Текст книги "Каменный Пояс, 1980"

Автор книги: Николай Ковалев

Соавторы: Николай Егоров,Александр Куницын,Геннадий Суздалев,Антонина Юдина,Иван Малов,Александр Филиппов,Валерий Кузнецов,Александр Хоментовский,Иван Задремайлов,Михаил Клипиницер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

В совхоз прибыли перед закатом солнца. Красная полоса на западе освещала горизонт, а поземка беспрерывно лизала Маховскую гору. Несмотря на холод и пургу, на центральной усадьбе нас ожидали и старые, и малые.

Открыли митинг. Фадеев говорил о том, что было близко каждому. О Советской власти, о борьбе за нее – вспомнил партизан Дальнего Востока и Сибири, с уважением сказал о тех, кто утвердил власть рабочих и крестьян в Оренбуржье. Об Отечественной войне сказал и низко поклонился недавним фронтовикам – теперь его избирателям. Но дольше всего остановился на жизни послевоенной. О страшных разрушениях, оставленных фашистами, говорил так, что ни у кого не осталось сомнения: видел это своими глазами, знает не понаслышке.

Слушая Фадеева, мы и не заметили, как подкралась ночь.

В ожидании позднего ужина – перекусить-то надо было – кандидат в депутаты еще долго беседовал с рабочими и специалистами в кабинете директора. Когда же тот обеспокоился, что большое скопление людей гостя утомляет, Александр Александрович заявил:

– Откройте двери, пусть слышат все желающие.

Разговор продолжался и тогда, когда прошли в столовую.

– Тяжело с запрессовкой гусениц, делаем ее вручную, – вздохнул заведующий ремонтными мастерскими Гусев.

– Освоили уже неплохо, – откликнулся комсомольский секретарь Степан Демин. И похвастался: – У нас некоторые ребята по тридцать-тридцать пять ударов без отдыха делают!

– Богатырей на Руси всегда много было… – проговорил Фадеев. – Только силу с умом тратить надо. Пресс в таком деле лучше. Покупайте. Ежели что – помогу…

Понравились гостю наши пельмени – не преминул рассказать, как готовят их в Сибири.

А когда запели песни, тут среди многих голосов был и ею. Толк в народной песне он знал…

3

О Фадееве, о песне (небольшое отступление)

Что он думал об устном творчестве народа? Что любил в нем? Как к нему относился?

…« Как запоешь скоморошину, так вся изба плясать пошла».

Метко сказала Фекла Федоровна Гуляева, он даже не утерпел и записал.

Изба на самом деле плясала. Пляска – то плавная, раздольная, то горячая, с притопом – стихала только тогда, когда заводили песню.

Фадеев скоро заприметил двух певуний и взял на заметку, для памяти: Анна Кудрина – Ганя Шилова. Бесконечное множество песен знали они…

Участники того чудесного вечера в селе Донецком с охотой припоминают, как молодо блестели глаза у их московского гостя и как, уходя, он сказал: «Сколько живу, а лучше ваших песен не слыхивал».

Возможно, и не этими словами поблагодарил Фадеев певуний. Да только в словах ли дело? Потом, позже, обдумывая свои впечатления, он записал:

«Свадебные песни их жизнерадостны, без «чужедальной сторонушки», и жених – не «чужой чужанин». Наоборот – невеста тоскует по жениху:

 
Без тебя, милый, постеля холодна,
Одеяльце заиндевело,
Подушечка потонула в слезах.
 

И только одна песня у них с мрачной перспективой:

 
И всю я ноченьку продумала,
Всю я темну прогадала
И как мне, горькой, в чужих людях жить?
Пойдешь шибко – скажут: босомыка;
Пойдешь тихо – скажут: недодвига».
 

Говорят: «песня – душа народа». Знакомясь с народным творчеством, он стремился к лучшему пониманию душевного склада тех, с которыми породнила его жизнь.

По настоятельной фадеевской просьбе, для него подобрали библиотечку оренбургского фольклора. Сборникам этим он обрадовался искренне. Читал, используя любую свободную минуту. Тонкий знаток слова, его ритма, его музыки, Фадеев восхищался родниковой чистотой народной речи. Речи, которая не знает фальшивых нот, – простой и образной. До чего же ты могуч, народ-песнетворец!

…Вспоминают Фадеева в Донецком.

– Так он и сказал: «Сколько живу, а лучше ваших песен не слыхивал», – говорит Ганя Павловна Шилова. – А уж он в песне толк знал. Сам-то как пел, знаете? Как завел старую казачью, так, поверьте, слезы на глаза навернулись. Вот эту: «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить». Жаль только, сказал, что в кинофильме «Пархоменко» ее махновцам отдали. Обидели честную, народом сложенную песню!

Глава четвертая, или штрихи январских и февральских дней

1

Дорожка на снегу

Конфузную эту историю рассказал…

Впрочем, имени того человека называть не хочу. Хорошо помню, с каким смущением говорил он о своей промашке.

…Санный поезд ждали с минуты на минуту. У моста, вдоль дороги, собрался весь Сорочинск.

– Товарищи, будьте сознательны… Товарищи, соблюдайте… – слышались на мосту осипшие голоса организаторов.

Если бы лето – забросали цветами. А какие цветы зимой? Летом без особых хлопот можно было бы сообразить и дорожку из зелени, из цветов. А какая дорожка на снегу? Думали-гадали устроители и придумали: протянуть по снегу ковровую полосу. Дорожек во всех районных учреждениях набралось метров двести. До трибуны был добрый километр. И все же от затеи не отказались. Рассчитали так: пройдет гость сколько-то там метров, дорожку за спиной скатают, в руки – и вперед.

О встрече рассказывать не стану. Была она очень торжественной, очень радушной. Как десятки, как сотни в те дни перед первыми послевоенными выборами.

Расскажу только о дорожке. Люди наблюдательные утверждали: при виде ее Фадеев сдвинул брови. Другие клялись: такого не было. Сходились на одном: когда пунцовые красавицы взяли гостя под руки, хмуриться он уже не мог.

Фадеев отвечал на приветствия, иногда что-то говорил девушкам, улыбался и кивал людям.

А сам… сворачивал с дорожки.

Когда он сделал первый шаг в сторону – не заметили даже спутницы. Да это и не удивительно: от гордости они не чуяли под собой ног.

Фадеев же, ступив в снег, будто свалил с себя что-то гнетущее. Дорожки поспешно сворачивали, но раскатывать больше не пытались…

…После многих ораторов на митинге выступил Фадеев. Говорить с тысячами – дело трудное. Но он вел речь о близком – борьбе за мир, насущных заботах народа, делах и долге хлеборобов. И, казалось, разговаривал с каждым в отдельности.

Под конец Фадеев снова поблагодарил за доверие.

– Мы, депутаты, слуги народа. Я хочу ходить по этой земле вместе с вами, знать все ваши нужды, помогать строить жизнь. Постараюсь приезжать чаще. – И с улыбкой закончил: – Без всяких парадных встреч, вроде сегодняшней.

2

Сорочинск:

из воспоминаний М. Кузнецова

Колхозники сельхозартели имени Шевченко были в числе тех, кто первыми назвали Александра Александровича кандидатом в депутаты Верховного Совета СССР. С нетерпением ждали они дорогого своего гостя и искренне обрадовались его приезду.

После небольшого митинга завязалась беседа. Фадеев интересовался жизнью колхозников, их трудовыми успехами, передовиками артели, вникал в неполадки.

Когда собрались уезжать, был уже поздний вечер. Мы заторопились: завтра день новых встреч, Александру Александровичу надо отдохнуть. Но как раз в это время появились молодожены – Тютюнник и Хорошко. У них играли свадьбу. «Просим вас в гости – поздравить нас…» Приглашение застало врасплох. Как быть? Смотрим на Фадеева. А он улыбнулся и сказал: «Спасибо за честь, приду…» Выехать удалось лишь далеко за полночь. В дороге писатель не раз возвращался к впечатлениям дня. Особенно запали в сердце беседы с Варварой Васильевной Тютюнник и Клавдией Федоровной Сулименко – знатными свинарками, награжденными орденами. «Вот о ком надо писать книгу», – задумчиво проговорил Фадеев. «Мне очень хочется написать о людях села», – сказал в другой раз…

3

Из интервью А. Фадеева корреспонденту районной газеты «Колхозный труд»

…В плане дальнейшей работы – большая повесть «Гурты». Тема повести посвящена колхозной молодежи, ее трудам в дни Великой Отечественной войны. Представьте себе, что из Смоленской области в момент наступления захватчиков перегоняют скот, скажем, в колхозы Ярославской области. После разгрома фашистов колхозники возвращаются в родные места. На этой несложной основе я хочу нарисовать ряд ярких характеров…

4

Арифметика со смыслом

Еще из окна вагона подметил Фадеев непривычный для его глаз транспорт. Подметил и заметил: «Женщины везут ветви осокоря на санях, запряженных коровами, – наверное, на топливо». Эта деталь могла пригодиться. Было в ней что-то необычное, даже экзотическое.

Иное оказалось теперь.

…В прокуренном райкомовском кабинете обсуждался план посевной. Деловой план весенних работ, уже очень скорых. Они приближались с торопливой неумолимостью, и нельзя было сказать им: «Подождите, повремените», нельзя было по-дружески подать знак: «Не все готово – потом…».

Разве «потом» будет легче? Невесть как свалятся с неба новенькие тракторы, добрый волшебник единым взмахом своей палочки вызовет из небытия сокровища-запчасти, и, словно в сказке, станут один к одному тридцать три богатыря, которым нипочем любое дело?

Первая мирная весна обещала быть трудной.

Об этом который день подряд и говорили в секретарском кабинете. Сейчас здесь находились члены бюро, кто-то из инструкторов обкома и Фадеев. Ему нездоровилось – снова простудился, но лечь отказался наотрез и внимательно прислушивался к разговору.

Разговор шел о коровах.

Тракторы за войну в районе сильно обветшали. Возлагали надежды на подкрепление, но заявки урезали, и платформы с тракторами проходили мимо станции Сорочинской – на запад. Головки блоков, коробки скоростей и прочие узлы для замены негодных рекомендовалось реставрировать, хотя и без того над ними колдовали не по одному разу. А ко всему не хватало трактористов. Не то что на две смены – даже на одну-единственную. Как ни суди, выходило одно: пахать на коровах и нынче.

– Директива на сей счет требуется, и самая твердая, – нажимал заведующий районным земельным отделом. – Прошлой весной, вопреки нашим указаниям и несмотря на условия военного времени, во многих колхозах наблюдалось, я бы сказал, преступное игнорирование коров, и такое безобразие, такое возмутительное игнорирование…

Фадеев сидел молча, подперев рукой голову, и только по внимательному взгляду было видно: думает вместе со всеми.

– Скажите, пожалуйста, – посмотрел он вдруг на заведующего райземотделом. – Да, вы, уважаемый товарищ… Сколько лошадиных сил в тракторе?

– Каком именно, Александр Александрович? – Всем своим видом заведующий выражал готовность дать самый обстоятельный ответ: – Я хотел бы только уточнить марку: СТЗ-ХТЗ? СТЗ-НАТИ? ЧТЗ?

– Я интересуюсь всеми марками, которые имеются в вашем районе. Но если обо всех затрудняетесь, скажите о ЧТЗ.

– Охотно, охотно… – заторопился руководитель земельного отдела. – Трактор ЧТЗ – 60 лошадиных сил. Мощность имеется в виду проектная…

– Проектная? – усмехнулся Фадеев. – Ну, а какова проектная мощность… коровы?

Лицо зава выразило недоумение.

– Как понимать ваш вопрос, Александр Александрович?

– Буквально. Хотя бы в лошадиных силах.

– Коровы в… лошадиных?

Нет, Фадеев не шутил…

– Вероятно, не более половины, – ответил райземотделец. И тут же уточнил: – Смотря какая корова попадется…

Он все еще не мог понять, куда Фадеев клонит.

А тот продолжал:

– Сколько вспашки можно произвести одной коровой? Рекордсменкой? Обыкновенной буренкой?

– Сколько гектаров падает на трактор? За сезон? За сутки?

– Сколько делают лучшие? «Середнячки»? Новички?

Разговор стал общим. Руки потянулись к карандашам.

– Правильно, займемся арифметикой, – кивнул головой Фадеев. – Итак, коровами можно вспахать…

Арифметика получалась «со смыслом». Подсчеты убеждали, что на коровьи «лошадиные силы» ставку делать не стоит. Минимальная прибавка выработки на каждый трактор покрывала все, что предлагалось сделать с помощью коров. В райкомовском кабинете думали теперь о том, как лучше использовать технику.

Из письма А. А. Фадееву

«…Сев мы почти всюду закончили нормально. В большой степени этому способствовала «арифметика». Подсчитывали тогда не зря. Придя к разумному выводу, мы нашли главное звено – не вылезали из тракторных бригад, организовали между ними соревнование, развернули движение за высокую выработку днем и ночью. Это решило успех».

5

«Лекция тов. Фадеева»

(из отчета в районной газете)

5 февраля кандидат в депутаты Верховного Совета СССР писатель А. А. Фадеев прочел на собрании интеллигенции лекцию о советской литературе в годы войны и в послевоенный период.

– В годы Великой Отечественной войны, – говорит т. Фадеев, – советская литература сыграла большую и почетную роль в достижении победы над немецко-фашистскими захватчиками.

…Тов. Фадеев говорит о таких замечательных произведениях наших поэтов, как поэмы Николая Тихонова «Киров с нами», Павла Антокольского «Сын», Маргариты Алигер «Зоя», Аркадия Кулешова «Знамя бригады».

Советская проза и драматургия во время войны также обогатились значительными произведениями. Сюда можно отнести повесть В. Василевской «Радуга», пьесу А. Корнейчука «Фронт», повесть Б. Горбатова «Непокоренные» и др. Книги К. Симонова «Дни и ночи», В. Гроссмана «Народ бессмертен» долго будут жить в памяти народной. Сейчас, после победоносного окончания войны, наша литература стоит на пороге нового замечательного расцвета…

6

«Историческая у вас сцена…»

– Ты Метелицу подавай. Метелицу, а не Щукаря! Кабы Шолохова выбирали – дело другое. Или не разбираешься?..

Нет, он, конечно, разбирался. Александр любил и «Разгром» и «Поднятую целину», но вслух, со сцены, читать отрывки из фадеевского романа не брался. В концерт его не включили. И впервые за долгое время оказался он среди зрителей.

Зато сидел за Фадеевым!

Один номер сменялся другим. Товарищи пели, декламировали, танцевали. Переполненный зал встречал своих артистов горячо. Правда, и выступали они с воодушевлением.

Фадееву концерт нравился. Аплодировал он дольше других, смеялся от души. А когда началась пляска, показалось: писатель с удовольствием рванулся бы в круг. Тут Александру и вспомнился давний рассказ старого красноармейца. Вот бы поделиться с Фадеевым…

– Сам Чапаев на этой сцене плясал, – сказал он, подавшись вперед.

– Чапаев? – повернул голову Фадеев.

Александр, как говорится, «сел на любимого конька». Краевед по призванию, он знал местную историю досконально и уж если находил слушателя, говорить мог часами.

Шепотом рассказывал он о том, как Чапай выступал на митинге бойцов, а когда вышли лучшие плясуны и стали выделывать замысловатые коленца, – скинул с себя бурку, ударил папахой о пол и задал такого трепака, что ахнули все.

– Историческая у вас сцена, – проговорил Фадеев, аплодируя только что законченному номеру.

Когда объявили перерыв, он пригласил Александра прогуляться. Разговор продолжался: о Чапаеве, о чапаевцах.

– Записывать такое нужно. Обязательно записывать. Да тут у вас материала на книгу… на музей…

Потом, посмотрев на собеседника, Фадеев сказал:

– Знаете, у вас талант рассказчика. Почему не выступаете? Стесняетесь?

– Выступаю, – смущенно улыбнулся Александр.

– А сегодня?

Пришлось рассказать.

– Значит, виноват я? – развел руками и рассмеялся. – Метелицу им подавай? Щукаря – побоку?

Помолчав, продолжал:

– А я очень люблю Шолохова. Это замечательный писатель.

На этом разговор оборвался.

Фадеева окружили люди, и Александр отправился к товарищам. Там, за кулисами, и нашел его тот, который настаивал на Метелице и возражал против Щукаря.

– Твой номер включен, – бросил он с ходу. – Первым пойдет. – И многозначительно, с таинственной торжественностью добавил: – По просьбе самого товарища Фадеева!

Несколько минут спустя Александр вышел на сцену, чтобы представить людям знаменитого шолоховского деда…

…Александр Буцко впоследствии долго работал директором Дома культуры. Того самого, на сцене которого плясал Чапаев и где сам он читал для Фадеева о любимом Щукаре. Теперь тут часто выступает народный театр. Буцко играет во всех его спектаклях. А еще он организатор музея. Народного музея истории гражданской войны.

Глава пятая, повествующая о новых и новых знакомствах

1

Избирателями они не были…

Избирателями они не были, и встреча с ними не предусматривалась. А они хотели с ним встретиться. Хотел и он.

– Да завтра, Александр Александрович, у вас три плановых мероприятия. На карту посмотрите. До этого колхоза сорок километров. Встреча… Осмотр хозяйства… Выступление… Потом переезд – и снова встреча. Ну, а вечером доклад о литературе. Люди ждут, все объявлено. Невозможно!

Но в синеве фадеевских глаз была неумолимая твердость. Он смотрел на представителя обкома, утомленного не меньше его самого, и взгляд говорил: я человек дисциплинированный, порядку подчиняюсь, а только сейчас увещевания напрасны.

– Для них я пишу, для них я живу. Эка важность – «не избиратели». Будут избирателями! Хозяевами страны будут! И им-то пожалеть час-другой?

Фадеев положил руку на плечо седого агитпроповца.

– Все успеем, – сказал он мягко. – Выезжать решили когда? В десять? Так вот, ребята соберутся в восемь.

…В восемь он вошел в класс. И первое, что приметил, схватил его взгляд, были газетные листы на партах. «Комсомольская правда» с его романом…

Каждый день разлетался он по стране миллионами таких листов, и в который раз Фадеев вспомнил добрым словом тех, кто убедил его печатать «Молодую гвардию» в газете.

Он подошел к парте, взял газету – ив класс будто влетел буревой ветер Краснодона. Фадеев читал вполголоса, просто. Но это не было ни обычным перечитыванием написанного, ни привычной проверкой звучания слова. Он будто снова перелистывал страницы недавнего прошлого, поверял свое, сокровенное.

Дочитал кусок до конца. Дальше стояло: «Продолжение следует». Откуда-то с «Камчатки», из рук в руки шел к нему другой газетный лист – наверное, с продолжением.

Фадеев газету взял, но сразу же отложил.

– Еще! – прошелестело по рядам.

Тогда писатель протянул руку к боковому карману и достал пачку листов: это была корректура заключительной, еще не опубликованной части «Молодой гвардии».

«Друг мой! Друг мой… Я приступаю к самым скорбным страницам повести…»

Последние страницы… Он читал так, словно только что узнал обо всем сам и вот теперь впервые решил поделиться с самыми близкими своими друзьями.

Разговора о литературе не было. Не говорил Фадеев и напутственных слов. Он только читал. «Молодую гвардию» читал молодым.

…Это произошло в школе совхоза имени Электрозавода. Ребятам, которые его слушали, эти два часа запомнились на всю жизнь.

2

Из записных книжек А. Фадеева

О. Г. – председатель районного исполкома. Маленькая, пузатенькая, скуластая, с умными черными глазами и властными руками. Даже трубку телефона берет как хозяйка.

В г. Сорочинске старушка живет одна с дочкой. Плачет о погибшем сыне-танкисте. «Муж мой уж девятнадцать лет, как помер. Через год я сына женила, насильно женила, он меня послухал, женила, чтоб дом укрепить. Да жили они хорошо».

Директор совхоза и его жена. Помещики. Очень типичные именно для помещиков. Он – зубр. А она – работает под столичную даму, светскую даму. Но он в самом деле – настоящий хозяин. И совхоз – настоящее предприятие. Работники в совхозе прекрасные. Судя по всему «помещик» был работником покрупнее, попал «пониже» оттого, что проштрафился, и тут ему понравилось. Все у него есть, работать здесь ему, по его хозяйственной сноровке и по размаху, – нетрудно. Но чувствуется, что для себя он тоже не щадит государственного добра.

Словесный портрет

(или комментарий к последней записи)

В конце января 1946 года в записной книжке Фадеева появились те несколько строк, которые приведены чуть выше.

Прочел я их и подумал: программа первой предвыборной поездки кандидата в депутаты была напряженной, задерживаться на одном месте возможности он не имел, а ведь раскусил же эту пару, да такой портрет составил, что в нем несложно разглядеть и судьбу супругов, день их завтрашний.

…– Гадаете, сколько времени потребовалось для всего этого Фадееву? Часа три. В общем, вечер.

– Так вы, значит, их узнали?

– Да по такому описанию узнает любой…

Я убедился в этом, предъявляя «словесный портрет» доброму десятку людей. Одни смеялись, другие суровели, но каждый называл: «чета И.».

Никто не помнил, чтобы он расспрашивал о И., пытался узнать – от самого ли, от других – о жизни его в прошлом. Не было этого ни во время официальной части, ни за ужином, которым заправляла директорша.

– А распознал все. И то, что работал некогда на большом посту, и что талант организатора имеет, и что жизнь свою, не без воздействия жены, устроил полегче да попышнее. Мы оказались тогда менее зоркими, чем Фадеев. И вот проглядели…

– Что именно?

– Рождение помещиков… Ну, а коммунисту и помещику ужиться в одном человеке невозможно! Опомнился, да поздно.

– Совсем поздно?

– Это как смотреть. Пожалуй, нет. Пришлось ему, верно, начинать и с бригадира, и с кандидата партии. Потом, управляя отделением, вернул себе партбилет, а там и снова хозяйство доверили – запущенный-презапущенный совхоз. Вытянул! Писать будете – фамилию не называйте: другим человеком стал…

3

Сколько их было – митингов и собраний, встреч официальных и «незапланированных», самых задушевных бесед и знакомств!

Скромные «районки» поместили на своих страницах десятки писем избирателей о своем кандидате в депутаты.

Хотим быть, как герои «Молодой гвардии»

Мы все трое – Пелагея Бакардинова, Антонина Сухарева и Раиса Зверева – учимся в Сорочинском ветеринарном техникуме.

Недавно нам исполнилось по 18 лет, и мы получили право участвовать в большом государственном деле – выборах в Верховный Совет СССР.

…Кандидат в депутаты А. А. Фадеев – наш любимый писатель. Каждая из нас прочла все его книги, но самое большое впечатление произвела «Молодая гвардия».

…Писатель, создавший такое произведение, достоин уважения и доверия народа!

Мой голос товарищу Фадееву

Мне вспоминаются 1941—1942 годы. Враг блокировал Ленинград. Связь с Большой землей была нарушена. Ленинградцы лишились топлива, хлеба.

В эти дни в Ленинград приехал А. А. Фадеев. Кровью сердца написал он свои очерки о мужестве и стойкости горожан. Читая их, мы еще горячее рвались в бой.

…Я с радостью отдам за него свой голос.

Орденоносец Сулименко

Мы верим ему

…Встречи с А. А. Фадеевым показали, что он близко к сердцу принимает все наши дела-заботы и готов вместе с нами участвовать в послевоенном подъеме советской деревни. Это настоящий коммунист-ленинец. Мы верим ему и на выборах докажем это.

Бригадиры тракторных бригад Жабин, Бурцев, Азовцев и другие.

* * *

10 февраля 1946 года Александр Александрович Фадеев стал депутатом Совета Союза Верховного Совета СССР по Сорочинскому избирательному округу.

Глава шестая, из рассказов о буднях депутатских

1

Звонок в Новосергиевку

Из Москвы в Новосергиевку звонят не часто. И утренний телефонный звонок немедленно собрал вокруг аппарата всех, кто в этот час оказался в маленьких комнатках Совета.

– Москва?! У телефона. Да, она самая. Товарищ Фадеев? Здравствуйте, товарищ Фадеев, очень рада. Настроение? Вполне нормальное. Урожай хороший, готовимся к уборке. Нет, не подкачаем. Никак, говорю, нельзя подкачать… Какой указ? Пока не слыхали. Подписан? Вот спасибо! Ну, конечно же, передам. И вам, Александр Александрович, привет. Привет от всех.

Хозяйка кабинета положила трубку на рычаг, обвела взглядом присутствующих и сказала:

– Подписан указ. Наш. Тот самый…

…До городского звания Новосергиевка не доросла, но и селом ее не назовешь.

Довольно большая железнодорожная станция. Промышленные предприятия. Наконец, давняя «столица» крупного района. На языке географов, «типичный населенный пункт, относящийся к категории рабочих поселков». Так он и значится со времени памятного фадеевского звонка.

А до этого существовало как бы две Новосергиевки. Одна – станция и дома вокруг нее. Вторая – все остальное. В разных частях Новосергиевки и органы власти оказались разными. На станции – поселковый Совет, в центре – сельский. Каждый Совет вел свою линию в застройке. Различной была организация и оплата труда в больницах, в школах.

Из разговоров с избирателями Фадеев узнал об этом. Сам проверил. Убедился: да, так оно и есть на самом деле. И неожиданно стал резким.

– Говорите – писали? Говорите – требовали? По какому праву отступили? Как смели примириться? Ведь не личное – государственное это дело. Надо было стучать во все двери!

На следующий день, уезжая, он увозил с собой папку со всей обширной перепиской по этому вопросу.

И вот звонок: Новосергиевка – рабочий поселок. Значит, Совет один – поселковый. Хозяин всему – он. Работа пойдет по-новому.

– Рассерчал тогда Александр Александрович, – неожиданно сказал кто-то из свидетелей телефонного разговора.

– Рассерчал да помог, – вставил другой.

– Что и говорить – помощь настоящая! Но и урок тоже немалый. Нам всем урок. Видишь правоту свою – не отступай!

2

Крыша… с литературным комментарием

Крыша походила на решето: разве только дыры покрупнее.

Под весенними лучами весело таял снег, а будущие ветеринары весне не радовались.

– Латайте!

– Лет пять латаем!

– Металл строго фондируется.

– Будем жаловаться дальше…

И куда только ни жаловались! Обошли всех в районе. Обошли всех в области. Писали в главное управление. Но в лучшем случае получали обещания, да и то – шаткие, неуверенные.

– Фадееву напишем! – сказал кто-то из комсомольского комитета техникума. – Пусть, как депутат, протянет бюрократов. Про такое и в самой «Правде» напечатают!

Предложение встретили вполне серьезно. Но, пораздумав, тут же отвергли – по соображениям литературным.

– Нечего его отвлекать! Фельетоны другие пусть сочиняют. А то все конгрессы, съезды, заседания, письма наши… А романы и повести писать кто будет?

С этим согласились, кажется, все. Но – с потолка лило пуще прежнего, и кто-то из наиболее решительных Фадееву все же написал.

В техникуме узнали о своеволии и решили, написал, так написал, письма не воротишь.

…Ответа из Москвы долго не было. Прибыл он откуда-то с Урала. Обыкновенный, стандартный наряд, каких в каждой организации получают немало: то на лес, то на ткани.

– Наряд на железо! Вот она, крыша! – обрадовались в техникуме.

– А металл-то… Металл фадеевский!

Только сейчас дошла очередь до забытого в радостной сумятице препроводительного листка. В нем же, этом листке, черным по белому говорилось: «По личной просьбе депутата Верховного Совета СССР…».

3

О том, как был выручен Сергей Крылов

– Курсант Крылов, предупреждаю – к экзаменам вы допущены не будете…

Смысл слов завкурсами дошел не сразу.

– Вы же понимаете: не могу я этого сделать. Паспорт – документ главнейший!

Ах да, паспорт… Шестнадцать ему минуло давным-давно, право на паспорт получил еще два года назад. Но работал тогда в колхозе и жил в селе, а там паспорта не выдавали. На курсы зачислили по справке сельсовета: был недобор – не придирались.

– Придется, Крылов, сдавать со следующей группой…

Через три месяца? И это теперь, когда наяву и во сне представлял себя за баранкой?

– Нужны метрики! – сказали ему в милиции.

– Метрик нет.

– Затребуйте по месту рождения…

Сергей не помнил ни отца, ни матери, и только приблизительно мог сказать, когда родился. Помнил лишь детдом, последующие годы. Но и детдом, который заменил мальчишке родную семью, найти сейчас он не мог: после войны его перевели куда-то на запад.

Метрики. Паспорт. Они ему даже снились.

– Пойди к депутату, – посоветовали товарищи.

Депутат райсовета оказался шофером и человеком душевным: вместе побывали в паспортном отделе, у начальника милиции, даже у председателя районного исполкома.

– Порядок есть порядок, – твердо заявил председатель.

Поразмыслив, Сергей написал Фадееву.

…Ответ пришел за несколько дней до первого экзамена. Он был коротким и деловым:

«Сообщите мне точнее место Вашего рождения, год рождения и название детдома… По получении этих сведений я смогу Вам помочь в выдаче паспорта…».

Значит, все: три месяца ожидания. Может, даже больше – он ведь толком не ответит ни на один из вопросов. Но дальше оказалась приписка:

«Одновременно прилагаю письмо начальнику курсов».

Письмо – о чем?

«Прошу Вас, уважаемый товарищ, допустить к экзаменам на шофера учащегося Ваших курсов С. В. Крылова.

Со своей стороны я постараюсь в самый короткий срок, по получении необходимых сведений, вытребовать его метрики и позаботиться о получении паспорта.

Депутат Верховного Совета СССР А. Фадеев».

Ни одно письмо до того, – да, кажется, и после – не несло ему столько радости, как это.

Поручительство Фадеева помогло. Крылов сдал экзамены, получил права (а вскоре и паспорт) и с той самой весны в сорок седьмом шоферит на бесконечных, как степь, оренбургских дорогах.

Глава седьмая, составленная исключительно из переписки Фадеева-депутата

1

Секретарю Шарлыкского райкома КПСС

Дорогой тов. Аксенов! Направляя Вам письмо т. Финютиной М. Т., прошу Вас через райсобес оказать ей помощь. Может быть, свидетельство сослуживца ее мужа о том, что муж действительно погиб в январе месяце 1942 года, а также личная справка т. Финютиной об утере ею формального извещения о гибели мужа будут достаточны для установления ей государственной пенсии. У нее пять человек детей, из них трое малолетних на ее иждивении.

Не откажите поставить меня в известность…

Июнь 1946 г.

2

Председателю облисполкома т. Софронову И. П.

Направляю Вам письмо ревизионной комиссии колхоза им. Фрунзе о хищении социалистической собственности в колхозе и о волоките в районных организациях в разборе этого дела…

О принятых мерах прошу поставить меня в известность…

Июнь 1946.

3

Министру черной металлургии СССР т. Тевосяну И. Ф.

Дорогой Иван Федорович!

Направляю тебе письмо Ефанова Д. Е. и письмо к нему дирекции Чусовского металлургического завода.

Нельзя ли пойти навстречу этим престарелым людям и отпустить их дочь с завода?

Июнь 1946 г.

4

Министру авиационной промышленности СССР т. Хруничеву М. В.

Поддерживаю просьбу Шарлыкского райсовета о передаче ему локомобиля и генератора…

Шарлыкский район – мощный сельскохозяйственный район, отдаленный от железной дороги. Надо учесть, что районные власти уже израсходовали более двухсот тысяч рублей на строительство электростанции.

Отмена решения о выдаче им локомобиля и генератора ставит районные организации в безвыходное положение.

Июль 1946 г.

5

Исполкому Покровского районного Совета

Прошу Вас оказать помощь Лене Зиновьевой в том направлении, чтобы она могла продолжать учиться. Из прилагаемого письма можно видеть, что мать ее осуждена. Но дети за родителей не отвечают.

Не откажите поставить меня в известность о принятых Вами мерах…

Декабрь 1946 г.

6

Уважаемая Александра Михайловна!

При всей тяжести сложившихся у Вас семейных обстоятельств, я думаю, что Вы поступили совершенно правильно, вступив на самостоятельный путь жизни. Мне кажется, что в таких случаях только работа и, конечно, забота о детях могут дать моральное удовлетворение.

С дневником Вашим я ознакомился и с благодарностью Вам его возвращаю…

Январь 1947 г.

* * *

Шесть из четырех тысяч…