Текст книги "Операция «Соболь»"
Автор книги: Николай Коротеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Схватка
В спешке сборов Тимофееву показалось, что солнце как-то стремительно выскочило из льдов океана и засияло нестерпимо ярко, словно стараясь вознаградить людей за свое долгое отсутствие. Гряды сопок были похожи на горы раскаленного добела металла.
На поляне темным силуэтом рисовался вертолет, напоминающий фантастическое насекомое. Пилот и механик долго копошились у машины. Наконец Тимофеев услышал звук работающего мотора. Повиснувшие от собственной тяжести лопасти двинулись по кругу. Снежные вихри окутали вертолет. В лучах пурпурного солнца будто огромный костер запылал на поляне, и все новые и новые вихри вздымались и закрывали машину. Потом из красного снежного вихря поднялось кургузое тело вертолета.
Майор залюбовался сильной машиной. Пилот высунулся из кабины и помахал рукой, приглашая Тимофеева и как бы говоря: «Все в порядке».
– Когда-то охотились за зверем с собаками, а теперь» а вертолетах, – сказал подошедший к майору Бабенко.
– Что верно, то верно, – ответил Тимофеев. – Продолжайте тщательно следить за границей.
– Слушаюсь.
– Кстати, товарищ капитан, дайте мне бинокль. В общем-то он и ни к чему, но на всякий случай…
– Хорошо. Вы идите, вам к самолету, тьфу, к вертолету, принесут. Ни пуха вам, ни пера!
– Пожелайте удачного поиска.
– От всей души, Василий Данилович.
Офицеры крепко пожали друг другу руки.
Тимофеев направился к вертолету. На полдороге его догнал солдат и передал бинокль.
И вот снова Тимофеев взмыл в воздух на странной, на земле казавшейся такой неуклюжей машине. Опять будто подвешенный на невидимой нити, вертолет, чуть покачиваясь и содрогаясь корпусом от напряжения, поднялся, а потом плавно заскользил вперед.
Майор сидел рядом с пилотом. С первой минуты, лишь только расширился горизонт, Василий Данилович стал пристально всматриваться в яркую, слепящую глаза снежную пелену, расстилавшуюся перед ним.
– Входим в квадрат, – услышал Тимофеев в шлемофоне голос пилота.
Майор положил на колени планшет с картой и компас. Он ясно видел на снегу тонкую ниточку следов нарт, которую они црокладывали прошедшей ночью вместе с Сашей. Вертолет шел на высоте трехсот метров. Так было удобно. Тайга хорошо просматривалась в радиусе до пяти километров.
Всюду, насколько хватал глаз, тянулась укрытая снегами чащоба, заваленная буреломами, переметанная глубокими сугробами, молчаливая, равнодушная. Пропади в ней человек, и вовек не узнаешь, что стряслось с ним, где нашел он свою погибель, может быть, неожиданную, страшную, а может быть, ему неделями пришлось ползти по обледенелому, режущему руки снежному насту, пока мороз однажды ночью не забрался под кухлянку… Крепко хранит тайга свои тайны.
– Посмотрите направо, – услышал Тимофеев в шлемофоне голос пилота.
– Где?
– Градусах в пятидесяти справа по курсу.
Майор заметил на снегу темную полоску глубокого следа. Поправив на горле ларингофон, Тимофеев сказал пилоту, что хорошо бы снизиться и осмотреть след. Тот кивнул головой, и вертолет стал косо, будто с горки на салазках, опускаться к земле. У самых вершин пихт машина вздрогнула и повисла, напряженнее заработал двигатель. Тимофеев открыл боковую дверцу и взглянул за борт. Под деревьями шел медвежий след. Косолапый несколько раз подходил к деревьям, принюхивался и лениво отправлялся дальше. Видимо, кто-то разбудил мишку, потревожил его в берлоге. Теперь будет он бродить по тайге всю зиму, злой, невыспавшийся, голодный. Шатуном зовут такого медведя на Дальнем Востоке.
Майор закрыл дверцу и снова занял место второго пилота. Вынув из планшета карту, отметил примерное направление следов, чтобы не спускаться к ним, если они встретятся еще раз.
– Не то? – спросил летчик.
– Медведь… Летим дальше, – ответил Василий Данилович.
Вертолет поднялся. Теперь по просьбе Тимофеева они пошли на небольшой высоте. Именно в этой части квадрата он предполагал обнаружить следы. Сверяясь по компасу и ориентирам, майор отмечал путь машины, чтобы не оставить не осмотренным ни одного уголка на лесистых склонах.
Неожиданно Василий Данилович увидел, что стрелка компаса быстро поползла влево, хотя вертолет не менял курса.
– Посмотрите. Что случилось? – обратился Тимофеев к пилоту.
Пилот взглянул на компас майора, на бортовой магнитный компас и гирокомпас. Показания магнитных на сорок пять градусов отклонились влево. Тогда летчик, включив автопилот, занялся изучением бортовой карты. Через минуту Тимофеев услышал в шлемофоне веселый голос летчика:.
– Здесь в земле лежит менисковый магнетит. Это что-то вроде линзы из железняка. Вот магнитные компасы и балуют.
Посмотрев еще раз внимательно на карту, Тимофеев увидел, что именно здесь пролегал их путь с Сашей. Но они совсем не пользовались компасом, доверившись ориентирам, которые подсказал им старик Филипп.
* * *
Огонь костра то ярко вспыхивал, когда ему удавалось добраться до новой смолистой ветви, то угасал и тихо шевелил бледными желтыми языками, исподволь подкрадываясь к новой еловой лапе. Сизый дым курился над пламенем, извивался, поднимаясь к отверстию в шалаше, который Владимир, как всегда, устроил у ствола раскидистого дерева.
Сегодня, за день добравшись до ночной стоянки идущего впереди, молодой охотник вновь обнаружил кровавые следы и остатки от второго съеденного соболя. Это окончательно укрепило его в мысли; самому расправиться с врагом.
Устроившись на ночлег, Владимир развел костер и принялся отливать самодельный «жакан». Взяв один из трех оставшихся заряженных дробью патронов, Владимир вынул картонный пыж и высыпал дробинки на кусочек бересты, вынул войлочный пыж и пороховой заряд, кончиком ножа разбил капсюль. Насыпав в пустую гильзу дробь, охотник поставил ее на уголья и расплавил свинец. Убедившись, что дробинки слились в один комок. Владимир подождал, пока свинец немного остынет, и вытряхнул его из гильзы. Получившуюся отливку охотник долго прокатывал ножом по прикладу, чтобы она удлинилась и стала тонкой. Потом опустил ее в ствол ружья и проверил: проходит ли она свободно, не задевает ли стенок? Прижавшись ухом к стволу, Владимир внимательно прислушивался к движению пули и, вынув ее, улыбнулся. «Жакан» получился хорошим. Затем охотник ножом заострил пулю с одного конца, обмотал ее узкой полоской материи, оторвав кусок от своей рубашки, и снова проверил, плотно ли входит «жакан» в ствол. Потом высыпал дробь из второго патрона и на место ее вогнал пулю.
Почти всю ночь потратил Владимир на изготовление «жакана». Убедившись, что он получился на славу, охотник плотно закусил остатками глухаря, пожевал кислой рябины и прилег отдохнуть. Спал он чутко, без снов, обеспокоенный одной мыслью: не прозевать бы рассвета.
Проснулся Владимир, когда угли костра совсем скрылись под налетом пепла. Он снова поел рябины, вогнал в ствол самодельный патрон и вышел из шалаша.
Заря едва занималась. Небо было чистое, палевое, звезды едва просвечивали.
– Пора, – решил Владимир.
Он рассчитал, что догонит идущего впереди к полудню, когда тот, устав тащить нарты с соболями, остановится на отдых. За это время Владимир на лыжах, без поклажи сможет настичь его и подстрелить из засады. Встречаться с ним лицом к лицу Владимир не решался. Раненая рука еще плохо слушалась.
Сначала Владимир шел по следу, но потом свернул в сторону и двинулся по целине, в обход. Молодой охотник сам удивлялся, откуда у него брались силы, чтобы без отдыха брать крутые подъемы на сопки, вихрем скатываться с обрывистых склонов и все время бежать, бежать. Пот теплыми каплями выкатывался из-под треуха, холодил щеки. Он едва успевал вытирать его, чтобы не поморозить лицо, и бежал все дальше и дальше. Ноги будто сами несли его, и дыхание было глубоким и ровным.
Уже в пути охотник решил, что идущий впереди, заметив, что сбился с дороги, станет двигаться с вершины одной сопки на другую. Это даст ему возможность лучше ориентироваться и быстрее увидеть берег океана, к которому он так спешил.
Часу в одиннадцатом Владимир увидел километрах в пяти сопку, на склоне которой у голой вершины, господствующей над местностью, медленно двигалась черная точка. Охотник остановился и проследил за продвижением похитителя.
Владимир знал, что с вершины идущий впереди увидит берег океана, до которого оставалось менее десяти километров. Вряд ли тот, кто прятался в тайге, пойдет к берегу днем. Он станет ждать темноты и пообедает еще одним соболем.
– Ну нет! – решил охотник. – Не выйдет!
Он побежал еще быстрее, чтобы раньше похитителя добраться до леса на другой стороне сопки, по которой тот будет спускаться.
Напрягая все силы, охотник мчался наперерез врагу.
В спешке он несколько раз падал и снова поднимался и чуть было не сломал лыжу, наткнувшись на скрытую под снегом валежину. Когда Владимир добежал до опушки, он увидел, что человек, раньше шедший впереди его, идет теперь навстречу ему: он поспел как раз вовремя.
Охотнику было заметно, как тот, кого он ждал, согнувшись, с трудом волочит провалившиеся в снежный наст нарты. Солнце, стоявшее сбоку, ярко освещало фигуру человека. Одет он был в меховую кухлянку из волчьего меха, меховую шапку и штаны.
Удобно устроившись в густых зарослях березняка, Владимир положил ствол в рогатку меж ветвей, чтобы бить наверняка. Уставшее сердце колотилось очень сильно, и от его толчков колебался ствол. Владимиру не терпелось выстрелить. Но надо было ждать. Лежа в засаде и глядя на врага, он несколько раз мысленно спускал курок и видел, как падает тот, кто посмел красть соболей, тот, кто питался мясом драгоценных зверьков, которых с таким нетерпением ждали там, на материке, где соболюшки должны были стать родоначальниками новой стаи.
Человек с нартами спускался все ниже и ниже по склону. Теперь Владимиру был уже хорошо виден пар от дыхания, таявший в воздухе. Человек двигался медленно, с трудом переставляя ноги, и упорно смотрел вперед, на близкий лес. Постепенно Владимир стал различать его лицо, поросшее светлой, побелевшей от инея бородой. Вот Владимир впился в чужака взглядом, но тот еще не приметил охотника. Он шел к кустарнику, где, наверное, решил отдохнуть, и смотрел, как с каждым шагом сокращается расстояние до цели.
В тот миг, когда глаза их готовы были встретиться, Владимир вытащил из-за пазухи руки, положил палец на спусковой крючок и, плотнее прижав приклад к плечу, прицелился в голову.
«Пограничникам он нужен живым! – мелькнула вдруг острая мысль. – Ранить! Целиться в ноги!» Он чуть опустил ствол, не заметив, что против дула встала тонкая как спичка ветка, и нажал спусковой крючок. Желтое пламя вырвалось из ствола, в ушах зазвенело от выстрела.
Но капризная пуля, встретив на своем пути ветку, отклонилась и подняла фонтанчик снега у ног человека с нартами.
Тот остановился как вкопанный. Потом выхватил пистолет и направил его туда, где над зарослями таял дымок выстрела. Снова и снова человек, впряженный в нарты, нажимал курок, но выстрела не было. Пистолет отказал на морозе. Молчали и заросли. Потом оттуда снова прогремел выстрел, но тогда, когда человек в волчьей кухлянке повернулся, чтобы бежать, мелкая дробь подняла снежную пыль, не причинив ему никакого вреда. Человек в волчьей кухлянке понял, что у его противника ничего, кроме дроби, нет. Он обернулся и посмотрел в его сторону.
Владимир бросил ставшее ненужным ружье, вышел из зарослей.
Они долго смотрели друг на друга.
Человек в волчьей кухлянке медленно, через голову сбросил лямку нарт, так же медленно, будто нехотя, вынул нож.
– Ну! Щенок! – и первым шагнул навстречу Владимиру.
Владимир тоже выхватил нож.
Человек в волчьей кухлянке шагал медленно, не спуская с противника светлых, злых, покрасневших от мороза и ветра глаз. Владимир тоже шел медленно, ступая осторожно, чтобы не споткнуться на какую-нибудь, скрытую под снегом валежину. Человек, шедший к Владимиру, был выше ростом и шире его в плечах. Молодой охотник теперь точно знал, что перед ним тот, кого он видел в землянке отчимом.
Не доходя пяти шагов до юноши, человек в волчьей кухлянке остановился и стал утаптывать снег, чтобы было куда отступать. Он, видимо, знал толк в поножовщине, чувствовал усталость и не надеялся на легкую победу. Владимир тоже стал утаптывать ногами снег, не спуская глаз с врага.
Они медленно, сантиметр за сантиметром, приближались друг к другу. Владимир услышал тяжелое дыхание своего противника.
Первым сделал прыжок Скунс. Он ринулся боком, неожиданно коротко взмахнул ножом. Владимир увернулся и полоснул Скунса по плечу, но не ранил, только распорол рукав кухлянки. Они поменялись местами и снова замерли. Владимир понимал, что у него меньше сил, и надеялся на свою ловкость и увертливость. Они стояли в трех шагах друг от друга, чуть пригнувшись, оба готовые к новому прыжку.
Снова Скунс ринулся первым. Он сделал обманное движение влево, но прыгнул вправо, и нож его скользнул по груди Владимира. Охотник, почувствовав острую боль, коротким, сильным движением ударил Скунса головой в подбородок. Тот отшатнулся, и Владимир нанес удар ножом. Враг взревел от боли и навалился на юношу всей своей тяжестью. Уже падая на спину, Владимир нанес Скунсу еще один удар, но спину его обожгла холодная сталь.
Скунс, почувствовав, как обмякло под ним тело противника, поднялся и, пошатываясь, пошел к нартам. В ушах у него шумело, сердце бешено колотилось. Силы покидали его.
Сделав несколько шагов, человек в волчьей кухлянке вдруг остановился. Откуда-то с неба донесся рокочущий громоподобный звук. Перед ним мелькнула какая-то странная бескрылая тень. Он обернулся и увидел между собой и низко висящим солнцем черный силуэт вертолета. Скунс бросился бежать. Но дикий грохочущий вихрь догнал и остановил его: взмел вокруг непреодолимую стену из снега и ветра.
Когда Скунс уже падал, он почувствовал, как вихрь повернул его навзничь, и увидел огромное светло-желтое брюхо вертолета, медленно опускающееся с неба прямо на него. Скунс закрыл лицо руками, и желтое брюхо будто вдавило его в сугроб…
Тимофеев первым выскочил из кабины. Выключив мотор, за ним последовал и пилот. Еще лопасти мотора, похожие на крылья ветряной мельницы, тихо вращались, когда майор и пилот вытащили из-под брюха вертолета Скунса. Щелкнули наручники.
– К Владимиру! – крикнул Тимофеев.
Они побежали вместе. Увидев их, юноша со стоном попытался подтянуться на локтях.
– Все в порядке, – весело проговорил пилот, помогая Владимиру подняться.
Увидев незнакомые, но радостные, полные участия лица, Владимир тихо спросил:
– Соболя…
– Не беспокойся, – сказал Тимофеев. – Не уйдут соболя.
– Полный порядок, – подтвердил пилот. – Перевязать тебя надо.
– В кабине. Там теплее, – посоветовал майор.
Пилот поднял Владимира и понес к машине.
Тимофеев подошел к нартам. Он откинул меховую полсть, закрывавшую клетки, и на него глянули темные живые, полные любопытства и удивления глазенки шестерых зверьков. Их черные носы беспокойно двигались, настороженно шевелились маленькие полукруглые ушки. Шесть соболиных мордочек словно спрашивали: «Что же такое случилось?»
Василий Данилович весело подмигнул им.
Русские соболя
На ярко освещенную сцену солдатского клуба вышел известный во всем подразделении остряк и балагур, сержант Тягушин. Правда, эта слава, бывшая всего три недели назад его гордостью, потускнела перед известностью Оскара Валихметова. Что и говорить, сержант Тягушин искренне, по-хорошему завидовал Оскару. Он с удовольствием уступил бы славу остряка на почетный значок «Отличный радист», каким наградили Валихметова за обнаружение иностранного самолета, нарушившего государственную границу. Тягушин считал, что «судьба» обошлась с ним очень сурово. Ведь, кроме того, Валихметов был запевалой, а у Тягушина хоть и был голос, но, как утверждал он сам, в детстве ему пришлось жить на очень шумной улице, что сильно повлияло на его музыкальный слух.
Так вот, выйдя на ярко освещенную сцену солдатского клуба, сержант Тягушин объявил, что сейчас выступит сержант Валихметов.
В зале раздались дружные аплодисменты. Солдаты маленького, затерянного среди снегов и сопок гарнизона тепло приветствовали своего любимца. Оскар, подтянутый, в отлично заправленной гимнастерке, в кирзовых сапогах, которые блестели не хуже хромовых и над которыми он недаром чуть ли не час трудился, подошел к рампе.
– Сержант Валихметов исполнит песню «Далеко-далеко, где кочуют туманы», – объявил Тягушин.
Баянист взял первый аккорд.
В это время у выхода раздался звонкий голос дежурного:
– Сержант Валихметов! Срочно в штаб!
Баян замолк. Оскар, взявшийся было рукой за ременную пряжку и устремивший взгляд куда-то в пространство над головами слушателей, еще раз оглядел, хорошо ли заправлена гимнастерка, спрыгнул с эстрады в зал и стал пробираться к выходу.
Из-за кулис на эстраду вышел Тягушин.
– Товарищи! Номер отменяется. Сержант Валихметов через сорок минут заступает на вахту. По агентурным данным, в честь этого события ожидается появление еще одного вражеского самолета.
Солдаты, сидевшие в зале, засмеялись шутке и зааплодировали, провожая Оскара. Улыбнулся шутке и Оскар, хотя знал, что в такой поздний час командир подразделения вызывать к себе по пустякам не станет, да еще с концерта.
Валихметов четким шагом вошел в кабинет. Командир сидел за столом. В комнате, кроме него, находились незнакомые сержанту полковник и майор. «Пограничники» – определил по погонам Валихметов.
Остановившись в трех шагах от полковника, как старшего по званию, он отрапортовал:
– Товарищ полковник, сержант Валихметов прибыл. Разрешите обратиться к товарищу майору.
– Пожалуйста, – ответил Шипов. Ему понравился этот бравый сержант. Именно таким он представлял себе солдата, обнаружившего планер.
– Товарищ сержант, – говорил майор Деревянко. – Вы через тридцать пять минут заступаете на вахту. Сегодня ночью в квадрате «33-Д», возможно, появится вражеский самолет. Будьте особенно внимательны.
– Слушаюсь, товарищ майор, – ответил Валихметов и, вспомнив шутку Тягушина, чуть улыбнулся.
…Снова сержант Валихметов занял место у экрана радара. И опять, как в ту ночь, в полутьме рубки горели красные и зеленые огоньки, мерно жужжали приборы и по окруженному оранжевой полоской экрану бежала, как на привязи, тонкая светлая ниточка развертки.
Оскару очень хотелось узнать, что же случилось с тем планером, который он засек, но он понимал: военная тайна – самая строгая тайна, и если ему ничего не сказали, значит так нужно. Ведь самое важное заключается не в том, что ты знаешь тайну, а в том, что в раскрытии ее есть и частичка твоего труда.
В рубке позади него сидели полковник Шипов и майор Тимофеев.
Час прошел в тишине. И ни разу никто из них не подошел к Валихметову и не спросил: не проглядел ли он появление крохотной светящейся капли среди сотен вспыхивавших ярким светом радиопомех? Оскар понимал, как велики их волнение, нетерпение, выдержка и доверие к нему. Сержант был горд от сознания своей огромной значимости в эту минуту.
Но вот на экране появилась светящаяся точка. Она медленно двигалась к берегу. Пальцы радиометриста быстро забегали по ручкам настройки, и светящаяся точка без кодированного ответа – «Свой!» – стала четко видна на экране.
– Товарищ полковник, появилась цель! – сказал Оскар. – Разрешите доложить на пункт наведения.
– Докладывайте, – взволнованно сказал Шипов и вместе с Тимофеевым подошел к экрану.
Оскар доложил о появлении цели, потом снова сел в кресло. Рядом с ним стали Шипов и Тимофеев. Они смотрели на экран из-за плеча сержанта.
Светящаяся точка, очевидно, вошла в условленный квадрат.
– В скольких километрах от берега находится самолет? – спросил Тимофеев.
– Примерно, в двадцати, – ответил Валихметов.
Маленькое призрачное пятнышко света стало кружить надо льдами. Но вот на экране радара появились еще три светлые точки и рядом с каждой мигал яркий пучок: «Я – свой!»
Самолеты шли точно по границе прибрежной зоны. Светящаяся точка отошла дальше от берега. Наши самолеты развернулись и снова прошли по границе, совсем близко от нее.
Молчаливое воздушное свидание продолжалось несколько минут. Потом светящаяся точка – чужой самолет – стала медленно удаляться в сторону моря и исчезла с поля экрана.
– Благодарю за службу, товарищ сержант! – сказал Шипов.
– Служу Советскому Союзу! – ответил Валихметов.
Когда Шипов и Тимофеев выходили из рубки, сержант услышал:
– Соболя-то русские, – сказал полковник.
– Русские, Виктор Петрович! – ответил майор.
…Так закончилась операция «Соболь». Месяц спустя подполковник Тимофеев получил пакет. Василий Данилович вскрыл и вынул объемистый номер одной из американских газет. На первой странице он увидел крупный снимок мрачного человека в наручниках и заголовок под снимком: «Похититель русских соболей – за решеткой», а снизу коротко сообщалось, что материал об организаторе международной аферы Билле Гремфи публикуется на шестой странице. Тимофеев быстро перелистал газету, увидел знакомый заголовок, стал читать.
«Крупный гангстер попался с поличным. Билл Гремфи организовал кражу камчатских соболей. Его сообщник пойман русскими и выдал своего босса. Федеральный суд приговорил Билла Гремфи к каторге.
Каторжнику Биллу свойственна одна черта: умение широко и тонко задумывать авантюры. Так было и на этот раз, когда предприимчивый характер толкнул Билла Гремфи на похищение камчатских соболей.
Билл Гремфи, будучи офицером оккупационных войск в Японии, проник в секретные архивы императорской разведки и получил сведения о японских резидентах на Советском Дальнем Востоке. Как Билл заявил суду, идея похищения соболей возникла у него еще тогда. Разведение этих ценных зверьков, ферма на Северо-Западе, и через пять лет – гора долларов.
Десять лет Билл Гремфи жил надеждой и добился своего: связавшись с резидентом японской разведки, Гремфи подготовил кражу.
Пока не установлено, где Билл Гремфи раздобыл семьдесят тысяч долларов на организацию этой крупной авантюры, но деньги истрачены. Кое-кто намекает на дружбу Гремфи с финансовым магнатом сенатором Френком. Но мы не думаем, чтобы Френк был замешан в этом деле.
Завербовав знатока по части охоты, браконьера, Билл Гремфи подговорил спортсмена-планериста за солидное вознаграждение принять участие в авантюре и взял подряд у кинофирмы «HPF» на перевозку отснятой пленки с острова Св. Георга на материк. Когда самолет-буксировщик находился на полпути к Алеутским островам, пилот отцепил планер и свернул к берегам Камчатки, которая находилась в двухстах милях.
Билл Гремфи обещал пилоту веселую прогулку. Но, как сообщили русские, планер взорвался в воздухе, пилот погиб, а находившийся в фюзеляже браконьер Гарри Мейл выбросился с парашютом.
Последние слова Билла Гремфи:
«Я жалею, что связался с русскими соболями».
Тимофеев положил газету на стол и долго с удовольствием разминал отсыревшую папиросу.
Но, взглянув на часы, отложил ее. Василий Данилович не любил курить на морозе, на улице: ни вкуса, ни удовольствия. А настало время идти в больницу, которая находилась неподалеку.
Врачи в течение двух недель боролись за жизнь Владимира. Но потом для него настали не менее тяжелые дни, когда ему пришлось осознавать происшедшее. В горячке действия, в пылу преследования у него не оставалось времени осмыслить все случившееся между ним и отчимом, которого он знал много лет, любил и никогда не замечал за ним ничего предосудительного.
Чувство вины долго не покидало Владимира. И все это время рядом с ним находился Тимофеев. Нелегко было Василию Даниловичу объяснить не сам факт двоедушия и предательства Казина, а разрушить сложившийся в представлении юноши образ врага как человека только отвратительного, порочного, безобразного внешне и внутренне.
И до этого дня Василий Данилович еще не мог исчерпывающе ответить на вопросы: «Как же это он так? Ведь он совсем не был похож на врага!»
Но это для нас совсем уже другая история…
