Текст книги "Ким Филби"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Но на прощание уточню, что материалы, которые накануне Второй мировой войны Маклин передал советской внешней разведке – главным образом через «Цыганочку», составили в архиве около сорока коробок, каждая из которых содержала примерно 300–350 страниц секретной документации. Таким образом, в Москву было отправлено свыше двенадцати тысяч страниц!

По возвращении на родину Маклин был прикомандирован к главному управлению министерства иностранных дел все в том же ранге второго секретаря. На этом посту он получил доступ к документам, которые имели отношение к Адмиралтейству, военному ведомству и министерству снабжения. В Лондоне оставаться из-за бомбежек было опасно, и молодая жена Мелинда на время уехала к родителям в Штаты.

В декабре 1940 года из Лондона, который уже ежедневно подвергался налетам нацистской авиации, Дональд Маклин писал в Москву, в Центр:

«Эта работа для меня так же важна, как для вас, если не важнее, потому что это моя жизнь, я только для этого и живу. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить ее безопасность. Я не могу сказать, что люблю эту работу, но я признаюсь, что для меня она представляет наилучший способ участвовать в нашей великой борьбе. Я имею твердое намерение устоять, пока меня не отзовут с этого поста».

Скорее всего, это было его завещание – на тот трагический случай, о котором совсем не хотелось думать, но не думать в тех условиях было нельзя.

В конце этого года или в начале 1941-го Маклин передал в Москву мобилизационные планы Германии и Италии, сведения о производственных мощностях немецких военных заводов. Эти документы гораздо точнее любых политических деклараций свидетельствовали об агрессивных планах так называемых «стран Оси». В первой половине 1941 года он же переслал советской разведке еще ряд документов, свидетельствовавших о неизбежности нападения гитлеровской Германии на СССР – в том числе оперативные планы по разгрому вермахтом войск Красной армии. В то время он получил доступ к материалам, исходящим из военного бюро Кабинета министров, координировавшего вопросы ведения войны. К тому же к Маклину по роду его деятельности поступали документы из Генерального штаба, переписка Форин оффис с его заграничными представительствами и министерствами иностранных дел и правительствами других государств. Особый интерес представляла переписка с Вашингтоном и с разного рода «правительствами в изгнании». Благодаря работе британского дипломата советская разведка имела возможность знакомиться с перепиской Черчилля с Рузвельтом и другими главами государств и правительств, с перепиской министра иностранных дел Идена с английскими послами.

Кстати, материалы, полученные от Маклина, впоследствии помогли советскому руководству выработать свою стратегию по отношению к Франции, заложили основу будущих советско-французских отношений. Английские правящие круги поначалу достаточно отрицательно относились к сформированному в Алжире Французскому комитету национального освобождения, который возглавил генерал де Голль. Советский Союз первым признал этот комитет, и не случайно, что президент Французской Республики Шарль де Голль стал потом большим другом СССР.

Не пересказывая всего сделанного Дональдом Маклином за время Великой Отечественной войны, можно уточнить, что с 1941 по 1945 год от него было получено Центром 4593 документа…

Дональд Маклин отлично сработал и по атомной проблематике.

Именно он сообщил, что центр по разработке и производству атомной бомбы переносится из объятой войной Европы на территорию Соединенных Штатов Америки. На основании его конкретной информации руководством советской разведки было принято решение об активизации разведывательной работы на территории США в этом направлении. Соответствующие решения по разработке ядерного оружия были приняты и советским правительством.

Так потом получилось, что все документы, касавшиеся политической подоплеки «атомного проекта», то есть взаимодействия Великобритании и США в этой области, проходили через Маклина. Не будучи ученым-ядерщиком, он не имел доступа к научной информации, в которой, очевидно, не слишком-то и разбирался, но над этим трудились совсем иные «наши люди».

Летом 1945 года Дональду пришлось вновь напрямую возвратиться к «атомному проекту» – теперь уже по заданию своего британского руководства. В то время он был первым секретарем английского посольства в Вашингтоне и работал в так называемом Комитете совместной политики. Маклину, как содиректору его секретариата, было дано сверхсекретное задание по координации деятельности двух организаций, занимавшихся созданием атомной бомбы: американского «Манхэттенского проекта» и английского «Тьюб Аллойз проекта».

Но даже у таких традиционных союзников, как Англия и США, сотрудничество в этой области в конце концов разладилось – впрочем, не только в ней. Вообще при президенте Трумэне американо-английские отношения стали прохладнее, а «атомная тема» оказалась фактически закрыта от еще недавно ближайшего союзника. Подобное решение многими в Англии было воспринято как национальное оскорбление, и отношение к США таких людей, как Маклин и Бёрджесс, стало еще более неприязненным. Хотя, как уже сказано, с весны 1944 года Дональд Маклин, получив повышение по службе, работал в английском посольстве в Вашингтоне.

^{Сообщение из Лондона. Май 1945 г.}

Соединенные Штаты тогда уверенно выходили на первые роли – в Европе, ослабленной войной, конкурентов у них не было. Когда советское руководство пыталось получить какие-то преференции для своей страны, вынесшей основную тяжесть войны и реально обеспечившей победу над врагом как в Европе, так и на Дальнем Востоке, администрация США фактически блокировала все его предложения. Если правительства европейских стран могли с ними согласиться или хотя бы их «проглотить», то президент Трумэн был непреклонен. Так случилось, в частности, когда Сталин пытался обеспечить России выход в Средиземное море: американцы тогда отвергли наши предложения, а СССР в ответ – требования стран Запада. Может быть, именно знание того, до каких политических рубежей можно идти, позволило не допустить начала новой войны.

По сообщениям Маклина, имевшего оперативный псевдоним «Гомер», было известно, что Трумэн претворял тогда в жизнь свою «доктрину сдерживания», имевшую целью «прекращение распространения коммунизма».

Информацию, получаемую от Дональда Маклина, подтверждал и работавший в то время в Вашингтоне Ким Филби. Но, как это нередко случается, слишком уж «взвешенная» и разумная позиция советской стороны породила предположение, что «русские что-то знают» – возникли подозрения об утечке информации на очень высоком уровне. В октябре 1947 года Дональд сообщил, что в США находятся несколько сотрудников британской контрразведки, работающих в контакте с агентами ФБР. Контрразведывательный режим в британском посольстве явно усилился. Более того: один из английских контрразведчиков доверительно рассказал Маклину, что американцы арестовали двух советских агентов и что ФБР имеет данные еще на нескольких таковых, однако улик на них пока недостаточно. «Гомер» даже просил на время прекратить с ним связь. Однако из-за того, что от него в тот момент поступала ценнейшая информация, Центр решил лишь увеличить меры предосторожности и проводить его встречи с оперативным работником резидентуры не чаще, чем раз в месяц.

Летом 1948 года Маклин был назначен советником посольства в Египте. Тогда ему было 35 лет, и он был первым английским дипломатом, достигшим в таком молодом возрасте столь высокого ранга. Однако, очевидно, на его здоровье ощутимо сказались огромные нервные перегрузки военных и последующих лет, обостренные еще и тяжелым климатом. Именно тогда в одном из писем Дональда вдруг прозвучала просьба: «Заберите меня в Москву!»

В 1950-м он возвратился в Англию, где возглавил американский отдел Форин оффис – и его работа с советской разведкой продолжалась. Но МИ-5 и ФБР также не прекращали своих поисков. В конце концов, в июне 1950 года американцам удалось частично расшифровать одну из телеграмм, еще в 1945 году посланную в Москву резидентурой в США, – стало ясно, что в ней сообщалось о секретных англо-американских переговорах. Контрразведка начала проверять всех, кто мог об этих переговорах знать, и в конце концов подозрение пало на двух человек, одним из которых был Дональд Маклин. За ним было установлено негласное наружное наблюдение…

Читатель уже знает, какую роль сыграл Ким Филби в деле спасения своего товарища. А вечером в пятницу 25 мая 1951 года Гай Бёрджесс зашел к Дональду и пригласил его заглянуть на часок в клуб, но только вместо клуба друзья прибыли в порт и уже через несколько минут стояли на палубе парохода, навсегда увозившего их с Туманного Альбиона. «Наружка» не сработала – видимо, подозрения в отношении высокопоставленного дипломатического чиновника также были туманны. Дальнейший путь Бёрджесса и Маклина пролегал через Францию, Швейцарию и Чехословакию – в Советский Союз. Уже в воскресенье 27 мая 1951 года они были в Москве.

Первое время, в целях обеспечения личной безопасности, разведчики были «спрятаны» в Куйбышеве, а в 1955 году переехали в Москву. Здесь Дональд Маклин выполнял обязанности консультанта советской внешней разведки, являлся сотрудником журнала «Международная жизнь», издававшегося Всесоюзным обществом «Знание».

Затем более двадцати лет он проработал старшим научным сотрудником в Институте мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР, защитил докторскую диссертацию по теме «Британская внешняя политика после Суэцкого кризиса» – кстати, в Англии она была издана в виде книги, стал авторитетным ученым-международником.

Маклин овладел русским языком, так что вскоре писал и говорил по-русски почти без ошибок. Он вступил в КПСС и активно участвовал в работе партийной организации института. Кроме того, Дональд был еще и членом ученого совета института, присутствовал при защите диссертаций и присуждении ученых степеней. В общем, он наконец-то пришел к тому, о чем мечтал в юности – к серьезному занятию наукой.

Заслуги его на этом поприще получили немало высоких оценок. В частности, Маклин был награжден не только орденом Красного Знамени, как и его товарищи по «Кембриджской пятерке», но и орденом Трудового Красного Знамени.

Как сказал Георгий Иванович Блейк, «он старался стать членом советского общества и помочь ему строить коммунизм».

Дипломат, разведчик и политик, Маклин не только видел и понимал ошибки тогдашнего советского руководства, но и надеялся помочь их исправить, обращаясь в различные властные инстанции. В частности, он решительно выступил против развертывания в Восточной Европе ракет СС-20, утверждая, что это приведет к еще большему росту международной напряженности и очередному витку гонки вооружений, которую и так уже не выдерживала наша страна. К сожалению, его доводы услышаны не были…

Читатель, очевидно, помнит слова Блейка о том, что «начало и конец жизни Маклина были отмечены жертвами», – и я возвращаюсь к этой прерванной теме.

– В конце жизни ему предстояло принести большую личную жертву, – говорил Георгий Иванович. – Через два года после его приезда в Советский Союз к нему приехали его жена Мелинда и трое их детей. Они так и не смогли освоиться в этой стране и не были здесь счастливы. Всю жизнь Дональд страдал от чувства вины за то, что вырвал жену и детей из привычной для них жизни. Когда в конце семидесятых годов его сыновья с их советскими женами выразили твердое желание эмигрировать в Англию или США, он счел своим долгом сделать все возможное, чтобы помочь им…

Впрочем, потом стало известно, что советское руководство отнюдь не стремилось опускать перед семьей Маклина «железный занавес» – разрешение на выезд было дано без особых проблем. Остался только он и продолжал трудиться на своей новой родине.

И снова вспоминает Джордж Блейк:

– У Дональда было много друзей и знакомых, сотрудники уважали и любили его… Он отказался от каких-либо привилегий, одевался и питался очень скромно. За все четырнадцать лет нашего знакомства он не выпил ни капли спиртного, хотя было время, в том числе после приезда в СССР, когда он сильно пил. «Вместо того чтобы стать алкоголиком, – говорил он о себе, – я стал работоголиком». И правда, Дональд все время писал обзоры, отчеты, статьи и книги или участвовал в конференциях и «круглых столах». Он воспитал целое поколение специалистов в области британской внутренней и внешней политики.

Дональд Маклин умер от рака 9 марта 1983 года. Гражданская панихида прошла в актовом зале института. По словам очевидца, это было «трогательное прощание с человеком, которого очень уважали и любили все, кто знал его даже не как знаменитого разведчика, а как доброго и справедливого товарища, настоящего английского джентльмена в лучшем смысле этого слова». Выступали академики и доктора наук, говорившие о Дональде как о замечательном ученом, выступали руководители внешней разведки, оценившие его вклад в разгром фашизма и обеспечение безопасности на планете, выступали его друзья, вспоминавшие очень душевного, замечательного человека…

В соответствии с завещанием Маклина тело его было кремировано, а урну с прахом его сын Фергюс, опоздавший на похороны, отвез в Великобританию, чтобы похоронить в фамильном склепе в Лондоне.

В библиотеке Института мировой экономики и международных отношений, среди портретов знаменитых ученых, здесь работавших, висит и портрет Маклина. Долгие годы возле него стояли живые цветы, которые приносили люди, знавшие и любившие Дональда.

Четвертый. Агент королевских кровей. Энтони Блант (1907–1983)

Энтони Блант – одна из наиболее загадочных и в то же время публичных фигур «Кембриджской пятерки».

Вот кто преуспел в этой жизни! Он был выдающимся ученым-искусствоведом и литератором, хранителем королевских галерей и профессиональным британским контрразведчиком. А еще, что для нас самое главное, Энтони Блант долгие годы успешно, бескорыстно и исключительно активно работал на советскую разведку.

Блант был неимоверно ценен тем, что помимо всего прочего поставлял политическую, подчас стратегическую информацию. Общаясь с самыми верхами, будучи одним из избранных, он приносил такое, о чем другие не могли и мечтать. По существу, сэр Энтони и вершил политику, а его выводы о произошедших событиях и предсказания о событиях грядущих ложились на лубянские столы еще быстрее, чем доходили до Форин оффис.

Никогда – ни намека на имена источников. Ни единой, как, впрочем, и у остальных известных миру четырех коллег, просьбы о деньгах. Только светлая марксистско-коммунистическая идея двигала четверкой блестящих английских аристократов и примкнувшим к ним угрюмым простолюдином Кернкроссом.

По материнской линии Блант состоял в родстве, пусть и отдаленном, с королем Георгом VI [12]12
  Георг VI (1895–1952) – король Великобритании и Северной Ирландии, короновался 12 мая 1937 года, до 15 августа 1948 года – император Индии, с 1949 года – глава Британского Содружества наций. Отец королевы Елизаветы II.


[Закрыть]– мать Энтони была двоюродной сестрой графа Стратмора, дочь которого, леди Элизабет Бойес Лайон, вышла замуж за короля Георга VI. То есть Блант являлся и родственником поныне здравствующей королевы Елизаветы II.

Его отец Артур Воган Стэнли Блант – священник англиканской церкви, а потом и один из ее столпов – человек взглядов строгих, даже суровых. Словно по наследству они передались и сыну Энтони, родившемуся в 1907 году.

Около пятнадцати лет жизни юный Энтони провел в Париже, где работал отец. Естественно, выучил французский. А сама атмосфера города искусств приобщила его к живописи – изучение живописи превратилось в страсть, профессию, любимое до конца дней дело жизни.

Понятно, что перед потомственным аристократом Блантом легко открывались любые двери. Сначала – привилегированная школа в Мальборо, где учились дети родов, близко стоящих у трона. Затем в 1926-м – судьбой запрограммированное поступление в Тринити-колледж в престижнейшем Кембридже. Блант изучал точные науки. И хотя первый курс закончил с отличием, преуспев в математике, решил затем заняться шлифовкой французского языка и взяться за немецкий. Здесь его тоже вскоре официально признали лучшим студентом, чье первенство не оспаривалось и не подвергалось сомнению.

Знание языков подсказало и возвращение к юношескому увлечению – истории искусств. Кроме того, студенту старшего курса Бланту поручили, как это принято в Англии, опеку над новичками. Высокий, мощный, атлетического сложения тьютор [13]13
  Tutor (англ.) – наставник.


[Закрыть]невольно внушал уважение студентам начальных курсов. А когда они понимали, какой великолепный ум взял над ними шефство, чувство уважения невольно переходило в преклонение.

Но Блант умел держать разных людей, не только студентов, на отдалении. Изредка его упрекали в чрезмерном тщеславии, излишних проявлениях аристократизма. Вероятно, это умение держать дистанцию, «вычислять» своим стальным взглядом людей, «сортировать» их на нужных и не очень помогало ему и как прирожденному разведчику. Он твердо знал, кто может пригодиться ему в дальнейшем, а от кого лучше поскорее отделаться, не теряя времени и не обременяя себя вступлением в близкие отношения. Да, своеобразный цинизм, некая доведенная чуть ли не до автоматизма «селекция» в дальнейшем и превратили Энтони Бланта в отличного вербовщика и результативного агента.

В Тринити в то время царили левацкий дух и марксистские настроения. Энтони состоял в кружке «Апостолов» – своеобразном закрытом клубе с левым уклоном. Сначала ввел туда ближайшего друга Гая Бёрджесса, а потом, как следует познакомившись в 1932-м с Кимом Филби, и его. Хотя тот формально так и не присоединился к «Апостолам», но все трое сошлись во взглядах. Люди одного высшего круга, они смотрели на происходившее в мире с одних позиций. Их объединяла ненависть к фашизму.

Но вряд ли в 1934 году Энтони догадывался, что его приятель Филби уже связал судьбу с советской разведкой и по поручению связника Арнольда Дейча приступил к формированию своей группы. В ней помимо Филби был пока лишь один человек – друг Бланта Гай Бёрджесс.

Гая и Энтони связывала и духовная, и физическая близость. Ведущим тут являлся Бёрджесс, а Блант оставался ведомым, испытывающим к Гаю уважение и любовь. Это и помогло Гаю найти подход к далекому от политики Энтони. Он старался внушить ему, что лишь марксизм способен спасти его любимое искусство от увядания, на которое оно было обречено в буржуазном капиталистическом обществе.

Блант так и не превратился в коммуниста, но старания друга Гая не пропали даром. На время он проникся идеалами марксизма, позволил Бёрджессу увлечь себя новыми, раньше такими чуждыми идеями.

И когда после войны левые взгляды аристократа Бланта померкли, стерлись, то чувства к Бёрджессу, дарившему ему в молодости счастье общения и близости, остались. Это сыграло значительную роль и при работе на советскую разведку. Здесь Гай пошел до конца, искренне считал себя настоящим разведчиком, а Блант после кончины Бёрджесса в Москве позволил себе сбросить с души тяжкий, давящий его груз.

И если существуют среди историков разведки споры и разногласия, кто кого из «пятерки» завербовал, привлек, обратил в свою веру, то относительно Бланта сомнений нет. Когда Филби попросил Бёрджесса приглядеться к окружавшим их друзьям, проанализировать, кто смог бы верно работать вместе с ними, принося наибольшую пользу, то Гай сразу подумал о Бланте. Мог ли Энтони не дать согласие лучшему другу?

В свою очередь, есть основания полагать, что уже сам Блант привлек к работе на СССР способного студента из Кембриджа по имени Дональд Маклин. Впрочем, эту ценнейшую заслугу приписывают, по крайней мере, еще двум гражданам Великобритании и одному россиянину. Почти наверняка к 1935 году в группе Филби было уже несколько человек. Вряд ли нужно приводить здесь имена студентов и выпускников Кембриджа, разделявших взгляды Кима Филби и его друзей.

Если считать весну 1934-го приобщением Бёрджесса к советской разведке, то Блант примкнул к ней чуть позже. Признаем, что для этого Бёрджессу пришлось потратить немало времени и сил. Блант с пренебрежением относился к активной политике. Митинги, демонстрации, многочасовые дискуссии, которыми так увлекались в Кембридже, были не для него. Но Бёрджесс пытался заинтересовать, втянуть Бланта в политическую борьбу. И отпрыск аристократического рода пошел за ним и поверил.

Блант побывал в Италии и Германии. Было ясно, какие силы пришли к власти в этих странах. Несмотря на то, что Энтони боготворил Рим с его глубокой культурой, он не мог принять фашиствующего дуче Муссолини, а Гитлер и вовсе вызывал у него отвращение. Вот, собственно, и ответ на вопрос, почему аристократ королевских кровей сделал необычный выбор в пользу другой, казалось бы, абсолютно чуждой ему страны – СССР

Тут довольно кстати пришлась и поездка в Советский Союз. В предыдущей главе о ней уже рассказывалось. Говоря без обиняков, она была организована в 1935 году опытнейшим разведчиком-нелегалом Арнольдом Дейчем и преследовала сразу несколько целей. Во-первых, идеологически обработать Бёрджесса, Бланта и еще ряд английских студентов. Во-вторых, в случае возникновения подозрений со стороны британских спецслужб в наличии у них просоветских взглядов все визитеры могли бы легко откреститься от СССР: увиденное в Москве и Ленинграде якобы вызвало у них отторжение от Страны Советов.

Повторюсь, что группу молодых студентов принял тогдашний главный теоретик и толкователь марксизма-ленинизма Николай Бухарин. Уже это говорит о том, какое значение придавали визиту.

Блант был в восторге от Эрмитажа, он на время поверил, что именно марксизм укрепляет культуру и делает ее более доступной для всех. Остальное же увиденное если и не ввергло в уныние, то не произвело на него того впечатления, на которое рассчитывали. Трудно говорить о прочих членах группы, но Блант не испытывал особой радости. Явная бедность, отсутствие того элементарного, без чего не мыслил себе существования любой имеющий работу британец, наконец, бросавшийся в глаза бюрократизм убедили Бланта в том, что он никогда не смог бы обосноваться в такой стране, как эта.

И если еще один будущий активнейший член «пятерки» Маклин мечтал, что когда-нибудь сможет преподавать английский язык советским детям, то отторжение Бланта было окончательным. Он уже тогда осуждал начавшиеся сталинские репрессии, считая их несовместимыми с истинной демократией.

Но на его отношениях с резидентом Арнольдом Дейчем – с ним его познакомил все тот же Гай Бёрджесс – это не сказалось. Идеи национал-социализма, даже фашизма, которыми постепенно проникались и некоторые представители знатнейших британских родов, ощущались тонкой душой Бланта гораздо большей угрозой. Не то, что он выбирал из двух зол, нет. Все же марксизм невольно проникал в сознание образованнейшего Энтони. Да и Гай Бёрджесс так настаивал, был столь красноречив и убедителен. Блант, как я уже говорил, бывал и в Германии. Увиденное там привело к пониманию: тут уже или – или, иного пути нет. И он выбрал борьбу против Гитлера.

Источник НКВД Энтони Блант приступил к исключительно ответственной работе – ему поручалось подыскивать подходящий «человеческий материал» для возможного использования в советской разведке. Некоторые, как и Блант, ненавидящие фашизм, соглашались. Среди удачнейших вербовок, помимо Дональда Маклина, оказался и подопечный Энтони по исследованиям французской литературы Джон Кернкросс, рассказ о котором в следующей главе. Было, судя по всему, еще несколько удачных вербовок.

А вот на сынке американского миллионера Майкле Стрэйте Блант в 1937 году споткнулся. Впрочем, всё это вылезло наружу позже, а пока Блант превратился в активного члена «Кембриджской пятерки», засекреченного советскими друзьями под кодовыми именами «Тони», «Джонсон», «Ян».

Блант работал преподавателем в университете, выпустил книгу по истории итальянского искусства 1450—1600-х годов. Началась война – таким, как он, предоставляли отсрочку от армии, но он от нее решительно отказался. Причины тому вовсе не в связях с советской разведкой. Патриот Энтони Блант счел невозможным отсиживаться на теплом преподавательском местечке.

Его ждали краткосрочные разведывательные военные курсы в графстве Хэмпшир, однако через некоторое время способный слушатель был отчислен. Внимание, это прозвучал первый и тревожный звонок из студенческого прошлого! Бланту припомнили и поездку в Советский Союз, и статьи в левом журнале, так и называвшемуся «Лефт». Но Энтони не дрогнул, обратился в министерство обороны с письмом, в котором твердо сообщал, что посетил СССР с чисто научными, искусствоведческими целями. Марксистом себя не считает. Вот это было чистой правдой, о чем свидетельствовали некоторые приложенные к письму книги и статьи по искусству. Помог и брат со своими связями в верхах.

После изучения досье Бланта его простили. Армии, да и не только ей – разведке тоже, были крайне нужны патриотично настроенные молодые эрудиты. Впрочем, для начала выпускника Кембриджа капитана Энтони Бланта определили в военную полицию. Сначала последовало бессмысленное времяпрепровождение на границе с Бельгией. Отсюда Бланта по его просьбе вытащили друзья, особенно старался Бёрджесс.

Затем отдадим дань уважения пославшим искусствоведа Бланта в Булонь. Здесь, во Франции, его знания французского и немецкого были использованы по полной. Подразделение Бланта вылавливало в этом порту немецких шпионов, препятствовало проникновению диверсантов. Французы потом вспомнили о подвигах английского аристократа, наградив его орденом Почетного легиона.

Началось наступление немцев, и Блант вновь проявил полное хладнокровие. В момент, когда многие офицеры Британского экспедиционного корпуса во Франции дрогнули, он сохранял спокойствие. Это и помогло вывезти его подразделение с континента на остров без серьезных потерь. Такое умение держать себя в руках, не предаваться панике было характерно для Бланта.

Оно было замечено окружающими. Про левые увлечения уже и не вспоминали. По рекомендации его приятеля Виктора Ротшильда к Энтони начали приглядываться люди из контрразведки. Отпрыск из знаменитой семьи банкиров хорошо знал Энтони, Бёрджесса и Филби. Рекомендация миллионера значила многое. Ротшильд всегда восхищался феноменальной памятью Бланта, который поражал его доскональным знанием любых мало-мальски значащих дат, фамилий, событий… Если бы он догадывался, как ценили эти качества своего «Тони» и в советской разведке! Вскоре Энтони Блант переменил место службы, выполнив тем самым задание резидента «Генри» (Горского) и проникнув в МИ-5.

Поначалу со связью было туго. Ему удавалось передавать редкие донесения из Франции через Гая Бёрджесса, который отдавал их связникам в Париже, а потом они уже уходили в Центр. Служба в МИ-5 давала гораздо больше возможностей, чем его короткое пребывание в военной полиции. Тем более отделу Бланта поручалась важная задача: контрразведывательная работа в армии Его Величества плюс обеспечение безопасности предприятий, связанных с военной промышленностью, – то есть военная контрразведка. Он получил допуск к секретным документам. Резидент Горский взял его под свою твердую опеку. Потом с ним работали и другие сотрудники разведки, последним из которых стал совсем тогда молодой Юрий Модин.

Новичка в МИ-5 приметили. Вскоре продвинули по службе, назначив только-только пришедшего офицера заместителем начальника отдела. И Блант, успешно работая на контрразведку, успевал ночами переписывать захваченные домой документы, которые, с его точки зрения, представляли интерес для Москвы.

Дешифровки немецких телеграмм о перемещениях вермахта, деятельность абвера в Скандинавии, Турции и на Ближнем Востоке… В Швеции усилиями «Тони» активность немецкой агентуры была, по существу, сведена к нулю: он передал Центру список с фамилиями 125 (!) работавших на рейх немецких разведчиков и их местных источников.

И еще один, связанный со Швецией, эпизод, возможно, малоизвестный даже тем, кто в последние годы занимался так называемым «Делом Рауля Валленберга», исчезнувшего после войны то ли в ГУЛАГе, то ли вообще где-то безжалостно расстрелянного. Не умаляя заслуг шведского дипломата и промышленника в спасении возможных жертв нацизма, все же признаем: это с его помощью немцы пытались вести сепаратные переговоры и выйти на английского премьера Черчилля.

Так, именно Рауль Валленберг, участвовавший в англо-шведских торговых переговорах, доставил летом 1943-го в Англию конкретные предложения группы оппозиционеров из Берлина. Валленберг сообщил одному из военных помощников Черчилля, что они исходят от людей, чьей целью является физическое устранение Гитлера. А дальше все та же песня: немцы прекращают борьбу с союзниками и все свои силы перебрасывают на Восточный фронт…

Премьер Великобритании, в отличие от Валленберга, проявил политическое благоразумие. Документы, подсунутые ему помощником, навечно застряли у него в сейфе, ходу им дано не было. Вскоре Блант известил об этом Москву. Пусть узнают о не слишком дружелюбном по отношению к СССР поступке шведа и исследователи, выставляющие Валленберга «рыцарем без страха и упрека». Упрекнуть шведского миллионера, хотя и с трагической судьбой, есть за что. Как и искренне посочувствовать ему и его близким.

Незаурядность Бланта, умение принимать быстрые решения, широкий круг знакомств явно выделяли его из толпы. Дисциплинированность и пунктуальность, не столь свойственные людям его круга, подкупали. Толкового офицера приметил заместитель начальника МИ-5 Гай Лиделл. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что на этом сближении с ним настаивала советская резидентура?

Блант получал одно повышение за другим. Вот он помощник начальника другого крупного управления, затем поднимается еще выше. В 1943 году он уже носит звание майора. И, непостижимо каким образом, успевает читать лекции студентам Лондонского университета, особо выделяясь филигранным знанием итальянской живописи Средневековья. Кстати, есть сведения, что порой, в те сложные моменты, когда решалась судьба «Кембриджской пятерки», его встречи с сотрудниками советской разведки проходили прямо после того, как прочитавший лекцию Блант спускался с кафедры.

Непонятно, откуда брались время и силы, но при всей своей занятости и работе сразу на две разведки Блант еще во время войны, по поручению королевской семьи, принялся составлять опись рисунков, принадлежащих правящей династии. Бывал в Виндзорском дворце, удостаивался высочайших аудиенций, словно делая некий задел на послевоенное будущее…