412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Никитин » Сибирская эпопея XVII века » Текст книги (страница 11)
Сибирская эпопея XVII века
  • Текст добавлен: 1 июля 2025, 16:48

Текст книги "Сибирская эпопея XVII века"


Автор книги: Николай Никитин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Причины, побуждавшие кочевников к постоянным набегам, были стабильны и коренились в особенностях самого их хозяйственного уклада. Период наивысшей военной активности, приходившийся у всех народов, как правило, на начальную стадию формирования классового общества, у кочевников обычно сильно затягивался вследствие крайней застойности всего их социального и экономического быта. Слабые производительные силы кочевого общества не могли обеспечить феодализировавшуюся и феодальную верхушку необходимыми ей предметами роскоши и вооружения; падежи скота и постоянно прогрессирующая при росте населения нехватка пастбищ толкали к набегам и широкие массы кочевников. Грабен? соседей представлялся им наиболее доступным выходом из продовольственных и материальных затруднений, поэтому война была неизменной спутницей кочевого быта [93, с. 416–419].

В каждом конкретном случае для развязывания открытых военных действий против Русского государства у кочевых феодалов Сибири имелись свои поводы, предлоги и причины; но иногда для их выяснения необходимо проанализировать всю военно-политическую обстановку в Центральной Азии. В частности, объясняя непримиримую позицию енисейских киргизов по отношению к России, С. В. Бахрушин писал: «Видя в военных пабегах одно из средств обогащения, киргизские «князцы», вопреки интересам своего народа, стремились всеми мерами сохранить за собой право беспрепятственно совершать грабительские набеги на соседей… За спиной киргизских и тубинских князей стояли сперва могущественные монгольские алтын-ханы, позже джунгарские хунтайчжи. Руками киргизских и тубинских князцов те и другие выбирали, албан» с красноярских ясачных людей и их оружием вели борьбу против русских. Опираясь на киргизских князьков, монгольские феодалы создавали постоянное военное напряжение на границах с Россией и тем самым на целое столетие задержали продвижение русских в район верхнего Енисея… Входя в качестве вассалов в состав сильных кочевых государств Центральной Азии, будучи частью их, киргизские князцы имели со стороны своих сеньоров постоянную и сильную поддержку. Поэтому борьба московских царей с киргизами являлась в сущности скрытою борьбою с монгольскими и джунгарскими феодалами за население тайги» [18, т. 3 ч. 2, с. 197–198].

Вошедшие в состав Русского государства народы Южной Сибири оказались в сложном положении. В условиях непрекращающегося вооруженного давления со стороны более сильных соседей им, при всех случаях двое– и даже троеданства, рано или поздно приходилось выбирать между участью подданных «белого царя» и «кыштымов» степных феодалов. Столкнувшись с господствующим в России XVII в. режимом угнетения и административного произвола, отдельные группы ясачного населения случалось проявляли «шатость», уходили за пределы русских владений, других осуществлявшие набеги «воинские люди» уводили за собой насильно. Однако, получив возможность сравнить положение социальных низов в России и за ее пределами, аборигены обычно делали выбор в пользу русского подданства и чаще всего стремились во что бы то ни стало вернуться с чужбины на свои «природные» земли. История Сибири знает немало таких «исходов». Настроение их участников хорошо отразилось в одном из бурятских преданий, согласно которому беглецы из Монголии говорили: «Наш хан провинившимся отсекает головы, а русский царь наказывает розгами. Пойдемте отсюда в подданство к белому русскому царю» [101, с. 135–137].

Более того, вплотную столкнувшись с примитивно-жестокой эксплуатацией степных феодалов, народы Южной Сибири активно включились в борьбу с их набегами. Ясачные татары, тунгусы, буряты не только поставляли русской администрации разведывательные данные и ходатайствовали перед ней о строительстве в их землях крепостей, по и защищали русские остроги, несли сторожевую службу, ходили вместе с казаками в походы для перехвата или преследования вторгнувшегося противника, для нанесения ему превентивных ударов [18, т. 4, с. 40, 65; 12, с. 51; 11, с. 9, 16, 126; 58, т. 2, с. 41, 45; 73, с. 152–156]. Часть коренного населения Сибири была поверстана в «государевы служилые люди», составив при русских гарнизонах особые воинские формирования.

Еще в 1598 г. татарский отряд в 140 человек принял участие в походе на Кучума, своего бывшего «царя»; позднее численность «юртовских служилых татар» составила около 500 человек. В Восточной Сибири важную роль в обороне пограничных территорий играли «конные тунгусы» (около 800 человек их было приписано в конце XVII столетия к Нерчинску), а позднее и бурятские казачьи полки [18, т. 3, ч. 2, с. 163–166; 49, с. 77]. Однако основная тяжесть борьбы с «немирными ордами» лежала, разумеется, на русских служилых людях.

Гарнизоны сибирских городов по численности и составу нередко существенно отличались друг от друга, но, как правило, были сравнительно невелики. К концу XVII столетия лишь в столице Сибири – Тобольске – насчитывалось более 2 тыс. служилых; в других, даже считавшихся крупными, городах ратных людей было гораздо меньше: в Тюмени – около 950 человек, в Таре – около 800, в Томске и Якутске – более 900, в Красноярске – около 650 человек и т. д. [18, т. 4, с. 69; 153, с. 312; 90, с. И; 47, ч. 1, с. 105]. Всего в конце XVII в. насчитывалось около 10 тыс. служилых людей различных категорий. Самыми крупными среди них были казаки и стрельцы; пушкарей в сибирских гарнизонах обычно насчитывалось немного (от 1–2 до 10–12 человек). «Служилая аристократия» Сибири в основном была представлена «детьми» боярскими» (это низшая группа феодального класса, в Европейской России часто мало чем отличавшаяся по положению от стрельцов и казаков), «начальными», или «приказными», людьми (сотниками, атаманами, «головами» и др.); в самом конце XVII столетия в Сибири появились дворяне.

Казаки делились на пеших (основная масса) и конных, занимавших в иерархии сибирских «чинов» более высокое положение. В ряде городов «конную службу» наравне с ними несли «литовские» и «черкасские» сотни, состоявшие главным образом из ссыльных «иноземцев» (белорусов, украинцев, поляков, «немцев») и их потомков. Пеших казаков и стрельцов в случае особой необходимости временно также могли посадить на коней. В слободах постоянные гарнизоны были невелики и состояли главным образом из «беломестных казаков», не получавших всех видов «государева жалованья» и служивших в основном «с земли». Во второй половине XVII в. за Уралом предпринимаются попытки создать регулярные войска «нового строя» – солдатские (пешие) и рейтарские (конные), но они в сибирских условиях в целом оказались нежизнеспособными («потому что рейтар татарина догнать в ноле строем не поспеет»); большие успехи имели созданные взамен им формирования драгун (вначале 1200 человек, обучавшихся приемам как конного, так и пешего строя) [18, т. 3, ч. 1, с. 277–279; 49, с. 77–78].

Острая нехватка ратных людей была обычным явлением в Сибири. Загруженность стрельцов и казаков всякого рода «посылками» и «службами» сильно снижала обороноспособность сибирских городов и уездов. В воеводских отписках постоянно встречаются сетования на то, что «за службами» ратных людей остается «малое число», что их даже «на караулы не доставает». Враги хорошо знали это и старались разузнать накануне набегов, много ли ратных людей осталось в том или ином, городе «за посылками», «и караул у них живет ли», и «не будет ли куды государевым служилым людям службы». Не всегда благополучно в Сибири обстояло дело и со снаряжением ратных людей, – часто не хватало пищалей и особенно защитного вооружения [88, т. 2, прилож., № 207, 324, 354, 385, 394, 397; 18, т. 4, с. 73].

Естественно, что из-за этого страдало в первую очередь население южносибирских уездов. Просьбами о присылке войска для защиты были прежде всего наполнены челобитные ясачных людей. Характерно, что, когда в 1639 г. разнесся слух о переводе части тюменских служилых в Томск, татары трех волостей написали: «Только, государь, послать с Тюмени в Томской город 200 человек конных казаков, и нам на старых своих юртах жить и на зверя ходить промышлять не сметь, разбрестись будет всем по лесам… Государь, пожалуй, вели пас… ратным людям от калмацких людей и от Кучумовых внучат оберегать» [цит. по: 150, с, 262].

В Москве в это время также хорошо понимали, что без охраны со стороны служилых людей поселениям на юге Сибири «никоторыми мерами быть не уметь» [46, с. 82; 7, с. 5]. В пограничные слободы и остроги из расположенных севернее городов постоянно высылались отряды «годовальщиков» (обычно из числа пеших казаков и стрельцов). Однако вплоть до конца XVII в. с юга Сибири продолжали поступать жалобы, что ясачных людей и пашенных крестьян «оберегать некем», шли просьбы об увеличении и укреплении гарнизонов, о сооружении новых острогов. И то, и другое делалось, но явно, недостаточно.

В такой обстановке местные власти шли на широкое привлечение к оборонным мероприятиям неверстанных, но пригодных к службе детей служилых, посадского и крестьянского населения, причем не только в качестве подсобной рабочей силы при ратных людях (например, пушкарях), но и наравне с ними. В слободах и острогах в «сполошное время» вооружали боеспособных жителей, возлагали на них сторожевую службу, посылали в «отъезжие караулы». Доведенные до отчаяния набегами крестьяне нередко сами рвались в дальние походы вместе со служилыми людьми и жестоко мстили врагам за разорение своих хозяйств и смерть близких [18, т. 4, с. 68; 149, с. 246; 147, с. 174; 12, с. 57; 57, с. 46].

Специфический военный быт был характерен практически для всех районов Южной Сибири. Уездные жители там в любой момент должны были быть готовы оставить свои дома и пашни, с тем чтобы перебраться под защиту крепостных стен. К концу XVII в. оборонительные сооружения предписывалось создавать уже не только при крупных поселениях, но и во всех слободах и деревнях, стоявших «на опасных местах», а все крестьяне в них должны были иметь ружья и копья. На полевые работы, заготовку дров и т. п. предписывалось выезжать лишь большими партиями, с оружием или под вооруженной охраной. Строгие меры предосторожности предпринимались как русскими переселенцами, так и ясачными людьми: «А как де они пахоту свою жнут, и у них де караул живет безпрестани, а бес караулу де им хлеба своего жать не уметь». Чтобы укрыться от неожиданных налетов кочевников в «деловую пору» (а это у них было излюбленое время для нападений), на полях сооружались временные острожки или специальные бревенчатые «клетки», при деревнях – сторожевые башни и надолбы; в ограде из надолб нередко пасли скот [88, т. 2, с. 468; 149, с. 245; 12, с. 53, 88; 151, с. 73].

Бороться с набегами кочевников было неимоверно трудно. На лесостепной границе русские имели дело с очень подвижным, многочисленным, хорошо вооруженным и коварным противником. Степняки обычно наносили главный удар по мирному населению, стремились избегать столкновений с крупными отрядами ратных людей в чаще всего успевали благополучно уйти с добычей до того, как для отражения набега или преследования собиралось необходимое количество служилых. Мир с кочевыми феодалами никогда не бывал прочным. Соглашения постоянно нарушались если не крупными, то мелкими князцами, стремившимися не упускать возможностей для грабежа. Кроме того, заключив мир с воеводой одного русского города, жившие в условиях феодальной раздробленности степняки в соответствии с принятыми в их среде нормами считали себя свободными от каких-либо обязательств в отношении других русских городов [18, т. 3, ч. 2, с. 202]. Борьба, таким образом, шла изнурительная и фактически непрерывная. Главным следствием ее было то, что русская земледельческая колонизация до конца XVII в., по сути дела, лишь «скользила» по плодородным лесостепным районам Сибири, а сооружение городов и острогов на крайнем юге этой зоны преследовало не столько хозяйственные, сколько чисто оборонительные цели – сковать действия кочевников, не дать им возможности безнаказанно разорять расположенные севернее земли. Основной защитой русских селений и ясачных волостей служила цепь небольших острожков; в систему обороны включались также слободы и монастыри [111, с 49–50; 72, с. 167; 151, с. 73]. Для своевременного оповещения о набегах организовывалась сторожевая и станичная служба, охватывавшая пространство между укрепленными пунктами и перед ними. Главным же способом борьбы с кочевыми феодалами с самого ее начала стали походы в степь объединенных сил одного или нескольких городов. Удары по вражеским кочевьям наносились в течение всего XVII столетия; военные действия в степи не всегда были удачными для русских (ратные люди нередко терпели жестокие поражения), но неизменно рассматривались сибирскими воеводами как необходимое условие предотвращения набегов [143, стб. 100, л, 69; 18, т. 3, ч. 2, с. 203–205].

Нападения кочевников все реже оставались безнаказанными. Серьезных успехов, в частности, русские добились в борьбе с киргизскими князцами. В 1642 г. атаман Е. Тюменцев возглавил лыжный поход из Красноярска и разгромил кызыльских, ачинских и аринских «непослушников». Летом того же года, выйдя на «сход» с томскими служилыми людьми, красноярский отряд под командованием С. Коловского и М. Кольцова двинулся вверх по Енисею (конница – берегом, пехота – на стругах). За р. Белый Июс объединенные русские силы в конном и пешем строю разбили укрепившихся на горе и отстреливающихся из пищалей киргизов и вынудили их заключить мир. В 1692 г. после очередной вспышки агрессивности кочевых феодалов был предпринят крупный военный поход из Красноярска на р. Кап; 730 конных и пеших ратников (среди которых было 87 ясачных людей и 182 добровольца из крестьян и посадских) во главе с В. Многогрешным нанесли сокрушительное поражение тубинцам, чем сильно подорвали позиции киргизских князцов, окончательно «замиренных», правда, лишь в начале XVIII в. [12, с. 50–58; 18, т. 3, ч. 2, с. 221].

Решительные меры по отражению и предупреждению набегов давали свои результаты: после удачных военных операций активность кочевых феодалов заметно снижалась, и на южных границах Сибири наступали периоды относительного затишья. Однако поскольку сил для нанесения решающих ударов по «немирным ордам» пе хватало, такие периоды обычно были непродолжительными. Па протяжении XVII в. ни в одном из районов массовой колонизации русский земледелец не жил в нормальных, мирных условиях. Тем грандиознее представляется все, что было сделано им за столь короткий отрезок времени.

Заключение


Все, что мог сделать русский к Сибири, он сделал с необыкновенной энергией, и результат трудов его достоин удивления по своей громадности. И. М. Ядринцев. Сибирь как колония в географическом, этнографическом и историческом отношениях

Первое столетие освоения русскими людьми Сибири явилось не только самым ярким, но и переломным периодом ее истории.

За время, отведенное одной человеческой жизни, огромный и богатейший край коренным образом изменил и внешний облик, и ход внутренних процессов, в его экономической и социально-политической жизни произошли коренные изменения.

К концу XVII в. за Уралом проживало уже около 200 тыс. переселенцев – примерно столько же, сколько аборигенов [35, с. 213]. Северная часть Азии вошла в состав более развитой в политическом, социальном, культурном и экономическом отношении страны, объединенной в централизованное и могучее государство, покрылась сетью городов, стала ареной невиданно оживленной для некогда глухих мест торговли, полем активной деятельности сотен ремесленников, тысяч «промышленных людей» и десятков тысяч земледельцев. «Горсть казаков и несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх океаны льда и снега, и везде, где оседали усталые кучки на мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана…» – так представлялся А. И. Герцену этот грандиозный процесс [37, с. 458].

В XVII в. Сибирь вышла из многовековой изоляции, обрекавшей ее народы на отсталость и прозябание, и оказалась в той или иной степени вовлеченной в орбиту практически всего комплекса международных связей, в общий поток мировой истории. Сибирь пересекли новые пути сообщения, связавшие воедино разбросанные на огромном расстоянии, ранее разобщенные и недоступные районы; начались разработки почти не используемых до XVII в. полезных ископаемых и эксплуатация других природных богатств.

Каковы были последствия развернувшихся в XVII п. в северной части Азии событий, какую роль сыграли они прежде всего в судьбах сибирских народов? Здесь трудно давать оценки, не выходя за рамки XVII в., ибо в нем многие процессы только зарождались или имели тенденцию лишь зародиться. И оценки эти не могут быть однозначными, как не может быть однозначным все, что несло людям общество, построенное на эксплуатации человека человеком.

Режим грубой феодальной эксплуатации обрушился всей тяжестью на плохо подготовленных к нему в большинстве своем сибирских аборигенов. Но, помимо фискального гнета и необузданного произвола новоявленных феодальных правителей, коренные обитатели Сибири испытывали и воздействие таких негативных факторов, которые оказались более пагубными, хотя в общем и объективно неизбежными, повсеместно выявляясь при соприкосновении европейских народов с жившими долгое время изолированно и сильно отставшими от них в социальном и культурном развитии племенами, – аборигены страдали от неизвестных ранее болезней, вредных привычек (к алкоголю, табаку), оскудения промысловых угодий.

На эти обстоятельства прежде всего и обращала внимание дореволюционная, да и ранняя советская историография, выдавая их чуть ли не за главный результат контактов русского и коренного населения Сибири. Теперь, однако, мы знаем, что для подавляющего большинства сибирских народов определяющей явилась другая сторона последствий их вхождения в состав государства, менее всего заинтересованного в уменьшении числа плательщиков ясака и стремившегося при всей своей эксплуататорской сущности по мере сил препятствовать этому. Включение Сибири в состав крупного централизованного государства означало установление на ее территории законности хотя бы в самом элементарном виде, приводило к прекращению прежней анархии и внутренних усобиц. Уже в XVII в. аборигены для разрешения возникавших в их среде споров и ссор все чаще обращаются к содействию русской администрации, видимо считая воеводский суд более объективным. При активном содействии представителей государственной власти, опасавшейся ясачного недобора, уменьшились, а затем и прекратились кровавые распри между различными родовыми и этническими группами Сибири [153, с. 414, 436; 18, т. 3, ч. 2, с. 248–249; 134, с. 120–122]. Вскоре проявились и положительные последствия мирных контактов сибирских аборигенов с трудовыми (и в целом не менее эксплуатируемыми) слоями русского народа.

Местные жители, познакомив русских с некоторыми гидами съедобных растений и рядом полезных в новых условиях хозяйственных навыков, в свою очередь сильно изменили под воздействием русских быт и характер трудовой деятельности: у аборигенов складывались более совершенные приемы промыслов, земледелия и скотоводства, из нх среды все чаще стали выходить «люди торговые и прожиточные». Следствием этого взаимообогащения культур явилось не только разрушение натуральных форм хозяйства и ускорение социально-экономического развития местных народов, но и установление общих классовых интересов у пришлого и коренного населения. Показательно и то, что, несмотря на продолжение в аборигенной среде миграционных и ассимиляционных процессов, несмотря на опустошительные эпидемии и феодальный гнет, районы расселения сибирских народов не менялись столетиями, а общая численность коренного населения Сибири возрастала и в XVII в., и в последующих столетиях (если к началу XVII в. коренное население Сибири насчитывало 200–220 тыс. человек, то в 1926–1939 гг. численность сибирских народов составила 800 тыс. человек) [42: 104, с. 682–700; 106, с. 275–358; 102, с. 6; 47, гл. 1; 148, с. 69; 58, т. 2, с. 505]. Это было возможно лишь в условиях сохранения и жизнеспособности хозяйства аборигенов и решительного преобладания положительного над негативными явлениями при контактах с русскими переселенцами.

Особенно очевидными выглядят положительные последствия присоединения сибирских земель к России, если рассматривать значение этого события в масштабе всей страны, неотъемлемой частью которой быстро становилась Сибирь.

И здесь, разумеется, не все обстояло просто. Грандиозное расширение границ Русского государства еще более уменьшило плотность населения в стране, и до XVII в. весьма незначительную, дало новые возможности развитию «вширь» господствовавшим феодальным отношениям, замедлив тем самым их эволюцию, потребовало дополнительных расходов на военно-административные и иные непроизводительные нужды… Но на первый план и здесь явно выступают последствия иного рода.

В ходе произошедших за Уралом в конце XVI–XVII вв. событий определилась основная территория нашей страны. За Русским государством закреплялись чрезвычайно богатые природными ресурсами земли, которые дали в XVII в. колоссальный приток средств в его коренные области, позволив лучше оснастить и реорганизовать армию, укрепить оборону. Русское купечество получило большие возможности для увеличения торговых оборотов и расширения сферы приложения капиталов. Произошло общее увеличение продуктивности сельского хозяйства. Усиление торговых связей в целом по стране дало дополнительные стимулы для дальнейшего роста товарного производства и складывания всероссийского рынка, который, в свою очередь, благодаря сибирской пушнине втягивался в рынок мировой. Россия стала обладательницей несметных и в реальной перспективе неисчерпаемых природных богатств.

В основе всего этого лежал будничный, ничем, казалось бы, не приметный созидательный и ратный труд тысяч простых русских людей. Сибирь в этом смысле действительно есть памятник и продукт народного творчества [152, с. 126]. Хотя в ее освоении имеют свои заслуги практически все слои русского общества, именно простой русский человек превращал ее богатства во всеобщее достояние и за невероятно короткий срок сумел заселить и преобразить дикий и пустынный край. Освоение Сибири может служить наилучшей иллюстрацией к марксистскому положению о решающей роли народных масс в истории. И видимо, не случайно этот великий и многотрудный подвиг давно привлекает к себе внимание художников, писателей и ученых.

Уже И. А. Гончарову, побывавшему в 1854 г. в Сибири, преобразующие ее люди представлялись «титанами». Знаменитый русский писатель посвятил им такие строки: «И когда совсем готовый, населенный и просвещенный край, некогда темный, неизвестный, предстанет перед изумленным человечеством, требуя себе имени и прав, пусть тогда допрашивается история о тех, кто воздвиг это здание, и также не допытается, как не допыталась, кто поставил пирамиды в пустыне. Сама же история добавит только, что это те же люди, которые в одном углу мира подали голос к уничтожению торговли черными, а в другом учили алеутов и курильцев жить и молиться – и вот они же создали, выдумали Сибирь, населили и просветили ее… А создать Сибирь не так легко, как создать что-нибудь под благословенным небом…» [38, с. 527].

Известный советский географ и исследователь Сибири В. В. Покшишевский – один из немногих, кто обратил внимание на «ту дорогую цену, которую наш народ заплатил за превращение Сибири в органическую часть Русского государства; цена эта уплачена не напрасно», заметил он [111, с. 202].

Здесь уместно вспомнить и пророческие слова великого русского ученого и патриота М. В. Ломоносова, сказанные в то время, когда по сути едва лишь закончился начальный этап освоения Северной Азии: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном…» [80, с. 498].

Современное поколение советских людей видит воплощение слов М. В. Ломоносова в действительность и вносит свой вклад в великое дело освоения Сибири.

Новым покорителям сибирских просторов посвящает эту книгу автор.

Приложение


1608 г. – Отписка тюменского воеводы туринскому

…И в прошлом… в 116-м году августа в 26 день приходили на Пышму реку нагайские люди, Урус мурза с товарищи, были от Тюмени в 20 верстах, погромили тюменских служивых людей татар два юрта… и, погроми юрты, побежали того же числа назад; и мы посылали за ним с Тюмени в погоню атамана Дружину Юрьева, а с ним служивых людей: литву и конных казаков и татар, и Дружина сошел нагайских людей и Уруса мурзу… за Исетью рекою и…многих нагайских людей побили, и языки поймали, и полон весь отгромили назад; и пришел Дружина со всеми тюменскими служилыми людьми и на Тюмень сентября в 4 день здорово…

Миллер Г Ф. История Сибири. М.; Л., 1941 Т 2.

Приложения. № 77. С. 208.

1610 г. – Отписка томских воевод в Москву

…В нынешнем, государь, во 119-м году октября в 22 день, пришед в Томской город, бил челом тебе государю… чюлымских волостей Ачинские волости князец Куземыш во всех товарыщев своих место, что приходили к ним в Горную волость киргиские люди, Номчин сын Ишей, и их воевали, и твоих государевых ясачных людей поймали в полон 5 человек, да и жены их и дети и живот их весь поймали; и чтоб ты, государь, их пожаловал, велел… от киргиских людей оборонить…

Миллер Г. Ф. История Сибири. М.; Л., 1:937. Т. 1.

IIриложения. № 77. С. 434.

Не ранее 1614–1615 г. – Челобитная томского казака Якима Захарьева о жалованье за службу

…В прошлом, государь, во 122-м году приходили… под Томской город твои государевы изменники киргисские и иных орд многие люди войною, и об острог… ударились, и служивых… людей и пашенных крестьян многих побили. И я, холоп твой, против тех твоих государевых изменников на вылоску с твоими, государь, с томскими служивыми людьми выходил, и с теми… изменники на вылоске дрался и бился явственно. И божиею милостию и твоим государевым счастьем… кыргысково лутчего князька Наяна я холоп твой убил…

Там же. № 85. С. 441–442.

Не ранее 1614—1.615 г. – Челобитная томских казаков о жалованье за службу

…В прошлом, государь, во 123-м году посылали нас холопей твоих… на твоих государевых изменников на кузнецких людей войною… с сотником сторелецким с Иваном Пущиным да с казачьим атаманом з Бажепом Костентиновым…И божею милостью и твоим государевым счастьем тех… изменников кузнецких Абинской улус повоевали, городок у них взяли… И гепваря в 15 день те твои государевы изменники… собрався со многими людьми: с кол-маками с черными и з белыми, и с киргизами, и с кучюгуцкими тысяч с пять и больши, и нас… в городке осодили и к городку… многими приступы приступали; и седели мы… от них в осаде 10 педель и голодною смертью помирали. И мы… прося у бога милости, из городка на вылоску выходили… на драку, бились явственно, и… тех твоих государевых изменников на драке побили, а князьков и лутчих людей взяли на драке живых…

Там же. № 86. С. 442–413.

1623 г. – Отписка тюменских воевод тобольскому

…В нынешнем, господине, во 131-м году июня в 28 день пришли на Тюмень ис калмаков казанские торговые татарове… и в рас-просе нам сказали: были де они в колмаках для торгу… и слышали де они от таишей колмацких в разговоре: только де в Тюмени воеводы послов русских не пришлют, и они де колмацкие люди хотят притн под Тюмень войною в скоп, Тюмень де от иных городов удалела, а люди де на Тюмени живут в уезде от города в одале, покаместа де русские люди збираютца, и мы де хлеб потопчем и деревни позжем… А на Тюмени, господине, служивых людей мало: во многих розсылках…

Миллер Г. Ф. История Сибири. Т. 2.

Приложения. № 206. С. 304.

1628 г. – Отписка тобольского воеводы в Москву

…Писали ко мне… с Тары воеводы… что в нынешнем же во 136 году посылали они… в верхние волости для твоего государева ясаку… сына боярского Богдана Байкала. И Богдан Байкал, приехав назад на Тару, в роспросе им сказал: как он приехал в верхние волости, и… прибежали к нему с вестью аялынец Изерметко Тоянгулов да Тунуской волости Катагулко Толгиидеев… что в их вотчинах на Оми реке грабили их колмацкие люди, и платье и котлы и бобры поймали… и стоят в их вотчинах, зверуют, бобры бьют. И тех де, государь, волостей… ясачные люди били челом… чтоб… ему Богдану итти с ними на тех колмацких людей… И он де Богдан, собрався тех волостей с ясачными людьми, ходил… и сошед колмацких людей, с ними билися, и на том… бою колмацкие люди твоих государевых людей шти человек ранили; и они де, государь, колмацких людей четырех человек убили и 5 изб у них сожгли…

Русская историческая библиотека, издаваемая

Археографическою комиссиею. СПб., 1884. Т. 8.

№ 11. Стб. 547–548.

1634 г. – Отписка тобольского воеводы туринскому

…В нынешнем во 143-м году сентября в 16 день писали в Тоболеск ис Тарского города воеводы… что… сентября в 12 день пришли под Тарской город колматцкие многие воинские люди з государевыми изменники… и лошадей и всякой скот отогнали, и станишников гоняли и с лошадей их збили, иные прибежали в город, а иные пометались в лес, а хлебы и сена у служилых людей жгут, а сами стоят около острогу; а которые служилые люди были по пашням, и про тех людей неведомо: живы ли они или побиты… И жить бы тебе, господине, в Туринском остроге однолично с великим береженьем… и по острогу караулы и отъезжие сторожи ставить крепкие, и в проезжие станицы туринских служилых людей посылать почасту, до которых мест пригоже, смотря по тамошнему делу и по вестям…

Миллер Г. Ф. История Сибири. Г. 2. Приложения.

№ 325. С. 412–413.

1634 г. – Отписка приказчика Нижней Ницынской слободы приказчику Верхней Ницынской слободы

…В ныпешнем, господине, во 143-м году ноября в 13 день приходили де под Тюмень с войною многие колматцкне воинские люди, шибли де ся о самой город о надолбы, и в Тюменском де уезде деревни пожгли, и многих де крестьян побили, а иных крестьян з женами и з детьми в полон поймали… А ис пот Тюмени де они с тем полоном и скотом прочь пошли до Ишиму реки; и за теми де за колматцкими людьми тюменской воевода… для того русского полону (послал) тюменских служивых людей 300 человек, и у тех де тюменских служивых… с колматцкими людьми была драка, побили де на той драке тюменских служилых людей 50 человек; да и нынеча де те колматцкие люди стоят за Пышмою в крепких местех, человек их с 600…

Там же. № 338. С. 420.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю