил активной внешней политики. Пытаясь покончить с феодальной раздробленностью и отстоять независимость страны, он предпринимал попытки изолировать Марокко от внешнего мира. В период его пребывания у власти пришла в упадок торговля, ухудшилось финансовое состояние страны.

17/29 марта 1816 г. посол России в Лондоне X. А. Ливен направил в МИД пространную записку о целесообразности установления прямых русско-марокканских отношений и учреждения в Марокко российского генерального консульства. Автором записки являлся некий X. Кэйхилл, проживший 11 лет в Марокко, знавший местный диалект, а также государственных деятелей страны и утверждавший, что султан желает установить отношения с Россией. В сопроводительной депеше Х. А. Ливен писал, что, по его мнению, «изложенный в записке проект представляет значительный интерес для нашего департамента коммерции и заслуживает того, чтобы его довели до сведения правительства» его высочества императора. Предложение Х. А. Ливена вызвало интерес, о нем докладывали Александру I, но дальнейшего хода оно не имело. В письме Х. А. Ливену от 23 марта 1816 г. К. В. Нессельроде по согласованию с императором подчеркивал: «Швеция имела договоры с берберами и соглашалась платить им дань. Россия не согласилась и никогда не согласится на это, считая подобную уступку ниже достоинства великой державы». Наконец, в ответе на депешу Х. А. Ливена 12/24 августа 1816 г. К. В. Нессельроде отмечал: «…при таком положении император не может установить прямые связи с Марокко».

Пройдут годы, и русские дипломаты сделают вывод о том, что в 1830 г., в период начала колонизации Алжира, в сущности, на повестку дня международной жизни встал марокканский вопрос. Его основное содержание – соперничество между европейскими державами, прежде всего между Англией, Францией и Испанией, в завоевании Марокко.

Впоследствии история русско-марокканских связей в XVIII в. несколько раз напоминала о себе.

Любопытно, что екатерининский генерал A.B. Пущин, двоюродный дед И. И. Пущина, декабриста и друга A.C. Пушкина, имел среди всех своих регалий марокканские. Он не помнил, за что их получил, писал советский историк Н. Эйдельман, но очень гордился этими редкими в России наградами.