Текст книги "Марбу"

Автор книги: Николай Головин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

ЗИМА В ТУНДУРИ

О Марбу рассказывать нечего, потому что зиму он проспал. Хейка перескочил через это .темное и холодное время года, чтобы продолжить свой рассказ с того момента, когда полусонные медведи с пустыми желудками впервые покинули берлогу, чтобы поразмять свои кости. Однако я все же совсем кратко опишу зиму, чтобы завершить картину безлюдного края, а затем сделаю экскурс к саами, которые имеют отношение к рассказу как коренные обитатели этой земли.

Хотя зимы в Арктике и субарктике темные и поэтому привлекают к себе немногих людей, все же я находил эти зимы прекрасными. Это не значит, что я считаю великолепным непременно то, что другие люди отвергают, просто люблю зиму в высоких северных широтах, как и всякий другой, кто не домосед.

Между прочим, во время войны на эту землю пришло много людей, которым в мирное время никогда бы не пришло в голову перебираться сюда. Одни кое-как приспособились к северной зиме, другие ее проклинали и лишь немногие были в восторге. Вынужденный приезд в чужую, да к тому же суровую страну действует на человека угнетающе. Кроме того, любая страна во время войны выглядит совсем иначе, чем в мирное время.

Другое дело мы. Кто здесь живет постоянно, тому глушь стала родной и только в ней чувствует он себя хорошо. Сам я родом не из этих мест, но так долго жил на Севере один и вместе с семьей, что могу здесь с удовольствием жить годами. У нас, стало быть, другое отношение к этой суровой природе и мы воспринимаем ее такой, какая она есть. Мне не известен ни один случай, когда какая-либо семья раскаивалась в переселении из более южных мест в эту северную глушь.

К темноте привыкают, хотя и не с особым восторгом. Но ведь это не такой уж мрак, каким его многие себе представляют. Даже в рождество на улице можно читать газету, если она у вас есть. Ночью в полнолуние из-за северного сияния и снега на дворе бывает иногда так светло, как в комнате, освещенной светильником. О настоящем мраке в арктическую зиму вообще не может быть и речи.

Холод убийственный – так написано во многих книгах. Если одеваться в местную одежду, то есть носить меха, то его не ощущаешь. При сорока градусах мороза я лежал под открытым небом и не замерз, при сорока восьми градусах вместе с женой застревал в пути на оленях и не погиб. С холодом, стало быть, можно справиться.

Таковы теневые стороны долгой зимы, которые искупаются радостями охоты и путешествия на нартах. Кто ездил на дальние расстояния от деревни к деревне на лошадях, запряженных в сани, тот охотно вспоминает об этом, а кому приходилось мчаться по тундре на оленях, тот не забудет этого всю жизнь. Чтобы пережить такой путь, я готов отдать несколько лет своей жизни..

Тундра зимой покрыта глубоким снегом и простирается на многие мили без единого деревца, словно замерзшее озеро. Границу ее иногда невозможно установить. Лишь по долинам видны небольшие леса, куда и перекочевали звери. Знающий жизнь этого глухого края чувствует себя хорошо в безлесной снежной пустыне, находит дрова под снегом, а в некоторых местах и дичь.

Лес великолепен. Заваленный снегом до нижних ветвей деревьев, он просто сказочен. В нем обитает масса зверей, это целая охотничья область. Плохо одно: здесь можно по грудь провалиться в снег, в то время как снег на открытой местности держит лучше. Но ведь у каждого охотника есть лыжи, и глубина снега не играет роли.

Я научился любить этот северный зимний лес и мог проводить в нем целые дни. Тогда где-нибудь возникала покатая крыша из ветвей, рядом горел костер, а я сидел под ней и писал.

Таким образом я написал почти все свои книги.

У ДЕТЕЙ ГЛУШИ

Черные чумы, вихрем несущиеся оленьи упряжки, отважные фигуры в пестрой одежде, большие стада и обширный дикий край – так представлял я себе Лапландию, когда был на пятьдесят сантиметров ниже ростом и с ранцем за спиной бегал в школу. Позже я близко познакомился с этим краем, приобрел собственных оленей и совершенно освоился. Действительность оказалась такой же прекрасной, как мечты. Так как свои впечатления о Лапландии я описал в другом месте, то мне хотелось бы лишь вкратце упомянуть о саами и скольтах, живущих в тундре, и описать их такими, какими я увидел их во время одной поездки на мотоцикле. Тогда у меня за плечами было уже пять лет, прожитых в Лапландии, и я прибыл в страну не как чужестранец.

Итак, я катил на своем мотоцикле, мучаясь на противных/щебеночных дорогах и время от времени вылетая из седла. Такие уж эти дороги. Редкие автомобили, проходящие по ним, проделывают две колеи в щебне, по которым собственно очень хорошо ездить, потому что они плотные. Однако это не нравится администрации дороги, которая посылает грузовики, снабженные чем-то вроде снегоочистителей, чтобы сделать ровное, однако не совсем прочное покрытие. И вот по этим дорогам, на которых можно свернуть шею, ездишь целыми днями.

Чем севернее, тем меньше дорог. Местами они совсем прерываются. Затем на Севере начинается шоссе, ведущее через Печенгу до самого Ледовитого океана.

Чтобы передвигаться здесь на мотоцикле, нужно не быть очень нежным и не бояться падений. Во всяком случае мне тоже приходилось ездить там, где о дороге не могло быть и речи. Предупредительных знаков нет. Если едешь в глушь, позаботься о том, как выбраться обратно.

Хотя в Финляндии 70 000 озер, в ее северной части есть огромные леса и большие пространства тундр, где не так уж много воды. Дорога далеко не везде идет среди озер, она углубляется и в бескрайние леса, и выходит на голые горные кряжи с широкими торфяными болотами и равнинами. На многие мили не встретишь ни одного дома, не увидишь ни одного человека. Здесь словно на краю света.

Однажды я мчался на север и немало удивился, увидев в совершенно глухой местности девушку-саами в пестрой юбке; она стояла на краю дороги и читала газету. Рядом с ней был почтовый ящик. Вместо того, чтобы оторваться от газеты и удивленно посмотреть на меня, девушка вообще не обратила на меня никакого внимания. Даже когда я остановился и сфотографировал ее, она осталась безразличной.

Я улыбнулся украдкой такому упрямству. Девушка мне нравилась. Она была совсем не хорошенькая, но в ее поведении прямо-таки воплотился сам народ – саами.

– Вuоге bаеlvel! – приветствовал я на ее языке и спросил: – Gоs don bоаtак? Откуда ты?

Тогда она вскинула удивленные глаза и посмотрела на меня.

– Кто ты? – спросила она в свою очередь.

– Меня зовут Эрих и Туискалас, у меня были олени и я со своей женой, которую вы называли Риегу, бывал у всех саами.

– Это ты? – она обрадованно потянула мне руку.– Я Карин, дочь Осасто. Добро пожаловать к нам, Туискалас!

Такие они все, эти прекрасные дети природы. И если сумеешь заслужить их расположение и доверие, то не найдешь лучших друзей, чем они. Саами в Финляндии живут оседло и более или менее приобщились к цивилизации, в то время как в Норвежской Лапландии и в Швеции есть кочевники, живущие в чумах.

Кто в Финляндии держит большое стадо оленей, тот живет в избе. Поэтому он не имеет возможности кочевать со своим стадом. Такой вид оленеводства возможен лишь в богатых кормом областях.

Когда я мчался от селения к селению, то уже издали узнавал нарядные избы и простые, хижины колонистов и саами.

Гостеприимство было везде одинаково. Бедняк ничего не требовал за ночлег, однако само собой разумеется, что его гость удовлетворялся шкурой, разостланной на полу, и не претендовал на большее. Он и сам переночует точно так же скромно, когда отправится в путь и будет искать ночлег у других. Это гостеприимство, присущее не только скандинавам, но и всем народам Севера, в сущности взаимно. Чтобы не пришлось самому остаться ночью под открытым небом, каждому поселенцу приходится принимать других и бесплатно их угощать. Живя в палатке, мы часто должны были потесниться, когда к нам приходил кто-нибудь из жителей тундры.

Многие поселения не видны с дороги. Они основывались где-нибудь в стороне, иногда в нескольких милях от путей, потому что или там была лучше земля, или озеро обещало более богатые уловы рыбы. Впрочем, колонист не бывает особенно удручен, если ему не понравится место или разочарует земля. В таком случае он разбирает дом, отвозит сруб за несколько миль и строится вновь, чтобы испытать свое счастье на новом месте. Тундури велика!

Но даже самый отдаленный поселенец хочет иметь связь с внешним миром, для чего он устанавливает почтовый ящик на ближайшем к нему участке дороги. Напишет он письмо, опустит в этот ящик, укрепит флажок на нем и отправится обратно в свое уединение. Пройдет когда-нибудь потом почтовая автомашина, шофер увидит флажок, положит его в ящик, а письмо заберет с собой. Иногда ящики бывают открытыми. Тогда шофер бывает вынужден придавить камнем почту поселенца – газеты, письма или деньги, чтобы их не унесло ветром.

До сих пор ничего не пропадало, даже деньги могут лежать открыто целыми днями и не найдется ни одного нечестного человека, который бы их взял. Здесь нет воров.

Итак, девушка Карин пришла к дороге, когда я мчался через тундру, обдавая все вокруг запахом бензина. Она саами и гордится этим. Видя ее стоящей у обочины, трудно представить, как она живет, ведь на этой бесконечной дороге она не дома.

Родина саами-нетронутая глушь, в которой стоят чумы и пасутся большие стада оленей. В Финляндии в чумах живут лишь пастухи, а их семьи остаются в домах. У кого есть олени, тот не может покинуть эти дикие места. Здесь саами должен проводить свою жизнь, суровую и полную лишений.

Кроме этих саами, существует еще маленькое племя скольтов, которые также занимаются оленеводством, однако одеваются они не так, как саами, и не относятся к их прямым родственникам. У них своя культура, свой язык. Основная территория скольтов находится в районе Печенги.

Летом саами и скольты ведут спокойную жизнь, стерегут стада и ловят рыбу в озерах. В это время опасность со стороны волков так незначительна, что они временно могут оставлять стада без присмотра. Если не принимать во внимание комаров, к которым они давно привыкли, у них не бывает особых неприятностей. Даже затяжные дожди им не страшны. Зимой они радуются приближающемуся лету, летом – зиме, потому что у обоих времен года есть свои преимущества.

Зима для этих людей Севера, несомненно, более напряженное время года из-за опасности нападения хищных зверей и необходимости быть постоянно бдительными, но она приносит и много радостей от бега на лыжах и езды на нартах.

Саами запрягают одного оленя, скольты же ездят на нартах, запряженных тройкой! Я сам ездил на двух оленях, потому что третий очень часто сходит с узкого следа, утопает в снегу и висит в упряжке вместо того, чтобы тянуть.

Бывает езда и наперегонки, бешеная гонка на полудиких животных! Она продолжается иногда целыми днями по тундре и по глубоко заснеженному лесу – чтобы съездить к стадам, принять участие в распродаже оленей с аукциона, на праздники, на охоту или просто ради удовольствия. Лагерная жизнь на снегу, короткий сон у костра под северным сиянием, охота! Без этих радостей жизнь зимой была бы чертовски тяжела. Глаза иногда слипаются от инея и льда.

Несмотря на все это, северяне сохранили сердечную теплоту и юмор. Они не злы и никого не обманывают. Когда приезжаешь к ним, не нужно заботиться об оленях, потому что они попадают в верные и надежные руки.

«Ого, Эрих, ты далеко ездил!-сказал однажды наш приятель Аслак, глядя на двух моих оленей, имевших весьма печальный вид после недельного путешествия.– Дай их мне поставить снова на ноги».

Через четыре недели я получил их из его стада хорошо откормленными и отдохнувшими, и он ничего не потребовал за это. За дружескую услугу Аслак не берет денег.

ОЛЕНИ ТУНДРЫ

Марбу спал; он проспал всю зиму. За время рассказа Хейка успел проголодаться и хотел теперь хорошенько подзакусить, прежде чем продолжать. Поэтому мы поплыли к берегу, добрались до одного болота со множеством кустарников и карликовых березок, где расположились лагерем и быстро сварили кофе. Каждый из нас завернул форель в газетную бумагу и закопал в горячую золу, чтобы испечь.

Пока готовится пища, у меня есть время, чтобы добавить еще несколько слов о северных оленях. Хейка не останавливался на таких мелочах, потому что я все это знал. Его рассказ касался лишь Марбу и медведицы.

Важнейшее животное Севера все же северный олень, благодаря ему и возможна жизнь многих народов в субарктике. Сначала на него охотились, а потом стали разводить. Дикие северные олени водятся в некоторых горных областях Норвегии, а также и других северных странах, в Финляндии же вряд ли. Во всяком случае охота на северных оленей потеряла свое значение, в то время как разведение :их приносит большую пользу многим народам.

Олень, как мы называем его для краткости, очень неприхотлив, но он не может долгое время обходиться совсем без пищи, как, например, медведь. Иначе он мог бы проспать всю зиму и не терпеть лишений. Как только начинается первая вьюга и земля покрывается снегом, олень должен разгребать все более толстый снежный покров, чтобы отыскивать олений мох, которым он питается всю зиму. Никто не помогает ему в этом, потому что у кочевника от сотни до трех тысяч животных и он не может заботиться о каждом из них в отдельности.

Если даже глубина снегового покрова достигает метра, олень не погибнет от голода. Когда он пасется, то почти не виден в глубокой траншее из разрытого снега. Лишь лед и наст быстро отнимают силы у оленя, он слабеет и может стать добычей хищных зверей. Здоровый олень уходит от медведя и принимает бой с волками, причем в большинстве случаев заканчивает его успешно. Горе волку, который нападет на здорового оленя. Как правило, он будет нанизан на рога и подброшен в воздух.

Езда на отдохнувших оленях – большое удовольствие, но требует от ездока много ловкости. Полудикие животные сначала мчатся очень быстро. Бывает, что олени, нарты и ездок образуют запутанный клубок, причем иногда трудно угадать, кто из всего этого выйдет победителем. Местному ездоку никогда не придет на ум выпустить поводья из рук, иначе он останется один посреди широкой тундры и несколько дней проищет свою упряжку.

Перед поездкой в тундру нужно научиться ездите на самых скверных животных, чтобы быть готовым ко всему. Во время моего «ученичества» мне ежедневно давали разных оленей, и уже через четырнадцать дней я не уступал в езде ни одному саами.

По моей просьбе старый скольт рассказал об оленях:

«Наши предки были охотниками на оленей. Они, вероятно, позже чем саами перешли к их разведению. Еще пятьдесят лет назад мы ловили диких оленей и с их помощью освежали кровь животных наших стад, потому что скрещивание оленей одной и той же породы дает малорослое потомство. Ловили диких оленей, загоняя их в ограды, которые ты можешь увидеть недалеко от нашего селения в лесу».

Я действительно проходил мимо поломанных и поросших мхом столбов и жердей.

«Саами, с которыми мне приходилось встречаться, использовали своих оленей лучше,– продолжал он.– Наши женщины хотят покупать красивые ткани, а нам для выездов нужно одеваться только в меха. Раньше олень давал нам все, в чем мы нуждались, то есть одежду, нитки, чулки, обувь, кости для резьбы, шкуры, кожу и многое другое».

И действительно, если при сорокаградусном морозе носить льняные платья, как мне это приходилось видеть, можно легко простудиться. Самых здоровых кочевников я встречал в чумах.

Когда я упоминаю об этом, я совсем не отхожу от темы об оленях, потому что оленеводство определяет образ жизни саами и скольтов и оказывает большое влияние на сохранение здоровья людей.

Если здесь не обрабатывать землю и не ловить рыбу, то приходится иметь дело с оленями. Все держится на них. Причем пришелец едва ли их увидит, ведь олени пасутся в далекой тундре и на холмах, куда редко заходит гость. Кому же удавалось их видеть и наблюдать, как они тянутся по бесконечным снежным пустыням или пасутся под полуночным солнцем, того всегда будет тянуть к ним, потому что часы эти незабываемы.

ХЕЙКА РЫБАЧИЛ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ

Теперь он жевал, потягивал горячий кофе и чувствовал себя уютно. Комаров не шлепал, потому что не ощущал их укусов. Я их давил только тогда, когда они слишком плотно облепляли затылок или руки, впрочем, у меня тоже был против них иммунитет.

Во время еды Хейка не говорил. Зачем ему делать два дела одновременно? День велик.

Я кончил быстрее, чем он, потому что он ел много хлеба. Поэтому он брал с собой целую сумку хлеба – черного, серого и анисового – по своему вкусу. По мне серый был лучше всего.

– Еще одну рыбу, Эрих? – спросил он вдруг. И мы испекли еще по одной. Если знаешь свое дело, не приходится сидеть долго с удочкой. Рыба будто ждет крючка.

Для себя мы брали не всякую. Нет, только хорошо упитанную, не слишком старую и большую, не слишком маленькую И тощую, и не ту, что жила в илистых ме-стах, так как это портило ее вкус. Когда дело касалось собственной еды, мы были очень разборчивы. А для продажи летело в бочку все, что попадало на крючок или извлекалось из сети.

– Iаhа, мы знаем толк в еде!-похвалил Хейка, засовывая нож в ножны и вытирая жирные пальцы о брюки. Я подумал уже, что он набьет трубку и снова будет двадцать раз прикуривать, однако на этот раз он разобрал ее и стал чистить заботливо и не торопясь. При этом он говорил:

– Приходи зимой, когда я прорублю лед. Тогда буду ставить сети под лед. Это требует большого труда.

– Тебе, стало быть, нужен помощник? – подтрунивал я над ним.

– Нет, я не об этом думаю! Ты бы мог это заснять на кинопленку. Тут прорубь и там прорубь, а между ними стоит сеть.

– Мокрые пальцы и тридцать градусов мороза не каждому по вкусу,– возразил я.– Ты зависишь от рыбной ловли?

– Нет, это ты неправильно представляешь. Зимний лов мне больше по душе. При колке льда еще никто не замерзал, так что мокро бывает, стало быть, только при вытаскивании сети. Впрочем, в избушке всегда тепло. Зато зимой большое преимущество в том, Эрих, что рыба может долго лежать, не теряя качества. Лучшие цены я получаю зимой, когда рыба самая вкусная. Чтобы ее отвезти, я одалживаю лошадь и катаюсь на ней туда и обратно. Легче для меня и не может быть.

– А кто покупает рыбу?

– Ее берет каждый торговец, а также и потребительское общество. На форелей спрос большой.

Мы вытащили сверток из золы, разрезали ножом обуглившуюся бумагу и извлекли из нее рыбу. Она почти таяла во рту.

– Ты слышал, Хейка, будто бы здесь поблизости тоже совершали жертвоприношение? – сказал я, внезапно вспомнив об интересовавшем меня вопросе.

Он кивнул, немного пожевал и произнес:

– Это как и везде: старые саами приносили жертвы. Я знаю, что здесь у них была молельня на той горе, которую ты видишь, а также внизу у озера, где стоит высокий камень. Старый Эйко рассказывал мне, что он ловил со своим отцом рыбу и попал в сильную бурю. Чтобы уцелеть, они обещали своему доброму божеству много рыбы. Тут буря улеглась, и они благополучно добрались до берега. И вот отец Эйко подумал, что теперь-то уж с ними ничего не случится, и назвал жертвоприношение старомодной глупостью. В это мгновение лодка наскочила на камень, дала течь и затонула. Они оба, правда, спаслись, но все же потеряли лодку и рыбу. Я думаю, что подобных рассказов здесь вокруг полно.

– Да, я слышал их у саами и скольтов. Говорят, что жертвы приносились еще совсем, недавно.

– Эрих, наш край велик, и в нем происходят иногда удивительные вещи. Никто не верит в призраков, и все же иногда можно перепугаться.

Я лишь кивнул, потому что знаю страну и людей. А как было с одним стариком из Варангер-Фьорда? Он тоже тайно жертвовал рыб и его бог принимал жертвы. А что оказалось на самом деле? Приходил Оула, старый плут, и клал принесенную в жертву треску в свой горшок!

Воистину, Хейка, много чудес в тундури!

В ПОЛОВОДЬЕ

Когда проходит темное зимнее время, дни становятся длиннее, а о ночи не может быть и речи, тогда в более южных странах расцветают первые весенние цветы. И когда там стар и млад радуются маю, здесь, на Севере, еще царит суровая зима. Снег лежит на целый метр, а то и больше, потому что с самого ноября он ни разу не таял, а из-за постоянных морозов стал крепким. Даже теплые солнечные дни не в состоянии его растопить.

Потом все же начнутся дожди и ветер – фён загуляет по скалам. Горе человеку, который окажется в тундре во время оттепели! Весна не любит шутить.

Много раз я веселый выходил ранним утром на лыжах, не думая ни о чем плохом, а снег был холодный и прочный, пока вдруг не начиналась оттепель и я до самых колен не проваливался вместе с лыжами. Шаг за шагом тащился я многие километры по глубокому липкому снегу! На оленях мы просто застревали. Тогда ничего не остается, как ждать мороза или после короткого отдыха тащиться дальше. Однако никто при этом не погибал.

Ну, а уж если нужда в это время выгоняет в тундури, надо избегать оттепели. Приходит тепло сверху – держись по возможности в низинах, а если тает сначала внизу-ищи высоких мест. Если не помогает ни то, ни другое, приходится ждать ночи, надеясь на похолодание или небольшой мороз. В середине мая дни бывают жаркие, а ночью наступают морозы до минус двадцати градусов. В таких случаях снег тает не целый день. Однако во время дождей ночью не бывает холодно, и нужно иметь в виду, что через неделю от снега не остается и следа. Саами спешат поэтому как можно быстрее достигнуть со своими стадами побережья Ледовитого океана, где олени должны пастись все лето.

Чудесно это стремительное весеннее пробуждение! Реки, промерзшие на метр, устремляются поверх льда, поднимают его, ломают и гонят с пеной на север, к морю. Зимой они превратились в пути сообщения, по их льду ехали нарты, сани и даже грузовики. Сейчас их буйство ошеломит каждого пришельца, увидевшего та-, кое превращение впервые. Где еще несколько дней назад не было воды, все бурлит и клокочет, как в адском котле.

Вода стекает вниз по всем склонам, застаивается на торфяных болотах, поднимает снег и становится опасной для всех путешествующих по тундре. Она повсюду – в каждой деревне, на лугах и дорогах, вокруг домов и во всех сапогах.

Через несколько дней проходит самое тяжелое время. Сколь стремительно вода прибывала со всех сторон, столь же быстро и ушла. Исчезли снега, привычного зимнего ландшафта как не бывало.

Если идти теперь по тундре с открытыми глазами, можно стать свидетелем маленького чуда: всюду цветут растения. Это плотные подушки с маленькими почками и нежными цветками, различнейшие виды каменистых растений, у которых уже под снегом образовались почки и только ждали таяния.

Весна начинается очень поздно, и потому непродолжительна. Она приходит одновременно с полуночным солнцем, приносит цветы и бабочек, птиц и радость во все дома. В основном это уже лето.

Точно так же быстро перестраиваются люди с зимы на лето. Весенний переворот влечет за собой усталость, однако у саами, скольтов и настоящих людей глуши она совсем не заметна. В это время они уже загорелые, как негры, потому что солнце над покрытой снегом тундрой палит нещадно. Летнее настроение к ним приходит так же быстро, потому что они радуются лету еще задолго до его наступления.

И вот лес снова зазеленел. В светлые ночи превращение происходит очень быстро, словно все должно спешить, чтобы за короткое летнее время успели созреть плоды. Буйный ветер колышет деревья и мелодичный шелест разносится по тайге, обычно такой тихой.