Текст книги "Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени"

Автор книги: Николай Мальцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

2. Удивительный переход с атомной подводной лодки в бурную жизнь столицы

Мне было 37 лет. У меня не было ни кола, ни двора. Назад к счастливому прошлому возврата не было. С ним было покончено навсегда, лишь осталось сожаление. Если бы у меня была в средней полосе приличная квартира, то я бы с удовольствием послужил на атомной лодке ещё несколько лет, а может быть, и до полного выхода на пенсию. Служить на лодке для меня было творческим удовольствием. Но надо быть полным идиотом, чтобы продолжать службу, не имея нигде «ни кола, ни двора». В полной неопределенности собственного будущего, в жаркие дни первых чисел июля 1980 года, в канун летней Олимпиады, я вместе с семьей прибыл в Москву. Москва была необыкновенно пустынной. Особенно поразила пустота аэровокзала и московских транспортных магистралей. Это было связано с ограничением въезда в Москву, в связи с проведением в Москве Олимпиады-80. В Москве жила сестра моей жены, и мы как всегда, во время отпусков или по другим каким нуждам, бывая проездом в Москве, остановились в её московской квартире. Прибыли мы в Москву после окончания рабочего дня и знакомство с новым местом службы пришлось отложить на следующий день.

Командировочное предписание было выписано на РТУ ВМФ. Служебный телефон кадровика управления Кудрявцева Николая Ивановича хранился у меня ещё с 1979 года. Утром я позвонил ему, и он распорядился подъехать и связаться с ним из бюро пропусков, по трехзначному коммутатору. Через час-полтора я прибыл в Большой Комсомольский переулок, получил в бюро пропусков разовый пропуск и оказался в Радиотехническом управлении ВМФ. Кудрявцев Николай Иванович встретил меня так, как будто видел в первый раз. В маленьком кабинете кадровика находилось ещё два капитана 1 ранга. Он познакомил меня с ними. Один из них, пожилой красавец с окладистой седой бородой, капитан 1-го ранга Прохоров Марат Иванович, представился командиром будущего Аналитического центра. А другой, сравнительно молодой капитан 1-го ранга Вдовиченко Евгений Владимирович, представился главным инженером и моим непосредственным начальником. Мне объяснили, что пока ещё никакого Аналитического центра не существует. Для развертывания будущего центра и сопровождения работ по его созданию, создан временный штат-кадр в количестве пяти штатных должностей. Мы трое и были представителями будущего центра.

Четвертый, как я потом выяснил, самый хитрый и осторожный, капитан 3 ранга Слава Первак, прибыл одним из первых. Почему-то его не оставили в РТУ ВМФ для работы с секретной документацией по развитию центра, а отправили на объект. По ходатайству командования РТУ ВМФ, Слава Первак получил служебную квартиру в качестве наблюдателя за ходом строительства непосредственно на подмосковном объекте Дуброво, и находился там практически постоянно. Как ни странно, но это перемещение неизвестного мне и раньше меня прибывшего офицера Славы Первака из РТУ ВМФ, на объект Дуброво, сыграло заметную положительную роль в моей будущей судьбе. Если бы Слава Первак проявил себя талантливым офицером, умеющим работать с документами, общаться с командованием ВМФ и конструкторами-разработчиками Аналитического центра, то его бы и оставили при РТУ ВМФ, а меня отправили на объект в качестве сидельца-наблюдателя. В этом случае я бы потерял шанс проявить свои творческие способности в качестве работника Центрального аппарата.

Сидел бы на объекте в служебной квартире и тихо ждал, когда будет построен жилой дом для офицеров и мичманов центра, и моя семья получит на территории военного городка настоящую подмосковную квартиру. То есть реализовалась бы судьба тихого предпенсионного офицерского клерка. Но даже от реализации этой судьбы я был бы безмерно счастлив, так как о большем и не мечтал. Но что-то у Славы Первака не сложилось. Разных согласований и документальной работы по создаваемому Аналитическому центру был непочатый край. И Прохорову и Вдовиченко был нужен помощник-исполнитель документов непосредственно в РТУ ВМФ, откуда и велись все согласования и возникали горы совершенно секретной переписки, как с Управлениями ВМФ, Министерством обороны и военными институтами, так и с многочисленными гражданскими министерствами системы Военно-промышленного комплекса, организацией главного конструктора, и многочисленными организациями конструкторов и разработчиков отдельных систем и технических устройств, обеспечивающих «добычу», сбор и обработку информации для функционирования Аналитического центра и передачу обработанной информации на командные пункты Генерального штаба.

Поэтому мне, в виде эксперимента, и предложили снять жилье в Москве и на следующий же день прибыть в РТУ ВМФ для исполнения инженерных обязанностей в качестве помощника главного инженера Евгения Владимировича Вдовиченко. На пятую должность инженера, равноценную моей должности, офицер уже был тоже назначен, но пока к новому месту службы не подъехал. Таким образом, штат-кадр будущего объекта состоял из пяти офицеров. Штат-кадр был полностью укомплектован и одним из этих офицеров штат-кадра, неведомыми для меня путями была назначена и утверждена моя скромная персона. Это была не просто удача или везение, а перст судьбы, который определил все мое будущее. Ещё большим перстом судьбы оказалась моя необходимость исполнения служебных обязанностей не на объекте Дуброво, а в Москве, в Центральном аппарате Радиотехнического управления ВМФ. Буквально через неделю прибыл и последний офицер штат-кадра Валера Двораковский. Ему тоже предписали снять квартиру в Москве и работать параллельно со мной в РТУ ВМФ под руководством Вдовиченко и под общим руководством начальника шестого отдела неакустических средств полковника Черненко Эдуарда Петровича.

Я был так увлечен и заинтересован новым необъятным кругом служебных обязанностей, так хотел скорее постигнуть все нюансы и тонкости новой служебной деятельности, требующей настоящей творческой отдачи, что даже не замечал, что Валера Двораковский является моим конкурентом. Впрочем, творческой работы по подготовке документов, ответов на предложения промышленности, военных институтов и заинтересованных управлений ВМФ и Министерства обороны, а также по согласованию совместных решений и предложений, хватало на всех. Все мы вместе с главным инженером Вдовиченко работали с начала рабочего дня до 22–23 часов позднего вечернего времени. И опять, как и во время службы офицером-подводником на атомном ракетоносце, я перестал замечать служебное время, как жизненную тяготу. Недели проходили как один день. Не успевал я оглянуться, как наступал выходной день. Я ощутил прилив огромных жизненных сил, как будто внутри открылось второе дыхание, словно у бегуна на длинные дистанции. У нас не было рабочего помещения, как у штатных сотрудников РТУ ВМФ. Но это нам нисколько не мешало.

Мы работали или в секретной части или за двумя рабочими столами, поставленными для нас в аппендиксе полутемного коридора. Настольных ламп не было. РТУ ВМФ располагалось в старом здании бывшей гостиницы, построенной ещё в царские времена, и имело четырехметровые пролеты от потолка до пола. Тусклый свет потолочных ламп коридора еле освещал поверхность стола, за которым мы читали документы или исполняли в секретных рабочих тетрадях бесчисленные проекты совместных решений, ответные письма или проекты рабочих документов. Темп был так высок, что за неделю рабочего времени я от корки до корки расходовал секретную тетрадь объемов в 96-100 листов, разлинованную в линейку под рабочую рукопись. Всегда имелось две тетради. Когда одну сдавал в секретное машбюро для печати проекта письма или документа, работал в другой тетради. Заметил я влияние этого полутемного коридора на мое здоровье, лишь много лет спустя, когда зрение стало катастрофически падать, а затем и открылась глаукома. В этом бешеном рабочем темпе я не сразу обратил внимание на то обстоятельство, что хотя Валера Двораковский, работал с документами с не меньшим усердием, но результаты его работы были более скромными. Это адский труд был для него явно в тяготу.

Он не испытывал от него никакого удовольствия, может быть потому, что каждый проект документа переделывал многократно. Он не мог сразу уловить ту мысль, которую выкладывал главный инженер Вдовиченко, давая ему задание на исполнение того или иного документа. Если же Двораковский пытался вложить в документ что-то свое, то не мог потом аргументировано доказать, почему он исказил или дополнил мысль начальника своими мыслями. Работал он также напряженно, но выход или результат такого напряженного труда был минимальным. Кроме главного инженера Вдовиченко, нам имел право поручать исполнение документов и начальник 6 отдела РТУ ВМФ полковник Черненко, который был ответственным за исполнение ОКР «Аналитический центр» по линии РТУ ВМФ. Я быстро нашел деловой контакт с Черненко, и хотя со значительными правками, но написанные мной черновики докладов Главнокомандующему ВМФ или деловые письма, Черненко визировал, после чего я мог их отдать в печать. А вот у Двораковского такого контакта не получилось. Скоро Черненко прекратил обращаться к Двораковскому и через голову главного инженера, поручал мне исполнение ряда черновых вариантов серьезных документов за подписью начальника РТУ ВМФ, которым к этому времени был профессор, доктор технических наук и контр-адмирал Попов Георгий Петрович.

Через какое-то время в способностях Двораковского к серьезной аналитической работе с документами разочаровался и главный инженер Вдовиченко. Двораковский все чаще стал исполнять личные поручения главного инженера, меньше бывать в помещении РТУ ВМФ и работать с документами. Вообще, надо сказать, что кратко и понятно изложить свои, а тем более, чужие мысли на бумаге – неимоверно сложная задача, и не каждому человеку она по силам и талантам. Вырабатывается такое качество не у каждого человека. Нередко я тоже иногда переделывал документы по два-три раза, но не столько потому, что неправильно излагал мысль начальника, а потому что пытался вложить в документ и свои соображения, которые мне казались весьма существенными. Иногда Вдовиченко с ними соглашался, и черновик документа подвергался лишь мелким незначительным правкам. Чаще Вдовиченко категорически отвергал мои соображения, и черновик документа приходилось в корне переделывать.

3. Борьба Вдовиченко за адмиральскую должность

Сначала я не мог понять, какие задания главного инженера выполняет Двораковский, целыми днями «пропадая» в других управлениях ВМФ или в организациях промышленности? Очень часто он с утра получал личные задания от Вдовиченко, и только к вечеру появлялся в управлении, чтобы сглазу на глаз сообщить главному инженеру о результатах свой работы. Позже выяснилось, что главный инженер Вдовиченко, от имени «Аналитического центра» мог исполнять и печатать секретные документы и без визы начальника 6 отдела РТУ ВМФ. Вот с этими письмами, исполненными от имени «Аналитического центра» и бегал Двораковский в кадровые органы ВМФ и в организацию главного конструктора академика Савина Анатолия Ивановича, пытаясь согласовать с ними штатную численность первой очереди в количестве 700 человек и с обязательным утверждением звания контр-адмирала для главного инженера и начальника центра.

Конечно, каждая отдельная войсковая часть имеет право обосновывать и доказывать перед вышестоящими кадровыми органами ту штатную численность, которая необходима для обеспечения нормальной жизнедеятельности и боеготовности того технического комплекса, который она обязана обслуживать. Но «Аналитический центр» по факту замыкался на РТУ ВМФ, и не имел права прыгать «через голову» и самостоятельно решать вопросы штатной численности. По своей флотской наивности в те времена я не понимал, что главный инженер Вдовиченко настойчиво гнет свою линию по штатной численности, втайне от начальника 6-го отдела РТУ. Именно, по той причине, что ему очень хотелось стать контр-адмиралом. Под давлением Вдовиченко я помогал ему разрабатывать раздутое штатное расписание. Пытался спорить и сопротивляться. Но мои доводы им не воспринимались. Может, эти споры и помогли мне остаться в стороне от его закулисной борьбы за адмиральскую должность. Если я критиковал даже черновик раздутого штатного расписания, то как я мог ходить к кадровикам или в организацию главного конструктора, чтобы убеждать их согласиться с предложенным штатным расписанием?

А вот Валера Двораковский, и не пытался критиковать работу Вдовиченко. Он воспринимал эту раздутую схему, как нечто необходимое и готов был за неё бороться. Он и стал исполнителем тайных замыслов главного инженера нашего будущего центра. Но в «дураках» от этой подковерной возни остался, в конце концов, сам Вдовиченко. Он видимо не представлял себе, насколько доверительные отношения были у начальника 6 отдела РТУ ВМФ Черненко с главным конструктором академиком Савиным и его подчиненными. О каждом посещении Двораковского или самого Вдовиченко московского ЦНИИ «Комета», который возглавлял главный конструктор академик Савин, тут же по телефону сообщали Черненко. И сам Черненко, и начальник РТУ ВМФ контр-адмирал Попов были против адмиральских должностей и раздутых до 700 человек штатов «Аналитического центра». Да и как же не быть против, если быть реалистом, а не прожектером, закороченном на идее «адмиральства» руководителей будущего центра?

Во-первых, были заложены основания лишь двух 40-квартирных жилых домов с неизвестными сроками завершения строительства. Даже после завершения их строительства, в них можно было разместить лишь восемьдесят семей офицеров и мичманов, а куда девать семьи ещё 600 военнослужащих, если утверждать такую раздутую штатную численность? Во-вторых, пока на объекте не были установлены все технические средства и комплексы, и не проведена опытная эксплуатация силами специалистов промышленности, нельзя было даже гению, каким себя числил Вдовиченко, определить потребную численность оперативного и обслуживающего персонала. В-третьих, пока от будущего «Аналитического центра» руководство ВМФ и Генеральный штаб не получат весомой и достоверной информации о местоположении и боеготовности подводных стратегических ядерных сил вероятного противника, о местоположении многоцелевых подводных сил и авианосных ударных соединений, никто и никогда не введет начальнику центра штатной должности контр-адмирала.

В советское время, да и сейчас, штатными должностями адмиралов в ВМФ так просто не разбрасываются. Обуянный идеей «адмиральства» главный инженер Вдовиченко ничего этого не замечал и вопреки здравому смыслу, лез «напролом» и вел закулисную игру, которая являлась тайной только для него самого. Я сразу же отказался от участия в этой закулисной игре, и тем спас свою репутацию. Постепенно, не только Двораковский, но и главный инженер Вдовиченко, все больше попадали в изоляцию от начальника 6 отдела Черненко и теряли в его глазах доверие. Получалось так, что исполнение наиболее важных документов Черненко поручал мне напрямую, помимо главного инженера Вдовиченко. Мало того, но Черненко приглашал меня на все совещания с участием представителей военных институтов и разработчиков, где я мог свободно высказывать свое личное мнение и мое мнение часто учитывали при подготовке решений. А вот главный инженер Вдовиченко своим максимализмом и нереализуемыми требованиями, мягко говоря, на таких совещаниях вызывал всеобщее недоумение и недовольство.

Он совершенно не соотносил, довольно низкие возможности вычислительных и информационных устройств того периода, а также отсутствие необходимого программного обеспечения, с реальными потребностями «Аналитического центра». С учетом того, что никаких компьютеров тогда не было не только в СССР, но и на «продвинутом» Западе, то требования главного инженера Вдовиченко, невозможно было реализовать в «железе». Прошло какое-то время, и я стал полноценным доверенным лицом начальника 6 отдела РТУ ВМФ. Он перестал доверять главному инженеру Вдовиченко. Я не только научился исполнять важные документы на уровне главного инженера, но и успешно взаимодействовал и согласовывал документы по «Аналитическому центру» с командованием ВМФ, Управлениями Генштаба и даже с Комиссией по военно-промышленным вопросам при Совете Министров СССР.

У меня это получалось значительно лучше, чем у главного инженера Вдовиченко. Скажу по совести, что огромную роль в моих доверительных отношениях с высокопоставленными работниками Военно-Морского флота, Министерства обороны, министрами и их заместителями и даже с представителями Совета Министров СССР, сыграл мой огромный одиннадцатилетний стаж службы на атомном подводном ракетоносце Северного флота. Дело в том, что я настолько свыкся с должностью начальника РТС атомного подводного ракетоносца, что посещая кабинеты высокого начальства по делам «Аналитического центра», представлялся не как инженер этого центра, а как начальник РТС стратегического подводного ракетоносца. Это сразу же вызывало неподдельное любопытство к моей личности и моей флотской службе. На полчаса, а то и минут на сорок завязывалась доверительная беседа о тяготах и особенностях службы на подводном флоте. Это была моя излюбленная тема. Я с увлечением рассказывал о ракетных и торпедных стрельбах, о таинственных «квакерах», которые сопровождали нашу подводную лодку или о каких-либо происшествиях во время трехмесячных боевых служб без единого всплытия на поверхность.

Доходило до того, что я и сам забывал, зачем пришел к высокопоставленному начальнику. Нашу беседу прерывал или телефонный звонок или срочные дела начальника кабинета. Я переходил к теме посещения. Показывал документ, который требовал согласования и кратко объяснял, какие задачи возлагаются на управление начальника кабинета, в связи с работами по созданию «Аналитического центра». Начальники в те, советские времена, были грамотными людьми и профессионалами своего дела. Лишь в редких случаях они приглашали своих подчиненных для консультаций, а чаще или сами корректировали документ или ставили согласующую подпись после подробного и тщательного изучения всего документа от корки до корки. Причем начальники всех уровней проявляли неподдельный интерес не только к моей флотской одиннадцатилетней службе на борту атомного подводного ракетоносца, но и к самому «Аналитическому центру».

Визитная карточка офицера-подводника работала безотказно. Со многими начальниками управлений ВМФ, работниками союзных министерств по профилю технических средств «Аналитического центра», и даже с кремлевскими небожителями-работниками Совета Министров СССР, у меня установились прочные деловые отношения. Не малую роль в этих отношениях значило уважение к моей флотской личности и к моей прошлой нелегкой профессии начальника РТС атомного ракетного подводного крейсера. Как правило, большинство руководителей военных управлений и ведомств, как и руководителей гражданских министерств оборонного профиля, искренне желали оказать содействие быстрейшему вводу в строй такого важного для повышения обороноспособности страны информационно-аналитического объекта. Подтверждаю из своего жизненного опыта, что в советские времена высокопоставленные чиновники не были «сухарями» или черствыми бюрократами. Это были высококлассные профессионалы, не потерявшие чувства любопытства к человеческим судьбам и к новым видам вооружений. При этом моя длительная служба на атомных подводных лодках, являлась моим беспроигрышным «козырем» при знакомстве и беседах с высокопоставленными чиновниками.

Предварительная беседа на тему атомного подводного флота и моей флотской службы помогала установить доверительные отношения и упростить решение самых сложных вопросов по цели моего прибытия. Я делал такие успехи при согласовании документов в разных управлениях и ведомствах, которые и не снились главному инженеру центра Вдовиченко. Месяца через три после начала моей оглушительной карьеры на поприще рядового инженера центра, прикомандированного к шестому отделу РТУ ВМФ для исполнения документов, где-то в октябре 1980 года мой непосредственный начальник главный инженер Вдовиченко ушел в очередной отпуск. По указанию начальника 6-го отдела РТУ ВМФ я быстро переделал штатное расписание первой очереди от численности 700 военнослужащих, если не изменяет память, до численности примерно 233 штатной единицы, и исключил всякое упоминание о адмиральских должностях для командования центра.

Сам я считал, что и этого много, но ещё сохранилась инерция наполеоновских замыслов моего непосредственного начальника – Вдовиченко. Начальник 6 отдела РТУ ВМФ, а также кадровик управления Николай Иванович Кудрявцев завизировали отпечатанный на машинке секретный проект нового штатного расписания, после чего мне поручили согласовать этот проект с Управлением кадров и мобилизационной работы Военно-Морского флота. На другой день я получил согласующую подпись Главного кадровика ВМФ, и документ был отправлен в ГОМУ (Главное организационно-мобилизационное управление) Генштаба Министерства обороны. Когда Вдовиченко прибыл из отпуска и узнал, что штатное расписание значительно урезано и без упоминания адмиральских должностей отправлено в ГОМУ Генштаба МО, он пришел в тихую ярость. Ко мне, как исполнителю документа, у него претензий особых не было. Он знал, что я действовал по указанию начальника 6 отдела РТУ ВМФ полковника Черненко. Неосуществимость желания стать адмиралом переполнило чашу терпения моего непосредственного начальника. Он стал по делу и не по делу поливать за глаза начальника 6-го отдела РТУ ВМФ всякими домыслами и оскорблениями.

Но начальник 6 отдела вел разработку не только ОКР «Аналитический центр» и глобальной системы обнаружения, сбора и обработки информации о местоположении подводных сил стран НАТО, но и десятки успешных ОКР по разработке и внедрению неакустических средств обнаружения подводных лодок вероятного противника. Некоторые работы шестого отдела РТУ ВМФ были отмечены Государственными премиями СССР. Научный и управленческий авторитет начальника 6 отдела Черненко Эдуарда Петровича был так высок, что «очернить» его в глазах командования было невозможно. Скорее, от этих злопыхательских наветов и жалоб на некомпетентность начальника 6 отдела РТУ ВМФ, страдал авторитет самого главного инженера Вдовиченко. Потеряв возможность стать новоиспеченным контр-адмиралом, в запале карьерного помутнения разума, мой непосредственный «шеф» бегал и в кадровые органы ВМФ и в ГОМУ Генштаба, и даже писал личные рапорты руководству Главного штаба ВМФ.

Но тем самым, навредил он только себе, потому что приобрел репутацию склочника и ябеды, а это в Военно-Морском флоте всегда вызывало презрение и никогда не поощрялось. Может быть, это происходило потому, что при управлениях Военно-Морского флота не было штатных политработников, а Политуправление ВМФ по каким-то незримым законам не вмешивалось в дела Центрального аппарата ВМФ. Начальство же судило о своих исполнителях не по наветам или жалобам, а по результатам их работы. У Черненко таких положительных результатов работы было много, а вот у его склочного оппонента никаких результатов не было, ни по старому месту службы в управлении противолодочной борьбы, ни на должности главного инженера Аналитического центра. Молва о склочном характере Вдовиченко скоро разнеслась по всем организациям промышленности и органов управления ВМФ и Министерства обороны. Его везде встречали настороженно, а значит, и не доверяли даже его по-настоящему умным и деловым предложениям.

Где-то в середине 1981 года пришло утвержденное штатное расписание первой очереди Аналитического центра, если не ошибаюсь, на численность 120 офицеров и мичманов. Численность ещё сократили раза в два от той, что была согласована и представлена в ГОМУ Генштаба. Возможно, что так ГОМУ отреагировало на «домогательства» моего «шефа» о введении адмиральских должностей. Уверен был тогда и сейчас, что и этой численности было с избытком. Дело в том, что шло медленное строительство лишь двух пятиэтажек на 80 квартир. Третий дом даже не был заложен и вряд ли существовал даже в проекте. Тем самым, заранее была спланирована великая склока вновь назначенных офицеров и мичманов за обладание вожделенной собственной квартирой на территории закрытого военного городка. Но никакая склока не могла превратить 80 квартир в требуемые 120, а значит, примерно 40 семей были обречены оставаться бесквартирным и жить по чужим углам неопределенно долгое время.

О ходе строительства этих двух жилых домов силами военных строителей, подчиненных Главному инженерному управлению ВМФ, хочется сказать особо. Они должны быть построены по плану в 1980 году, ещё до моего прибытия к новому месту службы. Планы строительства были сорваны и к июлю 1980 года были вырыты лишь котлованы под их строительство. На момент прибытия к месту службы, отсутствие постоянного жилья в военном городке по месту моей будущей службы, показалось мне сущей трагедией. В отчаянии я даже хотел купить дом в близлежащей деревне, чтобы использовать его после получения жилья в городке, в качестве дачи. Но оказалось и этого невозможно сделать. Сельсовет мог разрешить покупку дома лишь тогда, когда я дам согласие на постоянную деревенскую прописку. Если бы я пошел по этому пути, то навсегда лишил себя права получить даже квартиру городского типа в военном городке. По жилищному законодательству советского времени, меня по закону лишили бы права на постановку в очередь, как человека уже обеспеченного жильем и имеющим деревенскую прописку.

Деревенский дом – это не дача в садовом товариществе. Штампик в паспорте о деревенской прописке навсегда превращал тебя в деревенского жителя, а твою семью в сельских поселенцев, не имеющих законного права на получение нормальной благоустроенной квартиры в военном городке по месту службы. Когда я вник в подробности, то быстро отказался от варианта с приобретением деревенского дома. Этот вопрос отпал сам собой, когда выяснилось, что в самом военном городке мне и нечего было делать. Надо было работать в РТУ ВМФ, в Москве, чтобы ускорить и строительство жилых домов, и создание самого Аналитического центра.