Текст книги "Трудный день факира в джинсах"

Автор книги: Николай Пугач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Николая Иванович Пугач
Трудный день факира в джинсах

СОН… ФАНТАЗИЯ… ЯВЬ…

На заре воздухоплавания, в далеком 1916 году, русский писатель Иван Сергеевич Соколов-Микитов, впервые поднявшись в небо на самолете «Илья Муромец», почувствовал себя, вернее, ощутил, как бы во сне. «Птичий полет» перенес его в новое, неведомое состояние «птичьего счастья» и настолько поразил его, что ему показалось: в другом он мире, в других, еще доисторических временах, когда люди, быть может, и летали «на собственных крыльях».

А что если сегодня какой-нибудь озорной паренек-фантазер, ваш сверстник, увидит невероятный сон и выдаст вам эту небыль за правду, – поверите?

Фантазиям вообще нечасто верят. Скажем, все ли верили «выдумкам» Жюля Верна или Циолковского? А теперь их фантазии стали реальностью. Попробуй удиви нынешнего школьника подводной лодкой, космическим кораблем или полетом на луну!

Вот ленинградские мальчишки Емелька и Витька и не особенно удивились, когда раскопали в куче песка неподалеку от станции метро «Автово» инопланетянку Марфу. Эта симпатичная Марфа, так похожая на обычную девчонку, прибыла на Землю, чтобы выполнить задание жителей планеты Цория: найти сведения, которые оставила в космосе некогда погибшая цивилизация. Сведения эти помогут сберечь другие цивилизации от гибели. Кто же они, биолики, кто она – Марфа? «Да, мы – роботы! – рассказывает о себе сама пришелица. – Нас, как и ваших роботов, сконструировали. Но нас конструировали на биологическом уровне, как вид, имеющий право на существование наравне с цорянами, нашими создателями. Природа и сама создаст подобный вид, но для этого понадобится очень много времени. Цоряне сумели заглянуть в далекое будущее. Они наделили нас физическими и другими качествами, каких и сами не имеют. Мы легко переносим большой перепад атмосферного давления, гравитации, не привередливы к составу воздуха, хорошо видим днем и ночью, летаем…» Вот такая фантазия.

Но главный герой повести не сконструированная, почти живая Марфа, с которой успевают сдружиться ребята, а Емельян Чалый – мальчик остроумный, безудержный фантазер. Он один из тех любознательных мальчишек, которые задумываются над устройством вселенной и тайнами мироздания, конструируют и моделируют в сознании собственные представления о будущем, мечтают об открытиях.

И все же главное не в этом.

Когда Емелька и его друг Витя оказываются перед мнимой опасностью заражения «космическими» вирусами, они, поверив в это, готовы принести себя в жертву ради спасения всего человечества. И это сознание собственной значимости, личной ответственности за судьбу людей планеты отличает всех советских ребят. Так же, как и доброта, отзывчивость, готовность прийти на помощь, что мы и наблюдаем в отношениях Емельки и Вити к Марфе. Поэтому-то они недоумевают и возмущаются, когда узнают, что Марфе запрещен контакт с землянами и что в целях проверки биолики испытывают ее страхом.

В повести-сне «Трудный день факира в джинсах» обитают не только инопланетяне, но и самые обычные люди, да и действие происходит в Ленинграде, на знакомых, известных улицах, новостройках и намывных пустырях юго-западной части города. Это усиливает атмосферу доверия к происходящему, придает Емелькиным фантазиям некую правдоподобность, а сама повесть этого сложного фантастического жанра обретает реалистические черты.

Написал книжку для вас Николай Иванович Пугач, инженер-строитель. С детства он мечтал возводить дома и даже целые города, в которых будут жить веселые, счастливые люди. «И обязательно фантазеры, – говорит сам Николай Иванович, – потому что без мечты и фантазии будущее не интересно».

В. Смирнов

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Уже восьмой год астроном Гелий Меркурьевич Коркин был на пенсии. Но он по-прежнему ездил в Пулковскую обсерваторию и работал там «не за деньги, а за звезды», как сам шутил. Правда, время от времени он говорил сотрудникам: «Завтра я не приду на работу» и засовывал под язык холодную шашечку валидола, но через неделю, самое большое, через две, с раннего утра отдохнувший и посвежевший энтузиаст шумно распахивал двери своего родного сектора и радостно кричал с порога:

– Помочь нужно? Хорошо! Я уже и сам соскучился по звездам!

Сегодня в обсерваторию Коркин пришел раньше всех.

Часы показывали семь тридцать утра.

Далеко на востоке плавали редкие тучи. Между ними осторожно лавировало сиреневое, холодное солнце.

Коркин растопыренными пальцами расчесал длинную бороду и в радостном волнении приник к окуляру малого телескопа.

Космос цвета разбавленных водой чернил сверкал, словно миллионы детей запускали зеркальных «зайчиков». Зябко трепещущие зайчики, маленькие, средние и большие, медленно двигались влево, и Коркину представилось, что он смотрит в иллюминатор астролета.

«Еще минут пять прогуляюсь по небу, а затем уже приступлю к работе по программе», – подумал он.

Внезапно звезды заслонила огромная тень. Пожалуй, и не тень, – это ему сначала показалось, – а хрустальная люстра с гранеными подвесками. Толстый стержень люстры заканчивался острыми колючками. Длинные концы подвесок светились, периодически выстреливая серебристое вещество, которое мгновенно разрасталось в огромные шары. Астроному на миг почудилось, что люстра высеивает в космическую пустоту шары-семена, из которых затем вырастут планеты и звезды.

И тут старого астронома посетило предчувствие большого открытия. Коркин суеверно сдерживал себя напускным безразличием, равнодушно комментируя: «Астролет. Странная конструкция. Похоже, что двигатели импульсного типа. А может, все сослепу чудится? Или… Гасит скорость. Кажется, намерен приземлиться. Бесспорно, астролет неземной конструкции».

На корпусе люстры вздулся бугор, вытянулся в каплю, оторвался и по наклонной траектории полетел к Земле. А корабль, увеличив скорость, направился в глубины космоса.

Коркин быстро разыскал в небе падающее тело, на котором уже можно было различить голову, туловище, разведенные в стороны руки и ноги, на спине что-то вроде рюкзака. У старого астронома в ушах странно затенькало, будто бы кто-то в такт ударам сердца легонько натягивал и отпускал струну.

«На подобной высоте людям нужен скафандр, а этот без скафандра… Что же он парашют не раскрывает? Пора бы уж!»

Внезапно земленавт стал кувыркаться. Коркин от испуга потерял пришельца, снова увидел его, но уже без багажа за спиной. Вдалеке, над трубами Кировского завода, дрожало световое марево. Примерно в этом районе произошла авария.

«Всё! Он погибнет без парашюта, – с отчаянием подумал Коркин, разгибая затекшую спину. – Отвратительное зрелище! Прилететь из невероятных глубин космоса для того, чтобы так бестолково погибнуть у цели!»

Он стер с лица испарину, рассеянно погладил себя по лбу, который нестерпимо горел и сохранял отпечаток прижатого к нему окуляра.

Неожиданно астроном вспомнил, что мог бы сфотографировать и астролет, и падающего земленавта. Мог бы, но почему-то забыл об этом. «Кто же теперь поверит тому, что я видел? А надо бы, чтоб поверили».

Новая мысль неожиданно приободрила его. Он резво, не по возрасту, побежал к своему «Запорожцу» и уехал в город.

* * *

Прищурив один глаз, Чалый, отец Емельки, смотрел в какой-то цилиндр на деревянной треноге. Справа, на затоптанной траве, копошилась согнутая тень Чалого. Когда солнце заслоняли тучи, она таяла, появляясь вновь, едва лучи прожигали в облаках отверстие.

Отец Емельки, прораб, работал на улице. От солнца и ветра крупное лицо Чалого стало замшевым.

Неожиданно в объективе возник сын Емельян. Опрокинутый вниз головой, в тюбетейке и джинсах, пританцовывая и размахивая руками, он стремительно бежал навстречу отцу и очень скоро заслонил собой объектив.

– Сгинь, факир в джинсах! – махнул рукой Чалый, не отрываясь от цилиндра.

Голова в тюбетейке рванулась в сторону. Чалый услышал над ухом:

– Папа, а кто обещал мне показать нивелир?

– Не вовремя ты появился. Некогда мне.

– Но ты же обещал!

– Всякое серьезное дело следует начинать с утра. Сколько там сейчас? Десятый.

– Ну можно хотя бы в трубу посмотреть?

– Это как раз и есть нивелир, а не труба. Он помогает строителям находить горизонтальную плоскость, на которой будет строиться здание. Не мешай! Съезди-ка лучше за песком. Вон на том КрАЗе!

Емелька подошел к водителю.

– Папа велел мне поехать с вами за песком.

Шофер был одет в просторную куртку и темные брюки. Давно не стриженная голова напоминала куст перекати-поля. Водитель протирал ветровое стекло и, не отрываясь от своего занятия, гулким басом спросил:

– Кажется, мне послышался чей-то приказ?

Потом, взглянув из-под руки вниз, еще громче удивился:

– А-а-а! Ваше величество! Здрасте! Так что вы там повелели? За песком съездить? Извольте!.. А откуда у вашего величества такой пестрый свитер?

– Бабушка связала. Наглядное пособие по спектру. Смотрите!

Оттолкнувшись левой ногой, Емелька быстро закружился на правой.

– Ну как?

– Поразительно! Белый свитер!

– То-то же! – сказал Емелька, останавливаясь. – Еще немного, и я уговорю бабушку связать мне такие же брюки. Потом в каблук заделаю ролик, буду вращаться быстрее и вообще стану невидимкой.

– Фантазер ты, я вижу.

– Я не фантазер, я факир.

– А я просто дядя Митя, – представился водитель. – Редкое у тебя имя, – добавил он, хитровато улыбаясь.

– Это не имя, а прозвище. Меня в честь деда назвали Емельяном. А отец меня прозвал «факир в джинсах». Но прозвище мне больше нравится. Внимание!..

Емелька вытянул правую руку, разжал пальцы. На ладошке лежали три серых овальных камешка – галька. Он поочередно подбросил камешки, подхватил их и, подув на кулак, раскрыл пустую ладонь. Цапнув пальцами над собой воздух, снова подул на кулак и открыл его. Галька опять лежала на ладони.

– Молодец! С тобой, я вижу, не соскучишься! Ну что ж, лезь в кабину. Помочь?

– Не требуется. Сами с усами.

Емелька влез на высокую подножку, дернул на себя ручку. Дверь не шелохнулась.

– Не справиться, факир? – водитель толкнул дверь изнутри. Емелька проворно влез на мягкое пружинящее сиденье. Камешки один за другим полетели вверх. Почти не глядя, он ловил их и снова посылал вверх.

– Слушай, факир, может, не стоит ехать за песком? Ты это… – Шофер цапнул перед собой воздух и разжал пальцы у своих ног, будто высыпал песок.

– А что, годится! Только вот черпалка маловата. Моей ладонью до морковкиных заморозков придется черпать.

– Ну что же, мудро говоришь, мудро! Раз так, едем за песком.

КрАЗ угрюмо рычал и, казалось, не ехал, а прыгал с кочки на

кочку. Пахло соляркой, жалобно скулила плохо подогнанная деталь в кабине. Боковые стекла дядя Митя опустил, но в кабине все равно было душно. Духота назойливо липла к лицу, к спине, сушила язык и губы.

От нечего делать Емелька представил в своих руках рифленую баранку. Вообразил, как он ведет машину, а мимо, плавно покачиваясь, вместе с пятнистой толпой пешеходов, плывут забор Кировского завода, проходная, выгнутые, как антенны радара, здания на Комсомольской площади. Но вот внезапно кто-то сошел на проезжую часть метрах в пятнадцати от носа машины. Емелька крутанул баранку в сторону и с разгону въехал на тротуар, сбив светофор.

Он громко охнул, зажав глаза ладонью.

– Ты чего, факир? – услышал он испуганный голос шофера.

– Дядя Митя, а вдруг КрАЗ испортится и понесет его на столб или еще куда-нибудь?

– Напрасно так думаешь. КрАЗ– умная машина. Водитель не подкачает – и она не подведет.

– Один водитель подкачал, – вздохнул Емелька и хитро глянул на недоумевающего шофера.

Возле Красненького кладбища самосвал повернул направо.

– Дядя Митя, а что это за цветные горы?

– Это уголь на солнце разными цветами сверкает. ТЭЦ на зиму заготовила. А там дальше – склад песка, за которым нас послали. Его на баржах привозят, потом мощные насосы вместе с водой качают на берег. Вода уходит в канал, а песок остается.

КрАЗ встал в очередь за «Татрой». Экскаватор зубатой челюстью ловко поддевал гору песка, поворачивался к машине и, откинув днище, лавиной высыпал песок в машину. Железный гигант двигался быстро и вызывающе громко хохотал выхлопной трубой, словно ему щекотали живот. Неожиданно экскаватор протяжно заохал: «0-о-о-ох!

О-о-ох!» – будто собирался пуститься в пляс. Это машинист подавал сигналы, призывая самосвал подъехать еще ближе.

От первого ковша песка огромный КрАЗ испуганно ухнул, присел, словно изготовился к прыжку. Следующие порции еще ниже придавили самосвал, и он уже только раздраженно вздрагивал, недовольный тяжелой ношей.

Когда ехали обратно, груженая машина уже не прыгала, а тяжело переваливалась с боку на бок и рычала сильнее, чем пустая.

У стройплощадки водитель остановил самосвал.

– Выходи, факир, будешь показывать, куда мне пятиться, чтобы правильно высыпать груз. Сигналы, значит, такие: машешь рукой от себя – подаю самосвал назад, машешь на себя – еду вперед, влево рукой – подаю влево, вправо – значит, и я рулю вправо. Уразумел? Нацеливай! Свалим на место – облегчим работу строителей.

Емелька махнул рукой от себя. КрАЗ попятился, но не туда, куда надо, а на железобетонную ограду. Еще немного, и машина своротила бы ее. Емелька замахал рукой вправо. Самосвал послушно свернул вправо, но слишком круто, и едва не врезался в штабель плит. Емелька торопливо показал рукой влево, наконец остановил КрАЗ у места выгрузки. Вытер тюбетейкой вспотевшее лицо, извлек из кармана гальку. Пожонглировал, чтоб успокоиться.

Шофер вышел из кабины, осмотрел место выгрузки, невинно спросил:

– А почему у тебя уши покраснели?

Емелька для солидности ответил туманно:

– Слон потоптался, иголку искал…

– Что-то я слона не приметил…

– А его заяц спугнул, что за волком гнался.

Водитель тряхнул головой:

– Я вижу, ты за словом в карман не полезешь. Ладно. Молодец! Хорошо нацелил, будем сваливать.

Кузов самосвала медленно поднялся кверху, влажноватый песок свистнул, выплескиваясь на землю. КрАЗ облегченно подпрыгнул.

Когда сделали три ходки, шофер, высунувшись из кабины, сказал:

– На сегодня все, амба! Приходи завтра, съездим еще к цветным горам.

Застрочив сизым дымом выхлопных газов, самосвал уехал.

Емелька еще побродил по стройке, поискал в песке камешки, стараясь выбрать поаккуратнее, покруглее. Делать было решительно нечего. Солнце припекало. Емелька встал в тени под деревом, посмотрел на небо. Ни облачка. Вдруг прямо над собой в кроне тополя он увидел что-то темное, какой-то продолговатый предмет, по очертанию похожий на человеческую фигуру. Налетавший изредка ветер раскачивал ветки, мешал рассмотреть предмет получше. Внезапно, при очередном сильном порыве, ветки затрещали, Емелька едва успел шарахнуться в сторону, упал, быстро снова вскочил. Неподалеку из песка торчали… ноги кофейного цвета.

– Статуя вроде бы… – пробормотал Емелька, разыскивая глазами лопату или, на худой конец, палку. Вокруг ничего подходящего не было.

В скверике детского садика он заметил своего соседа по дому. Астроном Гелий Меркурьевич Коркин, больше известный среди соседей под именем Геля, что-то искал, раздвигая палкой кусты. Опустившись на корточки, он заглянул даже под штабель досок, перелез через деревянную оградку и подошел к Емельке.

– А почему ты не в пионерлагере?

– Был! У бабушки в деревне тоже был. А теперь хочу с батей дом строить.

– Так ты, выходит, занят строительством? Жаль, жаль! А я хотел просить тебя и твоих друзей о помощи.

– Так не робейте, говорите. Если сможем, то поможем.

– Конечно сможете! Интереснейшее дело! Найди кого-нибудь из своих друзей, знакомых, и через полчасика приходите в парк, что возле завода. Найдешь меня на скамейке у круглого озера. Добро?

– Годится! Был бы друг, найдется и досуг.

– Да! Тебе небольшой человечек не попадался? Ну, такой измятый, исковерканный, что уже и на человечка не очень-то похож.

– Нет, не видел, – подумав, ответил Емелька.

– Дело срочное, так что собирай ребят и приходи обязательно.

Сутулясь, Коркин ушел, а Емелька вернулся к своей находке. Так что же это такое? Емелька в задумчивости рыл носком ботинка ямку, а песок, осыпаясь, обнажал странный предмет, все больше и больше напоминавший человеческую фигуру.

– Действительно, статуя! Вот бы ее на школьном дворе поставить! – Он хотел смахнуть песок со странной фигуры, но испуганно отдернул руку. Шершавая поверхность была заметно теплее песка. Емелька еще раз осторожно потрогал находку.

– Твердая! Статуя все-таки… Но почему же теплая? Может, потому, что я счищал песок и она от трения нагрелась?

Емелька попробовал поставить фигуру на ноги. Но она оказалась настолько тяжелой, что не поддавалась. Емелька задумался. Что же такое изобрести, чтобы доставить ее на школьный двор?

Неожиданно вдалеке замаячила знакомая фигура. Витька – друг и одноклассник. Вот это удача! Емелька призывно помахал ему тюбетейкой.

– Вить! А Вить! Вали ко мне!

Длинный Витька в новом костюме, при галстуке, издали был похож на взрослого парня. Шел он важно, неторопливо, сунув руки в карманы брюк. Услышав голос друга, рванулся к нему. Не разбирая дороги, бежал по грязи, по лужам. У ног Емельки с разбегу бросился на песок.

– Вставай! Опять новый костюм обнашиваешь? Влетит дома.

– Ненавижу новое. В конце концов, я человек, а не манекен. Мать готова меня хоть каждый день одевать в новое: «Теперь другое дело! Ты чистенький, аккуратненький, как девочка». Будто я виноват, что мама ждала девочку, а появился, видите ли, я.

Когда Витька сердился, он говорил витиевато и длинно, подражая обстоятельной речи отца. Он лениво поднялся, небрежно смахнул с костюма песок и тут только увидел Емелькину находку.

– Откуда взялась эта странная физия? – мотнул он головой на фигуру.

– Не видишь разве? Из песка вылупилась. Помоги-ка ее вытащить.

Вдвоем они волоком стянули находку с горки песка вниз и поставили на ноги.

– Вить, ты ничего не замечаешь?

– А что? Вообще-то ты прав, чудная скульптура! Какая-то необыкновенная. Абстракция.

– Сам ты… Абстракция – это если не поймешь, то ли коряга, то ли самосвал, а здесь смотри: все ясно – голова, руки, ноги…

– Я бы не сказал. Присмотрись! Рот вроде ничего, нормальный. А голова? Сплошные глаза! На поясе цветные волдыри какие-то!

– Ну, отмочил! Не волдыри, а шарики от пинг-понга! Костюм, наверное, такой. Вроде купальника. Руки и ноги тоже нормальные.

– Какие же они нормальные. Ростральные колонны!

– Так это же девочка. Вот у Маринки из пятого «б» еще толще.

– А руки!

– Ну и что? Все равно понятно, что это рука с пальцами, – кипятился Емелька. И солидно добавил: – Аллегория это, а не абстракция. Скульптор кого-то себе так представил… Вообще этой девочке здесь не место. Еще столкнет кто-нибудь. Давай-ка поставим ее на плиты. А потом соберем ребят из нашего класса и унесем на школьный двор.

– Ты что, факир! Мы эту девчонку едва на ноги поставили, а ты – на плиты!

– Не варит у тебя котелок. Ты знаешь о свойствах рычага?

– При чем здесь рычаг?

– Эх ты, эники, беники ели вареники! Нужно уметь применять рычаг.

Разыскивая что-нибудь пригодное для рычага, Емелька думал: «Кто же из знакомых ребят остался в городе?»

Наконец Емелька нашел грязную с торчащими гвоздями доску. Положили ее на бочку, вдвоем втащили на нее скульптуру, закрепили проволокой и навалились на свободный конец. Доска изогнулась, затрещала, но не сломалась, и скульптура была поднята на штабель железобетонных плит.

– Факир, а почему эта каменная принцесса теплая?

– Почему, почему! Давай протащу тебя голыми пятками по плитам – еще не так нагреешься! – не очень уверенно сказал Емелька, присматриваясь к лицу фигуры. Ему показалось, что ее ресницы дрогнули, будто мигнули. «Мерещится!» – решил он и вслух сказал: – Айда ко мне в мастерскую. Да, откуда ты здесь? Я думал, ты в пионерлагере.

– Не поехал. Хватит. Комары меня там заели. Посмотри! – Витька подтянул кверху брюки. – До сих пор укусы не прошли. Других почти не трогали, а за мной гонялись. Разукрасили почище крапивы. Даже жидкость «Дэта» не помогла. Весь лагерь надо мной смеялся. Коко да Коко! Комариный кормилец, значит.

– А что, неплохое прозвище! Хочешь, новенький фокус покажу? – Емелька закатал рукава свитера. – Видишь пять копеек? Сейчас я их вотру в локоть.

Положив ладонь правой руки на затылок, Емелька левой стал втирать монету в локоть. Небрежно уронил пятак, поднял его и снова потер о локоть. Дунув на пальцы, показал пустую ладонь. Правой забрался Витьке за воротник и вытащил оттуда пятикопеечную монету.

– Повтори еще раз!

– Хватит, Коко, хорошего понемножку. Можно мне называть тебя Коко? Витек в нашем классе пять, а Коко будет один.

– Как хочешь, – безразлично сказал Витя. – Хорошо, что ты тоже не уехал в лагерь. Скучно в городе одному.

– А где же твои старики?

– Я их почти не вижу. Уходят рано, приходят поздно. У матери – репетиции новых ролей, выступления, у отца – в исполкоме заседания, встреча делегаций… Ребята завидуют, что у меня известные родители, а мне бы каких попроще, как у тебя, например. Только и вижу их, когда что-нибудь отколю. Тоска!

– А тетя? Ты же хвастал, что она веселая, дуется с тобой в шахматы, в футбол гоняет, танцевать учит.

– Было сначала, а потом… Она ж молодая. Старики уходят, она тоже. «Развлекайся тут, взрослый уж, нянек тебе не нужно. Я скоро вернусь». А сама на целый день. Иногда, правда, в обед заглянет…

Витька говорил скучным голосом, вяло взмахивая рукой. Обычно, если на него находило такое настроение, он в самый разгар какой-нибудь игры поворачивался и уходил домой. Обязательно поворачивался. Даже если стоял к дому лицом. Такие капризы у Витьки повторялись часто.

«Скучно ему, – подумал Емелька. – На стройку уговорить бы». И предложил:

– Приходи завтра с утра, дом будем с моим батей– строить.

– Не возьмут, – вяло возразил Витя.

– Подсобничать? Кирпичи, раствор подносить, мусор убирать? Еще и спасибо скажут. На стройках всегда людей не хватает. Я-то уж точно знаю.

– Только ради компании. А так, что там интересного?

– Приходи, приходи! Я тоже сначала думал, что подсобничать не интересно… Вот, бери ключи от гаража и помастери там что-нибудь. А я сбегаю к Геле… Хочешь есть калачи, так не сиди на печи. У астронома дело есть ко мне.

– И охота тебе записывать бабушкины прибаутки.

– Не записываю. Они складные. Запоминаются, как дважды два…

* * *

Коркин грелся на солнце и что-то сердито рисовал в блокноте.

Кхе, кхе! – уже громче покашлял мальчишка.

– А, это ты? Чудненько, ладненько, что пришел! – сказал Коркин бодрым голосом. Но на его лице не было бодрости. Глаза сквозь очки-велосипед смотрели с усталым недовольством. – Ну, садись, не стой, зря не снашивай ноги. Так чего бишь тебе хотелось? В подзорную трубу посмотреть?

– Я? – обиделся Емелька. – Это вы меня хотели о чем-то просить.

– Верно! Хотел! Ты должен помочь мне разыскать одного человека. Космического пришельца с планеты… ну, скажем, Оливия. Я видел, как он выпрыгнул с астролета и упал где-то в районе стадиона Кировского завода, этого вот сквера и сада имени Тридцатилетия ВЛКСМ. Скорее всего земленавт мертв. У него встречным потоком воздуха сорвало парашютное устройство. Собрал ребят?

– Одного только нашел. Ждет в гараже. Остальные – кто где. В общем, никого нет в городе. Каникулы ведь.

– Мало. Но будем надеяться, что по ходу дела ты еще кого-нибудь пригласишь в поисковую группу. Земленавта необходимо немедленно найти! Мы должны его изолировать. На нем полно всевозможных вирусов. Доктора могут оказаться бессильными перед незнакомым космическим вирусом. Ты, мальчик, все понял? – бодрым голосом сказал Коркин, хотя его лицо по-прежнему оставалось мрачным. – Да! Если найдете оливтянина, ни в коем случае не прикасайтесь к нему! Выставьте возле него дозор, потом немедленно разыщите меня. В этом блокноте я приблизительно нарисовал астронавта.

– Гелий Меркурьевич, а в милиции вы спрашивали?

– Обращался, мой мальчик, обращался!

Коркин вспомнил, как дежурный по милиции набрал номер отдела кадров обсерватории и сказал:

– Тут от вашего сотрудника Коркина Гелия Меркурьевича поступило заявление на розыск пришельца из космоса. Якобы он упал где-то в нашем районе… Так, так!.. Ага, понятно… Я так и думал.

– Разрешите мне поговорить, я все объясню, – потянулся Коркин к телефону.

– Не нужно, товарищ Коркин. Я беру ваше заявление. Оставьте свой домашний адрес. Если пришелец найдется, мы вам сообщим.

Но по выражению лица дежурного можно было догадаться, что милиция не станет искать земленавта.

«Отдел кадров подвел. Должно быть, вспомнил о моей просьбе командировать на поиск летающей тарелки, – подумал Коркин. – Ну что ж, придется из автомата шефу позвонить».

Но на улице Коркин вспомнил, что видел объявление о собрании всех работников обсерватории. И действительно, ни один из знакомых телефонов Пулковской не отвечал.

Вздохнув от неприятных воспоминаний, Коркин сказал:

– Честно говоря, мальчик, в милиции мне не поверили. Поверили начальнику отдела кадров. Не знаю, что он по телефону обо мне говорил дежурному, это я еще разберусь, но похоже, что посоветовал ему не принимать меня всерьез. Так что земленавта пока нам с тобой самостоятельно придется искать. Время дорого. _

Емелька побежал в свой гараж-мастерскую к Витьке.

Поравнявшись со скульптурой, которая все так же неподвижно стояла на плитах, Емелька вдруг заволновался, раскрыл блокнот Гелия и стал его лихорадочно листать. Внимательно посмотрел на рисунок, потом на скульптуру и что есть духу помчался к дому Коркина.

– Гелий Меркурьевич, – закричал он под окнами.

Из окна выглянула жена Коркина, седая женщина.

– Что ты кричишь? – сердито сказала она.

– Позовите Гелия Меркурьевича! Побыстрее только!

– Мал ты еще командовать! Вернись, пожалуйста, и начни все сначала! Да как следует попроси!

– Некогда, дядя Геля сразу все поймет, позовите его!

– Ну, раз не умеешь говорить со взрослыми, пеняй на себя. – Коркина скрылась.

– Погодите! Я начну сначала! – в отчаянии крикнул Емелька. Он побежал в конец газона и оттуда медленно направился к дому:

– Тетя Вера, пожалуйста, позовите дядю Гелю!

– Вот это другое дело! Только его нет дома. Он недавно уехал на машине в обсерваторию. Вернется не скоро, может быть, даже утром, за ним и такое водится.

Емелька сдвинул на лоб тюбетейку, согнулся и замычал как от зубной боли. Потом внезапно выпрямился и побежал.

– Что случилось? Вернись и расскажи толком! – уже вдогонку прокричала Коркина.

Емелька лихорадочно думал, что ему делать дальше. Выбежав на край тротуара, он повязал нос и рот носовым платком и решил подождать прохожих.

По улице в его сторону медленно шла женщина. Емелька едва удержался, чтобы не побежать ей навстречу.

«Если я буду мотаться туда-сюда, растеряю по улице всех вирусов. Лучше ждать на одном месте. И не шевелиться…»

– Тетенька, а тетенька! Что мне делать? Нашел я космического пришельца. Того, что астроном ищет. Земленавта надо срочно изолировать. И меня тоже, и Витьку. Так сказал астроном. А сам уехал. И родители с работы еще не вернулись. Что же делать?

Женщина, видимо, торопилась, шла быстро и отчего-то хмурилась. Но Емельку она терпеливо выслушала, затем, глядя на него, как на больного, спросила:

– Ты где живешь?

– Да вот в этом доме.

– Знаешь что, мальчик? Иди ты домой, закройся и жди родителей.

– Нельзя же мне домой! В изолятор бы мне…

– Ничего, ничего! Домой всегда можно. Это и будет изолятор. Временный. Ну, беги! А то мне некогда.

Емелька медленно двинулся к парадному, но, поразмыслив, решил, что все-таки домой ему нельзя, пока не изолирован пришелец. «И вообще, нужно побольше на солнце быть, лучи солнца убивают микробов. Об этом я где-то читал. Впрочем, и так ясно. Положи рыбу или яблоки в тени – сгниют, а на солнце – нет. Но вирусы на мне не простые, а космические, может быть, они не боятся солнечных лучей?..»

– Иди, иди! – уже на ходу прокричала ему женщина. Все же Емелька решил подождать кого-нибудь еще из прохожих.

Увидев приближающегося мужчину, мальчишка приободрился и уже более уверенно, чем женщине, рассказал ему о пришельце.

– Веселый ты парень! – сказал мужчина. – Давай-ка вот что: сначала мы вместе заглянем к ларьку, пивком побалуемся, а то меня что-то жажда мучает, потом уж твоими делами займемся. Ка-ак следует займемся! Всех твоих вирусов передавим, – двигая небритым подбородком, мужчина выразительно поклацал зубами.

Не дослушав мужчину, Емелька побежал к Витьке в гараж.

* * *

Без пиджака, с засученными рукавами, Витька в гараже-мастерской рубанком заострял ракету. Стружка, свиваясь винтом, мягко падала на пол, в гараже остро пахло сосной. Ракета была уже почти готова, но Витька с увлечением продолжал строгать. Очень уж красиво из рубанка выскакивала золотистая стружка.

На пороге вдруг появился Емелька и, захлебываясь, пытался что-то сказать. Наконец торопливо выдавил:

– Честное пионерское, я не знал! Ну, чтоб меня муравьи слопали, если я вру!

– Н-н-не понимаю. Ты о чем? – испугался Витька.

– Это не статуя! Оливтянин это… Пришелец с другой планеты. Только он погиб, потерпел катастрофу. Не бойся! Может, все еще обойдется. Дело в том… В общем, его должны изолировать. Как первые образцы с Луны. Правда, на лунной породе вирусов не нашли. Нет на Луне жизни. А на планете Оливия – есть. Значит, и вирусы тоже есть. Ну, как на Земле чума или холера. Понимаешь? А врачи не знают, как бороться с незнакомой болезнью, могут все люди Земли заразиться и вымереть. Понимаешь? Все люди Земли!.. Ты только не бойся! Это совсем не больно. Будто бы уснул и ничего не помнишь.

Витя пробормотал испуганно:

– Тебя что, бешеная собака укусила?

– При чем здесь собака? Я серьезно тебе!

– Может, хватит разыгрывать?

– Да не разыгрываю я!

– Значит, тебя кто-то разыграл.

– Нашел дурачка! Да знаешь, кто мне это сказал? Гелий Мер-курьевич. Ученый, астроном. Живет в нашем доме. Ну, тот, который нас в турпоходы водил. Не станет он обманывать. Вот же смотри, его блокнот с рисунком оливтянина. Сказал, чтобы ему немедленно сообщили, если найдем, а сам в обсерваторию уехал.

Витька посмотрел на зарисовки, растерянно спросил:

– С чего ты взял, что статуя – оливтянин? Она же твердая.

– А потому, что сначала она была теплая.

– Что же нам делать? В больницу бежать? – спросил Витька, бледнея.

– В больницу! Что ты там скажешь? Заразился от космического пришельца? Да тебя же примут за психованного! Ты ведь сам не поверил мне, пока я не показал рисунок астронома! А ведь ты меня знаешь! Да пока там будут разбираться, что к чему, мы вместе с оливтянином заразим всю цивилизацию. Астроному в милиции и то не поверили.

– Тогда что же нам делать?