Текст книги "Главный противник. Тайная война за СССР"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– А, тот пьяница и разложившийся человек? Его нелегалом можно назвать с огромной натяжкой. Разведчик должен чувствовать, если его помощник, агент встает на дорожку, которая может привести к печальным, трагическим последствиям. Абель это понял, просил об отзыве Вика. Центр менял связника, но человек, отправлявшийся на смену, до места не доехал: произошел несчастный случай, трагическое и редчайшее стечение обстоятельств, обернувшееся трагедией и для Абеля. И ни в коем случае нельзя держать при себе ничего компрометирующего. Всегда помнить, что если у вас даже при случайном обыске найдут письма на чужом языке, то это – почти провал.

– Геворк Андреевич, но ведь когда человек годами в отрыве от Родины, от любимых и близких. И если уж раз в году на чужбину тебе пишут отец с матерью или сын, дочка, что, такую весточку нельзя сохранить, носить, простите за сентиментальность, на сердце?

Гоар Левоновна хмурится осуждающе:

– Ни в коем случае, никогда! Мы читали и перечитывали письмо дважды, трижды и сразу же сжигали. Правила такие. Жалко? Даже больно, но сделать ничего нельзя и все тут. Это чувство надо в себе воспитывать и уметь справляться с иными позывами и желаниями. Иначе сразу ставишь под удар и себя, и других. Маленькие, ничтожные вещи способны нанести ущерб непоправимый. Береженого Бог бережет. Нас он сберег.

Своя жизнь после чужой

– Геворк Андреевич, судя по вашему рабочему телефону, вы от дел не отходите?

– Тружусь.

– И ездите на работу каждый день?

– Стараюсь.

– Так далеко ведь.

– Не так уж. Отъезд на работу каждое утро – в девять, и минут через 40 уже на месте. Вот обратно иногда на час – полтора в пробке. А на работе – все свои, обстановка и деловая, и дружеская. Пока приношу пользу, мне самому приятно. И помогает держать форму. У меня свой праздник: 4 февраля. С этого дня – 4 февраля 1940 года и по сегодняшний день я в разведке. 45 лет, считая иранский период, в нелегальной разведке в зарубежье. Со льготами, которые полагаются, выходит за 120 лет с лишни.

Гоар Левоновна: – А я в разведке на два года меньше. Вокруг нас все помоложе, говорят, мы еще не родились, а вы уже работали.

– Геворк Андреевич, вы – полковник?

– Полковник. Поздно получил. Это в 1968-м. Мне тогда уже 44 года было. Я до этого вопрос поднимал, чтоб звание присвоили. Но кадровик не понял, говорит: «Зачем вам звание? Ходите свободно». Обидно! Спасибо, Андропов присвоил.

– Гоар Левоновна, а вы по званию кто?

– А я так и не была аттестована. Председатель КГБ Чебриков, правда, в 1986 году, когда я формально на пенсию выходила, назначил мне пенсию полковника – 250 рублей, по тем временам немало. Но сейчас, понятно, обыкновенную пенсию получаю. Плюс дотацию небольшую. Работником сейчас не считаюсь. Помогаю, чем могу.

– Позвольте вопрос, возможно, и не совсем деликатный. Столько десятилетий в зарубежье и на такой смертельно опасной работе. Вы материально хотя бы обеспечены нормально? Ведь там нажитое, догадываюсь, ушло безвозвратно, а здесь есть хоть что-то? Может, осталось от отца?

– У него был большой дом в Ростове, – Геворк Андреевич даже показывает мне фотографию особняка. – И купчая отцовская сохранилась. Теперь в этом двухэтажном доме живут 12 семей. Мы с Гоар ездили, смотрели. Естественно, на дом мы не претендуем. Когда вся семья вернулась в начале 50-х из Тегерана, нам хотели дать квартиру в Ереване. Но отец отказался. Сказал, что мы – люди относительно обеспеченные, построим все сами, и квартиру попросил дать нуждающимся. Только вот дали или не дали – этого я вам уже не скажу.

– Вы считаете себя людьми обеспеченными?

– По нашим меркам, конечно.

– Дача, машина?

– Дачу несколько лет назад подарила разведка. Машину – продали. Да и была она у нас тут в солидном двадцатилетнем возрасте. Счастье-то совсем не в том. Мы сделали все, что только могли и вернулись домой, на Родину. Вот в этом – счастье.

– Если можно, в общих словах, чем сейчас занимаетесь?

– В общих: с молодежью встречаюсь, готовим их к такой же работе, как наша. Плюс много езжу по России, и один, и с Гоар, стараемся не отказывать, когда приглашают. Недавно был в Астане.

– До Казахстана часа четыре лета – тяжело.

– Когда видишь, как люди ждут, о тяжестях не вспоминаешь. Бываю не только в специальных наших вузах. Недавно снова заглянул в московскую финансово-экономическую академию: выступал в ней года два назад. Теперь студенты музей открыли, есть наши с женой фотографии, стенды.

– После стольких лет безвестности – такая популярность. Вас, наверное, и на улице узнают? Не давит?

– Узнают и в Ереване, мы туда стараемся пару раз в год обязательно выбраться, и дома, в Москве.

– Вы же со звездочкой.

Гоар Левоновна: – Нет, Жора со звездочкой редко.

– Подходят: «Извините, вы тот разведчик – Вартанян? Позвольте пожать вашу руку, спасибо за то, что сделали, гордимся вами…» Конечно, никак не давит. Приятная популярность. Ощущаешь, что какой-то след мы с Гоар оставили.

– Геворк Андреевич, если работаете с молодыми ребятами, значит, есть продолжатели вашего дела? Та часть разведки, к которой принадлежите вы, остается?

– Конечно. И дает результаты. Люди, которых мы годы назад готовили, возвращаются с боевого поста. Хорошие ребята – у нас отличная смена.

– Догадываюсь, вы с ними сегодня занимаетесь не языками…

– Нет. Просто напутствия, пожелания. Иногда у них возникают вопросы – отвечаю. А так – есть у нас, можно сказать, тренеры, которые дают им все, что надо.

– Знаком со многими разведчиками, и радовался их долголетию. Герой России Алексей Николаевич Ботян в 92 года снялся в фильме, по субботам играет в волейбол, а на премьере своей картины как же тактично, но отбрил иностранного журналиста, задававшего некорректные вопросы. Джордж Блейк накануне 85-летия написал книгу. Корифеи разведки Гудзь, Мукасей, Старинов ушли, когда им было за 100! Гудзю, когда ему уже стукнула сотня, я помогал выбирать лыжные палки. У 100-летнего Мукасея память была поразительная. Расскажет мне эпизод-другой, и наутро звонок: давайте эту деталь исключим, еще не время, а вот эту прибавим. Долгую жизнь прожили Герои России и светлейшие головы Феклисов, Барковский, до конца дней остававшийся потрясающим собеседником. В свои солиднейшие годы поражали глубочайшей культурой американец Коэн, немец Вольф, наши Судоплатов, Соколов, Зарубина… Это только те, кого я знал. Ну, неслучайно такое. В чем-то же, но есть секрет плодотворного долголетия?

– Ответ простой. Наша работа, она увлекательная. Тебе хочется жить, чтобы работать, работать. Видишь: приносит пользу, значит, нельзя останавливаться. Сомневаюсь, что долгий отдых идет на пользу. Вот, я уже говорил, Служба сделала нам с Гоар отличный подарок: построила дачу. Никогда у нас здесь ее не было. Но за три года надолго – на неделю – выбрались лишь однажды. И хватит. Десять дней зимних каникул: кажется, многовато. Надо держаться в тонусе. И нельзя давать себе расслабляться. Ни в коем случае!

– Иногда в книгах даже ваших бывших начальников проскальзывали какие-то намеки на вашу работу – ту, что вы вели после Тегерана. Но эта стадия – без сроков давности?

– Есть вещи, дорогой Николай, которых вообще не откроют – никогда. Кое-что, быть может, чуть-чуть. Даже в операциях по Тегерану, о котором мы с вами подробно в свое время беседовали, столько всего, о чем не сказано и что совсем не тронуто… Хотя сняты фильмы, написаны книги.

– И вы с этим живете. Но разве не хотелось бы кому-нибудь рассказать, поведать?

– Мы к этому привыкли. Лишнее – не говорим.

– А воспоминания не для публики – для будущих учеников, для истории, извините за пафос, для вечности? Берете магнитофон, наговариваете. Представляю, что вы можете рассказать.

– А если каким-то образом попадет в чужие руки? Такое исключить нельзя. Скольких людей подставим. Ну, что-то, понятно, для пользы дела пишем. Вернувшись очень и очень давно из, скажем так, одной страны, Гоар по просьбе Службы написала некое пособие. Как себя в этом не совсем обычном государстве вести, о традициях, манерах, способах общения. Столько лет прошло, а коротким этим путеводителем до сих пор пользуются. А дела наши, и подробнейше, в архивах. Так надежнее. Но что-то выходит, вылезает. Вот вам – о последнем эпизоде. После съемок английского телефильма о покушении на «Большую тройку», их вела в Москве внучка Черчилля, с которой мы познакомились, появилось в прессе немало статей. И семья, с которой мы общались в одной из далеких дальневосточных стран и не виделись с 1960-го, нас отыскала, прочитав эти материалы. Мы выехали из Ирана под своей фамилией – Вартаняны, и они нас по ней знали. Сейчас они живут в Лондоне, и увидели в газете фото – мы в ту пору и сегодня. Обращались они к знакомым армянам, искали номер нашего телефона, и мы с Гоар решили: пусть звонят. Тут же через неделю приехали со слезами на глазах в Москву всей семьей, и мы провели с ними целую неделю. Теплые люди, горевали, думали, мы погибли.

– Знали, чем вы по-настоящему занимались?

– Даже не догадывались. А сейчас – не спрашивали.

Гоар Левоновна: – Но прорвалось все-таки: «Кто бы мог подумать».

– Они наши друзья. Почему у разведчика-нелегала не может быть в чужой стране близких друзей, с его работой никак не связанных? У нас по всему миру много знакомых, товарищей.

– И они помогали вам в работе?

– Не в оперативной. Понимаете, мы всегда чувствовали себя надежно в компании нормальных людей. Но и в их обществе нельзя терять чувства осторожности. Потому что и среди вроде бы своих могут попадаться провокаторы. Надо распознавать людей, ведь сама профессия заставляет быть психологами. А когда приходилось уезжать, то наверняка друзья потом интересовались: куда же эта пара пропала, исчезла? Не думаю, что и сегодня они знают, где мы сейчас, кем были. Если только видели фильмы, читали статьи. Здесь нет цинизма, но это – жизнь разведчика, и нам важно было иметь такое вот окружение. Потому что если полиция вдруг проявляет заинтересованность, то начинает всегда с твоих близких… А друзья всегда отзываются о тебе хорошо.

– Догадываюсь, что многие были из армянских общин.

– Вы правы. Но частично. Нельзя долго держаться только в армянской общине. Скорее, наши соотечественники на первых порах в какой-то стране давали нам выход на других людей, на иные сферы. Мы завязывали знакомства и потихоньку, постепенно от этой диаспоры уходили.

– Но почему?

– Опасно: мы, армяне, очень любопытны, у нас – связи по всему земному шару. И если слишком вживаться, с корнями вписываться в какую-либо армянскую диаспору, то могут заинтересоваться, проверить. Сработает лучше, чем контрразведка.

– Вы всегда работали под армянскими фамилиями?

– Под разными. В зависимости от обстановки.

Гоар Левоновна: – Вы так говорите, что я с вами сижу и слушаю. А надо чай принести.

– Геворк Андреевич, вот и Гоар Левоновне интересно. Может, еще что-то из нерассказанного?

– О случайных встречах, которые для нелегалов смертельны, мы говорили. Но вот еще об одной. В 1970-й выбираемся в отпуск из нашего нелегального зарубежья – и отдыхаем в Ереване. Вдруг прямо на нас идут знакомые. Объятия, поцелуи искренние, люди-то хорошие. Ясно, не догадывались, кто мы. Помогли нам в том государстве легализоваться. Их дом – как наш родной. Через них мы создали свое окружение, вошли в общество. Когда мы покидали ту страну, то уезжали, с ними не попрощавшись. Такова жизнь нелегала. И вот в Ереване пошли вопросы: где вы, как вы? Почему из такой-то страны уехали? Мы искали вас по банкам, но так, чтоб не вызвать подозрения.

– По банкам, это потому что в них подробные данные?

– И нас, как и их, селят в гостиницу. Мы с чемоданами, и со всеми необходимыми атрибутами. Товарищи по Службе быстренько предоставили и оберегали нас, как только могли.

Гоар Левоновна: – И мы неделю – с ними. В Ереване тогда пришлось трудно. Всюду знакомые, ведь мы там после Тегерана учились, могли при них подойти, расспросить.

– Но были и друзья иного рода?

– Те, которые помогали или были завербованы. Или не были завербованы, но все равно, как у нас говорят, из которых «качали информацию». Некоторые делились ценными для нас новостями просто на доверительных началах. Это уже чисто человеческий фактор. Когда есть что рассказать и найден хороший внимательный собеседник, хочется излить душу. А если вы вовремя задаете еще и наводящий вопрос, то не надо никакой вербовки. Бывает достаточно знакомства с компетентным человеком. Да и вообще вербовка дело тонкое. Если я вербую кого-то, значит, я себя раскрываю. Откуда у меня полная уверенность, что завтра он меня не выдаст? Когда мы работали в Иране, то к нам на идейной основе приходили десятки. Но вы заговорили о случаях, об эпизодах, и мне припомнилось, что однажды в одной стране…

– О, эта одна страна…

– Так именно в ней, далекой или близкой, похитили опять-таки одного руководителя. И все силы были брошены на поиски преступников. Остановили и меня: откройте багажник. Посмотрели, и я поехал дальше. Следующий пост: выходите из машины! Мы вышли, снова открыли багажник: а там – автомат. Меня спрашивают: это чей? Спокойно говорю, что это вы туда бросили, не мой же. Но ситуация, сами понимаете, напряженная. Похищен государственный чиновник, его ищут… И тут на мотоцикле нас догоняет тот, первый полицейский, который при осмотре забыл свой, понимаете, свой автомат в моем багажнике. Вопиющая полицейская небрежность: забыть оружие, когда шуровал при досмотре. Случай – анекдотичный. Но сначала подумал, что разыгрывают провокацию. Вот где можно было засыпаться. Правда, потом мы бы доказали свою непричастность. Но сколько нервов, времени, и какое к нам бы тогда внимание.

– А бывало, что, грубо говоря, приходилось смываться?

– Нет, если смоешься – то уже все. Но вот что произошло в другой стране, где в ту пору находились серьезные военные учреждения. Мы в том городе работали и не безрезультатно. Были у меня на связи важные персоны. И вдруг наши меня вызывают на встречу. Говорят: за вами увязалась «наружка». Надо срочно в Москву. Ваш захват произойдет в таком-то аэропорту такого-то числа. И когда он назвал дату, то сердце мое екнуло. Потому что именно на этот день у меня и был заказан билет. Думаю, скажу ему про это, он вообще перепугается – хана. Надо же какие в жизни бывают совпадения. И спокойно, поверьте, исключительно спокойно объясняю нашему товарищу, что два раза в день проверяюсь, никакой «наружки» нет, произошла ошибка. Прошу передать в Москву, что это какая-то путаница, недоразумение. Нельзя из-за нее бросать налаженное дело и, как вы, Николай, говорите, смываться. С трудом, однако убеждаю в этом. Проверяюсь, все чисто, за мной не следят, прихожу в скромную свою гостиницу, и тут администратор передает мне повестку: завтра в 10 часов утра меня вызывают в полицию. И тут у меня от сердца отлегло.

– Как отлегло? Вызывают в полицию!

– Если бы действительно решили брать, то уж в полицию точно не вызывали. Пошел в полицию, а там мелкая формальность, которую быстро уладил.

– Но откуда тогда такое беспокойство за вашу жизнь? И почему решили, что вы под колпаком?

– Если коротко, то удалось выяснить что за восточным человеком моего возраста, роста и наружности действительно ходит «наружка». Кто он и что наделал, так и останется неизвестным. И подумали, что это я, и хотели меня обезопасить, срочно спасать. Если бы в тот раз нервы сдали, мы бы много чего не сделали. А так еще долгое-долгое время очень неплохо работали. Но мы терпели все это спокойно. Потом привыкли. С годами пришел опыт, появилась натренированность.

– Приходилось ли сталкиваться, общаться с разведчиками других государств?

– Всякое бывало. Тут и легальные разведчики под прикрытием сотрудников посольств. И официальные представители ФБР, ЦРУ. Мы бывали с ними в компаниях, и когда они начинали спорить, иногда сталкиваться в разговоре между собой, то и вопросов задавать не приходилось. Надо было только слушать – спокойно слушать. Иногда ко мне, вполне легализированному в этой стране, скажем, бизнесмену, делались подходы. Что ж, черт с ними, и я мог что-то дать им по экономике, по бизнесу. Чаще всего мне задавали вопросы по инвестированию денег. Ты советуешь, но и тебе дают прогнозы, ведь эти ребята имеют в стране влияние, а в результате получаешь исключительно ценную информацию.

– Вы с Гоар Левоновной рассказывали, что приезжали домой в отпуск. А это не рискованно? Пересечение границ, показ документов. Момент деликатный.

– Технически это не очень опасно. Но тогда, Николай, это было сложнее: не было такого потока людей. И внимания на всех хватало. А мы всегда смотрели, к какому окошку идти. Видишь же, как человек работает. Быстро схватываешь: этот придирается. Потихоньку переходишь в другую очередь. Опытный работник тебя пропускает быстро. А молодые – скрупулезно. Так что у приезжающего есть свобода выбора. И оценки тоже.

– Даже такие мелочи?

– Из них тоже состоит жизнь нелегала.

– Теперь все настолько компьютеризировано.

– Да, кое в чем стало сложнее. Но против всякого нововведения есть и противоядие.

– Но теперь вводится биометрия. Ее же не обманешь?

Гоар Левоновна:

– Геворк, и как же тогда?

– Выход есть. Наука, техника работают, развиваются. Но давайте о другом: если ты становишься гражданином этой страны, значит, ты прошел всю проверку – и специальных служб тоже. Тебе нечего бояться. У нас официальное гражданство и документы – совершенно официальные, никакой липы.

– Однажды даже мэр города давал.

– Мы гражданство получали, когда нужно было.

– Но я повторюсь: а если нажатие на кнопку компьютера?

– Пусть они хоть на двадцать кнопок нажмут. У тебя же все правильно. Бывали случаи, что какое-то время приходилось работать и по липовым паспортам. Но у нас все умеют дело очень красиво и качественно. Тут учитывается все.

Гоар Левоновна:

– Случалось, надо было быстро менять паспорта.

– Но это уже техника.

– Вы вообще считали страны, в которых пришлось побывать?

– Доходит, наверно, до ста. Но это не значит, что в каждой из них мы работали. Бывали проездом, или неделю, пару, месяц. Но под сотню за 45 лет – точно. Основная работа была в нескольких десятках стран.

– В тех, где я вновь выходила за мужа замуж. Когда вместе с группой женщин мы встречались с Владимиром Владимировичем Путиным под 8-е Марта, он задал мне вопрос: в каких странах вы были? Я честно ответила: во многих. И он, мгновенно все поняв, посмотрел, засмеялся.

– Геворк Андреевич и Гоар Левоновна, вы оптимисты, но были же и трудные моменты, которые переживались тяжело.

Гоар Левоновна:

– Когда первый раз после Тегерана мы уехали далеко и надолго, мне не давало покоя то, что расстались с родителями. Я очень любила маму, без нее тосковала. Чтоб обидеть ее, сказать что-то не так – в жизни моей даже близко не было. Но три года мама моя плакала из-за нас. И у Жоры отец тоже мучился. Переживал и каждый день ходил к моей маме.

– Но мой отец знал нашу работу. Хотя каждые два – три года вырывались в отпуск.

Гоар Левоновна:

– И письма им мы издалека писали. Но какие. Одно и то же: чувствуем себя хорошо, не волнуйтесь, у нас все нормально, желаем, чтобы у вас тоже все было хорошо. Вот и все. Потом уже сами над собой начали смеяться. И решили, что больше посылать этих писем не будем: ну что мы пишем?

– А что получали в ответ?

– Ответ по радио получали такой: дома у вас все нормально.

Гоар Левоновна:

– Я вам рассказывала: у нас в Ереване живет племянница – дочь моего брата. Ее дочка – нам как внучка. Мы наших младших любим – они наши дети, так мы их воспринимаем.

– Они все о вас знали и знают?

Гоар Левоновна:

– Ну, что-то и знают, многого – нет. Конечно, жить вдали от близких – очень непросто.

– И все-таки почему вы решили возвратиться: устали, требовался отдых?

– В 1984 году мне первому из Службы внешней разведки присвоили в мирное время звание Героя Советского Союза. Выдали даже здесь, в Москве, на другие документы, чтобы никуда не просачивалось. Но в 1985–1986 годах были уже и предательства. И мы с Гоар подумали, что проработали столько лет. Перешагнули за 60 годков. Мы не то что устали, но решили, что хватит скитаться, когда подходит такой возраст. Что если пожить спокойно? И получить звание Героя – высшее счастье. Весть эта как-то все же могла просочиться. Неизвестный Герой-нелегал – кто он, откуда, что это за шишка? Контрразведка любой страны могла начать искать, наводить справки. И во время очередного отпуска, когда мы приехали сюда в 1984-м, попросили о том, чтобы потихоньку возвратиться. Тогда во главе разведки стояли Чебриков, Крючков, Дроздов. Нам разрешили, дали пару лет на спокойное завершение дел. И мы вернулись. Работать можно было еще лет десять. Потому что нам везло: не было вокруг предателей. И мы, не разрушая мостов, приехали. Прошло еще полтора десятка лет. Никто нами не интересовался, не искал. И только в конце 2000-го года появилась ваша статья о нашем тегеранском периоде, пошли телепередачи. По словам многолетнего руководителя нелегальной разведки Дроздова, «все эти цереушники и контрразведчики, которые дружили с вами десятки лет, не пойдут и не скажут, какие же мы дураки. Эти советские разведчики работали у нас под носом».

– А позвольте житейский вопрос. Все, что было нажито там, в чужих странах – это все осталось по ту сторону?

– Мы вернулись с двумя туристическими чемоданами.

Гоар Левоновна:

– Все вещи, нажитые честным трудом, там – и машины, и телевизоры, и обстановка. Виллы у нас не было: два – три года в одной стране, и нужно было уже ехать в другую. А из Тегерана в 1951-м мы кое-что привезли, потому что возвращались официально. Посмотрите, эти воспоминания молодости – они с нами. Вот подстаканники, из которых мы с вами пьем чай – свадебный подарок. Шесть штук с подносом. Скоро будет 65 лет со дня нашей свадьбы.

– Геворк Андреевич, академик Евгений Примаков, бывший директор Службы внешней разведки, шутил, что лучшая вербовка вашей жизни – это, конечно, жена Гоар. Спасибо вам обоим за беседу.

– И я вас благодарю за внимание. Посмотрим, что из этого нашего хорошего разговора можно будет опубликовать.

Посмотрели. И часть разговора, впервые пошедшего гораздо дальше тегеранских дел, перед вами, читатель.

…

АНЕКДОТ ОТ ВАРТАНЯНА

Людей возраста солидного спрашивают: что лучше маразм или склероз? Ответ: конечно, склероз. Но почему? Да потому, что не помнишь, что уже наступил маразм.

Как спасали «Льва» и «Медведя»

Познакомилась с Геворком Андреевичем Вартаняном и внучка сэра Уинстона Черчилля Селия Сандерс.

Английская телекомпания «Биг Эйп Медиа» и «ТВ Центр» снимали многосерийный документальный сериал об истории российско-британских отношений на протяжении четырех столетий. Одной из основных фигур в фильме «Лев и медведь» и стала Селия Сандерс. Кому как не ей быть в центре ленты то о многолетнем противостоянии, затем о плодотворном взаимодействии во время Второй мировой, а потом, после речи в Фултоне, о нескрываемой вражде между Сталиным и ее родным дедушкой, Уинстоном Черчиллем. Сандерс как никто чтит память деда. Она основательница Программы «Лидерство имени Черчилля», а своем родственнике говорит так: «Мудрость моего деда актуальна сегодня, как и раньше. Принципы Уинстона Черчилля продолжают служить людям».

Да, если тогда, во время Тегеранской конференции 1943 года, сэра Уинстона Черчилля взяли под твердую охрану свои спецслужбы, то Фрэнклину Рузвельту пришлось труднее. Вышло так, что охрану президента США американцы обеспечить не смогли. Пришлось нарушить, может, единственный раз в истории, твердо устоявшийся протокол. После долгих уговоров Рузвельт неохотно, но согласился жить в посольстве советском. Наши его безопасность, в отличие от своих, гарантировали.

Пришлось как следует потрудиться. Но хлопоты не пропали зря. О Тегеранской конференции миру сообщили уже после того, как она успешно завершилась. Разведчик Агаянц и английский полковник-резидент Спенсер поработали дружно и неплохо. Никаких разногласий не возникало. Американцы охраняли Рузвельта в советском посольстве, действуя в соответствие с требованиями советских коллег.

…

ИЗ ДОСЬЕ

На Тегеранской конференции принята декларация о совместных действиях в войне против Германии, об открытии второго фронта в Европе не позднее 1 мая 1944-го и о послевоенном сотрудничестве трех держав. Сталину удалось многое, но и ему пришлось прислушаться к пожеланиям англичан и американцев. После разгрома фашистов СССР обязался объявить войну Японии, что и было сделано.

Сандерс брала интервью у Вартаняна, а я – у нее.

– Скажите, вы действительно не знали деталей той военной истории?

– Нет, но вы присутствовали при съемках и слышали, как подробно рассказал мне о ней Геворк Вартанян, чья группа и сорвала планы немцев. Я искренне благодарна господину Вартаняну, его друзьям, русской разведке за то, что они спасли жизнь моего деда. Покушение, как рассказал мой собеседник, готовилось на 30 ноября. Хороший же подарок готовился ко дню рождения дедушки. Да, не будь Вартаняна, мы бы вряд ли встретились сегодня в этом уютном старинном здании. Кстати, а как называется этот офис?

– Пресс-бюро Службы внешней разведки Российской Федерации.

– Здесь работают очень вежливые люди, а Геворк Вартанян преподнес мне красивый букет. И армянское бренди, которое мы с ним после съемок выпили, мне тоже очень понравилось.

– Рассказывают, ваш дед тоже его любил. Сталин присылал ему этот напиток в Лондон довольно регулярно.

– Но женская половина семейства редко видела, как ее мужчины наслаждаются питием. Моя бабушка Климантина всегда уводила слабую часть человечества в другие покои, давая мужчинам самостоятельно предаваться их удовольствиям – поглощению напитков и курению сигар.

– Когда Уинстон Черчилль скончался, вам было уже 22. А как складывались ваши с ним отношения?

– Должна признаться, что тут мне повезло. В детстве почти все свои каникулы я проводила у дедушки с бабушкой. А потом с годами он старел, а я взрослела, и мы становились интереснее и интереснее друг другу.

– А как сэр Уинстон вас называл, может, придумал какое-то ласковое имя?

– Он-то называл меня просто Силия, а ласковое имя придумала я: Гранд-папа. Он на него с удовольствием отзывался.

– Ну, а какие бы черты премьер-министра Уинстона Черчилля вы бы выделили особо?

– Во все долгие годы его правления наиболее характерной чертой оставалась отвага. Это важнейшая черта для любого политика. Без нее ничего не сработает. Именно отвага позволяет руководителю страны принимать важные и часто непопулярные решения. Иногда вы должны быть жестки, идти на меры, в которых вы не до конца уверены и которые могут не сработать. И вы обязаны сохранять отвагу ради высокой морали и для того, чтобы противостоять людям, стремящимся проводить политику нечестную, корыстную.

– Позвольте задать вам вопрос совсем непростой. Многие полагают, что именно его речь в Фултоне и положила начало холодной войне. Согласны?

– Это не было началом. Он сказал то, что думал, что было ослепительно очевидно для многих. Дед еще до окончания войны знал, что история будет двигаться в таком направлении. И это его печалило, угнетало. Вспомните, что произошло уже после Тегерана-43 на Конференции в Ялте, где его как бы отодвинули в сторону. Возможно, больше всего в жизни он сожалел о том, что так и не увидит окончания этой холодной войны. Он был бы счастлив, если бы события в мире пошли иным чередом, но… Да и речь в Фултоне я не считаю чем-то уж таким особым. Просто президент Трумэн попросил деда выступить с речью. И он выступил с тем, что у него действительно наболело.

– Как по-вашему, в чем долгие годы был секрет его популярности?

– В великолепном чувстве юмора. Иногда это чувство выручало его в весьма неприятных ситуациях. Дед был женат на протяжении полувека и был исключительно счастлив в семейной жизни. И вот одна дама, член парламента, леди Астор, постоянно на него нападала. Однажды она заявила: если бы вы были моим мужем, я бы подбросила в ваш кофе яду. На что дед ответил: если бы вы были моей женой, я бы этот кофе выпил.

– А как ваш дед перенес неожиданное поражение на выборах 1945 года? Война выиграна, а его не выбирают в премьеры.

– Он отправился домой на выборы прямо из Потсдама. И не думаю, будто предполагал, что люди не проголосуют за победителя такой войны. Но у нас выбирают скорее не премьера, а партию. Его консервативная партия была очень непопулярна перед войной, а во время создалась коалиция. И он не вел предвыборную кампанию, он вел войну. А тут лейбористы заявили: мы скоро вернем наших солдат домой. И военные, их матери, жены и подруги, дочери проголосовали за это. А деда признавали победителем, но не более. Он был исключительно подавлен. И когда моя бабушка попыталась утешить его тем, что это стало тщательно запрятанным благословением с небес, то дед ответил, что если это и благословение, то действительно очень и очень тщательно запрятанное. Но я думаю, что для него эти годы отдыха были спасительны. Он был истощен войной. И сели б ему пришлось бороться еще и против всех тех тягот, которые выпали на первые послевоенные годы, не знаю, чтоб с ним стало.

– Но ведь потом Черчилль снова был избран премьером. А видите ли вы в западном мире политиков равных ему по масштабу?

– Я все время вглядывалась в старые и новые лица, И до сих пор продолжаю вглядываться. Не правда ли было бы здорово, если б мы нашли кого-нибудь такого же масштаба? Ведь они так нам нужны. Мой дед был из тех, кто мог встать во весь рост и громко сказать, что думает.

– Это ваш первый приезд в Россию?

– Да, первый приезд в Москву. И сразу же приятная встреча в господином Вартаняном – одним из героев фильма, который я снимаю.

– А как вы относитесь к тому, что сегодня российско-британские отношения развиваются не совсем так, как хотелось бы?

– За четыре века наших отношений они бывали и холодными, и теплыми. Думаю, вскоре снова потеплеет. Надеюсь, этому поможет и фильм, который мы снимаем.

– Позвольте вопрос сугубо личный.

– Попробуйте.

– Как сложилась ваша жизнь? Далеко не у всех детей великих она протекала благополучно.

– Господин Вартанян поразил меня, рассказав, что они с супругой в браке – и счастливом – уже больше шестидесяти лет! Я замужем 42 года. Но у меня три разных мужа и три ребенка – от каждого из них. Основала тренинговую компанию, возглавила «Программу имени Черчилля», снимаю фильмы, написала книгу о путешествиях деда – часто рискованных. Жаль, что встретилась с Вартаняном после ее выхода. Хотя и знала, что дед рисковал, отправляясь в 1943 в Тегеран: даже едва ли не впервые взял тогда с собой личного телохранителя.