Текст книги "Марбу"

Автор книги: Николай Головин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

ОСЕНЬ В ТУНДУРИ

Если бы я мог отправиться в глушь ради удовольствия, то предпочел бы для этого осень, потому что она для меня и многих других самое красивое время года. Весну мы все приветствуем пылко, потому что она приходит после длинной, темной зимы, с летом приходят белые ночи, зима приносит много снега для езды. Все это дает повод радоваться, однако ни одно время года не может сравниться с осенью, которая, вероятно, нигде не бывает так красива, как здесь, на Севере. В северных широтах, от Норвегии и до далеких внутренних территорий Советского Союза, осень одинаково красива, а я выделяю Северную Финляндию только потому, что в этом рассказе именно о ней идет речь.

Осень начинается когда исчезает мошкара, отравляющая существование. Уже по одной этой причине все радуются наступающему времени. Теперь созревают ягоды, которых здесь всюду невообразимые количества. Местами от брусники земля становится красной, и ягоды давят на каждом шагу. Брусника, голубика, морошка,, клюква, водяника и много других: лес и тундра – большие кладовые для людей и зверей. Люди собирают эти ягоды и сохраняют на зиму свежими, морожеными или в виде варенья, а звери в течение всей зимы находят под снегом водянику. Ее черные ягоды держатся на стеблях до нового урожая и еще дольше, так что новая созревшая ягода может висеть рядом с прошлогодней.

Сами по себе ягоды не делают эти глухие места прекрасными, однако благодаря им жизнь здесь приятней, а пища разнообразней. С созреванием ягод наступает изменение окраски тундры: великолепие оттенков от темно-зеленого до светло-красного. Собственно, налицо все краски земли и неба, даже такие их смеси, которые не рискнет применять ни один художник. Кажется, будто природа хочет нарядиться еще раз, прежде чем покроется льдом и снегом и погрузится в глубокий зимний сон., В более южных странах осень украшает землю цветами, в то время как здесь главным образом изменением окраски листьев. Даже мхи и лишайники сверкают пестротой.

Смена окраски тундры производит чарующее впечатление на всех северян, поэтому большинство людей именно в это время отправляется туда. Но северные пространства велики и могут вобрать в себя много людей, да так, что они не встретят друг друга. Я бродил целыми днями, не встречая ни единой человеческой души. Только звери были повсюду.

Теперь начинается охота на белых куропаток и зайцев, других же зверей пока оставляют в покое, чтобы лучше стал их мех. Охота на белых куропаток начинается прямо-таки как по удару колокола. Каждый ждет ее – или самой охоты ради, или чтобы заработать денег. В большинстве случаев охотники договариваются между собой о том, где и сколько времени они будут охотиться, чтобы не мешать друг другу. Тундра велика, и в ней хватит места для всех.

Поначалу охота на белых куропаток просто массовый отстрел, не требующий большой ловкости. Куропатки в это время теряют свою коричневую летнюю окраску и становятся белыми. Сидят они на голых скалах или в пестром кустарнике, и их можно узнать издали. Бумага не валяется в этой местности, так что каждый может стрелять во все белое – если это, случайно, не краешек рубашки охотника, как иногда оказывается в действительности. Так как стреляют только дробью, то беда от этого невелика.

Многие тысячи куропаток погибают, прежде чем остальные научатся на их горьком опыте и станут осторожнее. Теперь они выставляют караул, ведущий постоянное наблюдение и доносящий о каждом подозрительном движении вокруг. Арр! Арр! Повсюду поднимаются головы. Целая стая клюет ягоды. Следует успокаивающее карканье. Если караул обнаружил охотника, то вся стая поднимается и с шумом улетает низко над кустарником, а через сто метров снова камнем падает вниз.

Охотник, конечно, не дает спуску. Он стреляет уже при первом приближении, убивает от двух до четырех куропаток и ждет пока стая не сядет снова. Тогда только он подбирает добычу, спускает из нее кровь, завертывает голову в бумагу и сует под крыло, чтобы не испачкать кровью перья. Подкрадываются быстро, так как укрытий достаточно. Так следует охотник за стаей, пока не перестреляет ее всю и не положит в рюкзак или пока ее жалкий остаток не исчезнет в дальнем полете.

Где охотится много поселенцев, там вскоре не найдешь ни одной куропатки. Тогда охота на них временно прекращается, пока не прилетают новые стаи из глубины тундры. Эта безлюдная и редко посещаемая внутренняя часть тундры снабжает свои окраины всевозможными зверями и птицами и остается, таким образом, непобедимым источником всякой жизни.

Точно так же обстоит дело и с зайцами-беляками, которые уже осенью становятся белыми – слишком рано для их собственной безопасности. Белыми пятнами, следовательно, могут быть и зайцы. Теперь, конечно, охотник, занимающийся охотой как ремеслом, дающим ему заработок, не стреляет зайца, потому что он слишком дешев и бесполезно отягощает рюкзак. Куропатка, которая намного меньше зайца, почти в два раза дороже его.

Как только солнце уходит в полночь с северного горизонта, снова наступают темные холодные ночи, дни становятся короче. Тогда хорошо лежать у костра и прислушиваться к ночным голосам.

Охотнику не приходится быть разборчивым, когда он ищет место для ночлега. Тундра велика и везде одинакова. Где не растут березки, там на земле достаточно хвороста, чтобы поддерживать костер. Однако березки есть почти везде – или омертвевшие и поваленные стволы, или же зеленые, горящие еще лучше. Где-нибудь располагаешься – только не прямо у воды, потому что там свежо и туманно. Потом вытаскиваешь кофейник, который имеется в рюкзаке любого охотника. После еды можно было бы спать, но не ложишься. Мне казалось, что в глуши ночь предназначена не для спанья.

Иногда уже в это время на небе появляется северное сияние. Смотришь на него, любуешься волнующимися лентами, световыми коническими пучками, колеблющимися линиями и дугами, пока они снова не исчезают. Иногда прилетит сова, попадет в свет от костра, попорхает ослепленная и снова вылетит из него. Потом усядется на сухой березе и сидит, словно идол.

Если ночь тихая и сухая, охотнику не на что жаловаться, но погода меняется очень быстро. Сначала закапает, потом польет, и приходится съеживаться, чтобы не лежать во всю свою длину под дождем. Чем сырее, тем выше должно подниматься пламя костра. Костер горит и сушит одежду – насколько это ему удается. В большинстве случаев потом наступает дождливый день, сырость проникает до самого тела, вода хлюпает даже в обычно непромокаемых сапогах. Порох в это время сыреет, и у него хватает силы лишь на то, чтобы вышибить дробь из ствола.

Мы все – бедняки, которые экономят на дроби и порохе. Чиновники же, что приезжают охотиться по воскресеньям, эти нежные господа, имеют покупные боеприпасы, мы же сами набиваем свои патроны, поэтому они у нас ровно в два раза дешевле. Вечером мы садимся у костра, вытаскиваем стреляные гильзы, удаляем пистоны и наполняем их определенной меркой – почти на одну треть – черным порохом. Потом затыкаем бумажным пыжом, сверху насыпаем достаточно дроби, или «граду», как мы ее называем, потом опять бумажный пыж. Чтобы все это набить в гильзу плотно, мы пользуемся палкой или камнем. После всего вставляем пистон. При расчете на крупную дичь, надо забивать в гильзу пулю или кусок железа и засыпать побольше пороха. Если он сухой, то все в порядке, сырой же порох может привести в отчаяние даже самого спокойного охотника: «град» летит едва на пять метров.

Наша охота, собственно говоря, примитивна. Ружья бывают хорошие и плохие, старые и новые, но в конце концов все меньше зависит от оружия, чем от охотника, а охотник здесь на Севере чертовски вынослив и хорош. Охотничьего языка он не знает и не маскирует шляпу под целое болото. У него и для веточек не нашлось бы места на ней.

Охотиться с северянином – не всегда удовольствие. Не говоря уже о его быстрой ходьбе, он, не колеблясь, идет по воде и, кажется, совсем этого не чувствует. Он знает местность, ему не нужно искать брода, он пересекает ручьи и ползет на руках и ногах через болота, когда хочет подкрасться к дичи.

После первых знакомств с этими людьми я стал охотиться самостоятельно, потому что двух куропаток, которые мне требовались на день, я мог убить более легким способом.

Охота на волков и медведей требует, конечно, выдержки. Нужно долго подкрадываться, если не хочешь сидеть и ждать. При этом приходится целыми днями лазить напрямик по лесам и болотам. Когда уже устанешь как собака, может быть, удастся подкрасться на расстояние выстрела, а то бывает, что приходится повернуть обратно, чтобы позже повторить все снова.

БЕГСТВО ОТ ОХОТНИКОВ

– Когда началась охота, многие охотники подстерегали обоих наших медведей,– рассказывал Хейка.– Я не хотел ничего об этом знать, потому что не мог стрелять в Марбу. Медвежонок теперь подолгу оставался один, так как он сам находил себе корм и меньше зависел от старухи. Он мог бы один залечь на зиму в берлогу, однако все снова и снова сходился с медведицей; его видели в разных местах и преследовали.

Для медведей осень тоже лучшее время, потому что вдоволь дичи и ягод, только наступает беспокойная жизнь из-за множества охотников. Каждый поселенец бродит с ружьем, каждый мальчик считает себя охотником. Марбу впервые в своей жизни услышал выстрелы. До этого времени он не обращал внимания на людей, но мать учила его избегать выстрелов, а вместе с ними и охотников. В общем они теперь все время убегали от какой-то неизвестной опасности.

Однажды ко мне пришел один молодой поселенец и спросил, не у меня ли еще Марбу? Я посмеялся над ним. Тогда он рассказал о встрече с Марбу: как он вышел на куропаток, а медвежонок совсем безбоязненно подошел к нему на несколько шагов. Но поселенец не убил его, подумав, что медведь принадлежит мне. Стало быть, Марбу еще раз чертовски повезло, и он снова внес неразбериху в отношения между человеком и дичью.

В другой раз врач охотился на зайцев с обеими своими лайками. Хотя лайки не очень хороши для охоты на зайца, но доктор готов держать пари за своих дворняжек. Ты знаешь, Эрих, как мы охотимся с собаками на зайцев. Как только они найдут свежий заячий след, то бегут стремглав, стараясь отыскать зайца и пригнать его к хозяину. Естественно, что охотник не должен покидать своего места, чтобы собаке не пришлось разыскивать еще и его.

Итак, нашему доктору нужен был один заяц для воскресенья, и он дошел до Утсйоки. Ему было бы легче убить его прямо за своим селом, потому что зайцев там достаточно. Но нет, три часа он бегал со своими собаками по лесу. Наконец, он навел собак на след, а сам остался ждать у ручья.

Собаки залаяли. Лаяли они далеко в горах. Доктор спокойно ждал. Сколько ждал, об этом он не хотел говорить. Собаки во всяком случае не вернулись, так что он вынужден был их искать. Целый день он бегал за ними, пока не нашел их измученными с высунутыми языками в медвежьем помете около озера. По всему было видно, что они гнались за двумя медведями и загнали их в озеро.

При таких обстоятельствах Марбу вместе с медведицей покинул эту местность. Если бы он был один, то вряд ли дал бы гонять себя этим кобелям, потому что со времени своей встречи с Тулли он перестал бояться собак. Только со старухой бегал он от них.

Куда девалась медведица, я не могу тебе сказать. Вероятно, они разошлись в результате повторяющихся облав, так что Марбу вдруг появился у меня и снова пришел в избушку. Два дня он был здесь, как будто никогда не уходил отсюда. Своим внушительным ростом и чудовищной силой он не раз нагонял страху на Тулли, так что тот больше его и знать не хотел. Даже мне он действовал на нервы, когда ненасытно опустошал миски с кормом, загораживая собой всю дверь или неуклюже опрокидывал стол и стулья. Но он всегда был добродушным.

Чтобы избавиться от него, я делал все, что было в моих силах: выставлял его за дверь, бил и пробовал увести куда-нибудь, используя приманку, но он оставался, как будто вообще больше не хотел покидать нас. Медведицу я не видел. Несмотря на это, она была, вероятно, где-то здесь поблизости, потому что позже я нашел ее следы.

В эти дни со мной произошел случай, над которым я потом долго смеялся и о котором шли разговоры далеко вокруг. Один приезжий, имевший мало понятия об охоте и жизни в тундре, зашел однажды ко мне, чтобы поздороваться и отдохнуть. Когда он постучал в дверь, Марбу просунул голову в щель и нагнал на пришельца такого страху, что он бежал от нас сломя голову.

Как пришел Марбу, так он и исчез во вторую же ночь. Тулли ходил по его следу в восточном направлении. В эту ночь я его больше не видел и вообще мне суждено было его видеть еще лишь один раз. Но это было несколько месяцев спустя, когда таял снег и пришел чужой охотник.

– Не забегаешь ли ты вперед? – решил я перебить Хейку. Он набил трубку, кивнул и сказал:

– Совершенно верно, не будем нарушать порядок. Вскоре после этого наступила зима.

МЕДВЕДИ ЗАЛЕГАЮТ В БЕРЛОГУ

Итак, пришла зима, покрыла тундру свежим снегом и превратила пестрый край в белую дикую местность, на которой лишь кое-где торчали отдельные березы. В лесу на многих деревьях еще держались листья. Березы низко склонились, а толстые сучья хвойных деревьев ломились от лежащего на них плотного и тяжелого снега.

Беспокойно бродила вокруг медведица. Спасаясь от преследования людей, она долго бежала и, наконец, достигла такого места, где больше не раздавались выстрелы. Здесь все было незнакомо, но она чувствовала себя уверенно и, хотя подозрительно относилась к каждому запаху и не оставляла без внимания ни одного следа, ни разу не натолкнулась на запах человека.

Теперь она искала место для берлоги, заглядывая в каждый уголок, обследовала каждое дряхлое дерево и все время была беспокойной. В эти дни снег шел без перерыва, как будто весь лес должен был погрузиться в него. Снега лежало уже больше, чем на полметра.

Марбу оставался со старухой. Он искал точно так же как и она, хотя и не имел представления о логове для зимнего сна. Так и иная птица вьет себе гнездо, хотя никогда не видела, как это делается, и ни у кого этому не училась. Звери и птицы обладают таким свойством, заложенным в них природой.

Когда старуха нашла пещеру среди каменных глыб, покрытых снегом, она натаскала туда мягких и сухих веток, выкопав их из-под снега. Ими она выстлала пещеру и устроила удобное логовище.

Марбу ни в чем не отставал от матери. Разборчиво разыскивал он мох и ветки, неутомимо трусил рысцой по глубокому снегу и вел себя так, как будто уже много зим устраивал себе логовище. О корме в эти дни они не думали, потому что были толстые и жирные, ведь медведи залегают на зиму в берлогу хорошо упитанными, способными месяцами питаться за счет своего жира.

Медведица терпела присутствие Марбу, хотя не особенно о нем беспокоилась. Если бы он залег один, она бы, наверное, не побежала за ним. Большая нежность, с которой она сначала ухаживала за своими медвежатами, уступала потом место более грубому, иногда почти враждебному обращению. Старые медведи большие грубияны, с ними шутить нельзя. Они дерутся или мирятся– смотря по настроению.

Марбу совсем не чувствовал усталости. Он по-прежнему отдыхал несколько часов в день – теперь, может быть, немного больше, чем обычно, потому что не ощущал сильного голода. Все же он ежедневно выходил из берлоги, не предпринимая, однако, далеких прогулок. Снегопад продолжался.

Когда снег стал очень глубоким, а небо хотя и посветлело, но дни еще были темными и веяло холодом над тундрой и лесами, медведица осталась в берлоге. Марбу тоже не выходил теперь наружу, а больше лежал в пещере и лизал свои лапы. Медведи делают это часами, и никто не знает почему. Они лижут, чавкают и ворчат про себя. Вероятно, занимаются этим после того, как залягут, и до тех пор, пока не устанут и не заснут. Спят же так крепко, что их не сразу разбудишь.

В логовище они чувствуют себя уверенно лишь после того, как проверят все вокруг – нет ли следов человека или вообще чего-нибудь подозрительного. Старые медведи заботятся о том, чтобы не оставить своих следов, прежде чем залечь в берлогу.

Итак, Марбу спал. Ему не было никакого дела до того, что происходило снаружи. Ведь охотник, который идет по лесу в поисках дичи, не подозревает о присутствии медведя. Лучшие лайки могут быть с ним, но и они не обнаружат берлогу. Снег замел все следы, и все исчезло.

Проспит ли медведь долго или время от времени предпринимает небольшие прогулки – зависит от того, какая будет зима. Медведица обычно спокойнее проводит зиму, чем медведь. Раньше рождества медведь залегает редко, в то время как медведица очень рано начинает готовиться к этому. В мягкие зимы медведи часто выходят из берлоги, и их поэтому убивают больше, чем в сильные холода.

КОЕ-ЧТО ОБ ОХОТЕ НА МЕДВЕДЕЙ

И я охотился на медведей: бегал с одним финном сломя голову, лежал целыми ночами в кустах и видел в конце концов убегавшего медведя. Мне это ничего не стоит, потому что я охотно оставляю эту тварь живой. Итак, истины ради, обо мне и моей охоте на медведей рассказывать не стоит. Однако из собственного опыта знаю, что для охоты на медведей требуется большая выносливость, потому что приходится претерпевать разного рода лишения.

Хейка – рассказчик, которому можно верить, он сам убивал медведей.

Охота на медведей так же стара, как само человечество. Древнейшими свидетельствами о ней служат пещерные изображения каменного века, о которых археологи могут рассказать лучше, чем я. Медведь – одно из самых распространенных животных – водится в Европе, Азии, Америке и в некоторых областях Северной Африки. В наше время он истреблен во многих странах, где когда-то водился в больших количествах.

Охота на медведя без ружья не такое уж великое дело для охотника, привыкшего к примитивному оружию. В давние времена его убивали даже без помощи собаки, так как собака появилась у человека позже. Охотник должен был убивать медведя, если не хотел быть сам разодранным на куски. Кто не обладал большой отвагой, тот не мог стать охотником на медведей. До сих пор охота на них слывет делом отважных и повсюду пользуется уважением. У многих народов, живущих охотой, медвежьи когти служат украшением храбрых охотников.

Тому кто ныне убьет медведя из новейшей винтовки с оптическим прицелом, не следует вешать когти на шею, потому что он не совершил подвига. Теперешняя медвежья охота в том виде, как она происходит у охот-ников-любителей, особенно у богачей, не может быть вписана как славная страница в историю охоты. Она протекает в большинстве случаев так:

Когда поселенец обнаруживает медвежью берлогу, он объявляет об этом, затем появляется какое-нибудь маленькое охотничье общество и просит показать ее. После этого на берлогу натравливают собак, поднимают медведя и пристреливают в удобный момент. У-лю-лю, охота окончена, поселенец получает заработанные деньги.

Один из моих друзей в молодости был бедняком и хотел кое-что заработать. Он отправился с охотничьим обществом в Ледовитый океан, носил там пять ружей для нескольких иностранцев, бродил с ними далеко по льду и подавал оружие, когда они хотели убить белого медведя. У охотников буквально до самого выстрела были руки в карманах, потому что медведи сами шли на незнакомых им людей.

Кто охотится таким образом, тот, естественно, не подвергается никакой опасности, но вместе с тем и не испытывает прелести настоящей охоты. Он может убить двадцать медведей и все-таки останется на всю жизнь жалким слепцом, прошедшим мимо множества прекрасного. По мне лучше неудачная, но настоящая охота.

Именно тогда я вступаю в соприкосновение с дикой природой и глубже ощущаю ее.

Мой приятель Хуббен гонялся за медведем с дробовиком, заколотив в патрон кусок железа. Мне бы никогда не пришло на ум поступить таким образом – я просто последовал его примеру. И с этакими ружьишками мы отправились на медведей! Нужно просто благодарить бога за то, что медведь показал нам свой зад вместо пасти.

Когда я рассказал об этом Хейке, он засмеялся и сказал:

– В таком случае брось ружье и положись лучше на нож. Набросится медведь – коли, да смотри не промахнись. Отыщи побыстрее пятое ребро слева, чтобы попасть куда следует.

– Спасибо за хороший совет, Хейка, однако я бы не хотел, чтобы дело дошло до этого,– возразил я сухо.

– Тогда бери топор – он длиннее.

– Обойдусь без медвежьей шкуры.

– Из тебя не выйдет порядочного медвежатника,– заключил Хейка.– Правда, и я стреляю, но всегда учитываю, что могу промахнуться и что единственным оружием у меня останется нож.

– Поэтому ты бываешь спокойным и попадаешь?

– Можешь быть уверен. После иногда бывает слабость в животе, но потом все проходит.

Эти парни охотятся в одиночку, чтобы не делить добычу. А медведь – хорошая добыча. Он дает около двухсот килограммов мяса и хорошие деньги за шкуру. Во многих домах на Севере стены украшены картинками, изображающими медвежью охоту: на них несколько собак, взлетевших в воздух, рассвирепевший медведь того гляди, схватит одного охотника, а из ружья другого блеснул смертельный выстрел. Картины большей частью дрянные и все же правдивые. Охота на медведей выглядит точно так. Если первый выстрел окончится неудачно, со зверем шутить нельзя. Он перебьет собак и доберется до охотника, если тот вовремя не пустится наутек или не схватится за топор или нож.

При нападении медведь обычно встает на задние лапы, идет вперевалку к человеку и пытается его обнять. Это используют старые охотники.

Начинается с разыскивания берлоги, в которой медведь залег на зиму. Берлоги бывают самые различные: одни медведи устраиваются в пещере, другие в дупле дерева или под елкой со свисающими до самой земли ветвями: такие ели часто встречаются на Севере. Охотники поднимают спящего медведя большим шумом. Зверь просыпается не сразу, он постепенно приходит в себя. Совсем заспанный выбирается наружу и кажется ошеломленным. Часто он просто убегает, и его приходится останавливать собаками, однако иногда он выпрямляется, идет на человека и хочет его обнять. Охотник выставляет навстречу зверю* обмотанную левую руку, правой прицеливается и наносит удар ножом. Топором, напротив, бьют обеими руками, причем некоторые охотники предпочитают удар снизу в нижнюю челюсть, чтобы потом второй удар нанести по черепу, а другие сразу стремятся ударить по голове. Удар снизу опережает удар медведя, который очень часто, защищаясь, бьет лапой.

Этот вид медвежьей охоты, конечно, может прийтись по вкусу не всякому человеку и редко применяется. Простой охотник идет на зверя не ради спортивного интереса и с удовольствием использует возможности современной охоты. Борьба один на один и так не исключается, если первый выстрел не достигает цели и зверь переходит в наступление. Эго относится к медведю, а также к лосю и волку.

– Раньше больших зверей ловили в ямы,– продолжал Хейка.– Повсюду ты можешь встретить глубокие ямы, которые остались с тех пор. Их прикрывают хворостом, а сверху в виде приманки кладут убитого зверя, Редко когда не. бывает удачи.

Я действительно находил много таких ям, использовавшихся также для ловли диких оленей. Теперь они так обвалились и заросли, что их трудно узнать.