Текст книги "Знак вопроса 1993 № 3-4"

Автор книги: Николай Непомнящий

Соавторы: Юрий Росциус,Сергей Бузиновский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Выстроив в ряд восемь зажженных свечей, монах встал перед ними, нанес удар кулаком, и поток воздуха потушил три свечи. Затем он раскрыл ладонь и сказал, что сейчас в центр ее попадет пучок несущейся из пространства энергии, которую он затем выбросит. Спустя мгновение он нанес еще один удар, и по комнате пронесся небольшой вихрь. Свечи одновременно погасли.

Тот же монах предложил Василию поспарринговать с ним. Могу заверить, что мой приятель в каратэ достаточно искушен, но противостоять сопернику ему не удалось. По его словам, он несколько раз проводил стопроцентно верные атаки, но в самый последний момент руки и ноги его вдруг наливались свинцовой тяжестью и удары останавливались, не дойдя несколько сантиметров до цели. Японец не демонстрировал никакой особой техники – каким-то загадочным образом остановив руку или ногу Василия, он плавно и спокойно обозначал один-два удара, не касаясь, но ощущение при этом возникало такое, что стоит ему довести удар до конца, он с легкостью пробьет человека насквозь…» Напомню также, что Елена Петровна Блаватская писала, что представители племен Тода и Курумбу (Индия) способны убивать на расстоянии даже таких крупных хищников, как тигры.

Но если «астральное тело» является, так сказать, энергией в чистом виде, несомненно связанной с организмом и расходуемой им по необходимости (что видно из пространственных вариаций формы и размеров), – мы можем предположить, что организм использует именно этот запас энергии для организации «импульсной защиты».

Реально ли это? Мне кажется, что такое объяснение выходит за пределы «чистого бреда» и позволяет взглянуть на происходящее с нетрадиционной точки зрения уже сегодня, а в будущем ученые смогут экспериментально проверить эти предположения.

Мне даже показалось, что и сейчас уже одно явление можно объяснить с научных позиций. Допустим, что отмеченные многими заявителями снижения скорости движения материальных тел вблизи возбужденного опасной ситуацией человеческого организма и сопутствующая этому бесшумность наблюдаемого объективны и единопричинны. А тогда пришла в голову мысль, что сходное следствие вариации течения времени уже давно известно и носит не слишком-то модное ныне название «Красное смещение». Названный так эффект обнаружен астрофизиками, известен давно, а суть его состоит в том, что в излучении удаленных источников (квазаров, галактик и т. п.) в воспринимаемой глазом части спектра характер ные спектральные линии оказываются смещенными в направлении красного (длинноволнового) участка спектра, то есть длина их волны становится больше. Существует несколько объяснений этого эффекта. Но особый для нас интерес представляет его объяснение с позиций теории относительности как результата замедления течения времени в движущейся системе отсчета (вспомните эффект Доплера!). Показалось, что выход найден! Что так и есть! Да рано, видимо, показалось. Простые расчеты и рассуждения ничего не прояснили.

Начнем с того, что визуально наблюдавшийся Ф. Н. Филатовым разлет осколков оболочки снаряда дает основания для оценки изменения скорости. Без особых натяжек можно признать реальную скорость осколков равной 500-1000 м/с. Но товарищ Филатов описывает их перемещение в поле зрения словом «медленное». Также с определенными допущениями в силу психологической коррекции оценки можно полагать, что скорость, определяемая таким образом, была менее 5-10 м/с. Это, примерно, скорость бегуна на длинные и короткие дистанции. Так или иначе, но приведенные цифры, пожалуй, близки к реальным и для наших рассуждений пригодны. А тогда разница между реальной (обычно наблюдаемой, известной, привычной) скоростью и наблюдаемой человеком в экстремальной ситуации составляет 100(10 ²) раз.

Однако отмеченную рядом наблюдателей бесшумность происходящего, что является результатом изменения темпа течения времени в зоне наблюдения (его замедления), нельзя объяснить, если замедление было всего в 100 раз.

Сходный эффект сдвига частот вам несомненно приходилось наблюдать, когда приближающаяся к переезду электричка предупреждает пешеходов и шоферов своей сиреной об опасности. Постоянный по частоте звук ее сирены резко меняется по частоте, стоит электричке поравняться с вами. Это и есть так называемый эффект Доплера, лежащий в основе «Красного смещения».

Так почему же стократного замедления мало? Известно, что диапазон воспринимаемых ухом звуковых частот лежит в пределах 20–20000 герц. Частоты выше и ниже названных ухо не воспринимает – они неслышимы. Замедление времени в 100 раз привело бы в этом случае к тому, что звук частоты 20 000 герц стал бы восприниматься человеческим ухом как четко слышимый звук низкого тона (гудение) частоты 200 герц, то есть остался бы в пределах восприятия органов слуха. И лишь если бы темп времени замедлился в 1000 раз, частоты выше 20 000 герц вышли бы за пределы восприятия ухом. Однако и в этом случае мир не стал бы беззвучен, ибо живая и мертвая природа излучает широкий спектр ультразвуковых колебаний, в обычных условиях ухом не воспринимаемых. Но эти звуки, надо полагать, будут существенно менее информативны для человека, неотождествимы с происходящим.

Продолжим наши рассуждения. Нам, в конце концов, не так уж и важно – в 100 или в 1000 раз изменился масштаб. Но дело в том, что при верности (правомочности) нашего допущения… наблюдатель вообще ничего не смог бы видеть – он находился бы… в темноте!

В самом деле. Зрительно воспринимаемый глазами свет лежит в пределах длин волн 740–400 нанометров. (Единица измерения – нанометр – 10 ^-9м. В оптике и молекулярной физике наряду с нанометром применяется единица, названная в честь шведского геофизика Ангстрем, равная 10 ^-10м. Таким образом, 0,1 нм = 1 А.)

Следовательно, изменение частоты (и длины волны) света (отвечающее изменению масштаба времени!) всего в два раза привело бы к восприятию глазом той части спектра, которую именуют ультрафиолетовым излучением (коротковолновым). Но, к сожалению, здесь нас подстерегает неожиданность. Атмосфера Земли не пропускает ультрафиолетовые лучи с длиной волны… короче 180 м!

Таким образом, визуальное наблюдение оказалось бы вообще невозможным, ибо свет бы померк и воцарилась ночь.

Поначалу я был обескуражен. Но по истечении некоторого времени пришел к заключению, что это даже хорошо, ибо мы можем предложить разнопричинность отмечаемых изменений скорости и сопутствующей этому бесшумности происходящего, отмеченной многими заявителями. Кроме того, почему бы, например, не предположить, что организм в случае стрессовой ситуации «снимает энергопитание» всех, в данном случае несущественных, систем? Ведь именно зрение стоит на первом месте по информативности, многократно превышая возможности слуха! Быть может, это просто проявление режима экономии? Но и это представляется интересным. И потому прикидочные расчеты, казалось бы ни к чему не ведущие, я привожу. Быть может, кто-то найдет ошибку в рассуждениях или отринет этот путь и найдет другой?

Поскольку вопрос не решен, все к нему отношение имеющее, в том числе и тупиковые пути, должно быть известно, отмечено, запомнено. К тому же жизнь протекает на сцене, где участвует не только время, но и не менее непонятная сущность – пространство, а также материя…

Итак, я не могу отказаться от мысли о возможности существования импульсной аварийной защиты организмов, более того, ее реальности и осмеливаюсь об этом говорить! Вспоминается Сэмюел Дрейк, сказавший в 1840 году: «Раз человек честно излагает свое мнение, не следует проявлять к нему нетерпимость. Ему должно быть позволено выставить на посмешище себя самого и своих друзей»! А я бы добавил к этому – и свои идеи!

Так или иначе – будущее, быть может скорое, подтвердит (или опровергнет) сказанное выше. А поскольку бесполезных знаний нет, то даже отрицание сказанного позволит продвинуться вперед по пути постижения мира.

Однако, видимо, защитные возможности организма гораздо шире, чем мы думаем.

Ведь если бы речь шла о техническом устройстве, то его создатель обязан был бы предусмотреть механизм блокировки, исключающий возможность неправильного пользования системой, то, что за рубежом не без юмора именуют «фулл-пруф», то есть защитой от дурака. Поскольку создается впечатление, что человеческий организм решен поистине безукоризненно в плане инженерном, то почему бы не поискать факты, свидетельствующие о дополнительных, еще не известных нам способах самозащиты организма.

Роясь в литературе, я натолкнулся на странные заявления, долгие годы не поддававшиеся осмыслению. Они свидетельствуют о парадоксальном поведении людей, исполняющих служебные обязанности в зонах повышенного риска, где вероятность гибели весьма высока.

Коротко сформулировать происходящее можно следующим образом. Безупречные профессионалы, длительное время проявлявшие высочайшее бесстрашие, умеющие гасить в себе страх смерти, внезапно, без объяснения причин (быть может, не имея возможности, «не умея» выразить их в словах), ощущают категорическую невозможность сегодня исполнить свой профессиональный долг.

Не доверяя сообщениям случайных лиц, нередко содержащих следы профессионального фольклора, обратимся к источнику, на мой взгляд, безупречному.

Главный психиатр Квантунской армии, врач Г. Е. Шумков, в 1905 году постоянно наблюдал за поведением солдат и офицеров в рукопашном бою. Надо заметить, что доктор Шумков был интереснейшей личностью. Уделяя большое внимание психике бойца во время сражения, он тогда уже считал неизбежным приход в далеком (но обозримом, по его мнению!) будущем к психологической войне. В работе «Психика бойца во время сражения» (СПб., 19..) две последние цифры года издания заменены прочерком, но можно предположить, что книга выпущена в 1907–1908 гг. – Ю. Р.) он писал: «Возможно предположение о перенесении войны в область психических явлений. Но это психологическое воздействие на противника представляет туманную задачу будущего, хотя в настоящее время мы не пренебрегаем никакими средствами для элемента внезапности как лучшего способа психического воздействия на противника». А в разделе «Абсолютной воли бойца не существует и все его поступки подчиняются закону причинности» пишет: «Если мы поставлены лицом к лицу с неожиданным или необыкновенным поступком со стороны хорошо знакомой личности, разве мы не заметим, что считаем решительно невозможным, чтобы человек этот сделал что-то подобное; им руководил, должно быть, какой-то важный мотив или причина. Иначе мы не можем себе представить этого. Нам даже не может прийти в голову подумать и сказать, что все произошло оттого, что он воспользовался присущей ему свободой воли, – делать то, что ему хочется. Всякий нашел бы такое объяснение нелепым, а лицо, действия которого подвергались бы подобным толкованием, почувствовало бы себя оскорбленным, даже если бы полагало, что верит в свободу воли, и ответило бы: „Что? Неужели вы думаете, что я действовал без достаточных мотивов? Вы считаете меня сумасшедшим?“ Вообще, когда дело идет об оценке известного поступка, все мы без исключения прежде всего спрашиваем: какие мотивы могли побудить человека поступить так, а не иным образом? И чувствуем себя удовлетворенными только тогда, когда найдены достаточные мотивы. Другими словами, мы чувствуем неудовлетворенность до тех пор, пока остается пробел в сцеплении последовательных фактов, в последовательном развитии постепенно обнаруживающихся волевых импульсов и пока нам не удастся подвести данный поступок под закон причинности.

Итак, отрицание абсолютной свободы воли человека-бойца и признание безусловного подчинения поступков бойца закону причинности является положением, без которого научное исследование психики бойца невозможно».

Последуем этому несомненно мудрому совету профессионала, признаем безусловность подчинения поступков бойца закону причинности. Каковы же причины заинтересовавших нас эффектов? Размышляя о поведении бойцов перед боем, доктор Шумков в книге «Рассказы и наблюдения из настоящей русско-японской войны» (Киев, 1905) отмечает:

«Солдатики в день боя едят мало. Несомненно, что аппетит у большинства отсутствует. У меня самого не было аппетита и в продолжение двух дней боя и даже после него в продолжение пяти суток паники. Есть совсем не хотелось. Если иногда появлялся порыв к еде, то, взяв пищу в рот, отстраняешь ее. Она кажется безвкусной, и аппетит не разыгрывается…» Он отмечает и объективные параметры: «…пульс в бою 120 ударов около 48 часов… в 48-часовом бою до 200 ударов…»

Вот так, бесстрастно, добросовестно, скрупулезно, приведены ужасные цифры, характеризующие перенапряжение сил бойца в 48-часовом бою…

Однако продолжим беседу. С учетом изначально изложенных соображений о генеральной задаче организмов – сохранении жизни и несомненной подчиненности всех жизненных функций организма обеспечению именно этой потребности, а также высказанной доктором Шумковым мысли об отсутствии свободной воли бойца в подчинении всех ею поступков (и функций, насколько можно понять! – Ю. Р.) закону причинности, можно предположить, что из существ, развивавшихся в условиях существовавшего на Земле риска, адаптировались к нему и выжили лишь те, физиологические функции которых увеличивали шансы на выживание.

Очевидно, что отсутствие аппетита причинно оправдано перед боем, ибо ранение брюшной полости становится менее опасным, если желудок пуст. К тому же отсутствие пищи в желудке, по-видимому, также снижает количество крови в брюшине. В подобных же ситуациях, наряду с увеличением гормональной активности и отмеченным Шумковым резким увеличением числа сердечных сокращений, наблюдается гипервентиляция легких, лучше свертывается кровь, сужаются кровеносные сосуды и так далее.

Несомненно, что это тоже звенья защитных мер. Не нужно быть особым фантазером, чтобы заметить, что эти меры позволяют организму накопить энергию и одновременно снимают вероятность гибели особи от кровопотерь.

А тогда как объяснить поведение профессионала, отказывающегося в какой-то момент выполнить свою связанную со смертельной опасностью работу? При этом не следует забывать и о том, что, по мнению того же доктора Шумкова, поведение бойца полностью определяется законом причинности.

В названной выше книге доктора Г. Шумкова есть примечательная глава: «Лодыри: как лица, уклоняющиеся от боя». Ее название меня, откровенно говоря, удивляет. Именно Шумков рассуждал об абсолютном подчинении поведения бойца закону причинности… Как же он, умный и дальновидный, мог ограничиться столь низменной причиной объяснения поведения лиц, на которых, как и на всех прочих, распространяется презумпция невиновности? Но из песни слова не выкинешь. Глава носит именно такое название. Ниже приведены из нее два фрагмента: «…Полковой командир много раз участвовал в бою и считался храбрым офицером. Один раз он получил приказ: „На завтра выступить вперед и занять такую-то позицию“. Полковник пришел в бригадный лазарет и прямо говорит: „Я желаю лечь, идти на позиции не могу“. Никаких жалоб не высказывал, а просто: „Слабость, идти не могу“. Температура нормальная, внутренние органы, по-видимому, без изменений. Ночь спал хорошо. Среди больных и раненых чувствовал себя не дурно. На другой день полк выступил. Имел столкновение и должен был отступить. Приехавший ординарец сообщил об отступлении. Полковник оделся, сел на лошадь и спокойно поехал помогать отступлению. Спрашивается, чем был болен?» И еще сходный случай из той же главы: «В нашем полку был прапорщик обыкновенной храбрости. В трусости никогда не был замечен, вел свое дело беззаветно, как ведут и все другие. Но вот в один прекрасный день этот прапорщик заявляет, что он в бой идти не может; он чувствует, что у него нет сил идти вперед. Какой-то страх или предчувствие, но идти не в силах. Несмотря на увещевания, просьбы, угрозы предать суду и расстрелу, он отказался наотрез, говоря, что ему все равно, идти ли вперед или идти на расстрел – для него совершенно безразлично. Полковой командир имел право расстрелять, но оставил его в покое, отослав в обоз верст за шесть-семь от места сражения. Не могу я быть командиром и в то же время палачом, говорил он.

Пробыв сутки в обозе, на следующий день тот же прапорщик спокойно вступил в полк и шел на встречу неприятеля, как и все прочие, как и он сам поступал раньше. Безотчетного страха, испытанного вчера, он не имел. И во все последующие дни он был бравым офицером.

Прапорщик с виду крепкий и здоровый мужчина».

Присмотримся к сообщениям Шумкова. «…Полковой командир много раз участвовал в бою и считался храбрым офицером…» И вдруг: «Слабость, идти не могу…» При этом стоит помнить и о кодексе чести русского офицера. Однако, фиксируя состояние поступившего в бригадный лазарет полковника, доктор Шумков не усматривает у него никаких болезненных изменений и, будучи психиатром, нарушений психики или нервной системы, ее истощения или переутомления, что по меньшей мере странно. Он пишет: «…Ночь спал хорошо. Среди больных и раненых чувствовал себя не дурно». Полковника, видимо, не тяготила мысль о возможности неправильного истолкования его обращения непосредственно перед предстоящим боем в лазарет и пребывание в нем без причин. И даже Шумков, завершая сообщение, удивленно спрашивает: «Чем он был болен?» Так почему же врач относит этот случай в главу «Лодыри…»?

«…Прапорщик обыкновенной храбрости. В трусости никогда не был замечен, вел свое дело беззаветно… Но вот заявляет, что он в бой идти не может, он чувствует, что у него нет сил идти вперед… Какой-то страх или предчувствие, но идти не в силах… ему все равно, идти ли вперед или идти на расстрел – для него совершенно безразлично».

Неправда ли, странный набор фактов и заявлений? Как к ним подступиться?

Попробуем интерпретировать причину отмеченных доктором Г. Шумковым отказов как следствие подчиненности всех поступков особи генеральной задаче организма – сохранению жизни.

Однако кто из читателей представляет себе реальную опасность рукопашного боя? Воспользуемся для оценки опасности широко используемым в медицине и биологии понятием фактора риска. Его величина выражается в процентах и указывает среднестатистическую вероятность гибели части идентичных организмов, подвергшихся воздействию того или иного разрушительного фактора, в нашем случае рукопашного боя.

Так, безмятежное пребывание на опушке среднерусского леса в жаркий июньский полдень в мирное время отвечает ничтожному значению фактора риска в какие-то десятимиллионные доли процента.

Опасность гибели в условиях такого города, как Москва, может быть легко исчислена. Примем количество единовременно находящихся в черте города людей, включая приезжих, округленно равным 10 млн. человек (10). Статистика утверждает, что в среднем за сутки в Москве совершается одно убийство и около десяти человек гибнут в дорожно-транспортных происшествиях. Тогда величина фактора риска быть убитым ФР = 10 ^-5%, а гибели в ДТП = 10 ^-4%.

Применявшееся некогда в античности наказание проштрафившихся солдат – децемвирование, или уничтожение каждого десятого, – оценивается фактором риска ФР = 10%.

Однако рукопашный бой существенно опаснее. В конечном счете из сотни принимавших в нем участие лишь единицы остаются в живых. Поэтому фактор риска в условиях рукопашного боя лежит в пределах ФР = 80±5%.

Естественно, что относить отмечаемые доктором Шумковым отказы идти в бой на счет описанных ранее защитных систем, основанных на восприятии энергетических аномалий пространства, вероятностного прогнозирования опасности в условиях столь высокого значения фактора риска, видимо, нельзя.

В описанных доктором Шумковым случаях кадровые офицеры, похоже, столкнулись впервые в жизни с ощущением, эмоцией непреодолимой силы, сущность которой можно выразить словами «запрет», «отказ», «бессилие». Сходная эмоция, которую я назвал «директивной немотивированной эмоцией» и описал в работе «Тень грядущего» («Наука и религия», 1989, № 2) и в брошюре «Последняя книга Сивиллы?» («Знак вопроса», 1989, № 11), властно диктует спасительную линию поведения в случаях, связанных с предстоящим пребыванием в зонах вблизи потенциально опасных природных и техногенных объектов, в момент формирования и появления эмоции еще не начавших видимым образом разрушаться. Однако следующее за появляющейся директивной эмоцией видимое разрушение опасного объекта, реализация опасности, является, видимо, следствием исподволь идущих микродеструкций объекта на молекулярном уровне, сопровождающихся неизбежным перераспределением энергии между разрушающимся телом и окружающей средой. Несомненно, что организмы обладают способностью дистантной индикации таких энергетических аномалий пространства, переводя полученную информацию на понятный организму язык эмоций, побуждающих человека вы-г брать для своего грядущего пребывания зону с минимальным риском задолго до видимого разрушения обреченного на деструкцию объекта.

Однако фактор риска в ситуациях, описанных доктором Шумковым, имеет поразительно высокую величину, но до того вхождение в опасную зону не вызывало столь бурного эмоционального запрета организма. В чем же дело?

Обратим внимание на то, что подавляющее большинство эмоциональных побуждений человека, несомненно, имеют в основе своей защитный характер, прекрасно укладывающийся в рамки генеральной функции организма – сохранение жизни!

Подтверждение сказанному можно найти в работе Л. А. Китаева-Смыка «Психология стресса» (М., 1983).

«Понятие „экстремальное“ состояние предполагает определение какого-то „предела“ психологических и физиологических адаптационных преобразований. Большие возможности адаптации человека затрудняют определение этого „предела“. Конечно, прежде всего следует иметь в виду предел существования организма, индивида, т. е. начало его разрушения, гибели. Но этому „предельному“ состоянию умирания, деструкции всего организма или его элементов, как правило, предшествует ряд адаптационных состояний, характеризующихся включением аварийных защитных механизмов, направленных на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание действия опасного, вредоносного фактора. В ряду этих состояний можно выделить еще один предел, т. е. предельное состояние. Это так называемое третье состояние, промежуточное между нормой и болезнью. Его иногда называют экстремальным. Показателем такого состояния могут быть „внутриорганизменные“ сигналы к сознанию человека (!! – Ю. Р.), вызывающие у него неприятные, болезненные ощущения, побуждающие человека избегать обусловливающего их фактора. Это первый субъективный показатель наличия экстремальных воздействий на человека. Он может иметь градацию от слабо заметных неприятных ощущений до чувства непереносимой болезненности».

Из сказанного следует чрезвычайно интересный вывод: понятие «экстремальной ситуации» является комплексным, субъективно-объективным, зависящим и от внешних факторов среды, и от характера и состояния текущих характеристик организма, его адаптационных возможностей.

А тогда не поискать ли причину отмеченного доктором Шумковым эффекта именно здесь, внутри организма, в его текущем состоянии?

Хотя из сообщения Шумкова не ясна полная картина происшедшего в те дни, но, без особых натяжек, можно представить, что оба «отказчика» и в предыдущие дни были в бою. Поэтому, памятуя о законе причинности и отсутствии свободной воли бойца, а также о том, что понятие экстремальности ситуации включает в себя как объективные, так и субъективные составляющие, взглянем на проблему с другой стороны. Почему бы не предположить, что причина заключалась в том, что имело место ДО парадоксального и неожиданного отказа строевых офицеров идти в бой? Что нечто, имевшее место в их жизни раньше, снизило порог их возможностей, лишило на время чего-то (например, способности эффективной импульсной энергетической защиты) и сработали эмоциональные «упоры» – ограничители, – исключающие (запрещающие, удерживающие) до поры вступления индивидов в зону высокого фактора риска – на пале боя!

В самом деле, если верно хотя бы отчасти предположение о существовании возможности импульсного воздействия организмов на параметры пространства, материи или времени, если можно как-то «остановить мгновение» для защиты собственной жизни, то… следует признать, что, израсходовав постоянный запас энергии, организм на какое-то время будет беззащитен в ситуациях высокого риска. Минимальное время восстановления запаса энергии защиты, как можно представить из записей доктора Г. Шумкова, составляет около суток, а встреча с высокой опасностью в это время – смерть!..

Появление для защиты организма в момент «энергетической истощенности» специальной биологической блокировки, выработки специального эмоционального сигнала «запрет» естественно. Организм, имеющий такую систему, резко увеличивает свой шанс на выживание. Порой, несомненно, следует уклониться от опасности! И что, если в описанных доктором Шумковым случаях отказ – не проявление трусости, а следствие трезвой подсознательной оценки текущих возможностей организма?

Несомненно, что, если этот эффект существует, необходимо четко оценивать готовность или неготовность организмов исполнять долг.

И если мы найдем способ оценивать энергетическое состояние личности, то сможем спасти жизнь, достоинство и честь многих людей.

Давайте займемся этим!