Текст книги "За секунду до выстрела"
Автор книги: Николай Чергинец
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)
20
МАЙОР МОЧАЛОВ
Шли дни. К большой радости Мочалова, Корунов и его банда новых действий не предпринимали. Это дало ему возможность уделить больше внимания раскрытию других преступлений. Удалось раскрыть кражу из магазина. Оказалось, что это сделали трое уже немолодых мужчин, один из которых ранее работал там. Они же и сожгли деревянное здание магазина.
Петр Петрович даже смог два дня назад вместе с женой побывать у Славиных. Как обрадовалась Анастасия Георгиевна и Женя, увидев гостей! Весь вечер прошел в воспоминаниях. Анастасия Георгиевна не скрывала своей радости, что сын – офицер милиции.
Мочалов по просьбе Анастасии Георгиевны узнал, как разыскали Латанину, и при встрече сказал, что предательницу опознал Владимир. Анастасия Георгиевна прослезилась. Она была уверена, что Михаил Иванович был схвачен по доносу Латаниной, и радовалась, что ее сын хоть в какой-то мере отомстил предательнице...
Петр Петрович сидел в своем кабинете и продумывал план встречи на железнодорожном вокзале с Купрейчиком. Об этом они договорились еще тогда, когда Алексей рискнул попытаться через Драбуша выйти на Корунова. Решив, что лучше на встречу идти ему одному, Петр Петрович посмотрел на часы. В его распоряжении было еще больше двух часов. Он достал из сейфа и положил перед собой тоненькую папочку, на которой прочитал ненавистную фамилию «Юшевич». Вчера Петр Петрович получил два ответа. Особый интерес представлял для майора тот, в котором сообщалось, что семья Юшевичей еще в сорок четвертом году выехала из своей деревни в неизвестном направлении. Один из дальних родственников сообщал, что мать Юшевича он случайно встретил в начале сорок шестого года в Минске и она ему говорила, что живут они в городе. Мочалов запросил адресное бюро, но семья Юшевичей прописанной в городе не значилась. Из этого можно было сделать вывод, что или Юшевичи никогда не проживали в Минске и мать Якова обманула своего родственника, или же живут они без прописки. Мочалов вполне допускал и то и другое.
Мочалов представил себе Юшевича. Помнил его он хорошо, как-никак жили в одной деревне. Уже тогда, в мирное время, тогдашнему участковому уполномоченному приходилось не раз заниматься Гришкой Мирейчиком и его дружком Яшей Юшевичем.
Чуть слышно звякнул старый, сохранившийся со времен революции, «рогатый» телефонный аппарат. Начальник милиции поднял трубку и услышал голос дежурного:
– Товарищ майор! Только что сообщили, что в доме по улице Восточной обнаружен труп хозяйки.
– Кто сообщил?
– Соседка прибежала.
– Где она?
– Здесь, у меня.
– Проведите женщину ко мне, а сами собирайте группу. Отправьте ее к месту происшествия, я выеду сразу же, как только поговорю с этой женщиной.
Дежурный вышел, а Мочалов, убирая со стола папку с материалами на Юшевича, раздраженно подумал: «Надо же, стоило подумать о том, что Корунов не дает о себе знать, как на тебе. Хотя рано делать вывод, а вдруг здесь совсем другое».
В комнату вошла женщина. Очевидно, она очень торопилась и еще не отдышалась. Лицо ее было в поту, пальто – расстегнуто. Майор пригласил ее сесть и открыл свой блокнот, в который заносил все сведения о нераскрытых делах. Он записал ее фамилию и адрес и только после этого спросил:
– Вы сами видели убитую?
– Да, конечно. Наши дома стоят рядом. Я пришла к Леокадии, это ее так зовут, подсолнечного масла одолжить, а она, бедная, около кровати лежит, вся в крови, глаза открыты, и не дышит!
– Кто-нибудь выходил из ее дома?
– Нет, я никого не видела.
– Кто еще проживает в ее доме?
– Одна она жила. Муж на фронте погиб. При немцах мучилась и существовала только за счет своих квартирантов. О смерти мужа узнала в конце сорок четвертого.
Мочалов понял, что женщина не сообщит ему ничего, что потребует от него принимать меры прямо здесь, в отделении, и начал одеваться...
Беседа заняла всего несколько минут, и оперативная группа уехать еще не успела. Женщину посадили в кабину, а сами залезли в кузов. Полуторка, пробуксовывая колесами по снегу, двинулась. Кузов был измазан машинным маслом, в нем валялись щепки. Всем пятерым сотрудникам пришлось стоять. Держались кто за кабину, а кто за грязные дрожащие борта. «Вернусь в отдел, – зло подумал майор, – старшину и шофера взгрею как следует. Безобразие, совсем за машиной не следят!»
Он отворачивал лицо от встречного ветра, но глаза быстро наполнялись слезами, ветер забирался под старенькое осеннее пальто, специально надетое для встречи с Купрейчиком. Несмотря на то, что ехали недолго, Мочалов окоченел. Он тяжело спрыгнул на землю и первым вошел в калитку. Легкая поземка замела следы, и только едва заметные их очертания говорили о том, что по двору кто-то прошел.
Мочалов вошел в темный коридор, нащупал дверь и открыл ее. Прошел первую комнату и открыл окрашенную белой краской дверь. В комнате был беспорядок. У Мочалова неприятно засосало под ложечкой. Кто-кто, а он-то понимал, что это характерно для налетчиков, которые в поисках ценностей и денег переворачивают в доме все вверх дном. Но вот он на столе увидел две пустые бутылки из-под водки, на расстеленной газете валялись остатки пищи. Недалеко от стола, возле кровати, стоявшей у дальней стены, лежала женщина. Она была в комбинации. Одеяло сползло с кровати и прикрывало ее ноги. Женщина лежала лицом вверх. Глаза были широко раскрыты, на лице была кровь. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться: удар был нанесен по голове, спереди. Недалеко валялся молоток. В комнате было сумрачно, и Мочалов приказал:
– Новиков, включи свет.
Новиков стоял недалеко от двери и, не сходя с места протянул руку и щелкнул выключателем. Затем участковый инспектор привел понятых, и опергруппа приступил к осмотру.
Мочалов осмотрел газету, расстеленную на столе. Это была «Советская Белоруссия». Он сразу же обратил внимание, что на ней карандашом было написано: «Мог.43». Тихо сказал следователю, писавшему протокол осмотра места происшествия:
– Иваныч, не забудь отметить в протоколе запись на газете. – И, услышав ответ следователя «угу», добавил: – И вот эти подтяжки не забудь. Вещь мужская, а на спинке кровати одинокой женщины болтается.
Действительно, на никелированной спинке кровати висели обыкновенные мужские подтяжки.
Бутылки из-под водки, остатки пищи, два пустых стакана на столе и эти подтяжки подсказывали Мочалову, что в данном случае может быть замешан человек, который гостил в доме хозяйки.
Внимательно осматривая место происшествия, майор не забывал и о том, что сегодня у него встреча с Купрейчиком. Назначив за себя старшего и приказав осторожно упаковать бутылки и стаканы, стоявшие на столе, Мочалов направился к машине. Его провожал Новиков, и Петр Петрович, прежде чем сесть в кабину, еще раз напомнил:
– Иван Иванович, не забудь организовать тщательный опрос всех соседей, может, кто-нибудь видел убийцу. И еще, поинтересуйтесь, кто из мужчин навещал ее.
Новиков ответил «есть!», и майор сел в кабину. Озабоченно посмотрел на часы и приказал шоферу:
– Давай побыстрее к вокзалу. – Мочалов, выждав, пока машина наберет скорость и шум мотора станет тише, добавил: – Завтра напомни мне, чтобы тебе и старшине, ответственному за хозяйство, нагоняя дал хорошего. Совсем за машиной не следите. Хотя бы ценили, что из всех отделений города только нам дали машину, а вы ее добиваете.
Молоденький сержант молчал. Он ловко управлял полуторкой и делал вид, что слова начальника к нему отношения не имеют.
Это не понравилось Мочалову, и он спросил:
– Ты понял меня или нет?
– Конечно, понял.
– А чего тогда молчишь?
– А кто радуется предстоящему нагоняю? Лично я радуюсь после него. – И, помолчав немного, добавил: – Мы же сегодня дрова в отделение возили.
– А их что, маслом машинным смазывали?
– Да канистра худая попалась. Я ее положил плашмя, а у нее около горловины дырка оказалась...
– Смотреть надо, – бросил беззлобно Петр Петрович и замолчал. Молчал и шофер. Очевидно, он был рад, что неприятный разговор прекратился.
Вскоре впереди показалась привокзальная площадь. Мочалов приказал остановиться. Он решил машину не держать и сказал:
– Возвращайся на место происшествия и передай Новикову, пусть поинтересуется, кто из родственников есть у погибшей, и обязательно выяснит фамилии квартирантов, которые проживали у нее, в том числе и тех, кто квартировался во время войны.
Затем Петр Петрович соскочил с подножки и быстро пошел к вокзалу. Он несколько раз оглянулся, внимательно осматривая пешеходов: не заинтересовался ли кто-нибудь им. Нет, вроде бы все шло нормально, и Петр Петрович пересек площадь. Вскоре он увидел Купрейчика. Прошел недалеко от него и, убедившись, что Алексей его заметил, направился к небольшому скверу, затем пересек улицу и вскоре оказался в полуразбитом доме. Через провал в стене настороженно смотрел на улицу, по которой к дому приближался Купрейчик. Слежки за капитаном не было.
Алексей, улыбаясь, сказал:
– Вор, грабитель, рецидивист и бандит Леха по вашему приказанию прибыл.
С улыбкой глядя на Купрейчика, Мочалов ответил:
– Ни дать ни взять бандит, ей-богу! Леша, может, ты уже с ними на «дело» сходил?
– Нет, пока только пью и планы строю.
– Видел Корунова?
– Каждый день встречаюсь. – И Алексей подробно рассказал о своем знакомстве с Коруновым и его друзьями. – Знаешь, Петр, Корунов встретил меня настороженно и даже сейчас, на словах поверив мне, ведет себя осторожно. Но ничего, его язык постепенно развязывается, понемногу о своих друзьях рассказывает. Получается, что группа у них из пяти человек. Кроме Корунова, в нее входит мой хозяин – Прутов, одна женщина по кличке Могила, но ее и остальных двух я еще не видел, знаю только, что один из них работает в бане.
– А Драбуш?
– Как ни странно, Драбуш друг Корунова, помогает ему, но на «дело» с ним не ходит.
– А где сегодня днем были Корунов и его дружки?
– Часов в десять Корунов пришел к Прутову и пьют до сего времени. Слава богу, что мне удается выворачиваться и не пить, а то перед тобой сейчас стоял бы стопроцентный алкаш Купрейчик.
– Понимаешь, Леша, сегодня днем снова убили женщину.
Мочалов сообщил все, что ему было известно об этом случае, и спросил:
– Значит, не они?
Купрейчик тихо, словно рассуждая вслух, проговорил:
– Корунов и Прутов отпадают. Но, понимаешь, сегодня, когда Корунов прилично выпил, он, как бы между прочим, сказал, что Могила и два кореша пошли на «работу». Может, он это убийство имел в виду? – Купрейчик с тревогой посмотрел на Мочалова.
– Постарайся проверить.
– Хорошо.
– И еще, Леша, нам удалось установить интересную деталь: в пяти домах, на хозяев которых были совершены нападения, в разное время на квартире жил Корунов.
– Вот оно что... – протяжно сказал Купрейчик, – значит, производил разведку. А у женщины, которая убита сегодня?
– Еще не выяснили.
– Надя не звонила?
– Как же! Каждый день звонит, все пытает, когда мужа верну. Выкручиваюсь как могу.
– Скажи, пусть не волнуется, скоро буду дома.
– Хорошо, скажу. Так не забудь в отношении этой Могилы выяснить, чем черт не шутит.
– Не забуду. Когда встретимся?
– Если не позвонишь, то в среду, здесь же, в шестнадцать.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Первым ушел в сторону вокзала Купрейчик. Выждав немного, Мочалов пошел в сторону университета. Вскоре он сел в трамвай, но через две остановки вышел из вагона и зашел в здание электростанции, расположенное около парка имени Горького. Петр Петрович решил позвонить в отделение милиции и выяснить, как идут дела по раскрытию убийства. Ему повезло, в дежурной комнате, куда он дозвонился, был Новиков. Он доложил о результатах осмотра места происшествия и опроса соседей погибшей. Майор спросил:
– Не выяснили, Корунов не проживал у нее на квартире?
– Соседка, которая сообщила в отделение о случившемся, говорит, что жили на квартире несколько мужчин, но их имен и фамилий она не знает. Вот если бы фото Корунова ей показать, тогда, возможно, она бы и узнала его, если он жил по соседству.
– Ясно. Может, ты и прав. Надо постараться найти фотокарточку его. А сейчас ты, Ваня, сходи на почту и спроси, что может означать надпись на газете, а я, пожалуй, пройдусь немного, что-то голова болит. Встретимся в отделении часа через полтора.
Мочалов вышел на улицу Советскую, пересек ее и по узкой тропинке пошел вдоль реки.
Рабочий день у сотрудников милиции был не нормирован, и работать приходилось по двенадцать-четырнадцать часов в сутки, а нередко и ночи напролет. Мочалов шагал вдоль реки, старался не думать о работе, отвлечься, но это удавалось с трудом. На плечи бывшего комбата, затем начальника отдела борьбы с бандитизмом лег тяжелый груз борьбы с преступностью и еще десятки больших и малых проблем. Людей не хватало, а те, кто был, жили где придется: в маленьких лачугах, возведенных среди развалин, на квартирах, ютились с семьями в маленьких котухах-комнатушках общежитий. Некоторые спали прямо в кабинетах отделения. Трудно было и с питанием у сотрудников, особенно семейных, тех, у кого были маленькие дети. К тревогам и заботам сегодняшнего дня прибавилось чувство неудовлетворенности тем, что он никак не может напасть на след Юшевича.
Мочалов так задумался, что до его сознания не сразу донесся негромкий детский крик: «Помогите, тону! Помогите!»
Майор рванулся на кручу, отделяющую его от реки. Крик доносился оттуда. Утопая по пояс в снегу, он взобрался на небольшую кручу и ахнул. Почти на середине реки в полынье барахтался мальчик лет семи. Он пытался зацепиться за лед и влезть на него, но лед крошился, мальчуган срывался и с головой окунался в воду.
Мочалов понимал, что лед еще не окреп, особенно здесь, где в реку из трубы шла теплая вода от предприятий. Петр Петрович оглянулся. «Доску бы найти! – подумал он, с тоской осматривая засыпанную снегом местность. – Но где здесь ее найдешь! Вперед, майор!» – приказал он себе и бросился к реке.
– Держись, парень. Я иду к тебе на помощь!
Мочалов снял с себя пальто, подбежал к реке, лег на лед и пополз, толкая перед собой пальто. Он понимал, что секунда промедления может стать для мальчика роковой. В любой момент усталость и холод могут сделать свое страшное дело. Чтобы подбодрить его, Петр Петрович, продолжая ползти, спросил:
– Как же ты здесь оказался?
– Хотел перейти через реку, – еле разжимая посиневшие губы, ответил мальчик и, теряя силы, добавил: – Ой, дяденька, миленький, быстрее, я сейчас утону!
Мочалов, не обращая внимания, что под ним трещит лед, пополз еще быстрее. Когда до полыньи осталось не более двух метров, Петр Петрович прополз еще с полметра и сильно толкнул от себя пальто.
– Хватайся за полу!
Сам Мочалов крепко держал пальто за рукав. Мальчик ухватился за пальто и попытался вылезти на лед. В этот момент Мочалов почувствовал, как прогибается лед под ним. Он хотел, не выпуская пальто, перекатиться на другое место, но послышался треск, и майор оказался в воде. Кажется, что все тело насквозь пронзили тысячи иголок. Петр Петрович подумал о мальчике: «Господи, как же он держится столько в такой воде?» – и бодро крикнул: – Вот видишь, и я искупался! – Майор понимал, что в эти минуты жизнь мальчугана и его собственная жизнь были в его руках. А холод смертельной хваткой сжимал тело, намокшая одежда тянула на дно.
Он уперся грудью в кромку льда и приказал мальчику:
– Держись за пальто и влазь на лед, помогай себе ногами!
Но мальчик чуть слышно сказал:
– Не могу, дядечка, тону! – И, отпустив пальто, он начал погружаться в воду. Мочалов рванулся к нему и успел схватить его за волосы, приподнять голову над водой. – Держись, дружочек, мы или спасемся вместе, или уйдем вместе на дно!
Он подтащил к себе мальчика и, поддерживая его голову, поплыл к берегу. Через несколько метров они оказались у кромки льда. Он попытался вытянуть мальчика на лед и вдруг почувствовал, что силы оставляют его.
«Держись, майор, – со злостью приказал себе Мочалов, – на фронте выжил и не имеешь права здесь погибать!»
С большим трудом он все-таки вытолкнул мальчугана на лед:
– Ползи, родной! Ползи!
Мальчик хотя и проявлял признаки жизни, но не двигался. Теряя остатки сил, уже не гнущимися руками, Петр Петрович с трудом сдвинул парня с места, а сам от толчка с головой окунулся в воду. Мочалов чувствовал, что еще немного и силы его иссякнут. Он вынырнул и подумал: «Неужели смерть? Нет, надо собрать все силы, надо толкать мальчишку вперед, иначе он примерзнет ко льду, и конец!» Петр Петрович уперся руками в мальчика и судорожно заработал непослушными ногами. Почувствовал, как сдвинулся с места мальчуган, навалился грудью на лед. Лед треснул, и Мочалов немножко продвинулся вперед. Опять толкнул вперед мальчишку и опять налег на лед. Потом так снова и снова, до берега оставалось не более двух метров, он в очередной раз толкнул мальчика, снова окунулся в воду и сразу же почувствовал под ногами дно. Плохо соображая, он с усилием ломал лед. Через два шага лед уже удерживал их. Петр Петрович пополз к берегу, подтаскивая за собой мальчугана. Вот он, такой желанный берег! Мочалов встал на ноги, по колено утопая в снегу. Сил, казалось, не было совсем, но он нагнулся и с огромным трудом взял мальчика на руки. Теперь надо было подняться на кручу. Петр Петрович медленно двинулся вверх. Глубокий снег мешал идти, зато не скользили ноги. Вот и бугор. Не переводя дыхания, Мочалов начал спускаться вниз, туда, где виднелась тропинка. Петр Петрович понимал, что сделана только половина дела. Сейчас ему, совсем обессилевшему, предстояло донести спасенного мальчика до тропинки, а затем по ней добраться до Советской улицы, где были люди, где стояло теплое здание электростанции. И Мочалов шел. В обледеневшей одежде, бесчувственными руками он прижимал к груди мальчика. Глаза закрывали спаянные льдом волосы, в сознании теплилась единственная мысль: дойти до людей, они спасут мальчика. Он даже не слышал обычного уличного шума, когда вышел на Советскую. Мочалов, словно во сне, не видя удивленных взглядов прохожих, перешел улицу и вошел в здание электростанции. К нему бросились люди, и майор, как ему показалось, громко прокричал:
– Срочно «скорую»! Надо спасать мальчика!
Но его голоса никто не слышал, потому что майор только слабо пошевелил губами. Люди и так все поняли. Мальчика положили на письменный стол и стали снимать с него одежду. Двое мужчин занялись Мочаловым.
Вскоре приехала «скорая помощь». Врачи хлопотали сразу над двумя, а затем обоих, укутанных в чьи-то шубы и пальто, вынесли на носилках и погрузили в машину.
«Скорая помощь», завывая сиреной, мчалась по улицам города, а в салоне, на стоявших рядом носилках, лежали взрослый и ребенок. Мочалов был без сознания и не видел, что мальчик был накрыт поверх шубы с головой белой простыней. Он был мертв. Женщина-врач, не скрывая слез, плакала, словно она была виновата в смерти незнакомого ей семилетнего мальчика...
21
УЧАСТКОВЫЙ УПОЛНОМОЧЕННЫЙ БУРАВИН
Прошла неделя как Славин и Симоха обосновались в Становом. Вместе с местными активистами они наблюдали за домами, в которых могли появиться опасные преступники. По предложению Буравина группа охотников-добровольцев прочесывала и осматривала близлежащие леса. Опытные стрелки искали следы беглецов, но ничего обнаружить пока не удалось.
В воскресенье после завтрака Славин разговаривал с сыном хозяина Вовкой, который получил тройку по алгебре и объяснял это «невезением». Симоха помогал хозяину во дворе.
Неожиданно в комнату вошел Буравин. Лицо его было озабоченным.
– Случилось что-нибудь, Михаил Яковлевич? – спросил Славин, вставая со скамьи и подходя к Буравину.
– Такого еще не было, свинью украли у одного из жителей Светлого.
– Свинью, говорите... Интересно... А вдруг это работа Солоха и Мельникова, жрать же надо что-то?
– Вот об этом я тоже подумал. Поеду посмотрю.
– Я тоже с вами, – заявил Славин и решительно потянулся к своему полушубку, висевшему на вешалке.
– Нет, товарищ лейтенант, я думаю, что этого делать не надо. Вас люди не знают и, увидев со мной, насторожатся. Я верхом быстро слетаю, а затем подумаем, что надо делать.
Несколько странно выглядели отношения, сложившиеся между Славиным и Буравиным. Оперуполномоченный был старшим группы, но чаще всего принималось решение, которое предлагал участковый. Вот и сейчас, подумав, Славин повесил на крючок свой полушубок.
Буравин вскоре уже был в Светлом. Потерпевшая, пожилая женщина Анфиса, даже всплакнула, увидев капитана:
– Что же это делается, Михаил Яковлевич? У нас в селе, уже как в Крыму, воровать начинают, да еще свиней! Где же это видано?
Буравин улыбнулся. Он вспомнил, как в сороковом году Анфиса как передовая колхозница была премирована бесплатной путевкой на курорт, а там на вокзале у нее украли чемодан. Анфиса никуда не сообщала об этом, а, когда после отдыха вернулась в свой колхоз, пришла к участковому и чуть ли не с кулаками набросилась на него, требуя, чтобы он немедленно принял меры и нашел ее чемодан.
– Покажи-ка мне сначала, где твоя свинья находилась.
Хозяйка пошла впереди, причитая:
– Такая была свинья, такая была свинья... чистенькая, гладенькая! Я же так за ней смотрела. – И вдруг она на полпути остановилась, как раз на середине двора, всем своим грузным телом повернулась к участковому и двинулась на него. – Но ты, Михаил Яковлевич, у меня теперь не отвертишься, как тогда, в сороковом! Ты должен найти мою свинью, а не найдешь, начальству твоему жалобу на десяти листах напишу.
– Так ты же, Анфиса, неграмотная, как же ты жалобу писать будешь? – пошутил капитан и пожалел. У хозяйки тут же высохли слезы, и она пошла в атаку.
– Ничего, дорогой Мишенька, я на тебя управу найду, сама поеду в район и расскажу, как ты хлеб казенный отрабатываешь. И скажу я тебе так: не найдешь свинью – свою отдашь! И точка на этом.
Хозяйка при этих словах даже притопнула, повернулась и пошла к сараю. Буравин, улыбаясь, пошел за ней. В душе он надеялся еще на то, что свинья сама убежал, но, глянув на дверь, понял, что здесь действительно преступление. На двери беспомощно болтался замок, вырванный вместе с дужкой из дверной коробки. Буравин вышел во двор и за углом, у стены сарая, увидел несколько следов, занесенных пургой. Он позвал хозяйку:
– Анфиса, это не твои следы?
– Нет, я туда не ходила. Я смотрела в огороде и за сараем, но не с этой стороны.
Буравин попытался определить хотя бы приблизительно размер обуви, но сделать это было трудно. Капитан не спеша двинулся к забору. Там его поджидал еще один неприятный сюрприз. В заборе, со стороны леса, было выломано четыре доски. На нижней жерди он обнаружил клок светлой жесткой шерсти.
Буравин вернулся к дому. Спросил у хозяйки:
– Собаки у тебя нет?
– Нет, не люблю я собак, только объедают они, лучше уж кабанчика держать.
– Какого цвета твоя свинья?
– Светлая, такая беленькая...
– Я поеду в лесу следы поищу, а заявление мы с тобой чуть позже составим.
Он прямо по рыхлому снегу, через поле направил коня к опушке. Буравин знал, что в лесу ветер немного меньше, и надеялся обнаружить следы похитителей. И на опушке он нашел-таки следы. Они принадлежали трем неизвестным. Следы вели в глубь тайги, и капитан, держа лошадь под уздцы, пошел рядом. Метров через триста он увидел припорошенный сверху, плотно утоптанный снег возле кустов. Лошадь беспокойно фыркнула. Буравин разгреб свежий покров снега и увидел кровь. «Так. Значит, здесь они и закололи свинью». Он еще раз обошел это место и заметил остатки следов полозьев. По размеру колеи определил, что это были санки. След еще просматривался на снегу, и участковый двинулся дальше. Через пятьсот метров он вышел на лесную дорогу. Здесь ветер был сильнее и следы замело.
В тревожном раздумье вернулся Буравин в село, написал от имени потерпевшей заявление и ткнул пальцем, где надо расписаться.
Вечером Буравин рассказал Славину и Симохе о результатах своей поездки. Славин спросил:
– Считаете, что это их работа?
– Да, больше некому такое сделать. Вокруг в тайге человека днем с огнем не сыщешь, ну, а местные красть не будут, за это я головой ручаюсь.
– Предположим, что воры Солох и Мельников, то как же объяснить, что следы в лесу принадлежат трем человекам. Значит, третьим мог быть только местный житель.
– Это вы, Владимир Михайлович, правильно заметили насчет третьего. Да, там был местный житель. Но я имел в виду честных сельчан и уверен, что с ними был кто-то из тех, кого мы держим под контролем.
– Что же получается, – заметил Симоха, – мы за ними следим, а они когда хотят, тогда уходят...
– Не удивляйся, Андрей, – перебил его Славин, – вьюжной ночью можно выйти из дома незаметно. Нам надо предпринимать более решительные меры. Ночью будем звонить Алтынину...