Текст книги "Главный противник. Тайная война за СССР"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

За гранью возможного

О Жорже (Георгии) Ковале пока написано немного. Между тем, ему единственному из всех советских разведчиков удалось самому поработать в засекреченной американской лаборатории, где и изготовлялась первая американская атомная бомба.

…

ИЗ ДОСЬЕ

Георгий (Жорж), Джо Коваль (1913–2006). звание Героя России присвоено в 2007 году. Награды Коваля были торжественно переданы в Главное разведывательное управление (ГРУ) осенью того же года. Восемь, а по некоторым сведениям, девять лет Коваль проработал в США. Блестяще владел английским. Прекрасно играл в типично американский бейсбол. сначала работал в США под чужим именем, а затем служил в армии под своим собственным. Выехав из Штатов, поселился в Москве, стал известным ученым. до конца дней был страстным футбольным болельщиком.

Его биография несколько напоминает жизненную историю коллеги по опасному ремеслу Абеля – Фишера. Оба родились заграницей, вернулись на историческую родину, а затем вновь рисковое возвращение в зарубежье, но уже в качестве нелегалов. Разве только Абеля по наводке предателя арестовали, а Ковалю, оказавшемуся на грани провала, удалось скрыться. Правда, более известный народу Абель трудился во внешней разведке, а Коваль в ГРУ.

Жорж, или Георгий Коваль родился в США в 1913 году в городе Су-Сити, куда семья выехала из России в поисках лучшей жизни. Таковой не отыскалось, да еще наступило время, известное как Великая Депрессия. И в 1932-м Эбрахам (по-простому Абрам) и Этель Коваль с детьми вернулись из штата Айова в СССР. Отец семейства придерживался сугубо левых взглядов и свято верил, что в Биробиджане отец народов Сталин создаст рай для евреев.

Но раем что-то не пахло, и сын Жорж перебрался в Москву. В 1934-м смышленый парень поступил в МХТИ (Московский химико-технологический институт) и закончил его, кто бы сомневался, с отличием. Тут молодого человека с необычной судьбой и приметила разведка. Только учиться на разведчика было некогда, ибо грянула война.

И «Дельмара», такой оперативный псевдоним присвоили Ковалю, отправили обратно в Штаты. Предполагается, что в 1940-м он и приступил к работе. Сначала пытался устроиться в той, в принципе знакомой ему американской жизни, под вымышленным именем. Довольно быстро от разведчика-химика пошла информация о производстве токсинов. После Первой мировой многие опасались, что химическое оружие превратиться в средство массового уничтожения. Хотя вскоре стало понятно: нет, главным оружием будет оружие атомное.

Получилось так, что подготовленные в Главном разведывательном управлении Красной Армии документы «не прошли». И Коваль решил рискнуть, устроиться на военный объект под собственным именем. Хвала предусмотрительности Жоржа: все бумаги, выданные еще до 1932-го в США, сохранились. И тут, как иногда случается с людьми не только рисковыми, но и инициативными, ему повезло.

Да и прикрытие в принципе оказалось отличным. Его хорошо помнили старые приятели по спорту. Великолепный бейсболист был всегда безукоризненно вежлив на поле. Говорил на безупречном английском. И, если опять проводить параллели с тем же Абелем, у которого вдруг прорывался некий акцент, то родным Ковалю был именно английский в американской версии. Ни разу он не дал никакого повода усомниться, что в армию призван настоящий американец. В его открытом поведении и светлом взгляде было нечто притягивающее. И скорее случайно, однако с определенной долей закономерности, он попал на объект, определенным образом связанный с изготовлением атомной бомбы.

Вот где пригодился опыт, накопленный в «Менделеевке». Видно, в Москве учили неплохо. И технически подготовленный, легко сходящийся с людьми, на лету все схватывающий парень оказался востребованным. Он получил допуск на атомные предприятия в секретных городках. Именно армия дала возможность совершенствовать знания в Сити колледже на Манхэттене. Аполитичный, сдержанный он тратил время лишь на учебу, явно сторонясь политических разговоров.

Иногда товарищи по учебе удивлялись: их армейского друга никто и никогда не навещал. Впрочем, Джо успокоил любопытных. Откуда родственники у круглого сироты. А военным требовались свои люди на секретных объектах. Так сержант Джо Коваль превратился в своего и в Дейтоне, и в Оук-Ридже, где для бомбы готовили топливо и все составляющие. Поле его деятельности не было строго ограничено запретами в передвижении. Наоборот, в его задачу как раз и входило перемещение по различным цехам: сержант следил за тем, чтобы уровень радиации ни в коем случае не нарушал допустимый. Это он пекся о здоровье соотечественников, работающих с ядерными веществами.

Изредка вырываясь в отпуск, он превращался в того, кем и был на самом деле: военного разведчика «Дельмара». Используя служебный джип, добирался до заранее условленного места. Там его уже поджидал прямой начальник. Вот о ком известно лишь одно – оперативное имя «Фарадей». Зато известно другое. «Фарадею» и передавал «Дельмар» данные о производстве ядерных материалов – плутонии, уране. И еще о том инициаторе, благодаря которому и происходит атомный взрыв.

Но счастье – в данном случае для советской разведки – не могло длиться вечно. Оно и так продолжалось долго. По одним сведениям, восемь лет, по другим – целых десять. Был риск напороться на кого-то из штата Айова, знавшего, что семья Абрама Коваля, страстно верившего в коммунизм и презиравшего все американское, рванула в 1932-м в Советский Союз. Нет, здесь-то повезло.

Зато подвело совсем другое, вроде бы малозначащее, до обидного мелкое, что и губит обычно всех разведчиков, не только наших. В руки американской контрразведки попал довоенный советский журнал. В нем – репортаж и фото счастливой еврейской семьи, избежавшей тягот капиталистического рая благодаря переезду в Биробиджан.

И Коваля быстренько вывезли из США. С такими способностями мог бы дослужиться и до более высоких чинов и званий. Но предположительно в 1950-м или чуть раньше Георгий Коваль появился в Менделеевском институте. Его дождалась терпеливая жена, вновь пошла тихая и незаметная преподавательская жизнь.

Студенты его любили, он отвечал им тем же. Однажды, как рассказывают, выяснилось, что единственный из советских разведчиков – нелегалов, в сержантском звании самолично добывавший информацию непосредственно с американских ядерных объектов, у себя дома дослужился лишь до рядового. Его это нисколько не коробило. В ГРУ никогда не любили шума.

Но думать, будто заслуги Коваля в деле ускорения создания советской атомной бомбы были никому неизвестны, ошибочно. Знаю это точно. Ибо как-то на стадионе «Динамо» патриарх – основатель московского «Спартака» вдруг показал мне на пожилого человека, сидящего на трибуне. «Наш многолетний верный болельщик. Ученый, то ли физик, или, кажется, химик».

Я поначалу не понял: «И что здесь удивительного?» Мой старинный наставник улыбнулся: «Ему бы за «Динамо», а он, видите, за нас. Хоть и разведчик».

Белое пятно

Если Коваля все же рассекретили через лет 56 после возвращения из Штатов, то другому нелегалу это не грозит. Его имя никогда не будет названо.

…

ИЗ ДОСЬЕ

Нет даже портрета. есть лишь короткая фамилия на рамке того, что должно быть портретом, да белое пятно. Полная безвестность.

Он начинал фактически с нуля. Унылое побережье, где его то ли вышвырнуло на берег, то ли доставлен он был туда на веслах ли, подводной лодкой… Скромная одежда, припрятанная в камнях, отыскалась им быстро. И странник пошел по новой своей жизни. Так нелегала вывезли в чужую страну.

Ушло 17 лет на то, чтобы построить биографию совершенно другого человека. Из безработного превратить в почетного гражданина города.

То был не просто героический человек – настоящий стоик. В свое время разведка привозили ему сына в одну из стран Западной Европы, куда он выезжал в командировку из своего постоянного места пребывания. Надо было, чтобы мальчик видел, какой у него достойный отец. Они встретились, говорили.

Но случилась непоправимая беда. Сын, отдыхая в лагере, утонул. И отец был на похоронах день. Всего лишь один день. Собрался и вновь уехал туда. Когда в период, назовем его близким к перестройке, ему вручали Звезду Героя Советского Союза, было торжество. 17 лет службы в полной темноте. Он был отлучен и от жены. Нельзя их было использовать вместе. Не пошел у нее сложный иностранный язык. Да и характер не тот. К тому же внешность – славянская внешность. Но Герой знал, какие у него возможности, что нужно делать. И благополучно вернулся. Он умер здесь странной смертью. Попал под машину… Недавно умерла и жена.

В разведке – больше века

Герой Советского Союза Геворк Андреевич Вартанян и его супруга Гоар Левоновна широкой публике известны в основном лишь тем, что в 1943-м предотвратили покушение на «Большую тройку» – Сталина, Черчилля и Рузвельта, участвовавших в Тегеранской конференции.

В этой книге, с разрешения Геворка Андреевича, мы подробно рассказываем не только о тегеранском периоде, но и о дальнейшей жизни двух нелегалов.

…

ИЗ ДОСЬЕ

Геворк Андреевич и Гоар Левоновна Вартаняны – семейная пара нелегалов, считающаяся самой результативной в истории современной разведки. Во многом благодаря этим людям, в 1943 в Тегеране удалось предотвратить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля. А потом несколько десятилетий нелегальной работы по всему миру, присвоение в 1984-м звания Героя советского союза и только через несколько лет – возвращение на Родину. Горжусь тем, что в 2000-м мне первому довелось слегка «рассекретить» героев, рассказав о суровых годах в Тегеране.

Хотя подробный рассказ об их деяниях, в том числе и относительно недавних, постараемся опубликовать к середине этого, пока еще нового столетия. По масштабам совершенного, Вартанян в числе первых двух-трех выдающихся наших разведчиков. Здесь лишь некоторые странички фантастической, длившейся десятилетиями карьеры.

Мы познакомились в 2000-м. Сколько же лет Вартаняну? А его жене? Да простит меня супружеская пара, но к дому в районе проспекта Мира приближался с чувством трепетным. Как бы не разволновать людей наверняка весьма и весьма почтенного возраста, да еще и непривычных к журналистским расспросам. И сразу – приятный сюрприз. Красивая, моложавая женщина в модном платье, на высоких каблуках:

– Здравствуйте, я – Гоар Левоновна.

Высокий, с бесшумными, мягкими движениями хозяин по-европейски элегантен:

– Вартанян Геворк Андреевич, – и рукопожатие молодое, крепкое.

Итак, разрешено поведать о Тегеране. Неужели немецкая разведка действительно пыталась уничтожить в 1943 году «Большую тройку»? Ведь еще в конце августа 41-го в Иран вошли с севера наши войска, с юга – английские. Реза-Шах обещанного нейтралитета не соблюдал, вовсю помогал Гитлеру. Вот и пришлось…

– В то время в Иране находилось около 20 тысяч немцев, – с едва заметными, однако, все же пробивающимися восточными интонациями объясняет Вартанян. – Военные инструкторы, разведчики под видом всяких торговцев, бизнесменов, инженеров.

– Геворк Андреевич, сколько же вам было в 1943-м?

– 19.

– Выглядите гораздо моложе своих лет.

– Это, наверное, профессия заставляет держаться. Ведь я сознательно и обдуманно в 16 лет начал работать на советскую разведку. Мне присвоили имя Амир. Под ним и работал в Иране до 1951-го. Да, с февраля 1940-го все и пошло.

Почему не получилось «Длинного прыжка»

В истории мировых спецслужб такого не бывало. И благодаря относительному мировому политическому потеплению вряд ли уж и будет. Гитлер одним махом намеревался покончить сразу с тремя лидерами «Большой тройки». А всю операцию по физическому устранению глав трех государств немцы назвали «Длинным прыжком». И об этом, и о Тегеранской конференции написаны десятки книг. Но детали готовящегося покушения и, главное, как удалось предотвратить его – все это оставалось в каком-то тумане. Правда ли, что первую весть о готовящемся теракте действительно подал из лесов под Ровно разведчик Николай Кузнецов?

Передаю слово Амиру – Геворку Вартаняну:

– Все – правда. Первое донесение пришло от Николая Кузнецова. В Ровно ему удалось разговорить штурмбанфюрера СС Ульриха фон Ортеля. Коньяк и дружелюбие щедрого друга Пауля Зиберта развязали язык. Сначала эсэсовец пообещал вернуть денежный долг обер-лейтенанту коврами. А потом не только выболтал Паулю об операции в Тегеране, но и предложил в ней участвовать. И Николай Иванович сразу передал в Центр: в Тегеране возможна попытка покушения на глав трех государств.

Сам Ортель был переведен в Иран вместе с группой эсэсовцев. В Москве здорово встревожились. Резидентура начала принимать все меры, работала с напряжением немыслимым. Подключила и нашу группу. Мы очень активно взялись.

В Иран, в район Кумского озера, в конце лета 1943-го немцы сбросили Отто Скорцени с командой проверенных в деле парашютистов-диверсантов. Доверили операцию лично любимцу Гитлера. У него был богатый опыт. Именно Корце-ИИ – человек со шрамом – убил в 1934-м канцлера Австрии Дольфуса, а в 1943 вместе со 106 бандитами отбил дуче Муссолини у итальянских партизан. Но об этом мы узнали позже. Скорцени в дело вступить так и не дали. А вот шестерых радистов-парашютистов, которых немцы сбросили недалеко от Тегерана, поблизости от города Кум, обнаружили мы.

– Но Кум – городок небольшой, весь в мечетях. Засветиться можно мгновенно. Я в тех краях бывал: на каждого европейца глядят с заведомым подозрением.

– Там у фашистов была могучая агентура. Существовало мощное прикрытие, советской разведкой еще не разгром ленное. Доступа мы туда не имели. А насчет европейцев – в Куме немцы переоделись в местные одежды. Перекрасились. Они хну в Иране во всю использовали. Кто-то с перекрашен ной бородой даже под муллу работал.

Так начался их «Длинный прыжок». Немцы на десяти верблюдах начали передвигаться к Тегерану. Везли с собой рацию, оружие, снаряжение. Осторожничали и путь длиной километров в сто прошли за десять дней. Около Тегерана пересели на грузовик и добрались-таки до города. Засели там на конспиративной вилле, прямо на одной из центральных улиц – Надери, недалеко от посольств СССР и Великобритании. Агентура им все здорово подготовила.

– Эти шестеро и должны были убить Рузвельта и Сталина с Черчиллем?

– Нет. Задача той передовой группы радистов – установить контакт с Берлином. И затем, с помощью иранской агентуры, которую мы не добили, подготовить условия для высадки десанта террористов. Радиосвязь с Берлином они установили. Только попали в пеленгацию. И нашей группе поставили конкретную цель найти в огромном Тегеране эту радиостанцию. Задание мы выполнили. Нашли.

– Именно ваша «легкая кавалерия»?

– Да. Отыскали, где эта группа находится.

– Но как?

– День и ночь по 14–16 часов по улицам бегали. Я домой уходила, только когда совсем темно, – решительно вступает Гоар Левоновна. – Холодно, жарко, страшно – все равно искали.

– Гоар – молодец, – посмеивается Геворк Андреевич. – Такая была девочка с косичками, а смелая. И мы немцев-радистов нашли. Так что потом они работали уже «под колпаком» нашей разведки и английской: передавали в Берлин сведения под чужую диктовку. Но не стоит думать, что немцы – такие простаки. Кому-то из их радистов удалось передать в эфир условный знак: работаем под контролем. В Германии поняли, что операция началась с сокрушительной неудачи. Основную группу во главе со Скорцени посылать на верный провал немцы не решились. Так что никакого «Длинного прыжка» не получилось.

– Так все-таки был Скорцени в Тегеране?

– И под Кумом, и в Тегеране, но до того. Он и сам это признал уже где-то в середине семидесятых в одном из интервью: должен был, выполняя приказ Гитлера, уничтожить «Большую тройку». Изучал обстановку, крутился около посольств Великобритании и СССР. Они рядом, в центре. И особенно около американского, что гораздо дальше, в пустынном тогда месте.

– Правильно ли я понял: наибольшему риску из-за этой отдаленности подвергался как раз президент США?

– Он должен был, как и полагается по протоколу, остановиться в своем посольстве. Но потом согласился с предложением Сталина: безопаснее пожить в советском.

– Это предложение было сделано благодаря вашей группе?

– Конечно. Мы подсказали, что если террористический акт так или иначе готовится, то в американское посольство, которое охранять очень сложно, ехать никак нельзя. Сталин и наша разведка сумели в этом Рузвельта убедить.

– Еще несколько вопросов. Вы наверняка смотрели фильм «Тегеран-43» с Аленом Делоном в главной роли?

– Смотрели.

– Как там насчет правды жизни?

– Есть в картине правдивый момент: диверсанты собирались проникнуть в английское посольство через водоканал и совершить теракт как раз в день рождения Черчилля – 30 ноября. Действительно через старинную систему каналов это было возможно. Остальное здорово накручено: Ален Делон, Париж, бандиты и красавицы…

Гоар Левоновна:

– Как-то встречались с Игорем Костолевским – он играл главную роль в «Тегеране – 43». Актер прекрасный, человек – милый, не знал, что за встречу готовят ему в театре. Когда нас увидел, сразу встал, обнял. Так хорошо поговорили. Но я спросила, почему у вас Тегеран, гостиница такие обшарпанные? В ту пору был красивый город. И Костолевский ответил, что снимали в Баку. Я ему: но и в Баку могли подобрать что-то поприличнее.

Геворк Андреевич:

– А я заметил не Костолевскому, а для истины, что зря он там все время стрелял. Разведчик перестает быть разведчиком, если начинает применять оружие.

– Иногда рассказывают, что в подсобном помещении одного из посольств обезвредили бомбу.

– Такого мы никогда не слышали. А вот то, что между посольствами СССР и Великобритании, которые находились совсем рядом, наши с англичанами пробили стенку, правда. Натянули шестиметровое брезентовое полотно, устроили нечто вроде коридора. Там лежали их и наши автоматчики, пулеметчики: всем участникам Тегеранской конференции безопасность перехода туда и обратно была обеспечена.

– Если можно, то все-таки поконкретнее. Как вам удалось выйти на тех шестерых радистов?

– Кузнецову спасибо за раннее предупреждение о возможном покушении. И одновременно в Тегеране активизировались немецкие агенты-иранцы. Начались бурные встречи, выходы на иранских военных. Ну, просто чувствовалось: что-то готовится. Стали пресекать. Однажды пришлось брать агента прямо на свадьбе. Были сведения, что в покушении может быть замешан именно он.

– Это кто же? Немец?

– Иранец. Нам тихонько подсказали, что у него уже есть опыт участия в терактах. Тут вступила в дело военная разведка. Довольно часто наши с ГРУ сотрудничали.

– И каким же образом?

– В ГРУ работали иногда очень жестко, – в один голос выговорили мои собеседники. А Геворк Андреевич продолжил: – Пошел я на эту свадьбу. Собираюсь как-нибудь незаметно вызвать опасного, а может и вооруженного человека. Постучал, открывают мне дверь: заходи. И тут вдруг наш капитан, да прямо в форме, как свистнул. На свист прибегает взвод автоматчиков. Они чуть не впрыгивают во двор, а там гуляет свадьба – человек двести. Поднимается жуткая кутерьма. Зачем? Я бы этого бандита незаметно увел. А у него, как я и думал, пистолет. Начинают выкручивать ему руки, с головы у какого-то солдата падает шапка, и я ее подбираю. Забрасывают эту личность в грузовик «Студебеккер», везут в военную комендатуру… И чуть ли не вся свадьба за нами: люди возбуждены, требуют освободить гостя. Что и кому тут объяснять? Я стою в толпе, наблюдаю. В руках у меня чужая шапка. И так продолжается до двух часов ночи. Хорошо, что взяли потенциального участника теракта. Но не так, не так же…

– Если говорить языком современным, то к Тегеранской конференции проводилась решительная зачистка? Извините за термин из другой эпохи.

– Мы должны были все это расчистить. Работали вместе с агентурой, искали подходы. Появлялось малейшее подозрение – человека временно арестовывали. Не подтверждались сомнения, и после Тегеранской конференции его отпускали. А до конференции, во время ее мы работали день и ночь.

Иногда кое-что не удавалось. Надо было брать в городе Казвине опасного человека. Он в терактах участвовал, в поджогах. Пытался вербовать наших солдат. Долго его наши искали, а адрес установил мой отец. Поехал я в Казвин. Два дня вертелся около дома этого агента – и ничего. Тут меня и задержали.

– Иранцы?

– Наши. В городе полно советских военных, а рядом крутится какой-то парень в гражданской одежде. День просидел под арестом. Как говорится, до выяснения обстоятельств.

Дядюшка Джо все же побывал на седьмом небе

Здесь позволю себе на короткое время отвлечься от истории Вартанянов. Обращу скромный взор на одного из самых сильных мира того – Иосифа Сталина. Единственного из «Большой тройки», знавшего обо всем, что происходит в Тегеране: и о Скорцени с его диверсантами, и о мерах безопасности, предпринимаемых чекистами. Вот для кого Тегеранская конференция превратилась в адово испытание. Малейшая оплошность с их стороны – и полетело бы столько голов…

Похоже, Сталин все же твердо верил в свою госбезопасность. А ее руководители – в собственных сотрудников и агентов. Иначе бы Иосиф Виссарионович не принял решение: несмотря ни на что – обязательно ехать. Или иного выхода не было?

До сих пор спорят: неужели Сталин, никогда не летавший, все же рискнул совершить аж два перелета: Баку – Тегеран и Тегеран – Баку. В спецслужбах, куда я обратился, архивных документов не сохранилось.

Да и не могло сохраниться. Причина веская. Абсолютно все данные о передвижениях первых лиц государства, начиная со Сталина и до Ельцина, спецслужбы обязаны передавать в архив, который именуется сейчас президентским. И не важно, в какой стране или республике, городе побывал генсек Брежнев или Президент СССР Горбачев. Так что, к примеру, все подробности так поразившего мир путешествия Бориса Николаевича из Штатов в ирландский Шэннон и в Москву, похоже, надежно хранятся именно там, а архиве.

Вдруг всплыл и другой любопытный факт. Возможно, и зря мы подозревали Иосифа Виссарионовича в трусости: ведь всю жизнь он передвигался по необъятной стране только на поездах, да на автомобилях. Всему свое объяснение. 22 марта 1925 года в авиакатастрофе погиб, как пишет Большая Советская Энциклопедия, «верный ученик Ленина» Александр Федорович Мясников. Смерть 39-летнего члена Реввоенсовета и Президиума ЦИК потрясла Сталина. Собрав соратников, он объявил решение, приравненное к приказу. Видным партийным руководителям и просто крупным начальникам летать на самолетах категорически запрещалось. Однажды в Белоруссии завет вождя нарушил Анастас Микоян – полетал над аэродромом на военном самолете. И, пишет писатель Николай Зенькович, не успел Анастас вернуться в Москву, как Сталину уже все сообщили. Ослушнику был объявлен выговор за недисциплинированное поведение.

Но когда уж грянуло в июне 1941-го, стало не до устаревших формальностей. Вынужден был пересесть с поезда на самолет и сам блюститель строжайшей безопасности.

До Баку спешащая в Тегеран делегация во главе со Сталиным дотащилась на поезде. Оттуда в иранскую столицу – уже на самолете.

Впрочем, как Сталин доехал до конференции и обратно, существует несколько версий. Мне бы в них, противоречивых, не разобраться, если бы сотрудники Пресс-бюро СВР не вывели на профессора Юрия Львовича Кузнеца. Автор подробнейшей книги о Тегеранской конференции «Длинный прыжок» в никуда» изучал архивы долго и тщательно. И хотя в его вышедшей в 1996-м книге о методах сталинского передвижения пишется немного, профессор дал мне детальную консультацию.

Сначала действительно предполагалось, что от Баку до Тегерана Хозяина повезут на его обычном «Паккарде» в большом автокортеже. Но и такой путь представлялся опасным. Мало ли кто мог предпринять попытку покончить с дядюшкой Джо одним ударом. Да и дорога в районе Астуры была труднопроходимой. Вот и решилось: самолет все-таки надежнее.

В своих мемуарах Главный маршал авиации Александр Евгеньевич Голованов вспоминает, что он сам предложил себя в качестве пилота. Сталин вежливо отказался, пригласив маршала просто сопровождать его. Даже отвесил Голованову комплимент.

Подтверждается сказанное профессором Кузнецом и в книге личного сталинского переводчика Валентина Бережкова «Тегеран, 1943». Правда, в Тегеран Бережков добирался самостоятельно. А вот обратно в Баку вылетали на нескольких двухмоторных и, как пишет Бережков, «пассажирских самолетах». Сначала улетела группа военных. На второй машине в воздух подняли Сталина.

В Баку, пишет Бережков, Сталин «стоял перед аэровокзалом уже не в маршальском облачении, а в простой солдатской шинели и в фуражке без знаков различия». Подъехали лимузины, главного пассажира поместили во второй: рядом с шофером, а сзади – охрана. На железнодорожном вокзале кортеж уже ждал «специальный поезд из длинных и тяжелых салон-вагонов» Баку – Москва.

Да, иногда удивляешься и скудности архивных материалов, и той атмосфере секретности, что окружала вождя и тирана. Сколько еще не выплыло, да и никогда не выплывет из тайников. Что говорить, если о Тегеранской конференции, продолжавшейся четыре дня, советскому народу дали узнать только после ее окончания. А теперь, снова к Вартанянам.

Как приходят в разведку

Тема деликатная. Говорить об этом не совсем принято, да иногда и нельзя. Но вот небольшой парадокс. В суперзасекреченной жизни Вартаняна как раз здесь-то – относительная ясность. Его отец Андрей Васильевич Вартанян в коммунистах никогда не состоял. Но когда в 1930 году бывший директор маслобойного завода, оказавшийся каким-то не совсем понятным образом иранским подданным, выезжал из станицы Степной в Иран, он уже был тесно связан с советской внешней разведкой. И связь эта сохранялась до самого его отъезда из Тегерана в Ереван, куда он вернулся в 1953-м, благополучно прослужив в соседней стране 23 года. А дома, в Союзе, еще долго трудился на сугубо официальной гражданской должности. Впрочем, пенсию получал как офицер-чекист.

Да, жизнь Вартаняна-отца – это уже другая, своя собственная история. Все же упомяну некоторые важные штрихи биографии. Первые шесть лет в Табризе. Там Андрею Васильевичу приходилось тяжко. Поначалу подозревали его в связях с советской разведкой. Несколько раз иранцы засаживали в тюрьму. Только доказать ничего не могли. А большая семья мучилась; и за отца страшно, и безденежье жуткое. Тогда на помощь спешила советская резидентура в Иране. Мать, прихватив совсем маленького тогда сынишку Геворка, выходила на тайные встречи. Их подбадривали, подбрасывали денег.

В конце концов, от Вартаняна отвязались. И в 1936-м он с семейством перебрался в Тегеран. Постепенно превратился в коммерсанта со связями и с довольно-таки высоким положением в обществе. Крыша для разведчика надежная. Вербовки, выполнение заданий по прикрытию засланных в Иран нелегалов, приобретение «железных» документов… Было еще много чего, за что, кстати, Центр в Москве практически не платил ни копейки: зачем они преуспевающему владельцу кондитерской фабрики, известной на весь Иран своими сладостями. Вся 200-тысячная армянская диаспора уважала его искренне.

Сын видел, чем занимается отец. Приходили и потом исчезали куда-то люди. Иногда Геворк выполнял мелкие поручения – отнести, встретить, что-то припрятать.

И отец тоже знал: сын встал на его путь. Но закон профессии суров. Никаких советов и обменов мнениями. Конспирация не позволяла, у каждого собственная работа. Хотя, как вспоминает Гоар Левоновна, Вартанян-старший все же изредка давал волю чувствам. Иногда, видно понимая, что сын выполняет рискованное задание, вышагивал часами около дома, бывало, до самой ночи поджидая Геворка. Но только слышались шаги сына, шуршание шин его велосипеда, и Андрей Васильевич спешил домой: к чему мальчику знать, что отец волнуется, переживает.

Однажды, много лет спустя, когда Геворк Андреевич и Гоар работали уже в совсем другой стране, столкнулись они с человеком, у которого оказались документы, приобретенные еще Вартаняном-старшим. Сообщили в Центр: здесь появился такой-то, использует паспорт, выданный в Тегеране. Из Москвы успокоили – работайте спокойно, все в порядке. Значит, наш?

– Но до чего же маленький этот шарик, – удивляется Геворк Андреевич. – Когда мы приехали как-то в Москву, то вдруг увидели того самого человека прямо на проспекте Мира. Идет он прямо навстречу нам с Гоар. Проходит не поздоровавшись. Мы – тоже. Двинулись дальше, оглянулись. Оглянулся и он. Такое вот рандеву. Короче, документы те мой отец добывал для этого человека совсем не зря.

Военного звания у Андрея Васильевича не было, но кадровым разведчиком считать его можно твердо.

– На этот путь меня поставил отец, – повторяет Геворк Андреевич. – Нас было два брата и две сестры. Потом все вернулись в Союз, кроме одной из сестер. Она вышла там замуж и, увы, рано ушла. И все родственники знали, все помогали. Советский Союз был Родиной. Ради него мы были готовы на все. Так нас воспитал отец. Но профессиональным разведчиком стал только я. Было мне тогда 16 лет.

Монолог от первого лица

4 февраля 1940 я впервые вышел на встречу с советским резидентом. Это потом я узнал, что Агаянц Иван Иванович – легендарный советский разведчик. Был он человеком строгим и в то же время добрым, теплым. Долго я с ним работал, до конца войны, пока не уехал он в 1945-м во Францию резидентом. И разведчика из меня сделал он. Занят был, но встречался со мною, натаскивал.

А первое задание – создать группу единомышленников. И я быстренько завербовал семерых ребят. Иранцев среди нас не было. Потом, правда, стали их вербовать, но только как агентов. Все мы, семеро, примерно моего возраста – армяне, лезгин, ассирийцы… Общались между собой на русском и на фарси, который учили в школе. Сплошной интернационал. И все – выходцы из СССР. Помните 1937-й? Родителей почти всех этих ребят из Советского Союза или выслали, или они сами вынуждены были уехать. Но такая тяга, любовь к Родине. Давали согласие и подключались к группе без вознаграждений за работу – вербовал на чисто идейной основе. Никакой оперативной подготовки у нас не было, и старшим товарищам из резидентуры приходилось образовывать ребятню на ходу. Умело научили вести наружное наблюдение.

В 1941-м к нам подключилась симпатичная такая школьница. Ее брат был моим другом. Я года полтора к ней присматривался, очень она мне нравилась. Это Гоар – моя будущая жена. Смелая, ни от каких заданий не отказывалась. А в разведку ее, думаю, привела скорее всего любовь. Тогда ей не было и шестнадцати. Пацаны, мальчишки-девчонки. Кто только в школу ходил, кто учебу уже заканчивал. Кстати, все мы, включая мою Гоар, знали фарси – тоже помогало.