Текст книги "Под шапкой-невидимкой"

Автор книги: Николай Сладков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

ЛЕСНОЕ КРЕСЛИЦЕ

Есть деревья в лесу, которые почему-то нравятся птицам: когда ни посмотришь – вечно на макушке птица сидит! То плиска болотная, то конёк лесной. То ворона серая, то косач чёрный. Одни песни поют, другие по сторонам глазеют.

Может, дерево это для них чем-то удобное? Ну, вроде как кресло для нас? Стоят вокруг нас стулья, табуретки, скамейки, и только одно уютное креслице. Так и хочется на него сесть! Вот и у птиц так: много вокруг разных деревьев, но одно лучше всех, и поётся на нём веселей, и удобней сидится.

НЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ШАГИ

Ранняя весна, вечер, глухое лесное болото. В светлом сыром сосняке снег ещё кое-где, а в тёплом ельнике на бугре уже сухо. Я вхожу в густой ельник, как в тёмный сарай. Стою, молчу, слушаю.

Вокруг чёрные стволы елей, за ними холодный жёлтый закат. И удивительная тишина, когда слышишь удары сердца и собственное дыхание. Дрозд на еловой макушке высвистывает лениво и звонко. Свистнет, прислушается, а в ответ ему тишина...

И вдруг в этой прозрачной и затаившей дыхание тишине тяжёлые, грузные, нечеловеческие шаги! Всплески воды и позванивание льда. То-пы, то-пы, то-пы! Будто тяжело гружённая лошадь с трудом тянет по болоту воз. И сразу же, как удар, ошеломляющий грохочущий рык! Дрогнул лес, качнулась земля.

Тяжёлые шаги затихли: послышались лёгкие, суматошные, торопливые. Шажки лёгкие догоняли тяжёлые. Топ-топ-шлёп – и остановка, топ-топ-шлёп – и тишина. Торопливым шажкам не легко было догнать неторопливые и тяжёлые.

Я прислонился спиной к стволу. Под ёлками стало совсем темно, и только мутно белело между чёрных стволов болото.

Зверь рыкнул опять – как из пушки грохнул. И опять охнул лес и качнулась земля. Я не выдумываю: лес вправду дрогнул, земля вправду качнулась! Лютый рык – как удар молота, как раскат грома, как взрыв! Но не страх порождал он, а уважение к его необузданной силище, к этой чугунной глотке, громыхающей, как вулкан.

Лёгкие шажки заторопились, заторопились: зачмокал мох, захрустел ледок, заплескала вода. Я давно уже понял, что это медведи: дитё и мама. Дитё не поспевает, отстаёт, а мама чует меня, сердится и волнуется. Мама предупреждает меня, что медвежонок тут не один, что она близко, что лучше его не тронь. Я хорошо её понял: предупреждает она убедительно...

Тяжёлых шагов не слышно: медведица ждёт. А лёгонькие спешат, спешат. Вот взвизг тихий: медвежонка шлёпнули – не отставай! Вот шаги грузные и лёгкие зашагали рядом: то-пы, то-пы! Шлёп-шлёп-шлёп! Всё дальше, всё тише. И смолкли.

И опять тишина. Дрозд кончил свистеть. Лунные пятна легли на стволы. В чёрных лужах вспыхнули звёзды. Каждая лужа – как распахнутое в ночное небо окно. Жутковато шагать в эти окна прямо на звёзды.

Не спеша я бреду к своему костру. Сладко сжимается сердце. А в ушах гудит и гудит могучий зов леса.

***

Повалил бобр осину осенью – и бросил на берегу. Зимой лоси пришли – толстые сучки оглодали. Зайцы прискакали – тонкие веточки иззубрили. Весной на погрызе сок выступил. На сок муравьи сбежались – минеральные воды пить. Может, ещё кто-нибудь на бобровую осину пришёл бы, да тут дождь пошёл, я домой ушёл.

НОВЫЙ ГОЛОСОК

Три яичка лежали в гнезде чайки: два неподвижно, а третье шевелилось. Третьему не терпелось; оно даже посвистывало!

Будь его воля, оно бы так и выскочило из гнезда и, как колобок, покатилось бы по бережку!

Возилось яичко, возилось и стало тихонько похрустывать. Выкрошилась на тупом конце дырочка. И в дырочку, как в оконце, высунулся птичий нос.

Птичий нос – это и рот. Рот открылся от удивления. Ещё бы: стало вдруг светло и свежо! Глухие доселе звуки зазвучали властно и громко. Незнакомый мир ворвался в уютное и скрытное жилище птенца. И чайчонок на миг оробел: может, не стоит совать свой нос в этот неведомый мир?

Но солнце грело ласково, глаза привыкли к яркому свету. Качались зелёные травинки, плескали ленивые волны.

Чайчонок упёрся лапками в пол, а головой в потолок, нажал – и скорлупа расселась. Чайчонок так испугался, что громко, во всё горло крикнул: «Мама!»

Так в нашем мире одной чайкой стало больше. В хоре голосов, голосищ и голосишек зазвучал новый голосок. Был он робок и тих, как писк комара. Но он звучал – и его слышали все.

Чайчонок встал на дрожащие ножки, поёрзал шерстинками крыльев и смело шагнул вперёд: вода так вода!

Минует ли он грозных щук и выдр? Или станет добычей первого встречного хищника?

Крылья матери-чайки распластались над ним, как руки, готовые прикрыть от невзгод.

Покатил в жизнь пушистый колобок.

ЦЕЛАЯ ЖИЗНЬ

Прилетел на скворечник скворец. На ноге колечко – знакомый! Шестой год он живёт в скворечнике у меня.

Каждую весну он прилетает на скворечник, осматривает его со всех сторон, забирается внутрь, долго там шуршит и ворочается. Потом садится на крышу и негромко поёт. Негромко, но с наслаждением: трещит, пощёлкивает и высвистывает. Даже взвизгивает от удовольствия, как разыгравшийся поросёнок. Клюв золотой в небо, глаза закатывает, крылышками разводит. А сам то петухом, то ягнёнком, то кошкой мяукнет, то собачонкой протявкает. Соскучился на чужбине по дому...

Потом со скворчихой чистят скворечник, птенцов выводят. Вместе растят, вместе на выгоны улетят с ними.

Осенью, перед отлётом, скворец прилетал на скворечник один. Есть у скворцов такое правило: прилетать перед отлётом к гнезду. Посидеть в тишине, пёрышки на солнце почистить, помурлыкать под нос. А потом – на юг. В страны дальние, земли чужие, за синий горизонт.

Но чуть весна – мой скворец тут как тут! На скворечнике сидит, песни поёт, крылышками разводит. И колечко на лапке блестит.

И так вот уже шесть лет... Шесть раз я говорил ему весной «здравствуй» и пять раз осенью сказал «до свиданья».

И стал замечать, что скворец мой постарел.

В первую весну, помню он весь от песен дрожал! Перья на горлышке дыбом. Весь блестит, будто маслом намазанный.

В шестую весну смотрю – и глазам не верю. Сидит в летке, чуть только нос высунул. Поёт нехотя: свистнет и помолчит, свистнет и помолчит. Будто сам себя слушает. Других птиц не передразнивает, голоса их позабыл, что ли...

Свистел, свистел, пригрелся на солнышке – и задремал. И это в разгар пения! Голову свесил, носом «клюёт» и глаза закрыл. Никогда такого с ним не бывало.

В шестую осень только раз к пустому скворечнику прилетел. Посидел, помолчал, колечко на лапке потрогал.

– До свиданья! – сказал я ему. В шестой раз сказал «до свиданья».

Прошла зима. Опять прилетел скворец на скворечник: но не тот, не мой, без кольца. Может, сосед его, может, сын. Молодой, горластый и непоседливый. И блестит, будто маслом намазанный!

А старик не вернулся. Где-то ветер перья его разнёс? Прощай, старый скворец, – в последний раз. Здравствуй, молодой, – в первый!

Воробей и Синица

– Что, Синица, перья носом перебираешь – чистишь их, что ли?

– Не чищу, Воробей, пересчитываю. С осени три тысячи было, сейчас две тысячи пятьсот осталось. Полтысячи перьев за зиму потеряла!

– Эка беда – полтыщи за зиму! Я весной за одну драку по полсотне теряю. Чего их жалеть: были бы кости целы, перья вырастут.

Крот и Филин

– Слушай, Филин, неужели ты меня целиком проглотить можешь?

– Могу, Крот, могу. Я такой.

– Неужто и зайчонка протолкнёшь?

– И зайчонка протолкну.

– Ну, а ежа? Хи-хи...

– И ежа проглочу.

– Ишь ты! А как же колючки?

– Колючки потом выплюну.

– Смотри, какой молодец! А Медведь вон на ежа даже сесть боится...

***

– Сознайся, Лесовичок, в приметы веришь?

– Верю, верю! Мне без примет ни попить, ни поесть. Ни зиму перезимовать, ни лето пролетовать. «Зелена трава – недалече вода». «Коли грачи прямо на гнёзда прилетели, дружная весна будет». Да всё и не перескажешь. А что, у вас, у людей, тоже приметы есть?

– Есть и у нас.

– Ну-ка, ну-ка!

– «Сыч на дому кричит – к отъезду».

– Ха-ха-ха!

 – «Летучая мышь в окно залетит – к беде».

– Ха-ха-ха!

– «Заяц мечется по деревне – к пожару».

– Ха-ха-ха!

– Что ты, Лесовичок, так развеселился!

– Ха-ха-ха!

– Ну, хватит, хватит. Ещё заболеешь...

– Ох, уморил! Вот так приметы! Да это же совам на смех – одни суеверия! И до чего ж вы, люди, нас, лесных жителей, плохо знаете. Чего только на наши бедные головы не напридумывали! Ну объясни ты мне, мил человек, за что вы, к примеру, зайца косым зовёте? Только и слышишь: «заяц косой», «заяц косой». И говорят, и пишут, и рисуют. А ведь он, заяц-то, вовсе и не косой! И не был косым никогда. И серым не был. «Трусишка зайка серенький».

И трусишкой не был. Это медведь с перепугу околеть может, а заяц – никогда!

– Что делать, Лесовичок. Нам в детстве сказали, а мы повторяем. Серый так серый, косой так косой.

– Сказали, сказали... А свои глаза для чего?

– Так ведь не всякий зайца своими глазами видел.

– Ты-то вот разглядел? Ну и другим расскажи, язык небось не отвалится.

– Да разве рассказом рассказ перешибёшь?

– А ты напиши.

– И написанного написанным не исправишь.

– Ну, нарисуй тогда.

– А кто поверит? Нарисовать что хочешь можно...

Заёрзал Лесовичок на коряжке, бородёнку в кулачок зажал. И ехидно так спрашивает:

– А это у тебя в руках что за штуковина?

Как я сам не догадался! Фотография – это же сама правда. Снимку все поверят!

– Ну вот, – говорит Лесовичок, – теперь как только кто скажет, что заяц косой, так ты ему сразу снимок под нос: «Пожалуйста, убедитесь!» Надо же как-то с вашими людскими суевериями бороться. Ну, по рукам?

– По рукам!

ГЛАЗ ИЛИ УХО?

«Я это видел» надёжней звучит, чем «я это слышал». Слышали мы, что ежи яблоки на колючках таскают, что от жаб бородавки на руках бывают, что летучие мыши будто бы кровь пьют, что птицы-козодои коз доят. Все слыхали, а никто не видел!

«Что вы, что вы, чайка никогда не сядет на дерево!»

«Живёт в наших лесах косуля. Косая она, вот её и назвали «косулей».

Можно услышать и ещё кое-что.

Ходит слух, что у птиц и зверей бывают самоубийства. Находили фазанов, дроздов, бурундуков, которые висели, защемив головку в рогульке сучка. Я нашёл повесившегося сорочонка. Но как только я увидел его, я понял, что это просто несчастный случай: выскакивая из гнезда, он попал головой в рогульку и невольно повис.

На кусте отчаянно металась и кричала весничка. А под кустом ползала, извиваясь, гадюка. Глазки у гадюки посверкивали как стёклышки, язычок трепетал у стиснутых губ сердито и раздражённо.

Весничка, как привязанная, перепархивала за змеёй: куда та, туда и она. Вертелась с криком над самой её головой.

«Вот он, змеиный гипноз!» – подумал я. Но тут же, на нижней ветке куста, увидел двух птенчиков веснички. И понял, почему так отчаянно и безрассудно кидалась птичка на ядовитую змею.

В ЛЕС ПО ЗАГАДКИ

Ходят в лес по ягоды, по грибы, по орехи. А что если отправиться в лес по загадки?

Интересно собирать ягоды, грибы и орехи, а загадки ещё интересней искать. Что там грибы или ягоды?! Найдёшь, соберёшь и успокоишься. А уж коли загадки разыщешь – покой потеряешь!

Как загадку нашёл – так отгадку ей подавай. Значит, снова в лес иди, отгадку ищи. Пока отгадку ищешь – две новых загадки по пути найдёшь. И пошло-поехало – конца-краю не видно!

Грибы съешь, ягоды съешь – на том и конец. Загадку разгадаешь – только начало...

* * *

Ходил и я в лес по грибы, и по ягоды, и по орехи. И так просто ходил – ни за чем. Ходил и по загадки. Простые загадки сам разгадал. А вот скопились у меня загадки особые – неразгаданные. Вот их-то я вам и предлагаю.

ЧТО ИЩЕТ В СНЕГУ КРОТ?

Все знают бельчат, ежат и зайчат. А кто вот видел кротят? В каждом живом уголке живут хомяки, бурундуки или сурки. Но ни в одном живом уголке нет крота.

Крот – самый таинственный наш зверёк.

Бегает не по земле, а под землёй. Лапы передние – как экскаваторные ковши. Глазки крошечные – как точки на этой строке. Даже шёрстка у него необычная: то приглажена, как у всех, от головы к хвосту, то, как ни у кого, от хвоста к голове!

Много в жизни крота ещё неизвестного! Ну, например, зачем крот роет туннели в снегу?

Считается, что на зиму крот уходит глубоко в землю, к теплу. Птицы к теплу улетают на юг, ну а крот зарывается в глубину. Но вот приходит весна, снег начинает таять, и всем становится видно, что крот и в сугробах ходил – по его туннелям вода журчит. И кротовые земляные кучки под снегом свежие. Говорят, что даже следы кротовые на снегу находили.

Шкурка у крота добротная, холод ему не страшен. Но что он ищет в снегу? Зачем делает в толще сугробов туннели? Да и что в снегу можно найти?

Я эту загадку не разгадал. Попробуйте вы.

БЕЛКИН МУХОМОР

Зима для зверей – время суровое. Все к ней готовятся. Медведь и барсук сало нагуливают, бурундук орехи кедровые запасает, белка – грибы. И всё, казалось бы, тут понятно и просто: и сало, и грибы, и орехи ой как зимой пригодятся!

Просто совсем, да не со всеми!

Вот, например, белка. Сушит она осенью на сучках грибы: сыроежки, опята, моховики. Грибы всё хорошие и съедобные. Но вот среди хороших и съедобных находишь вдруг... мухомор! Наткнут на сучок – красный, в белую крапинку. Для чего белке мухомор ядовитый?

Может, молодые белки по незнанию мухоморы сушат?

Может, когда поумнеют, их не едят? Может, сухой мухомор становится неядовитым?

А может, мухомор сушёный для них что-то вроде лекарства?

Много разных предположений, а точной отгадки нет. Вот бы всё разузнать и проверить!

ПОЮЩИЙ ЁЖ

Ежик – загадочный друг детства. Все его знают, все его любят, все его находили. Знаменит он своими колючками и тем, что непременно убежит, как бы его ни берегли.

У каждого юнната был свой ёж. И уж о нём-то, кажется, всё известно. Любит молоко, ловит мышей и лягушек, смело вступает в бой с гадюкой. При тревоге сворачивается в колючий шар, если трогать – грозно пыхтит и поддаёт иголками. А если не трогать, то скоро высунет из колючек свой мокрый нос, пошмыгает им и выставит глаз. Нет никого – покатится колобком. Ну, а если домой взять да приласкать, он скоро и сворачиваться перестанет. И иголки его в одну сторону лягут – хоть гладь, как котёнка. Станет совсем домашним, этакий топотун-хлопотун.

И вот оказывается, что у этого знакомого всем зверька тоже есть тайна.

Говорил мне один лесник, человек наблюдательный и правдивый, что ёж, будто бы, весною... поёт! Да не как там нибудь, а по-настоящему, чем-то похоже на птицу.

Сам я поющего ежа не слыхал. Но рассказы об этом слышал не раз. Непременно бы надо проверить. Может, из вас кто слышал ежиное пение? Тогда расскажите нам.

ЗАЯЦ ЗАГАДЫВАЕТ ЗАГАДКУ

Зимой каждый заяц пишет дневник. Пишет лапами по снегу: где был, что делал, куда пошёл. Весь снег в заячьих строчках – читай и переводи. Переводить с заячьего на человеческий интересно и просто. Вот у дороги написано: «Сидел на обочине и слушал: не идёт ли кто?» У поваленной осины написано: «Горькие веточки глодал – зимой и тому рад!» В низинке написано: «В мелочах кружил – след свой перед лёжкой путал». И дела и слова всё знакомые и привычные.

Но вот запись, которую перевести тоже просто, а вот понять – трудно. «Нору в снегу копал до самой земли». Всё верно: снег, в снегу нора до земли. И не малая – глубже метра. На дне мох мороженый надран, «шишка» рогоза растрёпанная. Может, заяц по зелени истосковался? Да нет, не похоже: ни мох, ни «шишка» не тронуты – только растрёпаны и брошены. Зачем же тогда заяц нору копал? Спать беляк в норе не ложится и от ветра в норы не прячется. Да и по следам видно: нору выкопал, «шишку» рогозовую растрепал да и поковылял дальше.

Вот вам и загадка: зачем зайцы зимой норы роют? А вот и вторая: как узнаёт заяц, что под толщей снега именно тут лежит «шишка» рогоза? А вот и третья: зачем зайцу мох и рогоз, если он не ест ни то ни другое?

И так вот всегда в лесу: одна загадка тянет вторую, вторая третью – без конца!

ТАЙНА ЧЁРНОГО ДЯТЛА

Чёрный дятел-желна – большой дятел, с ворону. А носище у него – что твоё долото. Дерево рубит – только щепки летят. И не малые: то с карандаш, а то и с пенал.

Один желна однажды за два лета целую лесную сторожку в щепки разбил. Что и говорить, дятлов нос – инструмент завидный. Бывает, в свежем дереве дыру в два кулака и глубиной по локоть пробьёт. Да и не в какой-нибудь там рыхлой осине, а в узловатой ёлке, да у самого корня: топором стукнешь – топор отскакивает! Не дятел прямо, а лесоруб.

Если о дятле просто по дырам судить, то получится, что желна лесу враг. Но если к дырам внимательно приглядеться – то поймёшь, что не враг он лесу, а друг. Лесу друг и первый леснику помощник. Потому что дыры желна выбивает только в больных и заражённых деревьях. Заглянешь в дыру и непременно увидишь в глубине либо загнившую сердцевину, либо ходы муравьёв-дровосеков. И хоть на вид дерево свежее и здоровое, а никуда уже не годится. Надо его скорей на дрова рубить, пока оно само не сгнило и соседей не заразило.

Настоящие лесники ценят желну. Он как безошибочный указатель. Ни один человеческий глаз не разглядит ещё, что дерево заболело, а желна уже нашёл его и пометил. И не просто пометит, а раздолбит в самом больном месте: вытащит личинок и переловит муравьёв. И не было ещё случая, чтобы желна ошибся и повредил здоровое дерево.

Лесники к деревьям и присматриваются, и выстукивают их, а отличить наверняка заболевшее от здорового так и не могут. А желна прицепится, клювищем раза два стукнет – и будто на рентгене просветит! А ведь бывает, что до больного места сантиметров двадцать сквозь здоровую древесину добирается!

Это и есть загадка желны.

Про грифа говорят, что он на метр под землю видит. Про желну можно сказать, что он «видит» сквозь дерево.

СЕКРЕТ ВЫПИ

Весной каждая птица спешит заявить о себе как можно громче. Соловей свистит, ворона каркает, утка крякает. У кого голос слабый, те иначе «петь» приспособились. Аист клювом трещит, бекас хвостом «блеет», дятел носом по сучку барабанит.

А болотная выпь – ревёт.

Ревёт как бык, заблудившийся в тростниках. Её за это ещё называют болотным быком и бугаем.

Многие люди слышали этот рёв. Но никто – никто! – не видел, как она это делает. Просто ли голос подаёт, как соловей, как ворона, как утка. Или с хитростью, как бекас, как аист, как дятел?

Лет сто назад один натуралист уверял, что когда выпь ревёт, то нос окунает в воду. Дует в воду – и получается рёв. Сто лет прошло, а никто до сих пор не может подтвердить это или опровергнуть. Никто больше не видел ревущей выпи. Вот какая это скрытная птица!

Выпь птица сумеречная, пугливая и осторожная. Просто увидеть её – и то уже большая удача. И живёт она в таких крепях, где без шума и шага не шагнуть.

Пытались в неволе за нею следить. Но в клетке выпь капризна: вовсе голос не подаёт.

Так никому и не удалось разгадать секрет крика выпи. Может, вам повезёт?

ТАЙНА ВАЛЬДШНЕПА

Своими глазами видел – один раз в жизни! – как вальдшнепиха несла по воздуху вальдшнепёнка. Она стиснула его с боков лапками, прижала к грудке и несла его меж ветвей осин. Вальдшнепёнок уже был большой, она его еле тащила. Казалось, летит тяжёлая, неуклюжая птица... с двумя головами!

Разглядеть такое не просто. Вальдшнеп – птица стремительная, любит густые заросли. Поэтому редко кто такое видел. И вот те, кто не видел, не верят. Не может быть, заявляют они, только звери способны своих детёнышей переносить, да и то в зубах, а не в лапах. Птицам такое не по уму, не по силам!

И верно: ни одна птица птенцов своих в лапах не переносит. Крохали иногда носят в клювах. Чёмга на спине катает. А вот чтобы в лапах – никто.

Никто... кроме вальдшнепа! Это уж я своими глазами видал.

Давайте наконец решим этот спор: переносит или не переносит? А решить его мы сможем только тогда, когда многие это увидят. Только знайте: это не просто. Было бы просто, давно бы всё было решено.

РЫБЫ ПОЛЗУТ ПО ЗЕМЛЕ

Спросите любого рыбака, выползают ли рыбы на сушу, и он, не задумываясь, сразу ответит: угри. Ещё и подробности вам расскажет. Любят-де угри выползать на берег в лунные росные ночи. Ползают по траве как змеи, ловят червей, лягушек, кузнечиков. Даже горох на поле воруют.

Теперь спросите, сами они это видали или от других слыхали? Нет, ответят, сами не видели, слышали от других.

Вот и я от других слышал. И не раз слышал. И всё-таки как-то не верится? Ну зачем рыбе на сушу лезть? Про горох-то, уж наверное, выдумка: угри – рыбы хищные, горох им совсем ни к чему. Ну, а червей, лягушек, кузнечиков слопают с удовольствием. И видится: угри, ленивые и чёрные, высовывают из воды свои змеиные головы и, извиваясь, выползают на берег. В серебристой от росы и луны траве они ищут добычу...

Неужели так оно и бывает? А почему бы и нет? Ведь живёт же в африканских реках анабас-ползун, которая, когда река пересыхает, без труда переползает по суше в соседнюю.

Но лучше, конечно, самим всё проверить. Расспросить, разузнать, проследить. Может, и наш угорь такой же диковинный, как африканский ползун? А может, и нет...