Текст книги "За секунду до выстрела"

Автор книги: Николай Чергинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Водитель, понимая, что совсем недавно пришлось пережить начальнику, молчал, стараясь побыстрее доставить его домой. Славин откинулся на спинку сиденья, подумав: «Хорошо, что успел!»

Машина завизжала тормозами и остановилась. Он был дома...

61
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ МИЛИЦИИ
ИВАН МОЧАЛОВ

От неожиданности Мочалов растерялся. Некоторое время он продолжал держаться за труп, болтавшийся на веревке, не в силах отцепить руки. Потом отпрянул и стал думать, что делать.

Самое правильное было бы сейчас немедленно выйти во двор и сообщить в местную милицию. Но его смущало другое. Двери в дом открыты, что, если этот человек повесился не сам и преступники еще находятся в доме? Стоит ему уйти, как они сразу же скроются.

Поразмыслив, Мочалов все-таки осторожно направился в обратный путь. Только он вышел за калитку, как сразу же увидел проходящую мимо женщину. Назвав себя, старший лейтенант попросил позвонить в милицию.

Прошло полчаса, и в доме Боркина уже горел свет. Как пояснили соседи, год назад от него ушла жена, и Боркин жил в доме один. Судебно-медицинский эксперт – пожилая женщина, стаскивая с рук резиновые перчатки, словно рассуждая сама с собой, устало проговорила:

– Боюсь, что это не самоповешение.

– Вы уверены? – спросил Мочалов.

– Я буду уверена лишь тогда, когда произведу вскрытие и получу результаты экспертиз, а сейчас я только высказываю предположение, основанное на объективных признаках обследования трупа. Вам же, как я понимаю, сейчас важно знать, в каком направлении надо работать, поэтому и делюсь пока своими впечатлениями.

Производивший осмотр места происшествия следователь прокуратуры спросил у нее:

– Когда вскрытие?

– Завтра.

Осмотр места происшествия продолжался, но ничего существенного он не дал. И Мочалову ничего не оставалось, как принять предложение начальника уголовного розыска и направиться ночевать к нему домой.

Начальник уголовного розыска жил в небольшом доме. После беспокойного дня Мочалову показалось, что он попал в обитель тишины и покоя. В квартире было уютно и чисто: светлые занавески, светлые чехлы на диване и стульях, ослепительно белая скатерть.

Ужинали и знакомились одновременно. Хозяйка за стол не села, стараясь дать мужчинам поговорить о деле.

Степан Петрович – так звали начальника уголовного розыска – оказалось, хорошо знал Боркина.

– К нам несколько раз поступали сведения об этом человеке. Помню, по одному делу даже допрашивали его. Но вел он себя осторожно. Показания его пестрели отрицаниями «не знаю», «не помню», «не могу сказать».

– А кого вы знаете из его друзей? – спросил Мочалов.

– Для того чтобы ответить, мне надо в нашем хозяйстве поковыряться, – ответил начальник уголовного розыска и, неожиданно перейдя на «ты», предложил: – А может, водочки по рюмашке? За знакомство и встречу, а?

Мочалов пожал плечами. Ему не очень хотелось пить, но ситуация такова, что и отказываться неудобно. Степан Петрович громко обратился к жене:

– Аннушка, мы тут посоветовались и решили, что возражать не будем, если ты нам капель по триста сорокаградусной накапаешь.

Хозяйка вошла в комнату, достала бутылку «Московской», две небольшие рюмки и улыбнулась:

– Считать капли не буду, на глазок сами прикинете.

Мочалов вернулся к прерванному разговору:

– Как ты считаешь, почему Боркин не хранил машину у себя?

– Кто его знает. Конечно, здесь что-то есть, надо подумать. А в чем вы его подозреваете?

Мочалов рассказал. Степан Петрович, выслушав его, предложил:

– Давай завтра с его бывшей женой поговорим. Насколько я знаю, человек она порядочный и кривить душой не станет.

– Она знает его друзей?

– По-моему, и врагов тоже.

В комнату снова вошла хозяйка, она спросила:

– Ну что, товарищи сыщики, может, хватит о деле? Предлагаю сменить тему, тем более что и мне хочется с вами поговорить. – Он подошла к мужу и обняла его за плечи.

Мочалов тут же поддержал ее:

– Правильно! Хватит о деле...

Гостю постелили в зале на раскладывающемся диване. Он с удовольствием устроился на чистой постели и уснул.

А утром начался напряженный рабочий день. Судмедэксперт дала заключение, что Боркин был сначала задушен, а затем, уже мертвым, повешен. Ровно в двенадцать часов дня Мочалов встретился с женой Боркина. Лет тридцати, маленького роста, светловолосая женщина уже знала о случившемся. Лицо ее было грустным и растерянным.

– Варвара Никаноровна, вы знали его друзей?

– Не всех, конечно, но кое-кого знала.

Она назвала шесть человек. Мочалов решил задать волнующий его вопрос:

– Когда вы разводились, как решался вопрос с разделом имущества?

– Очень просто, – женщина грустно улыбнулась, – я забрала свои и сына вещи и перешла жить к своим родителям.

Варвара Никаноровна, я понимаю, что затрону неприятную тему для вас, но, к сожалению, вынужден. Скажите, почему вы разошлись?

Женщина подняла на старшего лейтенанта грустные глаза:

– Вы заставляете меня снова переживать... Но я понимаю. Мы разошлись не по моей вине. Леонид постоянно изменял мне. Я сама несколько раз заставала его с другими женщинами. В последние годы он часто пил, избивал меня и даже сына. Работу бросил, стал подрабатывать на сезонных работах в сельской местности.

– Скажите, а как вы поступили с автомашиной?

Боркина безразлично сказала:

– А что тут решать? Я же знала, что автомашина не наша, и никаких претензий на нее не предъявляла.

– Как машина не ваша? – удивился Мочалов. – В Госавтоинспекции этот «Москвич» числится за вашим бывшим супругом.

– То-то и оно, что только числится. Есть... простите, был у Леонида дружок. Сам он не здесь живет, по-моему, в Бресте. Вот он и уговорил моего бывшего мужа купить этот «Москвич», он же и деньги дал.

– А как его фамилия? – спокойно задал, пожалуй, самый главный для себя вопрос старший лейтенант.

– Я его фамилию не знаю. Мне кажется, что и Леонид не знал этого. Ведь Роман, так зовут того человека, предложил, чтобы Леонид дал доверенность на автомашину какому-то молодому парню, проживающему в Минске.

– Вы его тоже не знаете?

– Нет.

– А почему вы думаете, что Леонид не знал фамилии того человека?

– Он мне сам как-то под пьяную руку сказал об этом и признался, что боится Романа. Якобы тот может его в любой момент убить.

– За что?

– Я думаю, что Леонид знал кое-что неприятное для Романа.

– Вы его сколько раз видели?

– Кого, Романа?

– Да.

– Много раз.

– Расскажите, как он выглядит?

– Высокий... самое приметное в нем – это волосы. Они огненно-рыжие.

– Какого он возраста? – еле скрывая волнение, прерывисто спросил Мочалов.

– Лет сорок будет. Неприятный тип, очень неприятный.

Закончив допрос, Мочалов отпустил женщину, а сам сразу же направился в кабинет начальника уголовного розыска, но в коридоре его остановил капитан с повязкой дежурного на рукаве:

– Вам звонят из Барановичей. – И, приглашая Мочалова за собой, пошел по коридору в дежурную часть.

В дежурной комнате Мочалов взял лежавшую на столе телефонную трубку и сразу же услышал голос Подрезова. Оказалось, что майору с помощью местных коллег удалось установить дом, где Красин и трое его дружков ночевали.

– Понимаешь, – рассказывал Подрезов, – если верить хозяину, а, по-моему, оно так и было, он оставил гостей одних у себя дома, а сам уехал в деревню к больной матери.

– А он один живет?

– Да. И когда вернулся, гостей уже не было в доме. На столе лежало сто рублей. И хозяина смутило то, что пол был чисто вымыт.

– А кого из них знал хозяин? – спросил Мочалов.

– Говорит, что только одного мужчину по имени Роман. Но самое главное, Ваня, этот Роман...

Но Мочалов не дал ему договорить:

– Рыжий?

– Да. А ты откуда знаешь?

Старший лейтенант рассказал обо всем, что ему удалось выяснить.

Подрезов сказал:

– Ваня, ты организуй в Кобрине розыск рыжего и его дружков. Кстати, они по описанию и есть те самые пижоны, о которых рассказывала хозяйка Красина, а сам выезжай в Брест. Если этот Роман житель Бреста, то у нас уже есть кое-что для того, чтобы узнать, кто он. Я же сейчас выезжаю в Минск. Вполне вероятно, что они могли поехать туда.

После разговора Мочалов зашел к начальнику уголовного розыска. Тот озабоченно проговорил:

– Да, делишки разворачиваются, ничего не скажешь.

– Ничего, разберемся, – уверенно сказал Мочалов и неожиданно спросил: – Где у вас нотариальная контора?

– Зачем она тебе?

– Надо выяснить, когда Боркин дал Красину доверенность.

– Правильная идея. Пошли вместе, здесь недалеко.

Они вошли в однокомнатный деревянный домик. Кирпичная печь была накалена, и в комнате стояла жара. За столом сидела средних лет женщина. Узнав начальника уголовного розыска, она радушно пригласила:

– Проходите, вот стулья, присаживайтесь.

Только начальник уголовного розыска стал объяснять, зачем они пришли, как женщина перебила его:

– Так Боркин же несколько дней назад был у меня. Подождите минутку. – Она достала из выдвижного ящика толстый журнал и быстро нашла запись. – Вот, пожалуйста. Боркин Лев Иосифович. Смотрите, ровно неделю назад он выдал доверенность на постоянное право пользования его автомашиной Щедрову Роману Леонидовичу – жителю города Бреста.

– Кому? Кому? – вскрикнул Мочалов и, подойдя к нотариусу, склонился над журналом.

Он читал долго, вглядываясь, казалось, в каждую букву. Затем достал блокнот и слово в слово переписал запись, потом спросил:

– Не помните, Боркин давал еще кому-нибудь доверенность?

– Почему не помню, – улыбнулась женщина. – Я все помню. Около года назад было такое дело.

Она подошла к застекленному шкафу и достала еще один журнал.

– Вот, нашла. Смотрите, Боркин выдал доверенность на год минчанину Красину Олегу Викторовичу.

– Все правильно, – выдохнул Мочалов и сел на свое место.

Степан Петрович, обращаясь к нотариусу, сказал:

– Я вас попрошу подготовить для приобщения к уголовному делу официальную справку.

– Ого! Натворили они что-нибудь?

Степан Петрович неопределенно ответил:

– Мы просто пока разбираемся.

Сотрудники милиции попрощались и вышли на улицу. Мочалов, подняв воротник пальто, сунув руки в карманы, некоторое время молчал, погрузившись в свои думы. Но мысли, как оказалось чуть позже, были у них об одном и том же. Степан Петрович сказал:

– Значит, нам фамилия предполагаемого убийцы известна...

– Я думаю, что это он. Смотри, как действует хитро: на похищенные деньги покупает машину. Оформляет ее на Боркина и заставляет доверенность выдать на Красина, который, очевидно, был у него «извозчиком». Теперь дальше: срок доверенности скоро истекает, при этом Красин вызвал у Щедрова какое-то опасение. Щедров убирает его, затем берет доверенность уже на себя и убивает Боркина, который теперь ему не нужен.

– Значит, нам надо побыстрее выходить на дружков Красина, иначе Щедров, я уверен в этом, постарается ликвидировать и их.

– Да, похоже, – согласился Мочалов. – Но что мне сейчас делать? Оставаться здесь? Но вряд ли Щедров находится в Кобрине!

Они вошли в здание райотдела. Мочалов позвонил в Минск Славину.

Майор был на месте. Выслушав Мочалова, взволнованно сказал:

– Ну, Иван Петрович, кажется, ты на верном пути! Но поздравлять не буду – рано. Теперь слушай меня. Нам только что удалось установить его дружков, которых хозяйка называла пижонами. Один из них – Комель Эрнест, второй – Бузан Лев. Они жители Минска. Обоим по двадцать шесть лет, проживают вместе с родителями. Оба нигде не работают...

– Где они?

– В том-то и дело, что неизвестно. Родители говорят, что как ушли несколько дней назад, так как в воду канули. Давай сделаем так: сегодня договорись с кобринскими товарищами о взаимодействии. Попроси их, пусть попробуют установить другие связи Боркина и Щедрова, а сам завтра же с утра выезжай в Брест. В первую очередь добудь фото Щедрова и вышли его нам. Мы предъявим на опознание хозяйке Красина. Сам знаешь, как это важно. Затем попробуй установить место нахождения Щедрова и его дружков. Фотографии Бузана и Комеля мы сегодня размножим и объявим их розыск, направим в Кобрин и Брест, так что получишь их. Теперь главное, Ваня, запомни: я тебе запрещаю рисковать, слышишь, запрещаю и делаю это не только от своего имени, но и от имени твоего отца и Алексея Васильевича! Мы обязаны с тобой взять этого гада так, чтобы не иметь даже ни одной царапины. Как только выйдешь на него, немедленно дай знать, я приеду. Сам понимаешь, как это и для меня важно!

Прошло чуть больше часа, и Мочалов стоял в неосвещенном тамбуре, глядя в проносившуюся за окном темень. Он не спешил входить в вагон. Хотелось побыть одному, спокойно проанализировать все, чтобы завтра снова продолжить трудный поиск в Бресте.

62
МАЙОР МИЛИЦИИ СЛАВИН

Славин закончил пятиминутку, и сотрудники начали выходить из ленкомнаты. Вскоре, кроме начальника уголовного розыска и Славина, никого не осталось. Дроздович положил на стол перед майором план действий. Владимир Михайлович внимательно прочитал и, возвращая план, сказал:

– В принципе все правильно, но ждать ответов – это значит терять время и, самое главное, дать возможность преступнику напасть на следующую жертву. Вы сейчас поезжайте в суд и попросите, чтобы вам показали архивное уголовное дело. Найдите данные его дружка, их вместе судили. Насколько я помню, тот раньше проживал на улице Цнянской. Не исключено, что Клавдин и сейчас пристроился у него. Затем попробуйте выяснить, чем занимается этот дружок Клавдина, с кем дружит и все прочее.

Дроздович ушел, а Славин направился к себе. Как обычно, с утра ему предстоял разбор материалов, беседа с задержанными за мелкое хулиганство и еще десяток больших и малых дел, которых у начальника районного отдела милиции всегда много.

Владимир Михайлович всегда старался четко планировать свою работу на день. В понедельник ровно в одиннадцать он должен быть в райкоме партии, где собирались секретари партийных комитетов крупнейших предприятий и учреждений района. Обычно на этих совещаниях Славину предоставляли слово, и он знакомил присутствующих с оперативной обстановкой, наиболее опасными преступлениями и происшествиями, которые произошли в районе за прошедшую неделю...

Совещание в райкоме закончилось ровно в двенадцать, и, по возвращении в отдел, майор сразу же пригласил к себе в кабинет Дроздовича, который вернулся из суда.

– Вот, Владимир Михайлович, полные данные на Клавдина и его дружка, фамилия которого Алматов.

Славин взял справку:

– Точно они! Хорошо. Побывайте дома у Алматова, только не спугните!

– Я понял. Разрешите идти?

Дроздович ушел, Славин посмотрел на часы. Через несколько минут у него в кабинете должны собраться начальники отделений...

Дроздович не торопясь шел по улице в сторону дома Алматова. После окончания высшей школы милиции он недавно был направлен в Минск и не боялся, что его могут опознать подозреваемые. По пути он обдумал несколько версий, которые могли пригодиться в разговоре с жильцами домов, куда он будет заходить.

Конечно, был и другой путь. Поговорить с участковым уполномоченным, который наверняка знает многое. Но, на беду, участковый уехал на учебу, а новый еще не назначен.

Дроздович выбрал дом, у забора которого на тротуаре было много снега, и вошел во двор. По узенькой протоптанной дорожке прошел к крыльцу. Встретила его старушка, которая, несмотря на жарко натопленную печь, была одета в теплую шерстяную кофту, а поверх еще повязала большой пуховый платок. Дроздович поздоровался и, не говоря, кто он и откуда, спокойно спросил:

– Бабушка, почему у вашего забора никто тротуар от снега не чистит?

Старушка, подслеповато щурясь, виновато глядя на гостя, начала оправдываться:

– Вы нас извините, мой старик в деревню уехал, старший сын – в командировке. Сегодня младший, как только придет с работы, сразу же почистит.

– А в доме больше нет никого, кто мог бы это сделать?

– Нет никого.

– Ну, тогда к вам и претензий нельзя предъявлять. А вот с соседа вашего мы спросим. Мужчин полная хата, а снег убрать некому.

– Это о каком соседе вы говорите?

– Я об Алматове.

– Ну, ему же всегда некогда, – старуха хмуро улыбнулась, – ему из-за водки времени не хватает. Мужиков много, но всем лень.

– Бабушка, а почему они так живут?

– Почему, спрашиваете? Алматов как пришел из тюрьмы, так сразу же пить, как и прежде, начал. Дружков десятками водит.

Хозяйка оказалась разговорчивой и, самое главное, – многознающей. Она рассказала, за что Алматов отбывал наказание, где сейчас работает и кто, кроме него, проживает в доме.

Дроздович рискнул поинтересоваться о Клавдине. Как бы поддерживая старушку, проговорил:

– Да, вы правы. Теперь и я вспомнил, как встретил однажды Алматова. Он так где-то набрался, что еле ноги переставлял. С ним, помню, был какой-то высокий мужчина, они друг за дружку вцепились и на всю улицу матюгались.

– Так это же и есть его дружок Жорка. Они вместе за свои темные дела сидели, а теперь вместе и пьянствуют.

Волнение Дроздовича всегда выдавали руки, которые беспокойно двигались, и он, зная об этом, сунул их в карманы пальто.

– А этот Жорка, или как его там зовут, где живет?

– Да у Алматова же, где ж ему еще жить. Кому он нужен?

– Вы меня так напугали, – усмехнулся Дроздович, – что я даже растерялся и теперь не знаю, заходить мне к этому Алматову? Могут и в драку броситься, если на пьяных нарвешься.

– Это точно, от них всего можно ожидать.

– Скажу, пусть с ними из домоуправления разбираются.

Дроздович шел по улице, а в душе у него все пело. Еще бы! Редко случается такая удача. Как говорится, с первого захода выяснил то, что надо было. Дроздович представлял, как обрадуется Владимир Михайлович его сообщению.

А в это время его недавняя собеседница, натянув на себя теплый кожух, осторожно выглянула из калитки и, увидев, что он уходит, быстро засеменила к дому Алматова. Она хоть и была зла на своего непутевого племянника, но после ухода гостя зашевелился в ее голове червь сомнения. И она, ругая себя за свою болтливость, бросилась к Алматову.

Алматов был дома. Они сидели вместе с Клавдиным за столом и распивали уже не первую бутылку. Старуха, запыхавшись от быстрой ходьбы, рассказала о человеке, который только что был у нее. Клавдин побледнел и, испуганно глядя на Алматова, спросил:

– Как думаешь, кто это мог быть?

– Лягавый! Если бы работник домоуправления, то наверняка пришел бы сюда.

– Что делать будем?

– Пить, – односложно ответил Алматов и, взяв в руку бутылку, спросил у тетки: – Тетка Маня, налить?

– Некогда мне, дом остался незакрытым, а воров сейчас вон сколько развелось.

– А ты не боись, – пьяно ухмыльнулся Клавдин, – сейчас все ворье пьет, – он протянул старухе полстакана водки, – на, бабка, выпей, сразу на душе веселее станет.

Старуха махнула рукой и, словно оправдываясь, сказала:

– А, выпью, вам меньше останется! – И она по-мужски, опрокинув стакан, выпила до дна, взяла со стола кусочек хлеба и, поблагодарив, ушла.

Алматов взглянул на Клавдина:

– Что, сдрейфил? Не трусь, к тебе сейчас и комар носа не подточит. Если и придерутся, то только за то, что ты не прописался и не работаешь. В крайнем случае, скажешь, что ездил в разные города, но где остановиться, так и не решил, а теперь приехал в Минск, будешь прописываться и устраиваться здесь. Давай, Жора, выпьем.

Жора не спорил, и они снова опорожнили свои стаканы. Клавдин встал и пошел в соседнюю комнату. Там отодвинул от стены кровать, достал из-под нее небольшой сверток и вышел к Алматову:

– Здесь у меня кое-какие ксивы, которые могут пригодиться, жаль уничтожать, может, спрячем где-нибудь?

Алматов задумчиво пошарил глазами по комнате.

– Где же их спрятать? Если придут шмон делать, то в хате могут найти.

– Нет, здесь хранить нельзя. Давай в сарай спрячем.

Они тут же вышли во двор. Там у забора стоял большой бревенчатый сарай. Дружки направились к нему.

Алматов открыл дверь, и они скрылись внутри. Никто из них не обратил внимания на проходившего по другой стороне улицы мужчину. Это был Дроздович.

Он, уходя от старухи, сам не зная почему, обернулся и увидел, что она торопливо направлялась к дому Алматова. Дроздович насторожился. Он быстро перешел на другую сторону улицы и начал наблюдать за домом Алматова.

Скоро из калитки вышла старуха и быстрым шагом засеменила к своему дому. Прошло еще около десяти минут, и Дроздович увидел двух мужчин. Они вышли из дома и по узкой тропинке подошли к сараю. «Наверняка что-то прячут там! Значит, старуха что-то заподозрила и предупредила их. Вот ведьма!»

Дроздович не сомневался в том, что во дворе он видел Алматова и Клавдина, поэтому поспешил в райотдел.

Славин был на месте. Когда в кабинет вошел начальник уголовного розыска, он разговаривал с начальником следственного отделения. Славин кивнул Дроздовичу головой:

– Садись, тебе тоже полезно послушать. Помнишь Рыбакова?

– Это который вместе с Эпштейном воровал? Он арестован, я с ним неделю назад в следственном изоляторе разговаривал. Он еще о многом умалчивает. А в чем дело, Владимир Михайлович?

– Да вот, – Славин кивнул в сторону начальника следственного отделения, – Ковчин только что приехал из его квартиры. Мать Рыбакова заявила, что ее обворовали.

– Вот это да! – удивленно протянул Дроздович. – Вора обворовали. И что же украли?

– Хрусталь, золото, шубу женскую, вот список.

Дроздович начал читать перечень похищенных ценностей. Славин выслушал доклад Ковчина и решительно хлопнул ладонью по столу:

– Хорошо, сделаем так: доставьте из следственного изолятора ко мне Рыбакова и Эпштейна.

Ковчин вышел. Дроздович рассказал Славину обо всем, что ему удалось узнать, Славин принял решение:

– Сделаем так: создавай специальную группу и занимайся только Клавдиным. Я уверен, что грабежи – дело его рук. Но брать его надо только с поличным. Тогда маска и нож, которые будут при нем, и опознание водителя такси припрут его к стенке и не оставят ему никаких шансов...

Время шло быстро. Только успел Славин побеседовать с Подрезовым, который доложил ему о ходе работы по делу об убийстве Купрейчика, как в отдел привезли арестованных. Первым в кабинет Славина привели Эпштейна. Наголо остриженный, крепкий, черноглазый, он нерешительно остановился у дверей. Голова опущена, а из-подо лба быстрый, как молния, взгляд. Руки беспокойно мнут зимнюю шапку. Славин указал ему на стул и предложил садиться. Парень тихо сказал «спасибо» и присел на краешек.

– Ну как, освоился в новых условиях?

– Освоился, чего уж там.

– А ум пришел в голову?

– Теперь да. Жаль, что поздно.

– Если действительно возьмешься за ум, то не будет поздно. У тебя еще вся жизнь впереди. Тебе сколько лет?

– Семнадцать.

– Вот видишь. Правда, не с того ты свою жизнь начинаешь, но поправить положение еще можно, стоит только захотеть.

Парень неожиданно заплакал. Он по-детски размазывал рукой слезы по лицу и, не стесняясь их, заикаясь, проговорил:

– Я сейчас, честное слово, все понял. Больше такого никогда не повторится! Вот увидите, никогда!

Славин смотрел на плачущего парня и с горечью думал: «Просмотрели мальца! А ведь совесть-то у него есть. Надо будет разобраться с инспекторами детской комнаты, как они работали с ним?» Тихо спросил:

– Боря, ты о всех своих преступлениях рассказал?

Эпштейн посмотрел прямо в глаза Славину и отрицательно помотал головой:

– Нет, я еще о двух кражах не рассказал.

– О каких?

– Мы обворовали одну квартиру по улице Якуба Коласа, а другую – по Деревообделочной.

– Номера домов не помнишь?

– Нет, но я смогу найти эти дома.

Майор из материалов уголовного дела помнил: мать Рыбакова знала, что ее сын занимается воровством, причем, как сказали соседи, она принимала от сына некоторые похищенные вещи. Но и Рыбакова, и ее сын, и Эпштейн категорически отрицали это.

Славин видел, что время, проведенное сидящим напротив парнем в следственном изоляторе, не прошло для него даром. Слезы, которые были на его глазах, пришли на смену показному бахвальству и браваде.

– Боря, скажи, а мать Кости знала, что вы воруете?

Эпштейн опустил голову, кивнул:

– Конечно, знала. Она же у нас много чего для себя брала.

– А что именно брала?

– Ну, например, когда мы залезли в квартиру по улице Деревообделочной, то принесли к Косте домой целую большую спортивную сумку хрусталя. Она все это забрала себе. Кроме хрусталя, она взяла себе золотые кольца и перстень. И предупредила, чтобы мы никому не говорили об этом...

Славин позвонил начальнику следственного отделения и приказал прислать к нему следователя и принести уголовное дело. Затем спросил у Эпштейна:

– Ты подтвердишь свои показания на очной ставке, если понадобится?

– Да.

Следователь увел Эпштейна, а Славин склонился над уголовным делом, нашел заявление Рыбаковой, в котором она писала, что ее сын ни в чем не виновен и что его кто-то оклеветал. Заявление было написано на вторые сутки после ареста Кости.

Пролистав дело до конца, майор позвонил в дежурную комнату и приказал привести Рыбакова. Думая о Рыбаковой, Славин все больше начинал понимать ход ее мыслей. Рыбакова наверняка боится того, что милиция узнает о ее роли в этом деле, и запрятала в надежное место похищенное, после чего инсценировала кражу. Но похитить вещи из квартиры Рыбакова могли и его друзья, решив таким образом убрать опасные вещественные доказательства.

Славин был больше склонен к первой версии. Судя по всему, мать Рыбакова хитрая и коварная женщина. Такие способны на все. «А мы говорим о необходимости выяснить причины преступлений, – подумал Славин, – если родители не хотят заниматься воспитанием своих детей, уделять им необходимое внимание, то это и способствует тому, что появляются воры и хулиганы». Славин придвинул к себе план ежедневной работы и написал: «Договориться в газете опубликовать материал о роли родителей в воспитании детей. – И в скобках добавил: – Рыбаков, Эпштейн и др.».

Ввели Рыбакова. Он был высокого роста, с худым, покрытым юношескими угрями лицом. Парень поздоровался и подошел к столу.

– Садись, Костя, хочу с тобой побеседовать. Скажи, ты о всех своих преступлениях рассказал?

Рыбаков смущенно помолчал, а затем уклончиво ответил:

– Я, гражданин начальник, о всех кражах, о которых следователь спрашивал, рассказал.

– Нет, ты давай не юли. Я тебя спрашиваю: ты все рассказал или что-то утаиваешь?

Лицо парня слегка покраснело, он отвел глаза в сторону и неуверенно ответил:

– Да, о всех.

– Ты на свою память не жалуешься? – с улыбкой спросил Славин.

– Нет.

– Как же ты забыл сказать, что вы обворовали квартиры по улицам Якуба Коласа и Деревообделочной? Или хотя бы о том, что часть похищенного хранилась у тебя дома?

Парень потупил глаза и судорожно мял шапку.

– Ну, что молчишь?

– А что тут говорить, – отрешенно пробормотал парень, – вы же и так все знаете.

– Ты еще не понял, что правдивость прежде всего тебе лично нужна?

Рыбаков еще ниже опустил голову и так же тихо ответил:

– Я теперь все время думаю об этом, и если бы вы меня не вызвали, я все равно написал бы повинную. Да, мы действительно совершили еще две кражи, я могу показать, где эти квартиры находятся.

– Где похищенное?

– Дома.

– Мать знала о том, что эти предметы ворованные?

– Не знаю... догадывалась, наверное...

Славин хорошо видел, как трудно сейчас давать парню показания против родной матери, и с горечью подумал, что в жизни таких семей наступает момент переоценки ценностей, когда младший дает оценку действиям старшего. Он опять повторил вопрос:

– Мать догадывалась или знала, что ты воруешь?

– Знала... она говорила, что если попадусь, чтобы пенял на себя.

Славин приказал двум милиционерам передать Рыбакова следователю для допроса, а сам еще раз внимательно прочитал протокол допроса матери Рыбакова. Он весь пестрил словами «не знаю», «не видела», «даже не предполагала». Майор позвонил начальнику следственного отделения и спросил:

– Как забрались воры в квартиру Рыбаковой?

– Подобрали ключ.

– Сколько замков в дверях?

– Два. Но, по заявлению Рыбаковой, в этот день дверь была закрыта на один нижний замок.

– Изъяли его?

– Так точно. Приблизительно через час-полтора эксперты дадут заключение: открывался он посторонним ключом или предметом.

– Проследите, чтобы следователь подробнее выяснил у Эпштейна и Рыбакова, что они отдавали этой женщине, и сравните со списком похищенных у нее вещей. После того как будет получен ответ эксперта, покажите мне все материалы. Пусть следователь узнает у ребят, кто из их знакомых мог залезть в квартиру Рыбаковой, и выяснит у Кости, на сколько замков обычно закрывалась их квартира.

– Я понял, Владимир Михайлович, и, как только выясню все, сразу же доложу.

После этого Славин связался с дежурным и спросил, где сейчас находится Дроздович. Дежурный ответил, что тот наблюдает за домом Алматова.

В конце дня Славин встретился с Рыбаковой. Это была женщина мощного телосложения. Выше среднего роста, с высокой и пышной прической светлых волос. Тяжело и уверенно ступая, она подошла к столу, села на стул напротив Славина. Рыбакова старалась вести себя естественно и непринужденно, но майор уловил в ее движениях, первых же словах огромное напряжение. Ее глаза смотрели вопросительно и тревожно. Славин не стал тянуть время и сразу же перешел к главному.

– Смотрите, – майор положил перед ней два исписанных листа бумаги, – вот это список похищенных, как вы заявили, в вашей квартире вещей и предметов, а это – список вещей и предметов, которые украли из квартир Эпштейн и ваш сын и передали их вам. Списки, как видите, идентичны, или, проще говоря, вещи и предметы, принесенные в вашу квартиру ребятами и «похищенные» у вас – одни и те же.

– Вы что, хотите сказать, что...

Славин перебил ее:

– Я хочу, чтобы вы сначала выслушали то, что я хочу сказать. Тогда, уверяю вас, вам не надо будет строить догадки.

Его спокойный, но не терпящий возражений тон заставил женщину прерваться на полуслове. Славин достал из папки следующий лист бумаги.

– А вот заключение технической экспертизы, в котором делается категоричный и однозначный вывод: никаким посторонним ключом или предметом замок, изъятый следователем из дверей вашей квартиры, не открывался. А вот... – Славин снова достал из папки новый документ, – протокол допроса Эпштейна, который рассказывает, когда и при каких обстоятельствах часть похищенного передавалась вам. И, наконец... – майор опять раскрыл папку, а сам внимательно посмотрел на собеседницу. Она со страхом смотрела на папку.

– Что, надоела вам эта папка? – слегка улыбнулся Славин. – Наконец, показания вашего сына. Он полностью подтверждает слова Эпштейна и считает, что никакой кражи из вашей квартиры не было. Я тоже согласен с ним и прежде, чем решить вопрос о возбуждении уголовного дела по факту кражи, со всеми вытекающими для вас последствиями, в случае ложных показаний, я решил откровенно поговорить с вами. Теперь я сказал все, что хотел сказать, и слушаю вас.